— Ничего себе! Потратился... — начала Надежда Ильинична, и в эту минуту крышка банки сама собой вздулась и разлетелась кусками металла. Содержимое действительно напоминало зернистую икру — к потолку взметнулась куча пузырчатой смолы, по которой бежали, вспыхивая и тут же затухая, зеленоватые огоньки. Комнату наполнил невыносимый смрад. Чудовищный столб мгновенно разветвился множеством извивающихся отростков. Сочившиеся чёрной слизью удавы обвили обезумевших от ужаса людей, срезая твёрдыми и острыми, как стальные лезвия, крючьями головы несчастных...
Полугодом позже
— Ты рехнулась? — мистер Спленнер, редактор отдела развлечений, оторвал изумлённый взгляд от распечатки и вытаращился на Мари Мартинo. — Что ты... конечно, здоровая критика — это хорошо, необязательно всё хвалить, но такое!.. Тебя попросили написать беспристрастную рецензию. И что мы имеем? — Спленнер снова уставился на лист. — «"Геракл" — это два часа тринадцать минут потраченного времени. Брюс Моррис совершенно не годится для главной роли»... Это тебе-то решать? Он один из самых высокооплачиваемых актёров Голливуда! Режиссура ниже средней, спецэффекты дрянные — вот-вот, shitty, ты не у себя в ге... выбирай выражения. «Потуги Уоллерстайна — жалкая имитация Вангелиса». Так ты ещё и музыковед? У тебя что, вендетта против них? Переписывай всё заново!
— Ничего не собираюсь переписывать, — твёрдо ответила Мари, повернулась на каблуках и вышла.
Было время обеда. Девушка спустилась на лифте, вышла из здания, где находилось издательство «Каскейд-Сити Монитор», пересекла авеню и заглянула в фаст-фуд. Там она купила сэндвич с жареной курицей и жестянку корневого пива. Ей захотелось перекусить на свежем воздухе, в парке, и она отправилась на автостоянку.
— Шери сейсей, — раздался женский голос, когда Мари подошла к своему «ниссану».
Она так и замерла. Этих слов не мог знать никто. Они были полузабытым плодом её собственной фантазии, вернее, подсознания — звучали в её страшных детских снах, и Мари не делилась ими ни с одной живой душой.
Медленно обернувшись, Мари увидела девушку примерно одного с ней возраста и такого же происхождения, «двурасового», как принято говорить в лицемерно-корректной Америке, красивую, стройную, одетую в блузку хаки и узкие джинсы. На плече у неё болталась кожаная сумочка экзотической выделки.
— Кто ты такая? — полушёпотом спросила Мари.
— Зиния, — ответила незнакомка. — Так по-английски. А по-русски Ксения. Я из России.
— Из России?!
— Да. Нас разбросало по всему миру.
— Нас?..
— Песчаных Змей. — Ксения грустно улыбнулась. — Поговорим?
На глаза Мари навернулись слёзы.
— Шери сейсей. — Девушки обнялись и расцеловались, как родные сёстры.
Они сидели на газоне городского парка, сбросив обувь. Мари жевала сэндвич, а Ксения курила, делая частые затяжки.
— Тебе противен не фильм, а главный герой, — сказала Ксения. — Я тоже его ненавижу. Ещё больше, чем ты. Стая отняла у меня всё — убила мать, деда, бабушку. Страшным способом — подослала шоггота. Знаешь, что это такое?
— О них Лавкрафт писал, — ответила Мари. — Я думала, это его вымысел.
— Если бы! Но ветер — дыханье Аэллы, а море — слёзы Протои. Свои слёзы я выплакала. Отомщу им — убью всех. Грейзу — это внук Геракла, их вожак — и всех остальных. Раньше я проклинала судьбу. Но теперь это моя война. Личная.
— Ты больше не одна.
— Тебе надо будет многому научиться. И распрощаться с нормальной жизнью.
— Я с тобой, — решительно произнесла Мари.
Впервые за время, казавшееся вечностью, Ксения Воронина почувствовала настоящую радость.
Полугодом позже
— Ты рехнулась? — мистер Спленнер, редактор отдела развлечений, оторвал изумлённый взгляд от распечатки и вытаращился на Мари Мартинo. — Что ты... конечно, здоровая критика — это хорошо, необязательно всё хвалить, но такое!.. Тебя попросили написать беспристрастную рецензию. И что мы имеем? — Спленнер снова уставился на лист. — «"Геракл" — это два часа тринадцать минут потраченного времени. Брюс Моррис совершенно не годится для главной роли»... Это тебе-то решать? Он один из самых высокооплачиваемых актёров Голливуда! Режиссура ниже средней, спецэффекты дрянные — вот-вот, shitty, ты не у себя в ге... выбирай выражения. «Потуги Уоллерстайна — жалкая имитация Вангелиса». Так ты ещё и музыковед? У тебя что, вендетта против них? Переписывай всё заново!
— Ничего не собираюсь переписывать, — твёрдо ответила Мари, повернулась на каблуках и вышла.
Было время обеда. Девушка спустилась на лифте, вышла из здания, где находилось издательство «Каскейд-Сити Монитор», пересекла авеню и заглянула в фаст-фуд. Там она купила сэндвич с жареной курицей и жестянку корневого пива. Ей захотелось перекусить на свежем воздухе, в парке, и она отправилась на автостоянку.
— Шери сейсей, — раздался женский голос, когда Мари подошла к своему «ниссану».
Она так и замерла. Этих слов не мог знать никто. Они были полузабытым плодом её собственной фантазии, вернее, подсознания — звучали в её страшных детских снах, и Мари не делилась ими ни с одной живой душой.
Медленно обернувшись, Мари увидела девушку примерно одного с ней возраста и такого же происхождения, «двурасового», как принято говорить в лицемерно-корректной Америке, красивую, стройную, одетую в блузку хаки и узкие джинсы. На плече у неё болталась кожаная сумочка экзотической выделки.
— Кто ты такая? — полушёпотом спросила Мари.
— Зиния, — ответила незнакомка. — Так по-английски. А по-русски Ксения. Я из России.
— Из России?!
— Да. Нас разбросало по всему миру.
— Нас?..
— Песчаных Змей. — Ксения грустно улыбнулась. — Поговорим?
На глаза Мари навернулись слёзы.
— Шери сейсей. — Девушки обнялись и расцеловались, как родные сёстры.
Они сидели на газоне городского парка, сбросив обувь. Мари жевала сэндвич, а Ксения курила, делая частые затяжки.
— Тебе противен не фильм, а главный герой, — сказала Ксения. — Я тоже его ненавижу. Ещё больше, чем ты. Стая отняла у меня всё — убила мать, деда, бабушку. Страшным способом — подослала шоггота. Знаешь, что это такое?
— О них Лавкрафт писал, — ответила Мари. — Я думала, это его вымысел.
— Если бы! Но ветер — дыханье Аэллы, а море — слёзы Протои. Свои слёзы я выплакала. Отомщу им — убью всех. Грейзу — это внук Геракла, их вожак — и всех остальных. Раньше я проклинала судьбу. Но теперь это моя война. Личная.
— Ты больше не одна.
— Тебе надо будет многому научиться. И распрощаться с нормальной жизнью.
— Я с тобой, — решительно произнесла Мари.
Впервые за время, казавшееся вечностью, Ксения Воронина почувствовала настоящую радость.
