Пролог. Лэйли
Одним прекрасным солнечным утром Лэйли взглянула в зеркало и увидела в нем свою матушку. От ее леденящего душу вопля Дила, ее горничная, больно дернула гребень, с корнем выдрав хозяйке несколько длинных золотистых волосков.
Лэйли медленно подняла руку к пострадавшей голове, и отражение тоже подняло руку.
Удивительно, как она не замечала раньше, насколько похожа на мать. Наверное, все из-за прически: через неделю должна была состояться торжественная встреча невесты из Тали, и Сенниления решил, что лучше встречать ее с позиции старшей, а не принцессы-на-выданье. А куда принцесса, туда и фрейлины. И вот, Лэйли в ее шестнадцать попросила Дилу сообразить на голове «что-нибудь взрослое», просто примерить, как будет смотреться. А юная Дила, совсем недавно присланная в услужение Лэйли из ее родного Ширга, не так много знала «взрослых» причесок, так что начала укладывать косу в пучок на затылке, как носила леди Василь.
— Простите, леди Лэйлиина, — Дила теперь держала гребень чуть на отлете, как ядовитую змею, и готова была расплакаться, — я сделала вам больно?
Лэйли обернулась, чтобы видеть Дилу, но не видеть своего отражения.
У девочки были такие испуганные глаза… И нижняя губа дрожала, вот-вот разревется. Лэйли могла ее понять. В конце концов, Лэйли бросили в этом дворце в том же возрасте, что и Дилу.
Высокая для своих тринадцати, худая и нескладная, темно-русая и сероглазая девочка с Севера чересчур выделялась среди кареглазых и загоревших под теплым ганайским солнцем дворцовых слуг. Лэйли слишком хорошо помнила собственное ощущение… чужеродности, поэтому Дилу старалась не ругать.
Пожалуй, даже слишком ее приблизила. Другим служанкам Лэйли не позволяла заходить в свою спальню.
— Все в порядке, — мягко сказала Лэйли, — я тебя напугала?
От движения из узла волос, накрученного Дилой, посыпались шпильки, звонко раскатились по полу, и Лэйли лопатками ощутила через тонкую ткань сорочки, как скользит по спине освобожденная коса.
— Вы только не вставайте, а то наколетесь! — воскликнула Дила и бросилась было собирать шпильки, но Лэйли ее остановила:
— Не стоит. Я бы хотела побыть одна.
Дила упрямо мотнула головой, и шпильки, повинуясь ее желанию, взлетели с пола и сами сложились в стоящую на туалетном столике коробочку. С вежливым книксеном она вышла прочь из комнаты.
Лэйли улыбнулась ей вслед.
Она подождала, пока Дила захлопнет каждую дверь в бесконечной анфиладе комнат, выделенных любимой фрейлине принцессы Сеннилении на проживание, и встала с кресла.
Здесь было так пусто и тихо. Большая заправленная кровать, Лэйли настояла, чтобы не было балдахина — слишком пыльно; голые стены, заваленный всякой всячиной туалетный столик, несколько сундуков, привезенных из Ширга, с вещами, которые Лэйли предпочитала держать под рукой.
Гора книг на подоконнике и на письменном столе у окна.
Стоило избавляться от одного пылесборника, чтобы заводить другие, сказала бы матушка.
Лэйли обернулась и долго-долго смотрела на свое отражение. Единожды пойманное сходство никак не шло из головы.
Глаза у Лэйли отцовские, серые, самые обычные глаза северянки, редкого голубого цвета она у матери не унаследовала. Зато кожа легко загорает — как у матери, и веснушки ее, и форма лица, и широкие плечи.
Бесшумно ступая по прохладному полу, Лэйли подошла к письменному столу, раскрыла шкатулку для писем из дома, и достала последнее.
Вновь перечитала, как перечитывала его вчера и позавчера.
Она надеялась, что слезы придут. Три года уже не получалось нормально поплакать. И в этот раз тоже не получилось, обида попусту жгла сухие глаза.
Новая беременность матушки, конечно же, не значила, что Лэйли не любят. Просто через полгода Лэйли станет заменима.
Лесу будет, кому служить, и без Лэйли — вот так.
Лэйли не могла не презирать себя за такие мысли по отношению к своему будущему брату или сестре, но они все равно лезли в голову. За эти три года во дворце было сложно не начать воспринимать людей как фигуры, имеющие ту или иную ценность. Когда Лэйли ловила себя на таком, то всегда долго себя ругала.
Это же неправильно.
Люди — это люди, а не фигуры, и они ценны сами по себе.
Но не так-то просто об этом помнить, когда видишь, как на глазах тает твоя собственная значимость и ценность. Чего стоит заложница, которую есть, кем заменить? Лэйли не будет больше единственным ребенком, похожим на леди Василь и лорда Кайсора, единственной наследницей Леса, Сердцем Севера — не бывает же двух сердец одновременно.
Лэйли не хотела больше цепляться за эту похожесть.
Лэйли бросила письмо на стол, подошла к кровати и достала кинжал, который по подцепленной у Сеннилении привычке держала под подушкой.
Он был не очень-то хорошо наточен, этот кинжал. Сложно спать с очень хорошо наточенными железяками в одной постели.
Так что через час, когда Дила зашла спросить, что госпожа желает на завтрак и желает ли завтрак вообще, она так и застала хозяйку за меланхоличным перепиливанием косы.
И по дворцу разнесся уже второй за утро леденящий душу женский вопль.
Глава 1. Кэллири
— Пап, пожалуйста, я без этого атласа просто погибну. По-гиб-ну!
— Погибают без еды, а не без атласа. Прости, Кэл, но наших доходов не хватит, чтобы скупить вообще все модные тряпки на свете.
— Но Намалла Бестания Маса Кин-Тан! — Кэлли взмахнула руками, стремянка, которую она придерживала, покачнулась, и грозный замначальника Дворцового отдела Горнявки, оберст следственной службы Миканис Вассарин произнес пару слов, которых Кэлли знать не полагалось.
Кэлли опомнилась и снова ухватилась за стремянку.
— Это какое-то проклятие из арсенала твоей матери? — буркнул отец, — За что ты так своего старого отца приложила? За бедность?
Кэлли терпеливо вздохнула.
— Это имя принцессы из Тали, — сказала она, — она должна прибыть со дня на день. И ты отлично это знаешь, пап!
Как и то, что Оберан Айкили прекратила обучение Кэлли после того, как та наотрез отказалась ехать в Ширг.
Наверное, не стоило тогда сбегать к отцу. Но тогда Кэлли еще не понимала таких тонкостей. Ей казалось, что озвученное матерью «но в столице за тобой будет некому присматривать» — настоящая причина, и если отец присматривать согласится, то все будет нормально.
Впрочем, это старая дурость, которую уже никак не исправить, так что нет смысла ее пережевывать.
— И?
Отец наконец достал с верхней полки запыленную папку с делом и спустился вниз. Он бросил тоскливый взгляд на рабочий стол, заваленный точно такими же папками. Кэлли отлично знала, как ему хочется наконец с ними уединиться. Именно поэтому она выбрала это время и это место. Домашний кабинет отца — есть шанс, что посреди разговора не вломится сослуживец. Вечер после работы — отец вроде как обещал ей побольше отдыхать, и ему неловко будет отослать ее, потому что ему надо работать.
Ей нужен был этот шикирский атлас, позарез нужен. Такого глубокого цвета морской волны сложно добиться, и Кэлли готова была поспорить на свои глаза, что партию раскупят к ночи, самое позднее — к утру.
— Папа, мы с Лэйли договорились, что наши наряды будут сочетаться, и она наденет…
— Кэл. — перебил отец, — Избавь меня от деталей, умоляю.
— Я не стала бы просить, если бы это не было важно. Я все-таки младшая фрейлина принцессы Сеннилении! — Кэлли очень старалась, чтобы ее голос не дрогнул, но он дрогнул.
Она была в отчаянии.
— Я бы гордился, если бы это нам хоть как-то оплачивалось. — устало вздохнул отец, грохнул папку на стол и окинул Кэлли внимательным взглядом.
Рука его взметнулась погладить роскошные рыжеватые усы, и в Кэлли воскресла надежда.
— Ну пап!
— Нет, серьезно, среди всех этих почетных женских должностей, на которые ты так рвешься, есть ли хоть одна, где можно заработать? Если бы мне сказали, что отберут жалование, когда жаловали дворянство, я бы выбрал жалование. Когда твоя мать оставляла меня без штанов, тебе стоило спросить ее, не подкинет ли она тебе на платья. Ты взрослая девочка, Кэл, достаточно взрослая, чтобы сопоставить расход с приходом и понять, что твой гардероб жрет большую часть нашего бюджета.
Отец не кричал. Он очень спокойно говорил. Почти… сочувствующе. И больше не гладил усы. Встал к окну, к Кэлли в полоборота. Почти на нее не смотрел.
— Если тебе так хотелось быть наследницей древнего рода, Кэл… — тихо сказал отец, — светской львицей, законодательницей мод, первой по драгоценностям… Зачем ты пришла ко мне три года назад? Тебе следовало, как твоя мать, вернуться в род Айкили. Так было бы лучше для тебя.
— И проще для тебя, да? — сварливо ответила Кэлли, ничем не выдавая вспыхнувшую в ней обиду, — Холостяком быть кучеряво, и не надо Фесам через черный ход водить. Слушай, я и твоя дочь тоже. Так просто ты от меня не избавишься. Выбирай: либо ты даешь мне денег на атлас, и я отстаю от тебя на два месяца, либо прощаешься со столовым серебром.
— И кому же ты сбудешь столовое серебро из дома Мики из Горнявки? — хмыкнул папа, наконец-то становясь похожим на себя обычного.
— Да найду залетных, тоже мне, проблема. Столица же, сюда со всей Империи дураки стекаются, как в канализацию.
— Это правда настолько важно?
— Это встреча новой Императрицы. Бывает раз в жизни.
— Не драматизируй, — отец сел за стол и придвинул к себе заветную папку, зашарил по ящикам в поисках очков, — на моей памяти у одного только Юсира эта — вторая. И куда только твари заиграли мои…
Кэлли запустила руку во вчерашнюю стопку бумаг и подцепила очки за мостик. Дужкой было что-то заложено; Кэлли выудила из сумочки ленту и сунула в папку вместо закладки.
— Спасибо, — сказал отец, — так вот, императрицы. Ты же почти каждый день видишься с куколкой императрицы, откуда такой разорительный пиетет перед девчонкой из Тали?
— Не понимаю, о чем ты.
— А разве юную Кассион оставили во дворце не ради тайной помолвки? Я бы не удивился. Север регион неспокойный, не настолько, как Тали, конечно…
Кэлли пожала плечами.
— Разве?
— Скажешь, нет?
— Я не знаю.
Отец усмехнулся.
— Спящий, до чего я только дожил. Знаю дворцовые сплетни лучше своей шестнадцатилетней дочери.
— И правда. — Кэлли подошла к его креслу сбоку, заглянула через плечо в бумаги, — откуда? Опять трубочисты посыпались, что ли?
— Прачки. Не очень характерное для Парка время, снег еще не сошел, ундины должны спать, — ответил отец и отмахнулся, — а ну брысь от секретных документов!
— Ой-ёй, попросишь ты мне их зачаровать от шаловливых ручек, — Кэлли увернулась от подзатыльника отца и показала издали язык, — мне спросить Никки?
Отец рассеянно погладил ус, помассировал лоб. А он начал лысеть, вдруг подумалось Кэлли. Раньше у него был симпатичный вдовий мыс, придворные дамы таяли, а теперь, пожалуй, можно сказать, и залысины. И любовниц реже меняет, да и постарели они у него лет на десять — от все чаще просит Кэлли поспрашивать юных дев, больше они на его выправку не ведутся. От Фесам толку нет, но она все равно задержалась. Встреть мама отца сейчас — у нее были бы все шансы остаться последней.
В усах седины нет — но кто знает, если Кэлли вздумается вдруг поинспектировать его шкафчик, не найдет ли она там хну и лосьон для роста волос?
Простудился недавно, служанки не знали, что делать. Раньше хозяин никогда не болел.
Папа стареет — такая… странная мысль. В детстве ей казалось, что папа вечен. Подумаешь, старше мамы на пятнадцать лет, ну так это и незаметно вовсе…
А теперь вот… заметно.
— Спроси Никки. — согласился наконец отец. — Скажи-ка, Кэл, я никогда тебя раньше не спрашивал, не хотел давить… Но я слышал, О… Твоя мать больше не дает тебе уроков?
— Теперь она учит Фанни, — вздохнула Кэлли, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Внезапно захотелось сбежать.
— И теща… твоя бабушка, — поправился отец, сморщившись так, как будто у него заболели все зубы разом, — я полагаю, изменила свои распоряжения касательно Книги?
Кэлли ковырнула туфелькой ковер, стараясь казаться расстроенной.
— Боюсь, что так.
— Ну слава спящему, у тебя есть время для нормального дела! — выдохнул отец.
Кэлли этот энтузиазм несколько напугал. Папа бы обиделся, но он в таком настроении становился похож на бабушку, когда та только начинала с Кэлли свои уроки.
— Что значит «нормального»? — подозрительно спросила она.
— Это то, за которое платят, — отрезал отец.
— Вообще-то, я надеялась, что теперь, когда я больше не наследую родовую Книгу, у меня будет возможность следовать своим мечтам?
— Разве что ты можешь наколдовать себе этот свой синий атлас…
— Цвета морской волны.
— Цвета морской пены.
— Волны.
— Волны. И зарплату для своих слуг, когда твой старый отец тебя оставит.
— И когда планируется это знаменательное событие? Я успею сшить платье?
— Кэл! — рассмеялся отец, и Кэлли не удержалась, рассмеялась вместе с ним, но осеклась, потому что отец вдруг резко посерьезнел: — с моей работой это может случиться в любой момент, Кэл. И ты это знаешь, и я это знаю. Я не против того, чтобы ты следовала своим мечтам, но я не хочу, чтобы ты однажды оказалась одной из этих овдовевших аристократок, которые за копейки обучают детей в работных домах давно забытому шикирскому.
Кэлли хотела возразить, что у нее вообще-то и мать есть, но осеклась. Она могла понять, почему отец матери в этом вопросе не доверяет. Конечно, он перегибал палку, но это был действительно… жаркий развод.
После него у отца остался только старый особняк в столице, не тот, в котором Кэлли повела детство, а тот, который уже лет двадцать требовал ремонта, несколько человек прислуги да его работа.
Ну и Кэлли же лишили Книги за то, что она осталась с отцом. С его стороны логично предполагать худшее и пытаться ее обезопасить.
— Хорошо. — сказала Кэлли. — Я слушаю.
— Не хочешь немного поработать на Тайную Канцелярию?
—…что?
Кэлли ждала чего угодно, но не этого.
— Ты неплохо подсобила мне с тем подражателем, Кэл. Ты подсматриваешь в мои документы, хотя я никогда тебе не разрешал. Я бы взял тебя в Горнявку, но не хочу, чтобы на тебя косо смотрели из-за моей протекции. Когда я работал в группе по делу Валиба, я неплохо поладил с пареньком из Тайной. Благодаря своему статусу младшей фрейлины ты вхожа туда, куда меня и близко не пустят. Почему бы тебе не попробовать себя в качестве внештатного шпика? Появятся свои деньги, а в отчетах можешь рисовать все что тебе подскажет литературный дар. Там столько народу просто на бумаге числится, чтобы жалованье получать, так что никто особо ничего от тебя требовать не будет. Зато тебе откроются такие горизонты! Допуск к секретным материалам, возможность…
— Рассказывать тебе, чем занимается Тайная. Ты этого хочешь? — прямо спросила Кэл. — Сделать из своей дочери двойного шпика?
Отец встал из-за стола, подошел к Кэлли, положил тяжелые руки ей на плечи.
— Они окончательно обнаглели: закрывают дела, как только я встаю на след.
— Папа!
— Навьен Далаган должен был гнить на веревке, а сидит в теплой башне с видом на реку.
— У нас не было доказательств, папа.
— Мне нужен там свой человек.
— Кто-то, кого не воспримут всерьез? — Кэлли отступила, выворачиваясь из его рук.
— И это тоже.
— Лорд Гесешер одобрил?
— Да. И я обещаю тебе покупать любой атлас по первой просьбе.
