— Сука! — взревел Варгор, прикрывая ладонью лицо от брызг мелкой стеклянной крошки, и оборотни, как один, рванули с места вслед за беглянкой, друг за другом ныряя в окно и приземляясь уже на лапы. Ру, больше никем не поддерживаемый, рухнул на пол. Варгор вскочил со своего места, чтобы броситься к окну и проследить за погоней, но я опередила его.
Короткий полет из окна второго этажа, ставшая вдруг пахучей земля клумб мягко спружинила под лапами, мелькнула не к месту мысль: «Черт, ведь совсем новые джинсы!». Запах погони и страха стоял в воздухе, струйками поднимаясь от следов лап, и я помчалась вслед за оборотнями, работая конечностями изо всех сил.
Они убьют ее. Ру вожак, и он едва дышит после их когтей, а она не выживет…
Мимо мелькали высокие, неприступные заборы и кованые ажурные ворота элитного загородного поселка, след петлял, то сворачивая в заросшие травой проулки, то вновь выводя на центральную асфальтированную дорогу. Кали бежала в город, очевидно, рассчитывая запутать следы в лабиринте улиц и домов, спрятаться в толпе снующих по своим делам людей и скрыть свой запах среди тысяч других. Но шансов добраться было так мало…
Они догнали ее на окраине ближайшего поселка, не такого роскошного и дорогого, как у Варгора, в безлюдном дворе, недалеко от детской площадки. Мамочки гуляли со своими крохами, радуясь солнечному теплу и первой зеленой травке, но все как одна стали расходиться, словно почуяв беду. Никто из них не увидел зверей, в остервенении рвущих друг друга в клочья, брызгавших кровью, хотя могли бы — материнство оно такое, обостряет все чувства, особенно чувство опасности.
Оборотни зажали Кали в тиски, встав по кругу, отрубая все пути к бегству, а она сцепилась с Гаратом, самым сильным и быстрым, сплетясь с ним в один рычащий, мелькающий когтями и клыками клубок. Не снижая скорости, я со всего разбегу влетела в круг оборотней и сбила огромного черного зверя, подмявшего под себя изящное, но уже изломанное медное тело Кали, так похожей на большую кошку в момент обращения.
«Мне конец», — мелькнула в голове мысль еще до того, как я снова оказалась на лапах. Я кое-что знала об этом оборотне, достаточно, чтобы не иметь ни крупицы надежды. Гигант, словно выпрыгнувший прямо из девяностых, прихвативший оттуда и свою злобу, и умение заводиться с пол-оборота, и желание убивать всех, кого позволит господин. Четыре огромных, похожих на серпы когтя мелькнули возле самых моих глаз, но Гарат не достал меня. Не успела я вскочить, и черная как ночь глыба шерсти и силы бросилась на меня, сверкнули яростью вертикальные зрачки, я нырнула вперед, под него, нацелившись на огромную заднюю лапу, вспарывающую землю когтями. Перекусить сухожилия — и он станет в разы медленней… Спина загорелась болью, по бокам струйками защекотала кровь, а я только и смогла слегка хватануть под коленкой. И тут же, не дав мне развернуться, Гарат обрушился всей свой нешуточной массой, прижимая к земле, раз за разом погружая клыки в правое плечо, опасно подбираясь к шее. Я рванулась, оставляя часть шкуры в его пасти, и мне удалось на мгновение освободиться, развернуться — и снова его когти полоснули меня по морде, шее, боку. Кровь заливала глаза, черный зверь набросился снова, я поднялась навстречу ему и покатилась кубарем, сметенная одним ударом тяжелой могучей лапы.
Запал ярости стал исчезать, и, чувствуя, как от страха и боли тело сжимается обратно в человеческое, я подумала о том, как глупо было ввязываться… я молю о помощи — кого? Что? Призрачно пахнуло сырой прохладой, маслянисто заалели трепещущие факелы по кругу. Я вдохнула и не смогла выдохнуть; ледяной, бушующий поток обрушился на меня, через меня, в меня, сердце захлебнулось и вдруг рвануло куда-то вверх, бешеное, неистовое, громкое. Я стала только дыхание и бой сердца, я стала вибрирующий бубен, я… умерла?
2. Увольнение
Я уже вызвала лифт, отчаявшись, когда Ру все-таки открыл.
— Вот уж не ждал, — невнятно буркнул Ру и исчез в квартире, оставив мне открытую дверь. Я вошла следом. В квартире царил невероятный бардак, пол был завален тряпками и какими-то обломками, на стенах в прихожей в паре мест виднелись довольно глубокие рытвины от чьих-то когтей и пятна, подозрительно похожие на кровь. Я вспомнила, что здесь побывали ребята Варгора, искали бесценный камень и били Ру. Наверное, с тех пор у него еще не было возможности и сил прибраться.
— Закрой, — коротко велел он и проковылял в зал, хромая и придерживаясь левой рукой за стенку. Мне стало немного стыдно за то, что заставила его тащиться к двери в таком состоянии — оно было немногим лучше с нашей последней встречи. Опухоль с лица практически сошла, уступив место багрово-синим гематомам, на губах, скулах, переносице алели запекшиеся ссадины. Судя по тому, как он держал правую руку, ей тоже хорошо досталось, спина была страшно изорвана в мясо, и, если вспомнить, как его били при мне, у него не одно сотрясение и ни одного целого ребра.
Я никогда не видела Ру таким. После стычек многие из нас были прилично помяты, но Ру — никогда. Самый быстрый, самый сильный, он всегда был впереди, не прятался за нами, но отделывался легкими царапинами в самых жестоких схватках, а потом держал на руках истерзанных членов своры, поддерживая в них жизнь. Он умел это, как истинный вожак.
— Как ты? — робко спросила я, переминаясь с ноги на ногу, глядя, как он осторожно, стараясь не задеть спину, опускается на диван.
— Заебись, — зло ответил Ру и усмехнулся. — Никогда так паршиво себя не чувствовал.
— Здорово тебя… Ничего не заживает, надо хотя бы перевязать.
— Отличная идея! — скривился он. — Вот рука срастется и займусь.
Захотелось развернуться и уйти. Не моя вина в том, что его так отделали. И, возможно, не его тоже.
Я молча отправилась на кухню ставить чайник. Когда мы идем в гости — мы покупаем тортик «к чаю», когда навещаем больного — покупаем апельсины, а я пришла с увесистым шматком мяса. Признаюсь, я думала и о тортике, и об апельсинах, но когда оказалась в магазине, поняла, что если имеешь дело с оборотнем, нет ничего лучше куска мяса. Для любого случая.
Кухня по моим понятиям была огромной, и в ней царил тот же беспорядок. Опрокинутый стол, холодильник с вмятинами, шкаф с оторванной дверцей. Ящики и полки из него вместе со всем содержимым разбросаны по полу. Стеклянная варочная поверхность расколота надвое, аж душа кровью обливается, кажется, кого-то приложили лбом прямо в центр. Впрочем, на работоспособности это не сказалось, так что я поставила чайник. Среди прочего хлама на полу нашлась сковорода, которой, похоже, никто ни разу не пользовался; с молотком для мяса мне не так повезло, скорее всего, его просто не было, и я принялась обрабатывать мясо рукояткой ножа.
— Эй, ты крушишь мою кухню? — встревожено прокричал Ру из комнаты. Как будто было что крушить. Я заглянула к нему:
— Нет, делаю отбивные.
На одутловатом, покрытом синяками лице сложно было разобрать какое-то выражение, но, по-моему, Ру был удивлен.
— Аа, ну ладно, — только и ответил он.
Ру умял мясо в мгновение ока.
— Илу, — сказал он, сменив гнев на милость и со вздохом откидывая голову на спинку дивана. — Кажется, у меня опять лопнула губа. Я никогда не ел ничего вкуснее.
Когда я, помыв тарелку, вернулась в комнату, то обнаружила Ру спящим сидя, откинув голову на спинку дивана. Я неловко постояла рядом с ним, разглядывая ссадины на висках, профиль изломанного носа, неаккуратные швы и гематомы на груди и животе. Ничего не заживало — так сильно Гарат измотал моего бывшего вожака. Мог бы убить. Может, и хотел убить, но Ру почему-то выжил.
Решив, что мне пора, я на цыпочках направилась к двери, но Ру хрипло пробормотал сквозь сон:
— Останься.
И, не дождавшись ответа, сгреб к себе подушки и, кое-как пристроившись на них, провалился обратно в сон. Пришлось остаться.
Он проспал до самого вечера. Я кое-как прибралась, стараясь не очень шуметь, сложила разбросанную одежду в кучу, собрала и выбросила осколки и обломки, поставила на предполагаемые места опрокинутую мебель. Ру проснулся в боевом настроении, обвел глазами некое подобие наведенного порядка и сразу же поковылял на кухню, бодрый, хоть и по-прежнему помятый. За эти несколько часов сна практически исчезли ссадины, пожелтели синяки, неплохо затянулись швы. В общем, мои отбивные пошли ему на пользу, чем я была очень довольна.
После того, как он прикончил остатки мяса, я взялась за перевязку и штопку. Было решено начать со спины, поскольку она по-прежнему выглядела ужасно. Перекиси не нашлось, так что пришлось обойтись кипяченой водой из чайника. На всякий случай я прокипятила и хирургическую иглу — Ру уже пользовался ею, когда самостоятельно зашивал те раны, до которых смог дотянуться. Дома я держала таких же несколько штук, они частенько были нужны во времена моей «своровской» жизни. Они валялись по всей квартире, и хорошо, если я хотя бы мыла их перед использованием — оборотню можно не бояться инфекции. Но в случае Ру я не была ни в чем уверена.
— А с рукой что? — осмелилась спросить я, стежок за стежком штопая рваные края еще сочащихся кровью ран, оставленных когтями Гарата и его дружков. Глубокие царапины выглядели пугающе по-человечески: свернувшаяся кровь, припухшая алая кожа вокруг — там, где не должно оставаться даже шрамов.
— Ключица сломана. Предплечье раздроблено, — отозвался Ру. — Отправлюсь к костоправу, как только заживут царапины. Может, еще не успеет срастись. У меня для него порядочно работы.
Я вспомнила, как мне ломали успевшую неправильно срастись кость ноги… Держали втроем. Самое отвратительное — это хруст. А ведь у Ру не только ключица сломана...
Я провозилась с медицинской работой до самой ночи. Ру мужественно и молчаливо терпел все мои неуклюжие манипуляции, затем, наотрез отказавшись от поддержки, проковылял в спальню. Тщательно прополоскав иглу и вымыв руки, я заглянула к нему попрощаться. Он уже разделся, бросив одежду валяться на полу возле постели, и забрался под одеяло.
— Останься, — требовательно произнес Ру, видя, что я собираюсь уходить. Пользуясь моей заминкой, он продолжил: — Раздевайся и ложись ко мне.
Я замерла в проходе, не веря своим ушам. Раздевайся? Да какого черта? Он же… калека, хоть и временно!
— Раздевайся и ложись, — настойчиво повторил Ру.
Предложи мне это кто-нибудь другой — потоком ругательств он бы не отделался. Но Ру… Я стащила футболку и джинсы, пытаясь сама себе объяснить, почему бывший вожак по-прежнему имеет такую власть надо мной. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой — той, что была лет десять назад, робкой и нерешительной. Ты думала, что стала сильной и самостоятельной? Сделай бутерброд, женщина, и полезай в койку!
Аккуратно повесив одежду на спинку стула, я шагнула к постели, оставаясь в нижнем белье.
— Все снимай, — остановил меня Ру. Я боялась поднять глаза и встретиться с его взглядом, обнаружить похоть или равнодушие, боялась увидеть, как он разглядывает меня, боялась показать свои растерянность и страх, но послушно сняла остальное и юркнула под одеяло. Ру приказал повернуться спиной и обнял сзади, тесно прижавшись всем телом. С некоторым разочарованием я поняла, что никакого желания ко мне он не испытывает.
— Я не трону тебя, — сонно пробормотал Ру мне в шею. — Мне просто нужно это для восстановления.
И тут же заснул.
Конечно. Я могла бы догадаться. Физический контакт с кем-то из своры, чтобы черпать из него силы для восстановления. Только вот почему я? Я уже давно не в своре… Потому что я пыталась спасти Кали? Просто потому что я единственная пришла?..
Ру встал раньше меня, и, когда я проснулась, он уже вовсю шуровал на кухне. Часы показывали пять часов вечера, но спать хотелось так, будто еще раннее утро. На мобильнике висело несколько пропущенных вызовов. Я опять прогуляла работу. Скорее всего, придется искать новую. Ну и ладно. Все равно совсем неудобно было ездить к ним на другой конец города. С предыдущей уволили из-за Круга. Пашку никогда не интересует, чем я там занимаюсь за стенами монастыря — тренировки и еще раз тренировки, даже если выходные закончились и пора появиться на работе.
Ру сидел за столом на единственном табурете и уплетал мороженое прямо из двухлитрового пластикового ведерка.
— Все что было в холодильнике, — сообщил он мне вместо приветствия. — Я зверски голоден.
Кто бы подумал, что холостяк, по совместительству являющийся вожаком своры, прячет в морозилке такое лакомство. Мороженое было с орешками и выглядело так аппетитно, что я присоединилась, вооружившись ложкой и усевшись прямо на подоконник.
— Ты выглядишь лучше, — отметила я, на минуту прерываясь, чтобы хоть немного отогреть рот.
Ру и правда стал выглядеть значительно лучше: от синяков и мелких ссадин не осталось и следа. Взглянуть бы на спину, но времени на это уже не оставалось.
— Мне нужно на работу, — сообщила я. Никуда идти совсем не хотелось, только есть и спать. Не торопясь с ответом, Ру зачерпнул преогромную ложку мороженого, отправил ее в рот и проглотил, пристально глядя на меня.
— По-моему, тебе нужно обратно в постель, — и, чтобы лишить свои слова двусмысленности, добавил: — Ты будто клубилась всю ночь. Я тебя совсем истощил.
Вот оно что. Вот почему я как разбитое корыто. Ру такой свежий и бодрый, почти как огурчик, и может даже его спина зажила, а я как выжатый лимон. А ведь я прилично получила от Камня два дня назад… Отложила ложку и вздохнула:
— Нет, я все-таки поеду. Меня уволят, если я не появлюсь.
Ру кивнул.
— Когда вернешься?
Он рассчитывает, что я вернусь? Ах, ну да, возможно, потребуется повторная перевязка, ведь со спиной, скорее всего, все не так хорошо, как с прочей мелочью.
— После четырех-пяти утра.
Я попыталась собраться с мыслями, пересчитывая в голове свои вещи и жалея, что среди них нет зубной щетки. Прикинула, как добраться до работы — выходило, что даже удобней, чем из дома.
— Это слишком поздно, — прервал мои мысли Ру. — В десять. Вечера.
Пследний раз обо мне так беспокоились, когда мне было семнадцать. Моя мать всегда слишком опекала меня. Может быть, это одна из причин, позволивших мне стать оборотнем — столько сдержанной ярости накопилось за те годы, когда я еще была тихой девочкой. Но Ру? Не для того я вышла из своры, чтобы кто-то решал вместо меня, в какое время мне возвращаться домой.
— Прости, но нет, — с этими словами я вышла из кухни, забрала свой рюкзак и попыталась пройти в прихожую, но Ру встал в проходе.
— В десять, — спокойно повторил он, нависая надо мной всем своим двухметровым ростом. С минуту мы пялились друг на друга, и я не собиралась сдаваться, но, похоже, Ру было все равно. — Отпросись с работы. Или прогуляй.
— Я не могу. Меня уволят, — буркнула я и попыталась протиснуться под его рукой — под левой рукой, и это было ошибкой, потому что он поймал меня и легко вернул на место.
— Где ты работаешь? — теперь Ру придерживал меня за локоть. Я начала опасаться, что вырваться из его квартиры я смогу либо начав драку, либо согласившись на невыгодные условия.
— В клубе. «Гадюка».
— Ок, — неожиданно он отпустил меня и отстранился, пропуская. Не дожидаясь, пока он передумает, я нацепила кроссовки, рюкзак и выскочила из его квартиры, как ошпаренная.
Короткий полет из окна второго этажа, ставшая вдруг пахучей земля клумб мягко спружинила под лапами, мелькнула не к месту мысль: «Черт, ведь совсем новые джинсы!». Запах погони и страха стоял в воздухе, струйками поднимаясь от следов лап, и я помчалась вслед за оборотнями, работая конечностями изо всех сил.
Они убьют ее. Ру вожак, и он едва дышит после их когтей, а она не выживет…
Мимо мелькали высокие, неприступные заборы и кованые ажурные ворота элитного загородного поселка, след петлял, то сворачивая в заросшие травой проулки, то вновь выводя на центральную асфальтированную дорогу. Кали бежала в город, очевидно, рассчитывая запутать следы в лабиринте улиц и домов, спрятаться в толпе снующих по своим делам людей и скрыть свой запах среди тысяч других. Но шансов добраться было так мало…
Они догнали ее на окраине ближайшего поселка, не такого роскошного и дорогого, как у Варгора, в безлюдном дворе, недалеко от детской площадки. Мамочки гуляли со своими крохами, радуясь солнечному теплу и первой зеленой травке, но все как одна стали расходиться, словно почуяв беду. Никто из них не увидел зверей, в остервенении рвущих друг друга в клочья, брызгавших кровью, хотя могли бы — материнство оно такое, обостряет все чувства, особенно чувство опасности.
Оборотни зажали Кали в тиски, встав по кругу, отрубая все пути к бегству, а она сцепилась с Гаратом, самым сильным и быстрым, сплетясь с ним в один рычащий, мелькающий когтями и клыками клубок. Не снижая скорости, я со всего разбегу влетела в круг оборотней и сбила огромного черного зверя, подмявшего под себя изящное, но уже изломанное медное тело Кали, так похожей на большую кошку в момент обращения.
«Мне конец», — мелькнула в голове мысль еще до того, как я снова оказалась на лапах. Я кое-что знала об этом оборотне, достаточно, чтобы не иметь ни крупицы надежды. Гигант, словно выпрыгнувший прямо из девяностых, прихвативший оттуда и свою злобу, и умение заводиться с пол-оборота, и желание убивать всех, кого позволит господин. Четыре огромных, похожих на серпы когтя мелькнули возле самых моих глаз, но Гарат не достал меня. Не успела я вскочить, и черная как ночь глыба шерсти и силы бросилась на меня, сверкнули яростью вертикальные зрачки, я нырнула вперед, под него, нацелившись на огромную заднюю лапу, вспарывающую землю когтями. Перекусить сухожилия — и он станет в разы медленней… Спина загорелась болью, по бокам струйками защекотала кровь, а я только и смогла слегка хватануть под коленкой. И тут же, не дав мне развернуться, Гарат обрушился всей свой нешуточной массой, прижимая к земле, раз за разом погружая клыки в правое плечо, опасно подбираясь к шее. Я рванулась, оставляя часть шкуры в его пасти, и мне удалось на мгновение освободиться, развернуться — и снова его когти полоснули меня по морде, шее, боку. Кровь заливала глаза, черный зверь набросился снова, я поднялась навстречу ему и покатилась кубарем, сметенная одним ударом тяжелой могучей лапы.
Запал ярости стал исчезать, и, чувствуя, как от страха и боли тело сжимается обратно в человеческое, я подумала о том, как глупо было ввязываться… я молю о помощи — кого? Что? Призрачно пахнуло сырой прохладой, маслянисто заалели трепещущие факелы по кругу. Я вдохнула и не смогла выдохнуть; ледяной, бушующий поток обрушился на меня, через меня, в меня, сердце захлебнулось и вдруг рвануло куда-то вверх, бешеное, неистовое, громкое. Я стала только дыхание и бой сердца, я стала вибрирующий бубен, я… умерла?
2. Увольнение
Я уже вызвала лифт, отчаявшись, когда Ру все-таки открыл.
— Вот уж не ждал, — невнятно буркнул Ру и исчез в квартире, оставив мне открытую дверь. Я вошла следом. В квартире царил невероятный бардак, пол был завален тряпками и какими-то обломками, на стенах в прихожей в паре мест виднелись довольно глубокие рытвины от чьих-то когтей и пятна, подозрительно похожие на кровь. Я вспомнила, что здесь побывали ребята Варгора, искали бесценный камень и били Ру. Наверное, с тех пор у него еще не было возможности и сил прибраться.
— Закрой, — коротко велел он и проковылял в зал, хромая и придерживаясь левой рукой за стенку. Мне стало немного стыдно за то, что заставила его тащиться к двери в таком состоянии — оно было немногим лучше с нашей последней встречи. Опухоль с лица практически сошла, уступив место багрово-синим гематомам, на губах, скулах, переносице алели запекшиеся ссадины. Судя по тому, как он держал правую руку, ей тоже хорошо досталось, спина была страшно изорвана в мясо, и, если вспомнить, как его били при мне, у него не одно сотрясение и ни одного целого ребра.
Я никогда не видела Ру таким. После стычек многие из нас были прилично помяты, но Ру — никогда. Самый быстрый, самый сильный, он всегда был впереди, не прятался за нами, но отделывался легкими царапинами в самых жестоких схватках, а потом держал на руках истерзанных членов своры, поддерживая в них жизнь. Он умел это, как истинный вожак.
— Как ты? — робко спросила я, переминаясь с ноги на ногу, глядя, как он осторожно, стараясь не задеть спину, опускается на диван.
— Заебись, — зло ответил Ру и усмехнулся. — Никогда так паршиво себя не чувствовал.
— Здорово тебя… Ничего не заживает, надо хотя бы перевязать.
— Отличная идея! — скривился он. — Вот рука срастется и займусь.
Захотелось развернуться и уйти. Не моя вина в том, что его так отделали. И, возможно, не его тоже.
Я молча отправилась на кухню ставить чайник. Когда мы идем в гости — мы покупаем тортик «к чаю», когда навещаем больного — покупаем апельсины, а я пришла с увесистым шматком мяса. Признаюсь, я думала и о тортике, и об апельсинах, но когда оказалась в магазине, поняла, что если имеешь дело с оборотнем, нет ничего лучше куска мяса. Для любого случая.
Кухня по моим понятиям была огромной, и в ней царил тот же беспорядок. Опрокинутый стол, холодильник с вмятинами, шкаф с оторванной дверцей. Ящики и полки из него вместе со всем содержимым разбросаны по полу. Стеклянная варочная поверхность расколота надвое, аж душа кровью обливается, кажется, кого-то приложили лбом прямо в центр. Впрочем, на работоспособности это не сказалось, так что я поставила чайник. Среди прочего хлама на полу нашлась сковорода, которой, похоже, никто ни разу не пользовался; с молотком для мяса мне не так повезло, скорее всего, его просто не было, и я принялась обрабатывать мясо рукояткой ножа.
— Эй, ты крушишь мою кухню? — встревожено прокричал Ру из комнаты. Как будто было что крушить. Я заглянула к нему:
— Нет, делаю отбивные.
На одутловатом, покрытом синяками лице сложно было разобрать какое-то выражение, но, по-моему, Ру был удивлен.
— Аа, ну ладно, — только и ответил он.
Ру умял мясо в мгновение ока.
— Илу, — сказал он, сменив гнев на милость и со вздохом откидывая голову на спинку дивана. — Кажется, у меня опять лопнула губа. Я никогда не ел ничего вкуснее.
Когда я, помыв тарелку, вернулась в комнату, то обнаружила Ру спящим сидя, откинув голову на спинку дивана. Я неловко постояла рядом с ним, разглядывая ссадины на висках, профиль изломанного носа, неаккуратные швы и гематомы на груди и животе. Ничего не заживало — так сильно Гарат измотал моего бывшего вожака. Мог бы убить. Может, и хотел убить, но Ру почему-то выжил.
Решив, что мне пора, я на цыпочках направилась к двери, но Ру хрипло пробормотал сквозь сон:
— Останься.
И, не дождавшись ответа, сгреб к себе подушки и, кое-как пристроившись на них, провалился обратно в сон. Пришлось остаться.
Он проспал до самого вечера. Я кое-как прибралась, стараясь не очень шуметь, сложила разбросанную одежду в кучу, собрала и выбросила осколки и обломки, поставила на предполагаемые места опрокинутую мебель. Ру проснулся в боевом настроении, обвел глазами некое подобие наведенного порядка и сразу же поковылял на кухню, бодрый, хоть и по-прежнему помятый. За эти несколько часов сна практически исчезли ссадины, пожелтели синяки, неплохо затянулись швы. В общем, мои отбивные пошли ему на пользу, чем я была очень довольна.
После того, как он прикончил остатки мяса, я взялась за перевязку и штопку. Было решено начать со спины, поскольку она по-прежнему выглядела ужасно. Перекиси не нашлось, так что пришлось обойтись кипяченой водой из чайника. На всякий случай я прокипятила и хирургическую иглу — Ру уже пользовался ею, когда самостоятельно зашивал те раны, до которых смог дотянуться. Дома я держала таких же несколько штук, они частенько были нужны во времена моей «своровской» жизни. Они валялись по всей квартире, и хорошо, если я хотя бы мыла их перед использованием — оборотню можно не бояться инфекции. Но в случае Ру я не была ни в чем уверена.
— А с рукой что? — осмелилась спросить я, стежок за стежком штопая рваные края еще сочащихся кровью ран, оставленных когтями Гарата и его дружков. Глубокие царапины выглядели пугающе по-человечески: свернувшаяся кровь, припухшая алая кожа вокруг — там, где не должно оставаться даже шрамов.
— Ключица сломана. Предплечье раздроблено, — отозвался Ру. — Отправлюсь к костоправу, как только заживут царапины. Может, еще не успеет срастись. У меня для него порядочно работы.
Я вспомнила, как мне ломали успевшую неправильно срастись кость ноги… Держали втроем. Самое отвратительное — это хруст. А ведь у Ру не только ключица сломана...
Я провозилась с медицинской работой до самой ночи. Ру мужественно и молчаливо терпел все мои неуклюжие манипуляции, затем, наотрез отказавшись от поддержки, проковылял в спальню. Тщательно прополоскав иглу и вымыв руки, я заглянула к нему попрощаться. Он уже разделся, бросив одежду валяться на полу возле постели, и забрался под одеяло.
— Останься, — требовательно произнес Ру, видя, что я собираюсь уходить. Пользуясь моей заминкой, он продолжил: — Раздевайся и ложись ко мне.
Я замерла в проходе, не веря своим ушам. Раздевайся? Да какого черта? Он же… калека, хоть и временно!
— Раздевайся и ложись, — настойчиво повторил Ру.
Предложи мне это кто-нибудь другой — потоком ругательств он бы не отделался. Но Ру… Я стащила футболку и джинсы, пытаясь сама себе объяснить, почему бывший вожак по-прежнему имеет такую власть надо мной. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой — той, что была лет десять назад, робкой и нерешительной. Ты думала, что стала сильной и самостоятельной? Сделай бутерброд, женщина, и полезай в койку!
Аккуратно повесив одежду на спинку стула, я шагнула к постели, оставаясь в нижнем белье.
— Все снимай, — остановил меня Ру. Я боялась поднять глаза и встретиться с его взглядом, обнаружить похоть или равнодушие, боялась увидеть, как он разглядывает меня, боялась показать свои растерянность и страх, но послушно сняла остальное и юркнула под одеяло. Ру приказал повернуться спиной и обнял сзади, тесно прижавшись всем телом. С некоторым разочарованием я поняла, что никакого желания ко мне он не испытывает.
— Я не трону тебя, — сонно пробормотал Ру мне в шею. — Мне просто нужно это для восстановления.
И тут же заснул.
Конечно. Я могла бы догадаться. Физический контакт с кем-то из своры, чтобы черпать из него силы для восстановления. Только вот почему я? Я уже давно не в своре… Потому что я пыталась спасти Кали? Просто потому что я единственная пришла?..
Ру встал раньше меня, и, когда я проснулась, он уже вовсю шуровал на кухне. Часы показывали пять часов вечера, но спать хотелось так, будто еще раннее утро. На мобильнике висело несколько пропущенных вызовов. Я опять прогуляла работу. Скорее всего, придется искать новую. Ну и ладно. Все равно совсем неудобно было ездить к ним на другой конец города. С предыдущей уволили из-за Круга. Пашку никогда не интересует, чем я там занимаюсь за стенами монастыря — тренировки и еще раз тренировки, даже если выходные закончились и пора появиться на работе.
Ру сидел за столом на единственном табурете и уплетал мороженое прямо из двухлитрового пластикового ведерка.
— Все что было в холодильнике, — сообщил он мне вместо приветствия. — Я зверски голоден.
Кто бы подумал, что холостяк, по совместительству являющийся вожаком своры, прячет в морозилке такое лакомство. Мороженое было с орешками и выглядело так аппетитно, что я присоединилась, вооружившись ложкой и усевшись прямо на подоконник.
— Ты выглядишь лучше, — отметила я, на минуту прерываясь, чтобы хоть немного отогреть рот.
Ру и правда стал выглядеть значительно лучше: от синяков и мелких ссадин не осталось и следа. Взглянуть бы на спину, но времени на это уже не оставалось.
— Мне нужно на работу, — сообщила я. Никуда идти совсем не хотелось, только есть и спать. Не торопясь с ответом, Ру зачерпнул преогромную ложку мороженого, отправил ее в рот и проглотил, пристально глядя на меня.
— По-моему, тебе нужно обратно в постель, — и, чтобы лишить свои слова двусмысленности, добавил: — Ты будто клубилась всю ночь. Я тебя совсем истощил.
Вот оно что. Вот почему я как разбитое корыто. Ру такой свежий и бодрый, почти как огурчик, и может даже его спина зажила, а я как выжатый лимон. А ведь я прилично получила от Камня два дня назад… Отложила ложку и вздохнула:
— Нет, я все-таки поеду. Меня уволят, если я не появлюсь.
Ру кивнул.
— Когда вернешься?
Он рассчитывает, что я вернусь? Ах, ну да, возможно, потребуется повторная перевязка, ведь со спиной, скорее всего, все не так хорошо, как с прочей мелочью.
— После четырех-пяти утра.
Я попыталась собраться с мыслями, пересчитывая в голове свои вещи и жалея, что среди них нет зубной щетки. Прикинула, как добраться до работы — выходило, что даже удобней, чем из дома.
— Это слишком поздно, — прервал мои мысли Ру. — В десять. Вечера.
Пследний раз обо мне так беспокоились, когда мне было семнадцать. Моя мать всегда слишком опекала меня. Может быть, это одна из причин, позволивших мне стать оборотнем — столько сдержанной ярости накопилось за те годы, когда я еще была тихой девочкой. Но Ру? Не для того я вышла из своры, чтобы кто-то решал вместо меня, в какое время мне возвращаться домой.
— Прости, но нет, — с этими словами я вышла из кухни, забрала свой рюкзак и попыталась пройти в прихожую, но Ру встал в проходе.
— В десять, — спокойно повторил он, нависая надо мной всем своим двухметровым ростом. С минуту мы пялились друг на друга, и я не собиралась сдаваться, но, похоже, Ру было все равно. — Отпросись с работы. Или прогуляй.
— Я не могу. Меня уволят, — буркнула я и попыталась протиснуться под его рукой — под левой рукой, и это было ошибкой, потому что он поймал меня и легко вернул на место.
— Где ты работаешь? — теперь Ру придерживал меня за локоть. Я начала опасаться, что вырваться из его квартиры я смогу либо начав драку, либо согласившись на невыгодные условия.
— В клубе. «Гадюка».
— Ок, — неожиданно он отпустил меня и отстранился, пропуская. Не дожидаясь, пока он передумает, я нацепила кроссовки, рюкзак и выскочила из его квартиры, как ошпаренная.
