Хотя выплыть я и не надеялась, все больше увязая в собственных страхах и мучительно ожидая развязки. Взгляд прожигал затылок, став почти осязаемым, как и напряжение, повисшее между нами.
- Леш, не смотри на меня так, пожалуйста, - хрипловатый шепот сорвался с онемевших губ.
Я повернулась, в надежде, что пытка прекратится. Но вместо этого, она стала совсем нестерпимой, когда Алексей протянул руку и откинул с моего лба волосы, бережно проведя пальцами, стирая набежавшие капельки. По телу пробежал разряд тока, острый и болезненный. Я потянулась вслед за мимолетной лаской, забыв обо всем, но Лешка резко отстранился и, наклонившись, открыл бардачок.
-Возьми, - голос был глухим.
Он достал салфетки. Пребывая в странном оцепенении, я непонимающе посмотрела на белую бумажную стопку. Зачем она нужна? Алексей покачал головой и осторожно положил ее мне на колени. Я не шевелилась. В этот момент мы словно поменялись ролями, и теперь я впилась глазами в его лицо, поражаясь изменениям, произошедшим за последний месяц. Осунувшийся, небритый, он выглядел усталым и одновременно напряженным. Губы, сжатые в тонкую линию, залегшие под глазами синеватые тени, которые было видно даже в полумраке, небрежно накинутый пиджак. По его лицу сбежало несколько капель, устремляясь к шее и собираясь в ямке между ключицами. Меня бросило в жар, потом в холод. Сглотнула, не в силах справиться с собой. Меня охватило сумасшедшее желание прижаться к нему, раствориться в его объятиях, забыв обо всем, не думать, не чувствовать, жить только этой минутой, слушая биение его сердца и вдыхая родной запах, сводящий с ума. Нельзя, нет, он больше не мой, я утратила всякие права на него в тот день когда... Я ненавидела себя. Незримая тень Пашки встала между нами. Прошлое настойчиво стучалось рвущими душу воспоминаниями, когтями вспарывая мнимое спокойствие, которым я пыталась себя окружить. Я снова хотела оказаться в душе, под горячими струями воды и тереть руки и губы до красноты, до боли. Сколько можно? Почему это происходит со мной? Я больше не могу! Зажмурилась, пытаясь прогнать навязчивые болезненные картинки. Я не имела права ни желать, ни получить желаемое. Слишком велика ошибка и невозможно прощение. Но несмотря ни на что я любила, отчаянно, ненормально и… бессмысленно. Открыла глаза. Алексей, отвернувшись, барабанил пальцами по рулю. Сосредоточенный и отстраненный. Ничего не выражающее лицо, и только быстро пульсировавшая на шее жилка выдавала возможное волнение. Он больше не выглядел озабоченным моим присутствием и тем более состоянием, и видимо, уже жалел о своем порыве спасти меня от дождя, но не знал, как сказать об этом. Наверное, он был прав, и эта встреча была ни к чему, ни ему, ни мне. В наклоне голове и едва заметном прищуре читалась сдерживаемая злость и досада, которую он пытался скрыть. Я видела, что ему стало неприятно мое присутствие, и все, что могла и должна была сделать, это уйти. Я дернула за ручку, чтобы открыть дверцу, но она не поддалась. Еще раз, и почувствовала, как Алексей перехватил мое запястье.
-Прекрати, Жень, - в голосе слышались стальные нотки. – Куда тебя отвезти?
Я боялась посмотреть в его сторону, стыдясь внезапно нахлынувших эмоций.
- Домой, - прошептала я одними губами.
Нелепость, доведенная до абсурда, потому что больше не было дома, только темная квартира, где меня ждала колючая тишина, лишающая сил и готовая впиться сотней осколков, стоит перешагнуть порог. Я судорожно втянула воздух.
Алексей повернул ключ зажигания, и машина мягко загудела. За окном замелькали смазанные картинки, возникающие в приглушенном свете фонарей. Здания, деревья, редкие силуэты людей с зонтами, похожие на призрачных прохожих, попавших к нам из другой реальности. Дорога была свободной, избавленной в этот уже поздний час от бесконечных изнуряющих пробок. Алексей гнал машину, не останавливаясь на светофорах, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Но мне было все равно, наверное, чем быстрее, тем лучше. И все же я ловила каждое мгновение, проведенное рядом с ним. Обида и ревность остались в прошлом. Неважно, что, когда и как, главное, сейчас он рядом, и пусть минуты утекают быстрее, чем песок сквозь пальцы, я впервые за целый месяц ощущала себя живой. Вместе с болью и отчаянием, страхом и глупой надеждой, которой не суждено сбыться.
Машина резко затормозила, и Алексей повернулся ко мне. Он собирался что-то произнести, и, казалось, не мог. Безразличие, которое он демонстрировал, уступило место волнению. Я видела, как дрожат его пальцы, когда он потер глаза, как изменилось его дыхание, став неглубоким и частым. И сжавшись, приготовилась к разговору, который мы задолжали друг другу еще месяц назад. И время, и место уже не имели значения, вот только я не знала, что сказать в свое оправдание, да и нужно ли оно было. Я опустила голову, чувствуя себя как преступник, которому сейчас будет озвучен приговор, справедливый, но оттого не менее болезненный. Но Алексей, казалось, прочел мои мысли и торопливо сказал:
-Я не буду ничего выяснять, Жень. Это бессмысленно... Хотя очень хочется, - последние слова Алексей проговорил сквозь зубы. - Какого черта все так сложилось, какого хренова черта?.. – прокричал он в сторону, саданув рукой по рулю.
Я вздрогнула. Казалось, этот вопрос был адресован не мне и оттого не нуждались в ответе, но в сердце тысячью иголок впилась вина, и мерзкий голос внутри зашептал «ты ведь знаешь, почему все именно так, правда?». Отмахнулась, заставив себя думать о другом, хоть это было и сложно. Зацепилась взглядом за Лешку. На его лице играли желваки, а рот искривился от злости. Он старался взять себя в руки и не мог, раз за разом сжимая и разжимая кулаки. Наконец, со свистом выдохнув, глядя в окно, глухо произнес:
- Я подал документы на развод. Решение принято, и через два месяца мы будем официально свободны друг от друга. Адвокат, - он прокашлялся, - отдаст тебе документы без обязательной встречи со мной.
Мир рухнул. Внезапно, я вспомнила, где была сегодня, маленькую точку на черно-белой фотографии, звук сердца, наполнивший меня ощущением полета и радости, и прижала руки к животу, словно надеялась уберечь зарождавшуюся во мне жизнь. Сказать сейчас о своей беременности было равносильно бумаге о помиловании, вот только нужно ли оно мне было? Бесконечные объяснения, недоверие и ожидание, в надежде, что мне удастся доказать, что ребенок, которого я ношу под сердцем, от него. Нет, я не пойду этим путем, слишком унизительно. Внутри я горела в агонии, кричала, билась, потеряв надежду на спасение. Сколько еще я могу выдержать ударов, пока не сломаюсь окончательно? Горло сжало невидимой рукой, и я начала задыхаться. Попыталась открыть окно, отчаянно нажав на кнопку. Бесполезно. Алексей наклонился ко мне, и я дернулась, отстраняясь. Мне не нужна жалость, к черту его сочувствие, которое он пытается выказать. Но вместо того, чтобы дотронуться до меня, он открыл дверцу автомобиля, освобождая из вынужденного плена. Я выбежала под дождь, который постепенно затихал. Сделала несколько быстрых шагов.
-Я не держу тебя, Жень, - Алексей пытался говорить спокойно, но голос дрожал, - Господи, - простонал он, - что мы делаем?
Я повернулась к нему. Он вышел из машины и, усевшись на корточки, обхватил голову руками.
Что мы делаем? Я не знала ответа, только поддавшись внезапному порыву, подошла к нему и, присев рядом, обхватила напряженные плечи. На мгновение прижавшись, закрыла глаза. Сумасшедшее биение сердец, стучавших в унисон, остановившееся время и теплые руки, обнявшие меня в ответ. Я оторвалась от Алексея и заставила себя встать. Ноги не слушались. Казалось, еще немного, и я упаду, но я должна была уйти. Пока он не позвал. Не оборачиваться, главное, просто идти вперед. Глаза застилали слезы. Я не понимала, где нахожусь, и только намокшие ноги давали понять, что кругом лужи, в которые я без разбора наступаю. Огляделась. Знакомый двор со старой горкой, фонарь и совсем рядом подъезд. Только пройти двадцать-тридцать шагов. Словно по раскаленным углям, как же больно. Я не выдержала и побежала. Дыхание сбилось, шум в ушах стал нестерпимым. Внезапно дверь подъезда открылась, и из нее показалась огромная мужская фигура. Я быстро проскользнула мимо и заскочила внутрь.
Алексей сидел на корточках, пытаясь привести мысли в порядок. Как же больно, чертовски просто, словно вспороли сердце тупым ножом. Он еще ощущал женины руки на своих плечах, словно она была рядом. Никому не нужная сцена, бессмысленные вопросы и глухая злость. Как же он хотел все изменить, отмотать проклятую пленку назад, стереть воспоминания о предательстве, вырвать из сердца обиду и начать все сначала. Не мог, потому что, даже простив, он всегда будет помнить, знать, что она принадлежала другому. Алексей поднял голову и проследил взглядом за хрупкой фигуркой, скрывшейся в темноте. Ничего уже не изменить, и чем дальше они будут друг от друга, тем лучше. И все же, когда девушка скользнула в подъезд, Бекетов резко поднялся и сделал несколько шагов по двору, который разделил их. Остановился. Выругался сквозь зубы, и, развернувшись, решительно пошел к машине. Оставалось только сесть за руль и уехать. Два простых действия казались сейчас невыполнимыми. Хотя, забраться в машину, наверно, было более чем реально, а вот уехать, когда Женя была рядом, стоило только подняться по лестнице, позвонить в дверь и… И что? Ответа Бекетов не знал. Он привык поступать, подчиняясь фактам и неоспоримой логике, анализируя происходящее и делая выводы, которые были понятными и правильными. А сейчас не было холодного расчета и оценки, только растерянность и непонимание, вызванные чувствами, которые он не мог в себе заглушить. Бекетов помотал головой, словно надеялся, что мысли прояснятся, и решение, принятое им две недели назад, снова покажется верным, но ощущал себя расколотым на множество частей. Алексей слишком доверял Жене, считал едва ли не уникальным в этом отношении человеком, единственным, с кем он мог становиться самим собой, оставляя холодность и жесткость, которые из привычной маски все больше превращались в истинное отношение к жизни и людям. Друзей, кроме Молчанова, у него не было, а с Натальей в отношениях он всегда держал дистанцию, скорее по привычке, нежели от того, что не был к ней привязан. И только с Женей мог расслабиться и поверить в то, что обычное человеческое счастье может быть ему доступно, и близкие отношения не являются чем-то недостижимым. Рядом с ней он учился видеть мир в красках, чувствовать то, о чем уже позабыл за долгие годы. Она учила его удивляться простым вещам, находить радость в мелочах и, главное, заставляла смеяться, чего он не делал уже давно. И сейчас Алексей ощущал, как из него по капле вытекает подаренная когда-то ему Женькой жизнь, а вместо нее образовывается зияющая как черная дыра пустота, беспросветная и холодная.
Бекетов устало потер виски, в которых при каждом движении отдавалась боль, и сел на водительское сиденье, аккуратно прикрыв дверцу. Отчаяние и злость, которые он испытывал, казалось, притупились, уступив место безразличию. Он больше ничего не хотел, и даже повернув ключ в замке зажигания и услышав мерный рокот машины, понял, что никуда не уедет, потому что сил не было даже на то, чтобы просто шевелиться. Белый свет фар выхватывал из темноты пятна луж, изрезавших старый двор, словно морщины на лице старика. Деревья мерно раскачивались от набежавшего ветра и казались угрюмыми стражниками, охранявшими чей-то покой, грозя непрошенным гостям длинными ветками, похожими на костистые пальцы. Алексей открыл окно, и в салон проник воздух, наполненный ароматом влажной земли, и звуки ночной тишины, изредка разрываемой птичьими вскриками и нестройными голосами, звучавшими где-то вдалеке. В бардачке нашлись сигареты. Алексей закурил, надеясь придать себе сил, но, наткнувшись взглядом на женскую сумку на полу, рядом с сиденьем, почувствовал, как у него перехватило дыхание. Оглянулся назад и увидел сиреневый плащ, перекрученный и мятый, брошенный им же самим второпях. Наверное, стоило подняться, потому что ключи Женя обычно носила в сумке, а без них она вряд ли попадет домой. Алексей вышел из машины, выбросил сигарету и посмотрел на дом, расцвеченный желтыми огнями квадратиков. На четвертом этаже, к его удивлению, горел свет, значит, в квартире кто-то был. Бекетов ощутил, как его снова затапливает злость при мысли, что там может быть Круглов. Хотя, какого рожна б ему там быть, если он в городе-то не появляется, и все же, подозрения настолько захлестнули его, что Алексей и сам не заметил, как решительно зашагал по направлению к дому. Наступая во все лужи без разбора, он быстро дошел до двери подъезда, и призадумался, где ему искать ключи. Неуверенно открыл сумку, достал какие-то бумаги в папке, потом две небольшие фотографии, или нечто очень на них похожее, но разбираться в темноте не стал. Неожиданно дверь распахнулась и на него едва не налетела Ольга. Она шумно дышала, словно торопливо спускалась по лестнице, лицо раскраснелось, волосы были растрепаны. Алексей в недоумении разглядывал ее, она его. В полоске света, пробивавшего из подъезда, женина подруга выглядела растерянной, но постепенно ее лицо приняло такое воинственное выражение, что Бекетов отступил на шаг.
Ольга окинула Алексея взглядом, в котором сквозило столько злости и презрения, что он поневоле решил, что совершил, по меньшей, мере, смертный грех.
-Бекетов, ты идиот! – возвестила громко Ольга, потом протянула руку, намереваясь явно у него что-то забрать. Алексей даже не сразу сообразил, что стоит с раскрытой сумкой и какими-то бумагами, зажатыми под локтем, потом спохватился и передал все девушке с пылающими гневом глазами.
- Ты хоть понимаешь, в каком Женя состоянии? – продолжала она.
-В каком? – Бекетову показалось, что они говорят на разных языках, и он в недоумении уставился на Ольгу, которая продолжала что-то выговаривать ему уже еле слышно.
-Если с ней что-то произойдет, я тебя лично своими руками придушу!
-Да что с ней произойдет? - взорвался Алексей. – Оль, иди к машине, там плащ женин. Я не понимаю, о чем речь, и не очень хочу и дальше продолжать разговор, так что…
-Это правда, что ты на развод подал? – шепотом спросила она, странно разглядывая его.
-Это наше с Женей дело и мы сами разберемся, хорошо? – Бекетов уже кричал и, развернувшись, зашагал к Опелю, ярким пятном выделявшимся среди темноты.
Ольга догнала его уж около машины. Без слов забрала плащ, и только продолжала смотреть на него теперь не то с жалостью, не то с удивлением.
-Ты очень пожалеешь, Леш, - тихо произнесла она, и направилась к дому, оставив ничего не понимающего Алексея одного.
Бекетов досчитал до десяти, потом еще раз, потом зажмурился. Успокоиться не получалось. Ну, вот какого черта другие пытаются влезть, дать совет, считая, что знают и понимают больше, чем он. Алексей выругался и сел в машину. На этот раз дверцу он захлопнул с громким стуком и, устроив локти на руле, положил голову на руки. Алексей ненавидел вмешательство в свою жизнь, от кого бы оно ни исходило, слишком ценил независимость, да и открывать душу перед другими не привык.
- Леш, не смотри на меня так, пожалуйста, - хрипловатый шепот сорвался с онемевших губ.
Я повернулась, в надежде, что пытка прекратится. Но вместо этого, она стала совсем нестерпимой, когда Алексей протянул руку и откинул с моего лба волосы, бережно проведя пальцами, стирая набежавшие капельки. По телу пробежал разряд тока, острый и болезненный. Я потянулась вслед за мимолетной лаской, забыв обо всем, но Лешка резко отстранился и, наклонившись, открыл бардачок.
-Возьми, - голос был глухим.
Он достал салфетки. Пребывая в странном оцепенении, я непонимающе посмотрела на белую бумажную стопку. Зачем она нужна? Алексей покачал головой и осторожно положил ее мне на колени. Я не шевелилась. В этот момент мы словно поменялись ролями, и теперь я впилась глазами в его лицо, поражаясь изменениям, произошедшим за последний месяц. Осунувшийся, небритый, он выглядел усталым и одновременно напряженным. Губы, сжатые в тонкую линию, залегшие под глазами синеватые тени, которые было видно даже в полумраке, небрежно накинутый пиджак. По его лицу сбежало несколько капель, устремляясь к шее и собираясь в ямке между ключицами. Меня бросило в жар, потом в холод. Сглотнула, не в силах справиться с собой. Меня охватило сумасшедшее желание прижаться к нему, раствориться в его объятиях, забыв обо всем, не думать, не чувствовать, жить только этой минутой, слушая биение его сердца и вдыхая родной запах, сводящий с ума. Нельзя, нет, он больше не мой, я утратила всякие права на него в тот день когда... Я ненавидела себя. Незримая тень Пашки встала между нами. Прошлое настойчиво стучалось рвущими душу воспоминаниями, когтями вспарывая мнимое спокойствие, которым я пыталась себя окружить. Я снова хотела оказаться в душе, под горячими струями воды и тереть руки и губы до красноты, до боли. Сколько можно? Почему это происходит со мной? Я больше не могу! Зажмурилась, пытаясь прогнать навязчивые болезненные картинки. Я не имела права ни желать, ни получить желаемое. Слишком велика ошибка и невозможно прощение. Но несмотря ни на что я любила, отчаянно, ненормально и… бессмысленно. Открыла глаза. Алексей, отвернувшись, барабанил пальцами по рулю. Сосредоточенный и отстраненный. Ничего не выражающее лицо, и только быстро пульсировавшая на шее жилка выдавала возможное волнение. Он больше не выглядел озабоченным моим присутствием и тем более состоянием, и видимо, уже жалел о своем порыве спасти меня от дождя, но не знал, как сказать об этом. Наверное, он был прав, и эта встреча была ни к чему, ни ему, ни мне. В наклоне голове и едва заметном прищуре читалась сдерживаемая злость и досада, которую он пытался скрыть. Я видела, что ему стало неприятно мое присутствие, и все, что могла и должна была сделать, это уйти. Я дернула за ручку, чтобы открыть дверцу, но она не поддалась. Еще раз, и почувствовала, как Алексей перехватил мое запястье.
-Прекрати, Жень, - в голосе слышались стальные нотки. – Куда тебя отвезти?
Я боялась посмотреть в его сторону, стыдясь внезапно нахлынувших эмоций.
- Домой, - прошептала я одними губами.
Нелепость, доведенная до абсурда, потому что больше не было дома, только темная квартира, где меня ждала колючая тишина, лишающая сил и готовая впиться сотней осколков, стоит перешагнуть порог. Я судорожно втянула воздух.
Алексей повернул ключ зажигания, и машина мягко загудела. За окном замелькали смазанные картинки, возникающие в приглушенном свете фонарей. Здания, деревья, редкие силуэты людей с зонтами, похожие на призрачных прохожих, попавших к нам из другой реальности. Дорога была свободной, избавленной в этот уже поздний час от бесконечных изнуряющих пробок. Алексей гнал машину, не останавливаясь на светофорах, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Но мне было все равно, наверное, чем быстрее, тем лучше. И все же я ловила каждое мгновение, проведенное рядом с ним. Обида и ревность остались в прошлом. Неважно, что, когда и как, главное, сейчас он рядом, и пусть минуты утекают быстрее, чем песок сквозь пальцы, я впервые за целый месяц ощущала себя живой. Вместе с болью и отчаянием, страхом и глупой надеждой, которой не суждено сбыться.
Глава 8.2
Машина резко затормозила, и Алексей повернулся ко мне. Он собирался что-то произнести, и, казалось, не мог. Безразличие, которое он демонстрировал, уступило место волнению. Я видела, как дрожат его пальцы, когда он потер глаза, как изменилось его дыхание, став неглубоким и частым. И сжавшись, приготовилась к разговору, который мы задолжали друг другу еще месяц назад. И время, и место уже не имели значения, вот только я не знала, что сказать в свое оправдание, да и нужно ли оно было. Я опустила голову, чувствуя себя как преступник, которому сейчас будет озвучен приговор, справедливый, но оттого не менее болезненный. Но Алексей, казалось, прочел мои мысли и торопливо сказал:
-Я не буду ничего выяснять, Жень. Это бессмысленно... Хотя очень хочется, - последние слова Алексей проговорил сквозь зубы. - Какого черта все так сложилось, какого хренова черта?.. – прокричал он в сторону, саданув рукой по рулю.
Я вздрогнула. Казалось, этот вопрос был адресован не мне и оттого не нуждались в ответе, но в сердце тысячью иголок впилась вина, и мерзкий голос внутри зашептал «ты ведь знаешь, почему все именно так, правда?». Отмахнулась, заставив себя думать о другом, хоть это было и сложно. Зацепилась взглядом за Лешку. На его лице играли желваки, а рот искривился от злости. Он старался взять себя в руки и не мог, раз за разом сжимая и разжимая кулаки. Наконец, со свистом выдохнув, глядя в окно, глухо произнес:
- Я подал документы на развод. Решение принято, и через два месяца мы будем официально свободны друг от друга. Адвокат, - он прокашлялся, - отдаст тебе документы без обязательной встречи со мной.
Мир рухнул. Внезапно, я вспомнила, где была сегодня, маленькую точку на черно-белой фотографии, звук сердца, наполнивший меня ощущением полета и радости, и прижала руки к животу, словно надеялась уберечь зарождавшуюся во мне жизнь. Сказать сейчас о своей беременности было равносильно бумаге о помиловании, вот только нужно ли оно мне было? Бесконечные объяснения, недоверие и ожидание, в надежде, что мне удастся доказать, что ребенок, которого я ношу под сердцем, от него. Нет, я не пойду этим путем, слишком унизительно. Внутри я горела в агонии, кричала, билась, потеряв надежду на спасение. Сколько еще я могу выдержать ударов, пока не сломаюсь окончательно? Горло сжало невидимой рукой, и я начала задыхаться. Попыталась открыть окно, отчаянно нажав на кнопку. Бесполезно. Алексей наклонился ко мне, и я дернулась, отстраняясь. Мне не нужна жалость, к черту его сочувствие, которое он пытается выказать. Но вместо того, чтобы дотронуться до меня, он открыл дверцу автомобиля, освобождая из вынужденного плена. Я выбежала под дождь, который постепенно затихал. Сделала несколько быстрых шагов.
-Я не держу тебя, Жень, - Алексей пытался говорить спокойно, но голос дрожал, - Господи, - простонал он, - что мы делаем?
Я повернулась к нему. Он вышел из машины и, усевшись на корточки, обхватил голову руками.
Что мы делаем? Я не знала ответа, только поддавшись внезапному порыву, подошла к нему и, присев рядом, обхватила напряженные плечи. На мгновение прижавшись, закрыла глаза. Сумасшедшее биение сердец, стучавших в унисон, остановившееся время и теплые руки, обнявшие меня в ответ. Я оторвалась от Алексея и заставила себя встать. Ноги не слушались. Казалось, еще немного, и я упаду, но я должна была уйти. Пока он не позвал. Не оборачиваться, главное, просто идти вперед. Глаза застилали слезы. Я не понимала, где нахожусь, и только намокшие ноги давали понять, что кругом лужи, в которые я без разбора наступаю. Огляделась. Знакомый двор со старой горкой, фонарь и совсем рядом подъезд. Только пройти двадцать-тридцать шагов. Словно по раскаленным углям, как же больно. Я не выдержала и побежала. Дыхание сбилось, шум в ушах стал нестерпимым. Внезапно дверь подъезда открылась, и из нее показалась огромная мужская фигура. Я быстро проскользнула мимо и заскочила внутрь.
Глава 9.1
Алексей сидел на корточках, пытаясь привести мысли в порядок. Как же больно, чертовски просто, словно вспороли сердце тупым ножом. Он еще ощущал женины руки на своих плечах, словно она была рядом. Никому не нужная сцена, бессмысленные вопросы и глухая злость. Как же он хотел все изменить, отмотать проклятую пленку назад, стереть воспоминания о предательстве, вырвать из сердца обиду и начать все сначала. Не мог, потому что, даже простив, он всегда будет помнить, знать, что она принадлежала другому. Алексей поднял голову и проследил взглядом за хрупкой фигуркой, скрывшейся в темноте. Ничего уже не изменить, и чем дальше они будут друг от друга, тем лучше. И все же, когда девушка скользнула в подъезд, Бекетов резко поднялся и сделал несколько шагов по двору, который разделил их. Остановился. Выругался сквозь зубы, и, развернувшись, решительно пошел к машине. Оставалось только сесть за руль и уехать. Два простых действия казались сейчас невыполнимыми. Хотя, забраться в машину, наверно, было более чем реально, а вот уехать, когда Женя была рядом, стоило только подняться по лестнице, позвонить в дверь и… И что? Ответа Бекетов не знал. Он привык поступать, подчиняясь фактам и неоспоримой логике, анализируя происходящее и делая выводы, которые были понятными и правильными. А сейчас не было холодного расчета и оценки, только растерянность и непонимание, вызванные чувствами, которые он не мог в себе заглушить. Бекетов помотал головой, словно надеялся, что мысли прояснятся, и решение, принятое им две недели назад, снова покажется верным, но ощущал себя расколотым на множество частей. Алексей слишком доверял Жене, считал едва ли не уникальным в этом отношении человеком, единственным, с кем он мог становиться самим собой, оставляя холодность и жесткость, которые из привычной маски все больше превращались в истинное отношение к жизни и людям. Друзей, кроме Молчанова, у него не было, а с Натальей в отношениях он всегда держал дистанцию, скорее по привычке, нежели от того, что не был к ней привязан. И только с Женей мог расслабиться и поверить в то, что обычное человеческое счастье может быть ему доступно, и близкие отношения не являются чем-то недостижимым. Рядом с ней он учился видеть мир в красках, чувствовать то, о чем уже позабыл за долгие годы. Она учила его удивляться простым вещам, находить радость в мелочах и, главное, заставляла смеяться, чего он не делал уже давно. И сейчас Алексей ощущал, как из него по капле вытекает подаренная когда-то ему Женькой жизнь, а вместо нее образовывается зияющая как черная дыра пустота, беспросветная и холодная.
Бекетов устало потер виски, в которых при каждом движении отдавалась боль, и сел на водительское сиденье, аккуратно прикрыв дверцу. Отчаяние и злость, которые он испытывал, казалось, притупились, уступив место безразличию. Он больше ничего не хотел, и даже повернув ключ в замке зажигания и услышав мерный рокот машины, понял, что никуда не уедет, потому что сил не было даже на то, чтобы просто шевелиться. Белый свет фар выхватывал из темноты пятна луж, изрезавших старый двор, словно морщины на лице старика. Деревья мерно раскачивались от набежавшего ветра и казались угрюмыми стражниками, охранявшими чей-то покой, грозя непрошенным гостям длинными ветками, похожими на костистые пальцы. Алексей открыл окно, и в салон проник воздух, наполненный ароматом влажной земли, и звуки ночной тишины, изредка разрываемой птичьими вскриками и нестройными голосами, звучавшими где-то вдалеке. В бардачке нашлись сигареты. Алексей закурил, надеясь придать себе сил, но, наткнувшись взглядом на женскую сумку на полу, рядом с сиденьем, почувствовал, как у него перехватило дыхание. Оглянулся назад и увидел сиреневый плащ, перекрученный и мятый, брошенный им же самим второпях. Наверное, стоило подняться, потому что ключи Женя обычно носила в сумке, а без них она вряд ли попадет домой. Алексей вышел из машины, выбросил сигарету и посмотрел на дом, расцвеченный желтыми огнями квадратиков. На четвертом этаже, к его удивлению, горел свет, значит, в квартире кто-то был. Бекетов ощутил, как его снова затапливает злость при мысли, что там может быть Круглов. Хотя, какого рожна б ему там быть, если он в городе-то не появляется, и все же, подозрения настолько захлестнули его, что Алексей и сам не заметил, как решительно зашагал по направлению к дому. Наступая во все лужи без разбора, он быстро дошел до двери подъезда, и призадумался, где ему искать ключи. Неуверенно открыл сумку, достал какие-то бумаги в папке, потом две небольшие фотографии, или нечто очень на них похожее, но разбираться в темноте не стал. Неожиданно дверь распахнулась и на него едва не налетела Ольга. Она шумно дышала, словно торопливо спускалась по лестнице, лицо раскраснелось, волосы были растрепаны. Алексей в недоумении разглядывал ее, она его. В полоске света, пробивавшего из подъезда, женина подруга выглядела растерянной, но постепенно ее лицо приняло такое воинственное выражение, что Бекетов отступил на шаг.
Ольга окинула Алексея взглядом, в котором сквозило столько злости и презрения, что он поневоле решил, что совершил, по меньшей, мере, смертный грех.
-Бекетов, ты идиот! – возвестила громко Ольга, потом протянула руку, намереваясь явно у него что-то забрать. Алексей даже не сразу сообразил, что стоит с раскрытой сумкой и какими-то бумагами, зажатыми под локтем, потом спохватился и передал все девушке с пылающими гневом глазами.
- Ты хоть понимаешь, в каком Женя состоянии? – продолжала она.
-В каком? – Бекетову показалось, что они говорят на разных языках, и он в недоумении уставился на Ольгу, которая продолжала что-то выговаривать ему уже еле слышно.
-Если с ней что-то произойдет, я тебя лично своими руками придушу!
-Да что с ней произойдет? - взорвался Алексей. – Оль, иди к машине, там плащ женин. Я не понимаю, о чем речь, и не очень хочу и дальше продолжать разговор, так что…
-Это правда, что ты на развод подал? – шепотом спросила она, странно разглядывая его.
-Это наше с Женей дело и мы сами разберемся, хорошо? – Бекетов уже кричал и, развернувшись, зашагал к Опелю, ярким пятном выделявшимся среди темноты.
Ольга догнала его уж около машины. Без слов забрала плащ, и только продолжала смотреть на него теперь не то с жалостью, не то с удивлением.
-Ты очень пожалеешь, Леш, - тихо произнесла она, и направилась к дому, оставив ничего не понимающего Алексея одного.
Бекетов досчитал до десяти, потом еще раз, потом зажмурился. Успокоиться не получалось. Ну, вот какого черта другие пытаются влезть, дать совет, считая, что знают и понимают больше, чем он. Алексей выругался и сел в машину. На этот раз дверцу он захлопнул с громким стуком и, устроив локти на руле, положил голову на руки. Алексей ненавидел вмешательство в свою жизнь, от кого бы оно ни исходило, слишком ценил независимость, да и открывать душу перед другими не привык.
