Граф замолчал, а руки его, и так дрожавшие, начали трястись ещё сильнее. Эдоардо внимательно смотрел на толстяка: что так потрясло графа? Неужели смерть помощника? Он был не из простолюдинов, которых граф презирал? Человек высшего круга на службе? Что-то не сходилось.
- Граф, а говоря «помощник», Вы что имеете в виду? Он был Вашим секретарём? Делопроизводителем?
- Питер? Он был всем… Самым лучшим секретарём. Он был в курсе всего. Я доверял ему, как самому себе. Дела клуба, дела поместья, финансовые секреты клиентов… Вы же понимаете, князь, что иногда у человека остаётся только имя, за которым стоят поколения предков, а кроме него – ничего! Мы стараемся здесь такое не афишировать, но бывает по-всякому. Мой Питер не стал бы входить в кабинет без меня. Да ещё и открывать сейф. Я не понимаю…
«Так-так-так… Забавно! - подумал Эдоардо. – Но, подытожим: некий секретарь был убит в кабинете босса. Убит шпагой, находящейся тут же, значит, убийство было не запланированным. Сейф был открыт: застал вора? Возможно…»
- Понимаете, князь, - продолжил граф, - я не верю, что Питер Кук мог захотеть ограбить меня. Зачем ему это?
- Может, он играл на скачках? Или задолжал кому-то большую сумму, а Вы сами говорите, что доверяли ему.
- Нет, Питер не такой, - граф вынул из кармана платок и провёл им по своему лбу. – Я знаю, что говорю! У него была престарелая мать в Йоркшире, которой он отправлял переводы Королевской почтой, и всё! Никаких долгов, скачек, падших женщин и прочих… увеселений!
- Я извиняюсь, если обидел Вас, милорд, своими подозрениями. Я верю Вашему слову джентльмена, - Эдоардо замолчал, ведь в столовую начали вносить блюда двое слуг под присмотром дворецкого.
- Ничего, я понимаю… Я и сам бы заподозрил в первую очередь кого-нибудь из слуг. Но, поверьте, князь: у меня работают самые лучшие, самые преданные люди. Я об этом позаботился!
Эдоардо, до этого внимательно смотревший, как перед ним расставляют комплект из богемского хрусталя и чинайского фарфора, быстро поднял лицо и взглянул на дворецкого. Исталиец не пожалел о том, что сделал это: непроницаемость вышколенного слуги дрогнула после этих слов графа. «Как интересно! Неужели то, о чём я думаю?»
Граф Карлайл, когда Эдоардо вновь взглянул на него, показался ещё противнее. Зачатки жалости к хозяину клуба испарились, будто бы их и не было. Дворецкий вышел из столовой, и каждый шаг его в голове Эдоардо отозвался звуками хроматической гаммы*.
Далее Эдоардо пытался впихнуть себя замечательную телячью вырезку под сливочным соусом. Да, владелец клуба знал толк в еде! Сколько лет бы Эдоардо не жил в Анклии, всё никак не мог привыкнуть ни к яйцам «в мешочек», ни к овсяной каше, ни к жареному бекону.
Gloria all Madonna, что Джино умел уготовить не хуже любого италийского шеф-повара, да и сам Эдоардо нет-нет баловал себя пастой с маленькими tomatо и морепродуктами, купленными у исталийских контрабандистов по заоблачной цене в несколько фунтов.
Так что сейчас Эдоардо, в прошлом исталийский князь, а сейчас – настройщик клавесинов, без удовольствия жевал нежнейшее мясо, приготовленное, несомненно, лучшим поваром Рондона и Анклии. Нахождение за одним столом с этим маленьким человечком, обманчиво безобидным, портило Эдоардо аппетит.
Но исталиец не выжил бы на чужбине, давно бы сошёл с ума или покончил собой, если бы принимал близко к сердцу множество вещей, иногда не просто приходящихся ему не по нраву, а бесящих до чертей.
Особенно раздражал Эдоардо местный климат: сырой, холодный, заставляющий кутаться в пальто или плащ даже в середине лета. Никакого сравнения с прекрасным климатом благословенной Исталии!
Поэтому Эдоардо даже не поморщился, когда неприятный ему граф опять заговорил:
- Не понимаю, что могло убийце понадобиться в моём сейфе. Крупные суммы я там не держу, а вот мелочь пропала… Питер знал, что сейф у меня стоит для вида или для экстренного случая… Иногда игроки увлекаются, князь, и тогда в дело идут фамильные ценности… Я – не скупщик древнего хлама, не подумайте… Но иногда очень тяжело отказать высокопоставленному чиновнику, приближённому к королеве… Надеюсь, Вы меня понимаете, князь… И тогда я могу положить ценную вещь в этот сейф, сохраняя до выкупа. Меня не интересует старина, если она не приносит мне фунтов и шиллингов…
- А если человек, - Эдоардо обмакнул губы салфеткой, сделал глоток вина из дорого хрустального бокала и продолжил, - высокопоставленный человек, я скажу, так и не нашёл денег для выкупа этой… реликвии? Что тогда?
- Ну-у-у-у… Задали Вы задачку, князь! Я такого не припомню от слова совсем! Я – человек чести… Да хоть год пускай лежит, мне-то что… Но такого не было на моей памяти ни разу! Сюда не шастает этот сброд из нуворишей, поднявшихся на разграблении наших заморских колоний. Здесь бывает только старая аристократия, очень старая, такая, что помнит, как Уильям Первый прибыл сюда на своём дракаре.
Эдоардо был не силён в анклийской истории, и эта фраза графа Карлайла ему ничего не сказала, но зарубку исталиец сделал, пометив в голове кривой «си» третьей октавы.
Это не помешало ему глубокомысленно покивать головой.
- Но всё же… Давайте допустим такую ситуацию… В теории… замечательное вино!
- Бургундское… Подарок герцога Сен-Айт… - граф значительно взглянул на Эдоардо. Это, видимо, что-то тоже значило, но исталиец non ho capito niente !
Вторая зарубка дзинькнула «до» четвёртой. Эдоардо мысленно скривился: вот что значит давно не вращался среди своего круга! Правда, мужчина не сильно от этого страдал, но, когда возникла необходимость влиться обратно в высший свет, это оказалось трудно. За эти годы многое поменялось, на первый план вышло то, что оставалось возможной загадкой для исталийского князя: имена, фамилии, родство, то, чему его учили гувернёры, нанятые отцом. Конечно, Эдоардо читал прессу. Он выписывал и «Тайм», и «Бизнес листок», издаваемые пронырливыми рондонскими писаками. Оказалось, что этого недостаточно, чтобы чувствовать себя, как рыба в воде в высшем свете столицы Анклии.
Перестав изводить себя за невнимание к свежим аристократическим сплетням, исталиец сделал ещё один небольшой глоток вина, покатал его во рту и отметил:
- Год был холодный. Вино отдаёт лёгкой кислинкой. Это тысяча восемьсот пятьдесят пятый или пятьдесят седьмой. Не самые ценные года бургундского…
- Вы угадали, князь. Это тысяча восемьсот пятьдесят седьмой. Знаете, Вы, исталийцы, толк в вине. Наш напиток – это бренди. Вот спросите меня, чем отличается бренди Девоншира от бренди Центральной Анклии, я Вам расскажу. А все эти галльские изыски – не моё. Но приходится соответствовать…
- Я тоже не ценитель вина, граф, - ответил ему Эдоардо, немного покривив душой. Он любил исталийское молодое рубиновое, как кровь, согретое южным солнцем. Но сейчас оно практически ему не попадалось, даже у контрабандистов. – За годы, проведённые мною в гостеприимной для меня Анклии, я уже привык к послеобеденному стаканчику бренди в весёлой мужской компании. Но иногда nostalgia мучает меня, и я поддаюсь ей. Мда-а-а… Но Вы мне так и не ответили, граф.
- Вы всё о том же… - граф отодвинул от себя бокал и опять вынул платок и протёр им лысину, теперь уже от обеденной испарины. – Один раз было такое, что один джентльмен, член клуба, скончался и не выкупил ту вещь, что принёс мне на… хранение. Я съездил к его поверенному. Вещь оказалась не такой ценной, как заявлял её бывший владелец. Мы провели оценку. Семья отказалась её выкупать, и я продал эту… безделицу с аукциона. Сумма покрыла долг покойника перед клубом, и всё. Эта история не стоит даже той бумаги, на которой Вы сможете её описать…
- Забавно… То есть, Вы принимаете, скажем, некие предметы, что приносят члены клуба, полагаясь только на их слово? – исталиец от любопытства напрягся, и, чтобы не выдать своего недоверия словам графа Карлайла, уставился в бокал с вином. Эдоардо не мог поверить в такое. Ведь буквально несколько минут назад граф чуть ли не в открытую признался, что шантажом держит слуг в повиновении!
- А как Вы себе представляете другое, князь? Допустим, у одного, к примеру, герцога закончилась наличность. Я дал ему какую-то сумму под расписку. Но он проиграл и её… Что мне остаётся? Я не процентщик и не банкир. И тогда этот… герцог отдаёт мне на хранение свой брегет, золотой, с изумрудами и алмазами. Как же мне поступить иначе, как ни взять его на это самое хранение? - Граф, склонив голову на бок, уставился на Эдоардо своими маленькими, глубоко посажеными глазками? – Иногда сумма довольно смешная. Я мог бы дать её взаймы и под слово джентльмена, но правила клуба не позволяют мне делать этого… Кстати, описываемое происходит достаточно редко. Повторюсь: здесь не бывает случайных людей.
Эдоардо не поверил в альтруизм графа. Правила клуба, значит. Ещё одна нотка на воображаемом нотном стане.
Вскоре принесли десерт, бренди и сигары. И, наконец, появился Титус Лорк. Он извинился перед графом, отказался от еды, но выпил бренди с лимоном. Потом подмигнул Эдоардо и опять скрылся в недрах клуба. Настройщик понял, что пора закругляться.
- Благодарю Вас за обед, граф. Но у меня обстоятельства… Они не позволяют более отвлекать Вас от дел. Позвольте откланяться!
- Приятно было познакомиться, князь Сильвестри. Если решите стать членом клуба, то за скромный взнос в сто фунтов я вышлю Вам приглашение.
- Заманчиво, граф, заманчиво, - сказал Эдоардо вслух, а сам подумал: «Скромный взнос, на который мы с Джино жили первый год нашего пребывания здесь». – Но, боюсь, моё инкогнито пострадает, если я вернусь в положенное мне по статусу общество. Надеюсь, что если кто-нибудь будет интересоваться у Вас, граф, мною или просто назовёт моё имя, Вы сделаете вид, что никогда ничего не слышали его? Иногда знания бывают очень… опасными… - Эдоардо обаятельно улыбнулся, а граф слегка побледнел.
- Ну, что Вы, князь! Я умею держать язык за зубами! Профессия, так сказать, обязывает…
- Я рад, граф, что мы поняли друг друга. А вот на обед я Вас приглашаю. Хотите, я угощу Вас исталийской кухней? У меня есть как раз бутылочка девонширского бренди…
- Вы очень любезны князь…
Когда Эдоардо садился в коляску, то был настолько погружён с мысли, что крутились в его голове, что не сразу понял, что в глубине кто-то сидит.
- Я уже заждался Вас, дружище.
Эдоардо вздрогнул и отметил, что констебль Лорк замаскировался великолепно: его плащ в темноте сливался с обивкой сидений.
- Я не хотел Вас напугать.
- Это от неожиданности. Вы всё там, - Эдоардо кивком указал на здание клуба, - осмотрели?
- Да. Следов практически нет. Как будто бы секретаря убил призрак-невидимка. На шпаге отсутствуют следы от руки. Видимо, убийца был в перчатках. Следов обуви тоже нет, хотя накануне был дождь.
- Работник клуба?
- Может быть. Только у всех слуг есть алиби на эту ночь. Ночной сторож рассказал, как закрыл дверь за дворецким – он всегда уходит последним, и улёгся спать в своей будке, то есть: «Я сел на кресло и стал ждать захода солнца. Люблю любоваться на закат!» Врёт, шельмец. От него пахло дешёвым шетландским виски. Спал, и проспал всё самое интересное…
- Кто обнаружил убитого?
- Так дворецкий. Он всегда приходит первым.
- Уходит последним, приходит первым… Он мне нужен, мистер Титус. Я хочу поговорить с ним, - Эдоардо тут же вспомнил взгляд, каким дворецкий наградил своего хозяина.
- Если нужен – будет, - обнадёжил исталийца Титус Лорк, и коляска остановилась. Констебль выпрыгнул из неё, тут же скрывшись за массивной дверью полицейского участка, а настройщик продолжил свой путь домой.
Верный Джино уже ждал его у дверей, будто бы мистическим образом знал, во сколько вернётся хозяин. Хотя, судя по тому, сколько лет он работал на семью Эдоардо, а до этого сколько веков его предки служили предкам князя, всё было возможно.
- Джино, - Эдоардо протянул старику свою шляпу, и тот повесил её на шляпницу, - будь готов на днях принять к обеду важного господина. Нужна исталийская кухня и хорошее бренди.
- Как скажете, господин, - Джино чинно поклонился.
- Давай без этих расшаркиваний, Джино, в память о том, что мы с тобой вместе пережили. Я же говорил тебе: не смей мне кланяться, когда мы одни. Я бы вообще запретил тебе делать это, но, боюсь, нас здесь не поймут. Мы не на родине.
- Стоит один раз не поступить так, как велит долг – это начинает входить в привычку, - ответил ему старый слуга. – Сегодня я не поклонюсь Вам, когда мы наедине, а завтра забуду сделать это прилюдно. И Вы выгоните меня на улицу, не сами, нет, а общественное мнение заставит Вас расстаться со мной. И кому я буду нужен: старый неучтивый слуга в чужой холодной стране?
- Твои слова могут заставить меня прослезиться, Джино, а я не хочу сейчас впадать в сентиментальность. Мне необходимо подумать. Приготовь мне тёплый морс и маслины. Я поработаю в кабинете.
Кабинетом Эдоардо называл маленькую комнатушку почти под крышей, с узким смотровым окном под потолком, старинным бюро и синим клавесином. Эдоард присел за старинное бюро, взял расчерченный нотный лист и стал царапать на нём небольшую музыкальную фразу. Она состояла всего из трёх нот и начиналась с «си» третьей октавы. Следующие две были «до» и «ре мажор». Потом они повторялись, только в другой длительности, не три четверти, а в одной второй. Потом была одна восьмая, шестнадцатая, тридцать вторая.
Эдоардо представил себе подобную мелодию и усмехнулся: интересно, а потомки придумают что-нибудь, какой-то механизм, чтобы звуки могли звучать ещё быстрее и быть более короткими?
Тут Джино принёс поднос с маслинами и тёплым питьём. Эдоардо ненавидел анклийский чай. Во всех рондонских домах, куда приходил Эдоардо, чтобы настроить инструмент, ему предлагали эту гадость. Эдоардо не понимал, как его можно пить. Поэтому предпочитал ягодный морс. Зимой ягоды достать было практически невозможно, но Джино откопал парочку мест, где в магазине существовал ледник. И они выкупали сразу большую партию и просили владельца хранить ягоды там.
Так холодные рондонские зимы и промозглые остальные времена года становились чуточку теплее.
Эдоардо вспомнил сегодняшний обед и хозяина клуба. Омерзительный человечишка! Но загадка очень интересная, вызывающая недоумение. Сродни загадкам про закрытую комнату с чёрной кошкой и отсутствием окон.
А всё же дворецкого нужно опросить. Эдоардо не хотелось бы думать, что он уже отыскал разгадку в убийстве секретаря, это просто не может быть дворецкий. Тогда это всё очень просто и пошло, сродни сюжетам тех романов, авторы которых не затрудняют себя закручиванием сюжета, а назначают убийцами дворецких, садовников и прочую прислугу. Но, если судить по небольшому опыту Эдоардо, то прислуга как раз практически не бывает замешана в интригах хозяев, если только косвенно, как недавняя Жаннет из «Дубов». Девушка думала, что в горячем снотворное, а там был яд.
Поэтому в виновность дворецкого Эдоардо пока не верил.
Следующий день прошёл спокойно, пока вечером не принесли записку в фирменном конверте из «Крауна» с огромной короной на зелёном поле и надписью золотом «Клуб Краун». Эдоардо уже знал, что там будет, но, по привычке, вскрыл конверт. Граф Карлайл не утруждал себя излишними манерами.
- Граф, а говоря «помощник», Вы что имеете в виду? Он был Вашим секретарём? Делопроизводителем?
- Питер? Он был всем… Самым лучшим секретарём. Он был в курсе всего. Я доверял ему, как самому себе. Дела клуба, дела поместья, финансовые секреты клиентов… Вы же понимаете, князь, что иногда у человека остаётся только имя, за которым стоят поколения предков, а кроме него – ничего! Мы стараемся здесь такое не афишировать, но бывает по-всякому. Мой Питер не стал бы входить в кабинет без меня. Да ещё и открывать сейф. Я не понимаю…
«Так-так-так… Забавно! - подумал Эдоардо. – Но, подытожим: некий секретарь был убит в кабинете босса. Убит шпагой, находящейся тут же, значит, убийство было не запланированным. Сейф был открыт: застал вора? Возможно…»
- Понимаете, князь, - продолжил граф, - я не верю, что Питер Кук мог захотеть ограбить меня. Зачем ему это?
- Может, он играл на скачках? Или задолжал кому-то большую сумму, а Вы сами говорите, что доверяли ему.
- Нет, Питер не такой, - граф вынул из кармана платок и провёл им по своему лбу. – Я знаю, что говорю! У него была престарелая мать в Йоркшире, которой он отправлял переводы Королевской почтой, и всё! Никаких долгов, скачек, падших женщин и прочих… увеселений!
- Я извиняюсь, если обидел Вас, милорд, своими подозрениями. Я верю Вашему слову джентльмена, - Эдоардо замолчал, ведь в столовую начали вносить блюда двое слуг под присмотром дворецкого.
- Ничего, я понимаю… Я и сам бы заподозрил в первую очередь кого-нибудь из слуг. Но, поверьте, князь: у меня работают самые лучшие, самые преданные люди. Я об этом позаботился!
Эдоардо, до этого внимательно смотревший, как перед ним расставляют комплект из богемского хрусталя и чинайского фарфора, быстро поднял лицо и взглянул на дворецкого. Исталиец не пожалел о том, что сделал это: непроницаемость вышколенного слуги дрогнула после этих слов графа. «Как интересно! Неужели то, о чём я думаю?»
Граф Карлайл, когда Эдоардо вновь взглянул на него, показался ещё противнее. Зачатки жалости к хозяину клуба испарились, будто бы их и не было. Дворецкий вышел из столовой, и каждый шаг его в голове Эдоардо отозвался звуками хроматической гаммы*.
Далее Эдоардо пытался впихнуть себя замечательную телячью вырезку под сливочным соусом. Да, владелец клуба знал толк в еде! Сколько лет бы Эдоардо не жил в Анклии, всё никак не мог привыкнуть ни к яйцам «в мешочек», ни к овсяной каше, ни к жареному бекону.
Gloria all Madonna, что Джино умел уготовить не хуже любого италийского шеф-повара, да и сам Эдоардо нет-нет баловал себя пастой с маленькими tomatо и морепродуктами, купленными у исталийских контрабандистов по заоблачной цене в несколько фунтов.
Так что сейчас Эдоардо, в прошлом исталийский князь, а сейчас – настройщик клавесинов, без удовольствия жевал нежнейшее мясо, приготовленное, несомненно, лучшим поваром Рондона и Анклии. Нахождение за одним столом с этим маленьким человечком, обманчиво безобидным, портило Эдоардо аппетит.
Но исталиец не выжил бы на чужбине, давно бы сошёл с ума или покончил собой, если бы принимал близко к сердцу множество вещей, иногда не просто приходящихся ему не по нраву, а бесящих до чертей.
Особенно раздражал Эдоардо местный климат: сырой, холодный, заставляющий кутаться в пальто или плащ даже в середине лета. Никакого сравнения с прекрасным климатом благословенной Исталии!
Поэтому Эдоардо даже не поморщился, когда неприятный ему граф опять заговорил:
- Не понимаю, что могло убийце понадобиться в моём сейфе. Крупные суммы я там не держу, а вот мелочь пропала… Питер знал, что сейф у меня стоит для вида или для экстренного случая… Иногда игроки увлекаются, князь, и тогда в дело идут фамильные ценности… Я – не скупщик древнего хлама, не подумайте… Но иногда очень тяжело отказать высокопоставленному чиновнику, приближённому к королеве… Надеюсь, Вы меня понимаете, князь… И тогда я могу положить ценную вещь в этот сейф, сохраняя до выкупа. Меня не интересует старина, если она не приносит мне фунтов и шиллингов…
- А если человек, - Эдоардо обмакнул губы салфеткой, сделал глоток вина из дорого хрустального бокала и продолжил, - высокопоставленный человек, я скажу, так и не нашёл денег для выкупа этой… реликвии? Что тогда?
- Ну-у-у-у… Задали Вы задачку, князь! Я такого не припомню от слова совсем! Я – человек чести… Да хоть год пускай лежит, мне-то что… Но такого не было на моей памяти ни разу! Сюда не шастает этот сброд из нуворишей, поднявшихся на разграблении наших заморских колоний. Здесь бывает только старая аристократия, очень старая, такая, что помнит, как Уильям Первый прибыл сюда на своём дракаре.
Эдоардо был не силён в анклийской истории, и эта фраза графа Карлайла ему ничего не сказала, но зарубку исталиец сделал, пометив в голове кривой «си» третьей октавы.
Это не помешало ему глубокомысленно покивать головой.
- Но всё же… Давайте допустим такую ситуацию… В теории… замечательное вино!
- Бургундское… Подарок герцога Сен-Айт… - граф значительно взглянул на Эдоардо. Это, видимо, что-то тоже значило, но исталиец non ho capito niente !
Вторая зарубка дзинькнула «до» четвёртой. Эдоардо мысленно скривился: вот что значит давно не вращался среди своего круга! Правда, мужчина не сильно от этого страдал, но, когда возникла необходимость влиться обратно в высший свет, это оказалось трудно. За эти годы многое поменялось, на первый план вышло то, что оставалось возможной загадкой для исталийского князя: имена, фамилии, родство, то, чему его учили гувернёры, нанятые отцом. Конечно, Эдоардо читал прессу. Он выписывал и «Тайм», и «Бизнес листок», издаваемые пронырливыми рондонскими писаками. Оказалось, что этого недостаточно, чтобы чувствовать себя, как рыба в воде в высшем свете столицы Анклии.
Перестав изводить себя за невнимание к свежим аристократическим сплетням, исталиец сделал ещё один небольшой глоток вина, покатал его во рту и отметил:
- Год был холодный. Вино отдаёт лёгкой кислинкой. Это тысяча восемьсот пятьдесят пятый или пятьдесят седьмой. Не самые ценные года бургундского…
- Вы угадали, князь. Это тысяча восемьсот пятьдесят седьмой. Знаете, Вы, исталийцы, толк в вине. Наш напиток – это бренди. Вот спросите меня, чем отличается бренди Девоншира от бренди Центральной Анклии, я Вам расскажу. А все эти галльские изыски – не моё. Но приходится соответствовать…
- Я тоже не ценитель вина, граф, - ответил ему Эдоардо, немного покривив душой. Он любил исталийское молодое рубиновое, как кровь, согретое южным солнцем. Но сейчас оно практически ему не попадалось, даже у контрабандистов. – За годы, проведённые мною в гостеприимной для меня Анклии, я уже привык к послеобеденному стаканчику бренди в весёлой мужской компании. Но иногда nostalgia мучает меня, и я поддаюсь ей. Мда-а-а… Но Вы мне так и не ответили, граф.
- Вы всё о том же… - граф отодвинул от себя бокал и опять вынул платок и протёр им лысину, теперь уже от обеденной испарины. – Один раз было такое, что один джентльмен, член клуба, скончался и не выкупил ту вещь, что принёс мне на… хранение. Я съездил к его поверенному. Вещь оказалась не такой ценной, как заявлял её бывший владелец. Мы провели оценку. Семья отказалась её выкупать, и я продал эту… безделицу с аукциона. Сумма покрыла долг покойника перед клубом, и всё. Эта история не стоит даже той бумаги, на которой Вы сможете её описать…
- Забавно… То есть, Вы принимаете, скажем, некие предметы, что приносят члены клуба, полагаясь только на их слово? – исталиец от любопытства напрягся, и, чтобы не выдать своего недоверия словам графа Карлайла, уставился в бокал с вином. Эдоардо не мог поверить в такое. Ведь буквально несколько минут назад граф чуть ли не в открытую признался, что шантажом держит слуг в повиновении!
- А как Вы себе представляете другое, князь? Допустим, у одного, к примеру, герцога закончилась наличность. Я дал ему какую-то сумму под расписку. Но он проиграл и её… Что мне остаётся? Я не процентщик и не банкир. И тогда этот… герцог отдаёт мне на хранение свой брегет, золотой, с изумрудами и алмазами. Как же мне поступить иначе, как ни взять его на это самое хранение? - Граф, склонив голову на бок, уставился на Эдоардо своими маленькими, глубоко посажеными глазками? – Иногда сумма довольно смешная. Я мог бы дать её взаймы и под слово джентльмена, но правила клуба не позволяют мне делать этого… Кстати, описываемое происходит достаточно редко. Повторюсь: здесь не бывает случайных людей.
Эдоардо не поверил в альтруизм графа. Правила клуба, значит. Ещё одна нотка на воображаемом нотном стане.
Вскоре принесли десерт, бренди и сигары. И, наконец, появился Титус Лорк. Он извинился перед графом, отказался от еды, но выпил бренди с лимоном. Потом подмигнул Эдоардо и опять скрылся в недрах клуба. Настройщик понял, что пора закругляться.
- Благодарю Вас за обед, граф. Но у меня обстоятельства… Они не позволяют более отвлекать Вас от дел. Позвольте откланяться!
- Приятно было познакомиться, князь Сильвестри. Если решите стать членом клуба, то за скромный взнос в сто фунтов я вышлю Вам приглашение.
- Заманчиво, граф, заманчиво, - сказал Эдоардо вслух, а сам подумал: «Скромный взнос, на который мы с Джино жили первый год нашего пребывания здесь». – Но, боюсь, моё инкогнито пострадает, если я вернусь в положенное мне по статусу общество. Надеюсь, что если кто-нибудь будет интересоваться у Вас, граф, мною или просто назовёт моё имя, Вы сделаете вид, что никогда ничего не слышали его? Иногда знания бывают очень… опасными… - Эдоардо обаятельно улыбнулся, а граф слегка побледнел.
- Ну, что Вы, князь! Я умею держать язык за зубами! Профессия, так сказать, обязывает…
- Я рад, граф, что мы поняли друг друга. А вот на обед я Вас приглашаю. Хотите, я угощу Вас исталийской кухней? У меня есть как раз бутылочка девонширского бренди…
- Вы очень любезны князь…
Когда Эдоардо садился в коляску, то был настолько погружён с мысли, что крутились в его голове, что не сразу понял, что в глубине кто-то сидит.
- Я уже заждался Вас, дружище.
Эдоардо вздрогнул и отметил, что констебль Лорк замаскировался великолепно: его плащ в темноте сливался с обивкой сидений.
- Я не хотел Вас напугать.
- Это от неожиданности. Вы всё там, - Эдоардо кивком указал на здание клуба, - осмотрели?
- Да. Следов практически нет. Как будто бы секретаря убил призрак-невидимка. На шпаге отсутствуют следы от руки. Видимо, убийца был в перчатках. Следов обуви тоже нет, хотя накануне был дождь.
- Работник клуба?
- Может быть. Только у всех слуг есть алиби на эту ночь. Ночной сторож рассказал, как закрыл дверь за дворецким – он всегда уходит последним, и улёгся спать в своей будке, то есть: «Я сел на кресло и стал ждать захода солнца. Люблю любоваться на закат!» Врёт, шельмец. От него пахло дешёвым шетландским виски. Спал, и проспал всё самое интересное…
- Кто обнаружил убитого?
- Так дворецкий. Он всегда приходит первым.
- Уходит последним, приходит первым… Он мне нужен, мистер Титус. Я хочу поговорить с ним, - Эдоардо тут же вспомнил взгляд, каким дворецкий наградил своего хозяина.
- Если нужен – будет, - обнадёжил исталийца Титус Лорк, и коляска остановилась. Констебль выпрыгнул из неё, тут же скрывшись за массивной дверью полицейского участка, а настройщик продолжил свой путь домой.
Верный Джино уже ждал его у дверей, будто бы мистическим образом знал, во сколько вернётся хозяин. Хотя, судя по тому, сколько лет он работал на семью Эдоардо, а до этого сколько веков его предки служили предкам князя, всё было возможно.
- Джино, - Эдоардо протянул старику свою шляпу, и тот повесил её на шляпницу, - будь готов на днях принять к обеду важного господина. Нужна исталийская кухня и хорошее бренди.
- Как скажете, господин, - Джино чинно поклонился.
- Давай без этих расшаркиваний, Джино, в память о том, что мы с тобой вместе пережили. Я же говорил тебе: не смей мне кланяться, когда мы одни. Я бы вообще запретил тебе делать это, но, боюсь, нас здесь не поймут. Мы не на родине.
- Стоит один раз не поступить так, как велит долг – это начинает входить в привычку, - ответил ему старый слуга. – Сегодня я не поклонюсь Вам, когда мы наедине, а завтра забуду сделать это прилюдно. И Вы выгоните меня на улицу, не сами, нет, а общественное мнение заставит Вас расстаться со мной. И кому я буду нужен: старый неучтивый слуга в чужой холодной стране?
- Твои слова могут заставить меня прослезиться, Джино, а я не хочу сейчас впадать в сентиментальность. Мне необходимо подумать. Приготовь мне тёплый морс и маслины. Я поработаю в кабинете.
Кабинетом Эдоардо называл маленькую комнатушку почти под крышей, с узким смотровым окном под потолком, старинным бюро и синим клавесином. Эдоард присел за старинное бюро, взял расчерченный нотный лист и стал царапать на нём небольшую музыкальную фразу. Она состояла всего из трёх нот и начиналась с «си» третьей октавы. Следующие две были «до» и «ре мажор». Потом они повторялись, только в другой длительности, не три четверти, а в одной второй. Потом была одна восьмая, шестнадцатая, тридцать вторая.
Эдоардо представил себе подобную мелодию и усмехнулся: интересно, а потомки придумают что-нибудь, какой-то механизм, чтобы звуки могли звучать ещё быстрее и быть более короткими?
Тут Джино принёс поднос с маслинами и тёплым питьём. Эдоардо ненавидел анклийский чай. Во всех рондонских домах, куда приходил Эдоардо, чтобы настроить инструмент, ему предлагали эту гадость. Эдоардо не понимал, как его можно пить. Поэтому предпочитал ягодный морс. Зимой ягоды достать было практически невозможно, но Джино откопал парочку мест, где в магазине существовал ледник. И они выкупали сразу большую партию и просили владельца хранить ягоды там.
Так холодные рондонские зимы и промозглые остальные времена года становились чуточку теплее.
Эдоардо вспомнил сегодняшний обед и хозяина клуба. Омерзительный человечишка! Но загадка очень интересная, вызывающая недоумение. Сродни загадкам про закрытую комнату с чёрной кошкой и отсутствием окон.
А всё же дворецкого нужно опросить. Эдоардо не хотелось бы думать, что он уже отыскал разгадку в убийстве секретаря, это просто не может быть дворецкий. Тогда это всё очень просто и пошло, сродни сюжетам тех романов, авторы которых не затрудняют себя закручиванием сюжета, а назначают убийцами дворецких, садовников и прочую прислугу. Но, если судить по небольшому опыту Эдоардо, то прислуга как раз практически не бывает замешана в интригах хозяев, если только косвенно, как недавняя Жаннет из «Дубов». Девушка думала, что в горячем снотворное, а там был яд.
Поэтому в виновность дворецкого Эдоардо пока не верил.
Следующий день прошёл спокойно, пока вечером не принесли записку в фирменном конверте из «Крауна» с огромной короной на зелёном поле и надписью золотом «Клуб Краун». Эдоардо уже знал, что там будет, но, по привычке, вскрыл конверт. Граф Карлайл не утруждал себя излишними манерами.
