- «Майша мапейзи», - в ответ, воздел тот указательный палец. Потом решил снизойти. - В переводе с накейо: «Жизнь покажет».
- Угу. Жду – не дождусь… У меня там еще дерево было.
- Это – да. И вот что меня волнует, дети мои… Его расположение. Во-первых, правее, то есть, по времени позже, чем лестница. А, во-вторых, дерево само по себе олицетворяет жизнь. Но, стоит оно на середине дороги. Так сказать, ее разрывает. Или делит на две части.
- И что это значит? – воззрился на оное капитан. Ученый ответить явно промедлил:
- Ну-у…
- Майша мапейзи?
- Определенно, да, Зоя. Да и вообще: путь, прерванный жизнью, гораздо лучше, чем путь, прерванный смертью.
- Иначе бы он вовсе не возобновлялся, - заметил со своего конца стола капитан. – Это – все?
- Да, пожалуй… Зоя, дитя мое. Осталось лишь удовлетворить мое ученое любопытство: я понимаю, пробиться сквозь такую защиту было делом, отнюдь, не простым. Ньюпван сам по себе, даже в том виде, в каком он сейчас – одна сплошная магическая стена. Так, каким из перечисленных мною составов вы пользовались при настрое? Какие травки жгли? На основе мирры или теневика? Прядь волос или капля крови?
- Что?
- Магистр… вы о чем?
- Та-ак… - посмотрел он на нас обоих по очереди. – Вы храмовые постулаты баголи читали?
- Читали, - проблеяла я.
- И-и?
- Магистр, выражайтесь яснее.
- Виторио, этого я жду как раз от вас! Чем за информацию расплачивались?! И кто из двоих?! Вы соображаете, во что ввязались?!
- Ну, так… честно сказать… смутно помню, - почесала я нос. Потом вздохнула. – Да ничего такого я никому не обещала… Да я вообще никому ничего не обещала. Мы просто попробовали.
- «Просто попробовали»?
- Угу. И у нас получи…
- Зоя, погодите. Магистр, как произносится клятва или обещание или что там вообще говорили баголи в таких случаях?
- Баголи в «таких случаях» элементарно откупались! Повторяю вопрос: чем откупились вы?
- Да чтоб мне потом… провалиться, - медленно произнес капитан.
- А причем здесь моя обычная дурацкая присказка?
- «Провалиться»?.. Зоя?!
- Ну… да.
- Это я виноват, - угрюмо воззрился на меня опекун. – Магистр, что я теперь могу сделать?
- Понятия не имею, - всплеснул тот руками. – Вы уже предложили свою цену и ее приняли. Теперь решайте сами, готовы ли ее заплатить.
- А если Зою оставить здесь? Не брать с собой на конечную?
- Вот меня лично это очень устраивает, - заерзала я на подоконнике. Однако магистр состроил скептическую рожу:
- Не факт. Там хоть у нее будет личная защита. А здесь, что? Да еще без вас?
- А я буду тихо сидеть?
- То есть, опасность может быть везде?
- Я же говорю: вашу цену уже приняли. И стоит начать двигаться к цели, колесо пойдет на следующий виток.
- Да я вообще…
- Значит, лучше – рядом со мной, - да меня вообще кто-нибудь слышит?!
- А знаете, что?!.. – вот на истеричный крик они враз обернулись. – Мое мнение здесь учитывается?
- Нет.
- Дитя мое, к сожалению…
- Понятно… Тогда я есть хочу…
Меня, конечно же, накормили. И, судя по обилию блюд - на убой. Да, только шутка эта (про убой) в публику явно не прошла: магистр вздохнул, раздув румяные от наливки щеки, его унылая супруга хлопнула недоуменно глазами, а мой опекун свое жаркое жевать перестал. И мне бы этот «успех» тогда закрепить. Тоже, прочувствованным вздохом с закатыванием к потолку глаз: вот, мол, до чего меня ваше «колесо» неизбежно докатило. Да, только, образ этот страдальческий с собственными внутренними ощущениями, ну, никак не вязался. Хоть пыхти, хоть растекайся - ничего путного не выйдет. А все почему?.. Да хоб его знает… Вот ругательство у меня хорошо получилось. Правда, пока лишь, про себя…
- Да что я все про себя, да про себя?.. Зоя.. Зоя! Зоя!!!
- Вот она, смерть моя… Ух, ты, мамочки!
А ведь так миленько все вело к концу: после обеда обозрели семейные портреты и коллекцию трубок, лекцию еще раз прослушали: «Правила поведения баголи - если не дружишь с мозгами и языком» и даже успели выйти на аллею к ожидающей в ее конце коляске. И-и-и…
- Зоя! За меня!
Огромная «смерть» цвета перезрелой оливы, затормозив в последний момент, ломанулась в стриженные кусты. Пыль медленно осела. Магистр, кряхтя, поднялся со щебенки. Мы с капитаном прокашлялись.
- Тысяча извинений, дети мои… О-ох… Он когда-нибудь меня окончательно прибьет.
- Так это не моя, что ли, смерть была? – даже с претензией хмыкнула я.
Капитан, вкладывая саблю в ножны, скосился на зияющую в кустах магнолии дыру. – Еще года три и его на всех хватит… Вообще то, уважаемый магистр, о таких зверушках предупреждать надо.
- Так я и…
- Заранее… Зоя, вы – как?
- Да, нормально я. А кто это, кх-хе, был то?
- О-о, это – наше семейное проклятье, подаренное в знак моей двухлетней давности, научной защиты. У моих коллег – специфическое чувство юмора. Тема той работы была «Стихийный фактор в истории освоения Пятидолья» Там же – девять месяцев в году – сплошные шторма, а остальные три – магические воронки с хаотичным смещением. Вот они мне и устроили все это – на дому.
Капитан даже голову набок склонил:
- Неужто, та самая…
- «Божья кара». Совершенно верно, мой мальчик. Та самая уникальная порода бойцовых гигантов(2).
- Так это собака была? – настала и моя очередь изумиться. И даже с прищуром подойти к «зеленой пробоине».
- Зоя, отойдите оттуда.
- Угу.
- Зоя!.. Магистр, так эти животные практически неуправляемы.
- И к магии у них иммунитет, – прихрамывая, двинул тот прочь. - И судя по тому, что этот пострел опять носится на свободе, к буковым доскам – тоже. Вы бы видели его вольер - забор, как вокруг Грязных земель(3). И каков результат?
- Я видел… И их я тоже видел, на Божьих скалах. В питомнике. Но, чтобы так? Они же вырастают больше ярда в холке… И потом еще, эта их легендарная неприязнь…
- Да-да, ко всему, хоть слегка горячительному. И вы знаете…
- Иди сюда, - кусты, в ответ на мой тихий шепот дернулись и огласились таким же тихим подскуливанием. – Ну, ты чего? Иди сюда. Давай, вылась… Любоваться буду. Обещаю.
- Ах-х-хых, - снова весьма скептически, однако через секунду уцелевшие ветки раздвинулись. На уровне моего лица. - Ах-хых. Иу-и-и.
- Мама моя… И где ж тебя так угораздило?.. Стой, не двигайся. Я и дуть буду… - пообещать можно все, что угодно. А вот как воплотить в реальность? Но, огромная печальная морда сама качнулась ко мне, подставив в ладонь отвислые черные щеки. С множеством мелких щеп, торчащих из них… Я, конечно, дула. Пес моргал, фыркал соплями и терпел. Лишь, под конец стал коситься по сторонам, ловя в отражениях больших глаз две застывшие сзади меня физиономии. Вот только бы… все дотерпели. - Уф-ф. Последняя.
И получила-таки, заслуженную награду. Сначала от собаки – мокрым языком вдоль всего лица. А потом:
- Зоя, - прошипели мне в левое ухо. – Что ж вы вытворяете?
- Ах, мой мальчик, - теперь, чуть подальше и справа. - Это – совершенно для нее…
- Норма?
- Вот только, не надо так кипятиться. Тоже мне…
- Баголи. Она – баголи. Дитя этого мира. И с ним – на одной энергетической волне. Да ведь, мой большой… друг?
- Р-р-вау!!! – «друг», махнув поросячьим хвостом, медленно развернулся и отчалил по своим важным делам… Предатель.
- Ты куда?!
- Вау! Вау!
- Зоя.
- О-о-о.
- Виторио, она знает, что делает. В этом случае, конечно. Потому что в предшествующем, позволю себе еще раз сказать…
- А, знаете, что?.. Отстаньте от меня оба, – и, вытирая лицо, пошла в сторону чернеющей в просвете коляски…
- Летели два голубя.
Плыли по небу.
Давно уж исчезла под ними земля.
И плакал один, озираясь тоскливо,
Другой же искал в море тень корабля…
- Зоя, у меня к вам - одна большая просьба, - оторвался, наконец, от созерцания каменных оград вдоль обочин капитан.
Я, свернув тихое пение, приготовилась внимать:
- Ну?
- В связи с… открывшимися обстоятельствами, мне нужно будет подготовить корабль к…
- Опасному плаванью?
- Да. И…
- И что?
- Зоя…
- Ну-у?.. О, да неужели, это так трудно?
Мужчина хмуро потер лоб:
- Нет.
- А в чем же тогда дело? «Зоя, я вас втравил в авантюру, о размахе которой сам не подозревал. И теперь мне придется тащить вас за собой до конца. И я не знаю, что в этом «конце» нас ждет, ибо… ну там…
- Обещание это, а еще дерево на рисунке и дорога - черт знает что, - кивнув, завершил он. – Примерно, так. Только я не понял: вы-то как на все это реагируете?
- Будет ли скандал?.. А смысл? То есть, он, конечно, будет, при первом же поводе. А сейчас… - и вздохнула, всерьез задумавшись. – Жизнь покажет. На накейо я забыла.
- Майша мапейзи, - невесело хмыкнул капитан. И откинулся спиной на сиденье.
- Угу. Точно…
Летели два голубя.
Плыли по небу.
На смену закату пришла уж заря.
И первый… ла-ла-ла-ла-ла-ла, не помню.
Второй… а-а-а-а-а… А если вы не прекратите меня подслушивать, то ругаться я начну прямо сейчас.
- Зоя, – вот сейчас он засмеялся уже вполне искренне. - Скажите: вы в театре когда-нибудь были?
- В настоящем? – выкатила я ответно глаза.
- Ага.
- Нет. Только в кукольном балагане. В детстве.
- Тогда, давайте сегодня туда сходим? Неважно, на что. Просто, в театр?
- Хо-рошо… - и не лыбься, как дура, культурно необразованная. – Зато, я в картинном павильоне Канделверди была очень много раз… И там даже висят две мои работы… И еще в музее. И в…
- Зоя, я все понял…
Утверждение, что настоящее искусство понятно не всем - ложь. Точнее, брехня. Так мой учитель сказал. Я хорошо запомнила день, ознаменованный фразой: «Зоя, то – полная брехня». В нашем облезлом картинном павильоне было тогда открытие его сезонной выставки. И съехалось много ценителей со всей страны. Они бродили по скрипучему паркету с прищуром на каменных физиономиях. И мне тогда это сочетание казалось необычно пугающим. В восемь то лет. И я еще за своего учителя очень переживала. Ведь недаром он вспомнил про свою парадную суконную шляпу - он ее лишь по особым поводам нахлобучивал. А тут такие… физиономии. И, если лично мне, то я люблю все до одной его картины: и солнечные, и пасмурные. И «странные». Особенно одну, с силуэтом женщины на фоне лунного дверного проема.
- Ну, и как тебе, ученица, вся эта суетня? – маэстро, поправив шляпу, задорно мне подмигнул.
- Мне? – о-о, ко мне и с таким вопросом. – Так я же в живописи еще ничего не смыслю?
- А ты думаешь, ты здесь одна? – качнулся ко мне учитель. - Ты думаешь, все эти господа знают, как разводить масляные краски, чтобы получилась, например, чистая лазурь? Или владеют техникой грунтовки холста?.. Зоя, запомни раз и навсегда: в живописи, в настоящем искусстве, есть лишь один критерий оценки – задело душу или не задело. А все эти постные рожи и многознающие вздохи… Зоя, то – полная брехня. Профанация. Это они мне цену так сбивают. Да только я им вот эту точно не продам.
- Ваше «Ожидание»? - благоговейно скосилась я на «лунную женщину».
- Её. Она пусть пока… подождет…
- Как вам спектакль, Зоя?
- Что?.. Угу, понравился, - мелкий камушек гулко хрустнул под каблуком капитана, отозвавшись в ночной тихой улице. И когда успели сюда свернуть?.. – А вы, наверное, ценитель искусства?
- Я? – мужчина, откинув носком сапога еще один, усмехнулся. – Никогда им не был. Просто, есть вещи, которые… нравятся. Или наоборот.
- Задевают душу?
- Да. Как эта пьеса. Только уж больно она… пессимистично закончилась.
- А в жизни часто такое бывает, - глубокомысленно изрекла я. Капитан даже приостановился:
- Надо было на другой спектакль идти. И в другой театр. Да и вообще, - и резко развернулся на каблуках. – Нам – в ту сторону. Через скверик… Пошли?
- Отчего не пойти? - спрыгнула я вслед за ним на выпуклые камни мостовой. И чего вообще изрекать начала? Ведь совсем другие в голове мысли. – Я бы все это нарисовала.
- Что именно? – нисколько не удивился мой спутник. Видно, привык уже к «приступам».
- И сцену, и главную героиню в красном платье и даже музыку. Мне кажется, она хмурого серо-голубого цвета. С такими углублениями. Глубинами, в общем. Только, мне их картина, что у задней стены…
- Задник?
- Вот… задник мне не понравился. Слишком плоский. Без перспективы. Хотя, я сейчас, наверное, рассуждаю уже, как ценитель, - и смущенно сморщила нос.
Капитан, глядя на меня, весело хмыкнул:
- Я понял. Это, по всей видимости, оскорбление.
- Но, вы же знаете, что такое «задник»?
- Ну да. А еще я знаю, что такое «рама у картины» и уже познал, что такое «этюдник», - засмеялся он еще громче.
Я, глядя на него, пожала плечами и тоже… рассмеялась. И что-то в этот миг изменилось. Словно стена из холодного колкого стекла между нами, вдруг, лопнула. Разлетелась в мелкие брызги. И ощутили мы, услышали этот звон одновременно. На вдохах…
- Я… Зоя, нам пора.
- Угу. Мне давно… пора.
- И вас еще накормить надо.
- На убой?
- Вот к чему сейчас это?
- К тому, что я… замерзла. И спать хочу… - и снова клеить, клеить, клеить. Разбитую вдребезги «стену»…
Следующие четыре дня пролетели, как один длинный пасмурный вечер. А начались с удивления. Хотя, застывший в двери моего номера Рубен, удивленным как раз не выглядел. Ну как можно «удивленно гундеть»?
- Монна Зоя, доброго дня. Я к вам приставлен…
- А где ваш капитан? – направилась я к нему с прищуром.
Старик, терпеливо вздохнув, продолжил:
- Я к вам приставлен именно капитаном до нашего с вами возвращения на «Летунью».
- Угу.
- Так точно. Капитан сегодня на рассвете отбыл в Каскату готовить корабль к длительному… путешествию.
- Да что вы говорите? – и как быстро вы бегаете?
- И при мне еще матрос… Макс! – прозорливо блеснул глазами Рубен.
- Я здесь! Доброе утро, монна Зоя! Как живется в столице? – еще одна довольная рожа в моем дверном проеме.
- Отлично живется… Ну что… я есть хочу. Кто со мной?
И мы «отлично зажили» дальше. По разные стороны двери. Хотя, иногда меня все же, выгуливали. И даже качали на качелях. Я же в отместку рисовала своих сторожей. И торжественно им их же портреты вручала. Макс благодарил и скалился. Рубен вежливо гундел. Нет, а чем еще себя развлекать? И даже мороженое с изюмом и маленькими пирожными уже не казалось таким вкусным… Да это вообще издевательство над личностью. Свободной!.. Почти. А потом наступило утро пятого дня. И, сгрузив свои пожитки, мы втроем с шиком подкатили к причалу.
Я к тому моменту была готова сама первой махнуть по сходням наверх. Да, в принципе, так и сделала. Лишь отметила машинально, что сам процесс оказался не таким уж «крутым» как прежде:
- Это что, «Летунья» так просела? – на ходу развернулась к Максу, несущему мой этюдник. Тот лишь кивнул, зыркнув в сторону капитанского мостика… Который, впрочем, был сейчас пуст.
- Доброе утро, Зоя!.. Яков! Почему трюмы до сих пор открыты?! И куда с нижней палубы делся плотник?!.. Мы сейчас отходим. А еще куча дел. Поэтому я вас не встретил у гостиницы.
- Ух, ты… Доброе утро, - капитан, поморщась, скрестил на груди руки. Утренний солнечный «квадрат» от узора снастей скользнул по глубокой багровой царапине поперек его правой скулы… А то бы я сама такое не разглядела? – Наверное, больно?
- Угу. Жду – не дождусь… У меня там еще дерево было.
- Это – да. И вот что меня волнует, дети мои… Его расположение. Во-первых, правее, то есть, по времени позже, чем лестница. А, во-вторых, дерево само по себе олицетворяет жизнь. Но, стоит оно на середине дороги. Так сказать, ее разрывает. Или делит на две части.
- И что это значит? – воззрился на оное капитан. Ученый ответить явно промедлил:
- Ну-у…
- Майша мапейзи?
- Определенно, да, Зоя. Да и вообще: путь, прерванный жизнью, гораздо лучше, чем путь, прерванный смертью.
- Иначе бы он вовсе не возобновлялся, - заметил со своего конца стола капитан. – Это – все?
- Да, пожалуй… Зоя, дитя мое. Осталось лишь удовлетворить мое ученое любопытство: я понимаю, пробиться сквозь такую защиту было делом, отнюдь, не простым. Ньюпван сам по себе, даже в том виде, в каком он сейчас – одна сплошная магическая стена. Так, каким из перечисленных мною составов вы пользовались при настрое? Какие травки жгли? На основе мирры или теневика? Прядь волос или капля крови?
- Что?
- Магистр… вы о чем?
- Та-ак… - посмотрел он на нас обоих по очереди. – Вы храмовые постулаты баголи читали?
- Читали, - проблеяла я.
- И-и?
- Магистр, выражайтесь яснее.
- Виторио, этого я жду как раз от вас! Чем за информацию расплачивались?! И кто из двоих?! Вы соображаете, во что ввязались?!
- Ну, так… честно сказать… смутно помню, - почесала я нос. Потом вздохнула. – Да ничего такого я никому не обещала… Да я вообще никому ничего не обещала. Мы просто попробовали.
- «Просто попробовали»?
- Угу. И у нас получи…
- Зоя, погодите. Магистр, как произносится клятва или обещание или что там вообще говорили баголи в таких случаях?
- Баголи в «таких случаях» элементарно откупались! Повторяю вопрос: чем откупились вы?
- Да чтоб мне потом… провалиться, - медленно произнес капитан.
- А причем здесь моя обычная дурацкая присказка?
- «Провалиться»?.. Зоя?!
- Ну… да.
- Это я виноват, - угрюмо воззрился на меня опекун. – Магистр, что я теперь могу сделать?
- Понятия не имею, - всплеснул тот руками. – Вы уже предложили свою цену и ее приняли. Теперь решайте сами, готовы ли ее заплатить.
- А если Зою оставить здесь? Не брать с собой на конечную?
- Вот меня лично это очень устраивает, - заерзала я на подоконнике. Однако магистр состроил скептическую рожу:
- Не факт. Там хоть у нее будет личная защита. А здесь, что? Да еще без вас?
- А я буду тихо сидеть?
- То есть, опасность может быть везде?
- Я же говорю: вашу цену уже приняли. И стоит начать двигаться к цели, колесо пойдет на следующий виток.
- Да я вообще…
- Значит, лучше – рядом со мной, - да меня вообще кто-нибудь слышит?!
- А знаете, что?!.. – вот на истеричный крик они враз обернулись. – Мое мнение здесь учитывается?
- Нет.
- Дитя мое, к сожалению…
- Понятно… Тогда я есть хочу…
Меня, конечно же, накормили. И, судя по обилию блюд - на убой. Да, только шутка эта (про убой) в публику явно не прошла: магистр вздохнул, раздув румяные от наливки щеки, его унылая супруга хлопнула недоуменно глазами, а мой опекун свое жаркое жевать перестал. И мне бы этот «успех» тогда закрепить. Тоже, прочувствованным вздохом с закатыванием к потолку глаз: вот, мол, до чего меня ваше «колесо» неизбежно докатило. Да, только, образ этот страдальческий с собственными внутренними ощущениями, ну, никак не вязался. Хоть пыхти, хоть растекайся - ничего путного не выйдет. А все почему?.. Да хоб его знает… Вот ругательство у меня хорошо получилось. Правда, пока лишь, про себя…
- Да что я все про себя, да про себя?.. Зоя.. Зоя! Зоя!!!
- Вот она, смерть моя… Ух, ты, мамочки!
А ведь так миленько все вело к концу: после обеда обозрели семейные портреты и коллекцию трубок, лекцию еще раз прослушали: «Правила поведения баголи - если не дружишь с мозгами и языком» и даже успели выйти на аллею к ожидающей в ее конце коляске. И-и-и…
- Зоя! За меня!
Огромная «смерть» цвета перезрелой оливы, затормозив в последний момент, ломанулась в стриженные кусты. Пыль медленно осела. Магистр, кряхтя, поднялся со щебенки. Мы с капитаном прокашлялись.
- Тысяча извинений, дети мои… О-ох… Он когда-нибудь меня окончательно прибьет.
- Так это не моя, что ли, смерть была? – даже с претензией хмыкнула я.
Капитан, вкладывая саблю в ножны, скосился на зияющую в кустах магнолии дыру. – Еще года три и его на всех хватит… Вообще то, уважаемый магистр, о таких зверушках предупреждать надо.
- Так я и…
- Заранее… Зоя, вы – как?
- Да, нормально я. А кто это, кх-хе, был то?
- О-о, это – наше семейное проклятье, подаренное в знак моей двухлетней давности, научной защиты. У моих коллег – специфическое чувство юмора. Тема той работы была «Стихийный фактор в истории освоения Пятидолья» Там же – девять месяцев в году – сплошные шторма, а остальные три – магические воронки с хаотичным смещением. Вот они мне и устроили все это – на дому.
Капитан даже голову набок склонил:
- Неужто, та самая…
- «Божья кара». Совершенно верно, мой мальчик. Та самая уникальная порода бойцовых гигантов(2).
- Так это собака была? – настала и моя очередь изумиться. И даже с прищуром подойти к «зеленой пробоине».
- Зоя, отойдите оттуда.
- Угу.
- Зоя!.. Магистр, так эти животные практически неуправляемы.
- И к магии у них иммунитет, – прихрамывая, двинул тот прочь. - И судя по тому, что этот пострел опять носится на свободе, к буковым доскам – тоже. Вы бы видели его вольер - забор, как вокруг Грязных земель(3). И каков результат?
- Я видел… И их я тоже видел, на Божьих скалах. В питомнике. Но, чтобы так? Они же вырастают больше ярда в холке… И потом еще, эта их легендарная неприязнь…
- Да-да, ко всему, хоть слегка горячительному. И вы знаете…
- Иди сюда, - кусты, в ответ на мой тихий шепот дернулись и огласились таким же тихим подскуливанием. – Ну, ты чего? Иди сюда. Давай, вылась… Любоваться буду. Обещаю.
- Ах-х-хых, - снова весьма скептически, однако через секунду уцелевшие ветки раздвинулись. На уровне моего лица. - Ах-хых. Иу-и-и.
- Мама моя… И где ж тебя так угораздило?.. Стой, не двигайся. Я и дуть буду… - пообещать можно все, что угодно. А вот как воплотить в реальность? Но, огромная печальная морда сама качнулась ко мне, подставив в ладонь отвислые черные щеки. С множеством мелких щеп, торчащих из них… Я, конечно, дула. Пес моргал, фыркал соплями и терпел. Лишь, под конец стал коситься по сторонам, ловя в отражениях больших глаз две застывшие сзади меня физиономии. Вот только бы… все дотерпели. - Уф-ф. Последняя.
И получила-таки, заслуженную награду. Сначала от собаки – мокрым языком вдоль всего лица. А потом:
- Зоя, - прошипели мне в левое ухо. – Что ж вы вытворяете?
- Ах, мой мальчик, - теперь, чуть подальше и справа. - Это – совершенно для нее…
- Норма?
- Вот только, не надо так кипятиться. Тоже мне…
- Баголи. Она – баголи. Дитя этого мира. И с ним – на одной энергетической волне. Да ведь, мой большой… друг?
- Р-р-вау!!! – «друг», махнув поросячьим хвостом, медленно развернулся и отчалил по своим важным делам… Предатель.
- Ты куда?!
- Вау! Вау!
- Зоя.
- О-о-о.
- Виторио, она знает, что делает. В этом случае, конечно. Потому что в предшествующем, позволю себе еще раз сказать…
- А, знаете, что?.. Отстаньте от меня оба, – и, вытирая лицо, пошла в сторону чернеющей в просвете коляски…
- Летели два голубя.
Плыли по небу.
Давно уж исчезла под ними земля.
И плакал один, озираясь тоскливо,
Другой же искал в море тень корабля…
- Зоя, у меня к вам - одна большая просьба, - оторвался, наконец, от созерцания каменных оград вдоль обочин капитан.
Я, свернув тихое пение, приготовилась внимать:
- Ну?
- В связи с… открывшимися обстоятельствами, мне нужно будет подготовить корабль к…
- Опасному плаванью?
- Да. И…
- И что?
- Зоя…
- Ну-у?.. О, да неужели, это так трудно?
Мужчина хмуро потер лоб:
- Нет.
- А в чем же тогда дело? «Зоя, я вас втравил в авантюру, о размахе которой сам не подозревал. И теперь мне придется тащить вас за собой до конца. И я не знаю, что в этом «конце» нас ждет, ибо… ну там…
- Обещание это, а еще дерево на рисунке и дорога - черт знает что, - кивнув, завершил он. – Примерно, так. Только я не понял: вы-то как на все это реагируете?
- Будет ли скандал?.. А смысл? То есть, он, конечно, будет, при первом же поводе. А сейчас… - и вздохнула, всерьез задумавшись. – Жизнь покажет. На накейо я забыла.
- Майша мапейзи, - невесело хмыкнул капитан. И откинулся спиной на сиденье.
- Угу. Точно…
Летели два голубя.
Плыли по небу.
На смену закату пришла уж заря.
И первый… ла-ла-ла-ла-ла-ла, не помню.
Второй… а-а-а-а-а… А если вы не прекратите меня подслушивать, то ругаться я начну прямо сейчас.
- Зоя, – вот сейчас он засмеялся уже вполне искренне. - Скажите: вы в театре когда-нибудь были?
- В настоящем? – выкатила я ответно глаза.
- Ага.
- Нет. Только в кукольном балагане. В детстве.
- Тогда, давайте сегодня туда сходим? Неважно, на что. Просто, в театр?
- Хо-рошо… - и не лыбься, как дура, культурно необразованная. – Зато, я в картинном павильоне Канделверди была очень много раз… И там даже висят две мои работы… И еще в музее. И в…
- Зоя, я все понял…
Утверждение, что настоящее искусство понятно не всем - ложь. Точнее, брехня. Так мой учитель сказал. Я хорошо запомнила день, ознаменованный фразой: «Зоя, то – полная брехня». В нашем облезлом картинном павильоне было тогда открытие его сезонной выставки. И съехалось много ценителей со всей страны. Они бродили по скрипучему паркету с прищуром на каменных физиономиях. И мне тогда это сочетание казалось необычно пугающим. В восемь то лет. И я еще за своего учителя очень переживала. Ведь недаром он вспомнил про свою парадную суконную шляпу - он ее лишь по особым поводам нахлобучивал. А тут такие… физиономии. И, если лично мне, то я люблю все до одной его картины: и солнечные, и пасмурные. И «странные». Особенно одну, с силуэтом женщины на фоне лунного дверного проема.
- Ну, и как тебе, ученица, вся эта суетня? – маэстро, поправив шляпу, задорно мне подмигнул.
- Мне? – о-о, ко мне и с таким вопросом. – Так я же в живописи еще ничего не смыслю?
- А ты думаешь, ты здесь одна? – качнулся ко мне учитель. - Ты думаешь, все эти господа знают, как разводить масляные краски, чтобы получилась, например, чистая лазурь? Или владеют техникой грунтовки холста?.. Зоя, запомни раз и навсегда: в живописи, в настоящем искусстве, есть лишь один критерий оценки – задело душу или не задело. А все эти постные рожи и многознающие вздохи… Зоя, то – полная брехня. Профанация. Это они мне цену так сбивают. Да только я им вот эту точно не продам.
- Ваше «Ожидание»? - благоговейно скосилась я на «лунную женщину».
- Её. Она пусть пока… подождет…
- Как вам спектакль, Зоя?
- Что?.. Угу, понравился, - мелкий камушек гулко хрустнул под каблуком капитана, отозвавшись в ночной тихой улице. И когда успели сюда свернуть?.. – А вы, наверное, ценитель искусства?
- Я? – мужчина, откинув носком сапога еще один, усмехнулся. – Никогда им не был. Просто, есть вещи, которые… нравятся. Или наоборот.
- Задевают душу?
- Да. Как эта пьеса. Только уж больно она… пессимистично закончилась.
- А в жизни часто такое бывает, - глубокомысленно изрекла я. Капитан даже приостановился:
- Надо было на другой спектакль идти. И в другой театр. Да и вообще, - и резко развернулся на каблуках. – Нам – в ту сторону. Через скверик… Пошли?
- Отчего не пойти? - спрыгнула я вслед за ним на выпуклые камни мостовой. И чего вообще изрекать начала? Ведь совсем другие в голове мысли. – Я бы все это нарисовала.
- Что именно? – нисколько не удивился мой спутник. Видно, привык уже к «приступам».
- И сцену, и главную героиню в красном платье и даже музыку. Мне кажется, она хмурого серо-голубого цвета. С такими углублениями. Глубинами, в общем. Только, мне их картина, что у задней стены…
- Задник?
- Вот… задник мне не понравился. Слишком плоский. Без перспективы. Хотя, я сейчас, наверное, рассуждаю уже, как ценитель, - и смущенно сморщила нос.
Капитан, глядя на меня, весело хмыкнул:
- Я понял. Это, по всей видимости, оскорбление.
- Но, вы же знаете, что такое «задник»?
- Ну да. А еще я знаю, что такое «рама у картины» и уже познал, что такое «этюдник», - засмеялся он еще громче.
Я, глядя на него, пожала плечами и тоже… рассмеялась. И что-то в этот миг изменилось. Словно стена из холодного колкого стекла между нами, вдруг, лопнула. Разлетелась в мелкие брызги. И ощутили мы, услышали этот звон одновременно. На вдохах…
- Я… Зоя, нам пора.
- Угу. Мне давно… пора.
- И вас еще накормить надо.
- На убой?
- Вот к чему сейчас это?
- К тому, что я… замерзла. И спать хочу… - и снова клеить, клеить, клеить. Разбитую вдребезги «стену»…
Следующие четыре дня пролетели, как один длинный пасмурный вечер. А начались с удивления. Хотя, застывший в двери моего номера Рубен, удивленным как раз не выглядел. Ну как можно «удивленно гундеть»?
- Монна Зоя, доброго дня. Я к вам приставлен…
- А где ваш капитан? – направилась я к нему с прищуром.
Старик, терпеливо вздохнув, продолжил:
- Я к вам приставлен именно капитаном до нашего с вами возвращения на «Летунью».
- Угу.
- Так точно. Капитан сегодня на рассвете отбыл в Каскату готовить корабль к длительному… путешествию.
- Да что вы говорите? – и как быстро вы бегаете?
- И при мне еще матрос… Макс! – прозорливо блеснул глазами Рубен.
- Я здесь! Доброе утро, монна Зоя! Как живется в столице? – еще одна довольная рожа в моем дверном проеме.
- Отлично живется… Ну что… я есть хочу. Кто со мной?
И мы «отлично зажили» дальше. По разные стороны двери. Хотя, иногда меня все же, выгуливали. И даже качали на качелях. Я же в отместку рисовала своих сторожей. И торжественно им их же портреты вручала. Макс благодарил и скалился. Рубен вежливо гундел. Нет, а чем еще себя развлекать? И даже мороженое с изюмом и маленькими пирожными уже не казалось таким вкусным… Да это вообще издевательство над личностью. Свободной!.. Почти. А потом наступило утро пятого дня. И, сгрузив свои пожитки, мы втроем с шиком подкатили к причалу.
Я к тому моменту была готова сама первой махнуть по сходням наверх. Да, в принципе, так и сделала. Лишь отметила машинально, что сам процесс оказался не таким уж «крутым» как прежде:
- Это что, «Летунья» так просела? – на ходу развернулась к Максу, несущему мой этюдник. Тот лишь кивнул, зыркнув в сторону капитанского мостика… Который, впрочем, был сейчас пуст.
- Доброе утро, Зоя!.. Яков! Почему трюмы до сих пор открыты?! И куда с нижней палубы делся плотник?!.. Мы сейчас отходим. А еще куча дел. Поэтому я вас не встретил у гостиницы.
- Ух, ты… Доброе утро, - капитан, поморщась, скрестил на груди руки. Утренний солнечный «квадрат» от узора снастей скользнул по глубокой багровой царапине поперек его правой скулы… А то бы я сама такое не разглядела? – Наверное, больно?
