- Ты грязный, и от тебя смердит.
Вскинув голову, она зашла в дом с ощущением отлично выполненной миссии. Завтра стоит продолжить начатое, и тогда она будет отомщена за все это время. И наконец-то она увидит в его глазах не бешенство, а стремление угодить ей и смирение. Она повяжет этого дикого льва, и он будет кротким, как барашек. А потом можно будет подумать: под нож его или дать еще немного пожить. Ее сердце пело, улыбка приклеилась к лицу, а на душе было легко, как на качелях – когда подлетаешь вверх и, хоть на краткое мгновение, но чувствуешь себя властелином мира.
Ранним утром следующего дня Розалинда светилась ярче солнца, которое только-только поднималось на горизонте. Амабель подозрительно поглядывала на нее, Роберт молчал, видимо, обдумывая их день в Лондоне. Поскорее бы они уже уехали, чтобы она могла продолжить воспитание этого наглого конюха. Вспомнив его вчерашнее унижение, она зажмурилась от удовольствия, а ее рот расплылся в улыбке. Боже, месть так сладка… она любила это ощущение всевластия и могущества. Когда эти мелкие людишки корчатся и мучаются под гнетом ее слов. Это же просто пир души!
Проводив брата и невестку, Розалинда не спеша приготовилась выполнить свой план. Сегодня она намеревалась применить не физические, а духовные пытки, что ей казалось более действенным. Тем более, что ответить он ей никак не сможет в силу положения и обстоятельств. Она его поставит на место раз и навсегда.
Казалось, утро соответствовало ее настроению. Небо затянули мрачные тучи, а ветер раскачивал деревья, играя ветвями. Все указывало на то, что скоро пойдет дождь. Однако, несмотря на увещевания своей компаньонки, леди Клиффорд потребовала подать лошадь в комплекте с конюхом и верховой прогулкой. Никто ей не посмел возразить.
Розалинда величественно восседала на лошади, с удовольствием наблюдая за мрачным выражением лица Лэндона и ходящими желваками на его скулах. Сегодня она действовала другим способом, неспешным шагом объезжая имение и как можно громче отпуская язвительные замечания по любому поводу. Она видела, как из всей силы его руки сжимали поводья, еле сдерживаясь от ответных шагов. Розалинда чувствовала себя на седьмом небе, играя на его нервах, как на струнах.
Когда они достигли пристроек, небо прорвало и полил дождь. Волей неволей Розалинде пришлось спешиться и зайти в ближайший сарай. Лэндон, поставив лошадей под навес, хотел было найти убежище в другом месте, но был призван жестким приказом туда же, где находилась она сама.
Он зашел медленными шагами, всем своим видом показывая, как ему тяжело и гнетуще оставаться наедине с госпожой, которая не скрывала своих намерений, собираясь продолжать его мучения. Его терпение было на исходе, что читалось по его лицу и позе, однако Розалинда в порыве мести не замечала тревожных знаков, стремясь унизить конюха еще больше. Ее слова били его не хуже хлыста, оставляя на душе, как на коже, рваные кровавые раны.
- Боже мой… какая здесь вонь… - она сморщила нос. - Это сено…
Розалинда огляделась по сторонам, прежде чем остановить свой взгляд на Лэндоне, подпирающем стену в углу. Потом она долго и со вкусом распространялась, какой у него жалкий вид, как ее брату «посчастливилось» иметь такого слугу и насколько он плохой конюх.
Все это время Лэндон стоял и молчал, закипая от злости. Его мрачный и угрюмый вид подстегнул ее к еще более провоцирующим словам.
- Ты не добавляешь этому воздуху аромата. Надо было тебя выгнать в другой сарай.
- Вы можете это сделать и сейчас. Я с радостью уйду.
- Нет, нет… - она повернулась к нему и с издевкой улыбнулась. - Зачем же лишаться такого любезного и разговорчивого собеседника.
- Я вам не собеседник. Слуга и только, - последовал ответ.
- Вот именно! Так что, знай свое место!
- Я помню. А вот вы, похоже, забыли.
- Что?! - Розалинда с негодованием повернулась к нему. - Ты опять нарываешься на неприятности!
- Если неприятности в вашем случае означают залезть к вам под юбку, то я согласен.
Леди Клиффорд задохнулась от возмущения такому повороту, не найдя резких слов для достойного ответа этому наглецу.
- Думаю, вам нужна твердая мужская рука. И хорошая порка.
- Да как ты смеешь! - практически провизжала Розалинда на такую дерзость. Она мысленно уже видела этого хама с окровавленной спиной после десятка розг. - Я скажу все своему отцу! Он тебя высечет и посадит в тюрьму!
- Не посадит, - отрезал он и, оторвавшись от стены, направился к ней.
- Ч-что ты делаешь?! - внезапно испугалась она и стала отступать. - Не подходи ко мне! Прочь! Как ты смеешь!
- А если посмею? - проговорил Лэндон, продолжая двигаться.
- Ты об этом пожалеешь! Я все скажу брату и отцу и…
- Я уже это слышал. Только вот… думаю, ты будешь молчать… - его язвительная улыбка привела ее в еще больший ужас, и, внезапно, от осознания того, что он задумал, удушливая волна страха заставила ее сердце сжаться в тугой комок.
- Как… как ты можешь! - лепетала она, оглядываясь по сторонам в поисках пути для побега. - Ты не можешь… не можешь…
- Не могу? Чего? - продолжал издеваться он, загоняя ее дальше в угол.
Розалинда тяжело дышала, понимая в какую ловушку загнала саму себя, и стала говорить все подряд, лишь бы остановить приближающуюся катастрофу:
- Ты не смеешь… я не хочу… я буду кричать… ты слуга… ты мерзкий наглый конюх… мне противно приближаться к тебе…
Резкий толчок и звук рвущийся ткани оборвал ее слова, и в следующий момент она уже лежала на подстилке из соломы. Ее глаза на мгновение запечатлели деревянное перекрытие крыши, а потом она ощутила руки на своих оголенных ногах и стала изо всех сил отбиваться, издавая хриплые вымученные звуки.
Она чувствовала, как силы быстро убывают в неравной борьбе с сильным соперником. Ее руки били, не нанося особого вреда, но тем самым растрачивали последнюю энергию. В следующий момент она ощутила возню у себя под юбкой и треск ткани, облегающей ноги. Предприняв последнее усилие, она с криком рванулась вверх, но тяжелая рука накрыла ей рот, а бедра оказались прижатыми сильным телом.
Ее сердце зашлось от страха, неизбежности, неверия. Она чувствовала себя потерянной и одинокой, попавшей в сети своего же характера. Она боялась лишний раз вдохнуть, будто это могло ей как-то помочь выбраться из этих пут.
Все еще предпринимая попытки вырваться, она вздрогнула и простонала от пронзительных ощущений, когда пальцы ворвались в ее естество. Они там хозяйничали, выискивая, расширяя, углубляясь. Затем их заменило твердое и длинное, мужское, решительно заполонившее все пространство. Она вскрикнула от острой боли, и слезы хлынули из ее глаз, когда он начал двигаться внутри нее, добавляя мучений. Она невольно сжала ноги, пытаясь уменьшить боль, но он приподнял ее бедра, пробираясь еще глубже. Всхлипнув, она закрыла глаза, чтобы не видеть его напряженное лицо и почерневший от вожделения взгляд. Он тяжело дышал, наседая на нее все сильнее и стискивая ее ноги так, что они начали дрожать. Убрав руку, закрывающую ее рот, он пробрался ею под корсаж и стал сминать ее грудь, покручивая соски. Она невольно выгнула спину дугой от болезненной и в то же время чувственной остроты ощущений. Убыстряя движения, он судорожно прижал ее к себе еще сильнее, издавая хриплые стоны. Наконец, он дернулся и, вскрикнув, прижался лбом к ее оголенному плечу.
Розалинда лежала на полу, безучастно слушая звуки, которые издавал ее насильник, получающий удовлетворение от свершенного деяния. Ощущения вернулись к ней только тогда, когда она почувствовала, что ей поправили юбки и потянули за руки, приподнимая с пола. Встретившись глазами с Лэндоном, она поспешно вырвалась из его хватки и забилась, подбирая юбки, от него подальше в угол. Все ее тело дрожало, а губы кривились, грозя пропустить прорывающиеся рыдания. Случившееся ей казалось дурным сном, кошмаром. Это просто не могло произойти с ней, Розалиндой Клиффорд, благородной дамой! Она потеряла девственность с конюхом, мерзким слугой, который даже не нравился ей!
Его голос резко и грубо вернул ее к действительности:
- Вот теперь можешь пожаловаться хоть отцу, хоть брату, - конюх завязал штаны и поправил сюртук. - Только их вряд ли обрадует то, как ты лишилась невинности. Ты ведь теперь испорченный товар.
Эти слова, как хлыст, ударили по ее гордости и самолюбию. Слезы безудержным потоком хлынули из ее глаз. Она сжалась в комок и, уронив голову на колени, позволила себе сдаться под наплывом всего произошедшего. Жизнь ей казалась конченной, а судьба несчастной. Никогда, никогда еще она не была так разбита и унижена.
Амабель провела день, купаясь в заботе мужа и его влюбленных взглядах. Они никак не могли прекратить касаться друг друга, превратив это в лихорадочную необходимость. Или Роберт плотно прижимал локтем ее руку во время прогулки, или цеплялся за ее пальчики, если им приходилось идти друг за другом, или когда они просто сидели. Лондонские достопримечательности сменялись, памятники архитектуры восхищали, но все внимание они отдавали друг другу, то обмениваясь многообещающими улыбками, то пожирающими взглядами.
В конце концов, напряжение между ними чуть ли не стало искриться, и им срочно пришлось направиться в гостиницу, где они остановились, чтобы, в спешке сорвав одежду, соприкоснуться обнаженной кожей.
Да… Экстаз, наслаждение, свобода… Их мозг лениво улавливал проплывающие мысли, тела отдавались ощущениям, отказываясь возвращаться в реальность. Как же хорошо чувствовать ладонями тело любимого, понимая, что твои ласки доводят его до исступления. Губами дарить удовольствие, граничащее с болью, впитывать вкус и запах, вливать живительный эликсир в вены и артерии, окутывающие плоть своей тугой сетью.
До этого момента Амабель никогда полностью не понимала значение слова всевластие. Это ей представлялось чем-то вроде короля или королевы на троне, которые своей твердой рукой могли привнести или добро, или жестокость для своего окружения или страны. Но не примеряла это в отношении самой себя.
Однако сейчас, видя как Роберт выгибается и стонет под ее прикосновениями, она ощущала себя выше всех пределов и границ. Она была всесильна и могущественна. Ее тело было инструментом, а сила любви – движущей силой, которая преодолевала любое сопротивление или недопонимание. Это осознание возносило ее к небесам, заставляло шептать молитвы, обращаясь к Всевышнему с просьбой защитить и спасти ее любимого, даровать ему силы быть хозяином своей воли и судьбы.
Много позже, тесно прижавшись друг к другу в кровати, они шептались о том, как далеко они уже зашли, как им повезло найти друг друга и какая счастливая жизнь их ждет впереди. В пропитанном романтикой воздухе мелькали бабочки, расцветали лилии и ласковый теплый ветер развевал их волосы, убаюкивая своим безмятежным и сладким покоем. Любовь и нежность верховодили их мыслями, заслоняя все другое, отодвигая в сторону, заставляя забыть… хотя бы на время…
Возвращаясь вечером домой в экипаже, они радовались как дети и проплывающему пейзажу, и блеску реки в свете угасающих лучей солнца, и тому, что они скоро вернутся домой, где смогут продолжить начатое… Только последнее заставляло Амабель сдерживать дрожь в ногах и животе. Открыв для себя источник наслаждения, она поняла, что стала в некотором роде зависимой от него. И хотя им еще не все до конца удавалось, то, что было им доступно, дарило не меньше удовольствия.
- Нам, наверно, придется для приличия поужинать, - недовольно проговорил Роберт, бросив на нее чуть вопрошающий взгляд.
Амабель сдержала улыбку.
- О, да… придется. Не забывай о Розалинде…
- Хммм… - протянул ее муж и поджал губы. Разговоры о его сестре обычно всегда проходили в атмосфере максимальной сдержанности и усмиряемого гнева.
- Дай ей шанс, - она сама слабо в это верила, но ей хотелось убедить в этом его и себя. - В конце концов, она скоро выйдет замуж и…
- Замуж?! - воскликнул Роберт и нахмурил брови. - Ты что-то знаешь?
- Нет! Боже упаси! - открестилась Амабель и уже пожалела, что сказала об этом. - Просто, это же естественно. Она красива и богата… Наверно, вам уже были предложения…
Она замолчала и мысленно отругала себя.
- Были… - неохотно признался Роберт. Она посмотрела на него, но он глядел в окно, изучая проплывающие силуэты. - Но ты же знаешь ее характер. Этот дурак, а этот урод... и так далее… А отец… - он вздохнул. - Отец потворствует ей во всем: для его принцессы все самое лучшее.
Амабель кивнула головой, хотя понимала, что он ее не видит. Она невольно припомнила обстоятельства своего замужества, и как она согласилась с решением своего отца, поверив его восторженной рекомендации. Подняв взгляд, она встретилась с глазами мужа, в которых увидела тень тех же мыслей. Взаимопонимание прочно угнездилось между ними, заставив сердца биться в унисон, окутав ощущением счастья.
- Это был подарок судьбы, - прошептал Роберт.
Она улыбнулась и взяла его руку в свою.
- И это был ты.
- Я говорил о тебе, - он поднял ее руку к губам и поцеловал.
Когда они подъехали к дому, он был залит огнями, а слуги высыпали во двор, встречая хозяев как должно.
Амабель на время рассталась с мужем, пройдя в свою комнату в сопровождении Доротеи, чтобы сменить одежду и освежиться. Ей очень хотелось одеть что-нибудь яркое или светлое – ощущение счастья распирало ее изнутри, грозя прорваться наружу сплошным потоком света.
Отпустив Доротею после всех церемоний и поправляя прическу в зеркале, она с легким удивлением заметила, как дверь ее комнаты нерешительно скрипнула, пропуская внутрь Розалинду. Сказать, что Амабель была шокирована, значило ничего не сказать. Сестра мужа избегала любых дружеских контактов с ее стороны, редко заговаривала по своей воле и вот, сейчас, пришла к ней, видимо, с каким-то разговором или просьбой. То, что это вряд ли будет приятно, она даже не сомневалась.
Обреченно вздохнув, она решительно повернулась к ней, и тут слова застряли у нее в горле, потому что на нее смотрела совсем другая Розалинда. Не та, у которой язвительное слово всегда под рукой, не та, которая считала, что ей позволительно все на свете – напротив нее стояла тень Розалинды, с потухшими глазами и побледневшим лицом. Вся ее фигура напоминала сломавшуюся фарфоровую куклу, части которой удерживал только плотный корсаж. Казалось, коснись ее, и она упадет, чтобы никогда больше не подняться, разбившись на части.
Амабель, замерев на месте, впитывала изменения, понимая, что что-то произошло. Ей очень хотелось расспросить обо всем, но она ждала, когда заговорит сама Розалинда. Такой горделивый человек, как она, вряд ли потерпит жалости и кудахданья вокруг себя.
Наконец тень зашевелилась и, приоткрыв губы, прошептала:
- Мне нужна твоя помощь… пожалуйста…
Голос оборвался на высокой ноте, и Амабель с ужасом поняла, что Розалинда плачет. Ее плечи дрожали, руки закрывали лицо, а всхлипывающие звуки оборвали тишину комнаты. Неосознанно Амабель порывисто подошла к ней и обняла за плечи. Та мягко высвободилась, но не ушла. Подняв покрасневшие глаза и вытерев слезы, Розалинда сдавленно проговорила:
- Пожалуйста… Мне больше не к кому обратиться.
Вскинув голову, она зашла в дом с ощущением отлично выполненной миссии. Завтра стоит продолжить начатое, и тогда она будет отомщена за все это время. И наконец-то она увидит в его глазах не бешенство, а стремление угодить ей и смирение. Она повяжет этого дикого льва, и он будет кротким, как барашек. А потом можно будет подумать: под нож его или дать еще немного пожить. Ее сердце пело, улыбка приклеилась к лицу, а на душе было легко, как на качелях – когда подлетаешь вверх и, хоть на краткое мгновение, но чувствуешь себя властелином мира.
***
Ранним утром следующего дня Розалинда светилась ярче солнца, которое только-только поднималось на горизонте. Амабель подозрительно поглядывала на нее, Роберт молчал, видимо, обдумывая их день в Лондоне. Поскорее бы они уже уехали, чтобы она могла продолжить воспитание этого наглого конюха. Вспомнив его вчерашнее унижение, она зажмурилась от удовольствия, а ее рот расплылся в улыбке. Боже, месть так сладка… она любила это ощущение всевластия и могущества. Когда эти мелкие людишки корчатся и мучаются под гнетом ее слов. Это же просто пир души!
Проводив брата и невестку, Розалинда не спеша приготовилась выполнить свой план. Сегодня она намеревалась применить не физические, а духовные пытки, что ей казалось более действенным. Тем более, что ответить он ей никак не сможет в силу положения и обстоятельств. Она его поставит на место раз и навсегда.
Казалось, утро соответствовало ее настроению. Небо затянули мрачные тучи, а ветер раскачивал деревья, играя ветвями. Все указывало на то, что скоро пойдет дождь. Однако, несмотря на увещевания своей компаньонки, леди Клиффорд потребовала подать лошадь в комплекте с конюхом и верховой прогулкой. Никто ей не посмел возразить.
Розалинда величественно восседала на лошади, с удовольствием наблюдая за мрачным выражением лица Лэндона и ходящими желваками на его скулах. Сегодня она действовала другим способом, неспешным шагом объезжая имение и как можно громче отпуская язвительные замечания по любому поводу. Она видела, как из всей силы его руки сжимали поводья, еле сдерживаясь от ответных шагов. Розалинда чувствовала себя на седьмом небе, играя на его нервах, как на струнах.
Когда они достигли пристроек, небо прорвало и полил дождь. Волей неволей Розалинде пришлось спешиться и зайти в ближайший сарай. Лэндон, поставив лошадей под навес, хотел было найти убежище в другом месте, но был призван жестким приказом туда же, где находилась она сама.
Он зашел медленными шагами, всем своим видом показывая, как ему тяжело и гнетуще оставаться наедине с госпожой, которая не скрывала своих намерений, собираясь продолжать его мучения. Его терпение было на исходе, что читалось по его лицу и позе, однако Розалинда в порыве мести не замечала тревожных знаков, стремясь унизить конюха еще больше. Ее слова били его не хуже хлыста, оставляя на душе, как на коже, рваные кровавые раны.
- Боже мой… какая здесь вонь… - она сморщила нос. - Это сено…
Розалинда огляделась по сторонам, прежде чем остановить свой взгляд на Лэндоне, подпирающем стену в углу. Потом она долго и со вкусом распространялась, какой у него жалкий вид, как ее брату «посчастливилось» иметь такого слугу и насколько он плохой конюх.
Все это время Лэндон стоял и молчал, закипая от злости. Его мрачный и угрюмый вид подстегнул ее к еще более провоцирующим словам.
- Ты не добавляешь этому воздуху аромата. Надо было тебя выгнать в другой сарай.
- Вы можете это сделать и сейчас. Я с радостью уйду.
- Нет, нет… - она повернулась к нему и с издевкой улыбнулась. - Зачем же лишаться такого любезного и разговорчивого собеседника.
- Я вам не собеседник. Слуга и только, - последовал ответ.
- Вот именно! Так что, знай свое место!
- Я помню. А вот вы, похоже, забыли.
- Что?! - Розалинда с негодованием повернулась к нему. - Ты опять нарываешься на неприятности!
- Если неприятности в вашем случае означают залезть к вам под юбку, то я согласен.
Леди Клиффорд задохнулась от возмущения такому повороту, не найдя резких слов для достойного ответа этому наглецу.
- Думаю, вам нужна твердая мужская рука. И хорошая порка.
- Да как ты смеешь! - практически провизжала Розалинда на такую дерзость. Она мысленно уже видела этого хама с окровавленной спиной после десятка розг. - Я скажу все своему отцу! Он тебя высечет и посадит в тюрьму!
- Не посадит, - отрезал он и, оторвавшись от стены, направился к ней.
- Ч-что ты делаешь?! - внезапно испугалась она и стала отступать. - Не подходи ко мне! Прочь! Как ты смеешь!
- А если посмею? - проговорил Лэндон, продолжая двигаться.
- Ты об этом пожалеешь! Я все скажу брату и отцу и…
- Я уже это слышал. Только вот… думаю, ты будешь молчать… - его язвительная улыбка привела ее в еще больший ужас, и, внезапно, от осознания того, что он задумал, удушливая волна страха заставила ее сердце сжаться в тугой комок.
- Как… как ты можешь! - лепетала она, оглядываясь по сторонам в поисках пути для побега. - Ты не можешь… не можешь…
- Не могу? Чего? - продолжал издеваться он, загоняя ее дальше в угол.
Розалинда тяжело дышала, понимая в какую ловушку загнала саму себя, и стала говорить все подряд, лишь бы остановить приближающуюся катастрофу:
- Ты не смеешь… я не хочу… я буду кричать… ты слуга… ты мерзкий наглый конюх… мне противно приближаться к тебе…
Резкий толчок и звук рвущийся ткани оборвал ее слова, и в следующий момент она уже лежала на подстилке из соломы. Ее глаза на мгновение запечатлели деревянное перекрытие крыши, а потом она ощутила руки на своих оголенных ногах и стала изо всех сил отбиваться, издавая хриплые вымученные звуки.
Она чувствовала, как силы быстро убывают в неравной борьбе с сильным соперником. Ее руки били, не нанося особого вреда, но тем самым растрачивали последнюю энергию. В следующий момент она ощутила возню у себя под юбкой и треск ткани, облегающей ноги. Предприняв последнее усилие, она с криком рванулась вверх, но тяжелая рука накрыла ей рот, а бедра оказались прижатыми сильным телом.
Ее сердце зашлось от страха, неизбежности, неверия. Она чувствовала себя потерянной и одинокой, попавшей в сети своего же характера. Она боялась лишний раз вдохнуть, будто это могло ей как-то помочь выбраться из этих пут.
Все еще предпринимая попытки вырваться, она вздрогнула и простонала от пронзительных ощущений, когда пальцы ворвались в ее естество. Они там хозяйничали, выискивая, расширяя, углубляясь. Затем их заменило твердое и длинное, мужское, решительно заполонившее все пространство. Она вскрикнула от острой боли, и слезы хлынули из ее глаз, когда он начал двигаться внутри нее, добавляя мучений. Она невольно сжала ноги, пытаясь уменьшить боль, но он приподнял ее бедра, пробираясь еще глубже. Всхлипнув, она закрыла глаза, чтобы не видеть его напряженное лицо и почерневший от вожделения взгляд. Он тяжело дышал, наседая на нее все сильнее и стискивая ее ноги так, что они начали дрожать. Убрав руку, закрывающую ее рот, он пробрался ею под корсаж и стал сминать ее грудь, покручивая соски. Она невольно выгнула спину дугой от болезненной и в то же время чувственной остроты ощущений. Убыстряя движения, он судорожно прижал ее к себе еще сильнее, издавая хриплые стоны. Наконец, он дернулся и, вскрикнув, прижался лбом к ее оголенному плечу.
Розалинда лежала на полу, безучастно слушая звуки, которые издавал ее насильник, получающий удовлетворение от свершенного деяния. Ощущения вернулись к ней только тогда, когда она почувствовала, что ей поправили юбки и потянули за руки, приподнимая с пола. Встретившись глазами с Лэндоном, она поспешно вырвалась из его хватки и забилась, подбирая юбки, от него подальше в угол. Все ее тело дрожало, а губы кривились, грозя пропустить прорывающиеся рыдания. Случившееся ей казалось дурным сном, кошмаром. Это просто не могло произойти с ней, Розалиндой Клиффорд, благородной дамой! Она потеряла девственность с конюхом, мерзким слугой, который даже не нравился ей!
Его голос резко и грубо вернул ее к действительности:
- Вот теперь можешь пожаловаться хоть отцу, хоть брату, - конюх завязал штаны и поправил сюртук. - Только их вряд ли обрадует то, как ты лишилась невинности. Ты ведь теперь испорченный товар.
Эти слова, как хлыст, ударили по ее гордости и самолюбию. Слезы безудержным потоком хлынули из ее глаз. Она сжалась в комок и, уронив голову на колени, позволила себе сдаться под наплывом всего произошедшего. Жизнь ей казалась конченной, а судьба несчастной. Никогда, никогда еще она не была так разбита и унижена.
***
Амабель провела день, купаясь в заботе мужа и его влюбленных взглядах. Они никак не могли прекратить касаться друг друга, превратив это в лихорадочную необходимость. Или Роберт плотно прижимал локтем ее руку во время прогулки, или цеплялся за ее пальчики, если им приходилось идти друг за другом, или когда они просто сидели. Лондонские достопримечательности сменялись, памятники архитектуры восхищали, но все внимание они отдавали друг другу, то обмениваясь многообещающими улыбками, то пожирающими взглядами.
В конце концов, напряжение между ними чуть ли не стало искриться, и им срочно пришлось направиться в гостиницу, где они остановились, чтобы, в спешке сорвав одежду, соприкоснуться обнаженной кожей.
Да… Экстаз, наслаждение, свобода… Их мозг лениво улавливал проплывающие мысли, тела отдавались ощущениям, отказываясь возвращаться в реальность. Как же хорошо чувствовать ладонями тело любимого, понимая, что твои ласки доводят его до исступления. Губами дарить удовольствие, граничащее с болью, впитывать вкус и запах, вливать живительный эликсир в вены и артерии, окутывающие плоть своей тугой сетью.
До этого момента Амабель никогда полностью не понимала значение слова всевластие. Это ей представлялось чем-то вроде короля или королевы на троне, которые своей твердой рукой могли привнести или добро, или жестокость для своего окружения или страны. Но не примеряла это в отношении самой себя.
Однако сейчас, видя как Роберт выгибается и стонет под ее прикосновениями, она ощущала себя выше всех пределов и границ. Она была всесильна и могущественна. Ее тело было инструментом, а сила любви – движущей силой, которая преодолевала любое сопротивление или недопонимание. Это осознание возносило ее к небесам, заставляло шептать молитвы, обращаясь к Всевышнему с просьбой защитить и спасти ее любимого, даровать ему силы быть хозяином своей воли и судьбы.
Много позже, тесно прижавшись друг к другу в кровати, они шептались о том, как далеко они уже зашли, как им повезло найти друг друга и какая счастливая жизнь их ждет впереди. В пропитанном романтикой воздухе мелькали бабочки, расцветали лилии и ласковый теплый ветер развевал их волосы, убаюкивая своим безмятежным и сладким покоем. Любовь и нежность верховодили их мыслями, заслоняя все другое, отодвигая в сторону, заставляя забыть… хотя бы на время…
Возвращаясь вечером домой в экипаже, они радовались как дети и проплывающему пейзажу, и блеску реки в свете угасающих лучей солнца, и тому, что они скоро вернутся домой, где смогут продолжить начатое… Только последнее заставляло Амабель сдерживать дрожь в ногах и животе. Открыв для себя источник наслаждения, она поняла, что стала в некотором роде зависимой от него. И хотя им еще не все до конца удавалось, то, что было им доступно, дарило не меньше удовольствия.
- Нам, наверно, придется для приличия поужинать, - недовольно проговорил Роберт, бросив на нее чуть вопрошающий взгляд.
Амабель сдержала улыбку.
- О, да… придется. Не забывай о Розалинде…
- Хммм… - протянул ее муж и поджал губы. Разговоры о его сестре обычно всегда проходили в атмосфере максимальной сдержанности и усмиряемого гнева.
- Дай ей шанс, - она сама слабо в это верила, но ей хотелось убедить в этом его и себя. - В конце концов, она скоро выйдет замуж и…
- Замуж?! - воскликнул Роберт и нахмурил брови. - Ты что-то знаешь?
- Нет! Боже упаси! - открестилась Амабель и уже пожалела, что сказала об этом. - Просто, это же естественно. Она красива и богата… Наверно, вам уже были предложения…
Она замолчала и мысленно отругала себя.
- Были… - неохотно признался Роберт. Она посмотрела на него, но он глядел в окно, изучая проплывающие силуэты. - Но ты же знаешь ее характер. Этот дурак, а этот урод... и так далее… А отец… - он вздохнул. - Отец потворствует ей во всем: для его принцессы все самое лучшее.
Амабель кивнула головой, хотя понимала, что он ее не видит. Она невольно припомнила обстоятельства своего замужества, и как она согласилась с решением своего отца, поверив его восторженной рекомендации. Подняв взгляд, она встретилась с глазами мужа, в которых увидела тень тех же мыслей. Взаимопонимание прочно угнездилось между ними, заставив сердца биться в унисон, окутав ощущением счастья.
- Это был подарок судьбы, - прошептал Роберт.
Она улыбнулась и взяла его руку в свою.
- И это был ты.
- Я говорил о тебе, - он поднял ее руку к губам и поцеловал.
Когда они подъехали к дому, он был залит огнями, а слуги высыпали во двор, встречая хозяев как должно.
Амабель на время рассталась с мужем, пройдя в свою комнату в сопровождении Доротеи, чтобы сменить одежду и освежиться. Ей очень хотелось одеть что-нибудь яркое или светлое – ощущение счастья распирало ее изнутри, грозя прорваться наружу сплошным потоком света.
Отпустив Доротею после всех церемоний и поправляя прическу в зеркале, она с легким удивлением заметила, как дверь ее комнаты нерешительно скрипнула, пропуская внутрь Розалинду. Сказать, что Амабель была шокирована, значило ничего не сказать. Сестра мужа избегала любых дружеских контактов с ее стороны, редко заговаривала по своей воле и вот, сейчас, пришла к ней, видимо, с каким-то разговором или просьбой. То, что это вряд ли будет приятно, она даже не сомневалась.
Обреченно вздохнув, она решительно повернулась к ней, и тут слова застряли у нее в горле, потому что на нее смотрела совсем другая Розалинда. Не та, у которой язвительное слово всегда под рукой, не та, которая считала, что ей позволительно все на свете – напротив нее стояла тень Розалинды, с потухшими глазами и побледневшим лицом. Вся ее фигура напоминала сломавшуюся фарфоровую куклу, части которой удерживал только плотный корсаж. Казалось, коснись ее, и она упадет, чтобы никогда больше не подняться, разбившись на части.
Амабель, замерев на месте, впитывала изменения, понимая, что что-то произошло. Ей очень хотелось расспросить обо всем, но она ждала, когда заговорит сама Розалинда. Такой горделивый человек, как она, вряд ли потерпит жалости и кудахданья вокруг себя.
Наконец тень зашевелилась и, приоткрыв губы, прошептала:
- Мне нужна твоя помощь… пожалуйста…
Голос оборвался на высокой ноте, и Амабель с ужасом поняла, что Розалинда плачет. Ее плечи дрожали, руки закрывали лицо, а всхлипывающие звуки оборвали тишину комнаты. Неосознанно Амабель порывисто подошла к ней и обняла за плечи. Та мягко высвободилась, но не ушла. Подняв покрасневшие глаза и вытерев слезы, Розалинда сдавленно проговорила:
- Пожалуйста… Мне больше не к кому обратиться.
