- А, ну, прочь. Прочь отсюда.
- Он не улетит, Николас. Там темно и холодно, - и душевно-просительно. – Эль?..
- О-о-о… - два мужских силуэта сквозь пламя костра, одновременно обернулись. – Здра-вствуйте, тысь моя майка, - добро пожаловать обратно в «абсурд реальности».
- Здравствуй, Агата. Тебе вставать с лежанки нельзя. Левая лопатка не до конца восстановлена.
- Это я поняла. А вот чего ты тут расселся? И где вообще «тут»?
- Мне на вопрос стоя отвечать?
- И желательно с другой стороны от входа.
- Ну да. Твои командные навыки неизменны даже из положения лежа.
- Я могу и сесть.
- Это, конечно. Да только вряд ли потом будешь прямо ходить.
- Ну, надо же, какая забота. Вот не хватало еще…
- Скажите, это так первостепенно, кто из вас в каком положении станет вещать?
Уф-ф. Ну, если хорошо подумать, головой:
- Нет! Пусть с-сидит.
- Николас?
- Хоб знает, что… Вы оба – в моей пещере. На территории Седого заповедника. Этого ответа достаточно?
- Отшельничья нора? Та, в которой ты с детства…
- Так точно. В четырех милях от моего дома в Бадуке.
- И что мы тут делаем?
- А ты бы предпочла другие «апартаменты»? – сощурился сквозь огонь Ник. – После вашего «балагана» на дороге?
- Водевиля.
- Что?
- Ничего. И что дальше?
Мужчина, отведя от меня взгляд, зло хмыкнул. И с чувством запустил в огонь сучок:
- Не знаю, Агата. И очень жду объяснений от тебя. Желательно, с предложениями.
- От меня?.. – а что я могу ему «объяснить»? А тем более, «предложить»? Мы с ним теперь, в дополнение ко всем своим личным страстям, еще и по разные стороны от закона. Действительно, «хоб знает, что». Вот не так я представляла нашу неизбежную встречу в Ладмении. И первый наш разговор уж точно не из таких неравных позиций. С отшибленной спиной и головой, в которой теперь лишь большой шевелящийся ком, выпускающий фейерверки. Так что… – Мне нечего рассказать.
Мужчина, кажется, не удивился. Видимо, был готов:
- Я понял, - и глянул на смирно торчащего у костра Ванна. – Мы тут пообщались с твоим… другом. Ты, кстати, в курсе, что он в поиске по всей нашей стране?
- Догадываюсь, - выдавила я, изучая покатый каменный потолок.
- Угу… Его хорошо описали. Вплоть до цвета рубахи, - да что вы говорите? Только, там, вместо рубахи, «белоснежная ряса» должна быть. – И любимой тематики, - а вот тут точно вышла накладка. – Даже стиль повествования совпал, - терпеливо продолжил Ник. – С оборотами и примерами, - нет, вот когда точно знают, на какие «мозоли» давить!
- И позвольте узнать, за какие такие «заслуги»? – развернувшись, подскочила я на локте. – Обычного болтуна с площади, по всей стране, важной пятой комтурией? К тому же весьма странно вы это делаете, господин рыцарь. Я бы сказала, небрежно и непрофессионально.
- И с чего, вдруг, такой вывод? – тут же вскинулись за свою «больную мозоль».
- Да, как же это, «с чего»? Такую «государственно вражью персону» ловить жалкими двойками и даже поодиночке? Логика где? – и в довесок: коленом в «личное место». – Да вам даже близких, господин рыцарь, не жаль. Раз собственную «избранницу» не уберегли.
Ого! А вот теперь я, кажется, его по-настоящему припекла. Ник, выпрямив спину, замер и посмотрел мне в глаза:
- Действительно, уберечь ее сложно. Работа у нас с ней непростая. Да и бегает она быстро. А Бередня – большая страна.
- А причем тут… Бередня? – ошарашено выдала я. – Причем тут… тысь моя майка.
Ник хмуро выдохнул:
- Значит, Глеб это скрыл, - и уже по собственному почину поднялся с земли. – Я тогда на самом деле, почти не успел. Да и от свадьбы этой разудалой ничего не добился. Вы же им не сказали, куда именно перед самым рассветом ушли… Агата?.. - я даже не повернулась, с силой зажмурив глаза: что мне ему сказать? – Хорошо. Тогда слушай: после того, как ты не ответила на шестое мое письмо подряд, я решил: приеду сам, вот и поговорим. А потом меня на три года сослали в Джингар. Охраной в наше посольство. Когда я оттуда вернулся, первым делом пришел в ваш дом в Куполграде. И твои родители сказали мне: ты продлила с Бередней договор. С тех пор я каждый свой отпуск пропадал только там. Совсем рядом, но параллельно. Думал, ты давно живешь своей жизнью. Зачем ее портить? Что же касается последнего… Ты сама знаешь: это дело ведет наша комтурия. Потому в северные горы отослали меня. Раз я Бередню досконально освоил… Агата?.........Ну что ж… Я пойду посмотреть, как там грифон.
И ушел…
- У-уф-ф… Вод жеш од супо охурви(1). Вод жеш… да что за жизнь?!..
- Агата?
- Что, Ванн?
- Совет дать вам позволите?
- Какой еще «совет»?
- Ну-у…
- Подковы зубами гну. Ванн, прозвучавшее только что, во-первых, вас не касается. А, во-вторых, никогда больше не повторится. Сейчас главное – довести отсроченное до конца. А все остальное…
- И что с «остальным»?
- Да ничего. Не имеет значения. Я вам ясно сейчас сказала?
Ванн лишь плечами пожал:
- Пожалуйста.
- Вот и спасибо. А теперь – до завтра. Мне надо на собственном здоровье сконцентрироваться. Потому как валяться здесь – времени нет, - и уткнулась носом в холодную каменную стену…
«Сконцентрироваться» решила. И слово то вспомнила умное из учебного курса. Вот семь лет «собирала мысли веником», а тут «сконцентрировалась». Оттого видно и сам процесс не выходит – мысли на незнакомое слово не бегут. Не собираются, тысь моя майка… Да и как им собраться, когда пышущий жаром ком, выпускающий фейерверки, еще немного и разорвется одним большим сметающим залпом из глаз а, главное, рта? Еще немного и понесет. Даже из положения лежа… «А все остальное… не имеет значения». Скобан выпендрёжница. Да ты даже не вспомнишь, как того демона-эстета зовут. Так захватит, что… Ну, рыцарь Вешковская, надо брать себя в руки. Опять. И очень-очень крепко. А то и до женских истерик – по горочке вниз. А оно нам, рыцарям, надо? По должностной инструкции не положено. Даже из-за такого вот… Который пришел. Вернулся… Ну, и значит: теперь можно спать. Спать, рыцарь Вешковская!.. И во сне концентрироваться…
- Ч-чирк!.. Чирк-чирк!
И что, совсем некому клюв этому «исполнителю», наконец, подвязать?..
- Чирк-чирк!
- Доброе утро, птица. Тебе удовольствие доставляет горланить под сводами? – пичуга, сидящая на перекладине над костром, склонила рыжую голову набок. – А и бес с тобой. Все равно утро доброе, - и спустив ноги с лежанки, осторожно повела левым плечом. Свежесобранная лопатка в ответ едва отозвалась. Еще бы - столько энергии в нее влить и двум магам сразу. Кстати… - А где все?..Что заткнулся-то, Эль?
Пещера «Отшельничья нора» сегодня поутру выглядела куда более радостно. И даже уютно. С книжными кривыми полками в нише и старым ковром, натянутым над не менее древним топчаном. Они смотрелись вполне слаженным дуэтом: один выпирал краями камней, придавая блеклым от времени розам хотя бы объем, другой – пружинами из-под плешивого покрывала. Однако, судя по двум скатанным узким матрасам у стены, никто из мужчин спать на нем не решился. Оба тянули ноги у костра. А еще «Отшельничья нора» была «многокомнатной». Или «многокоридорной». Потому как из узкого прохода за выступом ощутимо тянуло сквозняком. Тогда, скорее всего, и сквозной… Не хило для мальчишки-одиночки. Такие большие владения. И, если хорошо вспомнить, в них еще могила бывшего хозяина должна входить. Которого тут, якобы, самолично обнаружили и геройски потом схоронили. И я не удивлюсь, если на этом самом топчане и нашли. А последнее, что тот видел – уже тогда выгоревшие на ковре цветы. Но, это если верить «новому хозяину» норы. А ему, как показала личная практика… Н-да… И прислушалась к своему «взрывоопасному» кому… Молчит. Значит, с ним мы договорились. А вот меня, по-моему, бросили. И, сощурясь от солнца, замерла на выходе из норы.
- Кра-со-та.
По обеим сторонам – ступенями с горы, серые валуны. За ними – густые колючие кусты «Гномьих роз». Это так шиповник здешние жители именуют. А прямо по курсу красота самая главная – узкая застойная речка. Как уха в котелке, щедро присыпанная мелкой бурой хвоей и зеленой пахучей ряской. Высоченные ели, в честь которых и назван заповедник, с того берега на этот отбрасывают длинные тени. Прямо до подножья пещеры. И покачивают на ветру лапами. А тени им «отзываются».
- Красота… Ух, ты!
Ну, конечно, как же рыцарю и без него? Слева, у валунов на обстроганном еловом стволе, торчало видавшее виды боевое чучело. Многажды нарощенное по высоте, но, все еще, «неприятельски грозное» (и где он этот раритетный шлем раздобыл?). Я подошла поближе, померила – макушка как раз на уровне моей. Значит, в последний раз поднимали лет десять назад. И скользнула взглядом правее. На камне рядом – еще один нужный рыцарю атрибут. Карта местности, гордо поименованная «Мои земли». На ней: сама пещера с обозначенным по всем топографическим правилам, выходом, рекой, бором с кривыми елочками и… ага, все-таки, могилой – крестом чуть восточнее вглубь бора. И спустилась глазами вниз. Ниже следовал текст «Правила рыцаря». Оных было шесть, исполненных углем и торжественным детским почерком, уже изрядно размытым. А еще ниже… в рамочке: «Агата Вешковская – моя Дама сердца. Навеки»…
- Тысь моя… майка, - ком внутри дернулся и начал медленно подплывать к горлу. – У-уф-ф… Рыцарь Вешковская, соберись, - и подорвалась к воде.
Ботинки скинула тут же на теплом песке. Следом полетели носки и, закатав до колен штанины, вошла в тихую воду. То, что надо. И еще рукава до локтей подтащила. А потом водяным взрывом - в лицо. И лишь после краем глаза уловила:
- Задергался… Эй, кто тут уду воткнутой оставил?! Поплавок дергается! Эй! – потому что рыбак из меня, как из рыбы магичка. – Эй! Ник! Ванн!.. Да, чтоб вас, - делать нечего – ухватилась за длинный прут удилища сама.
Соперник, как назло, попался сильно упрямый –нить с поплавком на конце тут же завыписывала кренделя, обозначая его подводные маневры. Я лишь брови сдвинула и перехватила руками сильней. Поплавок, на секунду вынырнув, дернулся и понесся прямо перпендикулярно линии берега:
- Ух, ты!
- Клюет? – тут же сбрякали за моей спиной поленья и Ник, точно такой же босой, подскочил ко мне в воду. – А я – за дровами отлучился. И всего-то... Клюет?
- А сам что, не видишь? – со всей серьезностью напыжилась я.
Мужчина азартно засуетился:
- Агата, давай, я? У тебя же лопатка? Тебе… ты… упустишь ведь?
- Да с чего, вдруг? – напротив, усилила я на удилище хватку. – С чего упущу-то? А дальше что делать?
- Дергать в противоположную сторону! Да она у тебя… Агата, дай я!
- Вот к дровам своим возвращайся, - и боком к нему.
- Ты ж упустишь? – подскочил Ник со спины и обхватил руками мои собственные. – Дай тебе помогу. Дай! Агата!
Вражья рыбина, почуяв нашу сплоченность, в ответ, как взбесилась, заметавшись шальными зигзагами и с удвоенной силой. Я от старания закусила губу:
- Ты мне только мешаешь. Ник, не лезь!
- Вот так, Агата. Вот так, - пропыхтел он мне сбоку в ухо. – Во-от. А теперь… дергаем!
Удилище, выгнувшись до предела, взмыло вверх, явив нам обоим в полете и брызгах диво дивное полуярдового размера.
- Вот это да.
- Ух, ты! – и замерли оба, глядя на переливающуюся золотом чешую. – Это… кто?
- Лещ. Я такого здесь в последний раз лет восемь назад… Красавец.
«Красавец», скоро погасив трепыхания, будто смирился с судьбой. Лишь подергивался на натянутой нити.
- А что теперь делать? – прищурясь, обернулась я с Нику. Тот сиял не хуже леща:
- Очень просто! – и, оторвав правую руку, знаком подхватил рыбину. Лещ, птицей пролетев над нашими головами, весомо шлепнулся у входа в траву. В аккурат к ногам Ванна:
- Вот это дар свыше, - открыв рот, прокомментировал тот.
Ник мне в затылок парировал:
- Как же, «дар»! Это мы молодцы с Агатой!
Я, пригнувшись, уточнила:
- Молодцы, значит?
- Ну, да, молодцы.
- Мы с Агатой?
- Угу. С тобой.
- А раньше его магией нельзя было? Из воды и в траву?
Ник, невинно почесал рукой нос:
- Так не интересно же? На то она и рыбалка. Агата, ты чего? – и будто младенец лучезарный. Агнец. Или кто там еще девственно непорочный.
У меня же наоборот все «темные силы» взбурлили. Ух, рыцарь Вешковская. Да что уж там. А ведь честно старалась:
- Руку свою от моей оторви! - и, не дожидаясь, сама ее дернула. Ник лишь удилище словить успел:
- Агата, это ты зря, - мне уже в спину. – Вот зря ты.
- Ах, я «зря»? А ты у нас «все по-толковому и со смыслом»? И больше вообще ко мне не подходи! И даже прикасаться не вздумай! «Мы– молодцы»! Да из нас двоих ты один «молодец со смыслом»! И мне до тебя далеко… Далеко. И, чем дальше, тем лучше… Ванн, собирайтесь и уходим отсюда. Прямо сейчас.
- Агата, ты куда собралась? Ты зачем валишь все в одну кучу?
- В одну кучу?.. Ванн, вы меня плохо слышали?
- Так мне и собираться-то… я ж…
- Пускай, «в одну кучу»! Пускай! Лишь бы отсюда подальше! Разве ты не понимаешь, что мне с тобой плохо? Я не хочу тебя видеть. И слышать твой голос. Я ничего от тебя не хочу. Ничего. Лишь бы подальше… Ванн! Я вас жду! Я вас там подожду.
- Где, Агата?
- Где-нибудь, - и в тумане из унизительных слез, пошагала вдоль кромки воды. Лишь ботинки свои прихватила.
Я сейчас и не вспомню, когда так ревела до этого. Вот именно, что ревела. Не рыдала, заломив руки, ни плакала, как нормальные женщины, а полноценно, в голос и прихлопнув ладошки к лицу. Хотя, откуда я знаю, как они? Откуда мне это знать? Я всегда была сильной. А теперь ком взорвался. И первой снес саму же меня. Тихая река разносила мой рев, множа его и, наверное, пугая всю местную живность. А мне было плевать. Я изливала душу. Наверное, в первый раз за семь лет. И в этом захватывающем процессе как-то так упустила появление Ванна. А опомнилась лишь, когда ревела уже в широкое мужское плечо:
- Агата, вы поплачьте, вам станет легче.
- У-у-а-а-а!
- Легче-легче. Со слезами из души выходит вся боль, и душа наша чистится.
- У-у. У-а-а-а-а!
- Боль уходит и остается лишь самое светлое. Самое главное.
- У-у-у… Да чтоб его все унесло! У-у-а-а-а.
- Ну, тогда это – не главное, Агата.
- Просто пусть унесе-е-е-ет.
- Не просите о том, чего не желаете сами.
- О-оу… Чего?
Ванн вздохнул и повторил:
- Агата, не просите о том, чего не желаете сами.
Я, напротив, затаила дыхание:
- А еще раз?
- Повторить? – склонил голову набок мужчина. – Не просите того, чего не желаете. Ибо…
- Ванн, как ваше полное имя? – осознание пришло, как новый, ошеломляющий взрыв. Я даже про рев свой забыла, вперясь взглядом в глаза мужчины напротив. Тот, будто понял. И покачал головой:
- Джованни. Джованни Бернардоне.
- Джованни… Я себя сейчас ощущаю как-то странно. Будто меня и вправду вывернули наизнанку и хорошо протрясли.
- И вам стало легче?
- Не знаю. Со мной раньше никогда такого не было. Мне спокойно. Особенно, от вашего… - и, подтянувшись на цыпочках, попросила. – Подуйте на меня еще раз.
- Хорошо.
- Агата… - Ник, вывернувший из-за берегового поворота, застыл в нескольких ярдах от нас. – Агата… Я пришел сказать, что никуда вас двоих без себя не отпущу. И если ты сама хорошо подумаешь, то придешь к аналогичному выводу. Потому что…
- Он не улетит, Николас. Там темно и холодно, - и душевно-просительно. – Эль?..
- О-о-о… - два мужских силуэта сквозь пламя костра, одновременно обернулись. – Здра-вствуйте, тысь моя майка, - добро пожаловать обратно в «абсурд реальности».
- Здравствуй, Агата. Тебе вставать с лежанки нельзя. Левая лопатка не до конца восстановлена.
- Это я поняла. А вот чего ты тут расселся? И где вообще «тут»?
- Мне на вопрос стоя отвечать?
- И желательно с другой стороны от входа.
- Ну да. Твои командные навыки неизменны даже из положения лежа.
- Я могу и сесть.
- Это, конечно. Да только вряд ли потом будешь прямо ходить.
- Ну, надо же, какая забота. Вот не хватало еще…
- Скажите, это так первостепенно, кто из вас в каком положении станет вещать?
Уф-ф. Ну, если хорошо подумать, головой:
- Нет! Пусть с-сидит.
- Николас?
- Хоб знает, что… Вы оба – в моей пещере. На территории Седого заповедника. Этого ответа достаточно?
- Отшельничья нора? Та, в которой ты с детства…
- Так точно. В четырех милях от моего дома в Бадуке.
- И что мы тут делаем?
- А ты бы предпочла другие «апартаменты»? – сощурился сквозь огонь Ник. – После вашего «балагана» на дороге?
- Водевиля.
- Что?
- Ничего. И что дальше?
Мужчина, отведя от меня взгляд, зло хмыкнул. И с чувством запустил в огонь сучок:
- Не знаю, Агата. И очень жду объяснений от тебя. Желательно, с предложениями.
- От меня?.. – а что я могу ему «объяснить»? А тем более, «предложить»? Мы с ним теперь, в дополнение ко всем своим личным страстям, еще и по разные стороны от закона. Действительно, «хоб знает, что». Вот не так я представляла нашу неизбежную встречу в Ладмении. И первый наш разговор уж точно не из таких неравных позиций. С отшибленной спиной и головой, в которой теперь лишь большой шевелящийся ком, выпускающий фейерверки. Так что… – Мне нечего рассказать.
Мужчина, кажется, не удивился. Видимо, был готов:
- Я понял, - и глянул на смирно торчащего у костра Ванна. – Мы тут пообщались с твоим… другом. Ты, кстати, в курсе, что он в поиске по всей нашей стране?
- Догадываюсь, - выдавила я, изучая покатый каменный потолок.
- Угу… Его хорошо описали. Вплоть до цвета рубахи, - да что вы говорите? Только, там, вместо рубахи, «белоснежная ряса» должна быть. – И любимой тематики, - а вот тут точно вышла накладка. – Даже стиль повествования совпал, - терпеливо продолжил Ник. – С оборотами и примерами, - нет, вот когда точно знают, на какие «мозоли» давить!
- И позвольте узнать, за какие такие «заслуги»? – развернувшись, подскочила я на локте. – Обычного болтуна с площади, по всей стране, важной пятой комтурией? К тому же весьма странно вы это делаете, господин рыцарь. Я бы сказала, небрежно и непрофессионально.
- И с чего, вдруг, такой вывод? – тут же вскинулись за свою «больную мозоль».
- Да, как же это, «с чего»? Такую «государственно вражью персону» ловить жалкими двойками и даже поодиночке? Логика где? – и в довесок: коленом в «личное место». – Да вам даже близких, господин рыцарь, не жаль. Раз собственную «избранницу» не уберегли.
Ого! А вот теперь я, кажется, его по-настоящему припекла. Ник, выпрямив спину, замер и посмотрел мне в глаза:
- Действительно, уберечь ее сложно. Работа у нас с ней непростая. Да и бегает она быстро. А Бередня – большая страна.
- А причем тут… Бередня? – ошарашено выдала я. – Причем тут… тысь моя майка.
Ник хмуро выдохнул:
- Значит, Глеб это скрыл, - и уже по собственному почину поднялся с земли. – Я тогда на самом деле, почти не успел. Да и от свадьбы этой разудалой ничего не добился. Вы же им не сказали, куда именно перед самым рассветом ушли… Агата?.. - я даже не повернулась, с силой зажмурив глаза: что мне ему сказать? – Хорошо. Тогда слушай: после того, как ты не ответила на шестое мое письмо подряд, я решил: приеду сам, вот и поговорим. А потом меня на три года сослали в Джингар. Охраной в наше посольство. Когда я оттуда вернулся, первым делом пришел в ваш дом в Куполграде. И твои родители сказали мне: ты продлила с Бередней договор. С тех пор я каждый свой отпуск пропадал только там. Совсем рядом, но параллельно. Думал, ты давно живешь своей жизнью. Зачем ее портить? Что же касается последнего… Ты сама знаешь: это дело ведет наша комтурия. Потому в северные горы отослали меня. Раз я Бередню досконально освоил… Агата?.........Ну что ж… Я пойду посмотреть, как там грифон.
И ушел…
- У-уф-ф… Вод жеш од супо охурви(1). Вод жеш… да что за жизнь?!..
- Агата?
- Что, Ванн?
- Совет дать вам позволите?
- Какой еще «совет»?
- Ну-у…
- Подковы зубами гну. Ванн, прозвучавшее только что, во-первых, вас не касается. А, во-вторых, никогда больше не повторится. Сейчас главное – довести отсроченное до конца. А все остальное…
- И что с «остальным»?
- Да ничего. Не имеет значения. Я вам ясно сейчас сказала?
Ванн лишь плечами пожал:
- Пожалуйста.
- Вот и спасибо. А теперь – до завтра. Мне надо на собственном здоровье сконцентрироваться. Потому как валяться здесь – времени нет, - и уткнулась носом в холодную каменную стену…
«Сконцентрироваться» решила. И слово то вспомнила умное из учебного курса. Вот семь лет «собирала мысли веником», а тут «сконцентрировалась». Оттого видно и сам процесс не выходит – мысли на незнакомое слово не бегут. Не собираются, тысь моя майка… Да и как им собраться, когда пышущий жаром ком, выпускающий фейерверки, еще немного и разорвется одним большим сметающим залпом из глаз а, главное, рта? Еще немного и понесет. Даже из положения лежа… «А все остальное… не имеет значения». Скобан выпендрёжница. Да ты даже не вспомнишь, как того демона-эстета зовут. Так захватит, что… Ну, рыцарь Вешковская, надо брать себя в руки. Опять. И очень-очень крепко. А то и до женских истерик – по горочке вниз. А оно нам, рыцарям, надо? По должностной инструкции не положено. Даже из-за такого вот… Который пришел. Вернулся… Ну, и значит: теперь можно спать. Спать, рыцарь Вешковская!.. И во сне концентрироваться…
- Ч-чирк!.. Чирк-чирк!
И что, совсем некому клюв этому «исполнителю», наконец, подвязать?..
- Чирк-чирк!
- Доброе утро, птица. Тебе удовольствие доставляет горланить под сводами? – пичуга, сидящая на перекладине над костром, склонила рыжую голову набок. – А и бес с тобой. Все равно утро доброе, - и спустив ноги с лежанки, осторожно повела левым плечом. Свежесобранная лопатка в ответ едва отозвалась. Еще бы - столько энергии в нее влить и двум магам сразу. Кстати… - А где все?..Что заткнулся-то, Эль?
Пещера «Отшельничья нора» сегодня поутру выглядела куда более радостно. И даже уютно. С книжными кривыми полками в нише и старым ковром, натянутым над не менее древним топчаном. Они смотрелись вполне слаженным дуэтом: один выпирал краями камней, придавая блеклым от времени розам хотя бы объем, другой – пружинами из-под плешивого покрывала. Однако, судя по двум скатанным узким матрасам у стены, никто из мужчин спать на нем не решился. Оба тянули ноги у костра. А еще «Отшельничья нора» была «многокомнатной». Или «многокоридорной». Потому как из узкого прохода за выступом ощутимо тянуло сквозняком. Тогда, скорее всего, и сквозной… Не хило для мальчишки-одиночки. Такие большие владения. И, если хорошо вспомнить, в них еще могила бывшего хозяина должна входить. Которого тут, якобы, самолично обнаружили и геройски потом схоронили. И я не удивлюсь, если на этом самом топчане и нашли. А последнее, что тот видел – уже тогда выгоревшие на ковре цветы. Но, это если верить «новому хозяину» норы. А ему, как показала личная практика… Н-да… И прислушалась к своему «взрывоопасному» кому… Молчит. Значит, с ним мы договорились. А вот меня, по-моему, бросили. И, сощурясь от солнца, замерла на выходе из норы.
- Кра-со-та.
По обеим сторонам – ступенями с горы, серые валуны. За ними – густые колючие кусты «Гномьих роз». Это так шиповник здешние жители именуют. А прямо по курсу красота самая главная – узкая застойная речка. Как уха в котелке, щедро присыпанная мелкой бурой хвоей и зеленой пахучей ряской. Высоченные ели, в честь которых и назван заповедник, с того берега на этот отбрасывают длинные тени. Прямо до подножья пещеры. И покачивают на ветру лапами. А тени им «отзываются».
- Красота… Ух, ты!
Ну, конечно, как же рыцарю и без него? Слева, у валунов на обстроганном еловом стволе, торчало видавшее виды боевое чучело. Многажды нарощенное по высоте, но, все еще, «неприятельски грозное» (и где он этот раритетный шлем раздобыл?). Я подошла поближе, померила – макушка как раз на уровне моей. Значит, в последний раз поднимали лет десять назад. И скользнула взглядом правее. На камне рядом – еще один нужный рыцарю атрибут. Карта местности, гордо поименованная «Мои земли». На ней: сама пещера с обозначенным по всем топографическим правилам, выходом, рекой, бором с кривыми елочками и… ага, все-таки, могилой – крестом чуть восточнее вглубь бора. И спустилась глазами вниз. Ниже следовал текст «Правила рыцаря». Оных было шесть, исполненных углем и торжественным детским почерком, уже изрядно размытым. А еще ниже… в рамочке: «Агата Вешковская – моя Дама сердца. Навеки»…
- Тысь моя… майка, - ком внутри дернулся и начал медленно подплывать к горлу. – У-уф-ф… Рыцарь Вешковская, соберись, - и подорвалась к воде.
Ботинки скинула тут же на теплом песке. Следом полетели носки и, закатав до колен штанины, вошла в тихую воду. То, что надо. И еще рукава до локтей подтащила. А потом водяным взрывом - в лицо. И лишь после краем глаза уловила:
- Задергался… Эй, кто тут уду воткнутой оставил?! Поплавок дергается! Эй! – потому что рыбак из меня, как из рыбы магичка. – Эй! Ник! Ванн!.. Да, чтоб вас, - делать нечего – ухватилась за длинный прут удилища сама.
Соперник, как назло, попался сильно упрямый –нить с поплавком на конце тут же завыписывала кренделя, обозначая его подводные маневры. Я лишь брови сдвинула и перехватила руками сильней. Поплавок, на секунду вынырнув, дернулся и понесся прямо перпендикулярно линии берега:
- Ух, ты!
- Клюет? – тут же сбрякали за моей спиной поленья и Ник, точно такой же босой, подскочил ко мне в воду. – А я – за дровами отлучился. И всего-то... Клюет?
- А сам что, не видишь? – со всей серьезностью напыжилась я.
Мужчина азартно засуетился:
- Агата, давай, я? У тебя же лопатка? Тебе… ты… упустишь ведь?
- Да с чего, вдруг? – напротив, усилила я на удилище хватку. – С чего упущу-то? А дальше что делать?
- Дергать в противоположную сторону! Да она у тебя… Агата, дай я!
- Вот к дровам своим возвращайся, - и боком к нему.
- Ты ж упустишь? – подскочил Ник со спины и обхватил руками мои собственные. – Дай тебе помогу. Дай! Агата!
Вражья рыбина, почуяв нашу сплоченность, в ответ, как взбесилась, заметавшись шальными зигзагами и с удвоенной силой. Я от старания закусила губу:
- Ты мне только мешаешь. Ник, не лезь!
- Вот так, Агата. Вот так, - пропыхтел он мне сбоку в ухо. – Во-от. А теперь… дергаем!
Удилище, выгнувшись до предела, взмыло вверх, явив нам обоим в полете и брызгах диво дивное полуярдового размера.
- Вот это да.
- Ух, ты! – и замерли оба, глядя на переливающуюся золотом чешую. – Это… кто?
- Лещ. Я такого здесь в последний раз лет восемь назад… Красавец.
«Красавец», скоро погасив трепыхания, будто смирился с судьбой. Лишь подергивался на натянутой нити.
- А что теперь делать? – прищурясь, обернулась я с Нику. Тот сиял не хуже леща:
- Очень просто! – и, оторвав правую руку, знаком подхватил рыбину. Лещ, птицей пролетев над нашими головами, весомо шлепнулся у входа в траву. В аккурат к ногам Ванна:
- Вот это дар свыше, - открыв рот, прокомментировал тот.
Ник мне в затылок парировал:
- Как же, «дар»! Это мы молодцы с Агатой!
Я, пригнувшись, уточнила:
- Молодцы, значит?
- Ну, да, молодцы.
- Мы с Агатой?
- Угу. С тобой.
- А раньше его магией нельзя было? Из воды и в траву?
Ник, невинно почесал рукой нос:
- Так не интересно же? На то она и рыбалка. Агата, ты чего? – и будто младенец лучезарный. Агнец. Или кто там еще девственно непорочный.
У меня же наоборот все «темные силы» взбурлили. Ух, рыцарь Вешковская. Да что уж там. А ведь честно старалась:
- Руку свою от моей оторви! - и, не дожидаясь, сама ее дернула. Ник лишь удилище словить успел:
- Агата, это ты зря, - мне уже в спину. – Вот зря ты.
- Ах, я «зря»? А ты у нас «все по-толковому и со смыслом»? И больше вообще ко мне не подходи! И даже прикасаться не вздумай! «Мы– молодцы»! Да из нас двоих ты один «молодец со смыслом»! И мне до тебя далеко… Далеко. И, чем дальше, тем лучше… Ванн, собирайтесь и уходим отсюда. Прямо сейчас.
- Агата, ты куда собралась? Ты зачем валишь все в одну кучу?
- В одну кучу?.. Ванн, вы меня плохо слышали?
- Так мне и собираться-то… я ж…
- Пускай, «в одну кучу»! Пускай! Лишь бы отсюда подальше! Разве ты не понимаешь, что мне с тобой плохо? Я не хочу тебя видеть. И слышать твой голос. Я ничего от тебя не хочу. Ничего. Лишь бы подальше… Ванн! Я вас жду! Я вас там подожду.
- Где, Агата?
- Где-нибудь, - и в тумане из унизительных слез, пошагала вдоль кромки воды. Лишь ботинки свои прихватила.
Я сейчас и не вспомню, когда так ревела до этого. Вот именно, что ревела. Не рыдала, заломив руки, ни плакала, как нормальные женщины, а полноценно, в голос и прихлопнув ладошки к лицу. Хотя, откуда я знаю, как они? Откуда мне это знать? Я всегда была сильной. А теперь ком взорвался. И первой снес саму же меня. Тихая река разносила мой рев, множа его и, наверное, пугая всю местную живность. А мне было плевать. Я изливала душу. Наверное, в первый раз за семь лет. И в этом захватывающем процессе как-то так упустила появление Ванна. А опомнилась лишь, когда ревела уже в широкое мужское плечо:
- Агата, вы поплачьте, вам станет легче.
- У-у-а-а-а!
- Легче-легче. Со слезами из души выходит вся боль, и душа наша чистится.
- У-у. У-а-а-а-а!
- Боль уходит и остается лишь самое светлое. Самое главное.
- У-у-у… Да чтоб его все унесло! У-у-а-а-а.
- Ну, тогда это – не главное, Агата.
- Просто пусть унесе-е-е-ет.
- Не просите о том, чего не желаете сами.
- О-оу… Чего?
Ванн вздохнул и повторил:
- Агата, не просите о том, чего не желаете сами.
Я, напротив, затаила дыхание:
- А еще раз?
- Повторить? – склонил голову набок мужчина. – Не просите того, чего не желаете. Ибо…
- Ванн, как ваше полное имя? – осознание пришло, как новый, ошеломляющий взрыв. Я даже про рев свой забыла, вперясь взглядом в глаза мужчины напротив. Тот, будто понял. И покачал головой:
- Джованни. Джованни Бернардоне.
- Джованни… Я себя сейчас ощущаю как-то странно. Будто меня и вправду вывернули наизнанку и хорошо протрясли.
- И вам стало легче?
- Не знаю. Со мной раньше никогда такого не было. Мне спокойно. Особенно, от вашего… - и, подтянувшись на цыпочках, попросила. – Подуйте на меня еще раз.
- Хорошо.
- Агата… - Ник, вывернувший из-за берегового поворота, застыл в нескольких ярдах от нас. – Агата… Я пришел сказать, что никуда вас двоих без себя не отпущу. И если ты сама хорошо подумаешь, то придешь к аналогичному выводу. Потому что…
