- А-а-а… А вот монна Розет же вам говорила, чтоб вы к ней в деревню спускались? Так что?
- Ничего, Дахи, ничего. Я себя прекрасно чувствую. Уже и подышать громко нельзя. И хватит смотреть на меня.
- Я на вас и вовсе сейчас не гляжу.
- А я не тебе, а Малаю. У меня сегодня нос опять сильно опух… И малыш с утра не пинался.
- Так, монна же Розет говорила, что такое – нормально.
- Про нос?
- Нет. Про ребеночка на последнем сроке, а нос… - почесал он свой собственный рукой, с зажатым в ней поленцем. – По мне, так вы любая – красавица. И даже светитесь изнутри.
- Как монна Розет?
- Нет. Монна Розет – по-другому. А вы – вся.
- Ну-ну, - ревностно подытожила я (и как они только меня, бедную, тьфу, бедные, терпят). – Ой! Опять кисточка со стола укатилась… Спасибо, Малай…
Подготовка к пасхальной ярмарке, на которую мессир Беппе возлагал радужные надежды, подходила к концу. Сам гончар уже заканчивал последние ящики под наш разросшийся вширь ассортимент. Я же - расписывала темперой тоже последнюю дюжину больших плоских тарелок. Вот они-то, как раз с радугами и были. А еще – с морем, чайками и даже одной «рельефной» русалкой, восседающей тоже… на радуге (она мессиру Беппе особенно приглянулась). Оставалось лишь закончить, покрыть сверху слоем глазури и снова засунуть в печь. Для конечного, закрепляющего обжига… Уф-ф (это я сейчас про себя громко вздохнула).
- Дахи! Сынок! Ты с печью уже управился?! – откуда-то из-за угла, с весьма выразительным кряхтением.
- Ага! Разжег! – прямо от моего левого уха. – Ой, монна Зоя.
- Ничего-ничего, у меня еще правое есть. О-о, малыш зашевелился.
- Ой.
- Дахи! Тогда, поди-ка сюда! Надо досочку подержать, а то мне через ногу не вывернуться! – с его-то радикулитом ему потом и обратно не «ввернуться».
- Ага, - почти шепотом и на цыпочках в обход вокруг меня.
Я же сопроводила маневр старательно строгим взглядом. Потом переместила его на последнюю, девственно терракотовую тарелку и, вздохнув… оперлась щекой на кулак… Чего бы такого? Уф-ф…
До заката еще далеко, но, ветер уже шумит вечерней апрельской прохладой. Качает верхушки дубов за забором.
- От, ага… так-так… Ить, конфигурация…
- Мессир Беппе, а если мне сверху залезть?.. И я тогда…
Малай, смачно раззявив пасть, почесал лапой за ухом… Видно, с закрытой – не тот эффект… Над моим столом, скептически зависая над каждой тарелкой, медленно пролетела пчела…
- … ремесле каждая мелочь – ценная… От так и держи…
Сту-ук! Сту-ук! Сту-ук!.. Ж-ж-ж-ж-ж. Сту-ук! Сту-ук!.. И я закрыла глаза…
И уже через мгновенье я их распахнула. Как раз, когда Дахи, с высунутым от старания языком, тащил через стол мою последнюю нетронутую…
- Да куда ты ее?
- Ой, а я думал, вы спите. Монна Зоя, - испуганно замер Дахи. – вы чего? Краску свежую пальцем размажете. Монна Зоя?
- Мама моя… - прямо под носом у меня красовалось большое, выведенное самыми яркими тонами дерево… Стоящее посреди узкой дороги и всё сплошь усыпанное белыми, схожими с яблоневыми, цветами. - Мама… моя.
- А чего? По мне, так очень даже красиво. Только вот вверху, это – что?
На летящую птичку, вроде как, непохоже.
- Зато, на сидящую, очень даже. В круге… Дахи, - подняла я на мальца глаза. Нет, ну, надо же! А ведь думала, после острова – отпустило. – Дахи, эту тарелку на ярмарку никак нельзя. Она…
- Что, «она»? – недоуменно уточнил тот.
- Она – непростая. Я ее, как баголи, разрисовала. Под… ну, видение, в общем.
- А-а-а. И что теперь? – скосился он обратно на нее.
- Не знаю.
- А давайте ее тоже глазурью покроем, обожжем и себе оставим? Красивая ведь?..
- Себе? – сузила я на сей факт глаза. – Хо-рошо. Только, надо мессиру Беппе сказать.
- Так, не переживайте. Он в Коп укатил к монне Розет - за провиантом завтра в дорогу. А как вернется, я ему скажу.
- И что?
- Ну-у… Что она – в подарок кому-нибудь. Он не против будет. Я ж знаю.
- Угу-у… Дахи, это ж, сколько я проспала?
- Так вы и сейчас идите. Я сам глазурный раствор намешаю, тарелки им намажу и – в печь. В первый раз, что ли?
- Да, какое там? Мне еще ужин готовить и Салоху доить… Дахи, точно, справишься?
- Монна Зоя? – с обидой протянул он.
Я – сделала вид, что очень сильно сконфузилась. На том и согласно разошлись…
С самого следующего утра мы с Дахи «предоставились» сами себе. И поначалу даже опешили: куда девать столько, вдруг нахлынувшего свободного времени? Мессир Беппе, еще на рассвете, брякая упакованными горшками, укатил в сторону перевала, а монна Розет обещалась появиться лишь к ужину. Но, прямо перед ним к нам неожиданно нарисовалась Марит:
- О-о! А ты все хорошеешь и хорошеешь! Дахи, привет и принимай на постой Эммануэля. Да, и сумку седельную там…
- Здравствуйте, монна Марит, угу… Эммануэль, вечером покатаешь? – флегматичный гостиничный мул и ребенок обменялись взглядами, различными по значению. Я же постаралась напыжиться:
- Уф-ф…
- Да сиди ты, сиди! Не вставай с крыльца… Картошку к ужину чистишь? А я, пожалуй, баньку тогда протоплю, а то, пока через этот перевал…
- Марит, я рожать сегодня не собираюсь, - скосилась я на проплывающую мимо моего опухшего носа сумку (вдруг, там – куча уже готовых к этому делу… кстати, а чего?..) – И я тебе очень рада.
- Ага, - прищурилась та, нависнув сверху тенью. – Я вижу… Как настроение, подруга?
- Да, все хорошо.
- Ну, тогда, слушай последние новости, - и шлепнулась рядом, по дороге чмокнув меня в нос (конечно, промахнуться то мимо сложно).
- Марит, какие «последние новости»?
- Ну… После которых ты, возможно и передумаешь.
- Марит?!
- О-ох… Тебя, Зоя, разыскивает, по всей видимости, брат. Обознаться сложно, потому что вы с ним похожи, как…
- Арс?!
- Ага… - и вздохнула. – И почему я раньше его не встретила? Нет, одно дело, когда такие глаза у тебя – я к ним уже привыкла и вообще…
- Марит… Я сейчас, точно – рожу.
- Ой, да… А чего ты хотела? – фыркнула, вдруг, подружка. – Я тебе сразу говорила, что то – глупость и…
- Ма-рит.
- Он приезжал к Тито.
- А причем здесь…
- Не знаю. По всей видимости, твой брат неплохо владеет ситуацией. И как ты думаешь: почему?
- Мама моя… Этого не может быть, - уронила я недочищенную картофелину в чугунок.
- И отчего же? Оттого что ты, вдруг, когда-то решила, что они обязательно должны друг друга на дух не переносить? А, ты знаешь - общее горе роднит. А ты, моя дорогая, еще какое… «горе».
- Та-ак. Погоди. И что ему твой Тито сказал?
- Ой, да, вовсе он не «мой» - я же ответ еще не дала. Вот пусть сначала докажет по-настоящему, что любит… Нож свой в сторонку положи.
- В прежнее «русло» вернись.
- Ага… А что ему Тито сказал? Только то, что и до этого Виторио Форче: ничего не знаю. Поручили – передал – вернулся - уволился. И все.
- И все…
- Зоя?..
- А-а?
- Ты о чем задумалась?
- О том, что я сделаю сразу, как только рожу.
- Покаешься в грехах и уйдешь в монастырь?
- Нет. Напишу письмо Арсу. Я так перед ним виновата.
- Только лишь перед ним? – хмыкнула Марит.
- Что?.. Подружка, я немного знаю своего любимого и уверена – он меня уже очень давно ненавидит.
- Ой, опять эта твоя «уверенность», - однако и она, вдруг, вздохнула и надолго рядом со мной смолкла…
Тишину над крыльцом неожиданно прервал Дахи. И, прокашлявшись, принял совершенно невинную физиономию:
- Монна Зоя?
- Что, мой хороший?
- Ух, ты… А, можно я…
- Можно.
- А что?
- Дахи, я, конечно, в последнее время не совсем адекватна, но, уже давно разглядела вон на том дубе у забора, знакомую лохматую макушку.
- Неужто, Вертун? – сузила туда же глазки Марит.
- Он самый.
- Ну, так… мы тогда за раками на старую мсонгу? И мне мессир Беппе деньги на орехи в шоколаде дал. Я за ними Верта в лавку зашлю.
- Дахи, но сам туда…
- Монна Зоя? Да меня все придорожные кусты в Копе уже в лицо знают, потому как я исключительно в их фарватере и передвигаюсь.
- Странно, что они при такой интенсивности до сих пор живы. Иди, Дахи.
- О-ой! – козликом подпрыгнул малец. – А, если что, - и скосился на ухмыляющуюся подружку. – Тогда Малая за мной и я…
- Дахи! Я рожать сегодня не собираюсь!
- Понял. И меня уже не-ет! – хлопнула через пару секунд высокая воротная створка. Мы же с Марит, переглянувшись, снова звучно вздохнули…
Сразу к «горячему» столу подкатила и монна Розет. И, за отсутствием мужчин, мы все трое устроили душевный девичник. Темы, правда, все как одна, неизменно сворачивали на «торжество материнства», но я то внимательно слушала, не убирая рук с живота. Мы вместе их внимательно слушали. А, уже в сумерках, у ворот, клятвенно пообещав о своем скором «сходе с гор», с подружкиной бабушкой распрощались.
К обеду дня следующего к Козьей заводи вернулся и сам ее усталый, но, довольный хозяин. Марит тут же подсуетилась для деда с банькой, а я – собрала на стол. Однако, что его, что кудрявую внучку, просто так заткнуть весьма затруднительно (я ж – не авторитетная монна Розет):
- Ага. А где Дахи?
- Дед, баня стынет.
- Я его отпустила с Вертуном. Он вам нужен?
- Да нет, дочка. Я ему гостинец привез. И тебе. Но, о том – позже.
- Тогда, я вам в тарелку жаркое накладываю?
- О! Как раз – о тарелках!
- Да дед!
- Марит, цыц. Зоя, я уделал ими всех здешних низинников. Вы бы видали рожу Дино!
- Да я бы век ее не видала, - окрысилась внучка и обреченно села на стул. – Ну и?
- Да он пятнами весь пошел, когда ко мне народ повалил. Разобрали все влет.
- А остальное? – с чисто профессиональным интересом огласилась я. Мессир Беппе, аж в кресле своем подскочил:
- И горшки ушли. Осталась лишь парочка какая-то. Но, тарелки… Зоя, ты – натуральный, этот…
- Дед, она – художница.
- Точно! Так я про Дино: вы бы его видали, когда ко мне настоящий интерес проявился.
- А что, было и еще «интересней»? Никак, сам король из столицы присвистел?
- Ох, набралась ты от бабки ехидства. Нет, но, уровень еще тот, - и, скрипнув креслом, как заправский интриган, набрал воздуха в грудь. – Виторио Форче!
- Мама моя…
- Зоя - сядь. Тоже прониклась? Он на таких ярмарках часто бывает. Хотя, где наша керамика, а где – его фарфор. А тут, шел по ряду мимо, да так и застыл. Точно вам говорю. Это и Дино видал и другие. Вперился глазами в наши тарелки. Особенно в ту, что с деревом.
- С чем? – а вот теперь я точно, села. По-моему, на топчан.
- Да последняя твоя. Там еще яблоня вся в цвету.
- Зоя, ты чего?
- Марит, погоди. Мессир Беппе, а откуда она у вас там оказалась?
- Как, «откуда»? С остальными. Из печи - сам и достал. Так вот, он у меня эту тарелку купил. Отвалил за нее, не глядя. И видно, что впечатлился. А потом стал расспрашивать про того, кто… про тебя.
- Дед?!
- Марит, да я ж – в курсе. Ответил ему «в обход, сторонкой». Так мол и так: племяшка лабает. Ну, он кивнул, развернулся и ушел. Глянул лишь напоследок внимательно. Думаю, теперь…
- Конец света теперь.
- Дочка, ты о чем?
- Дед, ну ты и… Это ж тот самый, от кого она здесь…
- Вот это… конфигурация… Зоя, так откуда ж я знал то?
- Мама моя…
Однако с «концом света» я явно поторопилась, так как по-настоящему он наступил лишь спустя всего несколько долгих секунд – в дом с глазами навыкат влетел запыхавшийся Дахи:
- Монна Зоя, надо отсюда валить!
- Дахи, я в курсе, - опершись на руку, встала я с топчана. Малец распахнул глаза еще шире:
- Откуда? Он мне самому только что рассказал.
- Дахи, ты чего мелишь? Я тебя еще и не…
- Ой, мессир Беппе, здравствуйте, я вас не заметил. Монна Зоя! Я нечаянно хозяйку Розе Бэй на ваш след навел.
Вот этот «конец света» я как раз и имела в виду. Именно после него у меня, будто мозг окончательно смолк.
- Дахи, толком сейчас говори, - а у моей подруги голос охрип. Еще бы.
- Да я ж говорю – нечаянно. Мы вчера, когда с Вертом у старой мсонги раков ловили, какой-то конный мимо проезжал и, наверное, меня успел заметить. А сегодня с утра Верта словили прямо у дома трое. С такими же сиреневыми кулонами, что и у монны Марит. Он мне сразу о том не сказал… Монна Зоя, а вы почему не собираетесь?.. Так вот, я сам у него заметил синяки на руках и спросил, а он мне тогда только, что выспрашивали обо мне. Не о вас, а именно, обо мне. Монна Зоя, это ведь, странно? Ну, он им все и выложил… Монна Зоя?!
- Подруга?..
- А я вот думаю: если их вместе свести, что будет? А самой куда-нибудь зарыться глубоко-глубоко…
- И ничего больше умнее?.. Зоя?
- А-а?
- Давай, собирайся! Дед, запрягай моего мула в свою пассажирскую повозку. Дахи, помоги ему. И валим отсюда!
- Марит, куда? Обе дороги для нас закрыты.
- А я еще одну знаю. Старую, рядом с трактом через перевал. Я по ней в детстве ягоды собирала. Вот там и махнем прямиком до Диганте. Меня все сейчас слышали?!.. Зоя? – услышали все…
И главное, ни о чем не думать…
- Мессир Беппе, а как же вы? Ведь, они…
- Ох, Зоя, мне – не впервой. Я ж сколько от конкурентов отбивался. Эти, из залива, ночью лишь сунутся. Не раньше. Я к тому времени главу нашего в известность поставлю, что, мол, нашлись опять претенденты на заводь. Он у меня – шуганный, кого-нибудь в помощь даст. Да и собаки. А вот Форче?
- Мессир Беппе, вы меня извините за то, что все так вышло.
- Да о чем ты, дочка? Это я тебе благодарен за труд. Вам с Дахи. Вы ж мне старость спокойную обеспечили, - и скосился мокрыми глазами в забор. – Я там Дахи в мешочек ссыпал вам на жизнь.
- Мессир Беппе, вы… - и обхватила его руками.
- Зоя! Ворота раззявлены! Дед, ну ты, давай, держись! Если что – потайным ходом и вниз, к бабушке.
- Езжайте с Богом.
- Малай… Малай, прощай.
И главное, ни о чем не думать…
- Монна Зоя, а…
- Дахи, ты мне скажи: как моя «особенная» тарелка оказалась с мессиром Беппе на ярмарке?
- Ой-ёй-ёй…
- А точнее?
- Монна Зоя… Я ж думал, он меня утром разбудит, когда грузиться начнет, а он пожалел и всё сам сгрузил. А сказать накануне я ему позабыл… Так, а при чем тут…
- А притом, что она теперь дома у твоего капитана.
- Ой-ёй-ёй…
- Зоя, а что за тарелка?
- С моим личным… автографом.
- Хобья кадриль! Еще бы он так в нее не «вперился»… Но, Эммануэль! Зоя, держись – сейчас начнутся ухабы.
И главное, не думать вообще ни о чем… И вскоре у меня получилось…
Дорога, названная так лишь потому, что мы по ней, все же, ехали, на самом деле оказалась сплошной узкой просекой с мелким ельником и крутыми нарытыми неизвестно каким зверем, буграми. И где там эти из детства подружки «ягоды»? Здесь впору кикиморам лишь плодиться. Но, мы, все же, ехали. Пару раз останавливаясь на раздумья («вроде как здесь, хотя…»). А потом, где-то на двух третях пути, я и вовсе окончательно с повозки сползла.
- Зоя, ты чего?
- Я лучше пешком пойду. По скорости – одинаково, - к тому же малыш мой с мамой был полностью солидарен, уже очень давно, «возмущаясь» болью вниз живота.
- Монна Зоя, я – с вами. Лучше, чуть впереди. Или сбоку, чтоб ветки…
- Дахи, просто иди.
- Угу… Монна Зоя?
- О-ох…
- Монна Зоя!
- Зоя?
- Мама моя… Марит… - и перегнулась к побежавшей по ногам теплой струйке. – Марит, я, кажется, прямо сейчас… рожаю.
- Ничего, Дахи, ничего. Я себя прекрасно чувствую. Уже и подышать громко нельзя. И хватит смотреть на меня.
- Я на вас и вовсе сейчас не гляжу.
- А я не тебе, а Малаю. У меня сегодня нос опять сильно опух… И малыш с утра не пинался.
- Так, монна же Розет говорила, что такое – нормально.
- Про нос?
- Нет. Про ребеночка на последнем сроке, а нос… - почесал он свой собственный рукой, с зажатым в ней поленцем. – По мне, так вы любая – красавица. И даже светитесь изнутри.
- Как монна Розет?
- Нет. Монна Розет – по-другому. А вы – вся.
- Ну-ну, - ревностно подытожила я (и как они только меня, бедную, тьфу, бедные, терпят). – Ой! Опять кисточка со стола укатилась… Спасибо, Малай…
Подготовка к пасхальной ярмарке, на которую мессир Беппе возлагал радужные надежды, подходила к концу. Сам гончар уже заканчивал последние ящики под наш разросшийся вширь ассортимент. Я же - расписывала темперой тоже последнюю дюжину больших плоских тарелок. Вот они-то, как раз с радугами и были. А еще – с морем, чайками и даже одной «рельефной» русалкой, восседающей тоже… на радуге (она мессиру Беппе особенно приглянулась). Оставалось лишь закончить, покрыть сверху слоем глазури и снова засунуть в печь. Для конечного, закрепляющего обжига… Уф-ф (это я сейчас про себя громко вздохнула).
- Дахи! Сынок! Ты с печью уже управился?! – откуда-то из-за угла, с весьма выразительным кряхтением.
- Ага! Разжег! – прямо от моего левого уха. – Ой, монна Зоя.
- Ничего-ничего, у меня еще правое есть. О-о, малыш зашевелился.
- Ой.
- Дахи! Тогда, поди-ка сюда! Надо досочку подержать, а то мне через ногу не вывернуться! – с его-то радикулитом ему потом и обратно не «ввернуться».
- Ага, - почти шепотом и на цыпочках в обход вокруг меня.
Я же сопроводила маневр старательно строгим взглядом. Потом переместила его на последнюю, девственно терракотовую тарелку и, вздохнув… оперлась щекой на кулак… Чего бы такого? Уф-ф…
До заката еще далеко, но, ветер уже шумит вечерней апрельской прохладой. Качает верхушки дубов за забором.
- От, ага… так-так… Ить, конфигурация…
- Мессир Беппе, а если мне сверху залезть?.. И я тогда…
Малай, смачно раззявив пасть, почесал лапой за ухом… Видно, с закрытой – не тот эффект… Над моим столом, скептически зависая над каждой тарелкой, медленно пролетела пчела…
- … ремесле каждая мелочь – ценная… От так и держи…
Сту-ук! Сту-ук! Сту-ук!.. Ж-ж-ж-ж-ж. Сту-ук! Сту-ук!.. И я закрыла глаза…
И уже через мгновенье я их распахнула. Как раз, когда Дахи, с высунутым от старания языком, тащил через стол мою последнюю нетронутую…
- Да куда ты ее?
- Ой, а я думал, вы спите. Монна Зоя, - испуганно замер Дахи. – вы чего? Краску свежую пальцем размажете. Монна Зоя?
- Мама моя… - прямо под носом у меня красовалось большое, выведенное самыми яркими тонами дерево… Стоящее посреди узкой дороги и всё сплошь усыпанное белыми, схожими с яблоневыми, цветами. - Мама… моя.
- А чего? По мне, так очень даже красиво. Только вот вверху, это – что?
На летящую птичку, вроде как, непохоже.
- Зато, на сидящую, очень даже. В круге… Дахи, - подняла я на мальца глаза. Нет, ну, надо же! А ведь думала, после острова – отпустило. – Дахи, эту тарелку на ярмарку никак нельзя. Она…
- Что, «она»? – недоуменно уточнил тот.
- Она – непростая. Я ее, как баголи, разрисовала. Под… ну, видение, в общем.
- А-а-а. И что теперь? – скосился он обратно на нее.
- Не знаю.
- А давайте ее тоже глазурью покроем, обожжем и себе оставим? Красивая ведь?..
- Себе? – сузила я на сей факт глаза. – Хо-рошо. Только, надо мессиру Беппе сказать.
- Так, не переживайте. Он в Коп укатил к монне Розет - за провиантом завтра в дорогу. А как вернется, я ему скажу.
- И что?
- Ну-у… Что она – в подарок кому-нибудь. Он не против будет. Я ж знаю.
- Угу-у… Дахи, это ж, сколько я проспала?
- Так вы и сейчас идите. Я сам глазурный раствор намешаю, тарелки им намажу и – в печь. В первый раз, что ли?
- Да, какое там? Мне еще ужин готовить и Салоху доить… Дахи, точно, справишься?
- Монна Зоя? – с обидой протянул он.
Я – сделала вид, что очень сильно сконфузилась. На том и согласно разошлись…
С самого следующего утра мы с Дахи «предоставились» сами себе. И поначалу даже опешили: куда девать столько, вдруг нахлынувшего свободного времени? Мессир Беппе, еще на рассвете, брякая упакованными горшками, укатил в сторону перевала, а монна Розет обещалась появиться лишь к ужину. Но, прямо перед ним к нам неожиданно нарисовалась Марит:
- О-о! А ты все хорошеешь и хорошеешь! Дахи, привет и принимай на постой Эммануэля. Да, и сумку седельную там…
- Здравствуйте, монна Марит, угу… Эммануэль, вечером покатаешь? – флегматичный гостиничный мул и ребенок обменялись взглядами, различными по значению. Я же постаралась напыжиться:
- Уф-ф…
- Да сиди ты, сиди! Не вставай с крыльца… Картошку к ужину чистишь? А я, пожалуй, баньку тогда протоплю, а то, пока через этот перевал…
- Марит, я рожать сегодня не собираюсь, - скосилась я на проплывающую мимо моего опухшего носа сумку (вдруг, там – куча уже готовых к этому делу… кстати, а чего?..) – И я тебе очень рада.
- Ага, - прищурилась та, нависнув сверху тенью. – Я вижу… Как настроение, подруга?
- Да, все хорошо.
- Ну, тогда, слушай последние новости, - и шлепнулась рядом, по дороге чмокнув меня в нос (конечно, промахнуться то мимо сложно).
- Марит, какие «последние новости»?
- Ну… После которых ты, возможно и передумаешь.
- Марит?!
- О-ох… Тебя, Зоя, разыскивает, по всей видимости, брат. Обознаться сложно, потому что вы с ним похожи, как…
- Арс?!
- Ага… - и вздохнула. – И почему я раньше его не встретила? Нет, одно дело, когда такие глаза у тебя – я к ним уже привыкла и вообще…
- Марит… Я сейчас, точно – рожу.
- Ой, да… А чего ты хотела? – фыркнула, вдруг, подружка. – Я тебе сразу говорила, что то – глупость и…
- Ма-рит.
- Он приезжал к Тито.
- А причем здесь…
- Не знаю. По всей видимости, твой брат неплохо владеет ситуацией. И как ты думаешь: почему?
- Мама моя… Этого не может быть, - уронила я недочищенную картофелину в чугунок.
- И отчего же? Оттого что ты, вдруг, когда-то решила, что они обязательно должны друг друга на дух не переносить? А, ты знаешь - общее горе роднит. А ты, моя дорогая, еще какое… «горе».
- Та-ак. Погоди. И что ему твой Тито сказал?
- Ой, да, вовсе он не «мой» - я же ответ еще не дала. Вот пусть сначала докажет по-настоящему, что любит… Нож свой в сторонку положи.
- В прежнее «русло» вернись.
- Ага… А что ему Тито сказал? Только то, что и до этого Виторио Форче: ничего не знаю. Поручили – передал – вернулся - уволился. И все.
- И все…
- Зоя?..
- А-а?
- Ты о чем задумалась?
- О том, что я сделаю сразу, как только рожу.
- Покаешься в грехах и уйдешь в монастырь?
- Нет. Напишу письмо Арсу. Я так перед ним виновата.
- Только лишь перед ним? – хмыкнула Марит.
- Что?.. Подружка, я немного знаю своего любимого и уверена – он меня уже очень давно ненавидит.
- Ой, опять эта твоя «уверенность», - однако и она, вдруг, вздохнула и надолго рядом со мной смолкла…
Тишину над крыльцом неожиданно прервал Дахи. И, прокашлявшись, принял совершенно невинную физиономию:
- Монна Зоя?
- Что, мой хороший?
- Ух, ты… А, можно я…
- Можно.
- А что?
- Дахи, я, конечно, в последнее время не совсем адекватна, но, уже давно разглядела вон на том дубе у забора, знакомую лохматую макушку.
- Неужто, Вертун? – сузила туда же глазки Марит.
- Он самый.
- Ну, так… мы тогда за раками на старую мсонгу? И мне мессир Беппе деньги на орехи в шоколаде дал. Я за ними Верта в лавку зашлю.
- Дахи, но сам туда…
- Монна Зоя? Да меня все придорожные кусты в Копе уже в лицо знают, потому как я исключительно в их фарватере и передвигаюсь.
- Странно, что они при такой интенсивности до сих пор живы. Иди, Дахи.
- О-ой! – козликом подпрыгнул малец. – А, если что, - и скосился на ухмыляющуюся подружку. – Тогда Малая за мной и я…
- Дахи! Я рожать сегодня не собираюсь!
- Понял. И меня уже не-ет! – хлопнула через пару секунд высокая воротная створка. Мы же с Марит, переглянувшись, снова звучно вздохнули…
Сразу к «горячему» столу подкатила и монна Розет. И, за отсутствием мужчин, мы все трое устроили душевный девичник. Темы, правда, все как одна, неизменно сворачивали на «торжество материнства», но я то внимательно слушала, не убирая рук с живота. Мы вместе их внимательно слушали. А, уже в сумерках, у ворот, клятвенно пообещав о своем скором «сходе с гор», с подружкиной бабушкой распрощались.
К обеду дня следующего к Козьей заводи вернулся и сам ее усталый, но, довольный хозяин. Марит тут же подсуетилась для деда с банькой, а я – собрала на стол. Однако, что его, что кудрявую внучку, просто так заткнуть весьма затруднительно (я ж – не авторитетная монна Розет):
- Ага. А где Дахи?
- Дед, баня стынет.
- Я его отпустила с Вертуном. Он вам нужен?
- Да нет, дочка. Я ему гостинец привез. И тебе. Но, о том – позже.
- Тогда, я вам в тарелку жаркое накладываю?
- О! Как раз – о тарелках!
- Да дед!
- Марит, цыц. Зоя, я уделал ими всех здешних низинников. Вы бы видали рожу Дино!
- Да я бы век ее не видала, - окрысилась внучка и обреченно села на стул. – Ну и?
- Да он пятнами весь пошел, когда ко мне народ повалил. Разобрали все влет.
- А остальное? – с чисто профессиональным интересом огласилась я. Мессир Беппе, аж в кресле своем подскочил:
- И горшки ушли. Осталась лишь парочка какая-то. Но, тарелки… Зоя, ты – натуральный, этот…
- Дед, она – художница.
- Точно! Так я про Дино: вы бы его видали, когда ко мне настоящий интерес проявился.
- А что, было и еще «интересней»? Никак, сам король из столицы присвистел?
- Ох, набралась ты от бабки ехидства. Нет, но, уровень еще тот, - и, скрипнув креслом, как заправский интриган, набрал воздуха в грудь. – Виторио Форче!
- Мама моя…
- Зоя - сядь. Тоже прониклась? Он на таких ярмарках часто бывает. Хотя, где наша керамика, а где – его фарфор. А тут, шел по ряду мимо, да так и застыл. Точно вам говорю. Это и Дино видал и другие. Вперился глазами в наши тарелки. Особенно в ту, что с деревом.
- С чем? – а вот теперь я точно, села. По-моему, на топчан.
- Да последняя твоя. Там еще яблоня вся в цвету.
- Зоя, ты чего?
- Марит, погоди. Мессир Беппе, а откуда она у вас там оказалась?
- Как, «откуда»? С остальными. Из печи - сам и достал. Так вот, он у меня эту тарелку купил. Отвалил за нее, не глядя. И видно, что впечатлился. А потом стал расспрашивать про того, кто… про тебя.
- Дед?!
- Марит, да я ж – в курсе. Ответил ему «в обход, сторонкой». Так мол и так: племяшка лабает. Ну, он кивнул, развернулся и ушел. Глянул лишь напоследок внимательно. Думаю, теперь…
- Конец света теперь.
- Дочка, ты о чем?
- Дед, ну ты и… Это ж тот самый, от кого она здесь…
- Вот это… конфигурация… Зоя, так откуда ж я знал то?
- Мама моя…
Однако с «концом света» я явно поторопилась, так как по-настоящему он наступил лишь спустя всего несколько долгих секунд – в дом с глазами навыкат влетел запыхавшийся Дахи:
- Монна Зоя, надо отсюда валить!
- Дахи, я в курсе, - опершись на руку, встала я с топчана. Малец распахнул глаза еще шире:
- Откуда? Он мне самому только что рассказал.
- Дахи, ты чего мелишь? Я тебя еще и не…
- Ой, мессир Беппе, здравствуйте, я вас не заметил. Монна Зоя! Я нечаянно хозяйку Розе Бэй на ваш след навел.
Вот этот «конец света» я как раз и имела в виду. Именно после него у меня, будто мозг окончательно смолк.
- Дахи, толком сейчас говори, - а у моей подруги голос охрип. Еще бы.
- Да я ж говорю – нечаянно. Мы вчера, когда с Вертом у старой мсонги раков ловили, какой-то конный мимо проезжал и, наверное, меня успел заметить. А сегодня с утра Верта словили прямо у дома трое. С такими же сиреневыми кулонами, что и у монны Марит. Он мне сразу о том не сказал… Монна Зоя, а вы почему не собираетесь?.. Так вот, я сам у него заметил синяки на руках и спросил, а он мне тогда только, что выспрашивали обо мне. Не о вас, а именно, обо мне. Монна Зоя, это ведь, странно? Ну, он им все и выложил… Монна Зоя?!
- Подруга?..
- А я вот думаю: если их вместе свести, что будет? А самой куда-нибудь зарыться глубоко-глубоко…
- И ничего больше умнее?.. Зоя?
- А-а?
- Давай, собирайся! Дед, запрягай моего мула в свою пассажирскую повозку. Дахи, помоги ему. И валим отсюда!
- Марит, куда? Обе дороги для нас закрыты.
- А я еще одну знаю. Старую, рядом с трактом через перевал. Я по ней в детстве ягоды собирала. Вот там и махнем прямиком до Диганте. Меня все сейчас слышали?!.. Зоя? – услышали все…
И главное, ни о чем не думать…
- Мессир Беппе, а как же вы? Ведь, они…
- Ох, Зоя, мне – не впервой. Я ж сколько от конкурентов отбивался. Эти, из залива, ночью лишь сунутся. Не раньше. Я к тому времени главу нашего в известность поставлю, что, мол, нашлись опять претенденты на заводь. Он у меня – шуганный, кого-нибудь в помощь даст. Да и собаки. А вот Форче?
- Мессир Беппе, вы меня извините за то, что все так вышло.
- Да о чем ты, дочка? Это я тебе благодарен за труд. Вам с Дахи. Вы ж мне старость спокойную обеспечили, - и скосился мокрыми глазами в забор. – Я там Дахи в мешочек ссыпал вам на жизнь.
- Мессир Беппе, вы… - и обхватила его руками.
- Зоя! Ворота раззявлены! Дед, ну ты, давай, держись! Если что – потайным ходом и вниз, к бабушке.
- Езжайте с Богом.
- Малай… Малай, прощай.
И главное, ни о чем не думать…
- Монна Зоя, а…
- Дахи, ты мне скажи: как моя «особенная» тарелка оказалась с мессиром Беппе на ярмарке?
- Ой-ёй-ёй…
- А точнее?
- Монна Зоя… Я ж думал, он меня утром разбудит, когда грузиться начнет, а он пожалел и всё сам сгрузил. А сказать накануне я ему позабыл… Так, а при чем тут…
- А притом, что она теперь дома у твоего капитана.
- Ой-ёй-ёй…
- Зоя, а что за тарелка?
- С моим личным… автографом.
- Хобья кадриль! Еще бы он так в нее не «вперился»… Но, Эммануэль! Зоя, держись – сейчас начнутся ухабы.
И главное, не думать вообще ни о чем… И вскоре у меня получилось…
Дорога, названная так лишь потому, что мы по ней, все же, ехали, на самом деле оказалась сплошной узкой просекой с мелким ельником и крутыми нарытыми неизвестно каким зверем, буграми. И где там эти из детства подружки «ягоды»? Здесь впору кикиморам лишь плодиться. Но, мы, все же, ехали. Пару раз останавливаясь на раздумья («вроде как здесь, хотя…»). А потом, где-то на двух третях пути, я и вовсе окончательно с повозки сползла.
- Зоя, ты чего?
- Я лучше пешком пойду. По скорости – одинаково, - к тому же малыш мой с мамой был полностью солидарен, уже очень давно, «возмущаясь» болью вниз живота.
- Монна Зоя, я – с вами. Лучше, чуть впереди. Или сбоку, чтоб ветки…
- Дахи, просто иди.
- Угу… Монна Зоя?
- О-ох…
- Монна Зоя!
- Зоя?
- Мама моя… Марит… - и перегнулась к побежавшей по ногам теплой струйке. – Марит, я, кажется, прямо сейчас… рожаю.
