- Бр-р-р, - и, наконец, залпом допила из кружки воду.
- Ну что, отпустило? А то в глазах ведь тьма мирозданья и взгляд, как через свои диоптрии. Ты зачем пришла в этот парк, а, Эрми? – бурчал на меня напарник, когда мы уже размеренно брели обратно к пруду, а на подъеме из подстриженной низины я не удержалась - оглянулась. – Эрми?!
- Что-о?
Дети все так же кричали и прыгали вокруг него. Он улыбался, кивая им и что-то объясняя. Вот к рогатине с призовой игрушкой в вытянутых к небу руках подошла сосредоточенно-серьезная красавица. Мужчина поднял на нее от детей свои веселые глаза…
- Эрми?
- Ф-фух! Идем. Всё это – «хобье коромысло» в данный жизненный момент. Не до Тегома.
- Вот и правильно!
И гном мой так удовлетворенно-менторски кивнул, подлец, что мне на миг, но стало стыдно за свой «исследовательский бум». А почему на миг всего? Так мы уже пришли! Однако, оставшиеся места на почти забитых зрителями лавочках не заняли. Остановились сбоку, между нескладным постаментом для жюри и стоящей поодаль кучкой из осанистых господ.
О многолетней традиции всё состязание именно этим господам стоять (а не сидеть сплоченно с остальными), еще накануне рассказала авторитетная Галина. Сейчас же мы с Ситрингом лишь искоса поглядывали на осанистую кучку по самой главной и единственной причине: господа в ней и есть хозяева столичных охранно-следственных бюро. А солидарность с собственными подчиненными, участвующими в забеге они как раз и выражают стоя… То есть, стоянием.
- Ну, Эрми, вспоминай.
А что вспоминать?.. Вот хобье коромысло! Тут же вспомнился онсай с двумя печатями. Для знающих подобный факт равнозначен… равнозначен. Да дело в том, что «знающих» у нас в столице точно нет. Кроме меня, конечно. Но! Именно меня сейчас хотят убить, а онсай этот (дай подлинники всех богов) никуда не двинет дальним пешим ходом. Ф-фух!
- Вспоминаю.
- Эрми, а побыстрей? А то господа на нас уже косятся.
Но, в этот самый миг после пронзительного свистка судьи, начался, наконец, «Ежегодный показательный забег».
Дощатая платформа для него была проложена на всю длину пруда и дугой выпирала к лавкам зрителей. Именно здесь, на переднем плане и планировался «феерично-зрелищный финал», как заявляла всем газетная статья. Но, в данный момент, толпа подтянутых мужчин сплоченно понеслась направо. Господа бдительно ей вслед повернули шеи. Я пальцем ткнула в Ситринга:
- Галина нам, обоим кстати, что говорила? Ее бывший муж из лицензионной комиссии при городском совете рекомендовал лишь три конторы. Смотри, - и провела прицельным взглядом по начальникам бюро. – Контора «Крепость». С анкримским оборотнем во главе. Это вон тот высокий.
- И седой?
- Ага. Фиомус Лапиньш. И глаза у него специфические такие. Они э-э…
- С гранчатыми зрачками. Знаю, - весомо хмыкнул Ситринг. – Но, «Крепость» по охране в основном.
- Откуда сведения? – и получила «снисходительность по-гномьи»:
- Да вся наша местная диаспора у них на договоре. Уж лет пятнадцать как.
- Понятно… Ну а бюро «Адапт» с владельцем его, господином Зинном, вон тем, что с краю нервно мнет платок, нам тоже не подходит.
- Почему?
- Он судится, а, значит, ярко светит в прессе. И сам, и все его клиенты. Читала – видела. Там дело об избиении подозреваемого в двойном убийстве. Наверняка, суд оправдает, но…
- Засветимся и мы.
- Ну да, - сказала и вздохнула. – И кто у нас остался?
- Этот! - Ситринг чуть не подпрыгнул. Не то в восторге, не то, чтоб лучше разглядеть. – Галина ж говорила: «Им будет самый дородный, в пафос разодетый господин».
- Пафнутий Иль. Владелец охранно-следственного бюро со странным названьем «Роза»… Они же всем составом здесь недавно.
- Да, из Тинарры прибыли. Там и прославились.
- Ага. Когда нашли для сивермитиса [1]
- Ага, - сдвинув шляпу, протер подельник лоб платочком. – Амбиции, это неплохо, ты ж знаешь сама. Да и в процессе раскручивания местной репутации с гонорарами не должны наглеть. Ну что, берём?.. Эрми, я, как чистейший гном сейчас такую глупость заверну, но, все ж скажу: время, даже не деньги для нас сегодня, а жизнь. Твоя! Ну что?
- Берём, мой друг. Берём, - и почему-то, вдруг, заныло сердце…
Увы, четко приняв это судьбоносное решение, мы с гномом час еще проторчали в парковой жаре. Тоже, как видно, «из солидарности» с участвующими в забеге. Ну, а попробуй оторви от зрелища заинтересованных в его исходе лиц. Да взопревшего в твидовом костюме господина Иля даже его ярко-нарядная спутница не отвлекла. Пришла, попрыгала да и застыла неоцененной под своим модным кружевным зонтом. И вот кого-то она мне тогда напомнила. Поджатыми узкими губами, разрезом серых глаз… А, ладно! Позже. Потому что нас с Ситрингом самих постепенно поглотили состязательные страсти.
Для их обзора меж ближайших ив организаторы подвесили гигантскую магическую рамку. По ней отслеживались не только дальние соревновательные зоны, но и крупноплановые вдохновенные гримасы всех участников-мужчин. А сильно одаренные могли по их губам прочесть выраженья… буйного восторга (не иначе!). Особенно этот «восторг» блистал, когда в одну из чаш весов на столбе запускали по трое из желающих девиц, кокетливо румяных и смущенных. А вот другую чашу на скорость заполняли неподъемными камнями (для равновесия). Или, когда ныряли с высоты в цель на воде – корабельный круг, прытко выныривая в тине и грязи. Но! Приготовление к финалу, и вправду, поразило всех. За несколько минут установили «деревянную волну» - высоченную конструкцию с острым углом наклона. А на его вершине с краю вниз закрепили прочные канаты. У подножья расставили флажки с нумерацией финальных мест…О-о… И это ж каждому участнику, болтаясь на канате ногами вверх, вниз головой, нужно схватить флажок и лишь тогда с добычею спуститься… Хобья сила.
Свисток судьи – мы с Ситрингом на пару вздрогнули. И действо понеслось.
- Ну, Эрми, здравствуй!
- Ааааа!!!
И мне за этот ор должно быть стыдно. Но, нет. Вокруг и так свистят, подпрыгивают и кричат. Хоть к ним ко всем и не подкрались вероломно сзади.
- Прости. За то, что напугал.
О-о, да! И только лишь за это.
- И вы, старший рыцарь Кох, простите лишь за то, что треснуть тростью в развороте не успела.
- О, Эрми, ты совсем еще дитя.
И сказано то было так сочувственно. Со вздохом и почти родительской тоской. И с физиономией, подобной монолиту. Да, Гантер Кох остался прежним стылым монолитом:
- Я здесь по службе, - ну а я что говорю! – Трех победителей награжу от руководства нашего. А потом… - бежать, бежать, не спотыкаясь. – Я обязательно найду.
- Чего?!
- Тебя среди толпы, а не «чего». И мы, Эрментруда, сядем и поговорим, наконец.
Бежать!.. Бежать, не спотыкаясь…
в которой
мужчины столбенеют,
женщины скандалят,
а вывески из чугуна летают в штиль...
Вот если говорить об этом м-му… м-ме… да ну его! «Досадливом ухабе». На моем прямом, как луч и заданном душой пути, то мысль одна лишь бьется в лоб: «А ведь красиво сказано!». Ой! Не та… А! «Словивший колесо, досадливый ухаб». И это я о нем. О маге, старшем рыцаре сурово-мраморного Прокурата, Гантере Кохе.
Наше знакомство произошло давно и по служебному банально. После моего триумфального дебюта на суде. Вы дело скотовода из Медянска помните? Подделку «Музы в печали» без оригинального, замазанного слоями краски слова «cagna [2]
На сером фоне в том унылом месте был серый стол со стулом, шкаф и плотные портьеры на окне. Правда, приборы для письма - из старой, серой в крапинку латуни. И только два «манка [3]
Но, это месяца через четыре было. Сначала мы гуляли по трущобам и лесам. Просто у старшего рыцаря канон: «Успешно совмещать работу с прочей жаждой жизни». А я была не против. Мне всё казалось крайне интересным. И что меня считали «своей в проверенной команде», и что глядели, как на умную весьма. Я самоутверждалась как специалист. А сколько мы за те четыре месяца раскрыли уголовных прецедентов! Мммм. В общем, в конце концов, я скверно простудилась. Нещадно вымоталась на госблаго и слегла. А Гантер Кох затормозил в своей нешуточной борьбе со злом и… первый раз мы прямо в лазарете. Оой… Это было крайне зря! Но, понимание того пришло гораздо позже. Через три с половиной года! И не потому, что до меня так медленно дошло. А просто было некогда - мы оба были заняты делами. Каждый своими и встречались, как могли. Вплоть до обеда двадцать первого июня… Этого, кстати, года. Да, совсем немного времени прошло… И в той кофейне старомодной так же каждый день готовят лучшие в столице пончики в ореховом сиропе…
Я никогда не читала книжек о любви. Они казались жутко скучными. И не имела опыта вздохо-страдательных свиданий. Не знала ревности. Ну, кроме той, что в детстве к родителям. И потому не поняла причин: отчего мне стало так немилосердно больно. Тогда, в кофейне «Тихий перекресток» мне стало очень-очень больно в момент, когда в окно увидела идущего по улице его. С благожелательной улыбкой на лице (что само по себе уже подобно грому в ясном небе) и с женщиной тесно под ручку. Вполне себе приятной и молодой. Они на пару шли, друг другу улыбаясь, и взгляд мужчины, до того принадлежащий спутнице, вдруг, отстраненно так скользнул по окну кофейни. А потом он замер. И мужчина, и взгляд его, через окно прикованный ко мне. У господина Коха, видите ли, есть особенность при медленности проявлений всех эмоций от их внезапной смены столбенеть. Всего на несколько секунд, но женщина прекрасно поняла причину данному остолбененью. И вот ее эмоции едва не выбили тогда собой оконное стекло.
- Скажите, а-а с какого возраста ваш магический потенциал…
- Почти иссяк? – и надо непременно нарочито бодро хмыкнуть.
Но, вопросивший меня аналитик из бюро, пожалуй, даже удивился:
- Ну-у, я бы не сказал так. Судя по ауре и показаниям на индивид-шкале 1,3 из 10. Но, видимо, он раньше был у вас гораздо выше?
- Да. До одиннадцати с половиной лет мой личный уровень был 7,7. А потом… болезнь «степная лихоманка [4]
И вот о чём мы в этом месте срочно собрались и нудно говорим? Зачем так быстро поднимались с Ситрингом от выхода из Парка вдохновения на старый Холм Приспешников? А с этого холма почти неслись по выщербленному тротуару, перегоняя городские экипажи? И в здание это двухэтажное влетели, едва не оборвав сигнальный колокольчик на двери. О чем мы говорим теперь? Зачем?.. И с кем?
Напротив меня, умостившейся на бархатной подушке в кресле, сидел, опершись локтем на длинный стол, тот самый логик-аналитик. Так этого симпатичного молодого мага представил сам Пафнутий Иль. Они вдвоем подвалом [5]
И молодой аналитик, и открывший дверь мужчина средних лет обозначены нам были только именами. И, не факт, что паспортными настоящими. Да ну и пусть! Пусть они будут с этих пор: аналитик Тоббиус со взъерошенными ветром волосами и откровенным взглядом детских чистых глаз и низкорослый заместитель Иля, Винирикис. Который, стопроцентно, коренной тинаррец (видно по темным волосам, почти без переносицы прямому носу и взгляду с характерной поволокой глаз). Он, в отличие от Тоббиуса и самого хозяина бюро, весь разговор стоял эллинской статуей у косяка высокого окна. Не задал ни вопроса. И постепенно вовсе будто бы исчез - не до него мне стало. Я, наплевав на время (давно обеденное, кстати!) и на стыд, откровенно и максимально собранно вводила присутствующих в суть своей убийственной беды. Так вот зачем и с кем мы в этом помпезном и интимно тихом месте собрались…
- А можно о покушениях подробней, госпожа Христманн?
- И можно, Тоббиус, на будущее, просто Эрментруда.
- Эрментруда.., - мужчина улыбнулся, пару раз моргнул, кивнул. – О-отлично!
- Подробнее.., - вспоминая, в ответ закусила я губу. – М-мне кажется, покушений было три. И первое - в кофейне «Тихий перекресток» двадцать первого июня.
- После чего?
О, хобья сила! Мне ж придется отвечать.
- После чего… Как раз после того, как… как нынешняя дама сердца моего поклонника устроила скандал.
- Прошу заметить, бывшего поклонника!
- Спасибо, Ситринг.
Гном со своего персонального диванчика кивнул. Я же, вздохнув, продолжила:
- Она устроила скандал. И если вы спросите, я имени ее не знаю. Могу лишь внешне описать. Мы за столом тогда сидели у окна и, только отобедав, пили кофе со своей приятельницей, Ладыгиной Елизаветой. Ой!
- Что, Эрми?!
- Она ведь…
- Да-да-да! – важно прокашлялся в кулак мой гном. – И господа, об этом имени вы все забыли. Есть только лишь официальный псевдоним «Элизабет Богун» для молодой актрисы, служащей в Седом театре, что недалеко от той самой кофейни «Тихий перекресток». И Элизабет непременно согласится с вами пообщаться. При необходимости. Эрми, продолжай.
- Ну что, отпустило? А то в глазах ведь тьма мирозданья и взгляд, как через свои диоптрии. Ты зачем пришла в этот парк, а, Эрми? – бурчал на меня напарник, когда мы уже размеренно брели обратно к пруду, а на подъеме из подстриженной низины я не удержалась - оглянулась. – Эрми?!
- Что-о?
Дети все так же кричали и прыгали вокруг него. Он улыбался, кивая им и что-то объясняя. Вот к рогатине с призовой игрушкой в вытянутых к небу руках подошла сосредоточенно-серьезная красавица. Мужчина поднял на нее от детей свои веселые глаза…
- Эрми?
- Ф-фух! Идем. Всё это – «хобье коромысло» в данный жизненный момент. Не до Тегома.
- Вот и правильно!
И гном мой так удовлетворенно-менторски кивнул, подлец, что мне на миг, но стало стыдно за свой «исследовательский бум». А почему на миг всего? Так мы уже пришли! Однако, оставшиеся места на почти забитых зрителями лавочках не заняли. Остановились сбоку, между нескладным постаментом для жюри и стоящей поодаль кучкой из осанистых господ.
О многолетней традиции всё состязание именно этим господам стоять (а не сидеть сплоченно с остальными), еще накануне рассказала авторитетная Галина. Сейчас же мы с Ситрингом лишь искоса поглядывали на осанистую кучку по самой главной и единственной причине: господа в ней и есть хозяева столичных охранно-следственных бюро. А солидарность с собственными подчиненными, участвующими в забеге они как раз и выражают стоя… То есть, стоянием.
- Ну, Эрми, вспоминай.
А что вспоминать?.. Вот хобье коромысло! Тут же вспомнился онсай с двумя печатями. Для знающих подобный факт равнозначен… равнозначен. Да дело в том, что «знающих» у нас в столице точно нет. Кроме меня, конечно. Но! Именно меня сейчас хотят убить, а онсай этот (дай подлинники всех богов) никуда не двинет дальним пешим ходом. Ф-фух!
- Вспоминаю.
- Эрми, а побыстрей? А то господа на нас уже косятся.
Но, в этот самый миг после пронзительного свистка судьи, начался, наконец, «Ежегодный показательный забег».
Дощатая платформа для него была проложена на всю длину пруда и дугой выпирала к лавкам зрителей. Именно здесь, на переднем плане и планировался «феерично-зрелищный финал», как заявляла всем газетная статья. Но, в данный момент, толпа подтянутых мужчин сплоченно понеслась направо. Господа бдительно ей вслед повернули шеи. Я пальцем ткнула в Ситринга:
- Галина нам, обоим кстати, что говорила? Ее бывший муж из лицензионной комиссии при городском совете рекомендовал лишь три конторы. Смотри, - и провела прицельным взглядом по начальникам бюро. – Контора «Крепость». С анкримским оборотнем во главе. Это вон тот высокий.
- И седой?
- Ага. Фиомус Лапиньш. И глаза у него специфические такие. Они э-э…
- С гранчатыми зрачками. Знаю, - весомо хмыкнул Ситринг. – Но, «Крепость» по охране в основном.
- Откуда сведения? – и получила «снисходительность по-гномьи»:
- Да вся наша местная диаспора у них на договоре. Уж лет пятнадцать как.
- Понятно… Ну а бюро «Адапт» с владельцем его, господином Зинном, вон тем, что с краю нервно мнет платок, нам тоже не подходит.
- Почему?
- Он судится, а, значит, ярко светит в прессе. И сам, и все его клиенты. Читала – видела. Там дело об избиении подозреваемого в двойном убийстве. Наверняка, суд оправдает, но…
- Засветимся и мы.
- Ну да, - сказала и вздохнула. – И кто у нас остался?
- Этот! - Ситринг чуть не подпрыгнул. Не то в восторге, не то, чтоб лучше разглядеть. – Галина ж говорила: «Им будет самый дородный, в пафос разодетый господин».
- Пафнутий Иль. Владелец охранно-следственного бюро со странным названьем «Роза»… Они же всем составом здесь недавно.
- Да, из Тинарры прибыли. Там и прославились.
- Ага. Когда нашли для сивермитиса [1]
Закрыть
украденный в пожаре артефакт. А к нам, значит, для размаха дел… Амбициозные.Единоличного правителя Тинарры.
- Ага, - сдвинув шляпу, протер подельник лоб платочком. – Амбиции, это неплохо, ты ж знаешь сама. Да и в процессе раскручивания местной репутации с гонорарами не должны наглеть. Ну что, берём?.. Эрми, я, как чистейший гном сейчас такую глупость заверну, но, все ж скажу: время, даже не деньги для нас сегодня, а жизнь. Твоя! Ну что?
- Берём, мой друг. Берём, - и почему-то, вдруг, заныло сердце…
Увы, четко приняв это судьбоносное решение, мы с гномом час еще проторчали в парковой жаре. Тоже, как видно, «из солидарности» с участвующими в забеге. Ну, а попробуй оторви от зрелища заинтересованных в его исходе лиц. Да взопревшего в твидовом костюме господина Иля даже его ярко-нарядная спутница не отвлекла. Пришла, попрыгала да и застыла неоцененной под своим модным кружевным зонтом. И вот кого-то она мне тогда напомнила. Поджатыми узкими губами, разрезом серых глаз… А, ладно! Позже. Потому что нас с Ситрингом самих постепенно поглотили состязательные страсти.
Для их обзора меж ближайших ив организаторы подвесили гигантскую магическую рамку. По ней отслеживались не только дальние соревновательные зоны, но и крупноплановые вдохновенные гримасы всех участников-мужчин. А сильно одаренные могли по их губам прочесть выраженья… буйного восторга (не иначе!). Особенно этот «восторг» блистал, когда в одну из чаш весов на столбе запускали по трое из желающих девиц, кокетливо румяных и смущенных. А вот другую чашу на скорость заполняли неподъемными камнями (для равновесия). Или, когда ныряли с высоты в цель на воде – корабельный круг, прытко выныривая в тине и грязи. Но! Приготовление к финалу, и вправду, поразило всех. За несколько минут установили «деревянную волну» - высоченную конструкцию с острым углом наклона. А на его вершине с краю вниз закрепили прочные канаты. У подножья расставили флажки с нумерацией финальных мест…О-о… И это ж каждому участнику, болтаясь на канате ногами вверх, вниз головой, нужно схватить флажок и лишь тогда с добычею спуститься… Хобья сила.
Свисток судьи – мы с Ситрингом на пару вздрогнули. И действо понеслось.
- Ну, Эрми, здравствуй!
- Ааааа!!!
И мне за этот ор должно быть стыдно. Но, нет. Вокруг и так свистят, подпрыгивают и кричат. Хоть к ним ко всем и не подкрались вероломно сзади.
- Прости. За то, что напугал.
О-о, да! И только лишь за это.
- И вы, старший рыцарь Кох, простите лишь за то, что треснуть тростью в развороте не успела.
- О, Эрми, ты совсем еще дитя.
И сказано то было так сочувственно. Со вздохом и почти родительской тоской. И с физиономией, подобной монолиту. Да, Гантер Кох остался прежним стылым монолитом:
- Я здесь по службе, - ну а я что говорю! – Трех победителей награжу от руководства нашего. А потом… - бежать, бежать, не спотыкаясь. – Я обязательно найду.
- Чего?!
- Тебя среди толпы, а не «чего». И мы, Эрментруда, сядем и поговорим, наконец.
Бежать!.. Бежать, не спотыкаясь…
ГЛАВА 4
в которой
мужчины столбенеют,
женщины скандалят,
а вывески из чугуна летают в штиль...
Вот если говорить об этом м-му… м-ме… да ну его! «Досадливом ухабе». На моем прямом, как луч и заданном душой пути, то мысль одна лишь бьется в лоб: «А ведь красиво сказано!». Ой! Не та… А! «Словивший колесо, досадливый ухаб». И это я о нем. О маге, старшем рыцаре сурово-мраморного Прокурата, Гантере Кохе.
Наше знакомство произошло давно и по служебному банально. После моего триумфального дебюта на суде. Вы дело скотовода из Медянска помните? Подделку «Музы в печали» без оригинального, замазанного слоями краски слова «cagna [2]
Закрыть
»? Вот именно, тогда! Точнее, через день после вынесения судьей вердикта я и пришла сквозь снег и бурю в мрачный Прокурат. Зачем? Ну, мне казалось, по весьма уважительной причине – поставить роспись в ведомости о получении своих трех сребеней. Это сейчас подобные манипуляции проводятся да даже у себя в прихожей на подставленной спине курьера, а тогда… Тогда я слыла начинающим экспертом в паре с точно таким помощником в делах. Наивным и слегка чумным после статьи и славы. Вот и сидела в гулком холле Прокурата. Сидела, сидела, сидела. Целых два часа! Спрятав под юбку мокрые ботинки, разглядывала толпы местных визитеров. Вы знаете, как интересно визитеры открывают дверь в заветный кабинет? Одни прогибаются в спине из страха или уваженья. Другие – как к себе домой. Но, этих – меньшинство… Меньшинство. Так, о чем я? А! Руководитель восьмой комтурии, старший рыцарь Прокурата Гантер Кох сам дверь открыл в свой скромный серый кабинет. «Стерва» по чидалийски.
На сером фоне в том унылом месте был серый стол со стулом, шкаф и плотные портьеры на окне. Правда, приборы для письма - из старой, серой в крапинку латуни. И только два «манка [3]
Закрыть
» всполохом по глазам: портрет короля Василия VI на стене в золоченой раме и алые розы в длинном букете с белой лентой… Те розы мне и подарили. Да-а, внезапно. Но с официозом, будто бы выдали служебный пропуск. Я над подобной «аллегорией» потом довольно долго билась, пока не получила пропуски еще и к телу господина Коха, и в его служебное жилье.В примитивной живописи способ привлечения внимания к сюжету полотна довольно яркими объектами на нем.
Но, это месяца через четыре было. Сначала мы гуляли по трущобам и лесам. Просто у старшего рыцаря канон: «Успешно совмещать работу с прочей жаждой жизни». А я была не против. Мне всё казалось крайне интересным. И что меня считали «своей в проверенной команде», и что глядели, как на умную весьма. Я самоутверждалась как специалист. А сколько мы за те четыре месяца раскрыли уголовных прецедентов! Мммм. В общем, в конце концов, я скверно простудилась. Нещадно вымоталась на госблаго и слегла. А Гантер Кох затормозил в своей нешуточной борьбе со злом и… первый раз мы прямо в лазарете. Оой… Это было крайне зря! Но, понимание того пришло гораздо позже. Через три с половиной года! И не потому, что до меня так медленно дошло. А просто было некогда - мы оба были заняты делами. Каждый своими и встречались, как могли. Вплоть до обеда двадцать первого июня… Этого, кстати, года. Да, совсем немного времени прошло… И в той кофейне старомодной так же каждый день готовят лучшие в столице пончики в ореховом сиропе…
Я никогда не читала книжек о любви. Они казались жутко скучными. И не имела опыта вздохо-страдательных свиданий. Не знала ревности. Ну, кроме той, что в детстве к родителям. И потому не поняла причин: отчего мне стало так немилосердно больно. Тогда, в кофейне «Тихий перекресток» мне стало очень-очень больно в момент, когда в окно увидела идущего по улице его. С благожелательной улыбкой на лице (что само по себе уже подобно грому в ясном небе) и с женщиной тесно под ручку. Вполне себе приятной и молодой. Они на пару шли, друг другу улыбаясь, и взгляд мужчины, до того принадлежащий спутнице, вдруг, отстраненно так скользнул по окну кофейни. А потом он замер. И мужчина, и взгляд его, через окно прикованный ко мне. У господина Коха, видите ли, есть особенность при медленности проявлений всех эмоций от их внезапной смены столбенеть. Всего на несколько секунд, но женщина прекрасно поняла причину данному остолбененью. И вот ее эмоции едва не выбили тогда собой оконное стекло.
- Скажите, а-а с какого возраста ваш магический потенциал…
- Почти иссяк? – и надо непременно нарочито бодро хмыкнуть.
Но, вопросивший меня аналитик из бюро, пожалуй, даже удивился:
- Ну-у, я бы не сказал так. Судя по ауре и показаниям на индивид-шкале 1,3 из 10. Но, видимо, он раньше был у вас гораздо выше?
- Да. До одиннадцати с половиной лет мой личный уровень был 7,7. А потом… болезнь «степная лихоманка [4]
Закрыть
» и… сейчас не важно. Точно.Заразное заболевание, которому были подвержены лишь маги. Завезено в Ладмению группой местных археологов из степей Тинарры, где во время раскопок на одном из исторических курганов после искажения древней охранной магии, была закручена вампирская воронка. Она высасывала магию больного, преобразуя ее в природные явления. Степная лихоманка в кратчайшие сроки была исследована Советом магов, после чего и появилось анти-заклятье. Именно оно спасло Эрментруду от полного магического высыхания. Ее и еще пятнадцать магически одаренных гимназисток, присутствующих на выступлении приехавшего из Тинарры археолога.
И вот о чём мы в этом месте срочно собрались и нудно говорим? Зачем так быстро поднимались с Ситрингом от выхода из Парка вдохновения на старый Холм Приспешников? А с этого холма почти неслись по выщербленному тротуару, перегоняя городские экипажи? И в здание это двухэтажное влетели, едва не оборвав сигнальный колокольчик на двери. О чем мы говорим теперь? Зачем?.. И с кем?
Напротив меня, умостившейся на бархатной подушке в кресле, сидел, опершись локтем на длинный стол, тот самый логик-аналитик. Так этого симпатичного молодого мага представил сам Пафнутий Иль. Они вдвоем подвалом [5]
Закрыть
с состязаний в парке и вернулись. Правда, слегка пораньше нас. Хозяин «Розы» лишь успел заменить сырой торжественный костюм на повседневно-строгий (однако, с позолоченной каймой), а встретивший нас на входе третий местный служащий – подать нам с гномом вожделенный чай со льдом.Магическим пространственным тоннелем, названным так за схожесть с темным и холодным коридором.
И молодой аналитик, и открывший дверь мужчина средних лет обозначены нам были только именами. И, не факт, что паспортными настоящими. Да ну и пусть! Пусть они будут с этих пор: аналитик Тоббиус со взъерошенными ветром волосами и откровенным взглядом детских чистых глаз и низкорослый заместитель Иля, Винирикис. Который, стопроцентно, коренной тинаррец (видно по темным волосам, почти без переносицы прямому носу и взгляду с характерной поволокой глаз). Он, в отличие от Тоббиуса и самого хозяина бюро, весь разговор стоял эллинской статуей у косяка высокого окна. Не задал ни вопроса. И постепенно вовсе будто бы исчез - не до него мне стало. Я, наплевав на время (давно обеденное, кстати!) и на стыд, откровенно и максимально собранно вводила присутствующих в суть своей убийственной беды. Так вот зачем и с кем мы в этом помпезном и интимно тихом месте собрались…
- А можно о покушениях подробней, госпожа Христманн?
- И можно, Тоббиус, на будущее, просто Эрментруда.
- Эрментруда.., - мужчина улыбнулся, пару раз моргнул, кивнул. – О-отлично!
- Подробнее.., - вспоминая, в ответ закусила я губу. – М-мне кажется, покушений было три. И первое - в кофейне «Тихий перекресток» двадцать первого июня.
- После чего?
О, хобья сила! Мне ж придется отвечать.
- После чего… Как раз после того, как… как нынешняя дама сердца моего поклонника устроила скандал.
- Прошу заметить, бывшего поклонника!
- Спасибо, Ситринг.
Гном со своего персонального диванчика кивнул. Я же, вздохнув, продолжила:
- Она устроила скандал. И если вы спросите, я имени ее не знаю. Могу лишь внешне описать. Мы за столом тогда сидели у окна и, только отобедав, пили кофе со своей приятельницей, Ладыгиной Елизаветой. Ой!
- Что, Эрми?!
- Она ведь…
- Да-да-да! – важно прокашлялся в кулак мой гном. – И господа, об этом имени вы все забыли. Есть только лишь официальный псевдоним «Элизабет Богун» для молодой актрисы, служащей в Седом театре, что недалеко от той самой кофейни «Тихий перекресток». И Элизабет непременно согласится с вами пообщаться. При необходимости. Эрми, продолжай.
