Глава 1
— Эмия, лови!
Так сейчас! Сейчас! Погодите-ка… Я подпрыгнула над изумрудной травой, усыпанной сиреневыми цветочками, и схватила шелковый мешочек, наполненный песком. Я поймала! Поймала! От радости я завертелась на месте. А теперь попробуйте догнать меня! И позабыв обо всем на свете я помчалась по зеленому склону.
— Откуда ты знаешь, как ее зовут? — услышала голос мальчика.
— Натихэ — служанка госпожи Хонеши сказала, — ответила ему дочка кузнеца. — Она у них частенько убегает, когда хозяева уезжают из дома.
При упоминании имени тети я вздрогнула и выронила мешочек. Ой, ой! А я и забыла, заигралась. Пожалуй, пора возвращаться домой.
И, бросив мешочек, я побежала с залитого солнцем луга в сторону нашего маленького городка.
По пути остановилась, чтобы перевести дыхание и полюбоваться видами — когда еще получится выбраться из дома?
Вокруг меня благоухали травы и цветы, покачивавшиеся от легкого ветерка. На фоне ярко-голубого неба острые пики приграничных гор отливали синевой. Казалось, что они находятся так близко — сделай пару шагов и окажешься у подножья! Но это было обманчивое впечатление, дорога туда занимала что-то около двух дней. От хребтов веяло свежестью и влагой.
Не удержалась — упала, покаталась на спинке, как кошка. Я у них подсмотрела. Ну здорово ведь! Какие они умницы, что додумались до подобного!
Надо мной склонились колокольчики, только что не звенят. Я напрягла слух, мечтая уловить мелодичный перезвон, но вместо этого услышала топот крохотных ножек под землей. Беги, беги, счастливчик, ты мне совсем не нужен!
На нос незамедлительно присела бабочка. Красивая, сиреневая… Я чихнула. Бабочки и след простыл.
А какое небо! Точно шелковое платье Хонеши, покрытое перистыми узорами из жемчужных бусин. А вот и облако в виде огромной головы лисы! Ой-ой! Надо торопиться!
Когда я была у городских ворот, привязанная к столбу собака вскочила на лапы и растявкалась, но я проскользнула внутрь и поспешила укрыться в тень между домами.
Здесь, кажется, было жарче, чем на лугу, а пахло далеко не цветами. В воздухе висели тяжелые запахи лошадей, кошек, псов, фруктов, овощей, ароматических палочек.
Я осторожно побежала через город, стараясь никому не попадаться на глаза, а потому выбирала темные малолюдные переулочки.
Вскоре показался двухэтажный дом чиновника Бэху — с изогнутой красной крышей, с разноцветными колоннами и аккуратным садиком. Я осторожно огляделась по сторонам и уже собиралась переходить дорогу, чтобы прошмыгнуть в известную мне одной дыру в стене, прикрытую с внутренней и внешней сторон кустами остролиста, когда услышала ласковый голос.
— Лисичка, лисеночек, — тихонько звал малыш, сидя на ступеньках лавочки купца из Могула. Я обернулась, а он продолжал, доставая что-то из горшочка в его руках: — Хочешь курочки?
Курочки? Такой сочной, с кориандром и куркумой? Ням! Конечно хочу! Я неуверенно кивнула, а затем подошла и осторожно взяла предложенное лакомство из крохотных пальчиков. Как же вкусно!! Просто божественно! И я лизнула ладошку, от которой пахло специями.
— Мама, здесь лисичка! — поделился своей радостью малыш с женщиной, вышедшей из лавки.
— Отойди от нее, дорогой! Вдруг это кицунэ?
— Да нет, мамочка, кицунэ уже забрала бы мое личико, а она курочку кушает.
— И все равно. Зверь может быть бешенным.
И женщина торопливо увела ребенка.
— Пока, пока, лисичка! — помахал мне рукой мальчик.
«Пока, пока, лапочка!» — мысленно сказала я ему. Ты даже не представляешь, как права твоя мама, но именно благодаря таким, как ты, дочь кузнеца и остальные ребята, с которыми мне иногда удавалось поиграть на поляне, я хотела быть иной.
Иной! Я вовремя вспомнила, что скорее всего уже опоздала! Но тетя Хонеши не должна узнать, где и с кем я была, а потому требовалось немедленно убрать все ароматы! Я принюхалась и, уловив запах выброшенных овощей, поспешила к ведру у соседнего дома.
Незнакомые мальчишки играли во дворе в мячик — ударяли по нему ногой, заставляя подпрыгивать вверх. Игра!! У меня аж лапки зачесались! Как же я хочу поиграть! Побегать, попрыгать и чтоб не было испуганных криков… Крики! Надо домой! А то тетя будет ругаться. Жалко, что игра не для меня.
А вот и помойка, источавшая мерзостную вонь… Ох, как же я не любила это делать, но выхода не было, и я крутанулась так, чтобы ведро перевернулось, вывалив содержимое на меня. Луковая шелуха повисла на ухе, по загривку и спине потекла противная жидкость — смесь протухших блюд и овощей. Фу! Гадость! Зато теперь можно возвращаться.
К счастью, дома я оказалась вовремя. Во дворе меня заметила Натихэ и окинула взглядом полным ужаса.
— Эмия! Где ты шаталась? Быстрее, надо тебя отмыть! Небо… Если госпожа Хонеши увидит тебя такой… — девушка зажмурилась. И я послушно помчалась в купальню, где схватила зубами бутыль с ягодным мылом и вручила его служанке.
— Странная ты лиса, — проворчала Натихэ, окатывая меня водой из ковша. — Сама выбираешь мыло, сама даешь мне… Я, наверное, никогда к этому не привыкну. Сколько же госпоже понадобилось времени, чтобы обучить тебя всем этим штучкам?
М-м-м… семнадцать лет? Хотя нет. Первые три года жизни не считаются. Лет с четырнадцати я уже умела и читать, и считать, и понимать пару чужеземных языков, и различать травы, и аккуратно приносить в зубах все необходимое. Путем нехитрых математических вычислений получаем, что тете потребовалось одиннадцать лет. Интересно, а сколько у людей уходит времени на обучение?
Как только девушка меня расчесала и застегнула ошейник, послышался звон колокола, сообщавший о возвращении хозяев. Ой, как вовремя! Красивая женщина в ярко-лазуревом халате, расшитом лотосами и белоснежным, точно снег, бисером, подпоясанном розовым широким поясом, вышла из повозки.
— Эмия! — позвала она. — Эмия, девочка, ко мне!
И я подошла. Я вытянула вперед лапки, потянулась, махнула хвостом, а потом села, наклонив голову на бок. Тетя обвела меня придирчивым взглядом.
— Не подлизывайся! — протянула тетя, обводя меня придирчивым взглядом. Я поежилась, опасаясь, как бы она чего не заметила. — Корзину из повозки доставьте ко мне! — бросила она слугам. — За мной, — скомандовала Хонеши, и я покорно поплелась.
— Эмия, — сказала тетя, когда я переступила порог ее роскошной комнаты, пол которой был усыпан шелковыми подушками. Я поспешила устроиться на малиновой и теперь наблюдала за тем, как тетя неторопливо снимала платье и облачалась в домашнее ханьфу — бледно-розовое, расшитое утками-мандаринками. Затем Хонеши причесали. Теперь ее длинные до пят черные волосы глянцевым полотном спадали вдоль стройного прекрасного тела.
Когда Натихэ принесла корзину, тетя выгнала всех служанок из комнаты.
— Только посмотри, что я тебе привезла… — проворковала Хонеши и вытащила из корзины белоснежную курицу. Птица встревоженно закудахтала, когда ее сунули мне под нос. Я же ошалело отпрянула, молясь Небу, чтобы это оказалось шуткой.
— Какая свежая, красивая, пальчики оближешь… — и тетя причмокнула.
Нет, нет и еще раз нет!
— Эмия, прекрати баловаться! — разозлилась Хонеши, нависая надо мной. Мне показалось, что она стала еще выше, а волосы чернее. Прекрасное лицо аж перекосило от гнева. — Я приказываю тебе! Немедленно!! Съешь эту курицу!
Но я лишь беспомощно замотала головой. Как можно есть это облако из перьев? Фу! А потом ощущать в себе все… все то, что внутри курицы. Меня чуть не вывернуло на изнанку. То ли дело беленькие, просоленные, зажаренные в кунжутном масле с куркумой и кориандром кусочки, которыми меня сегодня угощал малыш? Та же курица, но и не та.
Птица в руках тети дергалась, нервно кудахтала. Тетя же покраснела. Она ударила квочку по голове, которая сразу безвольно повисла, а затем отшвырнула безжизненное тело в сторону. В один миг женщина обернулась, став великолепной чернобурой лисицей, с белой «маской» на морде и с темно-рыжими «перчатках» на лапках. Семь хвостов с белыми огоньками на каждом кончике распушились веером. Хонеши схватила белую тушку и заглотила ее даже глазом не моргнув. В следующее мгновение она превратилась в человека и поспешила обтереть губы кончиками пальцев, а затем облизнула их.
— Неужели это так трудно? — презрительно бросила она, подходя к столику с зеркалом и присаживаясь на скамеечку. Она взяла в руки кисть, обмакнула ее в одну из своих многочисленных баночек, а затем провела кончиком по губам, делая их алыми. Я хоть и не успела оправиться от потрясения, но как завороженная наблюдала за этим процессом, мечтая иметь свою собственную косметику…
— Это для твоего же блага! — устало вздохнула тетя. — Тебе уже семнадцать, пора обрести лицо, а ты даже курицу не можешь съесть! Сколько ты еще проведешь в такой форме? С меня хватит! Ты не получишь ни крошки, пока не научишься питаться, как нормальная лиса, — прошипела тетя на ухо. — Марш к себе!
А я сникла. Опустив голову и поджав хвост, я обиженно побрела в сторону комнаты. Да, да, вся прислуга в доме недоумевала, почему у питомицы госпожи свои апартаменты, но та лишь отмахивалась, заявляя, что богатые красивые женщины могут позволить себе любую прихоть.
И я была очень благодарна ей за «каприз».
Я легла на мягкую, укрытую шелком перину и блаженно вытянулась. Эх, сейчас бы поесть… Севший на балконные перилла голубь предусмотрительно улетел. Глупый, не понимает, что я с удовольствием проглотила бы рисовый колобок с тофу и зажаренной свининкой в сухарях. Ум!! Лапки оближешь!
— Эми, Эми, иди сюда, девочка, — раздался робкий голос. Я вскочила на лапы и подбежала к двери. — Госпожа не велела тебе ничего давать, но… — И девушка поспешно развязала мешочек, в котором лежала жаренная рыбка. — Я знаю, ты любишь!!
Я благодарно фыркнула и лизнула ей ладонь с ароматом полыни и мяты, а она почесала мне за ушком. Какая же Натихэ прелесть!
Глава 2
— Далеко еще до границы? — спросил Гин, кутаясь в меха. Он не привык к столь долгим передвижениям, особенно на прохладном воздухе. Южанин до мозга костей он ненавидел холод, а с горной гряды тянуло морозной свежестью.
Я же, впервые за много лет, дышал полной грудью, точно зверь, вырвавшийся из клетки. Не будь со мной отряда и опального друга забрался бы в самые дебри.
Давно я здесь не появлялся. Уже и забыл, как красив север Хорсы. Я придержал лошадь, чтобы понаблюдать, как по ребристым склонам скользят тени облаков, а яркие цветы и травы волнуются на ветру, точно разноцветное море. Прислушался к своим эмоциям — пустота. Что ж. Хоть я и не могу прочувствовать красоту, но запомнить ее я способен.
— Дня три-четыре, — ответил, рассматривая синеватые хребты. — Сегодня переночуем в поле. Завтра остановимся у реки, а послезавтра прибудем к приграничному городку Бэйчанг. А от него до гарнизона рукой подать. Кибом обещал нас встретить…
— Три-четыре?! — опешил Гин. — Да горы же вот!..
— Воздух прозрачный, хребты высокие, поэтому и кажется, что близко.
Гин обреченно вздохнул.
— Ну и глухомань. Сколько здесь придется проторчать?
— Столько, сколько потребуется. Не нравится — напиши императору, вдруг он тебя простит?
— Очень смешно, — ответил побледневший друг.
А ведь он не на шутку испугался. Еще бы! Попался на взятке, да еще и на интрижках с женой судьи, с женой советника и с женой чиновника. И все в один вечер. Только чудом этот дуралей избежал казни и мести обманутых мужей, потому что я заступился, попросив забрать его на границу, где он кровью смоет свои преступления.
— Кстати, Ёнгхо, а ты разве не местный?
Последнее, о чем я сейчас хотел говорить, так это о своем доме. Даже думать не хотелось, осталось ли там что-нибудь или заросло лесом? Император собирался восстановить разрушенное, но я упросил его ничего не делать.
«Почему?» — спросил правитель.
«Я не смогу здесь жить».
Рука сама потянулась к мечу, из-за которого все произошло, и я по привычке сжал рукоять, забыв на миг, что уже не мальчик и смогу защитить все и всех.
— Ёнгхо? Ёнгхо?!!
— А?
— Наконец-то! Так ты здешний, или я что-то путаю?
— Здешний.
— Отлично! — повеселел Гин. — В доме-то поприятнее будет…
— Мы будем жить в гарнизоне.
— Почему?!
— Потому что, во-первых, ты клялся искупить вину кровью, а, во-вторых…
— Во-вторых?
— Не важно. Разве первого недостаточно?
Гин выругался, когда высоко в небе послышался клекот. Я поднял голову и усмехнулся. Позер! Зато теперь можно быть уверенным, что к нашему прибытию все будет готово.
— Ничего себе! — присвистнул Гин. — Вот это размеры! Первый раз такую птичку вижу. Кто это? Орел?
— Белоплечий орлан.
— Орлан? А разве они не у моря гнездятся?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но ничто не мешает ему просто летать, куда вздумается.
— Завидую ему. Вольный, независимый...
— Я бы не был уверен, что все так просто. Даже у птиц имеются «цепи», не позволяющие им делать только то, что хочется. Обязанности есть у всех, Гин. Даже у орланов.
Особенно у орланов. Но вслух я этого не сказал.
Привыкший к светской жизни, Гин желал вернуться к ней любыми путями как можно быстрее. Наша же задача заключалась в другом.
После закрытия портов для чужеземцев, поток озия — смолы, превращающей людей в обезумевших, — хлынул через сухопутную границу. На всех постах требовалось усиление. Особенно на севере, где из-за рельефа, контрабандистам было легче спрятаться. Местный гарнизон не справлялся. Именно для этой цели сюда отправили меня и Кибома. Его зоркий взгляд заметит сверху все и всех. Я же не дам им пройти через буреломы.
Наконец мы добрались до приграничного городка. Гин по-детски обрадовался, увидев торговцев из северного Могула, чьи яки были нагружены рулонами шерстяной ткани, корзинами с посудой и мешками с травами. А когда мы расположились на постоялом дворе, к нему вернулись былое благодушие и оптимизм.
Пока друг и наш маленький отряд отдыхали, я решил побродить по старым улочкам среди каменных зданий, стены которых украшали сотни вырезанных знаков. Люди верили, будто они защитят их дома от демонов… Глупости. Все что нас может остановить — это святая земля, потому как наши предки поклялись не пересекать ее границ, и меч, в котором заключалась наша главная сила.
На моем пути оказалась лавка, где продавалось все для письма. Убедившись, что никого из отряда поблизости нет, я заглянул туда и выбрал новую кисть, бумагу и краски. Сегодня мне хотелось добавить в мой привычный черно-белый пейзаж синий и… Я задумался.
Заметно нервничавший в моем присутствии продавец хотел поинтересоваться не нужна ли мне помощь, но так и не смог справиться с голосом. Я попытался улыбнуться ему, как обычно это делают люди, но, кажется, сделал только хуже — у старика задергался глаз. Что ж.
Я торопливо взял еще и зеленую краску, положил деньги и вышел на улицу, когда уловил знакомый запах. Приторно-сладкий, тлетворный, от которого мутило и хотелось избавиться, придушить, а лучше разорвать его владелицу — мерзкую тварь. Неужели в городе притаилась кицунэ?
С опаской огляделся — тихий мирный городок. Ни от кого из прохожих не тянуло ужасом, забитостью. Наоборот, для северян их лица были слишком расслаблены. Но я все-таки решил обойти Бэйчанг, повнимательнее присматриваясь к окружению.
