я лишила бы его последних волос на плешивой голове! Я выяснила всё, что происходило в ту ночь в доме моего покойного брата и даже больше! Оказывается, этот негодяй Гнор держал бедняжку Амелию взаперти, поил отравой, пугал, заставляя какого-то актёра наряжаться призраком! Морган, нам нужно срочно найти хорошего адвоката и добиться замены.
– Нет, дорогая моя, – мистер Стивенс нахмурил свои косматые брови и зловеще улыбнулся, от чего сразу стал похож на капитана пиратского судна, собирающегося брать торговый корабль на абордаж. – Мы не будем нанимать хорошего адвоката. У нас будет самый лучший адвокат Англии, и предоставит нам его министерство, в котором служил твой брат. В наше время нельзя рассчитывать только на себя, нужно использовать все связи, знакомства и покровительство сильных мира сего. Думаю, министерство будет заинтересованно в том, чтобы слухи о насильственной смерти его сотрудника не проникли в прессу и не наделали ненужного шума. Я лично займусь улаживанием этого дела, дорогая, и обещаю тебе, что всё разрешится как нельзя лучше.
Шарлотта и не сомневалась. Если Морган брался за дело, то никто и ничто не могло остановить его на пути к намеченной цели. Когда в министерстве стало известно, что смерть Тома Ричардса была не случайной, а произошла по вине Энтони Гнора, то расследование по делу Амелии было сразу взято под особый контроль. Словно по мановению волшебной палочки на следующее же утро все газеты написали о том, что Амелия Гнор вовсе не свихнувшаяся от ревности убийца, а несчастная жертва, доведённая мужем до отчаяния. Оказалось, что она вовсе и не нажимала на курок кольта, а мистера Энтони Гнора застрелила горничная Люсинда, которая защищала свою хозяйку от разбушевавшегося пьяного супруга.
Конечно, столь резкий поворот в этом запутанном деле вызвал новую волну сплетен и пересудов по всей Англии. Обыватели с нетерпением ждали новых статей в газетах, смакуя подробности расследования, жарко обсуждая это, словно нашумевшее театральное представление. Конечно, не обошлось и без курьёзов. В одном бульварном издании появилось сообщение о том, что Амелия Гнор на самом деле медиум и общается с привидениями, и полиция вынуждает её вызывать призрак покойного мужа для дачи показаний. Автор статьи уверял, что на суде привидение тоже будет непременно присутствовать.
Так же широкую огласку получил и скандал двух известных драматургов, которые одновременно начали писать пьесы для спектакля про Амелию Гнор. Каждый из них полагал, что таетральная постановка по такому широко обсуждаемому событию станет невероятно популярной и принесёт огромную прибыль. Оба хотели как можно скорее получить письменное разрешение самой миссис Гнор на постановку спектакля о ней, но полиция к вдове никого не пускала. За этим строго следила и неугомонная Тётушка Шарлотта.
Каждое утро она приезжала в полицейское управление, словно на работу, и не было никакой силы способной избавиться от этой пожилой леди или хоть как-то усмирить её энергию. Комиссар полиции пару раз пытался выпроводить назойливую миссис Стивенс восвояси, но тут же или появлялся её супруг, с которым невозможно было спорить, или звонили из министерства.
Впрочем, Шарлотта оказывалась порой чрезвычайно полезной для расследования. Она знала всех слуг, которые когда-то служили в доме Ричардсов, и не раз сама доставляла их в управление для дачи показаний. Приходилось признать, что, благодаря миссис Стивенс, дело продвигалось гораздо быстрее.
Пока все светские салоны, торговки на рынке и портнихи со своими клиентками судачили о бедняжке Амелии Гнор, сама она снова была в заточении под домашним арестом. Правда теперь она могла передвигаться по всем комнатам, и никто не поил её отравой, но чувствовала себя девушка не на много лучше.
Если не считать молчаливую угрюмую женщину, нанятую для наведения порядка в доме и готовки еды, да изредка приходящего полицейского инспектора, то Амелии даже не с кем было общаться. Она бесцельно слонялась по дому, снова и снова прокручивая в голове события той страшной ночи.
Можно ли было как-то избежать трагедии, не брать в руки тот проклятый кольт, спасти жизнь Люси? Амелия пыталась представить себе разные варианты того, как она могла бы поступить, чтобы изменить исход кровавой драмы, но почему-то в её мыслях снова всё заканчивалось плохо. Наверное, этот финал был предрешён судьбой, но почему он завершился именно так? За что ей уготована такая незавидная участь? Ведь в этом нет никакого смысла. Стреляя в Энтони, девушка не испытывала ни злорадства, ни чувства праведной мести. Тогда зачем она нажала на курок? Так было нужно?
Амелия не могла успокоиться. Она часто общалась сама с собой, а порой даже начинала «разговаривать» с вещами, и когда ловила себя на этом, понимала, что постепенно начинает сходить с ума. Чтобы хоть как-то отвлечься, девушка стала наводить порядок в доме, по нескольку раз на дню вытирала пыль в комнатах или скребла щёткой ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Это плохо помогало – однообразная физическая работа совсем не мешала мучившим её рассуждениям лезть в голову.
Для того, чтобы переключить внимание, требовалось занять себя каким-то мыслительным процессом, и Амелия стала писать письма. Длинные путанные послания адресовались, конечно же, любимому Эдварду. Это были письма-рассуждения, в которых девушка излагала все свои чувства и переживания. Конечно, она никогда не стала бы отправлять ему эти сочинения. Зачем? Если раньше Эдвард и хотел как-то наладить с ней общение, то теперь-то уж точно не будет связываться с убийцей. Но процесс «выплёскивания» своих эмоций на бумагу очень помогал девушке не растерять последние крупицы рассудка. Правда, прочитать написанное порой она и сама не всегда могла. Почерк её последнее время совсем испортился и стал неузнаваемым, фразы часто заканчивались на полуслове, а чернила размывались от, капающих на них, слёз.
Несколько раз Амелия пыталась воспользоваться своим даром перемещения сознания во временном потоке. Теперь у неё в распоряжении были свободные дни и даже недели, никто не мешал сосредоточиться и войти в транс. Но видимо что-то изменилось внутри самой Амелии, что мешало осуществлению задуманного. Память услужливо предоставляла ей события минувших дней, но едва Амелия пыталась проникнуть сознанием в своё тело из прошлого, как перед внутренним взором неожиданно появлялась какая-то чёрная клякса, загораживающая обзор.
Как не пыталась девушка миновать это препятствие, но чернота возникала снова и мешала ей, словно была живая. Эта сущность очень пугала Амелию. Девушка чувствовала угрозу, исходящую от неё. Чернота не просто мешала, она пыталась проникнуть в сознание, подавляла волю, мысли, вызывала ощущение обречённости и бессилия. Амелия понимала, что если душа начнёт контактировать с этой субстанцией, то чернота начнёт поглощать её, растворяя в себе. Приходилось возвращать сознание обратно, чтобы избежать этого.
В конце концов пришлось признать, что воспользоваться даром не получится. Возможно, Амелия исчерпала свои возможности или судьба привела её к конечному результату, который невозможно изменить. Всю свою жизнь девушка чувствовала себя марионеткой, управляемой злым кукольником. Она видела все ловушки, расставленные на своём пути, но почему-то не могла избежать их: чувствовала, что Энтони обманывает её и втягивает в какой-то свой хитрый план; ощущала, что Флоренс переигрывает и выдаёт себя не за ту, кто она есть на самом деле; понимала, что призрак отца ненастоящий, и всё же поддавалась ложным иллюзиям и тонула в них, как муха, попавшая в сладкий сироп. Это мучило Амелию больше всего и сводило с ума.
Постепенно она уже стала путать дни и с трудом понимала иногда в какой комнате находится и что собиралась делать. Впрочем, пока девушка ещё помнила, что по утрам иногда прибегал посыльный из лавки и приносил выпечку, а после него появлялась угрюмая миссис Понс, готовившая для неё еду. Однажды мальчишка-посыльный передал Амелии не только корзину со свежими булочками, но и сунул ей в руку, сложенный в несколько раз, лист бумаги. Хозяйка дома так растерялась, что едва не выронила записку из рук. К счастью этого не произошло, иначе один из полицейских, следящих за этой сценой, непременно заметил бы послание и отобрал его.
Закрыв дверь за посыльным, девушка поставила корзину на пол и привалилась спиной к стене. Сердце её почему-то билось слишком часто, словно она совершила что-то предосудительное. Нужно было успокоиться и взять себя в руки. Возможно, что это всего лишь записка от булочника, и в послании нет ничего секретного.
Амелия торопливо развернула листок и сразу узнала почерк Эдварда. Там было всего лишь несколько строк: «Амелия, прошу тебя, сегодня ночью не зажигай в доме газовое освещение, а утром сообщи полицейским, что светильники не загораются, и нужно вызвать мастера, чтобы их починить. Навечно твой, Эдвард.»
Девушка снова и снова перечитывала короткие строчки, чувствуя, как по всему телу начинает растекаться тепло. Как же, оказывается, холодно ей было все эти дни, проведённые в одиночестве. Её постоянно мучил озноб, не спасала ни одежда, ни тёплая шаль из шерсти. И вот теперь этот холод куда-то исчез.
Она не могла ошибаться – это, несомненно, был почерк Эдварда. Однажды она обманулась, не придала значение тому, что буквы в письме не такие ровные и округлые, не распознала подделку, которую ей принёс Энтони, но в тот раз её шокировало само содержание. Но сегодня… Это точно послание от любимого! «Навечно твой, Эдвард»!
Неужели после всего произошедшего он продолжает испытывать к ней расположение? Амелия прижала к груди сложенный лист бумаги и закружилась по комнате, не замечая, что подолом задела корзину и булочки разлетелись по полу.
За всю ночь Амелия смогла подремать едва ли пару часов. Как и просил Эдвард, с наступлением темноты она не включала дома газовые светильники, пользовалась только керосиновой лампой. С каждым часом волнение девушки нарастало. Что задумал Эдвард? Раньше, когда случалась поломка в газовом оборудовании, отец вызывал мастера, и к ним приходил невысокий шустрый старичок с седой бородой, мистер Круммель. Все в округе знали его потому, что по вечерам старик появлялся на улице с лестницей, чтобы зажигать городские фонари. Его длинный плащ, мятая шляпа с полями, густая седая борода и прихрамывающая походка давно стали привычным городским атрибутом.
Вероятно, и в этот раз, когда Амелия сообщит о неисправности, к ней явится именно мистер Круммель. Только какой в этом смысл? Может быть мастер принесёт ей письмо от любимого и сможет передать Эдварду ответ от неё? Или возможно Эдвард сам придёт к ней под видом подмастерья мистера Круммеля? А вдруг Эд сам переоденется в фонарщика? Нет, это вряд ли. Фонарщик носит потрёпанную шляпу, и лицо, возможно удалось бы скрыть, но как быть с разницей в росте и походке. Стоит полицейским присмотреться, и они сразу распознают обман.
Так ничего и не придумав, Амелия поднялась с постели на рассвете и принялась приводить себя в порядок. Едва она успела одеться и причесаться, как в дверь постучали. Это оказался полицейский. Он поздоровался и стал спрашивать о том, почему весь вечер в доме Амелии не было освещения. Девушка сообщила, что не смогла включить газовые светильники.
– Может у вас к светильникам не поступает газ? – задумчиво предположил молодой розовощёкий полицейский. – Вы не ощущали в доме запах газа?
– Нет, – призналась Амелия, – но папа раньше жаловался на то, что у нас часто заедает вентиль на главной трубе. Если хорошенько постучать по нему, то вентиль начинает поворачиваться. Я как раз искала что-нибудь тяжёлое, хотела попробовать сама исправить поломку.
– Ни в коем случае не делайте этого! – испуганно округлил глаза страж порядка. – Лучше я вызову мастера, у которого есть специальные инструменты. Только оплачивать ремонт вам придётся самой.
Амелия с радостью согласилась, что план полицейского намного лучше. Она чувствовала приподнятое настроение и даже с аппетитом проглотила на обед безвкусную стряпню миссис Понс. Радостное ожидание не смогла испортить даже унылая погода за окном. Лондонский смог, тянущийся от заводов и фабрик, вот уже который день опускался до самой земли, заполняя улицы грязно-серой пеленой. Холодный нудный дождь не способен был разогнать этот туман и иногда от бессилия превращался в водяную пыль. Люди за окном казались размытыми тёмными силуэтами, то появляющимися из белёсого марева, то снова пропадающими в нём.
Амелия то и дело беспокойно подходила к окну и смотрела на улицу в щель между шторами. Всё было тихо, словно туман поглощал даже звуки. Лишь иногда, на короткое время, появлялась фигура полицейского, кутающегося в длинный плащ-накидку.
Хозяйка дома уже искусала себе все губы от волнительного ожидания, когда за окном вдруг началось какое-то шевеление. Амелия привстала на цыпочки, силясь рассмотреть, появившиеся из тумана фигуры. К своему разочарованию она увидела только полицейского и невысокую фигуру мистера Круммеля. Девушка узнала старика, его нелепую шляпу, длинный плащ, прихрамывающую походку. Едва мистер Круммель подошел к стражу порядка и стал что-то говорить, как со стороны дороги послышались крики и свист. Полицейский сорвался с места, махнул фонарщику рукой, показывая в сторону дома, и исчез в тумане. Старик пожал плечами и поплёлся к дому.
Ах, как жаль, что фонарщик пришёл один, без Эдварда. Амелия до последнего надеялась, что любимый всё же найдёт способ увидеться с ней. Девушка отошла от окна и поспешила открыть входную дверь. Едва она потянула на себя ручку, как в образовавшийся проём ворвался холодный ветер с мелкими каплями дождя. Мистер Круммель тут же появился у порога, кланяясь и бормоча что-то в свою седую бороду. Его саквояж и плащ совершенно промокли, а с полей шляпы прямо под ноги Амелии струились ручейки воды.
– Ну что же вы стоите! – раздражённо воскликнула девушка. – Проходите же скорее в дом.
Старик переступил порог, закрыл за собой дверь и выронил из рук саквояж с инструментами. Не успела Амелия и глазом моргнуть, как мистер Круммель сбросил шляпу и плащ прямо на пол и начал выпрямляться. Девушка едва не закричала от неожиданности – перед ней самым невероятным образом вдруг возник Эдвард.
Он изменился за время за время их долгого расставания, стал ещё шире в плечах, лицо приобрело южный загар и стало более мужественным, а вот ямочки на щеках закрывала густая седая поросль.
– Эта борода совсем тебе не идёт, – пролепетала Амелия первое, что пришло в голову. – Она не сочетается с твоими рыжими волосами.
– Я надеялся, что буду нравиться тебе в любом виде, – Эдвард развязал тесьму, и накладная борода тоже оказалась на полу. – Ты не рада меня видеть?
Взгляд его зелёных был переполнен счастьем и радостью, но где-то в глубине их затаился страх. Страх быть отвергнутым. Вместо ответа Амелия кинулась к нему, обвила руками его тело и крепко прижалась к груди. Она тут же услышала, как Эдвард облегчённо выдохнул, и его ладони осторожно и трепетно коснулись её, а затем обняли и притянули к себе ещё ближе.
– Нет, дорогая моя, – мистер Стивенс нахмурил свои косматые брови и зловеще улыбнулся, от чего сразу стал похож на капитана пиратского судна, собирающегося брать торговый корабль на абордаж. – Мы не будем нанимать хорошего адвоката. У нас будет самый лучший адвокат Англии, и предоставит нам его министерство, в котором служил твой брат. В наше время нельзя рассчитывать только на себя, нужно использовать все связи, знакомства и покровительство сильных мира сего. Думаю, министерство будет заинтересованно в том, чтобы слухи о насильственной смерти его сотрудника не проникли в прессу и не наделали ненужного шума. Я лично займусь улаживанием этого дела, дорогая, и обещаю тебе, что всё разрешится как нельзя лучше.
Шарлотта и не сомневалась. Если Морган брался за дело, то никто и ничто не могло остановить его на пути к намеченной цели. Когда в министерстве стало известно, что смерть Тома Ричардса была не случайной, а произошла по вине Энтони Гнора, то расследование по делу Амелии было сразу взято под особый контроль. Словно по мановению волшебной палочки на следующее же утро все газеты написали о том, что Амелия Гнор вовсе не свихнувшаяся от ревности убийца, а несчастная жертва, доведённая мужем до отчаяния. Оказалось, что она вовсе и не нажимала на курок кольта, а мистера Энтони Гнора застрелила горничная Люсинда, которая защищала свою хозяйку от разбушевавшегося пьяного супруга.
Конечно, столь резкий поворот в этом запутанном деле вызвал новую волну сплетен и пересудов по всей Англии. Обыватели с нетерпением ждали новых статей в газетах, смакуя подробности расследования, жарко обсуждая это, словно нашумевшее театральное представление. Конечно, не обошлось и без курьёзов. В одном бульварном издании появилось сообщение о том, что Амелия Гнор на самом деле медиум и общается с привидениями, и полиция вынуждает её вызывать призрак покойного мужа для дачи показаний. Автор статьи уверял, что на суде привидение тоже будет непременно присутствовать.
Так же широкую огласку получил и скандал двух известных драматургов, которые одновременно начали писать пьесы для спектакля про Амелию Гнор. Каждый из них полагал, что таетральная постановка по такому широко обсуждаемому событию станет невероятно популярной и принесёт огромную прибыль. Оба хотели как можно скорее получить письменное разрешение самой миссис Гнор на постановку спектакля о ней, но полиция к вдове никого не пускала. За этим строго следила и неугомонная Тётушка Шарлотта.
Каждое утро она приезжала в полицейское управление, словно на работу, и не было никакой силы способной избавиться от этой пожилой леди или хоть как-то усмирить её энергию. Комиссар полиции пару раз пытался выпроводить назойливую миссис Стивенс восвояси, но тут же или появлялся её супруг, с которым невозможно было спорить, или звонили из министерства.
Впрочем, Шарлотта оказывалась порой чрезвычайно полезной для расследования. Она знала всех слуг, которые когда-то служили в доме Ричардсов, и не раз сама доставляла их в управление для дачи показаний. Приходилось признать, что, благодаря миссис Стивенс, дело продвигалось гораздо быстрее.
глава 27
Пока все светские салоны, торговки на рынке и портнихи со своими клиентками судачили о бедняжке Амелии Гнор, сама она снова была в заточении под домашним арестом. Правда теперь она могла передвигаться по всем комнатам, и никто не поил её отравой, но чувствовала себя девушка не на много лучше.
Если не считать молчаливую угрюмую женщину, нанятую для наведения порядка в доме и готовки еды, да изредка приходящего полицейского инспектора, то Амелии даже не с кем было общаться. Она бесцельно слонялась по дому, снова и снова прокручивая в голове события той страшной ночи.
Можно ли было как-то избежать трагедии, не брать в руки тот проклятый кольт, спасти жизнь Люси? Амелия пыталась представить себе разные варианты того, как она могла бы поступить, чтобы изменить исход кровавой драмы, но почему-то в её мыслях снова всё заканчивалось плохо. Наверное, этот финал был предрешён судьбой, но почему он завершился именно так? За что ей уготована такая незавидная участь? Ведь в этом нет никакого смысла. Стреляя в Энтони, девушка не испытывала ни злорадства, ни чувства праведной мести. Тогда зачем она нажала на курок? Так было нужно?
Амелия не могла успокоиться. Она часто общалась сама с собой, а порой даже начинала «разговаривать» с вещами, и когда ловила себя на этом, понимала, что постепенно начинает сходить с ума. Чтобы хоть как-то отвлечься, девушка стала наводить порядок в доме, по нескольку раз на дню вытирала пыль в комнатах или скребла щёткой ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Это плохо помогало – однообразная физическая работа совсем не мешала мучившим её рассуждениям лезть в голову.
Для того, чтобы переключить внимание, требовалось занять себя каким-то мыслительным процессом, и Амелия стала писать письма. Длинные путанные послания адресовались, конечно же, любимому Эдварду. Это были письма-рассуждения, в которых девушка излагала все свои чувства и переживания. Конечно, она никогда не стала бы отправлять ему эти сочинения. Зачем? Если раньше Эдвард и хотел как-то наладить с ней общение, то теперь-то уж точно не будет связываться с убийцей. Но процесс «выплёскивания» своих эмоций на бумагу очень помогал девушке не растерять последние крупицы рассудка. Правда, прочитать написанное порой она и сама не всегда могла. Почерк её последнее время совсем испортился и стал неузнаваемым, фразы часто заканчивались на полуслове, а чернила размывались от, капающих на них, слёз.
Несколько раз Амелия пыталась воспользоваться своим даром перемещения сознания во временном потоке. Теперь у неё в распоряжении были свободные дни и даже недели, никто не мешал сосредоточиться и войти в транс. Но видимо что-то изменилось внутри самой Амелии, что мешало осуществлению задуманного. Память услужливо предоставляла ей события минувших дней, но едва Амелия пыталась проникнуть сознанием в своё тело из прошлого, как перед внутренним взором неожиданно появлялась какая-то чёрная клякса, загораживающая обзор.
Как не пыталась девушка миновать это препятствие, но чернота возникала снова и мешала ей, словно была живая. Эта сущность очень пугала Амелию. Девушка чувствовала угрозу, исходящую от неё. Чернота не просто мешала, она пыталась проникнуть в сознание, подавляла волю, мысли, вызывала ощущение обречённости и бессилия. Амелия понимала, что если душа начнёт контактировать с этой субстанцией, то чернота начнёт поглощать её, растворяя в себе. Приходилось возвращать сознание обратно, чтобы избежать этого.
В конце концов пришлось признать, что воспользоваться даром не получится. Возможно, Амелия исчерпала свои возможности или судьба привела её к конечному результату, который невозможно изменить. Всю свою жизнь девушка чувствовала себя марионеткой, управляемой злым кукольником. Она видела все ловушки, расставленные на своём пути, но почему-то не могла избежать их: чувствовала, что Энтони обманывает её и втягивает в какой-то свой хитрый план; ощущала, что Флоренс переигрывает и выдаёт себя не за ту, кто она есть на самом деле; понимала, что призрак отца ненастоящий, и всё же поддавалась ложным иллюзиям и тонула в них, как муха, попавшая в сладкий сироп. Это мучило Амелию больше всего и сводило с ума.
Постепенно она уже стала путать дни и с трудом понимала иногда в какой комнате находится и что собиралась делать. Впрочем, пока девушка ещё помнила, что по утрам иногда прибегал посыльный из лавки и приносил выпечку, а после него появлялась угрюмая миссис Понс, готовившая для неё еду. Однажды мальчишка-посыльный передал Амелии не только корзину со свежими булочками, но и сунул ей в руку, сложенный в несколько раз, лист бумаги. Хозяйка дома так растерялась, что едва не выронила записку из рук. К счастью этого не произошло, иначе один из полицейских, следящих за этой сценой, непременно заметил бы послание и отобрал его.
Закрыв дверь за посыльным, девушка поставила корзину на пол и привалилась спиной к стене. Сердце её почему-то билось слишком часто, словно она совершила что-то предосудительное. Нужно было успокоиться и взять себя в руки. Возможно, что это всего лишь записка от булочника, и в послании нет ничего секретного.
Амелия торопливо развернула листок и сразу узнала почерк Эдварда. Там было всего лишь несколько строк: «Амелия, прошу тебя, сегодня ночью не зажигай в доме газовое освещение, а утром сообщи полицейским, что светильники не загораются, и нужно вызвать мастера, чтобы их починить. Навечно твой, Эдвард.»
Девушка снова и снова перечитывала короткие строчки, чувствуя, как по всему телу начинает растекаться тепло. Как же, оказывается, холодно ей было все эти дни, проведённые в одиночестве. Её постоянно мучил озноб, не спасала ни одежда, ни тёплая шаль из шерсти. И вот теперь этот холод куда-то исчез.
Она не могла ошибаться – это, несомненно, был почерк Эдварда. Однажды она обманулась, не придала значение тому, что буквы в письме не такие ровные и округлые, не распознала подделку, которую ей принёс Энтони, но в тот раз её шокировало само содержание. Но сегодня… Это точно послание от любимого! «Навечно твой, Эдвард»!
Неужели после всего произошедшего он продолжает испытывать к ней расположение? Амелия прижала к груди сложенный лист бумаги и закружилась по комнате, не замечая, что подолом задела корзину и булочки разлетелись по полу.
***
За всю ночь Амелия смогла подремать едва ли пару часов. Как и просил Эдвард, с наступлением темноты она не включала дома газовые светильники, пользовалась только керосиновой лампой. С каждым часом волнение девушки нарастало. Что задумал Эдвард? Раньше, когда случалась поломка в газовом оборудовании, отец вызывал мастера, и к ним приходил невысокий шустрый старичок с седой бородой, мистер Круммель. Все в округе знали его потому, что по вечерам старик появлялся на улице с лестницей, чтобы зажигать городские фонари. Его длинный плащ, мятая шляпа с полями, густая седая борода и прихрамывающая походка давно стали привычным городским атрибутом.
Вероятно, и в этот раз, когда Амелия сообщит о неисправности, к ней явится именно мистер Круммель. Только какой в этом смысл? Может быть мастер принесёт ей письмо от любимого и сможет передать Эдварду ответ от неё? Или возможно Эдвард сам придёт к ней под видом подмастерья мистера Круммеля? А вдруг Эд сам переоденется в фонарщика? Нет, это вряд ли. Фонарщик носит потрёпанную шляпу, и лицо, возможно удалось бы скрыть, но как быть с разницей в росте и походке. Стоит полицейским присмотреться, и они сразу распознают обман.
Так ничего и не придумав, Амелия поднялась с постели на рассвете и принялась приводить себя в порядок. Едва она успела одеться и причесаться, как в дверь постучали. Это оказался полицейский. Он поздоровался и стал спрашивать о том, почему весь вечер в доме Амелии не было освещения. Девушка сообщила, что не смогла включить газовые светильники.
– Может у вас к светильникам не поступает газ? – задумчиво предположил молодой розовощёкий полицейский. – Вы не ощущали в доме запах газа?
– Нет, – призналась Амелия, – но папа раньше жаловался на то, что у нас часто заедает вентиль на главной трубе. Если хорошенько постучать по нему, то вентиль начинает поворачиваться. Я как раз искала что-нибудь тяжёлое, хотела попробовать сама исправить поломку.
– Ни в коем случае не делайте этого! – испуганно округлил глаза страж порядка. – Лучше я вызову мастера, у которого есть специальные инструменты. Только оплачивать ремонт вам придётся самой.
Амелия с радостью согласилась, что план полицейского намного лучше. Она чувствовала приподнятое настроение и даже с аппетитом проглотила на обед безвкусную стряпню миссис Понс. Радостное ожидание не смогла испортить даже унылая погода за окном. Лондонский смог, тянущийся от заводов и фабрик, вот уже который день опускался до самой земли, заполняя улицы грязно-серой пеленой. Холодный нудный дождь не способен был разогнать этот туман и иногда от бессилия превращался в водяную пыль. Люди за окном казались размытыми тёмными силуэтами, то появляющимися из белёсого марева, то снова пропадающими в нём.
Амелия то и дело беспокойно подходила к окну и смотрела на улицу в щель между шторами. Всё было тихо, словно туман поглощал даже звуки. Лишь иногда, на короткое время, появлялась фигура полицейского, кутающегося в длинный плащ-накидку.
Хозяйка дома уже искусала себе все губы от волнительного ожидания, когда за окном вдруг началось какое-то шевеление. Амелия привстала на цыпочки, силясь рассмотреть, появившиеся из тумана фигуры. К своему разочарованию она увидела только полицейского и невысокую фигуру мистера Круммеля. Девушка узнала старика, его нелепую шляпу, длинный плащ, прихрамывающую походку. Едва мистер Круммель подошел к стражу порядка и стал что-то говорить, как со стороны дороги послышались крики и свист. Полицейский сорвался с места, махнул фонарщику рукой, показывая в сторону дома, и исчез в тумане. Старик пожал плечами и поплёлся к дому.
Ах, как жаль, что фонарщик пришёл один, без Эдварда. Амелия до последнего надеялась, что любимый всё же найдёт способ увидеться с ней. Девушка отошла от окна и поспешила открыть входную дверь. Едва она потянула на себя ручку, как в образовавшийся проём ворвался холодный ветер с мелкими каплями дождя. Мистер Круммель тут же появился у порога, кланяясь и бормоча что-то в свою седую бороду. Его саквояж и плащ совершенно промокли, а с полей шляпы прямо под ноги Амелии струились ручейки воды.
– Ну что же вы стоите! – раздражённо воскликнула девушка. – Проходите же скорее в дом.
Старик переступил порог, закрыл за собой дверь и выронил из рук саквояж с инструментами. Не успела Амелия и глазом моргнуть, как мистер Круммель сбросил шляпу и плащ прямо на пол и начал выпрямляться. Девушка едва не закричала от неожиданности – перед ней самым невероятным образом вдруг возник Эдвард.
Он изменился за время за время их долгого расставания, стал ещё шире в плечах, лицо приобрело южный загар и стало более мужественным, а вот ямочки на щеках закрывала густая седая поросль.
– Эта борода совсем тебе не идёт, – пролепетала Амелия первое, что пришло в голову. – Она не сочетается с твоими рыжими волосами.
– Я надеялся, что буду нравиться тебе в любом виде, – Эдвард развязал тесьму, и накладная борода тоже оказалась на полу. – Ты не рада меня видеть?
Взгляд его зелёных был переполнен счастьем и радостью, но где-то в глубине их затаился страх. Страх быть отвергнутым. Вместо ответа Амелия кинулась к нему, обвила руками его тело и крепко прижалась к груди. Она тут же услышала, как Эдвард облегчённо выдохнул, и его ладони осторожно и трепетно коснулись её, а затем обняли и притянули к себе ещё ближе.
