Итак, я думаю о деньгах в голове Таи, думаю достаточно долго, хочу убедиться, что Тая не будет испытывать неудобство из-за того, что оставит пять миллионов себе. Затем вкладываю в ее память сценарий предстоящей с Сэнди встречи, после чего с чувством выполненного долга покидаю ее тело.
Затем возвращаюсь в свой домик. Прохожу сквозь Гейси (пушистый засранец начинает отъедать себе брюшко, и это не может не радовать) и ложусь рядом с Сэнди. Обнимаю ее, закрываю, если так можно выразиться, глаза и воображаю, что чувствую тепло ее мерно вздымающейся груди.
Я не могу уснуть. Живым порой достаточно лечь в кровать, повертеться и где-то через час провалиться в сон. С мертвецами это не работает. Поэтому я успеваю за это время выпрыгнуть из окна в теле вора и прыгнуть под машину в теле чиновника. Да, у меня нет доказательств, что чиновник является взяточником, его воспоминания я не изучал и в случайно увиденных новостях об этом не сказали ни слова, но новости про политику всегда лживы, это раз, а между словами "чиновник" и "взяточник" всегда стоит знак равенства, это два. Пока моя Сэнди спит, я избавляю планету от мразей. Для Сэнди я уже ангел-хранитель, да, но для планеты я стану первым богом, которому не наплевать на жизни ему молящихся. Люди поймут, что есть некоторая сила, карающая зло, но им и в голову не придет, что у силы этой человеческое имя.
Пока моя девочка спит, я убиваю двух президентов двух враждующих стран. Я вселяюсь в тела их жен и ножами перерезаю глотки так называемым вершителям судеб целых народов. Я делаю эти убийства похожими, чтобы пресса обкончалась в истошных репортажах о мистическом убийце, который не занимает ничью сторону, а просто использует чужие руки для своих грязных дел. И чтобы журналюги пришли к такой теории, я убиваю двух правителей двух, опять же, враждующих стран, убиваю руками их некрасивых жен, стараюсь, чтобы порезы на старых шеях выглядели до невозможности одинаково.
Переношусь в тело Сэнди - моя девочка все еще спит. Затем пытаюсь вселиться в тело Таи, но ничего не получается. Я надеюсь, что Тая жива, да и я почти уверен, что Тая жива, но в таком случае в ее теле хозяйничает Ин, а его действия, либо хорошие по отношению к Сэнди, либо плохие, я никогда не смогу предугадать.
Смутное волнение заставляет мою сущность вибрировать - такого не было уже давно. Я переношусь в домик на Пасифик Хайтс, смотрю на Сэнди - моя девочка сладко потягивается, но я слишком взволнован, чтобы этому умиляться.
Сэнди встает с кровати, сыплет в кошачью миску корм, затем идет в ванную комнату. Я чувствую себя почти человеком, когда понимаю, что не могу подглядывать за ней. Тем более смысла в этом никакого нет - я был гораздо ближе к Сэнди, чем она может себе представить.
Моя девочка выходит из ванной, за ней следует легкий шлейф из пара. Обернутая полотенцем, она включает кофейник и выходит на улицу. Покурить, наверное. Я проплываю сквозь дверь и понимаю, что не ошибся - розовый гробик Clyde's Heaven. Она достает из гробика зажигалку - Сэнди всегда хранила зажигалку в пачке, когда в пачке было мало сигарет - закуривает и мечтательным взором смотрит на ставший уже вечерним Пасифик Хайтс - с его змеевидный дорогой, идущей вниз по крутым склонам.
Под ее босыми ногами красный коврик. Я вновь вспоминаю о мозгах и гадаю, чья же несчастная голова была использована для моего запугивания. Я верю, что Ин не настолько жесток, я надеюсь, что мозги как минимум принадлежали какому-нибудь серийному убийце.
Вопрос, словно стрела, пронзает мою сущность. Ин - это Ирвин Нортон Фингертипс, младший брат Таи. Он умер после того, как мы познакомились с Таей (умер, конечно, не от нашего знакомства, Ирвин болел лейкемией). Но - и это "но" пугает меня сильнее всего остального - с Таей мы познакомились уже после мозгов на ковре, даже после пыток женщины в латексе. Стало быть, мозги на ковер никак не мог подбросить некто, управляемый Ирвином, потому что Ирвин в то время был еще жив.
Как следует поразмыслить над этим парадоксом не получается из-за прихода Таи. Я замечаю ее раньше, чем Сэнди, и решаю на всякий случай пробраться в голову своей художницы. Мое сознание заполняется восстановлением сожженной по прихоти Ина картины "Последнее человечество", и особое внимание уделяется отваливающимся от роз шипам, которых не было в оригинале. Я с трудом задвигаю мысль о картине на задний план, задвигаю как раз перед приходом Таи.
- Сэнди, дорогая, привет!
И не скажешь, что девочка всего пару дней назад батрачила в камбузе и терпела издевательства моряков. Тая выглядит хорошо, словно бы не было тех ужасных дней, проведенных в доме Генри Ашеса и после. Лишь взгляд у Таи немного другой, более взрослый, и в этом, думаю я, виноват только Ашес.
- Привет, Тая! - Я играю удивление и, как мне кажется, играю хорошо. - Давно тебя не видела. Как твоя работа?
Тая смущается, и я думаю, что настоящая Тая смущалась бы гораздо сильнее - уж очень она скромная.
- Не хочу говорить о работе, милая, давай как-нибудь в другой раз...
- Как скажешь. Хочешь кофе? Я как раз включила кофейник, и кроме того, кроме кофе ничего съедобного в моем доме нет.
Тая улыбается.
- Уверена, совсем скоро твой дом будет трещать от еды.
Я вытягиваю губки - хоть моя Сэнди и не так показывает свою заинтересованность, не думаю, что Ин это заметит. На месте Ина я бы сразу догадался, что телом Сэнди управляет не Сэнди, но Ин - это не я.
- Заинтриговала, чертовка. - Я кладу окурок в пустую консервную банку, и мы с Таей проходим в дом.
Я наливаю себе и ей кофе. Приглашаю Таю на диван в гостиной. Тая садится на краешек дивана и с детским любопытством осматривается по сторонам.
- Уютный домик. Жаль, что я раньше здесь не бывала.
Из памяти Сэнди я понимаю, что она забыла сказать Тае об адресе домика, хоть и очень этого хотела.
- Я тебе называла адрес, да? А то я уже не помню...
- Конечно же говорила. Ты же моя лучшая подруга.
Тая звучит уверенно. Память Сэнди подсказывает мне, что у Таи действительно статус лучшей подруги, потому что своих других подруг, то есть девушек из художественной тусовки, то есть конкуренток, Сэнди, мягко говоря, недолюбливает. Но вот прокол Таи, вернее Ина, с адресом...
Вероятно, мое сомнение появляется на лице Сэнди, потому что Тая спрашивает:
- Что такое?
- А? - Я словно бы просыпаюсь.
Затем улыбаюсь.
- Извини, Тая, задумалась о своей новой картине.
Отхлебываю кофе, бросаю взгляд на Таю и вижу, что Тая чересчур внимательно на меня смотрит.
Такие взгляды я не люблю. И моя Сэнди тоже их не любит. Поэтому я задаю предположительно неприятный для Таи вопрос:
- А ты расскажешь мне о своей работе? Тебе не понравилось, или...
Тая почему-то удовлетворенно кивает и говорит:
- Обязательно расскажу. Но в другой раз. Сейчас не время.
Затем добавляет:
- Давай поменяемся телами.
Хорошо, что в этот момент я не отхлебывал кофе - уверен, что от неожиданности я бы поперхнулся. Я понимаю, что неожиданности в мире, где есть Ин, должны стать рутиной, но к сожалению, они ею не становятся. Я спрашиваю:
- Зачем?
- Тебе нужно кое-что узнать.
Спорить я не собираюсь - все еще свежи воспоминания о невидимых ножах. Я киваю головой Сэнди, выхожу из ее тела в середину гостиной. Жду.
- Быстрее, - говорит Сэнди.
Я оборачиваюсь и вижу, что Сэнди смотрит на меня невидящим взглядом.
- Быстрее, - повторяет Ин в ее теле.
Я киваю и попадаю в голову Таи. С ужасом обнаруживаю, что сведений о десяти миллионах в голове Таи нет.
- Не волнуйся, - говорит Сэнди, видимо, следя за выражением лица Таи. - Чтобы с тобой не произошло, это уже в прошлом. В будущем все будет хорошо. И это не пустые слова. Это правда.
- Правда? - переспрашиваю я, чувствуя себя глупо.
Сэнди мне подмигивает.
- Давай поднимемся наверх.
- Хорошо.
Я покорно следую за Сэнди в собственную спальню. Сэнди заправляет всегда небрежно оставляемое одеяло, затем сбрасывает с себя полотенце и, полностью голая, поворачивается вокруг своей оси. Смотрит на меня и улыбается. Я скованно киваю. Наша спальня наполняется запахом геля для душа и теплом распаренного тела. Я хочу Сэнди - и мне без разницы, что я в женском теле.
- Ты такая же, как и я, - говорит мне Сэнди. - Если бы я поняла это раньше... всего бы этого не было. Все было бы по-другому. Но ничего, кому-то из нас удастся все исправить.
У меня, наверное, уже выработался иммунитет к туманным фразам Ина, поэтому я даже не пытаюсь задать вопросы, на которые не получу ответов.
- Я в это верю, - говорит Сэнди. - Кто-нибудь из нас разорвет этот порочный круг.
Сэнди опускается на колени. Я сглатываю ком в горле, чувствую, как твердеют соски Таи. Сэнди просовывает руки под кровать и достает... первый мешок, второй, третий, затем чемодан, затем четвертый мешок.
- КАК? - срывается с губ Таи мой крик.
К сожалению, иммунитета от неожиданностей не существует.
- Неважно. Ничего не изменилось. Пять миллионов тебе, пять - мне.
Сэнди разрывает мешок над кроватью, и белоснежное одеяло полностью исчезает под грязными деньгами.
- Я хочу подарить тебе новое ощущение, - говорит Сэнди. - Заняться любовью со своей единственной... в теле другой женщины. Разве это не возбуждает?
Конечно, возбуждает, но я спрашиваю:
- В голове моей Сэнди не было ничего связанного с деньгами, как тогда...
Сэнди меня игнорирует.
- Это будет лучше, чем в прошлый раз. Тогда твой сон казался тебе реальностью, представь, что ты будешь чувствовать сейчас, когда ты и так в реальности.
- Ответь мне на вопросы, Сэнди.
Лицо Таи краснеет, я не могу бороться с желанием.
- Что ты любишь сильнее - деньги или Сэнди?
Конечно Сэнди. И отвечать вслух нет смысла.
Я подхожу к Сэнди, целую ее в губы, валю на кровать. Купюры мнутся под нашими телами, пока я чужими губами целую каждый сантиметр ее тела.
Смерть мертвеца
Генри Ашес сидит в туалете и читает газету. Все газеты давно перекочевали в смартфоны, но Генри Ашес не понимает, что можно найти в маленьком экранчике, которым к тому же нельзя подтереться.
- Это последний штрих, - говорит мне Сэнди. - Он уже давно пережил свой срок.
Со стороны может показаться, что дочь заказывает убийство собственного отца, но все мы знаем, что это не так.
- Ты могла бы убить его сразу, - говорю я голосом Таи.
Вновь переношусь к Генри Ашесу. Он сморкается в туалетную бумагу. Да, он в состоянии позволить себе подтереться всей бумагой мира, однако он до сих пор не может читать новости со смартфона.
- Не получается, - говорит мне Сэнди, как только я возвращаюсь. - Ни разу не получалось. Всегда одно и то же.
Сэнди разрешает Тае курить прямо в постели. Я курю ее сигареты - розовый гробик мне не нравится, хотя возможно причина кроется не в моих прижизненных привычках, а в не загаженных дымом розовых легких Таи...
- Надо все сделать с умом, - говорю я.
Генри Ашес узнает о смерти Торментуса и огорчается - не от факта смерти, разумеется, а от того, что гибель подельника, наряду с провалившейся перевозкой рабов, ставит жирную точку на его многолетней карьере работорговца.
- Ты все сделаешь с умом, - говорит Сэнди и целует меня в шею. Чужая нежная кожа принимает ее губы с гораздо большей чувственностью, чем когда-либо принимала моя. Быть любимой женщиной очень приятно, думаю я, в полной мере осознавая все те несложные нюансы мышления, которые мужчины обычно называют тараканами в женской голове.
- Я тебя полюбила с первого взгляда, - продолжает Сэнди. - Твоя тяжелая жизнь и столь мягкая натура... Мне хочется, чтобы моя любовь стала чем-то вроде искупления за те незаслуженные грехи, которые на тебя взвалили.
Я целую Сэнди и говорю:
- Он умрет сегодня.
Сэнди гладит меня по животу и говорит:
- Тот, кто нам мешал, уже давно мертв.
Я смотрю на Сэнди с непониманием, а она добавляет:
- И умрет сегодня вновь...
Коварство Сэнди меня возбуждает, но мне кажется, что я не до конца понимаю его причины.
Генри Ашес смывает за собой, кряхтит и придумывает причины, из-за которых он не сможет прийти на похороны Торментуса.
- Я убью его с особой жестокостью, - шепчу я прямо в мягкие губы Сэнди. - Я... я...
- Пусть ему отрубит ноги, - шепчет Сэнди в ответ.
Я целую ее веки, чувствую частое моргание ее ресниц. Затем целую ее руки и говорю:
- Твои руки должны омыться его кровью. Дерево Ашеса заражено, есть лишь одна здоровая ветвь, и эта ветвь должна стать для прогнивших ветвей причиной, по которой они отваляться от дерева раз и навсегда.
Сэнди довольно улыбается - подобные метафоры приносят ей удовольствие не меньшее, чем оргазмы.
- Я согласна с тобой, - говорит моя девочка.
Смотрит на меня с любовью и добавляет:
- Ты знаешь, что делать.
Я оказываюсь внутри Сэнди. Сэнди оказывается внутри меня.
Утро следующего дня. Генри Ашес кряхтит что-то про фотографии. Мол, нужно тридцать три фотографии, по возрасту, в котором Клэр навсегда останется, неужели она, пусть глупая, но хорошо его знающая служанка, не может этого понять? Венди извиняется, говорит, что понимает, говорит, что среди всех фотографий Клэр отберет... эээ... двадцать три самые лучшие. Генри Ашес что-то кряхтит, Венди согласно кивает и поднимается на второй этаж, а Ашес поворачивается к стодвадцатиоднодюймовой плазме - над плазмой висят фотографии, десять однотипных фотографий Клэр Ашес, и на каждой - траурная лента в нижнем правом углу.
- Слишком много смертей в последнее время, не правда ли?
Генри Ашес оборачивается. Я выхожу из-за угла, где некоторое время имел удовольствие подглядывать за трауром гниды, становлюсь спиной к плазме и во весь рот улыбаюсь.
Генри Ашес что-то кряхтит, он не понимает, как его младшая дочь оказалась в его доме.
- Приехала на такси, - отвечаю я, и это чистая правда. Я поворачиваюсь к Ашесу спиной, смотрю на фото Клэр. Одну из фотографий, в крайнем левом углу, сделал я, когда мы с Клэр гуляли ветреным вечером по теплым пескам Венус-Бич - тогда я был глуп, думал, что люблю Клэр, и не знал о существовании самых прекрасных глаз на свете...
...взгляд которых сейчас пронзает родного отца, пронзает, как меч, и пронзает с откровенной ненавистью.
Генри Ашес кряхтит, хочет знать, что Сэнди нужно.
- Хочу знать, зачем ты превратил Клэр в подобие себя.
Генри Ашес кряхтит, он якобы не понимает, о чем идет речь.
- Спрошу напрямик, зачем ты превратил ее в дерьмо?
Генри Ашес недовольно кряхтит, мол, его дочь не имеет права так с ним разговаривать.
Я смеюсь заливистым смехом Сэнди.
- А ты имел право похищать меня? Пытаться продать меня в рабство? Не пытаться, а действительно продать в рабство Таю и других несчастных девушек?
Генри Ашес кряхтит, дает понять, что его дочь несет бред.
- Старый мешок с дерьмом! - повышаю я голос, но не ору. - Ты врал мне всю свою жизнь!
Генри Ашес кряхтит, дает понять, что сейчас вызовет охрану.
- Охраны нет, идиот. Убедись в этом сам.
Генри Ашес смотрит на свою дочь с потрясением и ковыляет в свой кабинет, к кнопке вызова охраны. Выйти на улицу и убедиться в моих словах он не в состоянии.
Возвращается Венди с фотографиями. Она испуганно на меня смотрит, я ей говорю:
- Не волнуйся. Бросай эти сраные фотографии и беги отсюда как можно дальше.
Затем возвращаюсь в свой домик. Прохожу сквозь Гейси (пушистый засранец начинает отъедать себе брюшко, и это не может не радовать) и ложусь рядом с Сэнди. Обнимаю ее, закрываю, если так можно выразиться, глаза и воображаю, что чувствую тепло ее мерно вздымающейся груди.
Я не могу уснуть. Живым порой достаточно лечь в кровать, повертеться и где-то через час провалиться в сон. С мертвецами это не работает. Поэтому я успеваю за это время выпрыгнуть из окна в теле вора и прыгнуть под машину в теле чиновника. Да, у меня нет доказательств, что чиновник является взяточником, его воспоминания я не изучал и в случайно увиденных новостях об этом не сказали ни слова, но новости про политику всегда лживы, это раз, а между словами "чиновник" и "взяточник" всегда стоит знак равенства, это два. Пока моя Сэнди спит, я избавляю планету от мразей. Для Сэнди я уже ангел-хранитель, да, но для планеты я стану первым богом, которому не наплевать на жизни ему молящихся. Люди поймут, что есть некоторая сила, карающая зло, но им и в голову не придет, что у силы этой человеческое имя.
Пока моя девочка спит, я убиваю двух президентов двух враждующих стран. Я вселяюсь в тела их жен и ножами перерезаю глотки так называемым вершителям судеб целых народов. Я делаю эти убийства похожими, чтобы пресса обкончалась в истошных репортажах о мистическом убийце, который не занимает ничью сторону, а просто использует чужие руки для своих грязных дел. И чтобы журналюги пришли к такой теории, я убиваю двух правителей двух, опять же, враждующих стран, убиваю руками их некрасивых жен, стараюсь, чтобы порезы на старых шеях выглядели до невозможности одинаково.
Переношусь в тело Сэнди - моя девочка все еще спит. Затем пытаюсь вселиться в тело Таи, но ничего не получается. Я надеюсь, что Тая жива, да и я почти уверен, что Тая жива, но в таком случае в ее теле хозяйничает Ин, а его действия, либо хорошие по отношению к Сэнди, либо плохие, я никогда не смогу предугадать.
Смутное волнение заставляет мою сущность вибрировать - такого не было уже давно. Я переношусь в домик на Пасифик Хайтс, смотрю на Сэнди - моя девочка сладко потягивается, но я слишком взволнован, чтобы этому умиляться.
Сэнди встает с кровати, сыплет в кошачью миску корм, затем идет в ванную комнату. Я чувствую себя почти человеком, когда понимаю, что не могу подглядывать за ней. Тем более смысла в этом никакого нет - я был гораздо ближе к Сэнди, чем она может себе представить.
Моя девочка выходит из ванной, за ней следует легкий шлейф из пара. Обернутая полотенцем, она включает кофейник и выходит на улицу. Покурить, наверное. Я проплываю сквозь дверь и понимаю, что не ошибся - розовый гробик Clyde's Heaven. Она достает из гробика зажигалку - Сэнди всегда хранила зажигалку в пачке, когда в пачке было мало сигарет - закуривает и мечтательным взором смотрит на ставший уже вечерним Пасифик Хайтс - с его змеевидный дорогой, идущей вниз по крутым склонам.
Под ее босыми ногами красный коврик. Я вновь вспоминаю о мозгах и гадаю, чья же несчастная голова была использована для моего запугивания. Я верю, что Ин не настолько жесток, я надеюсь, что мозги как минимум принадлежали какому-нибудь серийному убийце.
Вопрос, словно стрела, пронзает мою сущность. Ин - это Ирвин Нортон Фингертипс, младший брат Таи. Он умер после того, как мы познакомились с Таей (умер, конечно, не от нашего знакомства, Ирвин болел лейкемией). Но - и это "но" пугает меня сильнее всего остального - с Таей мы познакомились уже после мозгов на ковре, даже после пыток женщины в латексе. Стало быть, мозги на ковер никак не мог подбросить некто, управляемый Ирвином, потому что Ирвин в то время был еще жив.
Как следует поразмыслить над этим парадоксом не получается из-за прихода Таи. Я замечаю ее раньше, чем Сэнди, и решаю на всякий случай пробраться в голову своей художницы. Мое сознание заполняется восстановлением сожженной по прихоти Ина картины "Последнее человечество", и особое внимание уделяется отваливающимся от роз шипам, которых не было в оригинале. Я с трудом задвигаю мысль о картине на задний план, задвигаю как раз перед приходом Таи.
- Сэнди, дорогая, привет!
И не скажешь, что девочка всего пару дней назад батрачила в камбузе и терпела издевательства моряков. Тая выглядит хорошо, словно бы не было тех ужасных дней, проведенных в доме Генри Ашеса и после. Лишь взгляд у Таи немного другой, более взрослый, и в этом, думаю я, виноват только Ашес.
- Привет, Тая! - Я играю удивление и, как мне кажется, играю хорошо. - Давно тебя не видела. Как твоя работа?
Тая смущается, и я думаю, что настоящая Тая смущалась бы гораздо сильнее - уж очень она скромная.
- Не хочу говорить о работе, милая, давай как-нибудь в другой раз...
- Как скажешь. Хочешь кофе? Я как раз включила кофейник, и кроме того, кроме кофе ничего съедобного в моем доме нет.
Тая улыбается.
- Уверена, совсем скоро твой дом будет трещать от еды.
Я вытягиваю губки - хоть моя Сэнди и не так показывает свою заинтересованность, не думаю, что Ин это заметит. На месте Ина я бы сразу догадался, что телом Сэнди управляет не Сэнди, но Ин - это не я.
- Заинтриговала, чертовка. - Я кладу окурок в пустую консервную банку, и мы с Таей проходим в дом.
Я наливаю себе и ей кофе. Приглашаю Таю на диван в гостиной. Тая садится на краешек дивана и с детским любопытством осматривается по сторонам.
- Уютный домик. Жаль, что я раньше здесь не бывала.
Из памяти Сэнди я понимаю, что она забыла сказать Тае об адресе домика, хоть и очень этого хотела.
- Я тебе называла адрес, да? А то я уже не помню...
- Конечно же говорила. Ты же моя лучшая подруга.
Тая звучит уверенно. Память Сэнди подсказывает мне, что у Таи действительно статус лучшей подруги, потому что своих других подруг, то есть девушек из художественной тусовки, то есть конкуренток, Сэнди, мягко говоря, недолюбливает. Но вот прокол Таи, вернее Ина, с адресом...
Вероятно, мое сомнение появляется на лице Сэнди, потому что Тая спрашивает:
- Что такое?
- А? - Я словно бы просыпаюсь.
Затем улыбаюсь.
- Извини, Тая, задумалась о своей новой картине.
Отхлебываю кофе, бросаю взгляд на Таю и вижу, что Тая чересчур внимательно на меня смотрит.
Такие взгляды я не люблю. И моя Сэнди тоже их не любит. Поэтому я задаю предположительно неприятный для Таи вопрос:
- А ты расскажешь мне о своей работе? Тебе не понравилось, или...
Тая почему-то удовлетворенно кивает и говорит:
- Обязательно расскажу. Но в другой раз. Сейчас не время.
Затем добавляет:
- Давай поменяемся телами.
Хорошо, что в этот момент я не отхлебывал кофе - уверен, что от неожиданности я бы поперхнулся. Я понимаю, что неожиданности в мире, где есть Ин, должны стать рутиной, но к сожалению, они ею не становятся. Я спрашиваю:
- Зачем?
- Тебе нужно кое-что узнать.
Спорить я не собираюсь - все еще свежи воспоминания о невидимых ножах. Я киваю головой Сэнди, выхожу из ее тела в середину гостиной. Жду.
- Быстрее, - говорит Сэнди.
Я оборачиваюсь и вижу, что Сэнди смотрит на меня невидящим взглядом.
- Быстрее, - повторяет Ин в ее теле.
Я киваю и попадаю в голову Таи. С ужасом обнаруживаю, что сведений о десяти миллионах в голове Таи нет.
- Не волнуйся, - говорит Сэнди, видимо, следя за выражением лица Таи. - Чтобы с тобой не произошло, это уже в прошлом. В будущем все будет хорошо. И это не пустые слова. Это правда.
- Правда? - переспрашиваю я, чувствуя себя глупо.
Сэнди мне подмигивает.
- Давай поднимемся наверх.
- Хорошо.
Я покорно следую за Сэнди в собственную спальню. Сэнди заправляет всегда небрежно оставляемое одеяло, затем сбрасывает с себя полотенце и, полностью голая, поворачивается вокруг своей оси. Смотрит на меня и улыбается. Я скованно киваю. Наша спальня наполняется запахом геля для душа и теплом распаренного тела. Я хочу Сэнди - и мне без разницы, что я в женском теле.
- Ты такая же, как и я, - говорит мне Сэнди. - Если бы я поняла это раньше... всего бы этого не было. Все было бы по-другому. Но ничего, кому-то из нас удастся все исправить.
У меня, наверное, уже выработался иммунитет к туманным фразам Ина, поэтому я даже не пытаюсь задать вопросы, на которые не получу ответов.
- Я в это верю, - говорит Сэнди. - Кто-нибудь из нас разорвет этот порочный круг.
Сэнди опускается на колени. Я сглатываю ком в горле, чувствую, как твердеют соски Таи. Сэнди просовывает руки под кровать и достает... первый мешок, второй, третий, затем чемодан, затем четвертый мешок.
- КАК? - срывается с губ Таи мой крик.
К сожалению, иммунитета от неожиданностей не существует.
- Неважно. Ничего не изменилось. Пять миллионов тебе, пять - мне.
Сэнди разрывает мешок над кроватью, и белоснежное одеяло полностью исчезает под грязными деньгами.
- Я хочу подарить тебе новое ощущение, - говорит Сэнди. - Заняться любовью со своей единственной... в теле другой женщины. Разве это не возбуждает?
Конечно, возбуждает, но я спрашиваю:
- В голове моей Сэнди не было ничего связанного с деньгами, как тогда...
Сэнди меня игнорирует.
- Это будет лучше, чем в прошлый раз. Тогда твой сон казался тебе реальностью, представь, что ты будешь чувствовать сейчас, когда ты и так в реальности.
- Ответь мне на вопросы, Сэнди.
Лицо Таи краснеет, я не могу бороться с желанием.
- Что ты любишь сильнее - деньги или Сэнди?
Конечно Сэнди. И отвечать вслух нет смысла.
Я подхожу к Сэнди, целую ее в губы, валю на кровать. Купюры мнутся под нашими телами, пока я чужими губами целую каждый сантиметр ее тела.
Смерть мертвеца
Генри Ашес сидит в туалете и читает газету. Все газеты давно перекочевали в смартфоны, но Генри Ашес не понимает, что можно найти в маленьком экранчике, которым к тому же нельзя подтереться.
- Это последний штрих, - говорит мне Сэнди. - Он уже давно пережил свой срок.
Со стороны может показаться, что дочь заказывает убийство собственного отца, но все мы знаем, что это не так.
- Ты могла бы убить его сразу, - говорю я голосом Таи.
Вновь переношусь к Генри Ашесу. Он сморкается в туалетную бумагу. Да, он в состоянии позволить себе подтереться всей бумагой мира, однако он до сих пор не может читать новости со смартфона.
- Не получается, - говорит мне Сэнди, как только я возвращаюсь. - Ни разу не получалось. Всегда одно и то же.
Сэнди разрешает Тае курить прямо в постели. Я курю ее сигареты - розовый гробик мне не нравится, хотя возможно причина кроется не в моих прижизненных привычках, а в не загаженных дымом розовых легких Таи...
- Надо все сделать с умом, - говорю я.
Генри Ашес узнает о смерти Торментуса и огорчается - не от факта смерти, разумеется, а от того, что гибель подельника, наряду с провалившейся перевозкой рабов, ставит жирную точку на его многолетней карьере работорговца.
- Ты все сделаешь с умом, - говорит Сэнди и целует меня в шею. Чужая нежная кожа принимает ее губы с гораздо большей чувственностью, чем когда-либо принимала моя. Быть любимой женщиной очень приятно, думаю я, в полной мере осознавая все те несложные нюансы мышления, которые мужчины обычно называют тараканами в женской голове.
- Я тебя полюбила с первого взгляда, - продолжает Сэнди. - Твоя тяжелая жизнь и столь мягкая натура... Мне хочется, чтобы моя любовь стала чем-то вроде искупления за те незаслуженные грехи, которые на тебя взвалили.
Я целую Сэнди и говорю:
- Он умрет сегодня.
Сэнди гладит меня по животу и говорит:
- Тот, кто нам мешал, уже давно мертв.
Я смотрю на Сэнди с непониманием, а она добавляет:
- И умрет сегодня вновь...
Коварство Сэнди меня возбуждает, но мне кажется, что я не до конца понимаю его причины.
Генри Ашес смывает за собой, кряхтит и придумывает причины, из-за которых он не сможет прийти на похороны Торментуса.
- Я убью его с особой жестокостью, - шепчу я прямо в мягкие губы Сэнди. - Я... я...
- Пусть ему отрубит ноги, - шепчет Сэнди в ответ.
Я целую ее веки, чувствую частое моргание ее ресниц. Затем целую ее руки и говорю:
- Твои руки должны омыться его кровью. Дерево Ашеса заражено, есть лишь одна здоровая ветвь, и эта ветвь должна стать для прогнивших ветвей причиной, по которой они отваляться от дерева раз и навсегда.
Сэнди довольно улыбается - подобные метафоры приносят ей удовольствие не меньшее, чем оргазмы.
- Я согласна с тобой, - говорит моя девочка.
Смотрит на меня с любовью и добавляет:
- Ты знаешь, что делать.
Я оказываюсь внутри Сэнди. Сэнди оказывается внутри меня.
Утро следующего дня. Генри Ашес кряхтит что-то про фотографии. Мол, нужно тридцать три фотографии, по возрасту, в котором Клэр навсегда останется, неужели она, пусть глупая, но хорошо его знающая служанка, не может этого понять? Венди извиняется, говорит, что понимает, говорит, что среди всех фотографий Клэр отберет... эээ... двадцать три самые лучшие. Генри Ашес что-то кряхтит, Венди согласно кивает и поднимается на второй этаж, а Ашес поворачивается к стодвадцатиоднодюймовой плазме - над плазмой висят фотографии, десять однотипных фотографий Клэр Ашес, и на каждой - траурная лента в нижнем правом углу.
- Слишком много смертей в последнее время, не правда ли?
Генри Ашес оборачивается. Я выхожу из-за угла, где некоторое время имел удовольствие подглядывать за трауром гниды, становлюсь спиной к плазме и во весь рот улыбаюсь.
Генри Ашес что-то кряхтит, он не понимает, как его младшая дочь оказалась в его доме.
- Приехала на такси, - отвечаю я, и это чистая правда. Я поворачиваюсь к Ашесу спиной, смотрю на фото Клэр. Одну из фотографий, в крайнем левом углу, сделал я, когда мы с Клэр гуляли ветреным вечером по теплым пескам Венус-Бич - тогда я был глуп, думал, что люблю Клэр, и не знал о существовании самых прекрасных глаз на свете...
...взгляд которых сейчас пронзает родного отца, пронзает, как меч, и пронзает с откровенной ненавистью.
Генри Ашес кряхтит, хочет знать, что Сэнди нужно.
- Хочу знать, зачем ты превратил Клэр в подобие себя.
Генри Ашес кряхтит, он якобы не понимает, о чем идет речь.
- Спрошу напрямик, зачем ты превратил ее в дерьмо?
Генри Ашес недовольно кряхтит, мол, его дочь не имеет права так с ним разговаривать.
Я смеюсь заливистым смехом Сэнди.
- А ты имел право похищать меня? Пытаться продать меня в рабство? Не пытаться, а действительно продать в рабство Таю и других несчастных девушек?
Генри Ашес кряхтит, дает понять, что его дочь несет бред.
- Старый мешок с дерьмом! - повышаю я голос, но не ору. - Ты врал мне всю свою жизнь!
Генри Ашес кряхтит, дает понять, что сейчас вызовет охрану.
- Охраны нет, идиот. Убедись в этом сам.
Генри Ашес смотрит на свою дочь с потрясением и ковыляет в свой кабинет, к кнопке вызова охраны. Выйти на улицу и убедиться в моих словах он не в состоянии.
Возвращается Венди с фотографиями. Она испуганно на меня смотрит, я ей говорю:
- Не волнуйся. Бросай эти сраные фотографии и беги отсюда как можно дальше.
