ГЛАВА 1
Главный оперативный узел Военно-космического флота. Зондея, штабная зона «Сиргима».
В центре кабинета под потолком медленно вращалась трёхмерная смотровая голограмма звёздного неба Сектора Омега-Дельта-Восемь. Стены были отделаны звукоизолирующими панелями стандартного военного образца, пол покрыт устойчивым к загрязнениям техническим композитом. Мебель оставалась строго функциональной: тяжёлый командный стол, встроенные терминалы, два кресла с регулировкой поддержки поясничного отдела. Шторы на окнах были плотно задвинуты, за стеклом царила глубокая полночь, и только редкие огоньки от дальних навигационных маяков космопорта медленно пульсировали внизу и просвечивали сквозь ткань. Внутри помещения стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь мягким, ритмичным гудением климатической установки и редкими, едва различимыми щелчками перелистываемых файлов на внутреннем терминале, установленном врезкой в столешницу и отсвечивавшем ровным синим светом.
Командор сидел неподвижно, но в его осанке сохранялось нечто собранное, почти насторожённое. Это был человек с выработанной десятилетиями службы сдержанностью, с безупречной военной выправкой, которая не терялась даже в состоянии покоя. Он говорил кратко и точно, без склонности к лишним пояснениям и без потребности доказывать очевидное. Ему было семьдесят девять лет — возраст, который при текущей средней продолжительности жизни в сто семьдесят лет соответствовал зрелой фазе профессиональной активности. Он сохранял естественное биологическое тело без радикального омоложения, полагаясь на дисциплину, опыт и физическую подготовку. Командор обладал тренированным телом, не отягощённым демонстративной мощью.
Короткие седые волосы были аккуратно подстрижены, линия роста висков подчёркивала массив скул. Левый глаз заменял имплант: не новейший, но безотказный, с автоматической подстройкой глубины фокуса, низкой задержкой сигнала и высокой контрастностью в условиях слабой освещённости. Благодаря ему командор с точностью фиксировал даже мельчайшие движения собеседника, едва заметные микрожесты или изменение тонуса мышц лица. Через левую щеку, от скулы к уху, проходил старый шрам: выбеленный, глубоко вжившийся в кожу, не мешающий мимике, но сохранявший материальное напоминание о прежних жизненных моментах. Чёрный китель с гладкими шевронами, строгие брюки из матовой технической ткани, удобные, но неброские ботинки — всё в его облике было подчёркнуто сдержанным, почти безличным. Однако за этой строгостью легко читалась безоговорочная привычка к власти: не навязанной, а принятой как нечто естественное, вытекающее из многолетней ответственности.
Он курировал внешнюю разведку по периферийным секторам и лично отвечал за закрытые проекты, не проходившие через общие штабы. В его зону ответственности входили нестабильные зоны наблюдения, исчезающие сигналы, неопознанные объекты с аномальным энергетическим или технологическим следом, а также оценка рисков перед отправкой мобильных разведывательных групп. Его распоряжения редко обсуждались не из страха, а потому что к моменту их озвучивания ни одна из альтернатив уже не выдерживала проверки. Он не ошибался часто, но если такое происходило, то последствия он брал на себя и делал это без демонстративности, в порядке служебной необходимости.
– С момента окончания Академии ты, Алекс, ни разу не появлялся в её коридорах, – произнёс он ровным, сухим голосом, в котором не чувствовалось ни упрёка, ни дружелюбия, только констатация факта. – Это хорошо. Теперь вернёшься туда, но уже не как курсант, а в ином качестве, сочетающем сразу несколько функций.
Алекс Кромский не стремился производить впечатление внешним видом. Его сила чувствовалась в сдержанной прямоте движений, выверенной осанке и в той внутренней собранности, которая безошибочно выдавала человека, привыкшего к командованию, риску и быстрой адаптации к полевой ситуации. Высокий, с чётко очерченной, но не демонстративной мускулатурой, он выглядел скорее, как боец, привыкший полагаться на собственное тело, чем как кабинетный офицер.
На нём были простые тёмные брюки и облегающая серая водолазка из функциональной ткани, подчёркивавшая ширину плеч и форму рук, прошедших десятилетия тренировок. Тонкие шрамы на запястьях и костяшках проглядывали едва заметно. Волосы были коротко подстрижены, тёмные, с примесью седины на висках. Карие глаза сдержанно отслеживали обстановку, не теряя внимания к собеседнику, взгляд был прямым. Черты лица строгие, с прямыми скулами, чёткой линией подбородка и сухим контуром губ, но не лишены харизматичности, к которой добавлялась едва заметная тень усталости, знакомая тем, кто слишком долго живёт на границе между долгом и выживанием.
– Командор, – кашлянул он, слегка сжав челюсти. Плечи его едва заметно опустились, когда Алекс облокотился на край стола, сцепив пальцы в замок. Движение было естественным, но выдающим внутреннее напряжение: не слабость, а привычную борьбу с хронической усталостью, которую он давно научился подавлять. Он смотрел прямо на Октавия Наргонского, не отводя взгляда.
Командор оторвался от терминала медленно, как хищник, которому помешали в наблюдении. Он перевёл взгляд на Кромского, но выражение его лица оставалось всё таким же безупречным и спокойным, когда в глазах появилась искра интереса и тонкие нотки недовольства.
– Считаю необходимым отметить, что от прохождения медицинской реабилитации я отказался сознательно, – проговорил Алекс, стараясь сохранить деловой тон, – руководствуясь тем, что не ощущаю значимых нарушений в физическом состоянии и не располагаю избыточным временем на процедуры, которые, на мой взгляд, в текущей ситуации являются необязательными. Я также не планирую покидать должность капитана специальной боевой группы тактического малого корабля класса «Тень».
– А тебя никто и не собирается списывать со счетов, капитан первого ранга Алекс Кромский, – хмыкнул командор и откинулся на спинку кресла. Его взгляд скользнул по фигуре Кромского с лёгкой оценкой. – Хороший послужной список и крайне высокая выживаемость. Твоя группа не просто выживала в ситуациях, где другие теряли контроль, связь или целые корабли, вы добывали информацию, которую не могли получить даже наши хакеры. Ты не просто действовал по инструкции, ты видел картину в целом, ориентировался в зоне ответственности, выстраивал тактику под момент и умел возвращаться, причём без потерь. А это, поверь, куда важнее простого исполнения приказа. Стратегия, адаптация, контроль – ты доказал, что способен видеть не только цель, но и всё сопутствующее. Поэтому, как говорится, совместим полезное с необходимым. Займёмся подготовкой и твоим состоянием – всё сразу.
– Командор… – начал Алекс, делая вдох, но Октавий поднял ладонь, не меняя выражения лица, и тем самым недвусмысленно дал понять: продолжения не требуется, а стоит замолчать.
– С этого момента ты, твоя группа и флагман «Пандора» переходите под моё непосредственное оперативное руководство. Все задачи, решения и координация миссии будут осуществляться исключительно через мой отдел, без участия внешних штабов и промежуточных инстанций, – произнёс Октавий спокойно, но с подчёркнутой определённостью. Он опустил взгляд на стол, подхватил тонкую чёрную папку, пролистал, остановился на одной из закладок, после чего протянул её Кромскому. – У вас будет особое задание.
Алекс молча принял папку, раскрыл её на весу и быстро пробежал глазами по вложениям, не всматриваясь в формулировки, но моментально вычленяя ключевые моменты, классификаторы и типологию распоряжений. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять: речь идёт не о разовой операции, а о задаче, требующей длительного погружения.
– Внутри – приказы и все необходимые распоряжения. Задание нестандартное, оно займёт время, и этого времени достаточно, чтобы ты успел пройти полную реабилитацию и одновременно начать подготовку к тому, что нас всех ждёт, – уточнил Октавий, не убирая руки от стола.
Слева от него, на противоположной стороне, напротив Алекса, сидел мужчина в сдержанном, почти формальном сером костюме без знаков различия. Однако его осанка, прямая и напряжённая, не оставляла сомнений в том, что перед ними офицер с допуском уровня аналитика, не просто наблюдающий за разговором, но участвующий в нём на правах ключевого координатора. Он заговорил спокойно, оторвав взгляд от экрана планшета в ту самую секунду, когда официальная часть разговора завершилась и начались детали.
– Формально ты зачислен в программу восстановительной реабилитации, – начал он без предисловий, – с закреплением за Академией в качестве внештатного инструктора физической подготовки на боевом факультете. Параллельно с этим ты проходишь ускоренный курс по основам археоанализа под видом повышения квалификации и возвращения в активную кадровую структуру. Продолжительность программы составляет полгода – это нормативный срок для офицеров твоего уровня, прошедших длительные кампании с тяжёлой боевой нагрузкой.
– Археоанализа мне как раз и не хватало для полного счастья, – с лёгкой ироничной усмешкой заметил Алекс, захлопнув папку и положив её обратно на стол. Он не скрывал внутреннего раздражения, но и не позволял ему перейти в конфликт. – Предупреждаю сразу: с гуманитарными дисциплинами у меня были сложности ещё в курсантские годы. Хотелось бы получить хотя бы краткое объяснение, зачем мне всё это. Цель, суть, причины…
Октавий вновь посмотрел на Алекса, слегка кивнул, а затем, не меняя интонации, добавил:
– Подробности, задачи и распоряжения ты получишь на свой личный коммутатор через пару часов. К утру я жду первичный анализ и предварительные предложения. Сейчас суть.
Командор бросил короткий взгляд на мужчину в сером, и тот, выдохнув, продолжил без заминки:
– Всё это – прикрытие. Настоящая причина в другом. За последние два месяца в секторе двести тридцать пять было зафиксировано нестабильное фоновое излучение. Его природа вызывает серьёзный интерес. Первичное сканирование дало размытые энергетические сигнатуры, которые на первый взгляд можно было бы принять за остаточные поля после прохождения метеоритного роя, старых навигационных маяков или разрушенных техногенных структур, возможно, рудников. Однако при спектральной обработке сигнала с использованием усилителей и фильтров мы зафиксировали совпадения по нескольким ключевым параметрам с теми, что были обнаружены на ранней стадии исследований Элиоры. Того самого объекта, с которого, как ты знаешь, началась вся эпоха пространственных скачков.
– Вы полагаете, что мы действительно столкнулись с чем-то аналогичным? Подтверждено ли, что сигнатура уникальна? Или существует вероятность того, что это всего лишь редкий, но техногенно обусловленный источник? – произнёс Алекс с заметной задумчивостью.
– Мы зафиксировали три уровня совпадений, – ответил Октавий, подняв глаза и медленно выдохнув. – Первый – по внешнему спектральному профилю; второй – по фазовому отклику на импульсное сканирование; третий – по структуре остаточного поля. Последнее особенно показательно: оно демонстрирует фрактальные признаки, ранее наблюдавшиеся исключительно в техногенных кристаллах Элиоры. Это, разумеется, не даёт нам абсолютной уверенности, но и не позволяет списать сигналы на природный шум или случайное техногенное излучение. Игнорировать такую корреляцию было бы непозволительно.
– Тогда оправдано ли ожидание? – нахмурился Алекс, сдержанным движением облокотившись предплечьем о столешницу и сцепив пальцы, пытался сосредоточиться на внутреннем расчёте. – Моя группа готова выйти в точку уже через неделю. Мы могли бы развернуть над объектом активную защиту и удерживать позицию до прибытия «Пандоры».
– Думаешь, мы не рассматривали этот сценарий? – сдержанно усмехнулся Октавий, чуть наклонившись вперёд. – Время не в спешке, Алекс. Если гнаться, можно не добраться вовсе. Время в том, чтобы сделать нужное вовремя, без шума и потерь, получив результат, который не потребует дополнительных пояснений и не повлечёт за собой проблем.
Алекс едва заметно кивнул, но в его лице сохранилось напряжение, свидетельствующее о внутренней борьбе между дисциплиной и естественным желанием действовать немедленно. Он вновь заговорил, не повышая голоса:
– Возможно ли, что сигнал является имитацией? Мог ли кто-то намеренно воспроизвести параметры Элиоры, чтобы направить нас по ложному следу? Или насколько вероятно, что наша миссия может пересечься с деятельностью других группировок в секторе? Или же, что, затянув, мы опоздаем? Есть ли какие-либо признаки, что кто-то ещё начал реагировать на сигналы?
Ответ последовал не сразу. Аналитик, до этого молчавший, положил планшет на стол, активировал голографическое поле и развернул над поверхностью схему: не столько визуальную, сколько смысловую. Она отображала наложенные слои: орбитальные траектории, узлы сигнального отклика, зоны локальных искажений, совпадающие в геометрических пересечениях. Затем он заговорил, не отвлекаясь от изображения.
– На данный момент сектор остаётся в состоянии стабильного радиомолчания. Периферийные маяки не зафиксировали прохождения судов крупного класса, а автономные разведывательные дроны, размещённые по периметру, не зарегистрировали признаков манёвра, превышающего фоновую активность. Тем не менее мы понимаем, что окно временной безопасности ограничено и может быстро сузиться, если ситуация будет интерпретирована иначе в соседних секторах. Что касается возможности имитации… Теоретически такая попытка возможна. Однако на практике воспроизвести сигнатуру Элиоры в её энергетическом диапазоне невозможно без прямого доступа к оригинальному фрагменту кода. И это не техническая прихоть, а физическое ограничение.
Он провёл пальцем над одним из узлов схемы, вызвав краткую пульсацию, и продолжил, уже более уверенно:
– С момента первого открытия на Элиоре прошло более пятисот лет. За это время не было найдено ни одного сопоставимого объекта. Ни одна цивилизация, включая пиратские сети, внешние автономные разведкорпусы и даже крупные частные консорциумы, не проявила к объекту системного интереса. Причина проста: их сенсорные алгоритмы не способны извлекать ту часть сигнала, которую фиксируют наши прототипы. Мы работаем с переработанными данными, полученными в рамках проекта «Дельта-Фазис». Безопасность этих данных обеспечивается на уровне, исключающем утечку. Наши прототипы оперируют реконструированным фрагментом кода, полученным в лаборатории глубокого анализа. Даже если кому-либо удалось получить доступ к поверхностным параметрам, они не могли бы воссоздать структуру в полном объёме. То, что для них шум, для нас структурный остаток, однако стопроцентной уверенности нет и у нас, но…
– Если информация о сигнатурах утечёт, к планете устремятся как минимум три конкурирующие группировки, включая научные фонды, автономных скаутов и представителей чёрного рынка, – произнёс Октавий серьёзно, медленно и без нажима, констатируя не угрозу, а неизбежность. – Поэтому, как ты понимаешь, всё строго засекречено. И именно по этой причине мы не имеем возможности на данном этапе привлекать гражданских учёных. Отправка научной группы требует официального оформления, регистрации миссии, логистического сопровождения, связи с университетскими структурами. А всё это немедленно активирует внешние сети наблюдения.
