Когда мы вывели невесту на улицу в этом платье – весть посёлок ахнул от его красоты. Да и белый платок, которым Сонька была накрыта, удивительно сочетался с этим платьем.
Я представила себе: с каким удовольствием на неё смотрел бы Владимир, ведь это от его платья все в таком восторге. Я даже предлагала Соньке надеть тот полушубок, который мне подарил Владимир, но она наотрез отказалась.
Я – как хозяйка дома – и Северина встречали жениха и его родных на крыльце нашего поместья. Я держала хлеб, а она – мёд. И выкуп за невесту, конечно, принёс жених. Отец выделил ему небольшой сундук, в котором лежали в двух мешочках монеты, и один мешочек – с украшениями.
Всё это хоть и называлось выкупом за невесту, но распоряжались они этим вместе. Это был как стартовый капитал новой семьи. Жених его заносил в дом и ставил на стол перед невестой. Она его убирала в своё приданое, которое на следующий день после свадьбы перевозили в дом жениха. В нашем случае – в новый дом Ярослава.
Самое интересное произошло до свадьбы, когда мы обсуждали приданное, собравшись за столом всей семьёй, потому что на сватовстве мы должны были всё это вынести и показать родственникам невесты...
Мне Владимир привёз козу с козлёнком. Этот козлёнок тоже оказался маленькой козой. До молока было пока рановато, но я решила отдать этого козлёнка на свадьбу Соньке, в подарок. И когда я это на совете озвучила, то каким же было моё удивление, когда я услышала от Лизки следующее:
– А нам с Петром на свадьбу где мы козу возьмём?
Я посмотрела на них обоих и поняла: как-то не замечала, что они уже давно держатся рядом, и Пётр не спускает своих глаз с Лизки и помогает ей по дому. Даже Никита не заметил этого.
– Вам ещё рановато думать, девочка моя, про свадьбу, – ответила я уклончиво.
– Как это – рановато?! – разозлилась Лизка. – Ты меня хочешь оставить старой девой, чтобы меня никто в жёны не захотел брать, и я осталась при тебе как служка?
– Что за глупости ты говоришь, Лиза?
– Так, вопрос про вашу свадьбу мы в этом году решать не будем, – прервал нас Никита. – Посмотрим, как Пётр будет работать следующий год, и тогда начнём думать про дом к вашей свадьбе. И раньше, чем мы поставим дом – свадьбы не будет. А сейчас мне Пётр ответит: согласен он столько ждать и готов ли потом взять на себя ответственность за семью и жениться на Лизке?
Пётр поднял на Никиту глаза, взял Лизку за руку и стал горячо кивать головой, мол, что согласен.
– Вот и хорошо! – Никита посмотрел на меня очень выразительно, потому что я хотела ему возразить, что Лизка для свадьбы ещё мала.
Позже он мне в нашей кровати объяснил, что раньше, чем через два года, он не женит их. Поэтому я успокоилась пока, а потом...
Посмотрим, что будет дальше...
Сонька была довольна, про неё все говорили, и она наконец-то дождалась своей свадьбы с тем человеком, которого полюбила, а не с тем, за которого родные бы отдали.
На следующий день после свадьбы и брачной ночи, которую они провели в своём новом доме, Ярослав вместе с Сонькой приехал на телеге за её приданым.
Мы всё аккуратно погрузили, вещи носили Пётр и Никита. Сонька получила свой новый медный чайник, и они вместе с Ярославом поехали обустраиваться в свой новый дом.
Паулину мы в тот же день поселили в Сонькину комнату – теперь она там хозяйка.
Глава 47
Зима была суровая, морозная и снежная – мы постоянно сидели дома...
А у меня – видно, от того, что зимой я стала мало двигаться – очень быстро вырос живот, и стало тяжело ходить. Я кряхтела, как старая бабка, когда вставала с лавки. Не могла согнуться, чтобы обуться, мне казалось, что я очень похожа не бегемота, и меня никто не любит.
Заметив моё раздражение, Никита из молчаливого мужа превратился в говоруна, особенно – по вечерам. Перед сном он мне рассказывал истории из детства, гладил по животу, и так мы лежали, пока не засыпали. Никите доставалось от нашей дочки: она его из живота постоянно толкала ножкой, но стоило ему начать говорить и гладить меня – дочь тут же успокаивалась.
До середины зимы были самые короткие дни – рано темнело, и был очень поздним рассвет.
Новый год здесь не принято праздновать, да и счёт на месяцы и дни был весьма условным. Мы просто вставали и радовались новому дню. По каким-то своим приметам жители узнавали, что уже середина зимы, и скоро придёт весна.
Мне очень хотелось весны, я устала кутаться, когда выхожу на улицу, хотелось, чтобы скорее закончилась темнота, и день стал больше...
Воск, что у нас оставался от свечей, я расплавляла и намазывала на плоские доски с выемкой, чем-то похожие на рамки для портретов. Потом на этих досках я вырезала буквы и записывала сказки.
Днём соседи приводили своих старших деток, и я учила их читать и писать. Поначалу детей приводили мало, а потом – сразу все – они уже в наш дом не помещались, и я разделила их на классы, чтобы приходили через день.
У каждого ученика была такая восковая доска, и на ней учились писать, а потом и читать, кто что написал. Математику дети легче осваивали – или я только математику могу преподавать? – с чтением было трудней. Но мы упорно учили буквы и читали. Классы ещё и потому разделила, что одни дети быстрее осваивали новые буквы, а вот другие – хуже.
Пётр, Паулина, Лизка и Сонька тоже учились у меня. Хуже всех училась Лизка – она считала себя уже взрослой и противилась этому, мол, девке на выданье ни к чему такое баловство. Если бы не Пётр, за которым она тянулась, и который к учёбе относился очень серьёзно, она бы вообще на учёбу не пошла.
Сонька прибегала ко мне в свободное от домашних хлопот время, и мы с ней учили буквы и цифры. Она уже ждала малыша, и как ей сказала Северина – это тоже будет девочка.
Вот так мои дни были заняты учёбой. Я вспоминала сказки и записывала их на восковых пластинках.
Но буквы на них были плохо видны, и читать было неудобно. Поэтому я каждый раз, глядя на эти таблички, думала о том, что нужно попробовать сделать бумагу...
Я набрала у столяра матерьяла и дома экспериментировала с измельчением древесных стружек. По вечерам мне стал помогать Пётр, и мы вдвоём за несколько дней измельчили ведро этих стружек в подобие волокон, которые я замочила в воде. Пётр их несколько раз разминал, чтобы они хорошо размочились и пропитались водой. Затем я заварила крахмал и залила этим клейстером смесь, что измельчили с Петром. На следующий день – когда уже волокна пропитались этим клейстером – я постелила на сито ткань и разложила на ней тонким слоем эту кашицу. Хорошо её отжала и, накрыв другой тканью, поставила под грузом сушиться на печь.
Мне не терпелось посмотреть, что у меня получилось, но я выждала ещё два дня. Моя изобретённая бумага приклеилась к ткани, и я её аккуратно отделила от неё.
Да, это была бумага. Грубая, серая, плохо гнущаяся, но – бумага!
Я готова была прыгать от радости. Я показывала свою бумагу всем, как будто какое-то сокровище.
– Я видел книги. Уже напечатанные. Но чтобы кто-то сделал бумагу сам – такого ещё не видел, – сказал мне Никита.
Да, книги в этом мире были – я их видела на рынке – но купить их мог не каждый. Писали на бересте или на дощечках с глиной, потому что позволить человеку портить бумагу не могли. Тем более – детям. Даже документы до сих пор многие были на бересте.
– Откуда ты знаешь, как делают бумагу? – спросил меня староста, когда тоже пришёл посмотреть на это чудо.
– Слышала рассказ одного человека, с которым общался мой бывший муж. И книгу он показывал, очень мне было интересно, он и рассказал, как она делается, а я решила повторить это, – соврала я старосте.
А как ещё ему объяснить свои некоторые знания и умения?
Он и так допытывался: откуда я умею читать и писать. Соврала, что первый муж учил, а Лизка маленькая была и не помнит этого, ведь меня отдали замуж рано.
Трюк с бумагой пришлось повторить. Зато теперь я могла на листы записывать свои сказки. Правда, чернил не было – я разводила уголь и им писала.
Писать расщеплённой палочкой оказалось очень не просто, и тогда я попросила Никиту сделать мне металлические буквы. Он сделал три штуки и попросил показать, для чего они мне. Я ему показала, как можно печатать текст. Я макала эти буковки в сажу, разведённой с водой до состояния густой каши, и делала на своей бумаге оттиск. Так получался текст.
Потом он мне сделал все буквы и цифры. Это, конечно, заняло много времени, но оно того стоило. За это время мы с Петром сделали уже листиков на две книги.
Дети стали после этого с большим интересом учиться читать, ведь только тому, кто старается, я давала текст для чтения на бумаге.
Достаточно быстро все дети научились по слогам читать-писать и складывать-вычитать. А вот умножение давалось не всем. Ну а проценты, дроби, корни, синусы и котангенсы я не смогу объяснить, да им это и не нужно.
Так протекали наши зимние будни, и я даже как-то не заметила, как наступила весна. За зиму мне удалось напечатать много листов на хорошую книгу, но с весной это занятие пришлось прекратить – с первыми птицами и первыми капелями у меня отошли воды и начались схватки. Моя дочь решила, что ей пора увидеть этот мир.
Глава 48
Дочь моя появилась вечером...
Северина и Сонька были со мной всё это время. Как только девочка раскричалась на весь дом, Сонька побежала за Никитой, который всё это время не приходил домой, потому что не мог слышать мои крики.
Северина завернула дочку в пелёнки, которые Лизка нагрела на печке, и подала мне этот кулёчек в руки.
На меня смотрели тёмные глазки, красное лицо было таким пушистым и пахло чем-то родным, таким сладким, что хотелось этого ребёнка целовать и обнимать. В груди разливалась любовь и счастье, что вот этот комочек со мной.
А дочь кряхтела, пыталась высунуть ручку из пелёнки и постоянно сгибала ножки, но не плакала, а казалось, что она всех разглядывает.
Никита забежал в дом быстрее Соньки, склонился над нашей дочкой, поцеловал её, потом посмотрел на меня, и я увидела у своего хмурого мужа слёзы в глазах. Он обнял меня, поцеловал, и мы так и сидели на кровати в обнимку, пока наш комочек не стал недовольно кряхтеть, а потом – вообще раскричался.
В комнату зашла Северина, посмотрела на нашу идиллию и сказала:
– Ты что, забыла, что детей нужно кормить?
Назвали мы дочку – как и мою маму – Анастасия. Староста у себя в документах пометил рождение в нашей семье ребёнка и её имя.
Для меня начались тяжёлые, волнительные и самые чудесные дни. Работы прибавилось, так как ещё и весна пришла, и нужно было заниматься огородом. Учёбу детей пришлось отложить, но я им дала задание написать на нескольких дощечках: чем они занимаются, о чём мечтают, и кем хотят работать. В этом мире нет памперсов – как нет и непромокаемых одноразовых пелёнок – поэтому я пропитала пелёнку раствором, как делала с пологом для телеги, и обернула ею матрас, чтобы его не сушить.
В общем, крутилась как могла...
* * *
Ближе к лету в гости приехал Фёдор. На моё счастье он приехал один, без Владимира. Владимир остался рядом с женой, она ждала ребёнка, и Фёдор не разрешил ему оставлять жену одну.
Я вздохнула с облегчением: может, Владимир обратит внимание на жену, и рождение ребёнка их сблизит с Марьяной?
– Какая красавица у меня внучка! – улыбался Фёдор, качая на руках Анастасию. – А у меня, думаю, внук будет! Верю, что Владимир мне наследника подарит! Будет наше дело продолжать! Будет с отцом на корабле ходить!
– Конечно родится! Если дедушка хочет – обязательно родится внук! Так что скоро и в вашем доме будут бегать маленькие ножки! – поддержала я Фёдора.
Он от гордости так заважничал, как будто внук уже родился, а не сидит в животе у Марьяны.
Фёдор привёз нам кучу подарков. Никите – железа для его работы почти полтелеги. Мне привёз ткань для нарядов. А для Анастасии привёз деревянную лошадку – чтобы она могла, когда вырастет – скакать на ней и маленькую деревянную пирамидку. Пирамидка была аккуратно вырезана, отшлифована и расписана узорами, которые я видела на вышивках.
– А это тебе и внучке от Владимира, – протянул мне кулёк Фёдор.
– Простите меня, но не нужно вам было подарков от него привозить. Он и так мне проходу не даёт, ещё муж меня заподозрит в измене... – сказала я Фёдору, когда мы после обеда остались одни.
– Не обижайся, девочка! Я не знаю, что на Владимира нашло. Я тоже вижу, как он к тебе относится, и как рвался сюда поехать, но я не пустил. Вижу, что нет твоей вины в этом, но я обещал ему, что если он не поедет, то передам тебе и дочке подарок.
Я покачала головой и вздохнула.
– Меньше всего я хочу, чтобы он бросил Марьяну. Может, рождение ребёнка сможет их сблизить? Ситуация не простая, и я не хочу от него внимания. Надеюсь, что время и расстояние вылечат его от его страсти.
– Не знаю, девочка, чем ты его околдовала, но видно, что он скучает по тебе. Мне жаль мою невестку, хоть она и воспитывалась терпеть своего мужа. Но я хочу, чтобы мой сын встретил такую, как его мать. Её отдали за меня по сговору родителей. Она горько плакала, не хотела за меня замуж. Младшую дочь отдают за человека ниже статусом её семьи. Такие порядки, ты знаешь это и сама.
Я качнула головой, потому как знала, что здесь так заведено. Старшего ребёнка можно отдать за того, кто статусом выше, а младшего тогда нужно отдавать наоборот – статусом ниже. Тогда будет равновесие в мире.
– Я только сейчас понял, что именно муж должен жалеть свою жену, а не жена мужа. Главное – чтобы муж прикипел к жене, и тогда он будет для неё всё делать, и в семье будет всё хорошо, – продолжил Фёдор.
– Какое спорное мнение... Лучше, конечно, чтобы они друг друга любили, но сохранить эти чувства на всю жизнь бывает очень сложно...
– Ладно, не будем вести пустые беседы, – подвел он итог беседы. – Пойду в гости к свату схожу. Я и его семье подарки привёз.
С этими словами Фёдор встал из-за стола и пошёл в гости к старосте.
Фёдор погостил у нас несколько дней, внучку за это время с рук не спускал. Везде носил её с собой!
Очень хороший дедушка у Анастасии. Она так привыкла за эти дни к его рукам, что я после его отъезда положить её назад в люльку не могла – она сразу начинала плакать.
Для успокоения ребёнка Сонька предложила её ко мне привязать. Обмотала вокруг меня несколько раз тонкую ткань и завязала через железное кольцо. И получился кокон с ребёнком на мне. Я такое видела у индианок или у африканок – они именно так носят ребёнка. Носила я дочку так до самой жары, а потом стала её выносить на улицу в люльке, потому что и ей, и мне было жарко в этой повязке.
Так мы и были с дочкой всегда рядом...
В один из дней – когда стояла сильная жара – Никита, Пётр и наш столяр пытались придумать по моим рисункам нечто вроде комбайна. Это, конечно, была не та техника, что я привыкла видеть на полях в своём мире, но...
Я нарисовала принцип работы, а местные изобретатели уже придумывали, как это воплотить в жизнь.
