Харальду эта история не понравилась сразу. Как только он услышал её, прячась за дверями зала для пиров ярла Турле. И не потому, что скальд, вещавший о ней, пьяно заикался.
Ну зачем потомству Локки — среди которых был и Ёрмунгард — начинать этот Рагнарёк? Если известно, что они после него погибнут?
Зато Один и Тор кое-что выиграют от Рагнарёка. Пусть их ждет смерть — но четверо их сыновей, а в придачу воскресший Бальдр, унаследуют мир. Где не будет ни Локки, ни Ёрмунгарда…
Ни его, Харальда.
— Ярл! Ярл, где ты? — заорал откуда-то справа Кейлев.
Харальд ещё раз окунулся в мелкие волны и встал. Рявкнул:
— Здесь!
Кейлев подбежал — и даже не попятился, когда Харальд вышел на берег. Только спросил с беспокойством:
— Ярл, как ты? Может, привести девчонку?
— Я не бык в стойле, — рыкнул Харальд, хмурясь. — Мне никого приводить не надо, сам доберусь. Я хочу передохнуть, Кейлев. Убери всех с моего драккара. И пришли туда кого-нибудь с едой и питьем. Найди мне чистую одежду, переодеться. Своего сундука с тряпками я не захватил…
— Да, ярл, — с готовностью согласился Кейлев.
Харальд оглянулся.
Рассвет успел обернуться хмурым северным утром. Пологий склон, где он убил ярла Хрорика, уже залило светом. Землю в том месте покрывало кровавое месиво.
В небе над Йорингардом каркали вороны.
— Здесь где-то бегает Убби, — сказал Харальд, тяжело ворочая языком. — Он этой ночью встал под мою руку. А вместе с ним люди погибшего ярла Хрорика. Найди его. Пересчитайте вдвоем, сколько у нас воинов. Всех, кого можно, отправьте спать. Стены охранять частой цепью. К устью фьорда отправьте две лодки. Но пусть держатся вместе. На скалы дозор не посылать, не до того. Прикажи здешним рабам похоронить всех убитых. Из тех, кто ушел со мной, выжили только Бъёрн и Ларс. Скажи им, что они могут выбрать себе любой из драккаров, стоящих у берега. Только мой пусть оставят мне.
— Все сделаю, ярл. — Кейлев кивнул, глядя преданно и с восхищением.
Придется дать драккар и ему, хмуро подумал Харальд. За сообразительность.
Только где найти хирды для всех новых хёрсиров?
Харальд тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас ответов все равно не найти. Потом, все потом…
— Где мой драккар? — уронил он.
— Там, ярл. — Кейлев указал рукой на северный край крепости. — Стоит первым в ряду.
Напоследок Харальд распорядился:
— Скажи Убби, чтобы с Грюмира глаз не спускали. И не трогали. Я попозже сам с ним потолкую.
А затем Харальд зашагал к своему драккару.
Большая часть его людей уже выбралась на берег — и сейчас сбилась в плотную толпу, дожидаясь возвращения Кейлева. При виде ярла, шагавшего в их сторону, на многих лицах появилось облегчение.
Самые молодые даже заулыбались.
Радуются, потому что Кейлев идет рядом, мелькнуло у Харальда. Показывая всем и каждому — ярл в порядке. Вон Кейлев топает бок о бок с ним, и ничего, целехонек…
Харальд на ходу скосил глаза. Серебряные корни по-прежнему змеились на коже плеча. Но сияние их выцвело, заглушенное утренним светом.
Неплохо, решил он. Глядишь, девчонка не так сильно испугается.
Если тогда, в Хааленсваге, она не разглядела звериной морды на его лице — может, солнце било в глаза, или зверь показался только ему — то теперь все по-другому. Все видят, как светится его рожа. И Добава увидит…
Харальд взобрался на драккар по веревочному концу, плававшему в воде. Рявкнул на четырех парней, сидевших возле низкого, ему по плечо, закутка на корме:
— Все на берег! И чтобы никого на палубе не осталось!
Молодые викинги вскочили и убрались, пряча понимающие ухмылки. Они уже побывали в походах, и знали — после горячки боя завалить бабу на спину самое то. Враз отходишь, ото всего…
Харальд сунулся за занавески. Шагнул, пригнувшись в три погибели. Резко опустился на одно колено.
Потом он коснулся правой рукой палубы. И замер, глядя в тот угол, куда забилась Добава.
Наслушалась криков погибающих, пролетело у Харальда в уме. А теперь и на него насмотрится.
Девчонка сидела, закутавшись в меховое покрывало, взятое из Хааленсваге. Смотрела на него расширившимися глазами.
Здесь, в полутьме за занавесками, морда зверя на лице Харальда опять налилась светом.
Узнает или нет, устало подумал он. Примет или нет?
Когда в закуток вошло не пойми что — тело человечье, а вместо лица сияющая морда зверя, пускающая серебряные корни в плечи — Забава оцепенела.
И сердце заколотилось дико, бешено.
Где-то вдали разговаривали люди — перебрасывались незнакомыми, звенящими словами. Воронье каркало, вода плескалась…
А чудище, зашедшее за занавески, пригнулось. Опустилось на одно колено. Придавило ручищей скрипнувшую половицу.
Да так и застыло, склонившись перед ней.
Забава смотрела… и со страхом узнавала.
Косицы у чудища — как у Харальда. Пусть в волосы вплетены сияющие нити, но есть там и пепельные волоски. Пегие косицы-то! И плечи такие же широкие, как у Харальда. И лоб высокий, как у него.
Только глаза нынче горят чистым серебром. Прямо колют блеском. Впрочем, как и все лицо.
А ещё он ждал. Не кидался, не тащил никуда, не рвал на ней одежду — распоследнюю нераспоротую рубаху…
И вот по этому ожиданию Забава поняла окончательно — Харальд! Он, и никто иной.
Только что с ним сталось?
Околдовали небось, горестно решила Забава, выпутываясь из мехового покрывала.
Может, у местных такое колдовство с серебряным сиянием в ходу? И в обычае?
Она привстала, склонив голову — чтобы не зацепить макушкой скат крыши. Сделала два шажка и застыла перед Харальдом.
От её рубахи до его груди расстояния осталось — в пару ладоней, не больше.
Следом Забава коснулась одной из косиц чудища. Волосы на ощупь были мокрые, жесткие от морской соли. Совсем как косицы Харальда тогда, на лодке после купания.
И Забава, выдохнув:
— Харальд!
Обхватила его голову руками. Потянула к себе, запутавшись пальцами в пегих сверкающих волосах. Потом ухватилась за колючие, в щетине, щеки. Запрокинула ему голову, чтобы посмотреть в лицо.
Навстречу ей яростно и люто блеснули серебряные глаза, обведенные глазницами зверя.
Вот и ладно, с облегчением подумал Харальд, когда Добава шагнула к нему.
Он тут же дернул левой рукой завязки штанов — тело начало просить своего, едва завидел девчонку, забившуюся в угол.
А она, дуреха, ещё и голову его к себе прижала. И Харальд на миг ткнулся лбом ей в грудь, придавив края дрогнувших холмиков…
Последняя покаянная мысль — обещал ведь заласкать с головы до пят, а самому лишь бы ноги ей раздвинуть — исчезла.
Харальд подхватил подол мешковатой женской рубахи. Рванул вверх.
Девчонка, гладившая ему щеки, всполошилась с запозданием. Когда руки Харальда уже добрались до её бедер. Она дернулась, стоя меж его лап, как в капкане…
Следом Добава глянула возмущенно и обиженно. Словно он её обманул.
Да, обманул, молча повинился Харальд, заголяя тело Добавы по грудь. Только тебе об этом неведомо.
Он поймал ртом бусину соска, подрагивавшую у левой щеки. Обеими руками, не отпуская складок скомканной рубахи, надавил на её лопатки. И заставил прижаться к нему всем телом. Почти обнаженным, шелковистым на ощупь.
Горячо до мурашек. Наконец-то. И — втянувшийся под его грудью живот девчонки. Боится? Недовольна?
В любом случае, она знает, что сейчас будет. Но по щекам не лупит, как когда-то. И руки её лежат на его плечах, не соскальзывая. Пусть не ласкают. Пусть просто лежат, подрагивая…
Харальд шевельнулся. Колено, придавившее половицу, скользнуло вперед.
Так, почти ползком, он двинулся к дальнему углу. Не отпуская Добаву, целуя её, бережно заваливая под себя — и уходя от занавесок.
Когда Харальд-чужанин задрал на ней рубаху, Забаве вдруг стало горько.
Его околдовали, на лице такое светится — ночью увидишь, помрешь со страху…
А он думает, как бы похоть свою потешить!
Но ведь не исправишь, подумала она со вздохом. Взрослый мужик-то. Потом застыдилась, когда рот Харальда накрыл её грудь — и от этого по спине побежала теплая волна. Сразу захотелось прижаться к нему покрепче.
Даже прогнуться в поясе, под ласки его подставляясь.
Стыдоба какая, решила Забава, обмирая. И, вместо того, чтобы выгнуться, закаменела.
Тут, на корабле, и другие люди есть. А вся защита от их взглядов — только две занавески!
Но вырваться из рук Харальда сил у неё не было. Желанья тоже.
Кто знает, что ещё стрясется, думала Забава, прикусывая нижнюю губу — чтобы не охнуть, не застонать. Чтобы её не услышали за занавесками.
Сегодня Харальда околдовали, а что ждет его завтра? И будет она потом вспоминать, как в ласке ему отказала.
Однако тело Харальда, улегшегося сверху, почему-то показалось Забаве слишком холодным. И чересчур тяжелым.
В море искупался, вот и озяб, решила она.
Штаны Харальда, холодной влажной тряпкой скользнувшие по её бедрам, догадку подтверждали.
Но следом Забава засомневалась. Вдруг это от колдовства приключилось? Уж больно Харальд был холоден и тяжел. Как камень со дна.
От этой мысли она вскинулась, обхватив Харальда руками. Обвила ногами, уткнулась ему в плечо, покрытое серебряными нитями. Согреть бы, а то застудится…
Правда, Забава и сама мерзла. По спине от холодных половиц гуляла зябкая дрожь. Но ему-то тяжелей, чем ей. Он околдованный!
Она с долгим выдохом обняла его так крепко, как смогла.
…Харальд замер, удивленный тем, как отчаянно Добава его обхватила. Не только руками, но и ногами.
Однако тело требовало своего, и Харальд скользнул рукой по её пояснице. Потом по крепенькой ягодице. Уже оттуда добрался до поросли между бедер — за пару ночей успевших исхудать.
Плоть, прикрытая кудряшками, лепестками раскрылась под его пальцами. Он их нежность всей шкурой ощутил — розов цвет, слаще нет…
Затем Харальд нетерпеливо двинулся.
А войдя, не удержался от стона.
Теперь тепло, шедшее от Добавы, не просто грело. Оно завораживало. Струилось по его коже везде, где он её касался.
И тут. И там.
Странно, отрывисто мелькнуло у Харальда. Обычно это он бывал горячим — а она, наоборот, всегда зябла…
Он отступил и снова вонзился, притиснув Добаву к себе. Радуясь теплу её рук и ног. Чувствуя, как уже внутри него зарождается пронзительный жар. Хлещет горячей волной, докатываясь до пяток. До лба.
Тело Харальда-чужанина под руками Забавы наконец погорячело — и она обмякла.
Внутри у неё разлилась слабость. Руки-ноги, теперь оледеневшие, разжались с дрожью. Задубели с холоду?
Зато руки Харальда обхватили Забаву ещё крепче. Придавили бедра снизу. Горячие, жесткие…
Забава вздохнула, тая под его теплом, от которого нутро заплывало негой. А в следующее мгновенье уставилась на плечо Харальда, нависавшее сверху.
Серебряные нити, корнями тянувшиеся по коже, быстро гасли.
Она вскинулась и обеими руками обхватила голову Харальда.
Страшная морда с его лица уже исчезла. Только глаза блеснули все тем же колючим серебром, что давеча.
Но это ладно. Главное, чудищем он больше не казался!
Она потянулась к нему, забыв обо всем. Харальд в ответ стиснул так, что Забава задохнулась. Закачался над ней, торопливо скользнув губами по лбу.
От мужской плоти, входившей в неё все быстрей, по телу хлынул хмельной жар.
И Забава не выдержала. Сорвалась в стон. В животе зарождалась тугая, упругая дрожь. Пролилась эта дрожь, как дождь грозовой, заставив тряско собрать колени и прижать их к бедрам Харальда. Бугристым, горячим.
Под конец Забава опять застонала. Само вырвалось…
А после она кутенком лежала в его руках, пока он дважды не выдохнул сквозь стиснутые зубы — долго, с шипением. Следом перекатился, поднимая её с досок. Бережно, мягко поцеловал в полуоткрытые губы, лежа на боку и прижимая к себе.
Живой, счастливо подумала Забава. И колдовство с него сошло!
Выучиться бы говорить по-здешнему — да спросить у Харальда, отчего с ним напасть такая приключилась? Что за колдовство проступило зверем серебряным на его лице?
…Помогло, радостно подумал Харальд, успевший воровато глянуть себе на плечо.
На бок он перекатился так, чтобы Добава, стиснутая его руками, оказалась как раз напротив занавесок. И в лицо ей полился тусклый свет.
В синих глазах таял смятый темный силуэт — он сам, но без сияющей морды на лице.
Харальд отдышался, прижимая к себе озябшее тонкое тело, с задранным выше груди подолом. Потом одной рукой одернул на Добаве рубаху. Та затрепыхалась, натягивая подол пониже — и Харальд с усмешкой набросил на неё покрывало, валявшееся в углу.
За занавесками внезапно послышались шаги. С той стороны на палубу поставили корзину с едой и кувшин. Рядом опустили стопку одежды. Викинг, принесший все, тут же ушел.
Где-то рядом дожидался, подумал Харальд. И прислушивался к тому, что творилось в закутке. Чтобы не потревожить ярла, пока он со своей…
Харальд вдруг запнулся, так и не завершив мысль тем словом, которое следовало добавить — девкой. Глянул на Добаву, зачем-то нахмурившись.
Она уже села. Подтянула коленки к груди, прикрыв их покрывалом. И посмотрела на него так, словно хотела запомнить на всю жизнь.
С этим надо что-то делать, внезапно решил Харальд.
Он поднялся. Забрал снаружи корзину, кувшин с элем и одежду. Хитрый Кейлев прислал сразу две смены — на выбор.
Похоже, старик добрался до сундуков Ольвдана, подумал Харальд, перебирая расшитые тряпки. Отобрал себе штаны и рубаху попроще, остальное бросил на колени Добавы.
Одевшись, Харальд что-то пожевал, чувствуя, как засыпает с куском в руке. Даже не смотрел, ест ли девчонка — не до того было. Зевнул…
Добава глянула так же жалостливо, как в Хааленсваге. Следом кинулась расстилать покрывало. Рядом с ним, чтобы ему далеко не ползти.
И Харальд наконец улегся. Напоследок ещё сгреб Добаву. По-хозяйски уложил её рядом, затем укрыл себя и девчонку половинкой покрывала.
Засыпая, Харальд знал, что Гудрем может появиться в любой миг.
Но тревоги он теперь не испытывал. Вместе с людьми ярла Хрорика, вставшими под его руку, у него набралось где-то полтора хирда.
Конечно, против пяти драккаров им не выстоять. Но был ещё он сам. И крепостная стена.
Однако проснулся Харальд не от криков на берегу — а потому, что выспался.
Он открыл глаза, поморгал и с недоумением глянул на алый просвет меж занавесок. Снаружи горело закатное зарево, подрумянивая ясеневые половицы палубы. Под боком тихо сопела Добава…
Закат? Он проспал весь день?
Харальд выкрутился из покрывала, стараясь не разбудить девчонку. Потом выскользнул из закутка.
Палуба драккара был пуста. Только на носу примостился Кейлев, так и не снявший кольчуги. Старик дремал, сидя на палубе и привалившись спиной к планширю. Шлем у его колена ловил стальным куполом алые отблески заката.
Рядом, уложенная на половицы, поблескивала секира Харальда. Уже очищенная от засохшей крови. Даже наточенная, судя по блеску лезвия.
Харальд подошел и тронул старика за плечо. Кейлев вздрогнул, просыпаясь. Сонно уставился на ярла, потом неловко улыбнулся.
Ну зачем потомству Локки — среди которых был и Ёрмунгард — начинать этот Рагнарёк? Если известно, что они после него погибнут?
Зато Один и Тор кое-что выиграют от Рагнарёка. Пусть их ждет смерть — но четверо их сыновей, а в придачу воскресший Бальдр, унаследуют мир. Где не будет ни Локки, ни Ёрмунгарда…
Ни его, Харальда.
— Ярл! Ярл, где ты? — заорал откуда-то справа Кейлев.
Харальд ещё раз окунулся в мелкие волны и встал. Рявкнул:
— Здесь!
Кейлев подбежал — и даже не попятился, когда Харальд вышел на берег. Только спросил с беспокойством:
— Ярл, как ты? Может, привести девчонку?
— Я не бык в стойле, — рыкнул Харальд, хмурясь. — Мне никого приводить не надо, сам доберусь. Я хочу передохнуть, Кейлев. Убери всех с моего драккара. И пришли туда кого-нибудь с едой и питьем. Найди мне чистую одежду, переодеться. Своего сундука с тряпками я не захватил…
— Да, ярл, — с готовностью согласился Кейлев.
Харальд оглянулся.
Рассвет успел обернуться хмурым северным утром. Пологий склон, где он убил ярла Хрорика, уже залило светом. Землю в том месте покрывало кровавое месиво.
В небе над Йорингардом каркали вороны.
— Здесь где-то бегает Убби, — сказал Харальд, тяжело ворочая языком. — Он этой ночью встал под мою руку. А вместе с ним люди погибшего ярла Хрорика. Найди его. Пересчитайте вдвоем, сколько у нас воинов. Всех, кого можно, отправьте спать. Стены охранять частой цепью. К устью фьорда отправьте две лодки. Но пусть держатся вместе. На скалы дозор не посылать, не до того. Прикажи здешним рабам похоронить всех убитых. Из тех, кто ушел со мной, выжили только Бъёрн и Ларс. Скажи им, что они могут выбрать себе любой из драккаров, стоящих у берега. Только мой пусть оставят мне.
— Все сделаю, ярл. — Кейлев кивнул, глядя преданно и с восхищением.
Придется дать драккар и ему, хмуро подумал Харальд. За сообразительность.
Только где найти хирды для всех новых хёрсиров?
Харальд тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас ответов все равно не найти. Потом, все потом…
— Где мой драккар? — уронил он.
— Там, ярл. — Кейлев указал рукой на северный край крепости. — Стоит первым в ряду.
Напоследок Харальд распорядился:
— Скажи Убби, чтобы с Грюмира глаз не спускали. И не трогали. Я попозже сам с ним потолкую.
А затем Харальд зашагал к своему драккару.
Большая часть его людей уже выбралась на берег — и сейчас сбилась в плотную толпу, дожидаясь возвращения Кейлева. При виде ярла, шагавшего в их сторону, на многих лицах появилось облегчение.
Самые молодые даже заулыбались.
Радуются, потому что Кейлев идет рядом, мелькнуло у Харальда. Показывая всем и каждому — ярл в порядке. Вон Кейлев топает бок о бок с ним, и ничего, целехонек…
Харальд на ходу скосил глаза. Серебряные корни по-прежнему змеились на коже плеча. Но сияние их выцвело, заглушенное утренним светом.
Неплохо, решил он. Глядишь, девчонка не так сильно испугается.
Если тогда, в Хааленсваге, она не разглядела звериной морды на его лице — может, солнце било в глаза, или зверь показался только ему — то теперь все по-другому. Все видят, как светится его рожа. И Добава увидит…
Харальд взобрался на драккар по веревочному концу, плававшему в воде. Рявкнул на четырех парней, сидевших возле низкого, ему по плечо, закутка на корме:
— Все на берег! И чтобы никого на палубе не осталось!
Молодые викинги вскочили и убрались, пряча понимающие ухмылки. Они уже побывали в походах, и знали — после горячки боя завалить бабу на спину самое то. Враз отходишь, ото всего…
Харальд сунулся за занавески. Шагнул, пригнувшись в три погибели. Резко опустился на одно колено.
Потом он коснулся правой рукой палубы. И замер, глядя в тот угол, куда забилась Добава.
Наслушалась криков погибающих, пролетело у Харальда в уме. А теперь и на него насмотрится.
Девчонка сидела, закутавшись в меховое покрывало, взятое из Хааленсваге. Смотрела на него расширившимися глазами.
Здесь, в полутьме за занавесками, морда зверя на лице Харальда опять налилась светом.
Узнает или нет, устало подумал он. Примет или нет?
***
Когда в закуток вошло не пойми что — тело человечье, а вместо лица сияющая морда зверя, пускающая серебряные корни в плечи — Забава оцепенела.
И сердце заколотилось дико, бешено.
Где-то вдали разговаривали люди — перебрасывались незнакомыми, звенящими словами. Воронье каркало, вода плескалась…
А чудище, зашедшее за занавески, пригнулось. Опустилось на одно колено. Придавило ручищей скрипнувшую половицу.
Да так и застыло, склонившись перед ней.
Забава смотрела… и со страхом узнавала.
Косицы у чудища — как у Харальда. Пусть в волосы вплетены сияющие нити, но есть там и пепельные волоски. Пегие косицы-то! И плечи такие же широкие, как у Харальда. И лоб высокий, как у него.
Только глаза нынче горят чистым серебром. Прямо колют блеском. Впрочем, как и все лицо.
А ещё он ждал. Не кидался, не тащил никуда, не рвал на ней одежду — распоследнюю нераспоротую рубаху…
И вот по этому ожиданию Забава поняла окончательно — Харальд! Он, и никто иной.
Только что с ним сталось?
Околдовали небось, горестно решила Забава, выпутываясь из мехового покрывала.
Может, у местных такое колдовство с серебряным сиянием в ходу? И в обычае?
Она привстала, склонив голову — чтобы не зацепить макушкой скат крыши. Сделала два шажка и застыла перед Харальдом.
От её рубахи до его груди расстояния осталось — в пару ладоней, не больше.
Следом Забава коснулась одной из косиц чудища. Волосы на ощупь были мокрые, жесткие от морской соли. Совсем как косицы Харальда тогда, на лодке после купания.
И Забава, выдохнув:
— Харальд!
Обхватила его голову руками. Потянула к себе, запутавшись пальцами в пегих сверкающих волосах. Потом ухватилась за колючие, в щетине, щеки. Запрокинула ему голову, чтобы посмотреть в лицо.
Навстречу ей яростно и люто блеснули серебряные глаза, обведенные глазницами зверя.
***
Вот и ладно, с облегчением подумал Харальд, когда Добава шагнула к нему.
Он тут же дернул левой рукой завязки штанов — тело начало просить своего, едва завидел девчонку, забившуюся в угол.
А она, дуреха, ещё и голову его к себе прижала. И Харальд на миг ткнулся лбом ей в грудь, придавив края дрогнувших холмиков…
Последняя покаянная мысль — обещал ведь заласкать с головы до пят, а самому лишь бы ноги ей раздвинуть — исчезла.
Харальд подхватил подол мешковатой женской рубахи. Рванул вверх.
Девчонка, гладившая ему щеки, всполошилась с запозданием. Когда руки Харальда уже добрались до её бедер. Она дернулась, стоя меж его лап, как в капкане…
Следом Добава глянула возмущенно и обиженно. Словно он её обманул.
Да, обманул, молча повинился Харальд, заголяя тело Добавы по грудь. Только тебе об этом неведомо.
Он поймал ртом бусину соска, подрагивавшую у левой щеки. Обеими руками, не отпуская складок скомканной рубахи, надавил на её лопатки. И заставил прижаться к нему всем телом. Почти обнаженным, шелковистым на ощупь.
Горячо до мурашек. Наконец-то. И — втянувшийся под его грудью живот девчонки. Боится? Недовольна?
В любом случае, она знает, что сейчас будет. Но по щекам не лупит, как когда-то. И руки её лежат на его плечах, не соскальзывая. Пусть не ласкают. Пусть просто лежат, подрагивая…
Харальд шевельнулся. Колено, придавившее половицу, скользнуло вперед.
Так, почти ползком, он двинулся к дальнему углу. Не отпуская Добаву, целуя её, бережно заваливая под себя — и уходя от занавесок.
***
Когда Харальд-чужанин задрал на ней рубаху, Забаве вдруг стало горько.
Его околдовали, на лице такое светится — ночью увидишь, помрешь со страху…
А он думает, как бы похоть свою потешить!
Но ведь не исправишь, подумала она со вздохом. Взрослый мужик-то. Потом застыдилась, когда рот Харальда накрыл её грудь — и от этого по спине побежала теплая волна. Сразу захотелось прижаться к нему покрепче.
Даже прогнуться в поясе, под ласки его подставляясь.
Стыдоба какая, решила Забава, обмирая. И, вместо того, чтобы выгнуться, закаменела.
Тут, на корабле, и другие люди есть. А вся защита от их взглядов — только две занавески!
Но вырваться из рук Харальда сил у неё не было. Желанья тоже.
Кто знает, что ещё стрясется, думала Забава, прикусывая нижнюю губу — чтобы не охнуть, не застонать. Чтобы её не услышали за занавесками.
Сегодня Харальда околдовали, а что ждет его завтра? И будет она потом вспоминать, как в ласке ему отказала.
Однако тело Харальда, улегшегося сверху, почему-то показалось Забаве слишком холодным. И чересчур тяжелым.
В море искупался, вот и озяб, решила она.
Штаны Харальда, холодной влажной тряпкой скользнувшие по её бедрам, догадку подтверждали.
Но следом Забава засомневалась. Вдруг это от колдовства приключилось? Уж больно Харальд был холоден и тяжел. Как камень со дна.
От этой мысли она вскинулась, обхватив Харальда руками. Обвила ногами, уткнулась ему в плечо, покрытое серебряными нитями. Согреть бы, а то застудится…
Правда, Забава и сама мерзла. По спине от холодных половиц гуляла зябкая дрожь. Но ему-то тяжелей, чем ей. Он околдованный!
Она с долгим выдохом обняла его так крепко, как смогла.
…Харальд замер, удивленный тем, как отчаянно Добава его обхватила. Не только руками, но и ногами.
Однако тело требовало своего, и Харальд скользнул рукой по её пояснице. Потом по крепенькой ягодице. Уже оттуда добрался до поросли между бедер — за пару ночей успевших исхудать.
Плоть, прикрытая кудряшками, лепестками раскрылась под его пальцами. Он их нежность всей шкурой ощутил — розов цвет, слаще нет…
Затем Харальд нетерпеливо двинулся.
А войдя, не удержался от стона.
Теперь тепло, шедшее от Добавы, не просто грело. Оно завораживало. Струилось по его коже везде, где он её касался.
И тут. И там.
Странно, отрывисто мелькнуло у Харальда. Обычно это он бывал горячим — а она, наоборот, всегда зябла…
Он отступил и снова вонзился, притиснув Добаву к себе. Радуясь теплу её рук и ног. Чувствуя, как уже внутри него зарождается пронзительный жар. Хлещет горячей волной, докатываясь до пяток. До лба.
***
Тело Харальда-чужанина под руками Забавы наконец погорячело — и она обмякла.
Внутри у неё разлилась слабость. Руки-ноги, теперь оледеневшие, разжались с дрожью. Задубели с холоду?
Зато руки Харальда обхватили Забаву ещё крепче. Придавили бедра снизу. Горячие, жесткие…
Забава вздохнула, тая под его теплом, от которого нутро заплывало негой. А в следующее мгновенье уставилась на плечо Харальда, нависавшее сверху.
Серебряные нити, корнями тянувшиеся по коже, быстро гасли.
Она вскинулась и обеими руками обхватила голову Харальда.
Страшная морда с его лица уже исчезла. Только глаза блеснули все тем же колючим серебром, что давеча.
Но это ладно. Главное, чудищем он больше не казался!
Она потянулась к нему, забыв обо всем. Харальд в ответ стиснул так, что Забава задохнулась. Закачался над ней, торопливо скользнув губами по лбу.
От мужской плоти, входившей в неё все быстрей, по телу хлынул хмельной жар.
И Забава не выдержала. Сорвалась в стон. В животе зарождалась тугая, упругая дрожь. Пролилась эта дрожь, как дождь грозовой, заставив тряско собрать колени и прижать их к бедрам Харальда. Бугристым, горячим.
Под конец Забава опять застонала. Само вырвалось…
А после она кутенком лежала в его руках, пока он дважды не выдохнул сквозь стиснутые зубы — долго, с шипением. Следом перекатился, поднимая её с досок. Бережно, мягко поцеловал в полуоткрытые губы, лежа на боку и прижимая к себе.
Живой, счастливо подумала Забава. И колдовство с него сошло!
Выучиться бы говорить по-здешнему — да спросить у Харальда, отчего с ним напасть такая приключилась? Что за колдовство проступило зверем серебряным на его лице?
…Помогло, радостно подумал Харальд, успевший воровато глянуть себе на плечо.
На бок он перекатился так, чтобы Добава, стиснутая его руками, оказалась как раз напротив занавесок. И в лицо ей полился тусклый свет.
В синих глазах таял смятый темный силуэт — он сам, но без сияющей морды на лице.
Харальд отдышался, прижимая к себе озябшее тонкое тело, с задранным выше груди подолом. Потом одной рукой одернул на Добаве рубаху. Та затрепыхалась, натягивая подол пониже — и Харальд с усмешкой набросил на неё покрывало, валявшееся в углу.
За занавесками внезапно послышались шаги. С той стороны на палубу поставили корзину с едой и кувшин. Рядом опустили стопку одежды. Викинг, принесший все, тут же ушел.
Где-то рядом дожидался, подумал Харальд. И прислушивался к тому, что творилось в закутке. Чтобы не потревожить ярла, пока он со своей…
Харальд вдруг запнулся, так и не завершив мысль тем словом, которое следовало добавить — девкой. Глянул на Добаву, зачем-то нахмурившись.
Она уже села. Подтянула коленки к груди, прикрыв их покрывалом. И посмотрела на него так, словно хотела запомнить на всю жизнь.
С этим надо что-то делать, внезапно решил Харальд.
Он поднялся. Забрал снаружи корзину, кувшин с элем и одежду. Хитрый Кейлев прислал сразу две смены — на выбор.
Похоже, старик добрался до сундуков Ольвдана, подумал Харальд, перебирая расшитые тряпки. Отобрал себе штаны и рубаху попроще, остальное бросил на колени Добавы.
Одевшись, Харальд что-то пожевал, чувствуя, как засыпает с куском в руке. Даже не смотрел, ест ли девчонка — не до того было. Зевнул…
Добава глянула так же жалостливо, как в Хааленсваге. Следом кинулась расстилать покрывало. Рядом с ним, чтобы ему далеко не ползти.
И Харальд наконец улегся. Напоследок ещё сгреб Добаву. По-хозяйски уложил её рядом, затем укрыл себя и девчонку половинкой покрывала.
***
Засыпая, Харальд знал, что Гудрем может появиться в любой миг.
Но тревоги он теперь не испытывал. Вместе с людьми ярла Хрорика, вставшими под его руку, у него набралось где-то полтора хирда.
Конечно, против пяти драккаров им не выстоять. Но был ещё он сам. И крепостная стена.
Однако проснулся Харальд не от криков на берегу — а потому, что выспался.
Он открыл глаза, поморгал и с недоумением глянул на алый просвет меж занавесок. Снаружи горело закатное зарево, подрумянивая ясеневые половицы палубы. Под боком тихо сопела Добава…
Закат? Он проспал весь день?
Харальд выкрутился из покрывала, стараясь не разбудить девчонку. Потом выскользнул из закутка.
Палуба драккара был пуста. Только на носу примостился Кейлев, так и не снявший кольчуги. Старик дремал, сидя на палубе и привалившись спиной к планширю. Шлем у его колена ловил стальным куполом алые отблески заката.
Рядом, уложенная на половицы, поблескивала секира Харальда. Уже очищенная от засохшей крови. Даже наточенная, судя по блеску лезвия.
Харальд подошел и тронул старика за плечо. Кейлев вздрогнул, просыпаясь. Сонно уставился на ярла, потом неловко улыбнулся.
