- Ваша светлость, а подруги у нее были?
- Подруги?.. Нет, госпожа Вешковская. Ее другом, отцом и, если хотите, подругой, был я.
- Ага. Понятно… Давайте вернемся к «нечистой силе». Точнее, к призраку вашей дочери. С чего все началось? Ее появления?
- С чего началось? – передернулся мужчина. – Да как вам сказать?.. Месяц назад. В оранжерее. Я же вам говорил?
- Та-ак… - прищурилась я. – Она это место при жизни любила? Или, возможно, наоборот?
- Ни то и не другое, - отрезал князь.
- Не поняла?
- Я пристроил ее к основному зданию пять лет тому назад, уже после ее смерти. Хотя, Малинка любила цветы. А сейчас вот… - потупил он очи в паркет. – Там растения, собранные со всего континента и есть даже экземпляры совсем экзотические с экваториального архипелага. Я создавал атмосферу по крупицам, весьма увлеченно. И оформлял их, можно сказать, в естественную среду обитания, используя в качестве этого местных идолов, статуи, глиняные сосуды. А теперь вот… Первым делом, как только все началось, я, конечно, пригласил нашего Архиепископа. Но, он отказался освящать оранжерею.
- Почему?
- Как раз из-за… «естественной среды», - буркнул князь.
- Языческих идолов?
- Да, госпожа Вешковская. Идолов. Но, убирать их, не нарушив сами растения, теперь не представляется возможным. Там все так густо переплелось, - глянул он на меня.
- Я поняла, Ваша светлость. Теперь вы мне скажите: чего хотите от меня? Поговорить с усопшей дочерью или просто, чтобы она ушла?
- Я?.. – растерянно выдохнул тот. – Чего я хочу?.. О-ох… Пусть уйдет… с миром.
- Ага… И у меня еще один вопрос: могу я осмотреть весь ваш… дом?
- Да. Конечно.
- Спасибо, - вставая с места, еще раз внимательно глянула я на высокородного отца крайне странного местного призрака…
Странности продолжались…
Сапожник из маленького городка на юге Бередни очень любил свое ремесло. И с ночи до утра долбил молотком по обувной деревянной колодке. Пожилая дама из здешней столицы раз в год возлагала цветы на могилу любимого мужа. Затем звучно рыдала на зависть неискренне скорбящим посетителям кладбища. Маленький мальчик из деревни в северном предгорье до того не переносил склок родни, что, стоило лишь одному поднять голос, стучал в смежную стену избы. Что между всеми ними общего? Они – обычные призраки. Каждый со своей миссией, «неуважительно» оборванной мною в разное время. Давно классифицированной и понятной миссией. Что же касается данного потустороннего «гостя»…
- Княжна Малинка сама ухаживала за ними? – оторвала я сосредоточенный взгляд от подоконника.
Худощавая экономка, стоящая рядом, скосилась туда же – в тонкий бледно-коричневый круг на доске. Один из трех, имеющихся в наличии:
- Близко к своим сокровищам не подпускала. Его светлость их из Тинарры привезли еще ростками. А потом тут такое выросло, прости Господи.
- Понятно, - и как знакомо. Со своей-то «доморощенной садовницей». – А теперь они где?
- Кто?
- Горшки с цветами, что стояли здесь, на подоконнике в ее комнате?
- А-а. Так Его светлость приказали их забрать. Давно уж. Пять лет тому как.
- И куда?
- В свою оранжерею. Куда ж еще-то?
- Ага-а.
- Я могу идти, госпожа? Вы ведь все помещения уже осмотрели?
- Нет. Она и осталась - оранжерея.
Лицо экономки вытянулось и вмиг побледнело:
- Хо-рошо. Вас туда… проводить?
- Чуть позже, - глянула я на закатное небо за окном. И, немного подумав, добавила. – Но, если вы мне кое-что проясните прямо ЗДЕСЬ, ваше личное присутствие ТАМ будет… не обязательно.
- Что вы хотите знать? – живо поинтересовались у меня.
- Самую малость. Вы ведь давно тут на службе?
- Да.
- И усопшую княжну знали хорошо?
- С трех лет, госпожа.
- Ага… Меня интересует период перед самой ее болезнью. Вы его помните?
- Естественно, - хмыкнула женщина и неожиданно смутилась.
Я в ответ… передернула плечами:
- И много было с ней… «странностей»?
- «Стран… - мельком зыркнула та на дверь. – «Странностей» – не то слово. Вся тогдашняя весна была – одна сплошная «странность».
- И в чем она выражалась?
- А в чем?.. Днями – все как обычно. Его светлость – в трудах, княжна – в рукодельях и чтении. А ночами…
- Что было ночами?
- У нас в то время горничная одна служила. Та еще, блудованка, прости Господи за словцо, так даже она краснела под этой дверью. От охов и стонов за ней. И так – почти каждый Божий день. Точнее, ночь.
- Да неужели? – прищурилась я на настенный девичий портрет. – И кто сей «ночной гость»? Ведь должны же были его засечь после таких… звуковых эффектов?
- Так в том-то все и дело, - перешла женщина на шепот. – Его светлость самолично караулили, и посты выставляли в коридорах, под окнами и по парку.
- И что?
- И ничего.
- Вы хотели сказать: «никого»?
- Да нет, госпожа: что хотела, то и сказала. Потому как обычные ухажеры, перед тем, как в койку к зазнобе нырнуть, в комнату должны войти. А потом из нее выйти.
- А этот, значит, не сюда и не туда?
- Точно.
- Понятно… И сколько сие продолжалось? Всю весну?
- Угу. А потом, как-то враз стихло, и вскоре княжна Малинка слегла. И на этой же самой койке… - со свистом вдохнула экономка. – Так сейчас-то я могу идти?.. Госпожа?
- Что? – оторвалась я от «ложа буйной страсти». – А-а. Идите… И-дите. Моя ж ты мать! – и, профессионально прищурившись, пошла по второму кругу…
Вокруг было сумрачно и до испарины на лбу душно. Во влажном терпком воздухе кружили ночные бабочки и бились в высокие оранжерейные стекла, подсвеченные снаружи парковыми фонарями. А за спиной тихо журчала вода, падающая из раззявленной каменной пасти в прудик. В прудике, под огромными кувшинками, схожими с крутобортыми сковородами, спали перламутровые рыбы…
- А-а-а!!! Не дочь ты мне!
- Да чтоб тебя, - и резво подпрыгнула на бортике. – У-уф-ф.
Попугай, сдернув с ветки пальмы, унесся в темноту центральной оранжерейной аллеи, оглашаясь по пути:
- Не дочь ты! Изыди!.. Изыди! А-а-а!
Хотя беднягу даже жалко – жить в таких «стрессовых» условиях. И вот интересно: попугаи седеют?.. Будто больше нечем озадачиться? А ведь должна думать совсем о другом. О том, например, каким ветром задуло в этот огромный княжеский особняк противозаконного инкуба. Данные сущности от природы отнюдь не честолюбивы. Мало того, избегают больших скопищ людей в одном месте, так как пекутся о своем «инкогнито». А здесь тогда что? И бедная девочка - у нее практически не было шансов. Инкуб меняет «энергетическое блюдо» лишь в том случае, если оно ему самому надоест. Или когда найдет замену на другое. Одолеть же его обычными церковными средствами невозможно. Разве что окуриванием. Но, это уже из другой «песни». Да и то – мера временная (пока дымит). Зато потом можно огрести по полной от прокашлявшегося «демонического любовника». И в этой роли он мало отличен от обычного рассерженного мужика. С одной лишь разницей: синяки, оставленные инкубом, через определенное время имеют свойство исчезать. Что же касается магических средств защиты, то тут варианты, конечно, есть. Да только прибегнуть к услугам мага или некроманта в подобной «щепетильной ситуации» мало кто отважится. Взять хоть Его светлость… И невольно вспомнилось выражение на данном высокородном челе. Смесь трагизма с растерянностью (неужто до сих пор сомневается или элементарно боится, что узнаю больше, чем надо?).
- У меня к вам последний вопрос, Ваша светлость, - огласилась я тогда у самых оранжерейных дверей.
- Я вас слушаю, - в ответ замер он.
- Мне надо знать: какие цветы были в комнате вашей дочери и где они стоят теперь?
- Хм-м. Это уже два вопроса, госпожа Вешковская.
- Если принципиально, ответьте лишь на второй.
- Я отвечу на оба, - вздохнул князь. – Лианы - кувшиночники. Вы их легко опознаете по продолговатым пурпурным мешочкам на концах листьев. А стоят они все вместе в…
- Привет… А я тебя жду, - вернув свечение, машинально навесила я на себя защиту.
Женский мерцающий силуэт в паре ярдов левее, дернулся:
- О-о. Изыди, магиня.
- Вот ничего себе? - хотя чему удивляться? В Бередне даже призраки, и то - жутко набожны. – У меня к тебе дело есть… Ку-да?!
- Уо-уо-уо-о! - и погоня понеслась по недогромленной ночной оранжерее…
Бегать мне в итоге пришлось долго и неудобно: через кусты, скопища горшков и архитектурные композиции. А где-то на середине трассы к нам присоединился окончательно ошалевший попугай, на этот раз разнообразив свой лексикон отборными матами (неизвестно в чей адрес). И, наконец, минут через пять я ее словила-таки. Наброшенным заклятьем сетки. Сама же попыталась скоро отдышаться:
- У-уф-ф… Жарко-то как.
- Что тебе от меня надо?! – зависла столбом внутри ячеистого кокона Малинка.
- Я ж говорила уже – есть дело, - напоследок выдохнув, обтерла я лоб. – Успокоилась? Поговорить теперь можем?
- Тебе ли, магиня, не знать, что покоя у таких как я нет? – вздернула княжна свой фамильный орлиный нос. Ну, прям – родной папочка.
- А очень хочется?
- Чего?
- Так, покоя?
- Издеваешься? – прошипела она.
Я хмыкнула:
- Нет. Напротив, хочу помочь. И мало того, если ты пообещаешь больше не сквозить, уберу кокон. Ну, так что? – и скрестила на груди руки.
Княжна не на шутку задумалась:
- Как я могу тебе доверять?
- Да как хочешь. Мое дело предло…
- Ладно!
- Давно бы так, - и черкнула в воздухе знак.
Сетка мигом растаяла. Малинка так и осталась торчать над дорожкой:
- И это всё, магиня?
- Ага. Возвращаемся ко второй официальной части. Повторяю еще раз: есть дело.
- Какое? – отмерла, наконец, она.
- Какое?.. Ты ведь это здесь целый месяц искала?
Зажатый в моей руке пухлый кожаный конверт, извлеченный из заднего кармана штанов, оставил на призрачном лице лишь глаза:
- Откуда он у тебя?!
- Недалеко тут нашла.
- И где именно? – выказал призрак любопытство.
- В ближнем правом углу. Под зилийским идолом.
- Изыди!!!
- Заткнись! – синхронно гаркнули мы обе на попугая. – Значит, там?
- Так точно. Сильнейший языческий оберег от духов умерших - еще б ты до горшка дотянулась. К тому же Его светлость приказал перекрасить его вместе с остальными в тон общей островной тематики… Теперь о деле.
- Что ты хочешь, магиня, за то, чтоб вернуть эту вещь моему отцу?
- Так это значит, его «вещь»?
- Да-а, - уныло кивнул призрак.
- Ага… Тогда поступим так: ты рассказываешь, зачем зарыла ее в своем горшке, а я возвращаю пропажу хозяину. Договорились?..
Малинка, едва вновь не перейдя на вой, протяжно вздохнула…
Через полчаса я сидела в кабинете Его светлости. За круглым полированным столиком, перед лежащим прямо в его центре кожаным конвертом. Здесь, при нормальном освещении он казался жутко старым. И было удивительно: как без применения магии можно было вообще не истлеть? Возможно, все дело в масляной пропитке? Или в прочности швов?.. А бес его…
- Госпожа Вешковская? – князь, курсирующий от камина до книжного шкафа, в развороте замер. – Может, все же…
- Нет, спасибо, Ваша светлость, - мотнула я опущенной на сцепленные руки головой.
- А я еще выпью, - и широким шагом вернулся к разносу с бутылками. – У меня к вам вопрос, - сказал и усмехнулся. – Теперь – у меня к вам.
- Я вас слушаю.
- Вы утверждали, что она… моя дочь, возвращалась именно для того, чтобы вернуть мне пропажу?
- Так точно. Это была ее миссия. Теперь она ее выполнила и обрела покой. Хотя… - замолкнув, вздохнула я.
Мужчина развернулся с наполненной рюмкой в руке:
- Что вы хотели сказать?
- Вы знаете, не мне вам в этом плане давать советы, но… закажите по княжне церковную службу за упокой души. Ей там станет легче.
- Где «там»?
- Где? Вам лучше знать.
- А-а…А вот я не уверен… Вы же знаете, конечно, о том, что было до ее болезни?
- Да. И, если вы насчет демона, то, здесь ваша дочь была бессильна, уж вы мне поверьте. Бывали случаи и покруче. И даже на Святой монастырской земле. Она же, наверняка, поначалу боролась. Вспомните: ездила внеурочно в храм и расставляла по всей комнате иконы?
- Ну да, - наморщил мужчина лоб. – Что-то такое… припоминаю… А как вы узнали про конверт в горшке?
- Я ее вычислила. Она ведь в виде призрака сначала в свою комнату вернулась. Там еще свежая энергетика. А уж потом запустила ее фантом. И он мне все показал.
- И его? – скривился князь.
- Его?.. Нет. С ним – сложнее. Он лишь след от руки оставил на стене над кроватью. Да и то – большая удача. Инкубы ведь редко материализуются в «процессе» и обычно действуют лишь на уровне сознания, перед этим полностью лишая свою жертву воли. Создают его видимость, так сказать.
- Тогда в чем вы видите причину смерти Малинки? – опустился князь на противоположный стул.
- В чем ее причина? – глянула я на него. – Во-первых: энергетическое истощение. Если говорить профессиональным языком: пробитие всех семи чакр. Хотя, вам это знать…
- А, во-вторых? – мотнул он головой.
- На самом деле «крайняя меланхолия». Она по нему, действительно, тосковала. Потому что успела впасть в зависимость. Это – тоже во власти инкубов и не единичный случай.
- Ага… - глянул мужчина на конверт между нами. Потом перевел взгляд на так и не тронутую рюмку с янтарной жидкостью внутри и одним глотком ее осушил. – Госпожа Вешковская… Я ведь так вам и не сказал. Хотя, это обстоятельство могло заметно облегчить вашу, и без того, безупречную работу.
- Ваша светлость. Владение данной информацией не входит в мои должностные полномочия, - откинулась я на стуле. – И если моя работа, действительно, закончена, то… могу я быть свободна?
- Да, конечно, - удивленно посмотрел он на меня. – Конечно. И… вы позволите вас пригласить остаться со мной на празднование Нового года?
Моя ж ты мать! А я про него совсем позабыла!
- Благодарю вас, Ваша светлость, но у меня до этого праздника еще есть дела, - и резко встав со стула, подорвала вслед за собой князя…
«Ваша светлость, владение данной информацией не входит в мои должностные полномочия»… Пафосно сказано, агент Вешковская. Тем более, если учесть, что «данную информацию» вы накануне получили от дочери Его светлости:
- Он меня мучил, - заломив руки, выдохнула призрачная Малинка.
- Это – понятно, - согласно кивнула я.
- Вряд ли тебе, магиня, такое понятно. Полное повиновение. Будто ты не живешь, а лишь плывешь в глубокой огненной реке, где берегов нет. А потом…
- Что «потом»?
- Потом он приказал мне принести ему это. Этот конверт. Но, - вдруг, вскинула девушка глаза. – я решила прежде заставить его поклясться, что он за то меня освободит. Раз и навсегда. И спрятала конверт в горшке, полив сверху Святой водой.
- Ага… А он больше не появился?
- Нет, - мотнул головой призрак. – Не пришел. А про те письма я сама вскоре напрочь забыла.
- Те письма?
- Ну да. Там лежат письма от какой-то знатной ладменской дамы к моему отцу. Я ее видела однажды, когда мы с ним по дороге в Чидалию заезжали в Куполград. И, думаю, у них был роман. А месяц назад она стала требовать вернуть их. Для отца это – дело чести.
- И поэтому ты вернулась…
Вот значит, как? Обычная любовная переписка. Хотя, если учесть значимость обоих адресатов… Береднянский князь Драгомир Светич и ладменская баронесса Пион.
- Подруги?.. Нет, госпожа Вешковская. Ее другом, отцом и, если хотите, подругой, был я.
- Ага. Понятно… Давайте вернемся к «нечистой силе». Точнее, к призраку вашей дочери. С чего все началось? Ее появления?
- С чего началось? – передернулся мужчина. – Да как вам сказать?.. Месяц назад. В оранжерее. Я же вам говорил?
- Та-ак… - прищурилась я. – Она это место при жизни любила? Или, возможно, наоборот?
- Ни то и не другое, - отрезал князь.
- Не поняла?
- Я пристроил ее к основному зданию пять лет тому назад, уже после ее смерти. Хотя, Малинка любила цветы. А сейчас вот… - потупил он очи в паркет. – Там растения, собранные со всего континента и есть даже экземпляры совсем экзотические с экваториального архипелага. Я создавал атмосферу по крупицам, весьма увлеченно. И оформлял их, можно сказать, в естественную среду обитания, используя в качестве этого местных идолов, статуи, глиняные сосуды. А теперь вот… Первым делом, как только все началось, я, конечно, пригласил нашего Архиепископа. Но, он отказался освящать оранжерею.
- Почему?
- Как раз из-за… «естественной среды», - буркнул князь.
- Языческих идолов?
- Да, госпожа Вешковская. Идолов. Но, убирать их, не нарушив сами растения, теперь не представляется возможным. Там все так густо переплелось, - глянул он на меня.
- Я поняла, Ваша светлость. Теперь вы мне скажите: чего хотите от меня? Поговорить с усопшей дочерью или просто, чтобы она ушла?
- Я?.. – растерянно выдохнул тот. – Чего я хочу?.. О-ох… Пусть уйдет… с миром.
- Ага… И у меня еще один вопрос: могу я осмотреть весь ваш… дом?
- Да. Конечно.
- Спасибо, - вставая с места, еще раз внимательно глянула я на высокородного отца крайне странного местного призрака…
Странности продолжались…
ГЛАВА 5
Сапожник из маленького городка на юге Бередни очень любил свое ремесло. И с ночи до утра долбил молотком по обувной деревянной колодке. Пожилая дама из здешней столицы раз в год возлагала цветы на могилу любимого мужа. Затем звучно рыдала на зависть неискренне скорбящим посетителям кладбища. Маленький мальчик из деревни в северном предгорье до того не переносил склок родни, что, стоило лишь одному поднять голос, стучал в смежную стену избы. Что между всеми ними общего? Они – обычные призраки. Каждый со своей миссией, «неуважительно» оборванной мною в разное время. Давно классифицированной и понятной миссией. Что же касается данного потустороннего «гостя»…
- Княжна Малинка сама ухаживала за ними? – оторвала я сосредоточенный взгляд от подоконника.
Худощавая экономка, стоящая рядом, скосилась туда же – в тонкий бледно-коричневый круг на доске. Один из трех, имеющихся в наличии:
- Близко к своим сокровищам не подпускала. Его светлость их из Тинарры привезли еще ростками. А потом тут такое выросло, прости Господи.
- Понятно, - и как знакомо. Со своей-то «доморощенной садовницей». – А теперь они где?
- Кто?
- Горшки с цветами, что стояли здесь, на подоконнике в ее комнате?
- А-а. Так Его светлость приказали их забрать. Давно уж. Пять лет тому как.
- И куда?
- В свою оранжерею. Куда ж еще-то?
- Ага-а.
- Я могу идти, госпожа? Вы ведь все помещения уже осмотрели?
- Нет. Она и осталась - оранжерея.
Лицо экономки вытянулось и вмиг побледнело:
- Хо-рошо. Вас туда… проводить?
- Чуть позже, - глянула я на закатное небо за окном. И, немного подумав, добавила. – Но, если вы мне кое-что проясните прямо ЗДЕСЬ, ваше личное присутствие ТАМ будет… не обязательно.
- Что вы хотите знать? – живо поинтересовались у меня.
- Самую малость. Вы ведь давно тут на службе?
- Да.
- И усопшую княжну знали хорошо?
- С трех лет, госпожа.
- Ага… Меня интересует период перед самой ее болезнью. Вы его помните?
- Естественно, - хмыкнула женщина и неожиданно смутилась.
Я в ответ… передернула плечами:
- И много было с ней… «странностей»?
- «Стран… - мельком зыркнула та на дверь. – «Странностей» – не то слово. Вся тогдашняя весна была – одна сплошная «странность».
- И в чем она выражалась?
- А в чем?.. Днями – все как обычно. Его светлость – в трудах, княжна – в рукодельях и чтении. А ночами…
- Что было ночами?
- У нас в то время горничная одна служила. Та еще, блудованка, прости Господи за словцо, так даже она краснела под этой дверью. От охов и стонов за ней. И так – почти каждый Божий день. Точнее, ночь.
- Да неужели? – прищурилась я на настенный девичий портрет. – И кто сей «ночной гость»? Ведь должны же были его засечь после таких… звуковых эффектов?
- Так в том-то все и дело, - перешла женщина на шепот. – Его светлость самолично караулили, и посты выставляли в коридорах, под окнами и по парку.
- И что?
- И ничего.
- Вы хотели сказать: «никого»?
- Да нет, госпожа: что хотела, то и сказала. Потому как обычные ухажеры, перед тем, как в койку к зазнобе нырнуть, в комнату должны войти. А потом из нее выйти.
- А этот, значит, не сюда и не туда?
- Точно.
- Понятно… И сколько сие продолжалось? Всю весну?
- Угу. А потом, как-то враз стихло, и вскоре княжна Малинка слегла. И на этой же самой койке… - со свистом вдохнула экономка. – Так сейчас-то я могу идти?.. Госпожа?
- Что? – оторвалась я от «ложа буйной страсти». – А-а. Идите… И-дите. Моя ж ты мать! – и, профессионально прищурившись, пошла по второму кругу…
Вокруг было сумрачно и до испарины на лбу душно. Во влажном терпком воздухе кружили ночные бабочки и бились в высокие оранжерейные стекла, подсвеченные снаружи парковыми фонарями. А за спиной тихо журчала вода, падающая из раззявленной каменной пасти в прудик. В прудике, под огромными кувшинками, схожими с крутобортыми сковородами, спали перламутровые рыбы…
- А-а-а!!! Не дочь ты мне!
- Да чтоб тебя, - и резво подпрыгнула на бортике. – У-уф-ф.
Попугай, сдернув с ветки пальмы, унесся в темноту центральной оранжерейной аллеи, оглашаясь по пути:
- Не дочь ты! Изыди!.. Изыди! А-а-а!
Хотя беднягу даже жалко – жить в таких «стрессовых» условиях. И вот интересно: попугаи седеют?.. Будто больше нечем озадачиться? А ведь должна думать совсем о другом. О том, например, каким ветром задуло в этот огромный княжеский особняк противозаконного инкуба. Данные сущности от природы отнюдь не честолюбивы. Мало того, избегают больших скопищ людей в одном месте, так как пекутся о своем «инкогнито». А здесь тогда что? И бедная девочка - у нее практически не было шансов. Инкуб меняет «энергетическое блюдо» лишь в том случае, если оно ему самому надоест. Или когда найдет замену на другое. Одолеть же его обычными церковными средствами невозможно. Разве что окуриванием. Но, это уже из другой «песни». Да и то – мера временная (пока дымит). Зато потом можно огрести по полной от прокашлявшегося «демонического любовника». И в этой роли он мало отличен от обычного рассерженного мужика. С одной лишь разницей: синяки, оставленные инкубом, через определенное время имеют свойство исчезать. Что же касается магических средств защиты, то тут варианты, конечно, есть. Да только прибегнуть к услугам мага или некроманта в подобной «щепетильной ситуации» мало кто отважится. Взять хоть Его светлость… И невольно вспомнилось выражение на данном высокородном челе. Смесь трагизма с растерянностью (неужто до сих пор сомневается или элементарно боится, что узнаю больше, чем надо?).
- У меня к вам последний вопрос, Ваша светлость, - огласилась я тогда у самых оранжерейных дверей.
- Я вас слушаю, - в ответ замер он.
- Мне надо знать: какие цветы были в комнате вашей дочери и где они стоят теперь?
- Хм-м. Это уже два вопроса, госпожа Вешковская.
- Если принципиально, ответьте лишь на второй.
- Я отвечу на оба, - вздохнул князь. – Лианы - кувшиночники. Вы их легко опознаете по продолговатым пурпурным мешочкам на концах листьев. А стоят они все вместе в…
- Привет… А я тебя жду, - вернув свечение, машинально навесила я на себя защиту.
Женский мерцающий силуэт в паре ярдов левее, дернулся:
- О-о. Изыди, магиня.
- Вот ничего себе? - хотя чему удивляться? В Бередне даже призраки, и то - жутко набожны. – У меня к тебе дело есть… Ку-да?!
- Уо-уо-уо-о! - и погоня понеслась по недогромленной ночной оранжерее…
Бегать мне в итоге пришлось долго и неудобно: через кусты, скопища горшков и архитектурные композиции. А где-то на середине трассы к нам присоединился окончательно ошалевший попугай, на этот раз разнообразив свой лексикон отборными матами (неизвестно в чей адрес). И, наконец, минут через пять я ее словила-таки. Наброшенным заклятьем сетки. Сама же попыталась скоро отдышаться:
- У-уф-ф… Жарко-то как.
- Что тебе от меня надо?! – зависла столбом внутри ячеистого кокона Малинка.
- Я ж говорила уже – есть дело, - напоследок выдохнув, обтерла я лоб. – Успокоилась? Поговорить теперь можем?
- Тебе ли, магиня, не знать, что покоя у таких как я нет? – вздернула княжна свой фамильный орлиный нос. Ну, прям – родной папочка.
- А очень хочется?
- Чего?
- Так, покоя?
- Издеваешься? – прошипела она.
Я хмыкнула:
- Нет. Напротив, хочу помочь. И мало того, если ты пообещаешь больше не сквозить, уберу кокон. Ну, так что? – и скрестила на груди руки.
Княжна не на шутку задумалась:
- Как я могу тебе доверять?
- Да как хочешь. Мое дело предло…
- Ладно!
- Давно бы так, - и черкнула в воздухе знак.
Сетка мигом растаяла. Малинка так и осталась торчать над дорожкой:
- И это всё, магиня?
- Ага. Возвращаемся ко второй официальной части. Повторяю еще раз: есть дело.
- Какое? – отмерла, наконец, она.
- Какое?.. Ты ведь это здесь целый месяц искала?
Зажатый в моей руке пухлый кожаный конверт, извлеченный из заднего кармана штанов, оставил на призрачном лице лишь глаза:
- Откуда он у тебя?!
- Недалеко тут нашла.
- И где именно? – выказал призрак любопытство.
- В ближнем правом углу. Под зилийским идолом.
- Изыди!!!
- Заткнись! – синхронно гаркнули мы обе на попугая. – Значит, там?
- Так точно. Сильнейший языческий оберег от духов умерших - еще б ты до горшка дотянулась. К тому же Его светлость приказал перекрасить его вместе с остальными в тон общей островной тематики… Теперь о деле.
- Что ты хочешь, магиня, за то, чтоб вернуть эту вещь моему отцу?
- Так это значит, его «вещь»?
- Да-а, - уныло кивнул призрак.
- Ага… Тогда поступим так: ты рассказываешь, зачем зарыла ее в своем горшке, а я возвращаю пропажу хозяину. Договорились?..
Малинка, едва вновь не перейдя на вой, протяжно вздохнула…
Через полчаса я сидела в кабинете Его светлости. За круглым полированным столиком, перед лежащим прямо в его центре кожаным конвертом. Здесь, при нормальном освещении он казался жутко старым. И было удивительно: как без применения магии можно было вообще не истлеть? Возможно, все дело в масляной пропитке? Или в прочности швов?.. А бес его…
- Госпожа Вешковская? – князь, курсирующий от камина до книжного шкафа, в развороте замер. – Может, все же…
- Нет, спасибо, Ваша светлость, - мотнула я опущенной на сцепленные руки головой.
- А я еще выпью, - и широким шагом вернулся к разносу с бутылками. – У меня к вам вопрос, - сказал и усмехнулся. – Теперь – у меня к вам.
- Я вас слушаю.
- Вы утверждали, что она… моя дочь, возвращалась именно для того, чтобы вернуть мне пропажу?
- Так точно. Это была ее миссия. Теперь она ее выполнила и обрела покой. Хотя… - замолкнув, вздохнула я.
Мужчина развернулся с наполненной рюмкой в руке:
- Что вы хотели сказать?
- Вы знаете, не мне вам в этом плане давать советы, но… закажите по княжне церковную службу за упокой души. Ей там станет легче.
- Где «там»?
- Где? Вам лучше знать.
- А-а…А вот я не уверен… Вы же знаете, конечно, о том, что было до ее болезни?
- Да. И, если вы насчет демона, то, здесь ваша дочь была бессильна, уж вы мне поверьте. Бывали случаи и покруче. И даже на Святой монастырской земле. Она же, наверняка, поначалу боролась. Вспомните: ездила внеурочно в храм и расставляла по всей комнате иконы?
- Ну да, - наморщил мужчина лоб. – Что-то такое… припоминаю… А как вы узнали про конверт в горшке?
- Я ее вычислила. Она ведь в виде призрака сначала в свою комнату вернулась. Там еще свежая энергетика. А уж потом запустила ее фантом. И он мне все показал.
- И его? – скривился князь.
- Его?.. Нет. С ним – сложнее. Он лишь след от руки оставил на стене над кроватью. Да и то – большая удача. Инкубы ведь редко материализуются в «процессе» и обычно действуют лишь на уровне сознания, перед этим полностью лишая свою жертву воли. Создают его видимость, так сказать.
- Тогда в чем вы видите причину смерти Малинки? – опустился князь на противоположный стул.
- В чем ее причина? – глянула я на него. – Во-первых: энергетическое истощение. Если говорить профессиональным языком: пробитие всех семи чакр. Хотя, вам это знать…
- А, во-вторых? – мотнул он головой.
- На самом деле «крайняя меланхолия». Она по нему, действительно, тосковала. Потому что успела впасть в зависимость. Это – тоже во власти инкубов и не единичный случай.
- Ага… - глянул мужчина на конверт между нами. Потом перевел взгляд на так и не тронутую рюмку с янтарной жидкостью внутри и одним глотком ее осушил. – Госпожа Вешковская… Я ведь так вам и не сказал. Хотя, это обстоятельство могло заметно облегчить вашу, и без того, безупречную работу.
- Ваша светлость. Владение данной информацией не входит в мои должностные полномочия, - откинулась я на стуле. – И если моя работа, действительно, закончена, то… могу я быть свободна?
- Да, конечно, - удивленно посмотрел он на меня. – Конечно. И… вы позволите вас пригласить остаться со мной на празднование Нового года?
Моя ж ты мать! А я про него совсем позабыла!
- Благодарю вас, Ваша светлость, но у меня до этого праздника еще есть дела, - и резко встав со стула, подорвала вслед за собой князя…
«Ваша светлость, владение данной информацией не входит в мои должностные полномочия»… Пафосно сказано, агент Вешковская. Тем более, если учесть, что «данную информацию» вы накануне получили от дочери Его светлости:
- Он меня мучил, - заломив руки, выдохнула призрачная Малинка.
- Это – понятно, - согласно кивнула я.
- Вряд ли тебе, магиня, такое понятно. Полное повиновение. Будто ты не живешь, а лишь плывешь в глубокой огненной реке, где берегов нет. А потом…
- Что «потом»?
- Потом он приказал мне принести ему это. Этот конверт. Но, - вдруг, вскинула девушка глаза. – я решила прежде заставить его поклясться, что он за то меня освободит. Раз и навсегда. И спрятала конверт в горшке, полив сверху Святой водой.
- Ага… А он больше не появился?
- Нет, - мотнул головой призрак. – Не пришел. А про те письма я сама вскоре напрочь забыла.
- Те письма?
- Ну да. Там лежат письма от какой-то знатной ладменской дамы к моему отцу. Я ее видела однажды, когда мы с ним по дороге в Чидалию заезжали в Куполград. И, думаю, у них был роман. А месяц назад она стала требовать вернуть их. Для отца это – дело чести.
- И поэтому ты вернулась…
Вот значит, как? Обычная любовная переписка. Хотя, если учесть значимость обоих адресатов… Береднянский князь Драгомир Светич и ладменская баронесса Пион.
