Только твоё подтверждение откроет протокол активации. До этого момента «Пандора» останется призрачной тенью в глубоком космосе. Тренировки твоей команды не привлекут особого внимания, как ты заметил: вы обособлены и, как правило, не задействовались в научных вопросах. Ты не застал времён гонки за древними технологиями, Алекс, а я застал, страшное было время…
Он снова на секунду замолчал, а потом, уже почти с циничной иронией, проговорил:
– В мифе Пандора выпустила в мир бедствия, а надежду оставила взаперти. Давай сделаем иначе? Мы с тобой выпустим только надежду, а монстров оставим под замком.
Алекс сжал челюсти, глубоко вдохнул, затем медленно выдохнул и растёр ладонями лицо, пытаясь физически стереть с себя нарастающее раздражение:
– Это свинство, – произнёс он глухо и напряжённо. – Я мог бы понять, если бы речь шла о мужчине, или хотя бы о женщине с подготовкой, прошедшей курс выживания и несколько полевых задач. Но она…
– Алекс, на кону...
– Командор, – перебил он резко и отчётливо, – все эти разговоры о её добровольном выборе и блокираторе памяти хороши на бумаге. Но и вы, и я прекрасно понимаем: когда человек оказывается в зоне воздействия, у него уже нет возможности отказаться. Такие люди потом не имеют шанса сказать «нет», потому что все пути к отступлению отрезаны.
Алекс покачал головой и продолжил, понизив голос:
– Я готов рисковать своей шкурой. Но заставлять идти за собой неподготовленного гражданского, слабую женщину…
– Капитан Алекс Кромский, – рявкнул Октавий, обрушив на него тяжесть командного голоса, – ваша задача – организовать выполнение поставленных задач, а не философствовать на тему добра и зла.
Алекс поднял глаза, встретился с его взглядом, на полтона повысил голос и спокойно, но с внутренним надломом произнёс:
– Командор…
Он выдержал паузу, позволил словам зависнуть в воздухе, а затем усмехнулся иронично, почти горько, как человек, которого принуждают переступить через собственное я.
Октавий фыркнул, резко встал и, обойдя стол, остановился напротив, произнеся уже без официоза:
– А теперь слушай меня внимательно, сынок. Я тоже не всегда сидел в кабинете. – Командор провёл пальцем по шраму, пересекающему щёку, затем коснулся пальцами искусственного глаза. – Жизнь – штука сложная. Если считаешь себя чистоплюем, будь добр, достань дневники её предка, и мои аналитики займутся этим вопросом сами, но вначале всё же поинтересуйся, может быть, девушка и сама мечтает когда-нибудь прикоснуться к чему-то подобному, такая возможность выпадает далеко не каждому и не всегда.
Он отошёл обратно к столу, сел в кресло и, развернув экран терминала так, чтобы было удобнее, и не глядя на Алекса, закончил:
– А теперь свободен! Утром жду аналитический отчёт, полный…
Месяц спустя. Высшая Военная Звёздная Академия.
В учебном зале корпуса прикладной археологии, расположенном в восточном секторе Высшей Военной Звёздной Академии, поддерживалась прохладная, стабильная температура. Климатические фильтры работали почти бесшумно, надёжно защищая от зноя, царившего снаружи. На Зайзаре, планете, где располагалась Академия, осень мало отличалась от знойного лета и прохладой не радовала.
Сама Академия в последние годы претерпела значительные изменения: в рамках государственной программы по подготовке исследовательских кадров для освоения новых планетарных систем на её базе был создан гражданский факультет гуманитарных наук, включающий исторический блок с направлением прикладной археологии. Таким образом, в структуре военного учебного учреждения появился экспериментальный гражданский поток, студенты которого обучались параллельно с военными курсантами, но по отдельной программе. Однако некоторые дисциплины, в том числе археоанализ, проводились в смешанных группах – это было предусмотрено учебной моделью как способ интеграции теоретических знаний с практическими задачами экспедиций и полевых миссий.
Аудитория кафедры археоанализа была просторной: полукруглые ряды рабочих мест с индивидуальными терминалами поднимались к задней стене, а над центральным демонстрационным столом вращалась трёхмерная голографическая проекция двух объектов. Первый представлял собой фрагмент массивной каменной конструкции, покрытой глубокими канавками и едва заметными спиралями, пересекавшимися под углом, образуя сложный симметричный узор. Второй объект, схожий по форме, отличался отсутствием спиралей, но имел множественные параллельные линии.
За преподавательским столом сидела Тина Алексеевна Римарская, руководитель курса археоанализа. На ней были лёгкие брюки тёмно-серого цвета с заниженной талией, плавно облегавшие стройные ноги. Белоснежная блузка свободного кроя с рукавами три четверти оставляла открытыми шею и ключицы. На ногах были простые босоножки на низком каблуке. Длинные светлые волосы с едва заметным фиолетовым отливом были собраны в высокий хвост; один локон спадал по виску. Ярко-синие глаза преподавателя внимательно пробегали по рядам.
Сегодня в аудитории присутствовала смешанная группа: студенты первого курса гражданского факультета, для которых археоанализ был базовой дисциплиной, и курсанты старших курсов военной кафедры, направленные на курс в рамках обязательной программы полевой подготовки. Для курсантов участие в занятиях было не инициативой, а скорее частью внутреннего регламента: кого-то направили для перекрытия недостающих академических баллов, кого-то – в порядке распределения, без учёта интересов.
В большинстве своём они воспринимали дисциплину формально, как рутинную нагрузку, не требующую серьёзных усилий. Приятной компенсацией, по их мнению, служили окружающие: симпатичные студентки гуманитарного потока и сама преподаватель, молодая и эффектная женщина, которую некоторые из них воспринимали скорее, как потенциальный объект флирта, чем как старшего по статусу.
Студентки гражданского факультета – почти все – производили впечатление миловидных, хрупких девушек, которые с заметным интересом поглядывали на военных. Именно поэтому Тина не любила смешанные занятия: атмосфера в зале быстро теряла рабочий настрой. Но с момента запуска экспериментального потока смешанных программ гражданского и военного обучения такие лекции стали частью постоянного расписания. По регламенту военные курсанты обязаны были посещать определённый объём лекций на гражданских факультетах, и её предмет – археоанализ – попал в этот перечень как стратегически важный для работы на необжитых объектах.
Визуально сама Тина почти не отличалась от своих студенток и легко могла бы сойти за одну из них, не сиди она за преподавательским столом. Красивая, с точёной фигурой, правильными чертами лица и спокойным, мягким голосом, она недавно отметила двадцать семь лет. Однако, несмотря на столь юный возраст для академической среды, её уже признали одним из перспективных молодых специалистов: в её послужном списке значились несколько дальних экспедиций, одна из которых завершилась травмой ноги и, как она нехотя признавала, оставила глубокий психологический отпечаток.
После этого события Тина ушла из полевых исследований и посвятила себя преподаванию. Этот год стал её первым в роли лектора и, увы, оказался куда сложнее, чем ожидалось.
Когда Тина подняла руку и указала на голограмму, её голос приобрёл ровный тон, подчёркивающий важность вопроса, который она озвучила:
– Что может определить древний артефакт как носитель сознательного замысла, а не как продукт геологического или техногенного процесса без участия разума?
На несколько секунд в аудитории повисла тишина – наполненная лишь едва различимым звуком работающей проекционной аппаратуры и глухим гулом вращающейся голографической модели. Некоторые студенты из гражданского потока инстинктивно опустили взгляды к терминалам, ища там ответ или просто спасение от внимания преподавателя; другие, напротив, пытались вглядываться в проекцию, явно надеясь на удачу; третьи вполголоса обменивались догадками, не особенно заботясь о том, чтобы их не услышали. Один из курсантов старшего курса, не утруждая себя дискуссией, позволил себе вольность рассматривать Тину так, как будто она была не преподавателем, а участницей вечернего дефиле в купальниках.
Сдержанно вздохнув, Тина не без иронии отметила, что всё идёт именно так, как она ожидала, а её взгляд, сам того не желая, задержался дольше обычного на последнем ряду, где у стены, ближе к окну, находился Алекс Кромский – человек, появление которого стало для неё, пожалуй, самым неожиданным элементом текущего семестра.
Алекс был направлен в Академию чуть более месяца назад в статусе временного курсанта, которому по предписанию вышестоящего командования требовалось пройти ускоренный курс археоанализа. При этом он одновременно выполнял функции внештатного инструктора по физической подготовке и числился прикреплённым к боевому факультету на период прохождения восстановительной программы реабилитации в медицинском корпусе. Сегодня он предусмотрительно занял место у окна, почти в тени, в отдалении от основной массы студентов, словно предчувствуя, что не сможет сохранить внимание до конца занятия.
Тина обратила внимание, что при появлении в аудитории мужчина выглядел неестественно бледным: его движения были сдержанными, на лице читалась физическая усталость, но одежда – чёрные брюки и серая водолазка, плотно облегающая торс, – подчёркивали и тренированность тела, и ту спокойную силу, которая почему-то всегда действовала на неё странно умиротворяюще или, возможно, слишком отвлекала от хода рабочих мыслей.
Спустя всего десять минут после начала лекции Алекс не выдержал: уронил голову на руки и, судя по ровному дыханию, мгновенно провалился в глубокий сон. Очевидно, тело требовало передышки, и сознание отключилось помимо его воли.
Несколько девушек, сидящих ближе всего к нему, не скрывали интереса, то и дело бросая на него красноречивые взгляды, в которых сочетались восхищение и откровенная симпатия, что, впрочем, вызывало недовольство у некоторых молодых курсантов, явно чувствовавших себя на фоне Кромского менее уверенно и презентабельно. В нём сочетались зрелость, сила и сдержанность – именно та мужская харизма, которая редко остаётся незамеченной.
По правилам Академии Тина должна была подойти и разбудить его: сон на занятии, даже в случае усталости, считался нарушением дисциплины. Однако, несмотря на внутренний голос, напоминавший о должностных обязанностях, она так и не сделала этого. Что-то в Алексе – не только во внешности, но и в манере держаться, в глубоко спрятанной усталости, прорывавшейся сквозь дисциплинированную выправку – вызывало у неё неожиданное сочувствие и, возможно, большее, чем просто уважение к старшему коллеге: он ей был симпатичен. Алекс никогда не был груб, он не заигрывал, не перебарщивал с вежливостью, не пытался ей понравиться – и именно этим, возможно, понравился больше, чем кто-либо за последние годы. Алекс не искал внимания и в то же время оказывался рядом в нужный момент: пару раз он помогал ей переносить тяжёлые контейнеры со снаряжением без лишних слов – просто подхватывал ящики, словно это было само собой разумеющимся, и этим действием вызывал внутри не только благодарность, но и то странное чувство, которое появляется, когда понимаешь: тебе впервые за долгое время стало чуть легче. И каждый раз, когда он входил в аудиторию, её взгляд сам собой находил его среди других.
Погружённая в собственные мысли, Тина не сразу обратила внимание на раздавшиеся в первом ряду тихие смешки, и лишь услышав знакомое покашливание одного из студентов, моргнула и перевела взгляд в ту сторону, чуть приподняв бровь в немом вопросе.
– Преподавательская этика или амурные дела? – почти шёпотом, но вполне внятно, проговорил Эргерт Бронкс, курсант пятого курса боевого факультета, с ехидной полуулыбкой и неуместным, намеренным подмигиванием.
Он уже не в первый раз пытался перевести её лекции в личную плоскость, к счастью, без особого успеха.
Несколько студентов фыркнули, кто-то поспешно опустил взгляд, но в зале повисло ощутимое напряжение, большинство присутствующих замерло в ожидании, как Римарская отреагирует на подобный выпад.
Она ответила не сразу, скрестив руки на груди и выпрямившись, как это часто делала, когда намеревалась не просто пресечь, а провести границу чётко и однозначно. Только после короткой паузы, во время которой её взгляд задержался на лице Бронкса – самодовольном, уверенном в своей неуязвимости, – Тина заговорила сдержанно, почти спокойно, но с той интонацией, после которой ни один здравомыслящий студент или курсант не рискнул бы повторить сказанное.
– Бронкс, не язвите, и, главное, подумайте, кому именно вы позволяете себе язвить. То, что археоанализ не является для вас профильной дисциплиной, не освободит от последствий. Лучше попытайтесь блеснуть знаниями и удивить нас хотя бы раз. Что скажете? На каком из двух изображений представлен артефакт природного происхождения, а где след разумного воздействия?
– Хм… Ну тут же всё просто, – усмехнулся Бронкс, не теряя самоуверенности, и растрепал ладонью коротко подстриженные белоснежные волосы. – Вот этот, с глубокими спиралями, явно искусственный, слишком уж изощрённый, симметричный. А вот другой, с ровными линиями, скорее всего возник естественным путём. Хотя, если честно, всё это глупости. У нас есть оборудование, сканеры…
– Во-первых, не всегда есть возможность использовать сканер, – ровным, уже более профессиональным тоном произнесла Тина. – Во-вторых, вы забываете, что любое глубокое сканирование – это воздействие, и весьма значительное. Прежде чем активировать оборудование, необходимо определить, обладает ли объект адаптивной оболочкой, полевым резонансом или поверхностной памятью. В противном случае вы не получите данных, а утратите то, что хотели изучить. В-третьих, кто объяснит, в чём заключается ошибка Бронкса?
– Нет, нет, Тина… – запнулся Бронкс, усмехнулся, но всё же назвал её по отчеству: – Алексеевна, тут не может быть ошибки!
– Можно я? – подняла руку Алика Смирнова, миловидная девушка с короткими рыжеватыми волосами и выразительными светлыми глазами, и, не дожидаясь разрешения, привстала чуть с места, указывая на голограмму.
– Говори, Алика, – кивнула Тина, и, хоть улыбка на её лице не появилась, голос прозвучал чуть мягче.
– Бронкс ошибается, потому что опирался на визуальную сложность, а не на принципы формирования, – уверенно начала Алика, при этом не теряя уважительной интонации. – Спирали и пересекающиеся узоры действительно выглядят сложно, но именно они чаще всего формируются в природной среде. Например, при воздействии ветра на рыхлые осадочные породы возникают эоловые структуры – стабильные волновые или спиралевидные канавки. Это закономерность, а не случайность, результат воздействия постоянных тектонических, атмосферных или гидродинамических факторов.
Она перевела взгляд на второй объект и указала пальцем в его сторону.
– А вот здесь мы видим прямые, плотно упорядоченные линии, и в ряде участков наблюдается повторяющийся изъян. Посмотрите: обрывы канавок расположены с регулярным интервалом. Это уже не ошибка природы, а преднамеренное структурное отклонение.
Он снова на секунду замолчал, а потом, уже почти с циничной иронией, проговорил:
– В мифе Пандора выпустила в мир бедствия, а надежду оставила взаперти. Давай сделаем иначе? Мы с тобой выпустим только надежду, а монстров оставим под замком.
Алекс сжал челюсти, глубоко вдохнул, затем медленно выдохнул и растёр ладонями лицо, пытаясь физически стереть с себя нарастающее раздражение:
– Это свинство, – произнёс он глухо и напряжённо. – Я мог бы понять, если бы речь шла о мужчине, или хотя бы о женщине с подготовкой, прошедшей курс выживания и несколько полевых задач. Но она…
– Алекс, на кону...
– Командор, – перебил он резко и отчётливо, – все эти разговоры о её добровольном выборе и блокираторе памяти хороши на бумаге. Но и вы, и я прекрасно понимаем: когда человек оказывается в зоне воздействия, у него уже нет возможности отказаться. Такие люди потом не имеют шанса сказать «нет», потому что все пути к отступлению отрезаны.
Алекс покачал головой и продолжил, понизив голос:
– Я готов рисковать своей шкурой. Но заставлять идти за собой неподготовленного гражданского, слабую женщину…
– Капитан Алекс Кромский, – рявкнул Октавий, обрушив на него тяжесть командного голоса, – ваша задача – организовать выполнение поставленных задач, а не философствовать на тему добра и зла.
Алекс поднял глаза, встретился с его взглядом, на полтона повысил голос и спокойно, но с внутренним надломом произнёс:
– Командор…
Он выдержал паузу, позволил словам зависнуть в воздухе, а затем усмехнулся иронично, почти горько, как человек, которого принуждают переступить через собственное я.
Октавий фыркнул, резко встал и, обойдя стол, остановился напротив, произнеся уже без официоза:
– А теперь слушай меня внимательно, сынок. Я тоже не всегда сидел в кабинете. – Командор провёл пальцем по шраму, пересекающему щёку, затем коснулся пальцами искусственного глаза. – Жизнь – штука сложная. Если считаешь себя чистоплюем, будь добр, достань дневники её предка, и мои аналитики займутся этим вопросом сами, но вначале всё же поинтересуйся, может быть, девушка и сама мечтает когда-нибудь прикоснуться к чему-то подобному, такая возможность выпадает далеко не каждому и не всегда.
Он отошёл обратно к столу, сел в кресло и, развернув экран терминала так, чтобы было удобнее, и не глядя на Алекса, закончил:
– А теперь свободен! Утром жду аналитический отчёт, полный…
ГЛАВА 2
Месяц спустя. Высшая Военная Звёздная Академия.
В учебном зале корпуса прикладной археологии, расположенном в восточном секторе Высшей Военной Звёздной Академии, поддерживалась прохладная, стабильная температура. Климатические фильтры работали почти бесшумно, надёжно защищая от зноя, царившего снаружи. На Зайзаре, планете, где располагалась Академия, осень мало отличалась от знойного лета и прохладой не радовала.
Сама Академия в последние годы претерпела значительные изменения: в рамках государственной программы по подготовке исследовательских кадров для освоения новых планетарных систем на её базе был создан гражданский факультет гуманитарных наук, включающий исторический блок с направлением прикладной археологии. Таким образом, в структуре военного учебного учреждения появился экспериментальный гражданский поток, студенты которого обучались параллельно с военными курсантами, но по отдельной программе. Однако некоторые дисциплины, в том числе археоанализ, проводились в смешанных группах – это было предусмотрено учебной моделью как способ интеграции теоретических знаний с практическими задачами экспедиций и полевых миссий.
Аудитория кафедры археоанализа была просторной: полукруглые ряды рабочих мест с индивидуальными терминалами поднимались к задней стене, а над центральным демонстрационным столом вращалась трёхмерная голографическая проекция двух объектов. Первый представлял собой фрагмент массивной каменной конструкции, покрытой глубокими канавками и едва заметными спиралями, пересекавшимися под углом, образуя сложный симметричный узор. Второй объект, схожий по форме, отличался отсутствием спиралей, но имел множественные параллельные линии.
За преподавательским столом сидела Тина Алексеевна Римарская, руководитель курса археоанализа. На ней были лёгкие брюки тёмно-серого цвета с заниженной талией, плавно облегавшие стройные ноги. Белоснежная блузка свободного кроя с рукавами три четверти оставляла открытыми шею и ключицы. На ногах были простые босоножки на низком каблуке. Длинные светлые волосы с едва заметным фиолетовым отливом были собраны в высокий хвост; один локон спадал по виску. Ярко-синие глаза преподавателя внимательно пробегали по рядам.
Сегодня в аудитории присутствовала смешанная группа: студенты первого курса гражданского факультета, для которых археоанализ был базовой дисциплиной, и курсанты старших курсов военной кафедры, направленные на курс в рамках обязательной программы полевой подготовки. Для курсантов участие в занятиях было не инициативой, а скорее частью внутреннего регламента: кого-то направили для перекрытия недостающих академических баллов, кого-то – в порядке распределения, без учёта интересов.
В большинстве своём они воспринимали дисциплину формально, как рутинную нагрузку, не требующую серьёзных усилий. Приятной компенсацией, по их мнению, служили окружающие: симпатичные студентки гуманитарного потока и сама преподаватель, молодая и эффектная женщина, которую некоторые из них воспринимали скорее, как потенциальный объект флирта, чем как старшего по статусу.
Студентки гражданского факультета – почти все – производили впечатление миловидных, хрупких девушек, которые с заметным интересом поглядывали на военных. Именно поэтому Тина не любила смешанные занятия: атмосфера в зале быстро теряла рабочий настрой. Но с момента запуска экспериментального потока смешанных программ гражданского и военного обучения такие лекции стали частью постоянного расписания. По регламенту военные курсанты обязаны были посещать определённый объём лекций на гражданских факультетах, и её предмет – археоанализ – попал в этот перечень как стратегически важный для работы на необжитых объектах.
Визуально сама Тина почти не отличалась от своих студенток и легко могла бы сойти за одну из них, не сиди она за преподавательским столом. Красивая, с точёной фигурой, правильными чертами лица и спокойным, мягким голосом, она недавно отметила двадцать семь лет. Однако, несмотря на столь юный возраст для академической среды, её уже признали одним из перспективных молодых специалистов: в её послужном списке значились несколько дальних экспедиций, одна из которых завершилась травмой ноги и, как она нехотя признавала, оставила глубокий психологический отпечаток.
После этого события Тина ушла из полевых исследований и посвятила себя преподаванию. Этот год стал её первым в роли лектора и, увы, оказался куда сложнее, чем ожидалось.
Когда Тина подняла руку и указала на голограмму, её голос приобрёл ровный тон, подчёркивающий важность вопроса, который она озвучила:
– Что может определить древний артефакт как носитель сознательного замысла, а не как продукт геологического или техногенного процесса без участия разума?
На несколько секунд в аудитории повисла тишина – наполненная лишь едва различимым звуком работающей проекционной аппаратуры и глухим гулом вращающейся голографической модели. Некоторые студенты из гражданского потока инстинктивно опустили взгляды к терминалам, ища там ответ или просто спасение от внимания преподавателя; другие, напротив, пытались вглядываться в проекцию, явно надеясь на удачу; третьи вполголоса обменивались догадками, не особенно заботясь о том, чтобы их не услышали. Один из курсантов старшего курса, не утруждая себя дискуссией, позволил себе вольность рассматривать Тину так, как будто она была не преподавателем, а участницей вечернего дефиле в купальниках.
Сдержанно вздохнув, Тина не без иронии отметила, что всё идёт именно так, как она ожидала, а её взгляд, сам того не желая, задержался дольше обычного на последнем ряду, где у стены, ближе к окну, находился Алекс Кромский – человек, появление которого стало для неё, пожалуй, самым неожиданным элементом текущего семестра.
Алекс был направлен в Академию чуть более месяца назад в статусе временного курсанта, которому по предписанию вышестоящего командования требовалось пройти ускоренный курс археоанализа. При этом он одновременно выполнял функции внештатного инструктора по физической подготовке и числился прикреплённым к боевому факультету на период прохождения восстановительной программы реабилитации в медицинском корпусе. Сегодня он предусмотрительно занял место у окна, почти в тени, в отдалении от основной массы студентов, словно предчувствуя, что не сможет сохранить внимание до конца занятия.
Тина обратила внимание, что при появлении в аудитории мужчина выглядел неестественно бледным: его движения были сдержанными, на лице читалась физическая усталость, но одежда – чёрные брюки и серая водолазка, плотно облегающая торс, – подчёркивали и тренированность тела, и ту спокойную силу, которая почему-то всегда действовала на неё странно умиротворяюще или, возможно, слишком отвлекала от хода рабочих мыслей.
Спустя всего десять минут после начала лекции Алекс не выдержал: уронил голову на руки и, судя по ровному дыханию, мгновенно провалился в глубокий сон. Очевидно, тело требовало передышки, и сознание отключилось помимо его воли.
Несколько девушек, сидящих ближе всего к нему, не скрывали интереса, то и дело бросая на него красноречивые взгляды, в которых сочетались восхищение и откровенная симпатия, что, впрочем, вызывало недовольство у некоторых молодых курсантов, явно чувствовавших себя на фоне Кромского менее уверенно и презентабельно. В нём сочетались зрелость, сила и сдержанность – именно та мужская харизма, которая редко остаётся незамеченной.
По правилам Академии Тина должна была подойти и разбудить его: сон на занятии, даже в случае усталости, считался нарушением дисциплины. Однако, несмотря на внутренний голос, напоминавший о должностных обязанностях, она так и не сделала этого. Что-то в Алексе – не только во внешности, но и в манере держаться, в глубоко спрятанной усталости, прорывавшейся сквозь дисциплинированную выправку – вызывало у неё неожиданное сочувствие и, возможно, большее, чем просто уважение к старшему коллеге: он ей был симпатичен. Алекс никогда не был груб, он не заигрывал, не перебарщивал с вежливостью, не пытался ей понравиться – и именно этим, возможно, понравился больше, чем кто-либо за последние годы. Алекс не искал внимания и в то же время оказывался рядом в нужный момент: пару раз он помогал ей переносить тяжёлые контейнеры со снаряжением без лишних слов – просто подхватывал ящики, словно это было само собой разумеющимся, и этим действием вызывал внутри не только благодарность, но и то странное чувство, которое появляется, когда понимаешь: тебе впервые за долгое время стало чуть легче. И каждый раз, когда он входил в аудиторию, её взгляд сам собой находил его среди других.
Погружённая в собственные мысли, Тина не сразу обратила внимание на раздавшиеся в первом ряду тихие смешки, и лишь услышав знакомое покашливание одного из студентов, моргнула и перевела взгляд в ту сторону, чуть приподняв бровь в немом вопросе.
– Преподавательская этика или амурные дела? – почти шёпотом, но вполне внятно, проговорил Эргерт Бронкс, курсант пятого курса боевого факультета, с ехидной полуулыбкой и неуместным, намеренным подмигиванием.
Он уже не в первый раз пытался перевести её лекции в личную плоскость, к счастью, без особого успеха.
Несколько студентов фыркнули, кто-то поспешно опустил взгляд, но в зале повисло ощутимое напряжение, большинство присутствующих замерло в ожидании, как Римарская отреагирует на подобный выпад.
Она ответила не сразу, скрестив руки на груди и выпрямившись, как это часто делала, когда намеревалась не просто пресечь, а провести границу чётко и однозначно. Только после короткой паузы, во время которой её взгляд задержался на лице Бронкса – самодовольном, уверенном в своей неуязвимости, – Тина заговорила сдержанно, почти спокойно, но с той интонацией, после которой ни один здравомыслящий студент или курсант не рискнул бы повторить сказанное.
– Бронкс, не язвите, и, главное, подумайте, кому именно вы позволяете себе язвить. То, что археоанализ не является для вас профильной дисциплиной, не освободит от последствий. Лучше попытайтесь блеснуть знаниями и удивить нас хотя бы раз. Что скажете? На каком из двух изображений представлен артефакт природного происхождения, а где след разумного воздействия?
– Хм… Ну тут же всё просто, – усмехнулся Бронкс, не теряя самоуверенности, и растрепал ладонью коротко подстриженные белоснежные волосы. – Вот этот, с глубокими спиралями, явно искусственный, слишком уж изощрённый, симметричный. А вот другой, с ровными линиями, скорее всего возник естественным путём. Хотя, если честно, всё это глупости. У нас есть оборудование, сканеры…
– Во-первых, не всегда есть возможность использовать сканер, – ровным, уже более профессиональным тоном произнесла Тина. – Во-вторых, вы забываете, что любое глубокое сканирование – это воздействие, и весьма значительное. Прежде чем активировать оборудование, необходимо определить, обладает ли объект адаптивной оболочкой, полевым резонансом или поверхностной памятью. В противном случае вы не получите данных, а утратите то, что хотели изучить. В-третьих, кто объяснит, в чём заключается ошибка Бронкса?
– Нет, нет, Тина… – запнулся Бронкс, усмехнулся, но всё же назвал её по отчеству: – Алексеевна, тут не может быть ошибки!
– Можно я? – подняла руку Алика Смирнова, миловидная девушка с короткими рыжеватыми волосами и выразительными светлыми глазами, и, не дожидаясь разрешения, привстала чуть с места, указывая на голограмму.
– Говори, Алика, – кивнула Тина, и, хоть улыбка на её лице не появилась, голос прозвучал чуть мягче.
– Бронкс ошибается, потому что опирался на визуальную сложность, а не на принципы формирования, – уверенно начала Алика, при этом не теряя уважительной интонации. – Спирали и пересекающиеся узоры действительно выглядят сложно, но именно они чаще всего формируются в природной среде. Например, при воздействии ветра на рыхлые осадочные породы возникают эоловые структуры – стабильные волновые или спиралевидные канавки. Это закономерность, а не случайность, результат воздействия постоянных тектонических, атмосферных или гидродинамических факторов.
Она перевела взгляд на второй объект и указала пальцем в его сторону.
– А вот здесь мы видим прямые, плотно упорядоченные линии, и в ряде участков наблюдается повторяющийся изъян. Посмотрите: обрывы канавок расположены с регулярным интервалом. Это уже не ошибка природы, а преднамеренное структурное отклонение.
