— Зачем вы здесь, Ваше Величество?
Он дал Генри железную, искусно сделанную фигурку рыцаря, припрятанный ранее, и спустил на пол. Тот кинулся играть с ней, знакомя с остальными игрушками, придумывая каждому истории приключений.
— Почему ты ушла, не попрощавшись?
Я могла ответить многое. Начать, наверное, стоило с извинений. При общении с королевскими особами извинений много не бывает, особенно, если на кону твой собственный ребенок. Но когда-то этот человек звал себя Джоном, врал мне в лицо о своем имени и говорил, что любит меня. Именно ложь довела нас до сегодняшнего состояния, поэтому я пересилила себя, и начала отвечать. Правду.
— Испугалась. Все были такие сильные вокруг, — слова давались с трудом, признаваться в собственной слабости было неприятно. Да ведь и прав был Его Величество – я бросила его, не попрощавшись. Хотя бы это стоило извинений. — Барон, что мог убить меня просто как сбежавшую от него крестьянку. Леди Изабель, что могла уничтожить меня за то, что посмела полюбить тебя. Королева-мать, которая, казалось, одним только движением мизинца может навсегда вычеркнуть меня из этого мира. Ты оказался не Джоном – бедным странствующим рыцарем. Этьен оказался не вором, что грабит богатых и раздает все бедным. Я больше не знала, где правда, и эти чувства – постоянный страх и сомнения, угнетали. И я ушла. Туда, где эти разрушающие эмоции не испытывала. Ушла заниматься тем, о чем всегда мечтала.
— Ты любила меня?
Интересно, он из всего моего монолога только это услышал?
— Я любила Джона. Вас я совсем не знаю, Ваше Величество.
— Да. Я от того мальчишки многим отличаюсь. Но моя любовь к тебе неизменна. Даже то, что ты украла у меня сына, хоть и ранит, не заставляет меня любить тебя меньше.
Я сидела, оглушенная. Генри тоже притих, нет-нет да поглядывая в нашу сторону, и что-то шепотом объясняя своим игрушкам. Это были невозможные слова. Прошло шесть лет. Мы были вместе так недолго, толком не успев узнать друг друга.
— А твои чувства? Ушли?
Невозможно. Всегда и везде, в любом мужчине я видела Джона. Его стойкость, доброту, решительность. Глаза, что сияли ярче звезд на небе. Были хорошие парни, что готовы меня с мальчонкой в семью взять. Только я раз за разом отказывалась, зная, что навсегда мое сердце осталось с человеком, увидеть которого в жизни я больше не надеялась. И вот он передо мной. Что же ответить?
Всегда правду.
— Нет. Так и не смогла, перестать любить вас.
Эдвард поднялся, и крепко обнял меня, как никто не обнимал последние шесть лет. Не в силах сдерживаться, я обняла его в ответ. Он зарылся в мои волосы, и тихо повторял мое имя, точно молитву.
Мы простояли так целую вечность. Мое тело так и не смогло забыть тепло его рук, аромат его тела. Хорошо, что я не отдала Генри Лиззи. Под его тихий говор нельзя было потерять голову, как бы не хотелось. Я очень любила Генри, но второго ребенка воспитывать в одиночку не желала.
Мысли о сыне сразу заставили меня придти в себя.
— Что теперь? Заберете Генри?
— Мария, у меня другое имя и титул – но я все тот же человек. Всего этого не было бы, не прояви ты доброту к незнакомцу. Прошу, обращайся ко мне как раньше. Молю, смотри на меня, как раньше.
Я посмотрела ему в глаза. Полные тревог и надежд, словно за ними скрывался шторм. Он просил невозможного. Король и крестьянка, где ж это видано? Его слова вселяли надежду, заставляли сердце отчаянно биться, а его близость пьянила сильнее крепленого вина.
— Все не как раньше. Да и не существовало этого – я была рада обмануться, а ты...,а вы поддерживали этот обман. Вы ведь знали, что семья леди Изабель поддерживает вас в ваших стремлениях, и без нее вы не сможете добиться желаемого. Как я могла противостоять ей?
— Вы с леди Изабель все решили за меня, вашего короля, — Эдвард отошел, вновь наливая себе вина. — Ума не приложу, быть мне в ужасе, восторге, или злиться? Все эти эмоции я испытывал по кругу, и успел от них устать. И все же, вопреки вашим женским планам, я не женат.
Я слышала об этом, но старалась не задумываться. Слишком много ходило вокруг его величества слухов, слишком многие – бередили душу. Поговаривали, во дворце каждый год устраивали пышные новогодние балы, в надежде, что одна из юных дам приглянется королю, и страна обретет свою королеву. Но и по сей день надежды были тщетны.
— Леди Изабель была уверена, что ваш брак – единственное, что поможет вам удержать престол. У меня не было причин не верить ей. Да и помолвку с ней вы не расторгали еще три года.
— Белла-Белла, — король закрыл глаза и на его губах заиграла легкая улыба. Я отвернулась. Не хотелось видеть его чувств к его Белле. — Мы с ней пришли к взаимовыгодному сотрудничеству. Оказалось, что она куда больше меня любит власть. А власть королевы совсем не тоже, что управление собственным графством.
— Но как же ее отец?
— Не недооценивай Беллу. Ее отец уехал поправлять здоровье на юга, и она позаботилась о том, чтоб он не возвращался. Что же до старшего брата, а на пути ее становления главой графства стоял еще и он – тот с детства был болезненной и меланхоличной натурой. Сейчас он наслаждается своими стихами в их загородном доме, устраивая там книжные вечера на деньги, щедро выделяемые Беллой.
И все это менее чем за три года и с ближайшими родственниками. Хорошо, что я в свое время послушала предупреждение леди Изабель, и убралась с ее пути. Страшно подумать, что она могла сделать с так не вовремя появившимся Генри.
— Вижу, ты в ужасе. Правильно, леди Изабель следует бояться. Она мой самый сильный союзник. В вопросе брака с тобой – тоже.
Я поперхнулась вином, и помахала обеспокоенному Генри рукой. Все в порядке, малыш. У мамы просто слуховые галлюцинации. Под окном кто-то восторженно взвизгнул, и отстраненно я подумала, что следуют нарвать крапивы и выпороть Лиззи за ее непослушание.
— В вопросе чего?
— Почему ты так удивлена? Я не стал бы прикасаться к тебе, если бы не планировал довести дело до конца. Так ты обо мне думала все эти годы – что я воспользовался тобой, зная, что твое положение не позволит против меня и слова сказать?
Я отвернулась. В самые темные моменты были у меня такие мысли. Ведь заявись я в замок крича, что у меня на руках первенец Его Величества – я дальше порога и шагу бы не ступила. Даже стража могла меня выкинуть на улицу, и хорошо, если при том ребенок бы не пострадал.
— Вот какого ты обо мне мнения? Так и знал. С этих пор я буду говорить тебе только правду, ведь даже молчание принесло нам столько лет разлуки. Мария, ты единственная женщина, которую я когда-либо любил. Умоляю, осчастливь меня, и стань моей женой.
Предательское сердце забилось сильно, точно готово было выпрыгнуть из груди. Эдвард не кричал, не угрожал. Эдвард любил меня и готов был вернуть с собой в столицу. Руки дрожали. Было тысячи причин, почему это было невозможно.
— Прошу, не думай о неслучившихся проблемах. Оставь все условности, и посмотри на меня. Это я, тот же человек, что звал себя Джоном. Я влюбился в твое упрямство, в твое чувство справедливости и твои старания. Простая крестьянская девчонка, что не могла ничего изменить – и все же ты прикладывала усилия, шаг за шагом, день за днем, не отступая от своей совести и мечты. Можно ли было смотреть на тебя и не влюбиться? Прежде чем в твои прекрасные локоны, тонкий стан и яркие, словно драгоценные камни, глаза, я влюбился в твоей характер. Я смотрел на тебя и ты давала мне сил идти дальше, даже когда вся страна преследовала меня, и дядя был так близко к моему убийству. Страсть к тебе была не мимолетным чувством – все эти годы я упорно работал над тем, чтобы никто и слова сказать не смел, когда я приведу тебя во дворец, как свою жену. И все эти годы я вспоминал тебя. Не только в момент страсти, но как ты лечила людей в той сгоревшей деревне. Как пела песни и собирала цветы. Как кормила меня совершенно отвратительной едой, последней, что была у тебя самой. Даже твой уход, так ранивший меня вначале, оказался поступком, к которому я не мог не испытывать уважения. Легко положиться на чьи-то власть и богатства, и куда труднее попробовать добиться своей цели самой. Я восхищаюсь тобой, твоей силой, твоей красотой. Именно такой должна быть королева. Скажи, ты думала обо мне хоть немного?
Думала ли я о нем, ну что за глупый вопрос?!
— Каждый раз, смотря на Генри, я вспоминала вас. Я не пожалела. Ни разу.
После откровенных слов Эдварда во мне не осталось сил. Хорошо, что я сидела. Голова кружилась, и я наверняка упала бы. Все это не могло быть правдой. Неужто я травы какой дурманящей испила? Но Эдвард взял мои руки в свои – такие теплые, такие настоящие. И поцеловал, с откровением, как целовал бы руку святой.
— Я знаю, что подвел тебя. Прошу, поверь мне сейчас.
— Я хочу, — тихо призналась я, сжимая его ладони в своих. — Но я не смогу поддерживать тебя. У меня ведь ничего нет.
— К счастью для нас двоих, леди Изабель поддерживает нас и все прекрасно понимает. За эти шесть лет она стала моим самым надежным союзником. И знаешь что самое страшное – другие мои советники даже не видят в ней серьезного оппонента. Считают, что она держится рядом с троном все еще в надежде выйти за меня замуж, а я слишком благодарен ее отцу, чтоб отослать ее с ее ненужными советами.
— Мужчины бывают слепы, — согласилась я. Леди Изабель за наши две короткие встречи произвела впечатление умной и опасной женщины. Недооценивать ее было фатальной ошибкой.
— И глупы. Так что ты решишь? — он нежно дотронулся до моих волос, заправляя за ухо выбившуюся из-под платка ткань. От его прикосновения я вся вспыхнула. Как часто ночами я вспоминала его руки! Он говорил о силе, но правда в том, что я была слабой женщиной.
— Как я могу отказать тебе?
Эдвард улыбнулся.
— Моя бабушка, королева-мать, и леди Изабель четко дали понять, как нелегко отказать требованиям короля. Поэтому я не требую, а умоляю. В Университете открывают новый курс – для женщин. Его спонтирует сама королева-мать. Никто и слова против не посмеет сказать. Ректор Гийом рекомендовал тебя на должность выступающего лектора. По его словам, господин Жак о тебе высокого мнения, и исследования, что он отправлял в столицу, впечатляли господина ректора.
— Что будет с Генри, если я не соглашусь быть твоей женой? — это был вопрос, от которого зависело все. Я любила Джона, и уже наполовину была влюблена в Эдварда. В его слова, наполненные чувствами – они тронули мою тоскующую по любви душу.
— Генри будет моим наследником. Ты знаешь, согласно суду дядя был осужден и ослеплен. Сейчас он в монастыре, других детей у него не будет, а все его дети – девочки. Если ты не хочешь быть со мной, я усыновлю Генри как приемника, и никто не будет знать о его матери, даже если сплетни о моем с ним кровном родстве будут неизбежны.
— Но смогу ли я быть рядом с ним?
— Всегда. Только наш сын станет следующим королем, Мария. Я не отдам страну, которую так люблю, над благополучием которой работаю не покладая рук, чужим людям. Только нашему ребенку.
В моей голове было столько причин отказать. Любой из дворян мог меня уничтожить. Эдвард мог неверно истолковать чувства леди Изабель. Королева-мать пугала одним только именем.
Но Генри с таким интересом смотрел на Эдварда. И он пришел ко мне и просил, а не требовал. Мужчина, которому подчинялась вся страна. И знание это пьянило и пугало. А еще я любила его, и теперь, когда знала, что он любит меня в ответ, любовь эта стала сильнее страхов.
— Я поверю тебе. Но, Эдвард, — и о, как зажглись его глаза, стоило мне назвать его по имени! — прежде всего я лекарь. Знаю, чтоб стоять рядом с тобой, мне придется от много отказаться. Но прошу, оставь мне хотя бы немного свободы.
Эдвард смотрел на меня, словно не мог поверить моему ответу. Встал, привлек к себе, заглядывая в глаза – и чуть кивнула, и он впился в мои губы поцелуем. Словно жаждущий, впервые за шесть лет добравшийся до воды – в нем было столько тоски, столько страсти. Я отвечала, обняв его, притянув в свои объятия.
Как же я врала себе, говоря, что не скучаю! Я любила его.Рядом с Эдвардом я чувствовала себя цельной.
— То есть ты теперь королева? — не вытерпела Лиззи и распахнула створки, перевалившись в окно. — А где корона? Ты не принес корону?
Она нахмурилась, глядя на Эдварда, явно выражая свое неодобрение.
— Да тише ты! — рядом с Лиззи стоял юноша, в котором я с удивлением узнала Пьера из той давней сгоревшей деревни. — Не перебивай Его Величество, он так долго готовился! Ой!
Пьер был так расстроен, так обозлен, когда я видела его в последний раз. Сейчас передо мной стоял статный юноша с доброй улыбкой, совсем не напоминающий того отчаявшегося ребенка.
— Знакомься, моя королева. Это мой оруженосец.
Пьер подтянулся, словно его генералу важному представляли. Лиззи захихикала, а я смотрела на него и думала, как же Этьен был не прав. Забота и любовь помогли мальчику избавиться от мести, не разрушить себя, и вырасти достойным человеком.
— У меня есть короны, — Эдвард, принял упрек Лиззи всерьез. — На любой вкус и цвет. Но сегодня я принес это.
Он достал серьги в виде лилий. Те, что в тот давешний турнир украшали королеву.
— Это моей матушки. Отец подарил ей на свадьбу, и она так любила их. Я поклялся вернуть эти лилии, и теперь они твои по праву.
Дрожащими руками я приняла эти обманчиво простые серьги. Это символ власти, по которому меня узнают сразу, и сбежать уже будет невозможно, не оставив их позади. Я не согнусь под их весом. Я сделала свой выбор, и не отступлю от него.
Эдвард достал из-за заказухи примятый венок из незабудок. Совсем как тот, что я плела когда-то давно в дороге. Его плели аккуратно, но пара своевольных цветов умудрились выскочить. Он помнил! Так же дорожил каждым мигом, проведенным вместе? С каждым его действием я верила, что так оно и было. Когда-то я выбрала себя, думая, что другого пути не существует. Но я повзрослела, и мир перестал быть черно-белым. Я научилась у дядюшке Жака многому, в том числе и доверию. И я хотела доверять Этьену. Когда-то давно одной любви было мало. Но теперь у меня были знания, мое имя было известно. Я могла устроиться везде, прокормить себя и Генри. Я не боялась своей любви. Знала, что это риск. Но теперь мне не казалось, что в знати все лжецы, убийцы и предатели. Меня ранил обман, но, похоже, и Эдварда ранила его беспомощность. Моя жизнь принесла мне покой, но я верила, что рядом с этим человеком смогу обрести счастье. И я готова была рискнуть. Корона из незабудок, старательно, но не слишком аккуратно сделанная, была для меня дороже всех украшений.
— Ты не забыл, — я склонила голову, и он осторожно водрузил мне ее на голову, словно настоящую драгоценность.
— Я помнил о тебе всегда.
Эдвард поцеловал меня. Генри и Лиззи взвизгнули, Пьер покраснел и отвернулся. Малыш подбежал и обнял меня за ноги, а Лиззи от восторга упала в грядку. Из окна доносился голос дядюшки Жака, отчитывавшего ее за безалаберность.
Пахло весной и незабудками. Никогда не думала, что так остро можно ощущать радость от того, что жива.
Меня больше никто не приглашал на танец. Люди косились в мою сторону, но стоило мне улыбнуться им – как отворачивались, делая вид, что не замечают.
Он дал Генри железную, искусно сделанную фигурку рыцаря, припрятанный ранее, и спустил на пол. Тот кинулся играть с ней, знакомя с остальными игрушками, придумывая каждому истории приключений.
— Почему ты ушла, не попрощавшись?
Я могла ответить многое. Начать, наверное, стоило с извинений. При общении с королевскими особами извинений много не бывает, особенно, если на кону твой собственный ребенок. Но когда-то этот человек звал себя Джоном, врал мне в лицо о своем имени и говорил, что любит меня. Именно ложь довела нас до сегодняшнего состояния, поэтому я пересилила себя, и начала отвечать. Правду.
— Испугалась. Все были такие сильные вокруг, — слова давались с трудом, признаваться в собственной слабости было неприятно. Да ведь и прав был Его Величество – я бросила его, не попрощавшись. Хотя бы это стоило извинений. — Барон, что мог убить меня просто как сбежавшую от него крестьянку. Леди Изабель, что могла уничтожить меня за то, что посмела полюбить тебя. Королева-мать, которая, казалось, одним только движением мизинца может навсегда вычеркнуть меня из этого мира. Ты оказался не Джоном – бедным странствующим рыцарем. Этьен оказался не вором, что грабит богатых и раздает все бедным. Я больше не знала, где правда, и эти чувства – постоянный страх и сомнения, угнетали. И я ушла. Туда, где эти разрушающие эмоции не испытывала. Ушла заниматься тем, о чем всегда мечтала.
— Ты любила меня?
Интересно, он из всего моего монолога только это услышал?
— Я любила Джона. Вас я совсем не знаю, Ваше Величество.
— Да. Я от того мальчишки многим отличаюсь. Но моя любовь к тебе неизменна. Даже то, что ты украла у меня сына, хоть и ранит, не заставляет меня любить тебя меньше.
Я сидела, оглушенная. Генри тоже притих, нет-нет да поглядывая в нашу сторону, и что-то шепотом объясняя своим игрушкам. Это были невозможные слова. Прошло шесть лет. Мы были вместе так недолго, толком не успев узнать друг друга.
— А твои чувства? Ушли?
Невозможно. Всегда и везде, в любом мужчине я видела Джона. Его стойкость, доброту, решительность. Глаза, что сияли ярче звезд на небе. Были хорошие парни, что готовы меня с мальчонкой в семью взять. Только я раз за разом отказывалась, зная, что навсегда мое сердце осталось с человеком, увидеть которого в жизни я больше не надеялась. И вот он передо мной. Что же ответить?
Всегда правду.
— Нет. Так и не смогла, перестать любить вас.
Эдвард поднялся, и крепко обнял меня, как никто не обнимал последние шесть лет. Не в силах сдерживаться, я обняла его в ответ. Он зарылся в мои волосы, и тихо повторял мое имя, точно молитву.
Мы простояли так целую вечность. Мое тело так и не смогло забыть тепло его рук, аромат его тела. Хорошо, что я не отдала Генри Лиззи. Под его тихий говор нельзя было потерять голову, как бы не хотелось. Я очень любила Генри, но второго ребенка воспитывать в одиночку не желала.
Мысли о сыне сразу заставили меня придти в себя.
— Что теперь? Заберете Генри?
— Мария, у меня другое имя и титул – но я все тот же человек. Всего этого не было бы, не прояви ты доброту к незнакомцу. Прошу, обращайся ко мне как раньше. Молю, смотри на меня, как раньше.
Я посмотрела ему в глаза. Полные тревог и надежд, словно за ними скрывался шторм. Он просил невозможного. Король и крестьянка, где ж это видано? Его слова вселяли надежду, заставляли сердце отчаянно биться, а его близость пьянила сильнее крепленого вина.
— Все не как раньше. Да и не существовало этого – я была рада обмануться, а ты...,а вы поддерживали этот обман. Вы ведь знали, что семья леди Изабель поддерживает вас в ваших стремлениях, и без нее вы не сможете добиться желаемого. Как я могла противостоять ей?
— Вы с леди Изабель все решили за меня, вашего короля, — Эдвард отошел, вновь наливая себе вина. — Ума не приложу, быть мне в ужасе, восторге, или злиться? Все эти эмоции я испытывал по кругу, и успел от них устать. И все же, вопреки вашим женским планам, я не женат.
Я слышала об этом, но старалась не задумываться. Слишком много ходило вокруг его величества слухов, слишком многие – бередили душу. Поговаривали, во дворце каждый год устраивали пышные новогодние балы, в надежде, что одна из юных дам приглянется королю, и страна обретет свою королеву. Но и по сей день надежды были тщетны.
— Леди Изабель была уверена, что ваш брак – единственное, что поможет вам удержать престол. У меня не было причин не верить ей. Да и помолвку с ней вы не расторгали еще три года.
— Белла-Белла, — король закрыл глаза и на его губах заиграла легкая улыба. Я отвернулась. Не хотелось видеть его чувств к его Белле. — Мы с ней пришли к взаимовыгодному сотрудничеству. Оказалось, что она куда больше меня любит власть. А власть королевы совсем не тоже, что управление собственным графством.
— Но как же ее отец?
— Не недооценивай Беллу. Ее отец уехал поправлять здоровье на юга, и она позаботилась о том, чтоб он не возвращался. Что же до старшего брата, а на пути ее становления главой графства стоял еще и он – тот с детства был болезненной и меланхоличной натурой. Сейчас он наслаждается своими стихами в их загородном доме, устраивая там книжные вечера на деньги, щедро выделяемые Беллой.
И все это менее чем за три года и с ближайшими родственниками. Хорошо, что я в свое время послушала предупреждение леди Изабель, и убралась с ее пути. Страшно подумать, что она могла сделать с так не вовремя появившимся Генри.
— Вижу, ты в ужасе. Правильно, леди Изабель следует бояться. Она мой самый сильный союзник. В вопросе брака с тобой – тоже.
Я поперхнулась вином, и помахала обеспокоенному Генри рукой. Все в порядке, малыш. У мамы просто слуховые галлюцинации. Под окном кто-то восторженно взвизгнул, и отстраненно я подумала, что следуют нарвать крапивы и выпороть Лиззи за ее непослушание.
— В вопросе чего?
— Почему ты так удивлена? Я не стал бы прикасаться к тебе, если бы не планировал довести дело до конца. Так ты обо мне думала все эти годы – что я воспользовался тобой, зная, что твое положение не позволит против меня и слова сказать?
Я отвернулась. В самые темные моменты были у меня такие мысли. Ведь заявись я в замок крича, что у меня на руках первенец Его Величества – я дальше порога и шагу бы не ступила. Даже стража могла меня выкинуть на улицу, и хорошо, если при том ребенок бы не пострадал.
— Вот какого ты обо мне мнения? Так и знал. С этих пор я буду говорить тебе только правду, ведь даже молчание принесло нам столько лет разлуки. Мария, ты единственная женщина, которую я когда-либо любил. Умоляю, осчастливь меня, и стань моей женой.
Предательское сердце забилось сильно, точно готово было выпрыгнуть из груди. Эдвард не кричал, не угрожал. Эдвард любил меня и готов был вернуть с собой в столицу. Руки дрожали. Было тысячи причин, почему это было невозможно.
— Прошу, не думай о неслучившихся проблемах. Оставь все условности, и посмотри на меня. Это я, тот же человек, что звал себя Джоном. Я влюбился в твое упрямство, в твое чувство справедливости и твои старания. Простая крестьянская девчонка, что не могла ничего изменить – и все же ты прикладывала усилия, шаг за шагом, день за днем, не отступая от своей совести и мечты. Можно ли было смотреть на тебя и не влюбиться? Прежде чем в твои прекрасные локоны, тонкий стан и яркие, словно драгоценные камни, глаза, я влюбился в твоей характер. Я смотрел на тебя и ты давала мне сил идти дальше, даже когда вся страна преследовала меня, и дядя был так близко к моему убийству. Страсть к тебе была не мимолетным чувством – все эти годы я упорно работал над тем, чтобы никто и слова сказать не смел, когда я приведу тебя во дворец, как свою жену. И все эти годы я вспоминал тебя. Не только в момент страсти, но как ты лечила людей в той сгоревшей деревне. Как пела песни и собирала цветы. Как кормила меня совершенно отвратительной едой, последней, что была у тебя самой. Даже твой уход, так ранивший меня вначале, оказался поступком, к которому я не мог не испытывать уважения. Легко положиться на чьи-то власть и богатства, и куда труднее попробовать добиться своей цели самой. Я восхищаюсь тобой, твоей силой, твоей красотой. Именно такой должна быть королева. Скажи, ты думала обо мне хоть немного?
Думала ли я о нем, ну что за глупый вопрос?!
— Каждый раз, смотря на Генри, я вспоминала вас. Я не пожалела. Ни разу.
После откровенных слов Эдварда во мне не осталось сил. Хорошо, что я сидела. Голова кружилась, и я наверняка упала бы. Все это не могло быть правдой. Неужто я травы какой дурманящей испила? Но Эдвард взял мои руки в свои – такие теплые, такие настоящие. И поцеловал, с откровением, как целовал бы руку святой.
— Я знаю, что подвел тебя. Прошу, поверь мне сейчас.
— Я хочу, — тихо призналась я, сжимая его ладони в своих. — Но я не смогу поддерживать тебя. У меня ведь ничего нет.
— К счастью для нас двоих, леди Изабель поддерживает нас и все прекрасно понимает. За эти шесть лет она стала моим самым надежным союзником. И знаешь что самое страшное – другие мои советники даже не видят в ней серьезного оппонента. Считают, что она держится рядом с троном все еще в надежде выйти за меня замуж, а я слишком благодарен ее отцу, чтоб отослать ее с ее ненужными советами.
— Мужчины бывают слепы, — согласилась я. Леди Изабель за наши две короткие встречи произвела впечатление умной и опасной женщины. Недооценивать ее было фатальной ошибкой.
— И глупы. Так что ты решишь? — он нежно дотронулся до моих волос, заправляя за ухо выбившуюся из-под платка ткань. От его прикосновения я вся вспыхнула. Как часто ночами я вспоминала его руки! Он говорил о силе, но правда в том, что я была слабой женщиной.
— Как я могу отказать тебе?
Эдвард улыбнулся.
— Моя бабушка, королева-мать, и леди Изабель четко дали понять, как нелегко отказать требованиям короля. Поэтому я не требую, а умоляю. В Университете открывают новый курс – для женщин. Его спонтирует сама королева-мать. Никто и слова против не посмеет сказать. Ректор Гийом рекомендовал тебя на должность выступающего лектора. По его словам, господин Жак о тебе высокого мнения, и исследования, что он отправлял в столицу, впечатляли господина ректора.
— Что будет с Генри, если я не соглашусь быть твоей женой? — это был вопрос, от которого зависело все. Я любила Джона, и уже наполовину была влюблена в Эдварда. В его слова, наполненные чувствами – они тронули мою тоскующую по любви душу.
— Генри будет моим наследником. Ты знаешь, согласно суду дядя был осужден и ослеплен. Сейчас он в монастыре, других детей у него не будет, а все его дети – девочки. Если ты не хочешь быть со мной, я усыновлю Генри как приемника, и никто не будет знать о его матери, даже если сплетни о моем с ним кровном родстве будут неизбежны.
— Но смогу ли я быть рядом с ним?
— Всегда. Только наш сын станет следующим королем, Мария. Я не отдам страну, которую так люблю, над благополучием которой работаю не покладая рук, чужим людям. Только нашему ребенку.
В моей голове было столько причин отказать. Любой из дворян мог меня уничтожить. Эдвард мог неверно истолковать чувства леди Изабель. Королева-мать пугала одним только именем.
Но Генри с таким интересом смотрел на Эдварда. И он пришел ко мне и просил, а не требовал. Мужчина, которому подчинялась вся страна. И знание это пьянило и пугало. А еще я любила его, и теперь, когда знала, что он любит меня в ответ, любовь эта стала сильнее страхов.
— Я поверю тебе. Но, Эдвард, — и о, как зажглись его глаза, стоило мне назвать его по имени! — прежде всего я лекарь. Знаю, чтоб стоять рядом с тобой, мне придется от много отказаться. Но прошу, оставь мне хотя бы немного свободы.
Эдвард смотрел на меня, словно не мог поверить моему ответу. Встал, привлек к себе, заглядывая в глаза – и чуть кивнула, и он впился в мои губы поцелуем. Словно жаждущий, впервые за шесть лет добравшийся до воды – в нем было столько тоски, столько страсти. Я отвечала, обняв его, притянув в свои объятия.
Как же я врала себе, говоря, что не скучаю! Я любила его.Рядом с Эдвардом я чувствовала себя цельной.
— То есть ты теперь королева? — не вытерпела Лиззи и распахнула створки, перевалившись в окно. — А где корона? Ты не принес корону?
Она нахмурилась, глядя на Эдварда, явно выражая свое неодобрение.
— Да тише ты! — рядом с Лиззи стоял юноша, в котором я с удивлением узнала Пьера из той давней сгоревшей деревни. — Не перебивай Его Величество, он так долго готовился! Ой!
Пьер был так расстроен, так обозлен, когда я видела его в последний раз. Сейчас передо мной стоял статный юноша с доброй улыбкой, совсем не напоминающий того отчаявшегося ребенка.
— Знакомься, моя королева. Это мой оруженосец.
Пьер подтянулся, словно его генералу важному представляли. Лиззи захихикала, а я смотрела на него и думала, как же Этьен был не прав. Забота и любовь помогли мальчику избавиться от мести, не разрушить себя, и вырасти достойным человеком.
— У меня есть короны, — Эдвард, принял упрек Лиззи всерьез. — На любой вкус и цвет. Но сегодня я принес это.
Он достал серьги в виде лилий. Те, что в тот давешний турнир украшали королеву.
— Это моей матушки. Отец подарил ей на свадьбу, и она так любила их. Я поклялся вернуть эти лилии, и теперь они твои по праву.
Дрожащими руками я приняла эти обманчиво простые серьги. Это символ власти, по которому меня узнают сразу, и сбежать уже будет невозможно, не оставив их позади. Я не согнусь под их весом. Я сделала свой выбор, и не отступлю от него.
Эдвард достал из-за заказухи примятый венок из незабудок. Совсем как тот, что я плела когда-то давно в дороге. Его плели аккуратно, но пара своевольных цветов умудрились выскочить. Он помнил! Так же дорожил каждым мигом, проведенным вместе? С каждым его действием я верила, что так оно и было. Когда-то я выбрала себя, думая, что другого пути не существует. Но я повзрослела, и мир перестал быть черно-белым. Я научилась у дядюшке Жака многому, в том числе и доверию. И я хотела доверять Этьену. Когда-то давно одной любви было мало. Но теперь у меня были знания, мое имя было известно. Я могла устроиться везде, прокормить себя и Генри. Я не боялась своей любви. Знала, что это риск. Но теперь мне не казалось, что в знати все лжецы, убийцы и предатели. Меня ранил обман, но, похоже, и Эдварда ранила его беспомощность. Моя жизнь принесла мне покой, но я верила, что рядом с этим человеком смогу обрести счастье. И я готова была рискнуть. Корона из незабудок, старательно, но не слишком аккуратно сделанная, была для меня дороже всех украшений.
— Ты не забыл, — я склонила голову, и он осторожно водрузил мне ее на голову, словно настоящую драгоценность.
— Я помнил о тебе всегда.
Эдвард поцеловал меня. Генри и Лиззи взвизгнули, Пьер покраснел и отвернулся. Малыш подбежал и обнял меня за ноги, а Лиззи от восторга упала в грядку. Из окна доносился голос дядюшки Жака, отчитывавшего ее за безалаберность.
Пахло весной и незабудками. Никогда не думала, что так остро можно ощущать радость от того, что жива.
Меня больше никто не приглашал на танец. Люди косились в мою сторону, но стоило мне улыбнуться им – как отворачивались, делая вид, что не замечают.
