Я ведь женился как раз в его возрасте, и, как видите, только выиграл от этого. Мне не терпится поскорее увидеть внуков. Так что бал состоится! Это дело решённое. Надеюсь, джентльмены, увидеть всех вас на празднике.
Мистеру Ричардсу удавалось прежде избегать светских развлечений. Он надеялся, что и в этот раз приглашение минует его, ведь все знали о смерти его жены и несчастье, произошедшем с дочерью, но сегодня граф неожиданно подошёл к нему и, взяв под локоть, отвёл в сторону.
– Дорогой мой друг, слышал сколько сил, средств и времени вы тратите на лечение дочери. В этот раз я привёз с собой удивительного лекаря-индуса. Не поверите, но он спит прямо на острых гвоздях, вбитых в доску, и питается исключительно фруктами. Удивительно, но с помощью массажа этот врачеватель излечил спину моему камердинеру, когда тот упал с лестницы. А ведь лучшие лондонские врачи разводили руками и ничем не могли помочь. Я мог бы одолжить вам своего индуса, возможно, он и вашей малышке поможет.
– Я безгранично благодарен вам за заботу, граф, – ответил мистер Ричардс. – К счастью, всё уж позади. Мы прекратили лечение, Амелия вполне здорова, и она уже не та крошка, что вы помните. Ей уже исполнилось шестнадцать.
– Вот как?! – граф, похоже, был искренне рад такому повороту событий. – Подумать только, как быстро бежит время! В таком случае я буду настаивать, чтобы на предстоящем балу вы присутствовали с юной мисс Ричардс. Нет-нет, возражения не принимаются! Вам не удастся прятать сей драгоценный бриллиант за семью стенами! Пора уже молодой леди увидеть высший свет!
Граф был настроен очень решительно и не принимал отказа. Пришлось отцу Амелии принять приглашение, хоть он и понимал, что вывести дочь в высшее общество стоит целое состояние. Но это было делом чести, да и портить отношения с графом – значит навредить своей карьере.
Первым делом предстояло объехать самых дорогих лондонских портных, чтобы заказать бальное платье. И тут уж ни в коем случае нельзя было экономить, ведь наряд девушки даёт понять окружающим состоятелен ли её отец и насколько он щедрый.
Конечно же, платье дебютантки должно подчёркивать её нежность и невинность и быть пронзительно белым или с едва различимым цветовым оттенком. К нему полагалось приобрести перчатки, сумочку и прочие аксессуары.
Особое внимание пришлось уделить обуви. Для Амелии требовались специальные туфли с разной толщиной подошвы. Они должны быть настолько удобными и лёгкими, чтобы даже во время быстрых танцев никто не заметил хромоту девушки.
Мистеру Ричардсу пришлось раскошелиться и на дополнительных учителей по танцам, французскому языку и светским манерам. Амелия была достаточно образованной девушкой, но для бала нужно было отточить эти умения до совершенства, ведь любую даже малую оплошность сплетницы раздуют до катастрофических размеров.
На последнем балу граф попросил одну из прелестниц исполнить на пианино музыкальное произведение, дабы порадовать гостей. Девушка сыграла недостаточно хорошо, и тут же бедняжку заклеймили, навесив на неё ярлык необразованной, ленивой и глупой особы. Сплетни так сильно разрослись, что несчастную перестали приглашать на балы и званые вечера.
Мистер Ричардс решил перестраховаться и нанять дочери нового учителя музыки. Амелия вполне сносно владела пианино, могла сыграть пару незатейливых этюдов, но отцу этого казалось мало. Ему нужно было, чтобы дочь срочно разучила какое-нибудь сложное произведение и при случае могла поразить гостей графа музыкальным талантом.
К сожалению, найти подходящего учителя музыки, отвечающего всем нужным параметрам, не получилось. С приходом сезона балов всех лучших преподавателей расхватали. Оставшиеся были не настолько хороши, и мистер Ричардс, решив рискнуть, нанял на работу некоего мистера Энтони Гнора. Кандидат в учителя был всем хорош, но у него имелись два недостатка: он был довольно молод и хорош собой.
Для девушки на выданье такой учитель категорически не годился. Его присутствие в доме могло вызвать ненужные сплетни и подозрения. Впрочем, если соблюдать все предосторожности, то сплетням не останется ни одного шанса. К тому же услуги преподавателя музыки потребуются на непродолжительное время.
Мистер Ричардс выяснил, что Энтони Гнор принадлежит к аристократической семье, которая разорилась из-за пристрастия отца семейства к азартным играм. Им даже пришлось продать поместье, чтобы покрыть все долги. Но сам Энтони никогда и ни в каких махинациях замечен не был.
Рекомендации от прежних нанимателей у него были только самые хвалебные, но, как правило, приглашали учителя на небольшой срок, видимо, тоже опасались, что он может быть охотником до богатого приданого. Увидев лощённого и чересчур услужливого молодого человека, мистер Ричардс решил внимательно за ним приглядывать.
Амелия тоже удивилась появлению учителя-мужчины в своей комнате для занятий. Мистеру Гнору было немногим больше тридцати лет на вид, он имел средний рост, ладную фигуру и привлекательное, хоть и чуть вытянутое вперёд лицо. С первых же минут он показался Амелии чем-то похожим на лиса, возможно, формой лица, прищуренными глазами или хитроватой улыбкой тонких губ, обрамлённых чёрными усиками-стрелками. Голос у Энтони Гнора тоже оказался тихим и вкрадчивым. Он представился, учтиво поцеловал руку мисс Ричардс, попав губами чуть выше запястья и виновато улыбнулся.
В это мгновение Амелия почувствовала, как её сердце сжалось от напряжения, словно хотело предупредить хозяйку о чём-то.
Три недели пролетели, словно три дня. С утра до вечера Амелия была занята приготовлениями к балу. Требовалось часто ездить на примерку платья на другой конец Лондона. Несколько раз она с отцом и тётушкой бывала в театре, опере и музее. Нужно было знать обо всех новинках культурной жизни, чтобы при случае поддержать разговор и не прослыть невеждой.
Занятия с учителями занимали всё свободное время, оставляя крохи его лишь на еду и сон. Преподаватели по танцам, французскому языку и этикету оказа лись очень строгими и требовательными, а вот учитель музыки Энтони Гнор, напротив, был мягок и отзывчив. У Амелии даже с ним возникло что-то похожее на дружбу.
Тётушка Шарлотта, приставленная отцом следить, как проходят занятия, сразу начинала клевать носом едва слышала первые аккорды. Она чистосердечно призналась, что плохо разбирается в музыке потому, что она наводит на неё сонливость. Как только Амелия начинала играть на пианино, веки тётушки становились тяжёлыми и опускались.
Энтони обычно занимался с девушкой игрой на пианино около часа, а затем разрешал ей перебраться в кресло и отдохнуть. Он сам садился за инструмент и начинал играть. Ах, как великолепно он это делал! Едва его пальцы касались клавиш, как он преображался. На людях мистер Гнор держался, словно натянутая струна, сдерживая свои чувства и эмоции, но, когда появлялась музыка, его показная холодность растворялась.
Он виртуозно умел передать через мелодию человеческие чувства. Клавиши от его касаний как будто плакали и смеялись, музыка то накатывала, нагоняя страх, то звучала нежно и успокаивающе, словно ласкала душу. На лице музыканта в это время отражались тени эмоций. Казалось, он пытался спрятать их, но они проявлялись в едва уловимых движениях кончиков губ, в подъёме бровей или трепетании ресниц.
Если у Эдварда лицо было слишком подвижным, и все чувства явно читались на нём, то у мистера Гнора, словно была маска, которая становилась чуть прозрачнее, когда он пропускал через своё сердце музыку. Зато пальцы Энтони выдавали его с головой. Они жили какой-то своей жизнью, становясь то гибкими, нежно ласкающими клавиши, то жёсткими, отбивающими по ним чёткий ритм.
Амелия любовалась тем, как он играет. Она словно зачарованная впивалась взглядом в уверенные движения рук и в глаза музыканта. Ах, почему же он сдерживает себя? Ей так хотелось увидеть каким будет лицо Энтони в моменты страсти, радости или печали без этой «маски». Человек, который так тонко чувствует музыку, наверняка так же остро может ощущать и проявлять свои чувства.
Иногда, пока тётушка Шарлотта сладко посапывала в кресле, им удавалось поговорить. Делать это приходилось почти шепотом под музыкальное сопровождение, но у Энтони был острый музыкальный слух, и он понимал слова девушки, даже когда она говорила очень тихо.
Сначала их тайные беседы касались только музыки. Мистер Гнор говорил, что Амелия лучшая его ученица и очень талантливая потому, что она хорошо чувствует любую мелодию, пропускает её через своё сердце. Энтони уверял, что если девушка будет стараться, то талант себя проявит.
Амелия жаловалась, что очень устаёт от подготовки к балу и сильно нервничает. Тогда мистер Гнор стал рассказывать о том, как сам посещал балы, пока их семья не разорилась. Девушка из его историй узнавала светскую жизнь изнутри с её тайнами, интригами и лицемерием.
Преподавательница по этикету миссис Флетчер требовала от Амелии только знание правил, а Энтони делился практическими знаниями, которые могли пригодиться неискушенной в светских хитростях дебютантке.
Через несколько дней Амелия так сдружилась с мистером Гнором, что не заметила, как стала делиться с ним своими душевными переживаниями. Она всё ещё сомневалась, что нравится Эдварду. Ей было сложно понять его «мужское» поведение, и разъяснить его поступки смог бы только другой мужчина.
Мистер Гнор успокаивал Амелию, говорил, что она очень мила, и Эдвард наверняка влюблён в неё. А то, что парень не проявляет своих чувств, говорит только о его природной скромности. Нужно всего лишь дать ему время для того, чтобы он поборол робость и начал действовать. Энтони умел говорить убедительно. После разговора с ним Амелии становилось легче на душе.
Наконец, наступил знаменательный день. С самого утра дверь в дом Ричардсов не закрывалась. Слуги, лакеи, портные, модистки – все они носились туда-сюда, словно при пожаре. Амелию дёргали во все стороны одновременно, одевая, сооружая причёску, поучая как себя вести. Собраться на бал было не простым делом. В комплект одежды входил и корсет, и тонкая рубашка из батиста, которая надевалась под него, и накрахмаленные панталоны, и нижняя шелковая юбка, и турнюр. Затем одевалось само платье и украшения, к ним прилагались сумочка и веер, Амелии хотелось вырваться и бежать куда глаза глядят, но она собрала всю волю в кулак и стойко терпела, молясь про себя и успокаиваясь тем, что скоро этот кошмар закончится.
После обеда, на котором девушка от волнения не смогла проглотить ни кусочка, стали собираться в дорогу. Путь предстоял неблизкий. Наконец сборы тоже закончились и экипаж отправился в путь. Мистер Ричардс был в белоснежной рубашке с высоким воротником, в жилете и фраке. На голове его красовался цилиндр, на шее платок, скреплённый заколкой с бриллиантом. Тётушка в платье цвета морской волны выглядела лет на десять моложе. Амелия, как и положено дебютантке, облачилась в белое. Плечи её были открыты, причёску украшали полураспустившиеся бутоны роз, в ушах покачивались маленькие изящные серьги с россыпью изумрудов, а на шее – кулон.
Всю дорогу Амелия провела словно в оцепенении. Она боялась лишний раз пошевелиться или вздохнуть в тугом корсете, и даже не слышала о чём говорят отец и тётка. Дом графа Сэвила казался настоящим дворцом. Все окна огромного трёхэтажного здания сияли огнями. Вдоль дороги, ведущей к нему, тоже горели фонари. Прибывающие экипажи даже учинили небольшой затор, и Ричардсам пришлось слегка поволноваться, прежде чем они смогли подъехать к входу.
Гости поднимались по широкой лестнице, где у дверей их встречала сама графиня. Выглядела она великолепно. С годами графиня не потеряла красоту и изящество. На ней было алое платье со шлейфом, расшитым золотыми нитями, высокую причёску украшала диадема с рубинами, по плечам струилась полупрозрачная накидка, её концы развевались на ветру, как фантастические крылья.
Графиня так радушно приветствовала Ричардсов, словно они являлись её лучшими друзьями. Последовал взаимный обмен светскими любезностями. Отец Амелии не раз бывал на званых вечерах и в совершенстве освоил правила изысканных бесед. Пока не закончилось «расшаркивание», Амелии пришлось, скромно опустив взгляд, топтаться рядом. Наконец, графиня переключила внимание на других гостей, и Ричардсы смогли пройти внутрь помещения.
Лакей проводил их в главный зал, залитый ослепительным светом. Здесь был оркестр, играла лёгкая музыка. Зал был огромным, с колоннами, с лепниной по стенам и потолку, с лакированным блестящим полом. У Амелии даже дух перехватило от такого великолепия.
У входа в зал гостей встречал сам граф с двумя сыновьями. Он был немного грузным, но чрезвычайно подвижным и разговорчивым.
– Вот он, злодей! – радостно закричал граф, подходя к ним, широко расставив руки. – Как ты мог, друг мой, скрывать такую жемчужину взаперти?! Ах, какая красавица! Мисс Ричардс, я просто очарован! Можно было не тратиться на такое огромное количество свечей, вы своей красотой ослепили всех присутствующих! Посмотрите, как остолбенели мои сыновья!
Он рассмеялся, крайне довольный своей шуткой. Амелия почувствовала, что её щёки пылают. Никогда ещё в жизни ей не пели таких дифирамбов. Казалось, что взоры всех присутствующих обращены к ней. Сыновья графа тоже выказали девушке своё почтение. Генри, старший из них, был очень похож на отца, являясь как бы его более молодой версией.
Он учтиво и сухо поклонился и коснулся губами руки девушки. Младшему сыну графа, Уильяму на вид можно было дать чуть больше двадцати. Он был строен, черноволос, черноглаз и чрезвычайно симпатичен. В отличии от брата он рассматривал Амелию с явным интересом. Она словно физически ощутила его взгляд, скользящий по фигуре, плечам и лицу.
Пока граф о чём-то оживлённо разговаривал с мистером Ричардсом и тётушкой Шарлоттой, Уильям подошёл к Амелии, галантно поцеловал ей руку и, распрямляясь, прошептал:
– Теперь я понимаю, почему Эдвард потерял покой и сон.
Это было так неожиданно, что девушка растерялась, не зная, что на это ответить, а Уильям с лёгкой усмешкой на губах, уже поклонился и отошел в сторону.
Тётушка Шарлотта подвела Амелию к одному из диванов, где уже сидели другие дебютантки в светлых бальных платьях, а сама отошла к группе пожилых леди. Амелия заметила, что многие прибывшие мужчины тоже рассредоточились по небольшим группам. По залу прохаживались в основном семейные пары под ручку, здороваясь друг с другом и рассматривая диковинные скульптуры, изображающие индийских богов.
Постепенно зал всё больше заполнялся людьми. Распорядитель бала объявлял вновь прибывших. Граф уделал каждому внимание, старался, чтобы гости чувствовали себя непринуждённо. Наконец появился и мистер Шерман со своей супругой и сыном Эдвардом.
Миссис Шерман оказалась невзрачной особой с недовольным выражением лица. Она была в платье слишком тёмного цвета, плечи её прикрывала шаль. Женщина смотрела на всех присутствующих с неодобрением, словно они делали что-то неприличное. А вот Эдвард, напротив, выглядел великолепно. Фрак идеально сидел на его ладной фигуре, светлые волосы были тщательно уложены. Однако Амелия отметила, что он похудел, а под глазами у него появились тени.
Мистеру Ричардсу удавалось прежде избегать светских развлечений. Он надеялся, что и в этот раз приглашение минует его, ведь все знали о смерти его жены и несчастье, произошедшем с дочерью, но сегодня граф неожиданно подошёл к нему и, взяв под локоть, отвёл в сторону.
– Дорогой мой друг, слышал сколько сил, средств и времени вы тратите на лечение дочери. В этот раз я привёз с собой удивительного лекаря-индуса. Не поверите, но он спит прямо на острых гвоздях, вбитых в доску, и питается исключительно фруктами. Удивительно, но с помощью массажа этот врачеватель излечил спину моему камердинеру, когда тот упал с лестницы. А ведь лучшие лондонские врачи разводили руками и ничем не могли помочь. Я мог бы одолжить вам своего индуса, возможно, он и вашей малышке поможет.
– Я безгранично благодарен вам за заботу, граф, – ответил мистер Ричардс. – К счастью, всё уж позади. Мы прекратили лечение, Амелия вполне здорова, и она уже не та крошка, что вы помните. Ей уже исполнилось шестнадцать.
– Вот как?! – граф, похоже, был искренне рад такому повороту событий. – Подумать только, как быстро бежит время! В таком случае я буду настаивать, чтобы на предстоящем балу вы присутствовали с юной мисс Ричардс. Нет-нет, возражения не принимаются! Вам не удастся прятать сей драгоценный бриллиант за семью стенами! Пора уже молодой леди увидеть высший свет!
Граф был настроен очень решительно и не принимал отказа. Пришлось отцу Амелии принять приглашение, хоть он и понимал, что вывести дочь в высшее общество стоит целое состояние. Но это было делом чести, да и портить отношения с графом – значит навредить своей карьере.
Первым делом предстояло объехать самых дорогих лондонских портных, чтобы заказать бальное платье. И тут уж ни в коем случае нельзя было экономить, ведь наряд девушки даёт понять окружающим состоятелен ли её отец и насколько он щедрый.
Конечно же, платье дебютантки должно подчёркивать её нежность и невинность и быть пронзительно белым или с едва различимым цветовым оттенком. К нему полагалось приобрести перчатки, сумочку и прочие аксессуары.
Особое внимание пришлось уделить обуви. Для Амелии требовались специальные туфли с разной толщиной подошвы. Они должны быть настолько удобными и лёгкими, чтобы даже во время быстрых танцев никто не заметил хромоту девушки.
Мистеру Ричардсу пришлось раскошелиться и на дополнительных учителей по танцам, французскому языку и светским манерам. Амелия была достаточно образованной девушкой, но для бала нужно было отточить эти умения до совершенства, ведь любую даже малую оплошность сплетницы раздуют до катастрофических размеров.
На последнем балу граф попросил одну из прелестниц исполнить на пианино музыкальное произведение, дабы порадовать гостей. Девушка сыграла недостаточно хорошо, и тут же бедняжку заклеймили, навесив на неё ярлык необразованной, ленивой и глупой особы. Сплетни так сильно разрослись, что несчастную перестали приглашать на балы и званые вечера.
Мистер Ричардс решил перестраховаться и нанять дочери нового учителя музыки. Амелия вполне сносно владела пианино, могла сыграть пару незатейливых этюдов, но отцу этого казалось мало. Ему нужно было, чтобы дочь срочно разучила какое-нибудь сложное произведение и при случае могла поразить гостей графа музыкальным талантом.
К сожалению, найти подходящего учителя музыки, отвечающего всем нужным параметрам, не получилось. С приходом сезона балов всех лучших преподавателей расхватали. Оставшиеся были не настолько хороши, и мистер Ричардс, решив рискнуть, нанял на работу некоего мистера Энтони Гнора. Кандидат в учителя был всем хорош, но у него имелись два недостатка: он был довольно молод и хорош собой.
Для девушки на выданье такой учитель категорически не годился. Его присутствие в доме могло вызвать ненужные сплетни и подозрения. Впрочем, если соблюдать все предосторожности, то сплетням не останется ни одного шанса. К тому же услуги преподавателя музыки потребуются на непродолжительное время.
Мистер Ричардс выяснил, что Энтони Гнор принадлежит к аристократической семье, которая разорилась из-за пристрастия отца семейства к азартным играм. Им даже пришлось продать поместье, чтобы покрыть все долги. Но сам Энтони никогда и ни в каких махинациях замечен не был.
Рекомендации от прежних нанимателей у него были только самые хвалебные, но, как правило, приглашали учителя на небольшой срок, видимо, тоже опасались, что он может быть охотником до богатого приданого. Увидев лощённого и чересчур услужливого молодого человека, мистер Ричардс решил внимательно за ним приглядывать.
Амелия тоже удивилась появлению учителя-мужчины в своей комнате для занятий. Мистеру Гнору было немногим больше тридцати лет на вид, он имел средний рост, ладную фигуру и привлекательное, хоть и чуть вытянутое вперёд лицо. С первых же минут он показался Амелии чем-то похожим на лиса, возможно, формой лица, прищуренными глазами или хитроватой улыбкой тонких губ, обрамлённых чёрными усиками-стрелками. Голос у Энтони Гнора тоже оказался тихим и вкрадчивым. Он представился, учтиво поцеловал руку мисс Ричардс, попав губами чуть выше запястья и виновато улыбнулся.
В это мгновение Амелия почувствовала, как её сердце сжалось от напряжения, словно хотело предупредить хозяйку о чём-то.
глава 9.
Три недели пролетели, словно три дня. С утра до вечера Амелия была занята приготовлениями к балу. Требовалось часто ездить на примерку платья на другой конец Лондона. Несколько раз она с отцом и тётушкой бывала в театре, опере и музее. Нужно было знать обо всех новинках культурной жизни, чтобы при случае поддержать разговор и не прослыть невеждой.
Занятия с учителями занимали всё свободное время, оставляя крохи его лишь на еду и сон. Преподаватели по танцам, французскому языку и этикету оказа лись очень строгими и требовательными, а вот учитель музыки Энтони Гнор, напротив, был мягок и отзывчив. У Амелии даже с ним возникло что-то похожее на дружбу.
Тётушка Шарлотта, приставленная отцом следить, как проходят занятия, сразу начинала клевать носом едва слышала первые аккорды. Она чистосердечно призналась, что плохо разбирается в музыке потому, что она наводит на неё сонливость. Как только Амелия начинала играть на пианино, веки тётушки становились тяжёлыми и опускались.
Энтони обычно занимался с девушкой игрой на пианино около часа, а затем разрешал ей перебраться в кресло и отдохнуть. Он сам садился за инструмент и начинал играть. Ах, как великолепно он это делал! Едва его пальцы касались клавиш, как он преображался. На людях мистер Гнор держался, словно натянутая струна, сдерживая свои чувства и эмоции, но, когда появлялась музыка, его показная холодность растворялась.
Он виртуозно умел передать через мелодию человеческие чувства. Клавиши от его касаний как будто плакали и смеялись, музыка то накатывала, нагоняя страх, то звучала нежно и успокаивающе, словно ласкала душу. На лице музыканта в это время отражались тени эмоций. Казалось, он пытался спрятать их, но они проявлялись в едва уловимых движениях кончиков губ, в подъёме бровей или трепетании ресниц.
Если у Эдварда лицо было слишком подвижным, и все чувства явно читались на нём, то у мистера Гнора, словно была маска, которая становилась чуть прозрачнее, когда он пропускал через своё сердце музыку. Зато пальцы Энтони выдавали его с головой. Они жили какой-то своей жизнью, становясь то гибкими, нежно ласкающими клавиши, то жёсткими, отбивающими по ним чёткий ритм.
Амелия любовалась тем, как он играет. Она словно зачарованная впивалась взглядом в уверенные движения рук и в глаза музыканта. Ах, почему же он сдерживает себя? Ей так хотелось увидеть каким будет лицо Энтони в моменты страсти, радости или печали без этой «маски». Человек, который так тонко чувствует музыку, наверняка так же остро может ощущать и проявлять свои чувства.
Иногда, пока тётушка Шарлотта сладко посапывала в кресле, им удавалось поговорить. Делать это приходилось почти шепотом под музыкальное сопровождение, но у Энтони был острый музыкальный слух, и он понимал слова девушки, даже когда она говорила очень тихо.
Сначала их тайные беседы касались только музыки. Мистер Гнор говорил, что Амелия лучшая его ученица и очень талантливая потому, что она хорошо чувствует любую мелодию, пропускает её через своё сердце. Энтони уверял, что если девушка будет стараться, то талант себя проявит.
Амелия жаловалась, что очень устаёт от подготовки к балу и сильно нервничает. Тогда мистер Гнор стал рассказывать о том, как сам посещал балы, пока их семья не разорилась. Девушка из его историй узнавала светскую жизнь изнутри с её тайнами, интригами и лицемерием.
Преподавательница по этикету миссис Флетчер требовала от Амелии только знание правил, а Энтони делился практическими знаниями, которые могли пригодиться неискушенной в светских хитростях дебютантке.
Через несколько дней Амелия так сдружилась с мистером Гнором, что не заметила, как стала делиться с ним своими душевными переживаниями. Она всё ещё сомневалась, что нравится Эдварду. Ей было сложно понять его «мужское» поведение, и разъяснить его поступки смог бы только другой мужчина.
Мистер Гнор успокаивал Амелию, говорил, что она очень мила, и Эдвард наверняка влюблён в неё. А то, что парень не проявляет своих чувств, говорит только о его природной скромности. Нужно всего лишь дать ему время для того, чтобы он поборол робость и начал действовать. Энтони умел говорить убедительно. После разговора с ним Амелии становилось легче на душе.
Наконец, наступил знаменательный день. С самого утра дверь в дом Ричардсов не закрывалась. Слуги, лакеи, портные, модистки – все они носились туда-сюда, словно при пожаре. Амелию дёргали во все стороны одновременно, одевая, сооружая причёску, поучая как себя вести. Собраться на бал было не простым делом. В комплект одежды входил и корсет, и тонкая рубашка из батиста, которая надевалась под него, и накрахмаленные панталоны, и нижняя шелковая юбка, и турнюр. Затем одевалось само платье и украшения, к ним прилагались сумочка и веер, Амелии хотелось вырваться и бежать куда глаза глядят, но она собрала всю волю в кулак и стойко терпела, молясь про себя и успокаиваясь тем, что скоро этот кошмар закончится.
После обеда, на котором девушка от волнения не смогла проглотить ни кусочка, стали собираться в дорогу. Путь предстоял неблизкий. Наконец сборы тоже закончились и экипаж отправился в путь. Мистер Ричардс был в белоснежной рубашке с высоким воротником, в жилете и фраке. На голове его красовался цилиндр, на шее платок, скреплённый заколкой с бриллиантом. Тётушка в платье цвета морской волны выглядела лет на десять моложе. Амелия, как и положено дебютантке, облачилась в белое. Плечи её были открыты, причёску украшали полураспустившиеся бутоны роз, в ушах покачивались маленькие изящные серьги с россыпью изумрудов, а на шее – кулон.
Всю дорогу Амелия провела словно в оцепенении. Она боялась лишний раз пошевелиться или вздохнуть в тугом корсете, и даже не слышала о чём говорят отец и тётка. Дом графа Сэвила казался настоящим дворцом. Все окна огромного трёхэтажного здания сияли огнями. Вдоль дороги, ведущей к нему, тоже горели фонари. Прибывающие экипажи даже учинили небольшой затор, и Ричардсам пришлось слегка поволноваться, прежде чем они смогли подъехать к входу.
Гости поднимались по широкой лестнице, где у дверей их встречала сама графиня. Выглядела она великолепно. С годами графиня не потеряла красоту и изящество. На ней было алое платье со шлейфом, расшитым золотыми нитями, высокую причёску украшала диадема с рубинами, по плечам струилась полупрозрачная накидка, её концы развевались на ветру, как фантастические крылья.
Графиня так радушно приветствовала Ричардсов, словно они являлись её лучшими друзьями. Последовал взаимный обмен светскими любезностями. Отец Амелии не раз бывал на званых вечерах и в совершенстве освоил правила изысканных бесед. Пока не закончилось «расшаркивание», Амелии пришлось, скромно опустив взгляд, топтаться рядом. Наконец, графиня переключила внимание на других гостей, и Ричардсы смогли пройти внутрь помещения.
Лакей проводил их в главный зал, залитый ослепительным светом. Здесь был оркестр, играла лёгкая музыка. Зал был огромным, с колоннами, с лепниной по стенам и потолку, с лакированным блестящим полом. У Амелии даже дух перехватило от такого великолепия.
У входа в зал гостей встречал сам граф с двумя сыновьями. Он был немного грузным, но чрезвычайно подвижным и разговорчивым.
– Вот он, злодей! – радостно закричал граф, подходя к ним, широко расставив руки. – Как ты мог, друг мой, скрывать такую жемчужину взаперти?! Ах, какая красавица! Мисс Ричардс, я просто очарован! Можно было не тратиться на такое огромное количество свечей, вы своей красотой ослепили всех присутствующих! Посмотрите, как остолбенели мои сыновья!
Он рассмеялся, крайне довольный своей шуткой. Амелия почувствовала, что её щёки пылают. Никогда ещё в жизни ей не пели таких дифирамбов. Казалось, что взоры всех присутствующих обращены к ней. Сыновья графа тоже выказали девушке своё почтение. Генри, старший из них, был очень похож на отца, являясь как бы его более молодой версией.
Он учтиво и сухо поклонился и коснулся губами руки девушки. Младшему сыну графа, Уильяму на вид можно было дать чуть больше двадцати. Он был строен, черноволос, черноглаз и чрезвычайно симпатичен. В отличии от брата он рассматривал Амелию с явным интересом. Она словно физически ощутила его взгляд, скользящий по фигуре, плечам и лицу.
Пока граф о чём-то оживлённо разговаривал с мистером Ричардсом и тётушкой Шарлоттой, Уильям подошёл к Амелии, галантно поцеловал ей руку и, распрямляясь, прошептал:
– Теперь я понимаю, почему Эдвард потерял покой и сон.
Это было так неожиданно, что девушка растерялась, не зная, что на это ответить, а Уильям с лёгкой усмешкой на губах, уже поклонился и отошел в сторону.
глава 10.
Тётушка Шарлотта подвела Амелию к одному из диванов, где уже сидели другие дебютантки в светлых бальных платьях, а сама отошла к группе пожилых леди. Амелия заметила, что многие прибывшие мужчины тоже рассредоточились по небольшим группам. По залу прохаживались в основном семейные пары под ручку, здороваясь друг с другом и рассматривая диковинные скульптуры, изображающие индийских богов.
Постепенно зал всё больше заполнялся людьми. Распорядитель бала объявлял вновь прибывших. Граф уделал каждому внимание, старался, чтобы гости чувствовали себя непринуждённо. Наконец появился и мистер Шерман со своей супругой и сыном Эдвардом.
Миссис Шерман оказалась невзрачной особой с недовольным выражением лица. Она была в платье слишком тёмного цвета, плечи её прикрывала шаль. Женщина смотрела на всех присутствующих с неодобрением, словно они делали что-то неприличное. А вот Эдвард, напротив, выглядел великолепно. Фрак идеально сидел на его ладной фигуре, светлые волосы были тщательно уложены. Однако Амелия отметила, что он похудел, а под глазами у него появились тени.