Глава 1. Фестивальное дитя
Ксения Воронина принадлежала к сословию, эвфемически именуемому «фестивальным», хотя появилась на свет десятилетия спустя после знаменитого молодёжного фестиваля 1957 года. Как и в большинстве подобных случаев, папа Ксении благополучно возвратился на свою пробуждающуюся родину, оставив экзотическому отпрыску семьи Ворониных экзотическое отчество и не более того. За исключением внешности, Ксюха росла самой обычной девчонкой, довольно прилежно училась, но не попала в 9-й класс — по словам матери, Елены Петровны, её «срезали» на экзаменах по причинам, которые сама Елена Петровна считала вполне очевидными. Как бы там ни было, Ксения поступила в среднее ПТУ связи.
Иногда, впрочем, редко, у матери с дочерью происходили странные разговоры.
— Мам, а кто такие Песчаные Змеи? — спросила как-то десятилетняя Ксюха.
— А ты как думаешь? Это змеи, которые водятся в песке, — логично ответила Елена Петровна. — В Средней Азии, наверное.
— Неправда, — возразила девочка, тряхнув африканскими кудряшками.
В двенадцать лет:
— Мам, ты когда-нибудь шоггота видела?
— Чего видела?
— Это такая живая чёрная икра. Очень страшная.
— Что за глупости! В природе такого не бывает.
Когда Ксения заканчивала второй год училища, ей заинтересовались сразу две зарубежные структуры. Ничего не подозревавшая пэтэушница-«шоколадка» стала предметом повестки дня тайных заседаний — одного в Риме, на вилле на Авентинском холме, другого в замке Драхенфельс-Грейза в Люксембурге. Совещания проходили примерно одинаково — сначала недоверие, потом планы решительных действий.
Семеро участников римской конференции принадлежали к монашескому ордену Дирка. Стороннему наблюдателю они показались бы не только единоверцами, но и близкими родственниками. Так оно и было — орден, основанный ещё до ледникового периода, на протяжении бесчисленных поколений объединял лишь членов одного рода.
— Враг, без сомнения, тоже учуял ауру, — подытожил старший иерофант. — Обучение необходимо начать незамедлительно.
На совете в Драхенфельс-Грейза присутствовали владелец замка граф Дамиан Грейза, крупный банкир, его жена фрау Милена и доктор Кланц, всемирно известный румынский врач-гематолог, возглавлявший институт, клиники которого располагались в тринадцати странах. Эти трое тоже были удивительно похожи друг на друга.
— Быть того не может! — буркнул граф, выслушав Кланца. — Какая-то чернозадая...
— Чернозадая! — усмехнулся доктор. — Дамиан, ты слишком хорошо разыгрываешь свою роль. Для нас не существует подобных различий — кровь у них у всех одинаково красная.
Грейза вскочил.
— Прибереги поучения для кого-нибудь другого! Много бы сделал твой прославленный институт без дотаций банка «Драхенфельс унд Винета»!
— Не ссорьтесь, — сказала фрау Милена.
— Ты помнишь, кто и где остановил Стаю, — невозмутимо произнёс Кланц.
— Они давно истлели в своих песках, — процедил сквозь клыки Грейза.
— В «Песни Тиене» наших милых друзей Дирка есть поистине золотые слова: «Весна грядёт за зимою, ночь изгоняет рассвет, пламя жизни, угаснув, заблещет за пологом лет». Песчаные Змеи, может быть, в своё время и сгинули, но вот теперь одна вернулась. Если мы не хотим и впредь шарахаться от осины и чеснока...
Ксению разбудило прикосновение чего-то холодного и склизкого к голым пяткам. Девушка инстинкивно поджала ноги, спрятав ступни под одеяло, и в ту же минуту одеяло слетело на пол. Раскрыв глаза, Ксения увидела нечто вроде клубка извивающихся змей цвета сырого мяса, тянувшихся из-под вспученных половиц.
Ксения вскрикнула, с невероятным усилием вырвала ногу из хватки щупальца, соскочила с кровати и забилась в угол. Красная тварь теперь целиком громоздилась на полу — продолговатый мешок лоснящейся морщинистой плоти с судорожно пульсирующими мясистыми отростками с крючьями на концах, не то страхолюдный осьминог, не то марсианин из романа Уэллса.
«Бл..ь», подумала Ксения и, трясясь от страха и обливаясь холодным потом, хрипло пробормотала четверостишие на языке Древней Земли, переводившееся на русский приблизительно следующим образом:
Сородич Стаи,
Исчадие Ламий,
Лёд твой растаял,
Моё живо Пламя.
К минутному облегчению девушки, заклинания оказалось достаточно, чтобы щупальца багрового ужаса, едва не вонзившиеся кривыми шипами ей в грудь, на мгновение застыли в воздухе. Ксения рванулась в сторону и схватила кинжал из жёлтого металла, лежавший на тумбочке рядом с магнитолой.
Она метнула клинок в мешковидное тулово страшилища, занявшего исходную позицию на её кровати. Раздался громкий треск, словно лопнула громадная медуза, щупальца задёргались ещё спазматичнее, и вдруг чудовище исчезло, рассыпавшись кучей полупрозрачного розоватого порошка.
— Ксюша! — послышалось из соседней комнаты. — Всё в порядке?
Ксения не ответила. Ноги стали ватными, она опустилась на колени и исторгла новогодний ужин на изувеченный паркет.
Её предупреждали, что первый бой будет страшным, может быть, самым страшным. Но она выдержала.
Прода от 26.06.2022, 17:37
Глава 2. Ловушка
— Тём, ты вроде по-фашистски читаешь? — спросила Оля Завьялова, студентка третьего курса Балашовского мединститута, размазывая плавленый сыр по ломтю белого хлеба.
— Однозначно, — отозвался Артём Белкин. Сын офицера-ракетчика, служившего в ГДР, он учился в школе в Лейпциге.
Оля поднялась, на всякий случай отёрла руку о джинсы и взяла лежавшее на кипе модных журналов письмо.
— Вот, из Германии пришло.
— Это не из Германии, — сказал Артём, взглянув на почтовое отправление. — Из Люксембурга.
— А Люксембург не в Германии разве?
— Нет, отдельная страна. Однозначно. А что за Дэвэ?
— Без понятия.
— «Драхенфельс унд Винета», — с расстановкой произнёс Артём. — Это банк!
— Банк?! А чего им от меня надо?
Артём поднял брови.
— «Фройляйн Завьялова», — начал он читать. Оля прыснула.
— Фройляйн!
— Это не Совок тебе, — с восхищением заметил Артём. — Запад всё-таки. «Принимая во внимание»... короче, тебе предлагают стажировку во Всемирном Институте Гема... чего?
— Гематологии?
— Вот-вот. В Бельгии, если хочешь специализироваться в данной области. А чего это за фигня такая?
— Это насчёт болезней крови, — просияла Оля. И она могла кое-чему научить Артёма.
— А, от слова гематоген, — глубокомысленно заключил молодой человек. — В общем, банк, как спонсор Института, возьмёт на себя все расходы, перелёт, жильё, стипуху, если выполнишь их условия.
— Какие условия?
— Не написано. Надо им позвонить. Тут номер есть.
Следующим утром Оля Завьялова опоздала на занятия — она отправилась в пункт переговоров и заказала международный звонок.
— «Драхенфельс унд Винета», гутен морген, — раздалось в трубке после нескольких гудков.
— Алё, кто-нибудь по-русски говорит? — с замирающим сердцем спросила Оля.
— Айн момент, битте.
Заиграла приглушённая музыка, потом прозвучал вежливый мужской голос:
— Чем могу служить?
— Это Ольга Завьялова. Вы прислали мне предложение о стажировке...
— О, разумеется. Очень приятно.
У Оли возникло странное чувство — ей показалось, что человек на том конце провода пристально на неё смотрит, причём каким-то мёртвым, остекленелым взглядом. Но, конечно, этого быть не могло.
— Вы ведь знаете Ксению Воронину? — поинтересовался банковский служащий.
— Ксюху? — удивилась Оля. — Это моя бывшая подруга.
— Почему бывшая?
— Мы поссорились из-за кулончика. И вообще она стала задаваться.
— Из-за кулончика?
— Она всё время куда-то ездит, наверное, к папаше, и однажды вернулась с такой красивой подвеской на цепочке. Я хотела посмотреть, а она так заорала: «Не трогай!», что я на всю жизнь обиделась.
— Что вы можете о ней сказать?
— Она полунегритянка. Довольно смазливенькая. Отец из Африки, у нас учился, потом уехал. Мама русская. Ксюха корчит из себя невесть кого, а у самой в голове полторы извилины. В ПТУ пошла.
— Вам нужно возобновить с ней дружбу...
Седоково — это смешанный лесной массив, начинающийся примерно в километре от городской черты Балашовска. Он сохранил первозданное великолепие, несмотря на вредоносные выбросы огромного Балашовского комбината. Помимо туристического, Седоковский лес представляет археологический и даже палеонтологический интерес. Во времена, предшествовавшие ледниковому периоду, здесь обитало некое племя, чья культура была гораздо старше денисовской. А под древними валунами, там и сям вздымающимися над лесной подстилкой, таилось Нечто старше самих валунов.
Оно спало долго, очень долго. Наверху протекал бесконечный круговорот жизни и смерти, наползли и отступили льды, Стаю сменили поклонявшиеся Ему сегастры, место сегастров заняли уже настоящие люди-аримаспы, аримаспов вытеснили сарматы, сарматов — славяне, происходили битвы, революции и снова битвы. А Его сон в подземелье не тревожили с самого ледника...
До сего дня. Оно не знало, кто произнёс давно забытое заклинание сегастров. Оно лишь чувствовало пробуждение от вековечной спячки и предвкушение услады, даруемой кровью.
Ксения вырвалась из когтей кошмарного видения. Дурные сны давно стали для неё привычным делом — работа такая. Но этот был особенно неприятным. Она горела, и жёг её как раз тот предмет, что был призван защищать — Амулет.
Она прошествовала в душ, потом, натянув майку и трусики, босиком прошлёпала на кухню и поставила на огонь кофеварку. Кофе уже начинал закипать, когда зазвенел телефон.
«Наверное, мама из Ялты», подумала Ксения и побежала к аппарату.
— Ксюха, привет! — раздался в трубке знакомый радостный голос. — Слушай, я такая дура была! Однозначно. Не сообразила, что у тебя такая вера. У каждого народа своя индивидуальность. Помиримся, а? Росли же вместе.
— Ладно, Оль, — ответила Ксения. — Я тоже психанула. Мир.
— Ой ты моя хорошая! Мы тут задумали небольшой сабантуйчик...
— Кто это «мы»?
— Да, ты же не знаешь. Я встречаюсь с Тёмой Белкиным из Строительного. Клёвый чувак. Жил в Германии.
— Рада за тебя.
— А у тебя что на этом фронте? Ну-ка докладывай!
— Ничего, — вздохнув, правдиво сказала Ксения.
— Ты даё-ошь, — протянула Оля Завьялова. — Постараемся исправить положение. Есть кое-кто на примете, тоже приглашён. В общем, послезавтра в лесу. Тёма с отцовской тачкой. Я тебе ещё звякну.
Этим солнечным воскресным днём Ксении Ворониной надоело проклинать собственное существование. Ей осточертело вообще всё.
Мало она натерпелась в детстве — разбитая семья, жестокий бытовой расизм... Другие девушки живут нормальной жизнью — обзаводятся кавалерами, щеголяют друг перед дружкой фарцованным шмотьём, делают какую-никакую карьеру. Та же Светка Коновалец. Та же Оля Завьялова. А ей, Ксюхе, выпала незавидная участь Песчаной Змеи. И толку?
Ну какое ей дело до того, что в ледниковый период происходила неистовая борьба между двумя биологическими видами — предками современных людей и Стаей, человекоподобными кровососами? Кто вообще об этом помнит? От войны, охватившей все континенты, остались лишь две смутные легенды — одна о вампирах, другая об амазонках. Эти-то амазонки, девы-воительницы, называвшие себя Песчаными Змеями, где-то в Древней Земле, южнее Сахары, и нанесли окончательное поражение Стае. Впервые Ксения узнала про них в десять лет, из удивительно ярких снов — тогда ей полюбились такие же, как она, мулатки, насмерть бившиеся с клыкастыми страхолюдами. Она ревела, когда они гибли, а мама по утрам утешала: «Не бери в голову, Ксюша, это только сон!» Только сон! Знала бы мама...
Проиграв битву, Стая, однако, не исчезла. Вампир, обосновавшийся в Греции, потом мстил. Историчка выставила Ксюху из класса за нецензурные замечания, когда речь на уроке зашла о «подвигах» Геракла.
Обе стороны использовали то, что принято называть «сверхъестественными силами». Монахи Дирка, сохранившие чистоту доледниковой крови, узнали о Ксении не из картотеки Центрального Статистического Управления. В Рим на обучение её отправили не самолётом. И для первого покушения на Песчаную Змею, в Новый Год на дедушкиной даче, Стая наняла не уголовника-рецидивиста...
Ксения включила магнитолу и надела облегающую канареечную блузку, спрятав послуживший камнем преткновения Амулет под воротник, и красные шорты. Подумав, всё-таки решила положить орихалковый кинжал Песчаной Змеи в кожаную сумочку берберской выделки, сувенир отнюдь не увеселительной поездки в Нигер. Она всё ещё придирчиво разглядывала себя в зеркало, подпевая синкопированной мелодии блюза, когда раздался телефонный звонок.
— Ксюха, на выход! — Олин голос почему-то был сипловатым, словно простуженным. — Минут через пять подъедем.
— Иду, — ответила Ксения, сунула ноги в сандалии и вышла из квартиры. Через семь минут к пятиэтажке действительно подрулила бутылочно-зелёная «лада».
Оля Завьялова в самом деле выглядела заболевшей — она была бледной и судорожно сглатывала. Кроме того, Ксения почувствовала какую-то фальшь в её объятии. Тёма Белкин оказался стройным шатеном с широкоскулым лицом и слегка раскосыми серыми глазами. Он улыбнулся Ксении дежурной улыбкой, но в его взгляде читалось хорошо знакомое: «Вали отсюда, черномазая!»
— А где мой кандидат в женихи? — спросила Ксения, устраиваясь на заднем сиденье, рядом с набитой сумкой-«холодильником».
— Присоединится в лесу, — сказала Оля. — У него своя тачка, — она многозначительно подмигнула.
Для пикника было выбрано укромное место вдали от закрытой на капитальный ремонт Седоковской турбазы. «Лада» въехала на залитую солнцем поляну, окружённую могучими клёнами и почти правильным кольцом растрескавшихся замшелых валунов. Артём раскрыл бардачок и выругался:
— Б..дь, сигареты забыл!
— Рассеянный с улицы Бассейной! — взвизгнула Оля. — У тебя ж под носом на тумбе лежали!
— Заткнись лучше! — раздражённо огрызнулся Артём.
— Да как ты со мной разговариваешь?
— Как заслуживаешь! Однозначно!
— Охренел?.. Слушай, Ксюха, вылезай и захвати сумку, ладно? Мы сейчас, когда этот козёл уймётся.
— Это я...
Ксения взяла сумку-«холодильник» и выбралась на поляну. В ту же минуту дверца «лады» захлопнулась, и машина рванулась прочь, огласив лес надрывным рокочущим гулом.
Ксения ещё собиралась с мыслями, когда земля у неё под ногами внезапно затряслась.
Она отскочила к ближайшему валуну, как опушка внезапно превратилась в своего рода кратер — к небу взвился смерч почвы и листвы, и над поляной вздыбилось что-то вроде корявого дерева, увенчанного вытянутой втулкой головой с двумя изогнутыми вовнутрь рогами и единственным глазом, покрытым блестящей чёрной плевой. Тварь громоздилась над кронами клёнов, колыхаясь, извиваясь и вытягивая похожие на сучья отростки с круглыми присосками на концах.
