— Прекратите! — крикнул кто-то идущий из академии.
Толпа загудела, зашевелилась.
Лира. Дариан. Каэль.
Их появление уже было неожиданностью, но тот, кто следовал за ними…
Наступила тишина. Все задержали дыхание.
Медленным уверенным шагом вперед выступил профессор Ардентис. Его хмурый взгляд скользнул по Дэну, по мне, затем задержался на Торне. В уголках его губ дрогнуло странное выражение — то ли насмешка, то ли разочарование.
Но даже он оказался не последним. Позади него, бесшумно ступая по снегу, словно паря над землей, двигался высокий человек в длинном темном плаще. Ткань колыхалась при каждом шаге, а на груди холодно поблескивала серебряная эмблема. Магическая печать власти. Символ, который подчинял себе всех без исключения.
Посланник Совета.
Торн замер. Улыбка сползла с его лица. Он привык контролировать ситуацию. Но сейчас… Сейчас все пошло не по плану.
— Академия всегда решала свои вопросы самостоятельно, — наконец произнес он, и хотя его голос звучал ровно, в нем сквозило напряжение.
Посланник чуть склонил голову, останавливаясь. Окинул Торна долгим оценивающим взглядом. В его глазах не отражалось ни капли эмоций — лишь безмолвный расчет.
— Возможно, — произнес он. — Но только если Академия действительно способна держать ситуацию под контролем.
Толпа вокруг замерла, но уже через минуту взволнованный шепот студентов заполнил пространство.
Торн не ответил.
У меня по спине пробежал холодок.
Теперь все зависело от Совета.
Торн больше не мог выкрутиться. Доказательства были слишком вескими, а его влияние в Академии развеялось, словно пепел, разнесенный ветром. Власть, которой он так гордился, потеряла силу, и впервые за все время я видела в его взгляде не насмешку, а едва уловимое напряжение.
По крайней мере, тогда мне так казалось.
Посланник Совета шагнул вперед, и длинный темный плащ мягко колыхнулся, следуя за движением. В его взгляде не было ни тени сочувствия, ни намека на сомнение — лишь холодная, безупречная строгость, будто он взирал не на человека, а на некую неприятную формальность, которую предстояло довести до конца.
— Эдрик Торн, ректор Академии Шаттенфрост. — Голос посланника Совета прозвучал четко и властно, разрезая напряженную тишину. В этот момент, казалось, даже воздух застыл в ожидании. — Совет признал вас виновным в злоупотреблении полномочиями, подрыве основ магического сообщества и нарушении фундаментальных законов Академии и магического мира. Ваши действия не останутся безнаказанными.
Он сделал паузу, позволяя словам осесть в сознании каждого присутствующего, затем добавил, уже тише, но не менее твердо:
— Мы давно за вами наблюдаем, Торн. Произошедшее лишь ускорило неизбежное.
Толпа загудела, словно оживая от его слов. В этом гуле смешались гнев, шепот догадок и сдержанное облегчение. Кто-то позади меня судорожно втянул воздух, а где-то сбоку раздался приглушенный возглас.
Ардентис выступил вперед, его темная мантия мягко колыхнулась при движении. Он скрестил руки за спиной, и в глубине его глаз я уловила усталость, но и решимость тоже.
— Я лично прослежу за этим делом, — его голос звучал спокойно, но в этом спокойствии скрывалась твердая уверенность. — Все виновные будут наказаны, в Академии снова воцарится закон.
Он на мгновение задержал взгляд на каждом из нас и, наконец, добавил:
— Вы меня знаете.
Посланник едва заметно кивнул стражникам, и те шагнули вперед, крепко беря Торна под руки. Он не сопротивлялся, не вырывался, лишь усмехнулся, словно происходящее его искренне забавляло. Даже сейчас, даже в этот момент, когда все рушилось, он оставался уверенным в себе, как будто это был всего лишь еще один ход в тщательно рассчитанной игре.
— Какой фарс, — протянул он с ленивой, чуть кривой усмешкой. — Вы действительно думаете, что это конец?
Его голос звучал насмешливо, но в глубине глаз мелькнула искра — слишком быстрая, чтобы я успела понять ее природу. То ли проблеск осознания, то ли… скрытый триумф? Холодком отозвалось в груди нехорошее предчувствие, но стоило мне моргнуть, и выражение его лица снова стало непроницаемым.
— Уведите его, — спокойно велел посланник, не удостоив Торна больше ни единым словом.
Стражники потянули Торна вперед, но, проходя мимо Дэна, он вдруг замедлил шаг, останавливаясь ровно настолько, чтобы дать своим словам дойти до адресата. Его губы скривились в медленной, выжидающей улыбке, в глазах вспыхнуло что-то ледяное, расчетливое.
— Рано или поздно с тобой случится то же, что и с твоим отцом, — негромко бросил он, будто доверяя сокровенную тайну. — А уж я-то точно знаю, что произошло в тот день.
Он наклонился чуть ближе, ровно настолько, чтобы Дэн мог уловить его дыхание. А я не знаю, с помощью какой магии, но, несмотря на расстояние, услышала его слова отчетливо, словно он прошептал их прямо мне на ухо.
— И знаешь, это случилось бы, даже если бы он не притащил девчонку домой, — продолжил он с издевкой. — Забавно, правда?
Дэн вздрогнул, как будто его ударили. Гнев вспыхнул мгновенно, горячо и обжигающе.
— Ах ты, скотина! — Рванулся он вперед, но тут же Дариан перехватил его, удерживая с силой за локоть и не позволяя броситься на Торна.
— Он свое получит, — тихо, но уверенно сказал он, не сводя взгляда с противника.
В голосе Дариана не было гнева, только твердое, холодное обещание.
Торн усмехнулся — медленно, лениво, словно все происходящее его лишь забавляло. Но в глубине этой усмешки таилось что-то холодное, острое, как лезвие. Я не успела отпрянуть, когда он оказался прямо передо мной. Торн склонил голову чуть набок, словно разглядывал что-то любопытное, и эта расслабленная, почти небрежная поза выглядела опаснее любых угроз.
— Ты же не веришь всерьез, что меня так просто обыграть, дитя? — Его голос стал мягким, почти ласковым, и от этого по спине пробежал неприятный холод.
Он подмигнул — слишком уверенно, слишком спокойно для человека, которого только что взяли под стражу. В этом жесте было не прощание — обещание. Я открыла рот, чтобы ответить, но не успела. Стражники резко дернули его за плечи, уводя прочь, и через мгновение его силуэт растворился в толпе. А у меня в груди прочно засел тяжелый, колючий, как еж, ком, сжавшийся так крепко, что стало трудно дышать.
Феликса тоже увели.
Я перевела взгляд на Лиру — она стояла неподалеку, сжав руки в кулаки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Бледная и печальная… Она смотрела ему вслед, пока силуэт растворялся среди толпы, и не двигалась, даже когда стало ясно — он больше не оглянется. По ее щеке медленно скатилась одинокая слеза.
Лира молчала, уставившись в пространство, но в какой-то момент глубоко вдохнула, словно приходя в себя.
— Что же, хорошая работа, — сказала она, выдавливая грустную улыбку.
— Согласен, — кивнул Каэль, отряхивая рукава. — Хотя я до сих пор не понимаю, как мы так легко отделались.
— Вот и я думаю, — пробормотала я, задумчиво потирая подбородок. — Не иначе какое-то чудо на наши головы…
Дариан хмыкнул, но ничего не сказал, а в воздухе повисло напряженное молчание, словно никто до конца не верил, что все действительно закончилось.
Я постоянно чувствовала на себе взгляд Дэна. Он словно собирался что-то сказать, но никак не решался. Когда наши глаза встретились, внутри что-то болезненно сжалось. На короткий миг мне показалось, что в его взгляде промелькнул Освальд… Но нет. Я тут же отогнала эту мысль.
Дэн и Освальд — разные люди. Пора уже это понять.
И если Освальд был светлым и щедро дарил мне радость, то Дэн приносил лишь боль.
И… Освальда больше нет.
Я резко сжала губы, не позволяя эмоциям взять верх, и повернулась к Лире.
— Пойдем? — тихо спросила я, осторожно беря ее под руку.
Она вскинула на меня глаза — в них все еще стояла влага, и кивнула.
Каэль шагнул следом, не произнеся ни слова.
Дэн остался позади, рядом с Дарианом.
Спустя три дня Академия вернулась к привычному ритму, словно недавние потрясения были всего лишь сном. Перед самым отъездом в столицу посланник вызвал меня на встречу. Он помнил моих родителей.
Его слова все еще звучали в моей голове:
— Я настоятельно рекомендую тебе остаться. У тебя есть шанс стать полноценной частью магического общества, как и хотел твой отец. Скоро экзамены. И если после каникул ты вернешься ко второму курсу, я исполню одно твое желание, каким бы трудным оно ни оказалось.
Я задумалась. Торн больше не угрожал мне, страх не сжимал грудь, и впервые за долгое время казалось, что у меня есть будущее.
— Заставлять тебя никто не станет, — добавил он.
Я смотрела на него, осознавая, что теперь решение зависит только от меня.
— Я останусь, — наконец сказала.
С этими словами внутри зародилось странное, но приятное чувство. Неуверенность уступила место ожиданию. Наверное, я все-таки чего-то стою.
Посланник улыбнулся и протянул мне теплую ладонь.
— Добро пожаловать в магический мир, Адалин Тенебрис. В мир, где твоя судьба теперь только в твоих руках.
Учебный год закончился неожиданно быстро. Казалось, еще вчера я приняла решение остаться в академии, а сегодня уже держала в руках пергамент с официальной печатью — подтверждение того, что я переведена на второй курс. Бумага приятно хрустела под пальцами, а чернила на ней еще казались свежими. Рядом стояла Лира, сжимая в руках такой же документ. Она улыбалась, но во взгляде читалось удивление: неужели все случившееся действительно привело нас к этому событию?
Академия словно восстала из пепла. Коридоры снова наполнились шумом и смехом, аудитории — спорными ответами на экзаменационные вопросы, а жилые комнаты — сборами и разговорами о планах на каникулы. Кто-то торопливо запихивал вещи в чемоданы и дорожные сумки, кто-то делился восторгом от предстоящего путешествия домой. Привычный хаос учебных будней сменился суматохой перед отъездом: чемоданы наполнялись книгами, письмами, спешно сложенной одеждой, а вместе с ними — воспоминаниями. Только обитатели комнаты номер тринадцать стояли у окон, ловя последние мгновения этого странного, тяжелого, но важного года.
Я тоже должна была уехать. Но куда? Этот вопрос я давно решила. Осталось только попрощаться. Не с кем-то. С чем-то.
С тем, что ворвалось в мою жизнь, перевернуло ее с ног на голову, оставив после себя след — болезненный, неизгладимый. С тем, что теперь уходило в прошлое, растворяясь в безмятежном шуме Академии, в беззаботном смехе студентов, в легком ветерке, шуршащем занавесками на окнах.
И с тем, что я боялась отпустить.
Замерзшее озеро встретило меня тишиной.
Оно выглядело точно так же, как много месяцев назад, когда я впервые пришла сюда в поисках ответов, в попытке обрести силы, понять, кто я такая, и напитаться энергией. Тогда ледяная гладь отражала небо, словно обещая, что ответы существуют, что нужно только заглянуть поглубже.
Теперь же лед казался еще толще, воздух — еще холоднее, а внутри меня тоже что-то застыло.
Боль.
Она не кричала, не рвалась наружу, а лишь тихо пульсировала под ребрами, окутывая сердце ледяной коркой, такой же прочной, как эта безмолвная гладь передо мной.
Я опустилась на колени у самой кромки воды и осторожно приложила ладонь ко льду. Холод сначала оттолкнул, безмолвный и непроницаемый, но я не убрала руку. Прошло несколько мгновений — и вдруг…
Что-то дрогнуло.
Энергия озера, древняя и безмолвная, словно узнала меня. Она скользнула под кожу, потекла внутрь, наполняя каждую клетку знакомым, почти родным ощущением.
Когда-то мне было страшно. Я сомневалась, боялась, не знала, примет ли меня этот мир, смогу ли я в нем выжить.
Теперь я знала ответ.
Я справилась.
Долго ли я сидела так, ощущая лед под пальцами, вдыхая колючий морозный воздух, слушая, как вдалеке потрескивают глыбы под порывами ветра?
Время здесь словно растянулось, потеряло форму, смешалось с холодом и тишиной.
Но в какой-то момент я услышала шаги.
Тихие, осторожные, едва различимые на заснеженном берегу.
Я не обернулась. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять.
Я знала, кто это.
— Ты всегда приходишь сюда, когда тебе нужно подумать, — тихо сказал Дэн.
Он сел рядом. Не слишком близко, но достаточно, чтобы я почувствовала его тепло, услышала, как он тяжело выдохнул, словно сбрасывая с плеч что-то невидимое, давящее. Некоторое время мы просто молчали, слушая, как ветер скользит по льду, тревожа его гладь.
— Я… — Он запнулся, сжал пальцы, словно пытаясь удержать ускользающие слова. Его губы дрогнули, но голос оставался ровным. — Я не знаю, как правильно сказать.
Я закрыла глаза, давая ему время.
— Тогда просто скажи как есть.
Он медленно выдохнул, словно собирался с духом.
— Прости.
Только одно слово. Простое. И одновременно слишком сложное.
Я не ответила, просто продолжала смотреть на лед перед собой.
— За все, — продолжил он после паузы, в которой застыла целая пропасть невысказанного. — За боль. За то, что говорил и делал. За то, чего не сказал и не сделал.
Ветер сдул прядь волос с моего лица, и я медленно убрала ее за ухо, не оборачиваясь.
— Мне не нужно твое прощение, Дэн, — спокойно сказала я, не чувствуя в своем голосе ни злости, ни облегчения, ни печали. Только пустоту.
— Я знаю, — его голос звучал глухо, почти потеряно. — Но мне нужно было это сказать.
Я посмотрела на озеро. Ледяная гладь была безмятежной, неподвижной, безразличной ко всему. Озеро казалось таким спокойным. Таким, какой хотела бы быть я.
— Дэн… — Я сделала вдох, набираясь сил, прежде чем произнести слова, которые давно вертелись у меня на языке. — Просто оставь меня в покое.
Я почувствовала, как он напрягся, но не дала себе возможности передумать.
— Значит, вот так, да? — Его голос стал тихим, но в нем слышалось что-то похожее на горечь.
— Теперь, когда все позади, — сказала я, — мы никто друг другу.
Дэн долго молчал. Я не смотрела на него, но знала, что он смотрит на меня.
— Прощай, Дэн, — добавила я.
Он встал, его движения были медленными, словно что-то взвешивал внутри себя.
Но не ответил.
Я слышала, как его шаги растворяются в тишине, как снег поскрипывает под его ногами, как холодный ветер уносит остатки его присутствия прочь. Когда он ушел, я осталась одна. Отражение на ледяной поверхности постепенно размывалось, словно исчезало вместе с прошлым, вместе с тем, что нас связывало.
Но мне больше не было холодно.
Я потеряла чувствительность.
Дэн
Уходя, я не мог избавиться от ощущения, что оставляю что-то важное. Глупо. Я ей совсем не нужен. Никогда не был.
Но внутри давило. Не отпускало. Не давало просто развернуться и уйти без оглядки.
Ледяной змей! Мне жаль! Жаль, что все так вышло. Жаль, что нельзя исправить. Жаль, что слишком поздно понял очевидное. Она ни в чем не виновата. Мне просто нужно было кого-то обвинять, на кого-то злиться. Вот и все.
Я о многом сожалел. О своих поступках. О словах, которые не сказал вовремя. О тех, что лучше бы вообще не говорил. О том, что разрушил единственную связь, которая, возможно, действительно имела значение.
Адалин…
Я ее полюбил. Вот это я вляпался. Нет смысла отрицать. Нет смысла скрывать.
Странная штука — судьба.
Та самая девчонка, которая когда-то ворвалась в мой дом и перевернула мою жизнь с ног на голову, которую я так долго ненавидел… теперь стала мне дороже всего.
Толпа загудела, зашевелилась.
Лира. Дариан. Каэль.
Их появление уже было неожиданностью, но тот, кто следовал за ними…
Наступила тишина. Все задержали дыхание.
Медленным уверенным шагом вперед выступил профессор Ардентис. Его хмурый взгляд скользнул по Дэну, по мне, затем задержался на Торне. В уголках его губ дрогнуло странное выражение — то ли насмешка, то ли разочарование.
Но даже он оказался не последним. Позади него, бесшумно ступая по снегу, словно паря над землей, двигался высокий человек в длинном темном плаще. Ткань колыхалась при каждом шаге, а на груди холодно поблескивала серебряная эмблема. Магическая печать власти. Символ, который подчинял себе всех без исключения.
Посланник Совета.
Торн замер. Улыбка сползла с его лица. Он привык контролировать ситуацию. Но сейчас… Сейчас все пошло не по плану.
— Академия всегда решала свои вопросы самостоятельно, — наконец произнес он, и хотя его голос звучал ровно, в нем сквозило напряжение.
Посланник чуть склонил голову, останавливаясь. Окинул Торна долгим оценивающим взглядом. В его глазах не отражалось ни капли эмоций — лишь безмолвный расчет.
— Возможно, — произнес он. — Но только если Академия действительно способна держать ситуацию под контролем.
Толпа вокруг замерла, но уже через минуту взволнованный шепот студентов заполнил пространство.
Торн не ответил.
У меня по спине пробежал холодок.
Теперь все зависело от Совета.
***
Торн больше не мог выкрутиться. Доказательства были слишком вескими, а его влияние в Академии развеялось, словно пепел, разнесенный ветром. Власть, которой он так гордился, потеряла силу, и впервые за все время я видела в его взгляде не насмешку, а едва уловимое напряжение.
По крайней мере, тогда мне так казалось.
Посланник Совета шагнул вперед, и длинный темный плащ мягко колыхнулся, следуя за движением. В его взгляде не было ни тени сочувствия, ни намека на сомнение — лишь холодная, безупречная строгость, будто он взирал не на человека, а на некую неприятную формальность, которую предстояло довести до конца.
— Эдрик Торн, ректор Академии Шаттенфрост. — Голос посланника Совета прозвучал четко и властно, разрезая напряженную тишину. В этот момент, казалось, даже воздух застыл в ожидании. — Совет признал вас виновным в злоупотреблении полномочиями, подрыве основ магического сообщества и нарушении фундаментальных законов Академии и магического мира. Ваши действия не останутся безнаказанными.
Он сделал паузу, позволяя словам осесть в сознании каждого присутствующего, затем добавил, уже тише, но не менее твердо:
— Мы давно за вами наблюдаем, Торн. Произошедшее лишь ускорило неизбежное.
Толпа загудела, словно оживая от его слов. В этом гуле смешались гнев, шепот догадок и сдержанное облегчение. Кто-то позади меня судорожно втянул воздух, а где-то сбоку раздался приглушенный возглас.
Ардентис выступил вперед, его темная мантия мягко колыхнулась при движении. Он скрестил руки за спиной, и в глубине его глаз я уловила усталость, но и решимость тоже.
— Я лично прослежу за этим делом, — его голос звучал спокойно, но в этом спокойствии скрывалась твердая уверенность. — Все виновные будут наказаны, в Академии снова воцарится закон.
Он на мгновение задержал взгляд на каждом из нас и, наконец, добавил:
— Вы меня знаете.
Посланник едва заметно кивнул стражникам, и те шагнули вперед, крепко беря Торна под руки. Он не сопротивлялся, не вырывался, лишь усмехнулся, словно происходящее его искренне забавляло. Даже сейчас, даже в этот момент, когда все рушилось, он оставался уверенным в себе, как будто это был всего лишь еще один ход в тщательно рассчитанной игре.
— Какой фарс, — протянул он с ленивой, чуть кривой усмешкой. — Вы действительно думаете, что это конец?
Его голос звучал насмешливо, но в глубине глаз мелькнула искра — слишком быстрая, чтобы я успела понять ее природу. То ли проблеск осознания, то ли… скрытый триумф? Холодком отозвалось в груди нехорошее предчувствие, но стоило мне моргнуть, и выражение его лица снова стало непроницаемым.
— Уведите его, — спокойно велел посланник, не удостоив Торна больше ни единым словом.
Стражники потянули Торна вперед, но, проходя мимо Дэна, он вдруг замедлил шаг, останавливаясь ровно настолько, чтобы дать своим словам дойти до адресата. Его губы скривились в медленной, выжидающей улыбке, в глазах вспыхнуло что-то ледяное, расчетливое.
— Рано или поздно с тобой случится то же, что и с твоим отцом, — негромко бросил он, будто доверяя сокровенную тайну. — А уж я-то точно знаю, что произошло в тот день.
Он наклонился чуть ближе, ровно настолько, чтобы Дэн мог уловить его дыхание. А я не знаю, с помощью какой магии, но, несмотря на расстояние, услышала его слова отчетливо, словно он прошептал их прямо мне на ухо.
— И знаешь, это случилось бы, даже если бы он не притащил девчонку домой, — продолжил он с издевкой. — Забавно, правда?
Дэн вздрогнул, как будто его ударили. Гнев вспыхнул мгновенно, горячо и обжигающе.
— Ах ты, скотина! — Рванулся он вперед, но тут же Дариан перехватил его, удерживая с силой за локоть и не позволяя броситься на Торна.
— Он свое получит, — тихо, но уверенно сказал он, не сводя взгляда с противника.
В голосе Дариана не было гнева, только твердое, холодное обещание.
Торн усмехнулся — медленно, лениво, словно все происходящее его лишь забавляло. Но в глубине этой усмешки таилось что-то холодное, острое, как лезвие. Я не успела отпрянуть, когда он оказался прямо передо мной. Торн склонил голову чуть набок, словно разглядывал что-то любопытное, и эта расслабленная, почти небрежная поза выглядела опаснее любых угроз.
— Ты же не веришь всерьез, что меня так просто обыграть, дитя? — Его голос стал мягким, почти ласковым, и от этого по спине пробежал неприятный холод.
Он подмигнул — слишком уверенно, слишком спокойно для человека, которого только что взяли под стражу. В этом жесте было не прощание — обещание. Я открыла рот, чтобы ответить, но не успела. Стражники резко дернули его за плечи, уводя прочь, и через мгновение его силуэт растворился в толпе. А у меня в груди прочно засел тяжелый, колючий, как еж, ком, сжавшийся так крепко, что стало трудно дышать.
Феликса тоже увели.
Я перевела взгляд на Лиру — она стояла неподалеку, сжав руки в кулаки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Бледная и печальная… Она смотрела ему вслед, пока силуэт растворялся среди толпы, и не двигалась, даже когда стало ясно — он больше не оглянется. По ее щеке медленно скатилась одинокая слеза.
Лира молчала, уставившись в пространство, но в какой-то момент глубоко вдохнула, словно приходя в себя.
— Что же, хорошая работа, — сказала она, выдавливая грустную улыбку.
— Согласен, — кивнул Каэль, отряхивая рукава. — Хотя я до сих пор не понимаю, как мы так легко отделались.
— Вот и я думаю, — пробормотала я, задумчиво потирая подбородок. — Не иначе какое-то чудо на наши головы…
Дариан хмыкнул, но ничего не сказал, а в воздухе повисло напряженное молчание, словно никто до конца не верил, что все действительно закончилось.
Я постоянно чувствовала на себе взгляд Дэна. Он словно собирался что-то сказать, но никак не решался. Когда наши глаза встретились, внутри что-то болезненно сжалось. На короткий миг мне показалось, что в его взгляде промелькнул Освальд… Но нет. Я тут же отогнала эту мысль.
Дэн и Освальд — разные люди. Пора уже это понять.
И если Освальд был светлым и щедро дарил мне радость, то Дэн приносил лишь боль.
И… Освальда больше нет.
Я резко сжала губы, не позволяя эмоциям взять верх, и повернулась к Лире.
— Пойдем? — тихо спросила я, осторожно беря ее под руку.
Она вскинула на меня глаза — в них все еще стояла влага, и кивнула.
Каэль шагнул следом, не произнеся ни слова.
Дэн остался позади, рядом с Дарианом.
***
Спустя три дня Академия вернулась к привычному ритму, словно недавние потрясения были всего лишь сном. Перед самым отъездом в столицу посланник вызвал меня на встречу. Он помнил моих родителей.
Его слова все еще звучали в моей голове:
— Я настоятельно рекомендую тебе остаться. У тебя есть шанс стать полноценной частью магического общества, как и хотел твой отец. Скоро экзамены. И если после каникул ты вернешься ко второму курсу, я исполню одно твое желание, каким бы трудным оно ни оказалось.
Я задумалась. Торн больше не угрожал мне, страх не сжимал грудь, и впервые за долгое время казалось, что у меня есть будущее.
— Заставлять тебя никто не станет, — добавил он.
Я смотрела на него, осознавая, что теперь решение зависит только от меня.
— Я останусь, — наконец сказала.
С этими словами внутри зародилось странное, но приятное чувство. Неуверенность уступила место ожиданию. Наверное, я все-таки чего-то стою.
Посланник улыбнулся и протянул мне теплую ладонь.
— Добро пожаловать в магический мир, Адалин Тенебрис. В мир, где твоя судьба теперь только в твоих руках.
***
Учебный год закончился неожиданно быстро. Казалось, еще вчера я приняла решение остаться в академии, а сегодня уже держала в руках пергамент с официальной печатью — подтверждение того, что я переведена на второй курс. Бумага приятно хрустела под пальцами, а чернила на ней еще казались свежими. Рядом стояла Лира, сжимая в руках такой же документ. Она улыбалась, но во взгляде читалось удивление: неужели все случившееся действительно привело нас к этому событию?
Академия словно восстала из пепла. Коридоры снова наполнились шумом и смехом, аудитории — спорными ответами на экзаменационные вопросы, а жилые комнаты — сборами и разговорами о планах на каникулы. Кто-то торопливо запихивал вещи в чемоданы и дорожные сумки, кто-то делился восторгом от предстоящего путешествия домой. Привычный хаос учебных будней сменился суматохой перед отъездом: чемоданы наполнялись книгами, письмами, спешно сложенной одеждой, а вместе с ними — воспоминаниями. Только обитатели комнаты номер тринадцать стояли у окон, ловя последние мгновения этого странного, тяжелого, но важного года.
Я тоже должна была уехать. Но куда? Этот вопрос я давно решила. Осталось только попрощаться. Не с кем-то. С чем-то.
С тем, что ворвалось в мою жизнь, перевернуло ее с ног на голову, оставив после себя след — болезненный, неизгладимый. С тем, что теперь уходило в прошлое, растворяясь в безмятежном шуме Академии, в беззаботном смехе студентов, в легком ветерке, шуршащем занавесками на окнах.
И с тем, что я боялась отпустить.
Замерзшее озеро встретило меня тишиной.
Оно выглядело точно так же, как много месяцев назад, когда я впервые пришла сюда в поисках ответов, в попытке обрести силы, понять, кто я такая, и напитаться энергией. Тогда ледяная гладь отражала небо, словно обещая, что ответы существуют, что нужно только заглянуть поглубже.
Теперь же лед казался еще толще, воздух — еще холоднее, а внутри меня тоже что-то застыло.
Боль.
Она не кричала, не рвалась наружу, а лишь тихо пульсировала под ребрами, окутывая сердце ледяной коркой, такой же прочной, как эта безмолвная гладь передо мной.
Я опустилась на колени у самой кромки воды и осторожно приложила ладонь ко льду. Холод сначала оттолкнул, безмолвный и непроницаемый, но я не убрала руку. Прошло несколько мгновений — и вдруг…
Что-то дрогнуло.
Энергия озера, древняя и безмолвная, словно узнала меня. Она скользнула под кожу, потекла внутрь, наполняя каждую клетку знакомым, почти родным ощущением.
Когда-то мне было страшно. Я сомневалась, боялась, не знала, примет ли меня этот мир, смогу ли я в нем выжить.
Теперь я знала ответ.
Я справилась.
Долго ли я сидела так, ощущая лед под пальцами, вдыхая колючий морозный воздух, слушая, как вдалеке потрескивают глыбы под порывами ветра?
Время здесь словно растянулось, потеряло форму, смешалось с холодом и тишиной.
Но в какой-то момент я услышала шаги.
Тихие, осторожные, едва различимые на заснеженном берегу.
Я не обернулась. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять.
Я знала, кто это.
— Ты всегда приходишь сюда, когда тебе нужно подумать, — тихо сказал Дэн.
Он сел рядом. Не слишком близко, но достаточно, чтобы я почувствовала его тепло, услышала, как он тяжело выдохнул, словно сбрасывая с плеч что-то невидимое, давящее. Некоторое время мы просто молчали, слушая, как ветер скользит по льду, тревожа его гладь.
— Я… — Он запнулся, сжал пальцы, словно пытаясь удержать ускользающие слова. Его губы дрогнули, но голос оставался ровным. — Я не знаю, как правильно сказать.
Я закрыла глаза, давая ему время.
— Тогда просто скажи как есть.
Он медленно выдохнул, словно собирался с духом.
— Прости.
Только одно слово. Простое. И одновременно слишком сложное.
Я не ответила, просто продолжала смотреть на лед перед собой.
— За все, — продолжил он после паузы, в которой застыла целая пропасть невысказанного. — За боль. За то, что говорил и делал. За то, чего не сказал и не сделал.
Ветер сдул прядь волос с моего лица, и я медленно убрала ее за ухо, не оборачиваясь.
— Мне не нужно твое прощение, Дэн, — спокойно сказала я, не чувствуя в своем голосе ни злости, ни облегчения, ни печали. Только пустоту.
— Я знаю, — его голос звучал глухо, почти потеряно. — Но мне нужно было это сказать.
Я посмотрела на озеро. Ледяная гладь была безмятежной, неподвижной, безразличной ко всему. Озеро казалось таким спокойным. Таким, какой хотела бы быть я.
— Дэн… — Я сделала вдох, набираясь сил, прежде чем произнести слова, которые давно вертелись у меня на языке. — Просто оставь меня в покое.
Я почувствовала, как он напрягся, но не дала себе возможности передумать.
— Значит, вот так, да? — Его голос стал тихим, но в нем слышалось что-то похожее на горечь.
— Теперь, когда все позади, — сказала я, — мы никто друг другу.
Дэн долго молчал. Я не смотрела на него, но знала, что он смотрит на меня.
— Прощай, Дэн, — добавила я.
Он встал, его движения были медленными, словно что-то взвешивал внутри себя.
Но не ответил.
Я слышала, как его шаги растворяются в тишине, как снег поскрипывает под его ногами, как холодный ветер уносит остатки его присутствия прочь. Когда он ушел, я осталась одна. Отражение на ледяной поверхности постепенно размывалось, словно исчезало вместе с прошлым, вместе с тем, что нас связывало.
Но мне больше не было холодно.
Я потеряла чувствительность.
Дэн
Уходя, я не мог избавиться от ощущения, что оставляю что-то важное. Глупо. Я ей совсем не нужен. Никогда не был.
Но внутри давило. Не отпускало. Не давало просто развернуться и уйти без оглядки.
Ледяной змей! Мне жаль! Жаль, что все так вышло. Жаль, что нельзя исправить. Жаль, что слишком поздно понял очевидное. Она ни в чем не виновата. Мне просто нужно было кого-то обвинять, на кого-то злиться. Вот и все.
Я о многом сожалел. О своих поступках. О словах, которые не сказал вовремя. О тех, что лучше бы вообще не говорил. О том, что разрушил единственную связь, которая, возможно, действительно имела значение.
Адалин…
Я ее полюбил. Вот это я вляпался. Нет смысла отрицать. Нет смысла скрывать.
Странная штука — судьба.
Та самая девчонка, которая когда-то ворвалась в мой дом и перевернула мою жизнь с ног на голову, которую я так долго ненавидел… теперь стала мне дороже всего.
