Давным-давно, Аве-Предвечная и Морок-Первозданный в бесконечном противостоянии создали Авемор. С этого всё и началось…
Умопомрачительно!
Я впервые наблюдала, как студент и речная дева предаются любви. Обычный человеческий парень и фея – совершенное творение Первозданного Морока.
Волшебно…
Вот повезло, так повезло!
Это я удачно вылезла сегодня утром с баржи на речной бережок – освежиться перед возвращением домой. Спросите, что я там делала? Да ничего! Ночевала после вчерашней пирушки в пабе Жабе. А теперь вот пряталась за перевёрнутой лодкой не в силах оторвать взгляд от увиденного.
Чудесно!
Я загадала желание, пока любовники бойко выплясывали, елозя на песке и сплетаясь в жарких объятиях. Вернее, на том месте пляжа, где песок прорастал травой. Дева была целиком обнажена, а у парня спущены штаны, являя взору напряжённые крепкие и бледные в мурашках ягодицы.
Он ритмично двигался, нависая над распростёртой под ним красоткой. Его руки скользили по её плечам, а губы жадно лобзали грудь. Прелестными ножками цвета алебастра она обхватила его торс, подаваясь навстречу и застонала. А её раздвоенный хвост заколыхался волнами в такт движениям…
Я немного знала анатомию водных. При выходе из реки или моря чешуйчатый хвост расщеплялся, и оттуда появлялись ноги. Одинаково у женщин и мужчин. Разве что у мужчин при этом вырастали не только ноги.
Студент – мой вчерашний собутыльник, между прочим, принялся вскрикивать что-то нечленораздельное и толкаться резче. А Фея – стонать громче… И лучи восходящего солнца ласкали бесстыдников. Золотили её нежную кожу и путались в его всклокоченных волосах… Утренний ветерок обвивал их, гонял стоны и вздохи по берегу, принося мимоходом запах рыбы, прелых водорослей и крики чаек с залива… Но любовники ничего не замечали кроме друг друга.
Любопытно, они тут всю ночь любились или только с утра?
Парень взвыл, заскулил, дёрнулся несколько раз, запрокинув голову, и затих с закатившимися от блаженства глазами… Речная феечка чмокнула его в щёку, выскользнула из-под обмякшего мужского тела и метнулась к берегу. Там она соединила ножки, нырнула в речку и уплыла, будто юркая рыбка, только хвост мелькнул, хлопнул по воде и пропал.
Ага, значит там не мелко. Недаром ребята стращали, рассказывая о донных ямах и глубоких омутах. Теперь не буду там купаться.
– Как не стыдно, – услышала я хихикающий шёпот за спиной и резко обернулась.
– Ивар! Ты меня напугал. Давно подсматриваешь?
Сидящий на холмике светловолосый парень усмехнулся в ответ.
– Кто бы говорил! Или сама не подсматривала?
– Я случайно. А ты? Давно?
– Только что… Заприметил, как «речная красотка ублажает моего приятеля, разбивая ему сердце», – процитировал он строчку из «Баллады о феях» известного менестреля.
Я посмотрела на незадачливого любовника беглянки феи и фыркнула. Он так и продолжал в изнеможении лежать на берегу, раскинув руки и ноги морской звездой и зарывшись лицом в песок.
– Ой, ли. Отряхнётся, натянет штаны и побежит в кабак хвастаться всем, что переспал с феей.
– Не скажи, – возразил Ивар. – У Лу она первая.
– Так он… – я криво улыбнулась, и мне отчего-то стало неловко.
Ивар кивнул.
– Речные феи обожают девственников.
– Хо! Так это она его… того, а не он её.
Вот уж не думала, что Лу – девственник. Он частенько похвалялся своими подвигами и достижениями по части утех. Выходит, сочинял. Я посмеивалась про себя и уже предвкушала, чем впоследствии могу подколоть лгунишку и поймать за хвост фею.
– Я тебе этого не говорил, – спешно отрёкся Ивар, – а ты не видела. Не проболтайся.
– Хо-хо! И как ты меня остановишь, если вздумаю сказать?
– А так… – парень подполз ко мне, оставляя следы ладоней и коленей на влажном песке. – Намекну ребятам, какая ты сластолюбивая штучка.
Он бесцеремонно схватил меня за руку.
– Отстань! – я оттолкнула его. – Забываешься, бродяга.
Ивар немедленно отпустил меня и сел рядом.
Он жил на той барже, где я сегодня ночевала, и частенько давал мне приют по ночам, когда не хотелось идти домой. Вы не подумайте, между нами ничего предосудительного не было и не будет. Мы просто друзья. Но иногда Ивар позволял себе шутить, надеяться и отпускать скабрезности на правах закадычного дружка.
– А чего, – пробурчал парень, – вон видел я, как ты распалилась, глядя на милующуюся парочку. Груди так и вздымались.
– Как бы не так, – я поднялась и отряхнула брюки. – Оставь попытки для твоего же блага, – и по-сестрински поддела его за подбородок. – Не забывай, кто я, и что тебе со мной не светит.
– Я и не забываю, – вздохнул он. – Уж и помечтать нельзя? А давай позавтракаем. Хочешь краба? И рыбёшки наловлю.
Я улыбнулась.
– Такой же рыбки, как подружка у Лу?
Он рассмеялся и вскочил на ноги.
– Могу помельче и съедобной. Послушай…
– Нет, Ив, – я покрутила головой, заслышав бой часов на ратуше, – я и так уже опаздываю.
Часы пробили восемь. Я никогда так не задерживалась. Хорошо погуляли вчера, проспала.
– Кого там? Занятия только в полдень начинаются.
– Это у тебя в полдень, а у меня часом раньше. Пока.
– Ладно, – смирился он. – До встречи.
– До встречи!
Я подхватила ботинки, чтобы обуть их уже на каменной набережной и побрела прочь, не оглядываясь и прощально махая рукой на ходу. Мокрая от росы трава приятно холодила босые ступни.
Внезапно со стороны залива протрубил рог. Звучание становилось всё ярче и пронзительнее, и наливалось силой. Я невольно обернулась, приставив ладонь козырьком, и всё равно щурясь от солнца, высмотрела вдалеке за лиманом грациозный корабль. Он свободно взлетал над бухтой, укрытой за скалами, раскинув перепончатые крылья и устремившись ввысь носовым крюком. Белые паруса взвились над обманчиво тонкими мачтами, и громко на миг загудели на верхотуре рифлёные гребни парения. Корабль развернул ветряные лопасти и поднял флаги с эмблемами рамилионского воздушного флота. Звук переливался и вибрировал, пока корабль набирал высоту, и стих, едва он взмыл к облакам. И пропал, влекомый гармоничным потоком…
Корабль-лебедь!
Конкретно этот – торговое судно дальнего следования.
Ивар тоже застыл в восхищении, провожая лебедя взглядом. Едва корабль скрылся за облаками, обернувшись тенью, мы одновременно перевели дух и переглянулись.
Кроме всего, Ивар – мой сокурсник в институте воздушного транспорта. Но по иронии судьбы жил на барже, и якшался с водными. Однажды он по секрету шепнул мне, что его отцом был речной дух. Но сам парень в матушку уродился – в человека. Такое в рыбацких и моряцких семьях не диво. И дети от водных становились, как правило, искусными мореходами и рыбаками. Почему же Ивара тянуло в небо? Надоело в детстве чистить рыбу, смолить лодки и расставлять сетки? Он как-то рассказывал, что жили они с матушкой в рыбацком посёлке возле гавани, и ребёнком он часто ходил смотреть, как взлетали лебеди. Вот гордые корабли и заворожили его.
Мы с ним как никто понимали друг друга и разбирались в конфигурациях воздушных кораблей.
– Принцесса Вероника?
Эх, не получилось. Не удалось незаметно пробраться в апартаменты. Но в следующую минуту я облегчённо вздохнула. Меня окликнул всего лишь ученик садовника Ости.
– В-вам п-понравились цветы п-под в-вашим б-балконом? – мальчуган слегка заикался от смущения, мял в руках шляпу и краснел как девчонка. Удивительно, что он вообще со мной заговорил.
– Ну, конечно, Ости, – я улыбнулась, удостоив его благосклонным взглядом, и двинулась к пожарной лестнице. – Это ты посадил?
Теперь бы подняться, влезть в окно, ведущее в маленький эркер и украдкой проникнуть в свою комнату через запасной коридорчик.
– Эт-т й-я п-п-п… – на этом вся отвага ученика садовника иссякла.
– Они прекрасны, – подбодрила его лучезарной улыбкой, перед тем как лезть наверх.
Удивительно, но я знала, как зовут парнишку… А, да! Однажды видела, как садовник отчитывал помощников-мальчишек, называя их по именам. У астрологов прекрасная память. Даже если они не помнят, что запомнили. Потом это всплывает из глубины.
Он так и стоял, разинув рот, и я поблагодарила Предвечную, что надела брюки.
В коридорчике мне снова не повезло. Я уже прокралась к своей двери, как вдруг:
– Вероника?
Что за день сегодня такой? Прокол на проколе. Кузина Лаванда! Я застыла в полуметре от вазона у входа в апартаменты, нарисовала на лице улыбку и повернулась к родственнице.
– О, доброе утро, Вэнди.
Она наморщила кукольный носик.
– Сколько раз просила не называй меня так.
– Хорошо, Ванда.
– Ты откуда такая, Ронни? – она подозрительно вцепилась взглядом в мой наряд – брюки свободного покроя и свитер.
– Гуляла по лесу, – соврала.
– И опоздала на завтрак, – Лаванда укоризненно покачала головой, проглотив мою ложь или притворившись, что верит, с неё станется.
– А что дедуля?
Она поморщилась.
– Оберон злился, конечно, но я сказала ему, что ты всю ночь просидела над учебниками и ещё спишь, наверное.
Ох, если бы так и было. Но вчера вместо этого мы с ребятами знатно отжигали в Жабе. Нет, по простолюдински конечно, но с полдюжины переодетых баронетов и графов с нами тоже кутили.
– Ведь занятия у тебя только в одиннадцать…
Она следит за моим расписанием?
– И какой у нас распорядок на сегодня?
Дедуля всегда объявлял это на завтраке, а завтрак я пропустила.
– В десять ловля бабочек на лугу.
– Чего? – я чуть язык себе не откусила от изумления. – Оберон уже сто лет не устраивал танцы с бабочками.
Да, с тех пор как умерла его последняя жена. Он сильно её любил и долго ходил в трауре.
– Но этим вечером они состоятся, – строго заметила кузина. – И представление. Оберон пригласил фей.
– О-у!
А лесных фей он не приглашал с тех пор, как его первая и бессмертная жена Титания оставила дворец и ушла навечно к феям, в леса. По слухам они поссорились, из-за любвеобильности Оберона и его ранней слабости всё к тем же феям. Я знала по рассказам, меня тогда ещё не было на свете.
– Что-то намечается? – я насторожилась.
– Точно не знаю, – Лаванда пожала плечами. – Вроде бы прибывают именитые гости. И ужин в их честь пропустить нельзя.
– Но у меня вечерние… занятия… в обсерватории.
Морок! Я почти не обманывала. Сегодня мы с ребятами собирались на залив – смотреть, как взлетают лебеди ночного рейса. Да, и никто из семьи не подозревал, что я учусь на воздухоплавателя. Чтобы улететь когда-нибудь отсюда и больше не вернуться.
– Ничего не знаю, – кузина в очередной раз поморщилась. – Моё дело передать. Оправдываться будешь перед Обероном, если он не увидит тебя за вечерним столом… Итак, ты пойдёшь ловить бабочек? Все фрейлины пойдут.
– Я не фрейлина.
– Как хочешь, а если надумаешь, у меня где-то завалялся лишний сачок.
И она надменно удалилась. Какой морской дьявол её вообще сюда принёс?! Любопытная кузина скорей всего шла ко мне узнать, почему меня не было на завтраке. Обычно я возвращалась с ночных гулянок не позже семи, а сейчас почти девять. В университет бы не опоздать.
Я вздохнула и поплелась к себе в комнату. Надо принять ванну, переодеться и придумать, как избежать сегодняшнего вечера с бабочками, и чтобы Оберон ничего не заподозрил. Намыливаясь, я усиленно соображала. Личных служанок у меня не было, поэтому я могла себе позволить побыть в блаженном одиночестве. Хотя и делила апартаменты с братом, он на моей половине редко появлялся.
Да, к слову, от служанок я отказалась сама. Ведь я не всегда жила в этой роскоши, прежде чем поселиться во дворце владыки Оберона, и была вполне скромной, неприхотливой, хотя очень знатной девушкой со стороны матери и жила с родителями, двумя братьями и сестрой в маленьком имении в живописной долине. Пока дедушка Оберон не затребовал меня и старшего брата сюда – в Пасс-де-Вуарт.
Родители не посмели ослушаться владыку четверти мира. Но по большому счёту Оберон и не дедушка мне вовсе, вернее дедушка, но двоюродный. Он старший брат моего родного пропавшего без вести деда – одного из бессмертных-первородных. Когда-то они населяли весь Авемор, но теперь их осталось только четверо здравствующих – Оберон, его сестра и второй брат, живущие далеко отсюда. Царица Титания. И Эскарон – отец моей матери, которая вопреки воле родных вышла замуж за полубезродного баронета – моего отца и покинула дворец.
Я тоже об этом мечтала. Вот устроюсь на корабль с лицензией астролога и улечу отсюда далеко-далеко в горные страны, к недосягаемым вершинам, где на заснеженных склонах Скальдура и в высокогорных пещерах живут вольные скайды… А лучше сразу в Заоблачные края – в Заоканию. Поговаривали, что самые отважные капитаны долетают и туда…
Бульк!
Я окунулась с головой и вынырнула отфыркиваясь. И перед глазами вновь предстала картинка сегодняшнего утра, и неприличная сценка на берегу. Хихикнула.
Ой, а есть-то как хочется! Единорога бы съела.
На завтрак я уже опоздала. Следовательно, мой путь лежал на кухню. Там заправляет всем тётушка Марта, и она мне всегда рада. Кроме того, главная дворцовая кухарка и кладовщица в курсе последних новостей и сможет ответить на мои вопросы лучше, чем кузина. Прислуга порой знала больше, чем болтливые и вездесущие фрейлины. Марта частенько шутила, что у неё в кладовой живёт мышка, что на хвостике вести приносит.
Моё решение оказалось верным. Когда я вошла на кухню, там вовсю что-то жарилось, так что масло скворчало на большой сковороде с длинной отполированной до блеска ручкой, и кухарка Марта хлопотала у плиты. Может повар Тобиас и знал, как приготовить лучшие пасс-де-вуартские блюда и десерты, но Марта была на кухне главной и гоняла поварят. Не то, что Тобиас, будучи добрейшим человеком. Зато на кухне всё блестело благодаря стараниям Марты и служанкам. Сейчас женщина, раскрасневшаяся от жара, идущего от плиты, повязала передник с ромашками, а волосы убрала под косынку. Колпаки по форме носили только повара.
– Доброе утро, принцесса! – воскликнула она, увидев меня. – «Рябчиков» желаете?
«Рябчиками» в Рамилионе называли гренки – жаренный сдобный хлеб, предварительно вымоченный в яйцах и молоке со специями и солью. В крестьянских семьях обычно использовали чёрный и зерновой, и обязательно смазанный чесноком. Это придавало гренкам остроты и пикантности.
Тётушка Марта делала гренки из белого, но по-городскому – без чеснока. Отчего он мне нравился не меньше. Зато посыпала сладким перчиком.
– Конечно хочу. Я же не завтракала.
– Тогда садись и подожди, – кухарка ненадолго оторвалась от сковородки и, подмигнув, поправила косынку. Налила полный стакан молока единорожихи и придвинула мне.
– Свеженадоенное. Пей-ка.
Я села за каменный стол на деревянную скамью и с радостью ухватила стакан. Знала, как это вкусно, а сливки так вообще лакомство. Молоко бежевого цвета, со сладковатым привкусом, жирное и густое. У меня сразу же образовались молочные усы. Я с удовольствием облизнулась и смотрела, как Марта бросает на сковородку щедро обмакнутые в смесь ломти. И меня не смущало, что это несъеденные булочки с господского стола. Остались от завтрака. Хлеба к завтраку резали много, а подавать нарезку второй раз строго запрещалось, и обязательно пекли свежий. А этот…
ЧАСТЬ I. Берегитесь Астрологов!
ГЛАВА 1. Я впервые наблюдала…
***
Умопомрачительно!
Я впервые наблюдала, как студент и речная дева предаются любви. Обычный человеческий парень и фея – совершенное творение Первозданного Морока.
Волшебно…
Вот повезло, так повезло!
Это я удачно вылезла сегодня утром с баржи на речной бережок – освежиться перед возвращением домой. Спросите, что я там делала? Да ничего! Ночевала после вчерашней пирушки в пабе Жабе. А теперь вот пряталась за перевёрнутой лодкой не в силах оторвать взгляд от увиденного.
Чудесно!
Я загадала желание, пока любовники бойко выплясывали, елозя на песке и сплетаясь в жарких объятиях. Вернее, на том месте пляжа, где песок прорастал травой. Дева была целиком обнажена, а у парня спущены штаны, являя взору напряжённые крепкие и бледные в мурашках ягодицы.
Он ритмично двигался, нависая над распростёртой под ним красоткой. Его руки скользили по её плечам, а губы жадно лобзали грудь. Прелестными ножками цвета алебастра она обхватила его торс, подаваясь навстречу и застонала. А её раздвоенный хвост заколыхался волнами в такт движениям…
Я немного знала анатомию водных. При выходе из реки или моря чешуйчатый хвост расщеплялся, и оттуда появлялись ноги. Одинаково у женщин и мужчин. Разве что у мужчин при этом вырастали не только ноги.
Студент – мой вчерашний собутыльник, между прочим, принялся вскрикивать что-то нечленораздельное и толкаться резче. А Фея – стонать громче… И лучи восходящего солнца ласкали бесстыдников. Золотили её нежную кожу и путались в его всклокоченных волосах… Утренний ветерок обвивал их, гонял стоны и вздохи по берегу, принося мимоходом запах рыбы, прелых водорослей и крики чаек с залива… Но любовники ничего не замечали кроме друг друга.
Любопытно, они тут всю ночь любились или только с утра?
Парень взвыл, заскулил, дёрнулся несколько раз, запрокинув голову, и затих с закатившимися от блаженства глазами… Речная феечка чмокнула его в щёку, выскользнула из-под обмякшего мужского тела и метнулась к берегу. Там она соединила ножки, нырнула в речку и уплыла, будто юркая рыбка, только хвост мелькнул, хлопнул по воде и пропал.
Ага, значит там не мелко. Недаром ребята стращали, рассказывая о донных ямах и глубоких омутах. Теперь не буду там купаться.
– Как не стыдно, – услышала я хихикающий шёпот за спиной и резко обернулась.
– Ивар! Ты меня напугал. Давно подсматриваешь?
Сидящий на холмике светловолосый парень усмехнулся в ответ.
– Кто бы говорил! Или сама не подсматривала?
– Я случайно. А ты? Давно?
– Только что… Заприметил, как «речная красотка ублажает моего приятеля, разбивая ему сердце», – процитировал он строчку из «Баллады о феях» известного менестреля.
Я посмотрела на незадачливого любовника беглянки феи и фыркнула. Он так и продолжал в изнеможении лежать на берегу, раскинув руки и ноги морской звездой и зарывшись лицом в песок.
– Ой, ли. Отряхнётся, натянет штаны и побежит в кабак хвастаться всем, что переспал с феей.
– Не скажи, – возразил Ивар. – У Лу она первая.
– Так он… – я криво улыбнулась, и мне отчего-то стало неловко.
Ивар кивнул.
– Речные феи обожают девственников.
– Хо! Так это она его… того, а не он её.
Вот уж не думала, что Лу – девственник. Он частенько похвалялся своими подвигами и достижениями по части утех. Выходит, сочинял. Я посмеивалась про себя и уже предвкушала, чем впоследствии могу подколоть лгунишку и поймать за хвост фею.
– Я тебе этого не говорил, – спешно отрёкся Ивар, – а ты не видела. Не проболтайся.
– Хо-хо! И как ты меня остановишь, если вздумаю сказать?
– А так… – парень подполз ко мне, оставляя следы ладоней и коленей на влажном песке. – Намекну ребятам, какая ты сластолюбивая штучка.
Он бесцеремонно схватил меня за руку.
– Отстань! – я оттолкнула его. – Забываешься, бродяга.
Ивар немедленно отпустил меня и сел рядом.
Он жил на той барже, где я сегодня ночевала, и частенько давал мне приют по ночам, когда не хотелось идти домой. Вы не подумайте, между нами ничего предосудительного не было и не будет. Мы просто друзья. Но иногда Ивар позволял себе шутить, надеяться и отпускать скабрезности на правах закадычного дружка.
– А чего, – пробурчал парень, – вон видел я, как ты распалилась, глядя на милующуюся парочку. Груди так и вздымались.
– Как бы не так, – я поднялась и отряхнула брюки. – Оставь попытки для твоего же блага, – и по-сестрински поддела его за подбородок. – Не забывай, кто я, и что тебе со мной не светит.
– Я и не забываю, – вздохнул он. – Уж и помечтать нельзя? А давай позавтракаем. Хочешь краба? И рыбёшки наловлю.
Я улыбнулась.
– Такой же рыбки, как подружка у Лу?
Он рассмеялся и вскочил на ноги.
– Могу помельче и съедобной. Послушай…
– Нет, Ив, – я покрутила головой, заслышав бой часов на ратуше, – я и так уже опаздываю.
Часы пробили восемь. Я никогда так не задерживалась. Хорошо погуляли вчера, проспала.
– Кого там? Занятия только в полдень начинаются.
– Это у тебя в полдень, а у меня часом раньше. Пока.
– Ладно, – смирился он. – До встречи.
– До встречи!
Я подхватила ботинки, чтобы обуть их уже на каменной набережной и побрела прочь, не оглядываясь и прощально махая рукой на ходу. Мокрая от росы трава приятно холодила босые ступни.
Внезапно со стороны залива протрубил рог. Звучание становилось всё ярче и пронзительнее, и наливалось силой. Я невольно обернулась, приставив ладонь козырьком, и всё равно щурясь от солнца, высмотрела вдалеке за лиманом грациозный корабль. Он свободно взлетал над бухтой, укрытой за скалами, раскинув перепончатые крылья и устремившись ввысь носовым крюком. Белые паруса взвились над обманчиво тонкими мачтами, и громко на миг загудели на верхотуре рифлёные гребни парения. Корабль развернул ветряные лопасти и поднял флаги с эмблемами рамилионского воздушного флота. Звук переливался и вибрировал, пока корабль набирал высоту, и стих, едва он взмыл к облакам. И пропал, влекомый гармоничным потоком…
Корабль-лебедь!
Конкретно этот – торговое судно дальнего следования.
Ивар тоже застыл в восхищении, провожая лебедя взглядом. Едва корабль скрылся за облаками, обернувшись тенью, мы одновременно перевели дух и переглянулись.
Кроме всего, Ивар – мой сокурсник в институте воздушного транспорта. Но по иронии судьбы жил на барже, и якшался с водными. Однажды он по секрету шепнул мне, что его отцом был речной дух. Но сам парень в матушку уродился – в человека. Такое в рыбацких и моряцких семьях не диво. И дети от водных становились, как правило, искусными мореходами и рыбаками. Почему же Ивара тянуло в небо? Надоело в детстве чистить рыбу, смолить лодки и расставлять сетки? Он как-то рассказывал, что жили они с матушкой в рыбацком посёлке возле гавани, и ребёнком он часто ходил смотреть, как взлетали лебеди. Вот гордые корабли и заворожили его.
Мы с ним как никто понимали друг друга и разбирались в конфигурациях воздушных кораблей.
***
ГЛАВА 2. Эх, не получилось…
***
– Принцесса Вероника?
Эх, не получилось. Не удалось незаметно пробраться в апартаменты. Но в следующую минуту я облегчённо вздохнула. Меня окликнул всего лишь ученик садовника Ости.
– В-вам п-понравились цветы п-под в-вашим б-балконом? – мальчуган слегка заикался от смущения, мял в руках шляпу и краснел как девчонка. Удивительно, что он вообще со мной заговорил.
– Ну, конечно, Ости, – я улыбнулась, удостоив его благосклонным взглядом, и двинулась к пожарной лестнице. – Это ты посадил?
Теперь бы подняться, влезть в окно, ведущее в маленький эркер и украдкой проникнуть в свою комнату через запасной коридорчик.
– Эт-т й-я п-п-п… – на этом вся отвага ученика садовника иссякла.
– Они прекрасны, – подбодрила его лучезарной улыбкой, перед тем как лезть наверх.
Удивительно, но я знала, как зовут парнишку… А, да! Однажды видела, как садовник отчитывал помощников-мальчишек, называя их по именам. У астрологов прекрасная память. Даже если они не помнят, что запомнили. Потом это всплывает из глубины.
Он так и стоял, разинув рот, и я поблагодарила Предвечную, что надела брюки.
В коридорчике мне снова не повезло. Я уже прокралась к своей двери, как вдруг:
– Вероника?
Что за день сегодня такой? Прокол на проколе. Кузина Лаванда! Я застыла в полуметре от вазона у входа в апартаменты, нарисовала на лице улыбку и повернулась к родственнице.
– О, доброе утро, Вэнди.
Она наморщила кукольный носик.
– Сколько раз просила не называй меня так.
– Хорошо, Ванда.
– Ты откуда такая, Ронни? – она подозрительно вцепилась взглядом в мой наряд – брюки свободного покроя и свитер.
– Гуляла по лесу, – соврала.
– И опоздала на завтрак, – Лаванда укоризненно покачала головой, проглотив мою ложь или притворившись, что верит, с неё станется.
– А что дедуля?
Она поморщилась.
– Оберон злился, конечно, но я сказала ему, что ты всю ночь просидела над учебниками и ещё спишь, наверное.
Ох, если бы так и было. Но вчера вместо этого мы с ребятами знатно отжигали в Жабе. Нет, по простолюдински конечно, но с полдюжины переодетых баронетов и графов с нами тоже кутили.
– Ведь занятия у тебя только в одиннадцать…
Она следит за моим расписанием?
– И какой у нас распорядок на сегодня?
Дедуля всегда объявлял это на завтраке, а завтрак я пропустила.
– В десять ловля бабочек на лугу.
– Чего? – я чуть язык себе не откусила от изумления. – Оберон уже сто лет не устраивал танцы с бабочками.
Да, с тех пор как умерла его последняя жена. Он сильно её любил и долго ходил в трауре.
– Но этим вечером они состоятся, – строго заметила кузина. – И представление. Оберон пригласил фей.
– О-у!
А лесных фей он не приглашал с тех пор, как его первая и бессмертная жена Титания оставила дворец и ушла навечно к феям, в леса. По слухам они поссорились, из-за любвеобильности Оберона и его ранней слабости всё к тем же феям. Я знала по рассказам, меня тогда ещё не было на свете.
– Что-то намечается? – я насторожилась.
– Точно не знаю, – Лаванда пожала плечами. – Вроде бы прибывают именитые гости. И ужин в их честь пропустить нельзя.
– Но у меня вечерние… занятия… в обсерватории.
Морок! Я почти не обманывала. Сегодня мы с ребятами собирались на залив – смотреть, как взлетают лебеди ночного рейса. Да, и никто из семьи не подозревал, что я учусь на воздухоплавателя. Чтобы улететь когда-нибудь отсюда и больше не вернуться.
– Ничего не знаю, – кузина в очередной раз поморщилась. – Моё дело передать. Оправдываться будешь перед Обероном, если он не увидит тебя за вечерним столом… Итак, ты пойдёшь ловить бабочек? Все фрейлины пойдут.
– Я не фрейлина.
– Как хочешь, а если надумаешь, у меня где-то завалялся лишний сачок.
И она надменно удалилась. Какой морской дьявол её вообще сюда принёс?! Любопытная кузина скорей всего шла ко мне узнать, почему меня не было на завтраке. Обычно я возвращалась с ночных гулянок не позже семи, а сейчас почти девять. В университет бы не опоздать.
Я вздохнула и поплелась к себе в комнату. Надо принять ванну, переодеться и придумать, как избежать сегодняшнего вечера с бабочками, и чтобы Оберон ничего не заподозрил. Намыливаясь, я усиленно соображала. Личных служанок у меня не было, поэтому я могла себе позволить побыть в блаженном одиночестве. Хотя и делила апартаменты с братом, он на моей половине редко появлялся.
Да, к слову, от служанок я отказалась сама. Ведь я не всегда жила в этой роскоши, прежде чем поселиться во дворце владыки Оберона, и была вполне скромной, неприхотливой, хотя очень знатной девушкой со стороны матери и жила с родителями, двумя братьями и сестрой в маленьком имении в живописной долине. Пока дедушка Оберон не затребовал меня и старшего брата сюда – в Пасс-де-Вуарт.
Родители не посмели ослушаться владыку четверти мира. Но по большому счёту Оберон и не дедушка мне вовсе, вернее дедушка, но двоюродный. Он старший брат моего родного пропавшего без вести деда – одного из бессмертных-первородных. Когда-то они населяли весь Авемор, но теперь их осталось только четверо здравствующих – Оберон, его сестра и второй брат, живущие далеко отсюда. Царица Титания. И Эскарон – отец моей матери, которая вопреки воле родных вышла замуж за полубезродного баронета – моего отца и покинула дворец.
Я тоже об этом мечтала. Вот устроюсь на корабль с лицензией астролога и улечу отсюда далеко-далеко в горные страны, к недосягаемым вершинам, где на заснеженных склонах Скальдура и в высокогорных пещерах живут вольные скайды… А лучше сразу в Заоблачные края – в Заоканию. Поговаривали, что самые отважные капитаны долетают и туда…
Бульк!
Я окунулась с головой и вынырнула отфыркиваясь. И перед глазами вновь предстала картинка сегодняшнего утра, и неприличная сценка на берегу. Хихикнула.
Ой, а есть-то как хочется! Единорога бы съела.
***
ГЛАВА 3. На завтрак я уже опоздала…
***
На завтрак я уже опоздала. Следовательно, мой путь лежал на кухню. Там заправляет всем тётушка Марта, и она мне всегда рада. Кроме того, главная дворцовая кухарка и кладовщица в курсе последних новостей и сможет ответить на мои вопросы лучше, чем кузина. Прислуга порой знала больше, чем болтливые и вездесущие фрейлины. Марта частенько шутила, что у неё в кладовой живёт мышка, что на хвостике вести приносит.
Моё решение оказалось верным. Когда я вошла на кухню, там вовсю что-то жарилось, так что масло скворчало на большой сковороде с длинной отполированной до блеска ручкой, и кухарка Марта хлопотала у плиты. Может повар Тобиас и знал, как приготовить лучшие пасс-де-вуартские блюда и десерты, но Марта была на кухне главной и гоняла поварят. Не то, что Тобиас, будучи добрейшим человеком. Зато на кухне всё блестело благодаря стараниям Марты и служанкам. Сейчас женщина, раскрасневшаяся от жара, идущего от плиты, повязала передник с ромашками, а волосы убрала под косынку. Колпаки по форме носили только повара.
– Доброе утро, принцесса! – воскликнула она, увидев меня. – «Рябчиков» желаете?
«Рябчиками» в Рамилионе называли гренки – жаренный сдобный хлеб, предварительно вымоченный в яйцах и молоке со специями и солью. В крестьянских семьях обычно использовали чёрный и зерновой, и обязательно смазанный чесноком. Это придавало гренкам остроты и пикантности.
Тётушка Марта делала гренки из белого, но по-городскому – без чеснока. Отчего он мне нравился не меньше. Зато посыпала сладким перчиком.
– Конечно хочу. Я же не завтракала.
– Тогда садись и подожди, – кухарка ненадолго оторвалась от сковородки и, подмигнув, поправила косынку. Налила полный стакан молока единорожихи и придвинула мне.
– Свеженадоенное. Пей-ка.
Я села за каменный стол на деревянную скамью и с радостью ухватила стакан. Знала, как это вкусно, а сливки так вообще лакомство. Молоко бежевого цвета, со сладковатым привкусом, жирное и густое. У меня сразу же образовались молочные усы. Я с удовольствием облизнулась и смотрела, как Марта бросает на сковородку щедро обмакнутые в смесь ломти. И меня не смущало, что это несъеденные булочки с господского стола. Остались от завтрака. Хлеба к завтраку резали много, а подавать нарезку второй раз строго запрещалось, и обязательно пекли свежий. А этот…
