- Во-от! – наконец выдохнул проводник, бросаясь к небольшому столику, в окружении заборчика из розовых кустов. Таких озеленённых закутков, обитатели которых могли наблюдать за всем залом, а их могли рассмотреть разве что с балконов, было разбросано по периметру зала множество. Но Толик, видимо, полагался на какой-то известный только ему ориентир. – Ты только молчи! – шикнул он на меня.
Можно было бы возмутиться, хоть это и не в моём характере. И очень быстро стало понятно такое предупреждение.
За овальным низким столиком сидело четверо. Два сората, выделявшиеся зеленовато оливковым цветом кожи.
Сораты* – гуманоидная раса галактики Глен64952031, не входящая в состав Содружества, но принятая в нём на основании Пакта о Высокоразвитых Системах и отношениях с ними.
Два человека, в одном из которых я с лёгкостью узнала профессора Сандра де Гуля, портрет которого неизменно украшал каждый кабинет искусствоведения и суховатая, как палка худая женщиной в костюме – надо полагать, секретарь. Чем-то эта дама напомнила мою классную руководительницу, наверное, строгим придирчивым взглядом, которым встретила нас.
Ещё за столиком находился очень напоминавший землянина человек. Почти неотличимый, если бы не открывшиеся в улыбке мелкие острые зубы. С натяжкой и скорее по наитию, определила в нём известного культуролога Ра Шика Три - вейба, к помощи которого, надо полагать, и прибег Толик.
- О! Мои юные друзья и буду-щие кол-леги! – воскликнул последний, вздымая раскрытые ладони в приветственном жесте, будто сдавался на милость победителя. – Ана-то-лий и Вера, если не оши-баюсь?
Вообще-то меня зовут Вероника, но вейбы не любят длинных слов и фраз, поэтому даже всеобщий звучит рвано, будто он заикается. Да и какая разница, как меня будут называть сейчас. Если мы договоримся, тогда и появится необходимость в полном имени.
Я повторяю его приветственный жест, как и Толик, немного сгибаю корпус в поклоне – это для соратов, которые лишь чуть-чуть склоняют головы. Во взглядах их почти прозрачных глаз и кривящихся уголках тонких тёмно синих губ, читается презрение всему роду человеческому. И помалкивать мне стоит из-за них же. Их женщины – тайна за семью печатями. Надо полагать, что отсутствие права голоса у своих «драгоценных», они распространяют на все остальные расы.
Зато профессор Гуль по старинному обычаю тянет свою длань для рукопожатия Толику и даже пытается поцеловать тыльную сторону моей ладони. Пытается, потому, что я вовремя выдёргиваю пальцы, и его губы не касаются кожи. Вообще-то даже на Земле рукопожатие, и уж тем более лобзание рук, отменены самими гражданами после серии пандемий скосивших без малого треть населения планеты. Такое приветствие разве что в фильмах можно увидеть. Это очень странно и настораживает несоответствием.
А ещё удивляет то, что нас представили, хотя бы просто по именам, а нам имена соратов неизвестны. Да и не знай, я, профессора и вейба по фото, которыми пестрит галонет, то так же осталась бы в неведении.
- Присаживайтесь, присаживайтесь, - церемонно произносит профессор, нисколько не озадаченный моей реакцией. И как только мы опускаемся на кожаный диванчик напротив, продолжает. – Значит, Анатолий вы хотели бы присоединиться к нашей экспедиции?
- Да, профессор Гуль, - смиренно отвечает сокурсник. – Это было бы очень познавательно. И я, и Вероника хотели бы защититься на высший балл. Такое исследование позволило бы получить право на самую престижную должность в «Земном Содружестве», конечно с учётом диплома молодого специалиста. Но сам опыт работы под руководством таких знаменитых исследователей…
Толик разливался соловьём ещё минут пять, расписывая все достоинства предполагаемых руководителей. А я исподтишка, изображая примерную девочку, разглядывала собеседников.
Сораты, если отринуть странный цвет кожи, с точки зрения землян, очень красивая раса, практически совершенная по внешнему облику. Точёные черты лица. Припухлые губы. Идеально по размеру им соответствующие глаза. У одного - тёмно-серые. У второго – карие, будто горький шоколад. Тела, я так думаю, тоже идеальны.
Они, явно, дифирамбы моего сокурсника не слушали. Тихо переговаривались на своём языке. И в какой-то момент я поняла, что это не язык соратов, что-что, а звучание «птичьего» говора, в котором практически одни гласные, трудно спутать с шипяще клокочущим, даже если он звучит тихо. Мужчины отчего-то рассматривали именно меня, и говорили именно обо мне. Но начинающие будоражить личную паранойю сомнения, были сбиты вопросом кареглазого сората, прозвучавшего невпопад:
- Сколько лет?
- Мне? – удивился Толик, отчего его глаза, казалось, едва не выпали наружу. Но ответил. – Мне двадцать четыре…
- Ей сколько? – тонкий палец с острым узким ногтем указал на меня.
- Двадцать… два? – Совершенно сбитый с толку Толик, вопросительно уставился мне в глаза. Согласно кивнула, хотя, мне на год меньше. Да и какая им разница?
Сораты переглянулись. Один скривился. Видеть зловещую ухмылку на идеальном лице было не менее жутко, чем совсем недавно созерцать замершие с искажёнными гримасами статуи. Зато другой, сероглазый, довольно искривил губы. Они, казалось и не заметили оправдательного лепета парня.
- … но все земляне в этом возрасте получают дипломы…
- Не важно, коллега, - прервал его профессор Гуль. – Наши друзья просто поспорили недавно. А вы разрешили их спор. Не волнуйтесь, - он дотронулся до плеча Толика, который сначала дёрнулся, как от удара током, а потом замер, согласно кивнув. – Всё в порядке.
И в этот момент как раз и зазвучало «Танго обречённости», а вокруг корабля заметались радужные сполохи света. Лайнер «Титан», как решили мы, начал переход сквозь Ворота. Зрелище было завораживающим. Таких межпространственных переходов должно было быть два.
Напряглись и сораты, вытянув шеи вглядывались в фейерию пляшущих по обшивке лайнера зарядов. Они будто бы чего-то с нетерпением ожидали.
Корабль привычно провалился в абсолютную темноту тоннеля. И я ждала, как и все окружающие, что сейчас возникнет новое сияние. Но мгновения длились и длились, но ничего не происходило. «Какой-то нереально длинный скачок…» - успела подумать я. И тут увидела приближающиеся огни каких-то аппаратов. Потом что-то заскрежетало, судно дёрнулось, будто его схватила на лету гигантская лапа. Сверху на падающих от резкого торможения людей, полетели осколки. Раздались крики боли и ужаса.
Сквозь пробои внутрь влетели какие-то странные мелкие шары. Они зависли на несколько секунд, а потом лопнули, окутывая весь зал удушающим туманом. Я ещё успела заметить, что на лицах наших старших спутников натянуты плёнки противогазов. Всё вокруг потемнело, только надоедливым рефреном звучало танго группы «Шерси»…
- Дэвочка! – гнусавый голос ворвался в сознание болезненным буравчиком. – Я же вижу, что ты уже проснулась! Ну, же! Открывай свои глазки. Не притворяйся. Твой хозяин уже заждался…
«Какой хозяин? Что за чушь?.. – мысли в голове ворочались туго. – Я свободный человек…» Но глаза постаралась открыть. Правда перед ними всё плыло и текло: лица, стены, потолок… Казалось, что на внешний мир я смотрю через водяной поток. Сюр какой-то! И ещё странное ощущение на шее, будто удавка…
- Вот и умница… - пропел слащаво другой голосок. Пусть все слова и произносились на всеобщем языке, принятом в Земной Коалиции, но так сильно искажались, что едва можно было разобрать.
Наверное, именно он, этот чел… - э-э-э, нет! Совсем не человек, а странное человекообразное существо, названия которому у меня не было, подхватил меня под локоток и куда-то повёл. И что самое странное, как я осознала значительно позднее, все мои желания и чувства были сосредоточены на этом серокожем, до крайности обожаемом мной существе в легинсах цвета «бешеной фуксии» и тунике ультрамарин.
Был он лыс, шипаст, с гармошкой ниспадающих на плечи подбородков и толстой, очень толстой, несоразмерно телу шеей. Широкий, как у жабы рот, когда он его открывал, показывал два ряда заострённых синих зубов. Нос – короткий хоботок, скрученный в спиральку. Тело напоминало желеобразный бесформенный батон, снабжённый тонкими ручками и ножками. Красавчик, что уж там говорить! Но такой горячо обожаемый и любимый… - просто и передать невозможно.
По кишкообразному коридору, сейчас так понимаю, что это был стыковочный модуль самого низкого качества, мы перешли на двухместный «челнок». Там меня поместили в капсулу. И что происходило дальше – понятия не имею.
Следующее пробуждение было неприятным: дико болела голова, и все мышцы покалывало от длительного обездвиживания. И самое неприятное это ощущение неправильности происходящего, как в страшном сне.
Ты понимаешь – так быть не может, но вырваться из липкой паутины видений не в силах. Чудовищные события последних минут на лайнере, приобретали такие искажения, что тело бил озноб от ужаса.
Лицо вейба, сидевшего за столиком напротив, поменяло своё очертание, становясь одутловатым, потемнело. Кожа стала гладкой, как резина. Глаза округлились, превратившись в птичьи. Они светились красным – брр! И это жуткое существо тянуло ко мне свои трёхпалые лапищи с острыми когтями! Пришёптывая тонкими, вытягивающимися в подобие клюва, губами: «Она будет моей…». Он почти дотянулся, но ухватить не успел. Откуда ни возьмись, как два коршуна налетели сораты, и между претендентами на мою тушку завязалась кровавая битва.
- Толик, бежим! – крикнула я, вскакивая и хватая сокурсника за руку.
Его пальцы были ледяными. Взгляд выцепил в мельтешении световых сполохов его откинутую назад голову. Из перерезанного горла хрестала кровь…
И – всё оборвалось, утонуло в непроглядной тьме! Это был сон? Наверняка сказать об этом невозможно. Ибо кошмарный сон, в котором было много тьмы, боли, ярких операционных ламп, какого-то свиста и жужжания свёрл, продолжался. Я то тонула в какой-то слишком густой жидкости, чтобы можно было её назвать водой, то в тело впивались блестящие нити электродов. Совершалось и ещё что-то странное и неприятное за гранью восприятия…
Это было или есть?
Кажется, впервые в жизни я судорожно старалась отбиться от чего-то или кого-то невидимого, скрытого в за пеленой…
Ещё один щелчок, будто сухими пальцами фокусник, и мир вокруг снова становится радужным и прекрасным.
Рядом со мной, потирая плечо, стоит невероятно злой, но такой милый господин. Отрада для глаз и объект обожания: « Вся моя жизнь принадлежит тебе...» - бормочу я заученную фразу.
- Это что, сбой программы? – господин обращается к тощему гуманоиду в синем трико со знаком ассоциации медиков. Голос у него испуганный и от этого визгливый. – Или ошейник неисправен?
- Нет, шор Эссен, всё в порядке, - проскрипел врач. – Просто вы слишком поздно активировали функцию подчинения. Надо было это сделать сразу же после отхода панели, а не тогда, когда раб уже открывает глаза. Учтите это на будущее. Ведь попадаются и слишком буйные, совершенно неадекватные личности. Мы немного покопались в памяти объекта, возможно, затронули не самые хорошие воспоминания. Это была необходимость, чтобы кукла могла обслуживать себя, вас и выполнять команды. Глубокие слои головного мозга землян нами ещё недостаточно изучены.
- Учту, - недовольно буркнул шор Эссен, набирая что-то на наладоннике.
- И, вот ещё что, - указал собеседник, - включите функциональную память на четверть. Раб не может нормально действовать без этого минимума. С одним могу вас поздравить – ваше приобретение полностью здорово, и вживлённые чипы и вся нейросистема в исправности. Не пройдёт и трёх… м-м-м, да именно трёх месяцев, как они полностью врастут в организм и станут невидимы на сканах. Воздержитесь от перемещений в нейтральную зону, не стоит показывать ваше приобретение… - доктор замялся и добавил почти шёпотом, - в последнее время слишком активны стали агенты Союза и Империи.
Врач лебезил перед господином то ли от поученного гонорара, то ли от возможной вины, поэтому был словоохотлив.
- Больше никаких рекомендаций не последует? – хмыкнул Хозяин. – Отлично. – Господин махнул мне ладошкой и потопал к выходу. Озвучив приказ. – За мной, Де!
Мы спустились на лифте к площадке малых звездолётов, погрузились в тот, что стоял у посадочного перрона. Наверное, господин не слишком хорошо разбирался в системе управления или просто пренебрёг кое-какими функциями, но только мозг записывал всё, что мог: звуки, окружение. Жаль, что анализировать происходящее мне тогда было не дано.
Как только я оказалась в пассажирском кресле, свет снова померк. Следующий проблеск сознания настиг меня в то мгновение, когда кораблик уже оказался на планете. Трап, площадка, лифт, капсула подземного транспорта, ещё один лифт, бронированная дверь и больше похожая на нору, чем на квартиру, помещение без внутренних перегородок, зато заваленное всяким хламом.
- Синтезатор пищи, - ткнул пальцем Хозяин в шкаф-пинал с двумя десятками светящихся индикаторов, экраном наподобие циферблата старинных часов и зевом подачи. – Стазис-камера заполняется автоматически. Фрукты, ягоды, свежее мясо, рыба… ну и другое, - это уже в другой ящик. – Задача: подавать согласно списку и времени. – Новый указующий тычок длинным пальцем в огромный плоский монитор на стене, вплавленный в панель из грубо пригнанных друг к другу плит песчаника или его подобия.
Из-за того ли, что жилище было сложено небрежно из этого странного желтоватого камня или просто из-за отсутствия хоть какой-то уборки длительное время, на всём лежал приличный слой пыли. Но надо полагать, что этот факт нисколько не волновал Хозяина. Он без особых церемоний, указав на ещё один шкаф со средствами уборки, просто плюхнулся всей своей тушей на один из толстенных матрасов, небрежно разбросанных по полу, подняв тучу пыли и задрых.
Сознание порадовало меня насущной необходимостью поесть и прибраться. Чем собственно я и занялась. Утилизатор обнаружила сама. И с необъяснимым энтузиазмом принялась за приведение «пещеры» в жилой вид, хотя, должна отметить, что в дни жизни на Земле, даже понятия не имела что такое «швабра» или веник. Вспомнилось – в родном доме у нас с мамой был андроид, который и управлялся со всей бытовой ерундой, давая возможность заниматься интеллектуальным делом согласно профессии.
Мама… как-то неприятно заныло в груди, но тут же пропало. Далёкое, чрезвычайно, бесконечно далёкое видение из непонятного прошлого улеглось в дальний угол разума. И с небывалым рвением я принялась наводить порядок тихо и незаметно для отдыхающего господина.
О том, что стоило бы что-то съесть, даже не вспомнила. И только узрев замерцавший красным монитор и зашевелившегося Хозяина, поспешила накрыть для него низкий столик, для трапезы.
Господин поднялся, встряхнулся, как большая собака, и уселся на своё место в широкое округлое кресло, соткавшееся от движения его пальцев, и поцокал двойным языком, узрев мои руки. Они все были в ссадинах и кровоподтёках от лопнувших мозолей. Обратила на это внимание и я, не особо понимая, что в этом такого особенного.
- Какие же вы, земляне, хлипкие, - пробормотал Эссен. Что-то переключил на своём коммуникаторе и мир для меня снова подёрнулся пеленой.
Можно было бы возмутиться, хоть это и не в моём характере. И очень быстро стало понятно такое предупреждение.
За овальным низким столиком сидело четверо. Два сората, выделявшиеся зеленовато оливковым цветом кожи.
Сораты* – гуманоидная раса галактики Глен64952031, не входящая в состав Содружества, но принятая в нём на основании Пакта о Высокоразвитых Системах и отношениях с ними.
Два человека, в одном из которых я с лёгкостью узнала профессора Сандра де Гуля, портрет которого неизменно украшал каждый кабинет искусствоведения и суховатая, как палка худая женщиной в костюме – надо полагать, секретарь. Чем-то эта дама напомнила мою классную руководительницу, наверное, строгим придирчивым взглядом, которым встретила нас.
Ещё за столиком находился очень напоминавший землянина человек. Почти неотличимый, если бы не открывшиеся в улыбке мелкие острые зубы. С натяжкой и скорее по наитию, определила в нём известного культуролога Ра Шика Три - вейба, к помощи которого, надо полагать, и прибег Толик.
- О! Мои юные друзья и буду-щие кол-леги! – воскликнул последний, вздымая раскрытые ладони в приветственном жесте, будто сдавался на милость победителя. – Ана-то-лий и Вера, если не оши-баюсь?
Вообще-то меня зовут Вероника, но вейбы не любят длинных слов и фраз, поэтому даже всеобщий звучит рвано, будто он заикается. Да и какая разница, как меня будут называть сейчас. Если мы договоримся, тогда и появится необходимость в полном имени.
Я повторяю его приветственный жест, как и Толик, немного сгибаю корпус в поклоне – это для соратов, которые лишь чуть-чуть склоняют головы. Во взглядах их почти прозрачных глаз и кривящихся уголках тонких тёмно синих губ, читается презрение всему роду человеческому. И помалкивать мне стоит из-за них же. Их женщины – тайна за семью печатями. Надо полагать, что отсутствие права голоса у своих «драгоценных», они распространяют на все остальные расы.
Зато профессор Гуль по старинному обычаю тянет свою длань для рукопожатия Толику и даже пытается поцеловать тыльную сторону моей ладони. Пытается, потому, что я вовремя выдёргиваю пальцы, и его губы не касаются кожи. Вообще-то даже на Земле рукопожатие, и уж тем более лобзание рук, отменены самими гражданами после серии пандемий скосивших без малого треть населения планеты. Такое приветствие разве что в фильмах можно увидеть. Это очень странно и настораживает несоответствием.
А ещё удивляет то, что нас представили, хотя бы просто по именам, а нам имена соратов неизвестны. Да и не знай, я, профессора и вейба по фото, которыми пестрит галонет, то так же осталась бы в неведении.
- Присаживайтесь, присаживайтесь, - церемонно произносит профессор, нисколько не озадаченный моей реакцией. И как только мы опускаемся на кожаный диванчик напротив, продолжает. – Значит, Анатолий вы хотели бы присоединиться к нашей экспедиции?
- Да, профессор Гуль, - смиренно отвечает сокурсник. – Это было бы очень познавательно. И я, и Вероника хотели бы защититься на высший балл. Такое исследование позволило бы получить право на самую престижную должность в «Земном Содружестве», конечно с учётом диплома молодого специалиста. Но сам опыт работы под руководством таких знаменитых исследователей…
Толик разливался соловьём ещё минут пять, расписывая все достоинства предполагаемых руководителей. А я исподтишка, изображая примерную девочку, разглядывала собеседников.
Сораты, если отринуть странный цвет кожи, с точки зрения землян, очень красивая раса, практически совершенная по внешнему облику. Точёные черты лица. Припухлые губы. Идеально по размеру им соответствующие глаза. У одного - тёмно-серые. У второго – карие, будто горький шоколад. Тела, я так думаю, тоже идеальны.
Они, явно, дифирамбы моего сокурсника не слушали. Тихо переговаривались на своём языке. И в какой-то момент я поняла, что это не язык соратов, что-что, а звучание «птичьего» говора, в котором практически одни гласные, трудно спутать с шипяще клокочущим, даже если он звучит тихо. Мужчины отчего-то рассматривали именно меня, и говорили именно обо мне. Но начинающие будоражить личную паранойю сомнения, были сбиты вопросом кареглазого сората, прозвучавшего невпопад:
- Сколько лет?
- Мне? – удивился Толик, отчего его глаза, казалось, едва не выпали наружу. Но ответил. – Мне двадцать четыре…
- Ей сколько? – тонкий палец с острым узким ногтем указал на меня.
- Двадцать… два? – Совершенно сбитый с толку Толик, вопросительно уставился мне в глаза. Согласно кивнула, хотя, мне на год меньше. Да и какая им разница?
Сораты переглянулись. Один скривился. Видеть зловещую ухмылку на идеальном лице было не менее жутко, чем совсем недавно созерцать замершие с искажёнными гримасами статуи. Зато другой, сероглазый, довольно искривил губы. Они, казалось и не заметили оправдательного лепета парня.
- … но все земляне в этом возрасте получают дипломы…
- Не важно, коллега, - прервал его профессор Гуль. – Наши друзья просто поспорили недавно. А вы разрешили их спор. Не волнуйтесь, - он дотронулся до плеча Толика, который сначала дёрнулся, как от удара током, а потом замер, согласно кивнув. – Всё в порядке.
И в этот момент как раз и зазвучало «Танго обречённости», а вокруг корабля заметались радужные сполохи света. Лайнер «Титан», как решили мы, начал переход сквозь Ворота. Зрелище было завораживающим. Таких межпространственных переходов должно было быть два.
Напряглись и сораты, вытянув шеи вглядывались в фейерию пляшущих по обшивке лайнера зарядов. Они будто бы чего-то с нетерпением ожидали.
Корабль привычно провалился в абсолютную темноту тоннеля. И я ждала, как и все окружающие, что сейчас возникнет новое сияние. Но мгновения длились и длились, но ничего не происходило. «Какой-то нереально длинный скачок…» - успела подумать я. И тут увидела приближающиеся огни каких-то аппаратов. Потом что-то заскрежетало, судно дёрнулось, будто его схватила на лету гигантская лапа. Сверху на падающих от резкого торможения людей, полетели осколки. Раздались крики боли и ужаса.
Сквозь пробои внутрь влетели какие-то странные мелкие шары. Они зависли на несколько секунд, а потом лопнули, окутывая весь зал удушающим туманом. Я ещё успела заметить, что на лицах наших старших спутников натянуты плёнки противогазов. Всё вокруг потемнело, только надоедливым рефреном звучало танго группы «Шерси»…
Глава 2.
- Дэвочка! – гнусавый голос ворвался в сознание болезненным буравчиком. – Я же вижу, что ты уже проснулась! Ну, же! Открывай свои глазки. Не притворяйся. Твой хозяин уже заждался…
«Какой хозяин? Что за чушь?.. – мысли в голове ворочались туго. – Я свободный человек…» Но глаза постаралась открыть. Правда перед ними всё плыло и текло: лица, стены, потолок… Казалось, что на внешний мир я смотрю через водяной поток. Сюр какой-то! И ещё странное ощущение на шее, будто удавка…
- Вот и умница… - пропел слащаво другой голосок. Пусть все слова и произносились на всеобщем языке, принятом в Земной Коалиции, но так сильно искажались, что едва можно было разобрать.
Наверное, именно он, этот чел… - э-э-э, нет! Совсем не человек, а странное человекообразное существо, названия которому у меня не было, подхватил меня под локоток и куда-то повёл. И что самое странное, как я осознала значительно позднее, все мои желания и чувства были сосредоточены на этом серокожем, до крайности обожаемом мной существе в легинсах цвета «бешеной фуксии» и тунике ультрамарин.
Был он лыс, шипаст, с гармошкой ниспадающих на плечи подбородков и толстой, очень толстой, несоразмерно телу шеей. Широкий, как у жабы рот, когда он его открывал, показывал два ряда заострённых синих зубов. Нос – короткий хоботок, скрученный в спиральку. Тело напоминало желеобразный бесформенный батон, снабжённый тонкими ручками и ножками. Красавчик, что уж там говорить! Но такой горячо обожаемый и любимый… - просто и передать невозможно.
По кишкообразному коридору, сейчас так понимаю, что это был стыковочный модуль самого низкого качества, мы перешли на двухместный «челнок». Там меня поместили в капсулу. И что происходило дальше – понятия не имею.
Следующее пробуждение было неприятным: дико болела голова, и все мышцы покалывало от длительного обездвиживания. И самое неприятное это ощущение неправильности происходящего, как в страшном сне.
Ты понимаешь – так быть не может, но вырваться из липкой паутины видений не в силах. Чудовищные события последних минут на лайнере, приобретали такие искажения, что тело бил озноб от ужаса.
Лицо вейба, сидевшего за столиком напротив, поменяло своё очертание, становясь одутловатым, потемнело. Кожа стала гладкой, как резина. Глаза округлились, превратившись в птичьи. Они светились красным – брр! И это жуткое существо тянуло ко мне свои трёхпалые лапищи с острыми когтями! Пришёптывая тонкими, вытягивающимися в подобие клюва, губами: «Она будет моей…». Он почти дотянулся, но ухватить не успел. Откуда ни возьмись, как два коршуна налетели сораты, и между претендентами на мою тушку завязалась кровавая битва.
- Толик, бежим! – крикнула я, вскакивая и хватая сокурсника за руку.
Его пальцы были ледяными. Взгляд выцепил в мельтешении световых сполохов его откинутую назад голову. Из перерезанного горла хрестала кровь…
И – всё оборвалось, утонуло в непроглядной тьме! Это был сон? Наверняка сказать об этом невозможно. Ибо кошмарный сон, в котором было много тьмы, боли, ярких операционных ламп, какого-то свиста и жужжания свёрл, продолжался. Я то тонула в какой-то слишком густой жидкости, чтобы можно было её назвать водой, то в тело впивались блестящие нити электродов. Совершалось и ещё что-то странное и неприятное за гранью восприятия…
Это было или есть?
Кажется, впервые в жизни я судорожно старалась отбиться от чего-то или кого-то невидимого, скрытого в за пеленой…
Ещё один щелчок, будто сухими пальцами фокусник, и мир вокруг снова становится радужным и прекрасным.
Рядом со мной, потирая плечо, стоит невероятно злой, но такой милый господин. Отрада для глаз и объект обожания: « Вся моя жизнь принадлежит тебе...» - бормочу я заученную фразу.
- Это что, сбой программы? – господин обращается к тощему гуманоиду в синем трико со знаком ассоциации медиков. Голос у него испуганный и от этого визгливый. – Или ошейник неисправен?
- Нет, шор Эссен, всё в порядке, - проскрипел врач. – Просто вы слишком поздно активировали функцию подчинения. Надо было это сделать сразу же после отхода панели, а не тогда, когда раб уже открывает глаза. Учтите это на будущее. Ведь попадаются и слишком буйные, совершенно неадекватные личности. Мы немного покопались в памяти объекта, возможно, затронули не самые хорошие воспоминания. Это была необходимость, чтобы кукла могла обслуживать себя, вас и выполнять команды. Глубокие слои головного мозга землян нами ещё недостаточно изучены.
- Учту, - недовольно буркнул шор Эссен, набирая что-то на наладоннике.
- И, вот ещё что, - указал собеседник, - включите функциональную память на четверть. Раб не может нормально действовать без этого минимума. С одним могу вас поздравить – ваше приобретение полностью здорово, и вживлённые чипы и вся нейросистема в исправности. Не пройдёт и трёх… м-м-м, да именно трёх месяцев, как они полностью врастут в организм и станут невидимы на сканах. Воздержитесь от перемещений в нейтральную зону, не стоит показывать ваше приобретение… - доктор замялся и добавил почти шёпотом, - в последнее время слишком активны стали агенты Союза и Империи.
Врач лебезил перед господином то ли от поученного гонорара, то ли от возможной вины, поэтому был словоохотлив.
- Больше никаких рекомендаций не последует? – хмыкнул Хозяин. – Отлично. – Господин махнул мне ладошкой и потопал к выходу. Озвучив приказ. – За мной, Де!
Мы спустились на лифте к площадке малых звездолётов, погрузились в тот, что стоял у посадочного перрона. Наверное, господин не слишком хорошо разбирался в системе управления или просто пренебрёг кое-какими функциями, но только мозг записывал всё, что мог: звуки, окружение. Жаль, что анализировать происходящее мне тогда было не дано.
Как только я оказалась в пассажирском кресле, свет снова померк. Следующий проблеск сознания настиг меня в то мгновение, когда кораблик уже оказался на планете. Трап, площадка, лифт, капсула подземного транспорта, ещё один лифт, бронированная дверь и больше похожая на нору, чем на квартиру, помещение без внутренних перегородок, зато заваленное всяким хламом.
- Синтезатор пищи, - ткнул пальцем Хозяин в шкаф-пинал с двумя десятками светящихся индикаторов, экраном наподобие циферблата старинных часов и зевом подачи. – Стазис-камера заполняется автоматически. Фрукты, ягоды, свежее мясо, рыба… ну и другое, - это уже в другой ящик. – Задача: подавать согласно списку и времени. – Новый указующий тычок длинным пальцем в огромный плоский монитор на стене, вплавленный в панель из грубо пригнанных друг к другу плит песчаника или его подобия.
Из-за того ли, что жилище было сложено небрежно из этого странного желтоватого камня или просто из-за отсутствия хоть какой-то уборки длительное время, на всём лежал приличный слой пыли. Но надо полагать, что этот факт нисколько не волновал Хозяина. Он без особых церемоний, указав на ещё один шкаф со средствами уборки, просто плюхнулся всей своей тушей на один из толстенных матрасов, небрежно разбросанных по полу, подняв тучу пыли и задрых.
Сознание порадовало меня насущной необходимостью поесть и прибраться. Чем собственно я и занялась. Утилизатор обнаружила сама. И с необъяснимым энтузиазмом принялась за приведение «пещеры» в жилой вид, хотя, должна отметить, что в дни жизни на Земле, даже понятия не имела что такое «швабра» или веник. Вспомнилось – в родном доме у нас с мамой был андроид, который и управлялся со всей бытовой ерундой, давая возможность заниматься интеллектуальным делом согласно профессии.
Мама… как-то неприятно заныло в груди, но тут же пропало. Далёкое, чрезвычайно, бесконечно далёкое видение из непонятного прошлого улеглось в дальний угол разума. И с небывалым рвением я принялась наводить порядок тихо и незаметно для отдыхающего господина.
О том, что стоило бы что-то съесть, даже не вспомнила. И только узрев замерцавший красным монитор и зашевелившегося Хозяина, поспешила накрыть для него низкий столик, для трапезы.
Господин поднялся, встряхнулся, как большая собака, и уселся на своё место в широкое округлое кресло, соткавшееся от движения его пальцев, и поцокал двойным языком, узрев мои руки. Они все были в ссадинах и кровоподтёках от лопнувших мозолей. Обратила на это внимание и я, не особо понимая, что в этом такого особенного.
- Какие же вы, земляне, хлипкие, - пробормотал Эссен. Что-то переключил на своём коммуникаторе и мир для меня снова подёрнулся пеленой.
