Уверен, он при встрече с нами закатит отменную вечеринку.
— Хорошо, – сдался Джон. — Но ты и дальше поедешь со мной. И нужно позаботиться о твоих ногах.
Я не стала возражать: переживания последних дней накатывали, оставляя без сил. Джон помог мне взобраться на коня. Ступни все еще кровили. Нужно было хотя бы омыть их.
Этьен подбирал выпавшие драгоценности, внимательно осматривая землю, чтоб не пропустить ни одного камушка.
— Неужто забрать все важнее, чем сбежать от барона? Он ведь убьет нас всех, коли поймает.
— Да закончил я, закончил, перестань ворчать, словно старая бабка! — Этьен вскочил в седло. — Жизнь важна, но еда, теплая одежда и крыша над головой так же имеют большое значение. Ты вот чем по прибытию в столицу за ночлег и еду расплачиваться планируешь?
— Мне помогу друзья, – уклончиво ответил Джон.
— Я так и думал, что денег у тебя нет. Не волнуйся, Мария, на чужие деньги я всегда щедр! В этом путешествии за все буду платить я.
Первые несколько дней пути прошли в спешке и постоянной оглядке назад: не слышно ли погони? Мы избегали торговых трактов и больших дорог, ночевали под открытым небом, укрывшись меховыми шкурами, которые откуда-то притащил отлучившийся на второй день Этьен. Джон пытался возразить, что, возможно, тем у кого он их украл, шкуры были нужнее. Прежде, чем вновь началась ссора, Этьен заявил, что шкуры он купил. Джон, к моему удивлению, нашел в себе силы извиниться, хотя настаивал, что купленное на краденные деньги от краденного не особо отличается,
Я наслаждалась этими днями пути. Царапины на ногах зажили, более не тревожа воспоминаниями. Я так хотела сбежать, и все не могла решиться. Меня останавливали то забота и матушке, то лечение Джона, то свой собственных страх. Теперь, когда выбор уйти или остаться был сделан за меня, стало легко. Я знала, что не смогу более вернуться в деревню, ведь сразу попаду в лапы барона. Оставалось лишь двигаться вперед. Было страшно. Не окажется ли в столице все так ужасно, как говорила Вив? Примут ли меня в Университет?
Не замерзну ли я до смерти следующей зимой одна на холодной церковной лестнице, без еды и теплой одежды?
Но все эти пугающие образы будущего были так бесконечно далеки.
Сейчас передо мной было лишь бескрайнее поле с распустившимися красными маками, голубое, полное свободы небо, и двое друзей.
Этьен и Джон не то, чтобы притерлись друг к другу, но мечи более никто не обнажал. Джон все еще старался оградить меня от Этьена, все чаще сажая меня на своего коня. Этьена это бесконечно веселило, а вот мне доставляло неудобства. Скакать с Этьеном было просто – я растворялась в красоте окружающей меня природы, наблюдая за парящими в небе птицами, за разноцветьем трав, слушая свист ветра и журчание рек. На остановках, пока мужчины поили коней, а я собирала травы, что могли пригодиться в лечении, Этьен травил байки, коих у него было множество, и сам задорно смеялся над моими рассказами. С ним было легко. Не нужно беспокоиться и переживать, просто идти вперед.
С Джоном все было иначе. Он больше молчал. Когда я ехала с ним, замечать природу вокруг было тяжело. Почему-то все мои чувства заострялись на нем: его дыхании, что щекотало мне ухо и затылок; крепких руках, что, держа поводья, приобнимали меня; мускулистой груди, к которой я прикасалась спиной, и отчего-то краснела. Нужно было выкинуть эти глупости из головы, но в тишине и монотонности дневной скачки все мои чувство сосредотачивались лишь на нем.
Как только появились цветы, в память о матушке я начала плести венки. По весеннему яркие, они наполняли меня жизнью и свободой. Я смеялась и пела деревенские песни, опьяненная просторами сильнее, чем хмельным вином.
— Тебе идет корона, — взгляд Джона прожигал. Хотелось спрятаться от него, и в то же время хотелось встретиться с ним взглядом и посмотреть, что случиться, если никто из нас не отведет взгляд.
— Если только из незабудок. Слышала, хозяйки золотых совсем несчастные в своем замке.
— Тебя и без венка из этих цветов трудно забыть, Мария, — от его слов мое дыхание сбилось, а щеки заалели.
Стоит ли говорить, что путешествовать с Этьеном было и проще, и приятнее, и это совершенно не нравилось Джону. Дождавшись, когда на очередной стоянке Этьен отойдет, Джон завел ставший привычным в последние дни разговор:
— Не стоит ему так доверять, Мария, — я открыла было рот, чтоб привычно возразить, но Джон примиряюще поднял руки. — Знаю, знаю, он тебя спас. Но, боюсь, ты столь впечатлена, что забыла опасаться незнакомца. У него наверняка есть тайны.
— Почему ты его так невзлюбил? Этьен не крал у тебя, охотиться наравне с тобой, веселый. Ты так сватал меня за слабоумного Тома, а теперь предостерегаешь от красавца, спасшего мне жизнь. Почему?
— Потому что он успел там, где я чудовищно опоздал.
Я не знала, что ответить на его слова. В груди сдавило, сердце будто пропустило удар, а воздуха вокруг стало чудовищно мало. Нужно было ответить, вот только все слова словно разбежались. Не дождавшись моего ответа, Джон отвернулся.
— Мы скоро окажемся в столице, и разойдемся. Разве не стоит насладиться этой дорогой, что свела нас, чтобы после было приятно вспоминать об этих первых солнечных днях? — я вот уверена, что вспоминать я буду вовсе не Этьена с его шутками.
— Не по годам мудрые слова! — произнес рядом Этьен и мы с Джоном подпрыгнули. Иногда Этьен двигался так незаметно, что я сомневалась, живой ли он человек или мстительный дух. Но сейчас, в свете полуденного солнца, Этьен определенно был простым человеком. В руках он держал пару убитых зайцев. — Нашел неподалеку озеро. Там и дикая яблоня растет. Можем освежиться, а потом от души пообедать.
— Слишком холодно, — недовольно отметил Джон.
— Солнце сегодня хорошо припекает, успеем просохнуть перед дорогой. Хотя, если не хочешь, заставлять не будем, да, Мария? — Этьен подмигнул мне, и я улыбнулась в ответ. — В столицу в любом виде можно заявиться. Туда и чистых и грязных пускают! Только вот принимают все равно по одежке, а не по душевным качествам.
Последнюю фразу Этьен произнес горько, но уже через секунду он вновь улыбался. Джон был прав – всегда жизнерадостный Этьен что-то скрывал. Иногда в его взгляде на простые вещи было столько тоски, что становилось неуютно. Но я свое со своим горем не справилась, не пережила. Куда уж в чужое лезть!
А вот озеро звучало привлекательно. За дни пути я превратилась в пугало – спутанные сальные волосы, одежда вся в пыли. Да и спутники мои выглядели и пахли ничем не лучше.
— Я как раз утром мыльных корней набрала, ну как знала! — Я порылась в карманах и протянула пару кореньев Этьену. Джон тоже взял, хотя все еще недовольно хмурился.
— Тогда залезай первая – твоей роскошной шевелюре нужно больше времени, чтоб высохнуть. А мы пока лошадей посторожим, да веток к костру натаскаем.
Озеро было рядом: стоило лишь чуть спуститься и обогнуть небольшой холм. Я посмотрела назад, убедившись, что мужчины меня не видят. Они опять о чем-то спорили: их приглушенные доносились до озера, но слов было не разобрать. раздевшись, я осторожно попробовала воду ногой. Холодная! Но не ледяная, куда теплее колодезной. Стоило чуть подержать ступни в воде, как они привыкли, и я медленно погрузилась в воду. Озеро было чистое – даже на глубине я хорошо видела собственные ноги. Плавать я не умела, а потому далеко заходить не стала. Тут было спокойно: маковое поле с одной стороны, лесок, покрывшийся молодыми листьями, с другой, голубая вода, сверкающая на солнце ярче припрятанных Этьеном камней. И тишина. Ни криков Тука, ни злых слов Руть, ни вечно растерянного голоса Тома. В этом месте красота божественного творения оставляла в немом восхищении. Едва ли хоть раз на проповедях отца Госса я чувствовала себя ближе к Господу, чем сейчас. Я закрыла глаза, и, поддавшись моменту, начала молиться. Мир вокруг меня дышал: пели птицы, журчала вода, шелестела трава.
В таком месте невозможно было грустить. Я вдохнула полную грудь вкусного весеннего воздуха и окунулась с головой. По телу побежали мурашки. Быстро помылась, чтобы не замерзнуть – как бы тепло не грело солнце, вода по весне для долгого купания была еще слишком холодной.
Уже выходя, я оступилась из-за камня под водой, и, вскрикнув, упала. Из-под воды я выбралась сразу же, но остановилась, пытаясь отдышаться и успокоиться. Испугалась, что утону. Но вода оказалась не единственным, чего стоило бояться. Не успела я придти в себя, как со склона спустились Джон с Этьеном, с оружием наголо. Этьен, сразу увидев, что опасность мне не угрожает, остановился и отвернулся, а вот Джон... Тот будто остолбенел. Долгое мгновение никто из нас не двигался, а потом я закричала, прикрывшись руками. Мои мокрые волосы облепляли тело, но этого явно было недостаточно. Джон от неожиданности выронил меч из рук, и так резко развернулся, что едва сам не упал.
— Прости! Прости, ты кричала, и я...,то есть мы..., – бормотал оправдания Джон, но все никак не мог закончить полную фразу.
Я присела, закрыла лицо руками и зажмурилась. Это какой-то дурной сон! От стыда не знала, куда деваться.
— Вы ушли? Закройте глаза и уходите!
— Джон сейчас и с открытыми идти не сможет, — рассмеялся Этьен. Его ситуация забавляла. — Да что вы, как дети малые? Мы отвернулись, я слежу, чтоб Джон не думал подглядывать, так что вылезай и быстрее одевайся.
Я открыла глаза – парни стояли спиной, и Этьен все так же беззаботно смеялся, смотря на замершего каменным изваянием Джона. Оделась я в мгновенье ока.
— Готово, — я уставилась на землю. Он видел! Всю меня! Может, пойти дальше одной? Доберусь до тракта, а там прибьюсь к крестьянам аль торговцам, что в столицу идут? Дольше, конечно, выйдет, да настойки придется варить да продавать, зато никогда больше не нужно будет смотреть в глаза Джону. Весьма неплохой вариант, на том и порешим.
— Так и будете теперь вечно молчать, уставившись себе под ноги?! — Недоуменно спросил Этьен. — Тоже мне беда, тело девичье во время купания увидел. Ладно, Мария стесняется, ты-то чего онемел? Ох, ну и дети же вы! — Осуждающе произнес Этьен, который вряд ли был старше Джона. А потом он начал быстро расшнуровывать рубаху и брюки.
— Что? — слабым голосом произнесла я. На полные предложения, как и у Джона, сил не осталось.
— Спасаю тебя от неловкости. Я не выдержу, если мы в таком неудобном молчании будем до столицы добираться.
— Да что ты творишь?! — взъярился Джон, пытаясь схватить Этьена, но не успел.
Сбросил всю одежду, тот радостно крича, забежал в озеро и окунулся. Джон, не веря, переводил взгляд с меня на плавающего Этьена. Тот махал руками, и звал присоединиться.
— Прости, — наконец, выдавил Джон. Щеки его раскраснелись, да у меня и самой они пылали. — Я не хотел. Знаю, после барона, тебе невыносимо оказаться в такой ситуации.
Его слова были правдой. Видя бегущих ко мне мужчин, я испугалось. Не спасло то, что я знаю их. Они были вооружены и одеты, а я стояла, полностью нагая, и на мгновенье я не сомневалась в том, что произойдет. Я заподозрила их в самом худшем, людей, которые спасли меня и сопровождали в пути.
— Это я должна просить прощения, — я подошла к Джону, высоко держа голову. Приходилось напоминать себе, что я не боюсь его. Что-то темное и маленькое в моей голове кричало, что нужно бежать, что Джон причинит мне вред, как барон. Но я отказывалась слушать этих демонов. — Просто недоразумение. Забудем его.
— Вряд ли я смогу просто забыть, — тихо признался Джон.
Настроение изменилось. Если раньше он избегал смотреть мне в глаза, то теперь разглядывал, не моргая. Его взгляд был совсем не таким, как у барона. Не было жестокости и похоти, презрения и удовольствия от унижений испуганного человека. Нет, Джон смотрел, точно готов был мне молиться. Все звуки будто пропали из мира, я слышала только биение своего сердца. Хотелось прикоснуться, проверить, правду ли он говорит, почувствовать это благоговение своими губами. Джон шагнул мне навстречу, протягивая руки, и момент разрушил смех Этьена. Я резко отступила назад и отвернулась, избегая взгляда Джона. Этьен стоял в озере, держа утку, которая всеми силами пыталась выбраться и била крыльями по его рукам.
— Меня наш ужин за нос укусил, представляете?! — крикнул он нам.
Веселье Этьена и его беззаботность делали этот день ярче. Он совершенно не боялся вести себя нелепо, показаться смешным. Словно безалаберный брат, которого у меня никогда не было.
— Да. Мне тоже вряд ли удастся такое просто забыть, — мы с Джоном переглянулись и рассмеялись. —Иди освежись. И спаси нашего друга от лап диких гусей, а то ведь и вправду его съедят. А я пока посмотрю, есть ли в округе что съедобное.
Я начала подниматься на холм, а позади меня Джон и Этьен боролись в воде, смеясь.
— Бесстыдник! Да как ты посмел при женщине раздеваться!
— Да ты за что меня трогаешь?! Тут кто еще бесстыдник!
Я подняла лицо к солнцу и закрыла глаза, наслаждаясь теплом. Вся тьма последних месяцев отступила под ласковыми лучами набирающего силу светила.
Я набрала грибов, сморчков и дождевичков. На обед мы перекусили уже черствым хлебом и уткой, которую Этьен все-таки победил, а вот на ужин устроили целый пир. я освежевала кроликов, наполнив тушки кусочками грибов, травами. Ко времени, когда мясо было готово, у меня уже текли слюнки от аромата. За все путешествие я съела мяса больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Правильное это было решений, уйти из деревни.
Этьен достал бутылку вина, да подкинул в угли собранных у озера яблок, чтоб пропеклись, да кислыми не были.
— Последняя, — он грустно протянул ее мне. Я сделала большой глоток. Терпкое, чуть кислое, будто взяла пригоршню разных ягод и несмотря запихнул себе в рот. Но крепкое, и как же пахнет вкусно – словно букет цветов! — Но сегодня такой чудесный день, да и ужин прекрасный, что грех припрятывать вино.
Я сняла кроликов с огня и поделила тушку между нами. Мясо и впрямь оказалось вкусным, а грибы, впитав в себя жир и кровь, дополняли блюдо.
— Ужин будто королевский! — не сдержала я восторга.
Джон и Этьен дружно хмыкнули и переглянулись.
— Наверняка вкуснее, — уверенно заявил Этьен, отхлебывая из горла и передавая бутылку мне. — Разве ж придет кому в голову кроликов грибами, выглядящими, как ведьмины пальцы, набивать. Там таких творческих поваров быстро лишат всего лишнего – и рук, а если кто отравится, то и головы. Да и разве может придворное вино быть слаще нашего?
— Почему это нет? — удивился Джон.
— Так украденное всегда вкуснее! — расхохотался Этьен. Он раскраснелся от вина. Осторожно, палкой вытащил обрумянившиеся яблоки, протер рукавом и с аппетитом откусил. Я, хоть и была сытая, невольно в сторону лежащих в углях яблок начала поглядывать.
Джон несильно ударил его по плечу.
— Дурак ты. И вор.
— Точно! Все про меня. Еще и повеса, и болтун, и как только меня не называли.
— А еще дворянин.
Этьен прекратил смеяться в момент, словно лучину потушили.
— Ах, Джон, Джон. Ну зачем портить такую чудесную атмосферу? — Этьен вновь глотнул из бутылки, и отвернулся от костра, так, что его лица стало почти не видно.
— Я нахожу странным, что дворянин путешествует по стране, обкрадывая других дворян.
— Хорошо, – сдался Джон. — Но ты и дальше поедешь со мной. И нужно позаботиться о твоих ногах.
Я не стала возражать: переживания последних дней накатывали, оставляя без сил. Джон помог мне взобраться на коня. Ступни все еще кровили. Нужно было хотя бы омыть их.
Этьен подбирал выпавшие драгоценности, внимательно осматривая землю, чтоб не пропустить ни одного камушка.
— Неужто забрать все важнее, чем сбежать от барона? Он ведь убьет нас всех, коли поймает.
— Да закончил я, закончил, перестань ворчать, словно старая бабка! — Этьен вскочил в седло. — Жизнь важна, но еда, теплая одежда и крыша над головой так же имеют большое значение. Ты вот чем по прибытию в столицу за ночлег и еду расплачиваться планируешь?
— Мне помогу друзья, – уклончиво ответил Джон.
— Я так и думал, что денег у тебя нет. Не волнуйся, Мария, на чужие деньги я всегда щедр! В этом путешествии за все буду платить я.
Первые несколько дней пути прошли в спешке и постоянной оглядке назад: не слышно ли погони? Мы избегали торговых трактов и больших дорог, ночевали под открытым небом, укрывшись меховыми шкурами, которые откуда-то притащил отлучившийся на второй день Этьен. Джон пытался возразить, что, возможно, тем у кого он их украл, шкуры были нужнее. Прежде, чем вновь началась ссора, Этьен заявил, что шкуры он купил. Джон, к моему удивлению, нашел в себе силы извиниться, хотя настаивал, что купленное на краденные деньги от краденного не особо отличается,
Я наслаждалась этими днями пути. Царапины на ногах зажили, более не тревожа воспоминаниями. Я так хотела сбежать, и все не могла решиться. Меня останавливали то забота и матушке, то лечение Джона, то свой собственных страх. Теперь, когда выбор уйти или остаться был сделан за меня, стало легко. Я знала, что не смогу более вернуться в деревню, ведь сразу попаду в лапы барона. Оставалось лишь двигаться вперед. Было страшно. Не окажется ли в столице все так ужасно, как говорила Вив? Примут ли меня в Университет?
Не замерзну ли я до смерти следующей зимой одна на холодной церковной лестнице, без еды и теплой одежды?
Но все эти пугающие образы будущего были так бесконечно далеки.
Сейчас передо мной было лишь бескрайнее поле с распустившимися красными маками, голубое, полное свободы небо, и двое друзей.
Этьен и Джон не то, чтобы притерлись друг к другу, но мечи более никто не обнажал. Джон все еще старался оградить меня от Этьена, все чаще сажая меня на своего коня. Этьена это бесконечно веселило, а вот мне доставляло неудобства. Скакать с Этьеном было просто – я растворялась в красоте окружающей меня природы, наблюдая за парящими в небе птицами, за разноцветьем трав, слушая свист ветра и журчание рек. На остановках, пока мужчины поили коней, а я собирала травы, что могли пригодиться в лечении, Этьен травил байки, коих у него было множество, и сам задорно смеялся над моими рассказами. С ним было легко. Не нужно беспокоиться и переживать, просто идти вперед.
С Джоном все было иначе. Он больше молчал. Когда я ехала с ним, замечать природу вокруг было тяжело. Почему-то все мои чувства заострялись на нем: его дыхании, что щекотало мне ухо и затылок; крепких руках, что, держа поводья, приобнимали меня; мускулистой груди, к которой я прикасалась спиной, и отчего-то краснела. Нужно было выкинуть эти глупости из головы, но в тишине и монотонности дневной скачки все мои чувство сосредотачивались лишь на нем.
Как только появились цветы, в память о матушке я начала плести венки. По весеннему яркие, они наполняли меня жизнью и свободой. Я смеялась и пела деревенские песни, опьяненная просторами сильнее, чем хмельным вином.
— Тебе идет корона, — взгляд Джона прожигал. Хотелось спрятаться от него, и в то же время хотелось встретиться с ним взглядом и посмотреть, что случиться, если никто из нас не отведет взгляд.
— Если только из незабудок. Слышала, хозяйки золотых совсем несчастные в своем замке.
— Тебя и без венка из этих цветов трудно забыть, Мария, — от его слов мое дыхание сбилось, а щеки заалели.
Стоит ли говорить, что путешествовать с Этьеном было и проще, и приятнее, и это совершенно не нравилось Джону. Дождавшись, когда на очередной стоянке Этьен отойдет, Джон завел ставший привычным в последние дни разговор:
— Не стоит ему так доверять, Мария, — я открыла было рот, чтоб привычно возразить, но Джон примиряюще поднял руки. — Знаю, знаю, он тебя спас. Но, боюсь, ты столь впечатлена, что забыла опасаться незнакомца. У него наверняка есть тайны.
— Почему ты его так невзлюбил? Этьен не крал у тебя, охотиться наравне с тобой, веселый. Ты так сватал меня за слабоумного Тома, а теперь предостерегаешь от красавца, спасшего мне жизнь. Почему?
— Потому что он успел там, где я чудовищно опоздал.
Я не знала, что ответить на его слова. В груди сдавило, сердце будто пропустило удар, а воздуха вокруг стало чудовищно мало. Нужно было ответить, вот только все слова словно разбежались. Не дождавшись моего ответа, Джон отвернулся.
— Мы скоро окажемся в столице, и разойдемся. Разве не стоит насладиться этой дорогой, что свела нас, чтобы после было приятно вспоминать об этих первых солнечных днях? — я вот уверена, что вспоминать я буду вовсе не Этьена с его шутками.
— Не по годам мудрые слова! — произнес рядом Этьен и мы с Джоном подпрыгнули. Иногда Этьен двигался так незаметно, что я сомневалась, живой ли он человек или мстительный дух. Но сейчас, в свете полуденного солнца, Этьен определенно был простым человеком. В руках он держал пару убитых зайцев. — Нашел неподалеку озеро. Там и дикая яблоня растет. Можем освежиться, а потом от души пообедать.
— Слишком холодно, — недовольно отметил Джон.
— Солнце сегодня хорошо припекает, успеем просохнуть перед дорогой. Хотя, если не хочешь, заставлять не будем, да, Мария? — Этьен подмигнул мне, и я улыбнулась в ответ. — В столицу в любом виде можно заявиться. Туда и чистых и грязных пускают! Только вот принимают все равно по одежке, а не по душевным качествам.
Последнюю фразу Этьен произнес горько, но уже через секунду он вновь улыбался. Джон был прав – всегда жизнерадостный Этьен что-то скрывал. Иногда в его взгляде на простые вещи было столько тоски, что становилось неуютно. Но я свое со своим горем не справилась, не пережила. Куда уж в чужое лезть!
А вот озеро звучало привлекательно. За дни пути я превратилась в пугало – спутанные сальные волосы, одежда вся в пыли. Да и спутники мои выглядели и пахли ничем не лучше.
— Я как раз утром мыльных корней набрала, ну как знала! — Я порылась в карманах и протянула пару кореньев Этьену. Джон тоже взял, хотя все еще недовольно хмурился.
— Тогда залезай первая – твоей роскошной шевелюре нужно больше времени, чтоб высохнуть. А мы пока лошадей посторожим, да веток к костру натаскаем.
Озеро было рядом: стоило лишь чуть спуститься и обогнуть небольшой холм. Я посмотрела назад, убедившись, что мужчины меня не видят. Они опять о чем-то спорили: их приглушенные доносились до озера, но слов было не разобрать. раздевшись, я осторожно попробовала воду ногой. Холодная! Но не ледяная, куда теплее колодезной. Стоило чуть подержать ступни в воде, как они привыкли, и я медленно погрузилась в воду. Озеро было чистое – даже на глубине я хорошо видела собственные ноги. Плавать я не умела, а потому далеко заходить не стала. Тут было спокойно: маковое поле с одной стороны, лесок, покрывшийся молодыми листьями, с другой, голубая вода, сверкающая на солнце ярче припрятанных Этьеном камней. И тишина. Ни криков Тука, ни злых слов Руть, ни вечно растерянного голоса Тома. В этом месте красота божественного творения оставляла в немом восхищении. Едва ли хоть раз на проповедях отца Госса я чувствовала себя ближе к Господу, чем сейчас. Я закрыла глаза, и, поддавшись моменту, начала молиться. Мир вокруг меня дышал: пели птицы, журчала вода, шелестела трава.
В таком месте невозможно было грустить. Я вдохнула полную грудь вкусного весеннего воздуха и окунулась с головой. По телу побежали мурашки. Быстро помылась, чтобы не замерзнуть – как бы тепло не грело солнце, вода по весне для долгого купания была еще слишком холодной.
Уже выходя, я оступилась из-за камня под водой, и, вскрикнув, упала. Из-под воды я выбралась сразу же, но остановилась, пытаясь отдышаться и успокоиться. Испугалась, что утону. Но вода оказалась не единственным, чего стоило бояться. Не успела я придти в себя, как со склона спустились Джон с Этьеном, с оружием наголо. Этьен, сразу увидев, что опасность мне не угрожает, остановился и отвернулся, а вот Джон... Тот будто остолбенел. Долгое мгновение никто из нас не двигался, а потом я закричала, прикрывшись руками. Мои мокрые волосы облепляли тело, но этого явно было недостаточно. Джон от неожиданности выронил меч из рук, и так резко развернулся, что едва сам не упал.
— Прости! Прости, ты кричала, и я...,то есть мы..., – бормотал оправдания Джон, но все никак не мог закончить полную фразу.
Я присела, закрыла лицо руками и зажмурилась. Это какой-то дурной сон! От стыда не знала, куда деваться.
— Вы ушли? Закройте глаза и уходите!
— Джон сейчас и с открытыми идти не сможет, — рассмеялся Этьен. Его ситуация забавляла. — Да что вы, как дети малые? Мы отвернулись, я слежу, чтоб Джон не думал подглядывать, так что вылезай и быстрее одевайся.
Я открыла глаза – парни стояли спиной, и Этьен все так же беззаботно смеялся, смотря на замершего каменным изваянием Джона. Оделась я в мгновенье ока.
— Готово, — я уставилась на землю. Он видел! Всю меня! Может, пойти дальше одной? Доберусь до тракта, а там прибьюсь к крестьянам аль торговцам, что в столицу идут? Дольше, конечно, выйдет, да настойки придется варить да продавать, зато никогда больше не нужно будет смотреть в глаза Джону. Весьма неплохой вариант, на том и порешим.
— Так и будете теперь вечно молчать, уставившись себе под ноги?! — Недоуменно спросил Этьен. — Тоже мне беда, тело девичье во время купания увидел. Ладно, Мария стесняется, ты-то чего онемел? Ох, ну и дети же вы! — Осуждающе произнес Этьен, который вряд ли был старше Джона. А потом он начал быстро расшнуровывать рубаху и брюки.
— Что? — слабым голосом произнесла я. На полные предложения, как и у Джона, сил не осталось.
— Спасаю тебя от неловкости. Я не выдержу, если мы в таком неудобном молчании будем до столицы добираться.
— Да что ты творишь?! — взъярился Джон, пытаясь схватить Этьена, но не успел.
Сбросил всю одежду, тот радостно крича, забежал в озеро и окунулся. Джон, не веря, переводил взгляд с меня на плавающего Этьена. Тот махал руками, и звал присоединиться.
— Прости, — наконец, выдавил Джон. Щеки его раскраснелись, да у меня и самой они пылали. — Я не хотел. Знаю, после барона, тебе невыносимо оказаться в такой ситуации.
Его слова были правдой. Видя бегущих ко мне мужчин, я испугалось. Не спасло то, что я знаю их. Они были вооружены и одеты, а я стояла, полностью нагая, и на мгновенье я не сомневалась в том, что произойдет. Я заподозрила их в самом худшем, людей, которые спасли меня и сопровождали в пути.
— Это я должна просить прощения, — я подошла к Джону, высоко держа голову. Приходилось напоминать себе, что я не боюсь его. Что-то темное и маленькое в моей голове кричало, что нужно бежать, что Джон причинит мне вред, как барон. Но я отказывалась слушать этих демонов. — Просто недоразумение. Забудем его.
— Вряд ли я смогу просто забыть, — тихо признался Джон.
Настроение изменилось. Если раньше он избегал смотреть мне в глаза, то теперь разглядывал, не моргая. Его взгляд был совсем не таким, как у барона. Не было жестокости и похоти, презрения и удовольствия от унижений испуганного человека. Нет, Джон смотрел, точно готов был мне молиться. Все звуки будто пропали из мира, я слышала только биение своего сердца. Хотелось прикоснуться, проверить, правду ли он говорит, почувствовать это благоговение своими губами. Джон шагнул мне навстречу, протягивая руки, и момент разрушил смех Этьена. Я резко отступила назад и отвернулась, избегая взгляда Джона. Этьен стоял в озере, держа утку, которая всеми силами пыталась выбраться и била крыльями по его рукам.
— Меня наш ужин за нос укусил, представляете?! — крикнул он нам.
Веселье Этьена и его беззаботность делали этот день ярче. Он совершенно не боялся вести себя нелепо, показаться смешным. Словно безалаберный брат, которого у меня никогда не было.
— Да. Мне тоже вряд ли удастся такое просто забыть, — мы с Джоном переглянулись и рассмеялись. —Иди освежись. И спаси нашего друга от лап диких гусей, а то ведь и вправду его съедят. А я пока посмотрю, есть ли в округе что съедобное.
Я начала подниматься на холм, а позади меня Джон и Этьен боролись в воде, смеясь.
— Бесстыдник! Да как ты посмел при женщине раздеваться!
— Да ты за что меня трогаешь?! Тут кто еще бесстыдник!
Я подняла лицо к солнцу и закрыла глаза, наслаждаясь теплом. Вся тьма последних месяцев отступила под ласковыми лучами набирающего силу светила.
Я набрала грибов, сморчков и дождевичков. На обед мы перекусили уже черствым хлебом и уткой, которую Этьен все-таки победил, а вот на ужин устроили целый пир. я освежевала кроликов, наполнив тушки кусочками грибов, травами. Ко времени, когда мясо было готово, у меня уже текли слюнки от аромата. За все путешествие я съела мяса больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Правильное это было решений, уйти из деревни.
Этьен достал бутылку вина, да подкинул в угли собранных у озера яблок, чтоб пропеклись, да кислыми не были.
— Последняя, — он грустно протянул ее мне. Я сделала большой глоток. Терпкое, чуть кислое, будто взяла пригоршню разных ягод и несмотря запихнул себе в рот. Но крепкое, и как же пахнет вкусно – словно букет цветов! — Но сегодня такой чудесный день, да и ужин прекрасный, что грех припрятывать вино.
Я сняла кроликов с огня и поделила тушку между нами. Мясо и впрямь оказалось вкусным, а грибы, впитав в себя жир и кровь, дополняли блюдо.
— Ужин будто королевский! — не сдержала я восторга.
Джон и Этьен дружно хмыкнули и переглянулись.
— Наверняка вкуснее, — уверенно заявил Этьен, отхлебывая из горла и передавая бутылку мне. — Разве ж придет кому в голову кроликов грибами, выглядящими, как ведьмины пальцы, набивать. Там таких творческих поваров быстро лишат всего лишнего – и рук, а если кто отравится, то и головы. Да и разве может придворное вино быть слаще нашего?
— Почему это нет? — удивился Джон.
— Так украденное всегда вкуснее! — расхохотался Этьен. Он раскраснелся от вина. Осторожно, палкой вытащил обрумянившиеся яблоки, протер рукавом и с аппетитом откусил. Я, хоть и была сытая, невольно в сторону лежащих в углях яблок начала поглядывать.
Джон несильно ударил его по плечу.
— Дурак ты. И вор.
— Точно! Все про меня. Еще и повеса, и болтун, и как только меня не называли.
— А еще дворянин.
Этьен прекратил смеяться в момент, словно лучину потушили.
— Ах, Джон, Джон. Ну зачем портить такую чудесную атмосферу? — Этьен вновь глотнул из бутылки, и отвернулся от костра, так, что его лица стало почти не видно.
— Я нахожу странным, что дворянин путешествует по стране, обкрадывая других дворян.
