– И нет, я к этому не имею ни малейшего отношения. Госпожа Мазахака! – Женщина, хищно щерясь на зависший чайник, вздрогнула, будто её застали на месте преступления, и нацепила на лицо маску официальности.
– Да, господин Анемон.
– Это же по вашей части – закупка, хранение и, самое важное, сохранение продовольствия в нашем доме. Как вы можете объяснить оставленную без присмотра целую банку варенья? В доме же дети…
– Дети?!
– Да. С Торми вы уже знакомы, и даже ближе, чем он с вареньем. Спешу представить вам свою племянницу – Лайнерию Арахуэнте.
– Она ваша… – уставилась на девочку домоуправша. – А так не похоже…
– Как это не похоже? – искренне возмутился Анемон. Племянница у него была единственной и неповторимой, самой близкой из живых родственников. Конечно, существовали ещё несколько четверо-и-далее-юродных, но видел он их от силы раза три за свою богатую событиями жизнь, а потому редко вообще вспоминал про их существование. – А кожа? А черты лица? А движения? Внимательнее нужно быть, госпожа Мазахака!
– Ну, разумеется, господин Анемон, – согласилась женщина, сурово рассматривая племянницу и дядю. – Внимательность важна. Но сделайте уже что-нибудь с чайником, раз собирались.
Истеричные нотки в голосе дамы напомнили, что неплохо бы разобраться с разбушевавшейся утварью. Анемон со вздохом снял очки.
Поначалу ничего не происходило, жестянка плавно покачивалась в воздухе, изливая из свёрнутого носика таинственный зеленоватый свет.
– Что это он делает? – шёпотом поинтересовалась у довольного ученика Мазахака, имея в виду Анемона, пристально глядящего на зависший чайник.
– Сейчас вы станете свидетелем того, как работает учитель. Он усмирит мятежного лулончика.
Дух, почувствовав, как его обволакивает чужая воля, дёрнулся и затрепетал в своём сосуде, не желая подчиняться. Анемон улыбнулся, получая удовольствие от невинной игры.
– Силой данной мне семейством Арахуэнте, я обрекаю тебя, дух зла, на вечное служение мне и моим приближённым.
– Так вот оно в чём секрет, – прозрела суровая женщина. – Слова печати повеления...
– Да нет же, их произносить совершенно необязательно, – сообщил всезнающий Торми, – просто учителю захотелось выпендриться.
– Между прочим, я всё слышу, Торми, – не переставая пристально глядеть на чайник, заметил Анемон. Меж тем посудинка покорно спланировала на подставленную ладонь. – Ну, вот и всё. Лети на кухню, крошка, – улыбнулся чайнику молодой человек.
Чайник выпустил струйку зеленоватого пара и улетел в указанном направлении. Мазахака, несомненно, впечатлённая происходящим, заторможено смотрела вслед.
Анемон надел очки.
– Лайн, иди переоденься с дороги.
Девочка согласно кивнула и бесшумно испарилась из коридора.
– Госпожа Мазахака, позаботьтесь, пожалуйста, о... – Анемон задумчиво посмотрел себе под ноги на бессознательное тело, раздумывая, как бы поделикатней назвать жертву произвола, творимого в его доме. Изодранная одежда и проступающий фингал смотрелись очень живописно. – О почтальоне. И не забудьте расписаться за посылку. Торми, когда приведешь себя в порядок, зайди в кабинет при библиотеке.
Домоуправша вздрогнула, когда к ней обратились, но не возразила, хмуро воззрившись на незваного гостя. Ученик досадливо поморщился, не желая так быстро расставаться с вишнёвым вареньем, пусть и на голове.
Анемон, раздав указания и сочтя, что здесь ему больше делать нечего, с любопытством рассматривая печати на лиловой коробочке, неспешно удалился.
Жемчужно-серое небо и прозрачные серебристые нити, с весенним задором протянувшиеся с небес к земле; слепящие голубоватые вспышки молний вдалеке и низкий рокочущий гром... Анемон распахнул окно, и комната наполнилась мерным шумом капель и освежающим запахом столь долгожданного дождя.
Оторвавшись от созерцания завораживающей стихии, он вновь обратил внимания на посылку, мирно покоившуюся на столе. Обилие печатей, нестандартная упаковка, отсутствие имени отправителя – всё было крайне загадочно, но не внушало особых опасений. С предвкушением Анемон достал нож для бумаг и срезал тонкие верёвочки, оплетающие лиловую коробку. Осторожно развернул слои хрусткой полупрозрачной бумаги и открыл нехитрый замочек небольшой простенькой шкатулки, таившейся в бумажном плену. По помещению поплыл дразнящий, густой аромат гиацинтов. Он его любил, хоть и возникали иногда неприятные ассоциации. Молодой человек задумчиво нахмурился, скользнув взглядом по выложенному перламутрово-зелёному узору на крышке, и потянулся было её приподнять. Но дверь кабинета бесцеремонно распахнулась, и в дверном проёме нарисовался сияющий улыбкой Торми, всё ещё с вареньем на волосах.
Анемон удивлённо воззрился на ученика – обычно его указания выполнялись беспрекословно... Ну ладно, следует признать, так было далеко не всегда.
– Ну и? Я же велел тебе избавиться от варенья.
– Учитель! – Анемон поморщился, искренне недоумевая, чего так орать, когда он находится с другой стороны стола. – Это совершенно неважно! Вы же хотели со мной поговорить, всё остальное подождёт!
– Да?
При всём желании он не мог избавиться от изрядной доли скепсиса в голосе. Слишком уж хорошо знал ученичка.
– Ну, разумеется, – улыбнулся Торми, затем повёл носом и удивлённо воззрился на учителя. – Кстати, чем это у вас тут так пахнет?!
Анемон нервно отдёрнул руку от шкатулки и посмотрел на серебристую дождевую вуаль за окном.
– Дождём, чем же ещё?
Торми принюхался, взглядом обследуя дюйм за дюймом библиотечный кабинет, и узрел шкатулочку, из недр которой хлынул восхитительный аромат.
– Определённо духи. Прихорашиваетесь для Мазахаки?
– Для… кого? – приподнял бровь Анемон. – Кстати, Торми, с чайником ты немного перестарался.
– Но вы же сами велели…
– …наблюдать…
– А как можно понять, кто перед тобой, если ничего не происходит? И уж если говорить об этом, то вы, учитель, тоже не сидели сложа руки. Чернила на подбородке явно же не для красоты нарисовали.
– А откуда знаешь, что не кровь?
– А что, кровь?
– Всё возможно.
– Учитель...
– Да нет, конечно.
– Учитель!
– Ладно, иди уже отмойся. Проследи на всякий случай за почтальоном, надеюсь, госпожа Мазахака ничего противоестественного с ним не сделает.
– Ну, тогда я пойду.
Торми уже держался за дверную ручку, но уходить не спешил, словно ожидал чего-то. Анемон ухмыльнулся, поймав любопытствующий взгляд ученика на шкатулке в ворохе лиловой бумаги, и, достав веер, демонстративно подошёл к распахнутому окну, всем своим видом показывая, что наблюдать за вспышками молний куда интересней, чем узнать содержимое посылки.
– Иди уже. Продолжай наблюдение.
Тяжко вздохнув, Торми под вспышку молнии и раскаты грома покинул залитый запахом гиацинтов кабинет. Его учитель покосился на захлопнувшуюся дверь и, тонко улыбнувшись самому себе, вернулся к столу и откинул крышку таинственной шкатулки.
Внутри лежали веточка гиацинта и коротенькая записка. Анемон с недоумением рассматривал пахучий цветок и гадал, что имел в виду автор столь оригинального послания. Он знал язык цветов и помнил, что белый гиацинт означает признание адресата эталоном красоты и очарования, голубой – знак согласия, жёлтый – ревность, красный или розовый – игривость, пурпурный – призывал забыть всё и впасть в печаль. Но он совершенно не представлял, что означает зелёный гиацинт с оранжевыми полосками и сине-фиолетовой каемкой по краю. Впрочем, такой оригинальный окрас, равно как и то, что цветок сохранил свежесть и ничуть не измялся в процессе, несомненно, бурного путешествия, совершенно точно указывали на личность автора послания. Да, не сезон уже для гиацинтов. Только герцог Миено имел возможность и наглость послать подобное. Записка же, написанная изящнейшим почерком на тонкой бежевой бумаге, и вовсе развеивала все сомнения: "И понимай это как хочешь, мудило!" Последнее слово было старательно зачёркнуто, но всё равно вполне читаемо.
– Интересно, что это на него опять нашло? – озадаченно пробормотал Анемон, складывая и раскрывая веер с изображением зелёной хризантемы.
Барабанная дробь стучащего по крыше дождя и музыка ароматов свежести и омытых водой трав и цветов побудили медленно открыть глаза. Прозрачные капли срывались с края деревянного навеса, оберегающего Шензу от ливня.
Почтальон поднялся на локтях, осматривая туманным взором своё «лежбище» – скамью, оплетённую вьюном с маленькими розовыми цветочками, – и ничего не понял. Как он здесь очутился?
«Ах да, посылка!» Он спешно проверил почтовую сумку, оказавшуюся пустой. «Я её отдал?.. Кажется». Пряча лицо в ладонях, юноша просматривал череду событий и картин, увиденных в особняке достопочтенного Анемона Арахуэнте, и по его телу пробежала дрожь. «Если ещё раз придётся нести туда посылку, то… то… то я этого не переживу! Что делать? Что делать? Что…»
Шензу сгрёб сумку, разглядывая её, как обезумевший.
– А, собственно, что мне терять? Сменю работу.
Воодушевлённый и успокоенный сей мыслью, Шензу умиротворенно смотрел на цветы вьюна, пережидая дождь.
То, что кажется иллюзией – иллюзия и есть,
Один я настоящий.
Миено,
один из восьми герцогов, из трактата по философии «Правда жизни».
Дверной колокольчик жалобно звякнул, впуская первого посетителя. Владелец конфетной лавки с интересом оглядел раннюю пташку и остался доволен презентабельным видом клиента; слегка надменные манеры выдавали в нём аристократа.
– Леденцов! Самых лучших и побольше! И да – побыстрее! – поступил заказ.
Пока девочка-помощница доставала резные лари со сластями – разноцветной фруктовой карамелью, похожей на россыпь драгоценных камней – мужчина наблюдал за посетителем, у которого на лице застыла странная, отрешённая улыбка. На товар, продемонстрированный ему с особой любезностью, юноша лишь мимолётно взглянул, словно качество не сильно-то его и волновало.
– Это всё? – поинтересовался он под конец, когда на отполированном прилавке появились порядка двадцати деревянных лакированных ларчиков, по одиночке легко умещающихся в ладони. – Тогда я возьму вот эти. – Всего три фигурных коробочки перекочевали с прилавка в руки клиента, оставив владельца недоумённо хлопать глазами – он-то надеялся сбыть весь предоставленный товар, а тут…
Мужчина хотел намекнуть, что «побольше» это никак не три маленьких упаковки, но не успел, застигнутый врасплох внезапной переменой настроения визитёра. Подтянув атласные белые перчатки с таким рвением, будто хотел от души кому-нибудь врезать, тот неожиданно зло выдал:
– Ну, держись, придурок! Я иду! – Язвительный смех прокатился волной злорадства, разбиваясь о стены небольшого, но весьма уютного магазинчика.
Юноша, гордо задрав подбородок, проследовал на выход и звякнул дверным колокольчиком, оставляя после себя тонкий, едва уловимый аромат гиацинтов.
Торми вздыхал и тоскливо рассматривал пятнистые бока большой щуки, заботливо выложенной на искрящееся на солнце ледяное крошево. Рыбина ещё находила в себе силы изредка взмахивать хвостом и разевать зубастую пасть, но надежды на спасение уже не было.
Четвёртый час…. Четвёртый час он находится в этом богами проклятом месте, медленно поджариваясь на успевшем подняться солнце, вдыхая умопомрачительный рыбный запах и не забывая таскаться за учителем, как приклеенный. Мальчик поудобнее перехватил ручку корзинки, наполненной аккуратно упакованной рыбой, и прислушался к разговору.
– Так вы говорите, сначала надо отварить курицу? – переспрашивал учитель у дородного мужчины за прилавком, делая при этом пометки в крошечной записной книжке с рецептами рыбных блюд.
Торговец, весь вид которого говорил о достатке и довольстве жизнью, благосклонно кивнул внимательному слушателю.
– Всё так, господин Арахуэнте, – мужчина ещё раз вдумчиво кивнул. – А вот после этого и добавляем потрошённую рыбную мелочь и хвост с плавниками и головой судака. Посмотрите, кстати, какой у меня замечательный судачок есть!
На прилавок тотчас же легла рыбная тушка с золочёной спинкой в тёмных продолговатых пятнышках. Учитель, согласно кивая, провёл пальцем по рыбьему хвосту.
– Торми, положи в корзинку. Мы его возьмём, уважаемый Латирус, – улыбнулся Анемон торговцу, протягивая монеты и вновь доставая книжечку. – Так что там дальше, как отварим?
– Процедить бульон, – с готовностью отозвался хранитель очередного уникального рецепта ухи, ловко заворачивая рыбину в плотную желтоватую бумагу и передавая Торми.
Мальчик посмотрел на свёрток как на личного врага. До сегодняшнего утра учитель не проявлял даже намёка на столь пламенную любовь к рыбе. Впрочем, утро изначально не предвещало ничего хорошего, поскольку его разбудил бодрый учитель с заявлением, что солнце давно уже встало и если кто-то хочет позавтракать, то у этого кого-то есть ровно четверть часа на сие действо. После объявления новостей, Анемон, жизнерадостно напевая, скрылся за дверью и обнаружился вновь на кухне в обществе кота и госпожи Мазахаки ещё более мрачной, чем раньше. Оглядывая частично убранный накануне разгром и натягивая поспешно прихваченный белый пиджачок, мальчик наивно надеялся на плотный завтрак. К большому сожалению, на столе присутствовали лишь традиционный полу-экзотический чай и остатки вчерашнего печенья, что домработница успела состряпать во время уборки. Но даже этими нехитрыми яствами Торми не дали насладиться в полной мере.
Анемон, попивая чаёк, допрашивал свеженанятую прислугу на предмет, чего она способна приготовить из рыбы. Услышав в ответ: «Всё что пожелаете! Но за продуктами мне щас идти некогда!», учитель ещё больше взбодрился и, вытащив ученика из-за стола, крикнул передавать привет Лайн и, захватив в кладовой корзинку, потащился за рыбой. Поспешно дожёвывая прихваченное печенье, Торми так и не успел возмутиться, пока не оказался в торговых рядах. Правда, на его бурчание о пользе завтраков не обратили внимания. По прошествии четырёх часов внезапная страсть учителя к обитателям вод превысила все допустимые для разумного человека пределы, а чаяния ребёнка поскорее закончить с покупками и всё-таки нормально поесть успели не только скончаться, но и самозахорониться.
«Наверно, уже семнадцатый рецепт за утро» – обреченно подумал ученик, снова возвращаясь к созерцанию рыбного изобилия на лотках. Влажные бока рыб серебристо поблёскивали. Пятнышки и полоски судаков, яркие плавники окуней, золотистая чешуя карасей и карпов, длинные тёмные тушки налимов, гребешки ершей, благородное розоватое серебро форели – разнообразие приятно радовало глаз, но жестоко ударяло по обонянию характерными ароматами. Торми уже всерьёз подумывал, не упасть ли ему в обморок, для профилактики? Но учитель так красочно описывал ожидаемое к ужину рыбное пиршество, что ребёнок неизменно воодушевлялся и, предаваясь грёзам о нежной розово-оранжевой мякоти форели, послушно плёлся за учителем до следующей лавки и очередного уникального рецепта.
Наконец, выспросив у уже взмокшего продавца все подробности и секреты приготовления ухи из судака и приобретя ещё один рыбный свёрточек, довольный Анемон отлип от прилавка, спрятал книжечку в карман тёмно-зелёного жилета и жизнерадостно возвестил:
– Купим курочку, и, пожалуй, всё.
– Да, господин Анемон.
– Это же по вашей части – закупка, хранение и, самое важное, сохранение продовольствия в нашем доме. Как вы можете объяснить оставленную без присмотра целую банку варенья? В доме же дети…
– Дети?!
– Да. С Торми вы уже знакомы, и даже ближе, чем он с вареньем. Спешу представить вам свою племянницу – Лайнерию Арахуэнте.
– Она ваша… – уставилась на девочку домоуправша. – А так не похоже…
– Как это не похоже? – искренне возмутился Анемон. Племянница у него была единственной и неповторимой, самой близкой из живых родственников. Конечно, существовали ещё несколько четверо-и-далее-юродных, но видел он их от силы раза три за свою богатую событиями жизнь, а потому редко вообще вспоминал про их существование. – А кожа? А черты лица? А движения? Внимательнее нужно быть, госпожа Мазахака!
– Ну, разумеется, господин Анемон, – согласилась женщина, сурово рассматривая племянницу и дядю. – Внимательность важна. Но сделайте уже что-нибудь с чайником, раз собирались.
Истеричные нотки в голосе дамы напомнили, что неплохо бы разобраться с разбушевавшейся утварью. Анемон со вздохом снял очки.
Поначалу ничего не происходило, жестянка плавно покачивалась в воздухе, изливая из свёрнутого носика таинственный зеленоватый свет.
– Что это он делает? – шёпотом поинтересовалась у довольного ученика Мазахака, имея в виду Анемона, пристально глядящего на зависший чайник.
– Сейчас вы станете свидетелем того, как работает учитель. Он усмирит мятежного лулончика.
Дух, почувствовав, как его обволакивает чужая воля, дёрнулся и затрепетал в своём сосуде, не желая подчиняться. Анемон улыбнулся, получая удовольствие от невинной игры.
– Силой данной мне семейством Арахуэнте, я обрекаю тебя, дух зла, на вечное служение мне и моим приближённым.
– Так вот оно в чём секрет, – прозрела суровая женщина. – Слова печати повеления...
– Да нет же, их произносить совершенно необязательно, – сообщил всезнающий Торми, – просто учителю захотелось выпендриться.
– Между прочим, я всё слышу, Торми, – не переставая пристально глядеть на чайник, заметил Анемон. Меж тем посудинка покорно спланировала на подставленную ладонь. – Ну, вот и всё. Лети на кухню, крошка, – улыбнулся чайнику молодой человек.
Чайник выпустил струйку зеленоватого пара и улетел в указанном направлении. Мазахака, несомненно, впечатлённая происходящим, заторможено смотрела вслед.
Анемон надел очки.
– Лайн, иди переоденься с дороги.
Девочка согласно кивнула и бесшумно испарилась из коридора.
– Госпожа Мазахака, позаботьтесь, пожалуйста, о... – Анемон задумчиво посмотрел себе под ноги на бессознательное тело, раздумывая, как бы поделикатней назвать жертву произвола, творимого в его доме. Изодранная одежда и проступающий фингал смотрелись очень живописно. – О почтальоне. И не забудьте расписаться за посылку. Торми, когда приведешь себя в порядок, зайди в кабинет при библиотеке.
Домоуправша вздрогнула, когда к ней обратились, но не возразила, хмуро воззрившись на незваного гостя. Ученик досадливо поморщился, не желая так быстро расставаться с вишнёвым вареньем, пусть и на голове.
Анемон, раздав указания и сочтя, что здесь ему больше делать нечего, с любопытством рассматривая печати на лиловой коробочке, неспешно удалился.
***
Жемчужно-серое небо и прозрачные серебристые нити, с весенним задором протянувшиеся с небес к земле; слепящие голубоватые вспышки молний вдалеке и низкий рокочущий гром... Анемон распахнул окно, и комната наполнилась мерным шумом капель и освежающим запахом столь долгожданного дождя.
Оторвавшись от созерцания завораживающей стихии, он вновь обратил внимания на посылку, мирно покоившуюся на столе. Обилие печатей, нестандартная упаковка, отсутствие имени отправителя – всё было крайне загадочно, но не внушало особых опасений. С предвкушением Анемон достал нож для бумаг и срезал тонкие верёвочки, оплетающие лиловую коробку. Осторожно развернул слои хрусткой полупрозрачной бумаги и открыл нехитрый замочек небольшой простенькой шкатулки, таившейся в бумажном плену. По помещению поплыл дразнящий, густой аромат гиацинтов. Он его любил, хоть и возникали иногда неприятные ассоциации. Молодой человек задумчиво нахмурился, скользнув взглядом по выложенному перламутрово-зелёному узору на крышке, и потянулся было её приподнять. Но дверь кабинета бесцеремонно распахнулась, и в дверном проёме нарисовался сияющий улыбкой Торми, всё ещё с вареньем на волосах.
Анемон удивлённо воззрился на ученика – обычно его указания выполнялись беспрекословно... Ну ладно, следует признать, так было далеко не всегда.
– Ну и? Я же велел тебе избавиться от варенья.
– Учитель! – Анемон поморщился, искренне недоумевая, чего так орать, когда он находится с другой стороны стола. – Это совершенно неважно! Вы же хотели со мной поговорить, всё остальное подождёт!
– Да?
При всём желании он не мог избавиться от изрядной доли скепсиса в голосе. Слишком уж хорошо знал ученичка.
– Ну, разумеется, – улыбнулся Торми, затем повёл носом и удивлённо воззрился на учителя. – Кстати, чем это у вас тут так пахнет?!
Анемон нервно отдёрнул руку от шкатулки и посмотрел на серебристую дождевую вуаль за окном.
– Дождём, чем же ещё?
Торми принюхался, взглядом обследуя дюйм за дюймом библиотечный кабинет, и узрел шкатулочку, из недр которой хлынул восхитительный аромат.
– Определённо духи. Прихорашиваетесь для Мазахаки?
– Для… кого? – приподнял бровь Анемон. – Кстати, Торми, с чайником ты немного перестарался.
– Но вы же сами велели…
– …наблюдать…
– А как можно понять, кто перед тобой, если ничего не происходит? И уж если говорить об этом, то вы, учитель, тоже не сидели сложа руки. Чернила на подбородке явно же не для красоты нарисовали.
– А откуда знаешь, что не кровь?
– А что, кровь?
– Всё возможно.
– Учитель...
– Да нет, конечно.
– Учитель!
– Ладно, иди уже отмойся. Проследи на всякий случай за почтальоном, надеюсь, госпожа Мазахака ничего противоестественного с ним не сделает.
– Ну, тогда я пойду.
Торми уже держался за дверную ручку, но уходить не спешил, словно ожидал чего-то. Анемон ухмыльнулся, поймав любопытствующий взгляд ученика на шкатулке в ворохе лиловой бумаги, и, достав веер, демонстративно подошёл к распахнутому окну, всем своим видом показывая, что наблюдать за вспышками молний куда интересней, чем узнать содержимое посылки.
– Иди уже. Продолжай наблюдение.
Тяжко вздохнув, Торми под вспышку молнии и раскаты грома покинул залитый запахом гиацинтов кабинет. Его учитель покосился на захлопнувшуюся дверь и, тонко улыбнувшись самому себе, вернулся к столу и откинул крышку таинственной шкатулки.
Внутри лежали веточка гиацинта и коротенькая записка. Анемон с недоумением рассматривал пахучий цветок и гадал, что имел в виду автор столь оригинального послания. Он знал язык цветов и помнил, что белый гиацинт означает признание адресата эталоном красоты и очарования, голубой – знак согласия, жёлтый – ревность, красный или розовый – игривость, пурпурный – призывал забыть всё и впасть в печаль. Но он совершенно не представлял, что означает зелёный гиацинт с оранжевыми полосками и сине-фиолетовой каемкой по краю. Впрочем, такой оригинальный окрас, равно как и то, что цветок сохранил свежесть и ничуть не измялся в процессе, несомненно, бурного путешествия, совершенно точно указывали на личность автора послания. Да, не сезон уже для гиацинтов. Только герцог Миено имел возможность и наглость послать подобное. Записка же, написанная изящнейшим почерком на тонкой бежевой бумаге, и вовсе развеивала все сомнения: "И понимай это как хочешь, мудило!" Последнее слово было старательно зачёркнуто, но всё равно вполне читаемо.
– Интересно, что это на него опять нашло? – озадаченно пробормотал Анемон, складывая и раскрывая веер с изображением зелёной хризантемы.
***
Барабанная дробь стучащего по крыше дождя и музыка ароматов свежести и омытых водой трав и цветов побудили медленно открыть глаза. Прозрачные капли срывались с края деревянного навеса, оберегающего Шензу от ливня.
Почтальон поднялся на локтях, осматривая туманным взором своё «лежбище» – скамью, оплетённую вьюном с маленькими розовыми цветочками, – и ничего не понял. Как он здесь очутился?
«Ах да, посылка!» Он спешно проверил почтовую сумку, оказавшуюся пустой. «Я её отдал?.. Кажется». Пряча лицо в ладонях, юноша просматривал череду событий и картин, увиденных в особняке достопочтенного Анемона Арахуэнте, и по его телу пробежала дрожь. «Если ещё раз придётся нести туда посылку, то… то… то я этого не переживу! Что делать? Что делать? Что…»
Шензу сгрёб сумку, разглядывая её, как обезумевший.
– А, собственно, что мне терять? Сменю работу.
Воодушевлённый и успокоенный сей мыслью, Шензу умиротворенно смотрел на цветы вьюна, пережидая дождь.
Глава 7 «Герцог Миено»
То, что кажется иллюзией – иллюзия и есть,
Один я настоящий.
Миено,
один из восьми герцогов, из трактата по философии «Правда жизни».
Дверной колокольчик жалобно звякнул, впуская первого посетителя. Владелец конфетной лавки с интересом оглядел раннюю пташку и остался доволен презентабельным видом клиента; слегка надменные манеры выдавали в нём аристократа.
– Леденцов! Самых лучших и побольше! И да – побыстрее! – поступил заказ.
Пока девочка-помощница доставала резные лари со сластями – разноцветной фруктовой карамелью, похожей на россыпь драгоценных камней – мужчина наблюдал за посетителем, у которого на лице застыла странная, отрешённая улыбка. На товар, продемонстрированный ему с особой любезностью, юноша лишь мимолётно взглянул, словно качество не сильно-то его и волновало.
– Это всё? – поинтересовался он под конец, когда на отполированном прилавке появились порядка двадцати деревянных лакированных ларчиков, по одиночке легко умещающихся в ладони. – Тогда я возьму вот эти. – Всего три фигурных коробочки перекочевали с прилавка в руки клиента, оставив владельца недоумённо хлопать глазами – он-то надеялся сбыть весь предоставленный товар, а тут…
Мужчина хотел намекнуть, что «побольше» это никак не три маленьких упаковки, но не успел, застигнутый врасплох внезапной переменой настроения визитёра. Подтянув атласные белые перчатки с таким рвением, будто хотел от души кому-нибудь врезать, тот неожиданно зло выдал:
– Ну, держись, придурок! Я иду! – Язвительный смех прокатился волной злорадства, разбиваясь о стены небольшого, но весьма уютного магазинчика.
Юноша, гордо задрав подбородок, проследовал на выход и звякнул дверным колокольчиком, оставляя после себя тонкий, едва уловимый аромат гиацинтов.
***
Торми вздыхал и тоскливо рассматривал пятнистые бока большой щуки, заботливо выложенной на искрящееся на солнце ледяное крошево. Рыбина ещё находила в себе силы изредка взмахивать хвостом и разевать зубастую пасть, но надежды на спасение уже не было.
Четвёртый час…. Четвёртый час он находится в этом богами проклятом месте, медленно поджариваясь на успевшем подняться солнце, вдыхая умопомрачительный рыбный запах и не забывая таскаться за учителем, как приклеенный. Мальчик поудобнее перехватил ручку корзинки, наполненной аккуратно упакованной рыбой, и прислушался к разговору.
– Так вы говорите, сначала надо отварить курицу? – переспрашивал учитель у дородного мужчины за прилавком, делая при этом пометки в крошечной записной книжке с рецептами рыбных блюд.
Торговец, весь вид которого говорил о достатке и довольстве жизнью, благосклонно кивнул внимательному слушателю.
– Всё так, господин Арахуэнте, – мужчина ещё раз вдумчиво кивнул. – А вот после этого и добавляем потрошённую рыбную мелочь и хвост с плавниками и головой судака. Посмотрите, кстати, какой у меня замечательный судачок есть!
На прилавок тотчас же легла рыбная тушка с золочёной спинкой в тёмных продолговатых пятнышках. Учитель, согласно кивая, провёл пальцем по рыбьему хвосту.
– Торми, положи в корзинку. Мы его возьмём, уважаемый Латирус, – улыбнулся Анемон торговцу, протягивая монеты и вновь доставая книжечку. – Так что там дальше, как отварим?
– Процедить бульон, – с готовностью отозвался хранитель очередного уникального рецепта ухи, ловко заворачивая рыбину в плотную желтоватую бумагу и передавая Торми.
Мальчик посмотрел на свёрток как на личного врага. До сегодняшнего утра учитель не проявлял даже намёка на столь пламенную любовь к рыбе. Впрочем, утро изначально не предвещало ничего хорошего, поскольку его разбудил бодрый учитель с заявлением, что солнце давно уже встало и если кто-то хочет позавтракать, то у этого кого-то есть ровно четверть часа на сие действо. После объявления новостей, Анемон, жизнерадостно напевая, скрылся за дверью и обнаружился вновь на кухне в обществе кота и госпожи Мазахаки ещё более мрачной, чем раньше. Оглядывая частично убранный накануне разгром и натягивая поспешно прихваченный белый пиджачок, мальчик наивно надеялся на плотный завтрак. К большому сожалению, на столе присутствовали лишь традиционный полу-экзотический чай и остатки вчерашнего печенья, что домработница успела состряпать во время уборки. Но даже этими нехитрыми яствами Торми не дали насладиться в полной мере.
Анемон, попивая чаёк, допрашивал свеженанятую прислугу на предмет, чего она способна приготовить из рыбы. Услышав в ответ: «Всё что пожелаете! Но за продуктами мне щас идти некогда!», учитель ещё больше взбодрился и, вытащив ученика из-за стола, крикнул передавать привет Лайн и, захватив в кладовой корзинку, потащился за рыбой. Поспешно дожёвывая прихваченное печенье, Торми так и не успел возмутиться, пока не оказался в торговых рядах. Правда, на его бурчание о пользе завтраков не обратили внимания. По прошествии четырёх часов внезапная страсть учителя к обитателям вод превысила все допустимые для разумного человека пределы, а чаяния ребёнка поскорее закончить с покупками и всё-таки нормально поесть успели не только скончаться, но и самозахорониться.
«Наверно, уже семнадцатый рецепт за утро» – обреченно подумал ученик, снова возвращаясь к созерцанию рыбного изобилия на лотках. Влажные бока рыб серебристо поблёскивали. Пятнышки и полоски судаков, яркие плавники окуней, золотистая чешуя карасей и карпов, длинные тёмные тушки налимов, гребешки ершей, благородное розоватое серебро форели – разнообразие приятно радовало глаз, но жестоко ударяло по обонянию характерными ароматами. Торми уже всерьёз подумывал, не упасть ли ему в обморок, для профилактики? Но учитель так красочно описывал ожидаемое к ужину рыбное пиршество, что ребёнок неизменно воодушевлялся и, предаваясь грёзам о нежной розово-оранжевой мякоти форели, послушно плёлся за учителем до следующей лавки и очередного уникального рецепта.
Наконец, выспросив у уже взмокшего продавца все подробности и секреты приготовления ухи из судака и приобретя ещё один рыбный свёрточек, довольный Анемон отлип от прилавка, спрятал книжечку в карман тёмно-зелёного жилета и жизнерадостно возвестил:
– Купим курочку, и, пожалуй, всё.
