- Вот, то-то же. И еще…
- Было «и еще»?
- Было. Только, - заерзал он, вдруг, под пледом. – Монна Зоя, я поступок плохой совершил. Но, для благой цели.
- Ты пытал ее что ли?
- Не-ет. Я в каюту ее залез, пока она капитана в гостиной на своем клавесине «утешала».
- То есть?
- Да музыку свою ему пела. А я в это время в шкафу ее шмон навел. И вот что нашел, - порывшись в кармане, вытянул он наружу белый кружевной платок. С инициалами «СИ» и сильно застиранный.
- Дахи, зачем?
- Монна Зоя, - вздохнул, глядя на меня малец. – Я в свою жизнь на Божьих скалах очень много раз одежду от крови стирал и всегда могу распознать, какие от нее пятна бывают.
- Так ты думаешь, это – моя… кровь? – уставилась я на тряпицу.
- Угу. Видно, она этим платочком палубу шёркала. Я и по ней потом лазил. По всему левому борту, но, вы же знаете, как у нас на Летунье палубу драят.
- Это… да… Дахи, но…
- Да вам это любой маг за пару монет подтвердит.
- И это тоже… да, - подняла я глаза на мальца. - А знаешь, что: давай прямо сейчас попробуем?
- У вас маг здесь знакомый…
- Да нет. У меня здесь собака, очень умная. А, вдруг, она мою кровь признает? Как думаешь?
- Думаю… да, - и, подхватив платок, вслед за мной подскочил со стула. Лишь плед рядом с ним забыл…
Малай воспринял нашу затею скептически – уселся напротив крыльца и глубоко вздохнул. Мы тоже – из предвкушенья, заранее бросив платок на противоположной стороне двора. Теперь…
- Дахи, а что теперь то?
- А-а. Погодите, - прочистил тот горло. – Его ведь, Малай зовут?.. Малай! Монна Зоя сказала, что ты – очень умный. Так вот…
- Дахи, это чёрти что какое-то, - пес, скосившись, приподнял левую бровь.
- Так вот, - малец с нажимом продолжил. – Принеси вещь, что лежит у забора тому, кем она по-настоящему пахнет… Малай?!..
- Малай?
И я такого выражения морды еще не удостаивалась. Именно с ним Малай медленно встал, развернулся и направился прямо к платку. Еще бы – при нем суетились. А потом, уже с добычей в зубах потрусил обратно к нам. Мы с Дахи на своих сидячих позициях замерли. Пес – едва ли, на секунду. И, фыркнув прямо в платок…
- Мама моя… - теперь еще и в слюнях, он на моих коленях смотрелся совсем уж… тоскливо. Инициалами «СИ» на виду.
- Монна Зоя, о чем я вам говорил?!
- Дахи. Мама… моя…
__________________________________________
Сноски:
1 - Пятьдесят три квадратные мили самых плодородных в стране земель, принадлежащих клану бенанданти. Последняя их, используемая по назначению «цитадель» и почти закрытая для посторонних глаз территория со своими органами власти и системой внутреннего подчинения.
И небо с низкими зимними тучами, и заставленный чанами в глиняных подтеках двор и высокий забор, все кружилось сейчас. И в этом тусклом кружении одно за другим всплывали размытые лица: «Знакомьтесь, Зоя - моя давняя подруга, Сусанна Иззи»… «Ах, да: «дружба» – в первую очередь», - и громкий женский смех…
- Монна Зоя… монна Зоя, вы, наверное, сильно расстроились?
«У него вообще правило в отношении женщин: либо - любовница, либо – друг»…
- Монна Зоя, я перед вами с капитаном виноват: надо было сразу ему…
«… Я думаю. Как раз, пора… О многом, Зоя. О своем будущем, например. О своем деле»… «Куда?!», - мне вслед с такою тоской в глазах… Вот же, дура. Дура. И как я раньше-то не увидела? Все эти взгляды внимательные и мелкие «шпильки», но всегда неизменное: «Вито», - голосом, каким только в храме у статуи и…
- … я просто тогда испугался: мы с ней все время были на одном корабле. И после, уже здесь, в Диганте. А, вдруг бы она и меня, как вас?
- Что?.. Дахи… - и, выдохнув, опустила на мальчика глаза. – Дахи, ты все правильно сделал. Ты ведь – ребенок. Куда тебе против нее? Да и капитан бы, вряд ли… поверил.
Тот, скривившись, пожал плечами:
- Не знаю. Вы, и то, не сразу поверили. А уж он… Монна Зоя, а почему она задумала с вами такое?
- Почему?.. – поймет ли?.. Наверное. - Потому что, она его… любит.
- Кого?
- Как, «кого»? Капитана. А любовь, она разная бывает.
- Да. Любовь, она – разная, - Дахи с чувством откинул мелкий глиняный черепок. – Моя мама тоже нас с отцом… любила. А потом, взяла и ушла. Ну, а здесь то?
- Да она сначала, вряд ли, убийство планировала, - притянула я мальчика к себе. – Это потом уже, после… хм-м, нашей «последней ночи». Зато теперь, наверное, утешает и музыкой и умными разговорами и дружескими советами.
- Угу. Один я точно слыхал, - зло буркнул малец. – «Забудь ее. Она так решила».
- А что? Не так уж и глупо.
- Монна Зоя?!
- Да, Дахи? – склонилась я к нему.
- Так вы это дело пустите в дрейф? Мы же с вами выяснили, что вы – не Ангел. Так с чего?
- А с того, что я жду ребенка. И для меня сейчас главное – его нормально родить. А уж дальше…
- Что, «дальше»? – прищурился Дахи.
- А дальше… мы с монной Сусанной еще потолкуем… о превратностях любви, - и, обхватив покрепче мальчика, снова уткнулась глазами в серое небо. – Надеюсь, оно мне… поможет.
- Что? – громко вздохнул тот.
- Колесо судьбы. Вон та туча на него сильно смахивает.
- Какая?.. О-о. По мне, так на веселую рожицу больше.
- Сам ты…
- Р-р-гаф! Гаф! Р-гаф!
Высокие ворота с треском разбухшего дерева, разъехались в разные стороны…
- Ох, ты ж… Вот это… конфигурация, - мессир Беппе застыл в самом створе ворот с таким выражением на лице, будто я – уже родила. Причем, Дахи.
- Мессир Беппе, я сейчас вам всё…
- Святые угодники! - мама моя… Следом за мужем во двор вплыла монна Розет. В праздничной красной шали.
- Монна Розет, я сейчас… о-ох. Это – Дахи, - и оба на пару подскочили с крыльца.
- Здравствуйте, - проблеял ребенок.
- И он пришел ко мне в… на… - а дальше вышла заминка.
- Чтоб ее защитить.
- Дахи, ты – в своем уме?
- А что? Больше я не струшу и разве защита вам не нужна?
- Да ты с таким заявленьем будешь защищать меня под камнем в лесу, потому что нас сейчас обоих на пару…
- Зоя, извини, что встреваю, - подбоченясь, направился к нам хозяин хором. – Но, хотелось бы знать: откуда это… чудо? – и с пристрастьем уставился на мальца.
- А-а… Так вы зилийцев никогда…
- Я – с Девяти Божьих скал, мессир, - почесало «чудо» правое ухо. – Мой отец и в правду, с острова Зили, а мама…
- Местная красавица. Чидалийка. И он теперь – младший матрос на очень уважаемой бригантине. И сам очень… хороший, - скосилась я на монну Розет. – А сюда пришел, потому что…
- Монна Зоя, о том я уже сказал.
- Ну, так теперь помолчи, а то…
- А скажи ко мне, отрок! – на этих словах мы оба разом заткнулись. Монна Розет в полной тишине расправила шаль. – В каких Богов веруешь?
- Верую в Единородного Бога всех живущих на Алантаре христиан, - как боцману из шеренги, отчеканил, вдруг, Дахи. – И назван в честь Святого великомученика, покровителя солдат, лучников и… гончаров, Себастьяном. Но… лучистая монна, зовите меня просто, Дахи, - и совсем уж нагло расплылся во все лицо.
- Мама моя…
- Ох, ты ж…
- Себастьян, значит?
- Так точно, лучистая монна.
- Ну-у… тогда зови меня просто, монна Розет. Ты к нам надолго, Дахи?
- Розет?
- А чего? – вперилась она в мужа с «лучистым» прищуром. – Ты ж сам хотел нанимать кого-нибудь из деревни? И вообще, зачем я с тобою сюда тряслась?
- Ох, и… - прихлопнув ладонь к затылку, развернулся тот ко мне. – Зоя, мы ж праздновать сейчас будем.
- Что? – сглотнула я слюну… после такого-то.
- Так горшки наши расписные ушли, не касаясь лотка. Даже те, что ты «пробными» посчитала.
- Беп-пе?
- Ах, да, и сегодня ж еще – Рождество. Так что… Дахи.
- Да, мессир Беппе!
- Надеюсь, у тебя не только язык длинный?
- Не-ет, - насмешливо скривился малец. – Я много чего умею.
- Ну, пойдешь тогда ко мне в сезонные подмастерья, охранник. У нас к Пасхальной ярмарке много работы будет. Зоя, я и темперы тебе еще купил. Кстати, как самочувствие?
- Теперь совсем… хорошо, - с глубоким чувством, выдохнула я…
Пламя в каминной нише раскрасило суровые серые камни медовыми всполохами янтаря. А в маленькой комнате остро пахло хвойником, жареным мясом с пряностями и сухой теплой глиной (куда ж без нее?). Отблески огня плясали на пышных усах мессира Беппе, откинувшегося в своем скрипучем кресле, и в прищуренном взгляде монны Розет, тянущей за столом чай… А глаза у нее и в правду, лучистые. И как я раньше и этого не увидела? Вот Дахи, так сразу… Сам же востроглаз, приткнувшись ко мне на каминных ступенях, сонно сейчас внимал:
- Это же целое искусство, Дахи – гончарное ремесло. Ведь, хороший гончар, он, как… - скосился мессир Беппе на супругу. – как Бог, потому как всеми четырьмя стихиями управляет: огнем, водой, воздухом и землей. Даже легенда есть о том, как…
- Ну, ты, «повелитель стихий», опять любимую байку вспомнил?
«Повелитель» с готовностью вскинулся:
- Вот так я и думал, Розет! Не утерпишь ведь, чтоб ехидством своим не прервать.
- А чего это ты креслом своим на меня скрипишь? Нашел, чем хвастаться в святую то ночь. Уж сегодня б хоть воздержался.
- Так Он же все видит и в любую в году ночь, - воздел выбеленную глиной пятерню мессир Беппе.
- А и точно. Ну, так порадуй Его не очередным бахвальством а…
- Чем?.. Ну, чем?
- А-а, ты другого то и не знаешь.
- А вот и неправда!
- Ну ко, ну ко?
- А-а-а… Дахи!
- Так точно? – встрепенулся малец.
- А ты слыхал историю про наш рождественский кулич, панеттоне?
- Не-ет, мессир Беппе.
- А то я тебе сейчас расскажу! – с вызовом скрипнуло старое кресло.
- Да неужто? – скептически брякнула на столе кружка. - Ну так, мы с Зоей тоже послушаем… с какого места ты к горшкам своим «сворачивать» начнешь.
- Кхе-кхе!.. Значит, дело было так… Еще в старом предтечном мире. Влюбился один знатный молодой мессир в дочь простого городского пекаря. А та была гордая и бездельников на дух не переносила. Вот он и решил заделаться к ее отцу в подмастерья, чтоб быть к ней поближе и уважение заслужить. И так ему это ремесло приглянулось, что в честь любимой стал он слагать не оду, а рецепт сладкого, как она сама, кулича. Обсыпал его сверху изюмом и цукатами и назвал «Хлебом от Тони». Так девушку звали. А в переводе с исходного итальянского, «панеттоне»… Ну, и где здесь горшки?
- Разве только те, в которых тесто месили, - констатировала монна Розет. – А еще что-нибудь знаешь, драгоценный ты мой?
Рассказчик старательно напыжился:
- А, знаю. И это - уже местная сказка. И тоже про Рождество. Дахи!
- Я вас внимательно слушаю, - протер тот со ступеней глаза.
- Ага… В одной предгорной деревне жил маленький мальчик. Всем был хорош и пригож. И звали его Спо. Однако, фея Бефана, что разносит на своей метле всем детям рождественские подарки, всегда его стороной облетала. По какой оказии, Спо не знал и очень расстраивался. Ведь плохих дел он не делал и родителей уважал. И вот однажды, возвращался он домой в страшную метель. Глядит, торчат из сугроба… а зима тогда снежная была, не то, что, сейчас – только грязь на перевале развезет, так, что колеса вязнут и товар, того и гляди…
- Беп-пе…
- Кхе… Торчат оттуда чьи-то обутые пятки. Начал он их откапывать. А там – фея Бефана собственной горбоносой персоной. Закружило ее, значит в метели. Вот с курса и сбилась. Отчихалась она, метлу свою стряхнула, и благодарить начала, а Спо к ней – со встречной претензией. Давно вопрос назрел: так мол и так, отчего полное игнорирование? Бефана ему в ответ: «Потому что грязнуля ты, Спо». Мальчик ей свою мордашку румяную и руки явил: нет, чистые. Фея извинилась, порылась в своем мешке и достала ему оттуда самый большой подарок. И с тех пор больше стороной не облетала.
- Так, а с чего она это взяла? – поскреб свое чистое ухо Дахи. – Про грязь?
Мессир Беппе довольно расплылся под пышными усами:
- Так имя у него - «Спо». Что в переводе с того же исходного – «Пятнышко». Отсюда и все это недоразуменье.
- А-а-а-а, - отозвался слушатель громким протяжным зевком.
- Браво, Беппе. Браво. Однако пора и честь соблюсти.
Дахи о соблюдении такой «чести» упрашивать вообще не пришлось. И вскорости он уже сладко сопел на топчане. Я и сама частенько лишь до него от стола «доползала». А теперь, видно, уютное место перешло к моему личному маленькому «охраннику». Супруги, привычно бранясь (воркуя), ретировались наверх, в спаленку мессира Беппе. Я же, подбросив в камин поленьев, надела на себя меховой жилет и тихо вышла на улицу.
Рождественская ночь сегодня в честь самой себя распахнула все закрома звезд. Но, полноправно царила на небе Луна. В синем круге из подсвеченной ею же бездны. И она сейчас была совсем непохожей на сиротливую половину древней Вананды. В этом своем всевластном сиянии, но… Я обхватила руками живот и, приткнувшись спиной к косяку, стояла и смотрела на Луну. Собственная моя жизнь, взбудораженная возвращением в нее Дахи, представлялась, то, чередой нелепостей со случайностями, то, источником глубоких философских измышлений. И прийти бы к ним… Только вот, Луна… Она мне мешала, навязчиво сворачивая любую мыслительную потугу лишь к одному.
- Ух, ты… - пока в руку холодным носом не ткнулся… - Малай, - пес, вскочив передними лапами на боковину крыльца, поднял ко мне морду. – Угу… Да не пойду я со двора никуда. Можешь к себе в будку, обратно… Что? – в темноте рождественской ночи собачьи глаза были почти не видны. Но, я прекрасно знала, какого они цвета и как умеют смотреть… - Да. И ты тоже мне его напоминаешь. Ты тоже… на него похож, - и качнулась от косяка к собачьим глазам. – Просто, сегодня ночь такая, Малай. На самом деле, я – сильная… Что?! Ты мне опять не веришь? Ну, и ладно. Но, ты, все равно, на него похож. Только ты и еще Луна. Больше - никто… О-ой… Тише, малыш. Твоя мать – настоящая дура, и тебе действительно, давно пора… спать…
Весна в долину Ува нахлынула мутными бурлящими ручьями с гор. Того и гляди, смоет всю единственную улицу Копа прямо в разбухшую от такого «плодоводия» Трессу. А потом зацвели сады, и деревню сверху стало совсем из-за них не видно. Хотя, и у нас, на берегу Козьей заводи, тоже было на что посмотреть – одни торчащие повсюду белые свечи молочая благоухали так, что сонные после зимы пчелы, кажется, в них и жили. Правда, в конце марта им на смену уже подоспела горная робиния с мелкими желтыми гроздьями, сильно смахивающими на мимозы. А следом зацвел каштан. Это последнее событие деревня Коп отмечала местным «разухабистым» праздником, смысл которого сводился к массовому хождению по единственной, не особо ровной улице, задом наперед. Монна Розет в данном мероприятии не участвовала, однако после оного в моем кармане забрякала целая горсть прошлогодних «благодатных» орехов (один – от болей в пояснице, еще два – от кружения в голове, остальные – для закрепления результата). Что же касается моего личного «весеннего» настроя, то он очень часто менялся, в зависимости от… а, хоб его знает, от чего он зависел. Просто…
- Уф-ф.
- Что, монна Зоя?! – махом вскинулись две головы: Дахи, от печи для обжига и развалившегося рядом под навесом Малая.
- Да, ничего, - скосилась я на обоих сразу. – Скорее бы все это… закончилось.
- Было «и еще»?
- Было. Только, - заерзал он, вдруг, под пледом. – Монна Зоя, я поступок плохой совершил. Но, для благой цели.
- Ты пытал ее что ли?
- Не-ет. Я в каюту ее залез, пока она капитана в гостиной на своем клавесине «утешала».
- То есть?
- Да музыку свою ему пела. А я в это время в шкафу ее шмон навел. И вот что нашел, - порывшись в кармане, вытянул он наружу белый кружевной платок. С инициалами «СИ» и сильно застиранный.
- Дахи, зачем?
- Монна Зоя, - вздохнул, глядя на меня малец. – Я в свою жизнь на Божьих скалах очень много раз одежду от крови стирал и всегда могу распознать, какие от нее пятна бывают.
- Так ты думаешь, это – моя… кровь? – уставилась я на тряпицу.
- Угу. Видно, она этим платочком палубу шёркала. Я и по ней потом лазил. По всему левому борту, но, вы же знаете, как у нас на Летунье палубу драят.
- Это… да… Дахи, но…
- Да вам это любой маг за пару монет подтвердит.
- И это тоже… да, - подняла я глаза на мальца. - А знаешь, что: давай прямо сейчас попробуем?
- У вас маг здесь знакомый…
- Да нет. У меня здесь собака, очень умная. А, вдруг, она мою кровь признает? Как думаешь?
- Думаю… да, - и, подхватив платок, вслед за мной подскочил со стула. Лишь плед рядом с ним забыл…
Малай воспринял нашу затею скептически – уселся напротив крыльца и глубоко вздохнул. Мы тоже – из предвкушенья, заранее бросив платок на противоположной стороне двора. Теперь…
- Дахи, а что теперь то?
- А-а. Погодите, - прочистил тот горло. – Его ведь, Малай зовут?.. Малай! Монна Зоя сказала, что ты – очень умный. Так вот…
- Дахи, это чёрти что какое-то, - пес, скосившись, приподнял левую бровь.
- Так вот, - малец с нажимом продолжил. – Принеси вещь, что лежит у забора тому, кем она по-настоящему пахнет… Малай?!..
- Малай?
И я такого выражения морды еще не удостаивалась. Именно с ним Малай медленно встал, развернулся и направился прямо к платку. Еще бы – при нем суетились. А потом, уже с добычей в зубах потрусил обратно к нам. Мы с Дахи на своих сидячих позициях замерли. Пес – едва ли, на секунду. И, фыркнув прямо в платок…
- Мама моя… - теперь еще и в слюнях, он на моих коленях смотрелся совсем уж… тоскливо. Инициалами «СИ» на виду.
- Монна Зоя, о чем я вам говорил?!
- Дахи. Мама… моя…
__________________________________________
Сноски:
1 - Пятьдесят три квадратные мили самых плодородных в стране земель, принадлежащих клану бенанданти. Последняя их, используемая по назначению «цитадель» и почти закрытая для посторонних глаз территория со своими органами власти и системой внутреннего подчинения.
ГЛАВА 19
И небо с низкими зимними тучами, и заставленный чанами в глиняных подтеках двор и высокий забор, все кружилось сейчас. И в этом тусклом кружении одно за другим всплывали размытые лица: «Знакомьтесь, Зоя - моя давняя подруга, Сусанна Иззи»… «Ах, да: «дружба» – в первую очередь», - и громкий женский смех…
- Монна Зоя… монна Зоя, вы, наверное, сильно расстроились?
«У него вообще правило в отношении женщин: либо - любовница, либо – друг»…
- Монна Зоя, я перед вами с капитаном виноват: надо было сразу ему…
«… Я думаю. Как раз, пора… О многом, Зоя. О своем будущем, например. О своем деле»… «Куда?!», - мне вслед с такою тоской в глазах… Вот же, дура. Дура. И как я раньше-то не увидела? Все эти взгляды внимательные и мелкие «шпильки», но всегда неизменное: «Вито», - голосом, каким только в храме у статуи и…
- … я просто тогда испугался: мы с ней все время были на одном корабле. И после, уже здесь, в Диганте. А, вдруг бы она и меня, как вас?
- Что?.. Дахи… - и, выдохнув, опустила на мальчика глаза. – Дахи, ты все правильно сделал. Ты ведь – ребенок. Куда тебе против нее? Да и капитан бы, вряд ли… поверил.
Тот, скривившись, пожал плечами:
- Не знаю. Вы, и то, не сразу поверили. А уж он… Монна Зоя, а почему она задумала с вами такое?
- Почему?.. – поймет ли?.. Наверное. - Потому что, она его… любит.
- Кого?
- Как, «кого»? Капитана. А любовь, она разная бывает.
- Да. Любовь, она – разная, - Дахи с чувством откинул мелкий глиняный черепок. – Моя мама тоже нас с отцом… любила. А потом, взяла и ушла. Ну, а здесь то?
- Да она сначала, вряд ли, убийство планировала, - притянула я мальчика к себе. – Это потом уже, после… хм-м, нашей «последней ночи». Зато теперь, наверное, утешает и музыкой и умными разговорами и дружескими советами.
- Угу. Один я точно слыхал, - зло буркнул малец. – «Забудь ее. Она так решила».
- А что? Не так уж и глупо.
- Монна Зоя?!
- Да, Дахи? – склонилась я к нему.
- Так вы это дело пустите в дрейф? Мы же с вами выяснили, что вы – не Ангел. Так с чего?
- А с того, что я жду ребенка. И для меня сейчас главное – его нормально родить. А уж дальше…
- Что, «дальше»? – прищурился Дахи.
- А дальше… мы с монной Сусанной еще потолкуем… о превратностях любви, - и, обхватив покрепче мальчика, снова уткнулась глазами в серое небо. – Надеюсь, оно мне… поможет.
- Что? – громко вздохнул тот.
- Колесо судьбы. Вон та туча на него сильно смахивает.
- Какая?.. О-о. По мне, так на веселую рожицу больше.
- Сам ты…
- Р-р-гаф! Гаф! Р-гаф!
Высокие ворота с треском разбухшего дерева, разъехались в разные стороны…
- Ох, ты ж… Вот это… конфигурация, - мессир Беппе застыл в самом створе ворот с таким выражением на лице, будто я – уже родила. Причем, Дахи.
- Мессир Беппе, я сейчас вам всё…
- Святые угодники! - мама моя… Следом за мужем во двор вплыла монна Розет. В праздничной красной шали.
- Монна Розет, я сейчас… о-ох. Это – Дахи, - и оба на пару подскочили с крыльца.
- Здравствуйте, - проблеял ребенок.
- И он пришел ко мне в… на… - а дальше вышла заминка.
- Чтоб ее защитить.
- Дахи, ты – в своем уме?
- А что? Больше я не струшу и разве защита вам не нужна?
- Да ты с таким заявленьем будешь защищать меня под камнем в лесу, потому что нас сейчас обоих на пару…
- Зоя, извини, что встреваю, - подбоченясь, направился к нам хозяин хором. – Но, хотелось бы знать: откуда это… чудо? – и с пристрастьем уставился на мальца.
- А-а… Так вы зилийцев никогда…
- Я – с Девяти Божьих скал, мессир, - почесало «чудо» правое ухо. – Мой отец и в правду, с острова Зили, а мама…
- Местная красавица. Чидалийка. И он теперь – младший матрос на очень уважаемой бригантине. И сам очень… хороший, - скосилась я на монну Розет. – А сюда пришел, потому что…
- Монна Зоя, о том я уже сказал.
- Ну, так теперь помолчи, а то…
- А скажи ко мне, отрок! – на этих словах мы оба разом заткнулись. Монна Розет в полной тишине расправила шаль. – В каких Богов веруешь?
- Верую в Единородного Бога всех живущих на Алантаре христиан, - как боцману из шеренги, отчеканил, вдруг, Дахи. – И назван в честь Святого великомученика, покровителя солдат, лучников и… гончаров, Себастьяном. Но… лучистая монна, зовите меня просто, Дахи, - и совсем уж нагло расплылся во все лицо.
- Мама моя…
- Ох, ты ж…
- Себастьян, значит?
- Так точно, лучистая монна.
- Ну-у… тогда зови меня просто, монна Розет. Ты к нам надолго, Дахи?
- Розет?
- А чего? – вперилась она в мужа с «лучистым» прищуром. – Ты ж сам хотел нанимать кого-нибудь из деревни? И вообще, зачем я с тобою сюда тряслась?
- Ох, и… - прихлопнув ладонь к затылку, развернулся тот ко мне. – Зоя, мы ж праздновать сейчас будем.
- Что? – сглотнула я слюну… после такого-то.
- Так горшки наши расписные ушли, не касаясь лотка. Даже те, что ты «пробными» посчитала.
- Беп-пе?
- Ах, да, и сегодня ж еще – Рождество. Так что… Дахи.
- Да, мессир Беппе!
- Надеюсь, у тебя не только язык длинный?
- Не-ет, - насмешливо скривился малец. – Я много чего умею.
- Ну, пойдешь тогда ко мне в сезонные подмастерья, охранник. У нас к Пасхальной ярмарке много работы будет. Зоя, я и темперы тебе еще купил. Кстати, как самочувствие?
- Теперь совсем… хорошо, - с глубоким чувством, выдохнула я…
Пламя в каминной нише раскрасило суровые серые камни медовыми всполохами янтаря. А в маленькой комнате остро пахло хвойником, жареным мясом с пряностями и сухой теплой глиной (куда ж без нее?). Отблески огня плясали на пышных усах мессира Беппе, откинувшегося в своем скрипучем кресле, и в прищуренном взгляде монны Розет, тянущей за столом чай… А глаза у нее и в правду, лучистые. И как я раньше и этого не увидела? Вот Дахи, так сразу… Сам же востроглаз, приткнувшись ко мне на каминных ступенях, сонно сейчас внимал:
- Это же целое искусство, Дахи – гончарное ремесло. Ведь, хороший гончар, он, как… - скосился мессир Беппе на супругу. – как Бог, потому как всеми четырьмя стихиями управляет: огнем, водой, воздухом и землей. Даже легенда есть о том, как…
- Ну, ты, «повелитель стихий», опять любимую байку вспомнил?
«Повелитель» с готовностью вскинулся:
- Вот так я и думал, Розет! Не утерпишь ведь, чтоб ехидством своим не прервать.
- А чего это ты креслом своим на меня скрипишь? Нашел, чем хвастаться в святую то ночь. Уж сегодня б хоть воздержался.
- Так Он же все видит и в любую в году ночь, - воздел выбеленную глиной пятерню мессир Беппе.
- А и точно. Ну, так порадуй Его не очередным бахвальством а…
- Чем?.. Ну, чем?
- А-а, ты другого то и не знаешь.
- А вот и неправда!
- Ну ко, ну ко?
- А-а-а… Дахи!
- Так точно? – встрепенулся малец.
- А ты слыхал историю про наш рождественский кулич, панеттоне?
- Не-ет, мессир Беппе.
- А то я тебе сейчас расскажу! – с вызовом скрипнуло старое кресло.
- Да неужто? – скептически брякнула на столе кружка. - Ну так, мы с Зоей тоже послушаем… с какого места ты к горшкам своим «сворачивать» начнешь.
- Кхе-кхе!.. Значит, дело было так… Еще в старом предтечном мире. Влюбился один знатный молодой мессир в дочь простого городского пекаря. А та была гордая и бездельников на дух не переносила. Вот он и решил заделаться к ее отцу в подмастерья, чтоб быть к ней поближе и уважение заслужить. И так ему это ремесло приглянулось, что в честь любимой стал он слагать не оду, а рецепт сладкого, как она сама, кулича. Обсыпал его сверху изюмом и цукатами и назвал «Хлебом от Тони». Так девушку звали. А в переводе с исходного итальянского, «панеттоне»… Ну, и где здесь горшки?
- Разве только те, в которых тесто месили, - констатировала монна Розет. – А еще что-нибудь знаешь, драгоценный ты мой?
Рассказчик старательно напыжился:
- А, знаю. И это - уже местная сказка. И тоже про Рождество. Дахи!
- Я вас внимательно слушаю, - протер тот со ступеней глаза.
- Ага… В одной предгорной деревне жил маленький мальчик. Всем был хорош и пригож. И звали его Спо. Однако, фея Бефана, что разносит на своей метле всем детям рождественские подарки, всегда его стороной облетала. По какой оказии, Спо не знал и очень расстраивался. Ведь плохих дел он не делал и родителей уважал. И вот однажды, возвращался он домой в страшную метель. Глядит, торчат из сугроба… а зима тогда снежная была, не то, что, сейчас – только грязь на перевале развезет, так, что колеса вязнут и товар, того и гляди…
- Беп-пе…
- Кхе… Торчат оттуда чьи-то обутые пятки. Начал он их откапывать. А там – фея Бефана собственной горбоносой персоной. Закружило ее, значит в метели. Вот с курса и сбилась. Отчихалась она, метлу свою стряхнула, и благодарить начала, а Спо к ней – со встречной претензией. Давно вопрос назрел: так мол и так, отчего полное игнорирование? Бефана ему в ответ: «Потому что грязнуля ты, Спо». Мальчик ей свою мордашку румяную и руки явил: нет, чистые. Фея извинилась, порылась в своем мешке и достала ему оттуда самый большой подарок. И с тех пор больше стороной не облетала.
- Так, а с чего она это взяла? – поскреб свое чистое ухо Дахи. – Про грязь?
Мессир Беппе довольно расплылся под пышными усами:
- Так имя у него - «Спо». Что в переводе с того же исходного – «Пятнышко». Отсюда и все это недоразуменье.
- А-а-а-а, - отозвался слушатель громким протяжным зевком.
- Браво, Беппе. Браво. Однако пора и честь соблюсти.
Дахи о соблюдении такой «чести» упрашивать вообще не пришлось. И вскорости он уже сладко сопел на топчане. Я и сама частенько лишь до него от стола «доползала». А теперь, видно, уютное место перешло к моему личному маленькому «охраннику». Супруги, привычно бранясь (воркуя), ретировались наверх, в спаленку мессира Беппе. Я же, подбросив в камин поленьев, надела на себя меховой жилет и тихо вышла на улицу.
Рождественская ночь сегодня в честь самой себя распахнула все закрома звезд. Но, полноправно царила на небе Луна. В синем круге из подсвеченной ею же бездны. И она сейчас была совсем непохожей на сиротливую половину древней Вананды. В этом своем всевластном сиянии, но… Я обхватила руками живот и, приткнувшись спиной к косяку, стояла и смотрела на Луну. Собственная моя жизнь, взбудораженная возвращением в нее Дахи, представлялась, то, чередой нелепостей со случайностями, то, источником глубоких философских измышлений. И прийти бы к ним… Только вот, Луна… Она мне мешала, навязчиво сворачивая любую мыслительную потугу лишь к одному.
- Ух, ты… - пока в руку холодным носом не ткнулся… - Малай, - пес, вскочив передними лапами на боковину крыльца, поднял ко мне морду. – Угу… Да не пойду я со двора никуда. Можешь к себе в будку, обратно… Что? – в темноте рождественской ночи собачьи глаза были почти не видны. Но, я прекрасно знала, какого они цвета и как умеют смотреть… - Да. И ты тоже мне его напоминаешь. Ты тоже… на него похож, - и качнулась от косяка к собачьим глазам. – Просто, сегодня ночь такая, Малай. На самом деле, я – сильная… Что?! Ты мне опять не веришь? Ну, и ладно. Но, ты, все равно, на него похож. Только ты и еще Луна. Больше - никто… О-ой… Тише, малыш. Твоя мать – настоящая дура, и тебе действительно, давно пора… спать…
Весна в долину Ува нахлынула мутными бурлящими ручьями с гор. Того и гляди, смоет всю единственную улицу Копа прямо в разбухшую от такого «плодоводия» Трессу. А потом зацвели сады, и деревню сверху стало совсем из-за них не видно. Хотя, и у нас, на берегу Козьей заводи, тоже было на что посмотреть – одни торчащие повсюду белые свечи молочая благоухали так, что сонные после зимы пчелы, кажется, в них и жили. Правда, в конце марта им на смену уже подоспела горная робиния с мелкими желтыми гроздьями, сильно смахивающими на мимозы. А следом зацвел каштан. Это последнее событие деревня Коп отмечала местным «разухабистым» праздником, смысл которого сводился к массовому хождению по единственной, не особо ровной улице, задом наперед. Монна Розет в данном мероприятии не участвовала, однако после оного в моем кармане забрякала целая горсть прошлогодних «благодатных» орехов (один – от болей в пояснице, еще два – от кружения в голове, остальные – для закрепления результата). Что же касается моего личного «весеннего» настроя, то он очень часто менялся, в зависимости от… а, хоб его знает, от чего он зависел. Просто…
- Уф-ф.
- Что, монна Зоя?! – махом вскинулись две головы: Дахи, от печи для обжига и развалившегося рядом под навесом Малая.
- Да, ничего, - скосилась я на обоих сразу. – Скорее бы все это… закончилось.
