Короткий отблеск, едва различимый — это медленно опустилась вниз дверная ручка. Скрежетнул замок. Дисглейрио вжался спиной в стену, шпагу к ноге, ни звука. Его не должны увидеть, не сейчас. Обострились ли зрение и слух или это бьёт в сердце азарт охоты? Дверь приоткрылась, загораживая от него вошедшего. В темноте зала встрепенулся огонёк свечи, рыжее пятно проскользнуло у самых сапог Рейнольта и шмыгнуло вперёд, как любопытный принюхивающийся зверёк. Вслед за ним тронулась тень хозяина свечи. Хозяйки. Пришлось закусить язык, запрещая себе выдохнуть имя. Тонкая фигурка, распущенные волосы, плечи под покрывалом с кистями. Протянуть руку — и она его.
— Берни...
Рейнольт сжал зубы, перехватил эфес. В ответ на осторожный шёпот Оссори замычал, заворочался. Как крепко он спал! Не стоило медлить...
— Альда? Что случилось? — его сонный хриплый голос быстро упал до шёпота.
— Ничего. Только холодно, — тень Альды поправила покрывало на плечах. Она стояла спиной к Дисглейрио, совсем рядом... — Ткань очень быстро сгорает, после неё не остаётся углей, а мне жаль будить камеристку.
— Ткань?— В щель между стеной и дверью Рейнольт различил, как Оссори — сонный медвежонок — выбравшись из кресла, поводил плечами и потирал шею. — Камеристка?
— Ты сжёг моё платье, — вздохнула Альда. — А это некому зашнуровать.
Показалось, или Оссори смутился? Рейнольт почувствовал, как уголок губ загнулся в усмешке. Значит, бравый драгун неспроста так и не имеет наследников…
— Я к вашим услугам, — наиграно хохотнул Оссори, пряча смущение за чрезмерной развязностью. Мальчишка, и только. Но подойди же, драгунишко...
— Только не смотри.
Дрогнул огонёк свечи, это Оссори забрал у Альды подсвечник, поставил на столик перед креслами. Альда отпустила покрывало и шагнула назад, чтобы не наступить на него. Тонкие руки перекинули на грудь волну волос. Её тень вытянулась прямо перед Рейнольтом, только протяни руку...
— А я чего-то там не видел?
Укоризненное «Дурак!» закончилось испуганным возгласом. Короткий прыжок, и Рейнольт схватил её. Одной рукой прижал её спиной к себе, другой наставил шпагу под подбородок. Она вцепилась ему в руку и замерла. Дисглейрио чувствовал каждый её вздох. Расшнурованное на спине платье смялось, нежную кожу от его прикосновений отделяла лишь сорочка. Целый миг он позволял себе вдыхать запах женщины, ощущать её тепло. Но было невозможно и дальше оставлять вниманием Оссори. Поначалу тот не двигался, только налитые гневом глаза перебегали от Альды к Рейнольту и от него к клинку шпаги, что дотрагивался до тонкой девичьей шеи.
— Побитая ты псина... — теперь Оссори схватил воздух у бедра. Рейнольт ловил каждое его движение, но оружия при олухе не было.
— Спокойно. — Рейнольт наклонился к ушку Альды. Завиток на её виске задрожал от его дыхания. — Я справлюсь с платьем мессиры ничуть не хуже... Даже лучше. Она подтвердит, так, Альда?
Плавная линия шеи, открытая ключица, белая бархатная кожа. Рейнольт чувствовал себя хищником, волком, оголившим клыки. Впиться в нежную плоть… Только сейчас он понял, что с той минуты, как они расстались, он желал лишь этого. Дисглейрио облизнул нижнюю губу. Альда всхлипнула, качнула головкой мужу. Тот сжал кулаки.
— Идём, Оссори. — Рейнольт кивнул на дверь в коридор. — Твой король заждался.
— Отпусти, — процедил медведишко.
— Отпущу, — оскалился Рейнольт и подтолкнул дрожащую Альду вперёд. Всем своим существом Оссори желал убить его. Это бессилие было Рейнольту особым подарком. У его родни на Коллумских островах есть обычай брать женщин на глазах их побеждённых мужей. Воюя на островах, Рейнольт не раз видел, как это делается, но никогда не участвовал. Только теперь он постиг смысл той низости. Видеть бессилие в бешеных глазах врага. Сломать его окончательно. — Отпущу, когда ты упадёшь на колени перед королём нашим Лоутеаном. А сейчас на выход. Или... — плотнее прижав к шее Альды клинок, Рейнольт запустил руку в лиф её платья. Альда дёрнулась, едва он накрыл ладонью маленькую, нежную грудь. Каждый удар её сердечка будто прыгал ему в руку. — Выбирай, Дьявол, долго терпеть я не стану.
Опора ушла из-под ног. Рейнольт успел отвести клинок от шеи Альды, а потом упал на спину. Оссори выбил у него из рук шпагу и обрушил на него покрывало. Рейнольт выругался, как он мог наступить?!
— Цела? Беги в спальню, ну!
— Берни!
Сбросив покрывало, Рейнольт вскочил. Между пятящейся Альдой и Рональдом, что отступал и лихорадочно крутил рыжей башкой, выбрал второго и двинулся на него.
— Где моя шпага?
— Ты бросил её в спальне.
Рейнольт хохотнул, любопытно, как Оссори собирался на войну. Горе-драгун умудрялся отходить и заслонять суетящуюся за его спиной Альду. Но долго он так не протянет, вот-вот упрётся в столик или кресла. Рейнольт бросился на Оссори. На Коллумских островах Дисглейрио одерживал верх на настоящих полях сражений, и пусть теперь ему остались погони да драки в дворцовых покоях, он ещё повоюет! Хоть руки отвыкли от рукопашного боя, всё ж поставили блок, схватили правую руку Оссори и вывернули. Драгун толкнул плечом, извернулся, но ровно на столько, чтобы Рейнольт успел пнуть его коленом под рёбра, снова заломить за спину руку и ударить по пояснице. Скрипнуло от толчка кресло, Оссори рванул, но Рейнольт быстро саданул его под лопатку. Ноги недруга подогнулись. Не давая ему опомниться, Рейнольт врезал ещё раз в бок и в основание шеи, заломил вторую руку, обрушил кулак на спину, вынуждая согнуться.
— Не суетись, Дьяволёнок, — от следующего удара по пояснице тот рухнул на живот.
Грохот оглушил, висок чем-то взрезало и обожгло болью. Рейнольт выпустил Оссори, отшатнулся, споткнулся о кресло. Ухо горело, он быстро провёл пальцами по коже — кровь. Горячие капли струились по шее. Рейнольт заметить, как Альда откинула дымящийся пистолет, и её закрыл Оссори с подсвечником в поднятой руке. Пинок в живот, удар об пол, в глазах мутнело, только боль пульсировала в висках, затопляла.
— Вот ты и снова побитая псина. За Альду я спрошу сполна.
Удар, боль вспыхнула уже во лбу и выстрелила до затылка, перед глазами всё потемнело, в ушах забился звон. Рейнольт попытался вздохнуть, но на грудь что-то давило, боль нарастала, расцветала в разрезанном пулей виске. Далёкий грохот, как сквозь воду, возглас Альды... Она снова звала его, своего мужа...
— Откройте немедля! Или я закричу!
Она жалась к двери загнанной ланью, которой чудом посчастливилось вырваться из волчьих клыков. Дисглейрио знал, его рот кривится в усмешке. Он шёл к Альде зверем на когтистых лапах. Соль крови из укушенной губы таяла языке. Запах её страха кружил голову.
— Я всё равно добьюсь этого, но уже законно, — услышал он собственный голос. Рейнольт подошёл так близко, что почти касался губами её ушка. Женщина вздрогнула, затаила дыхание. Нежная белая шейка всё ещё манила, но сейчас Рейнольт упивался страхом. Он вставил ключ в замочную скважину, положил руку Альде на живот. — А как произносить имя Оссори, ты у меня позабудешь.
Щёлкнул замок, распахнулась дверь. Альда исчезала в полумгле коридора, и то животное желание, что владело чувствами и мыслями Рейнольта, превращало его в зверя, тоже уходило. Что же они наделали.
От боли в боку Дисглейрио испустил вздох, попытался отодвинуться. Моргнул. Сквозь мутную пелену проступали огни факелов. Новый пинок по рёбрам. Дисглейрио стиснул зубы. Огни пропали, и появился кто-то чужой, с длинными, падающими на лицо волосами. Он наклонялся над Рейнольтом и беззастенчиво его рассматривал, что-то порыкивая в усы на блицард. Дисглейрио сощурился, попробовал сесть, но мужчина опустил ногу в жёстком сапоге ему на грудь и облокотился о своё колено, наклоняясь ещё ниже.
— Я знаком с не многими блаутурцами, но этого хватает, чтобы судить — как ж вы похожи. Одинаково врываетесь в мой дом, размахивая клинком, и не приносите извинений ни тогда, ни теперь. — Блицардец, так чисто заговоривший на блаутурском, улыбался. Но по мере того, как ширилась улыбка, зубы оголялись, и получался настоящий хищный оскал. Рейнольт оскалился в ответ, правда, от боли. — Воспитание поразительное. Однако на сей раз вы ворвались в гости ко мне, королю — королю! — Блицарда, а я воспитан так, что не могу вас прогнать. Подданные брата моего Лоутеана всегда могут рассчитывать если не на радушный приём, то хотя бы на почётный арест. Добро пожаловать в Хильму, граф Рейнольт.
* Корругология — исследования староравюннского учёного о лице человека, включающее в себя толкование не только его строения, но и родинок, морщин и т.д.
Блицард
Хильма
У геральдической рыбины над камином был единственный мутный глаз, но и тем она пыталась залезть гостю в душу. Так мог бы смотреть сам барон форн Боон... Отвратительный человек. И гостиную он убрал просто отвратительной мебелью. Кресло, в которое усадили залётного принца, было узким, как гроб, и таким же жёстким. Вязаный коврик под задницей и спиной не смягчал неудобств, да и накинули его не за этим. Обстановка явно помнила ещё прежнюю королевскую династию. Без единого закруглённого угла, мебель высекли без особой искусности и ничем не украсили. Время же постаралось на славу, обшарпав её, разъев трещинами. Райнеро отдёрнул руку от подлокотника, мало ли, вдруг заноза. Кубок в другой его руке испакостили чеканкой с форелью, но кларет всё же не заимел рыбьего привкуса.
Как и одевшаяся в рыбьи цвета Юлиана осталась далека от сходства с гербом Боонов. Пусть ворот сорочки у неё под платьем закрывал шею, манжеты свисали по самые пальцы, подол стелился по полу, неубранные волосы всё равно обращали благопристойность в порок. Как он мог видеть ангела в этой обворожительной нечестивице? Она спала с королём и в то же время шла против его воли, скрывая у себя разыскиваемого племянника. Но коль скоро она не ангел, не попался ли Райнеро в ловушку? Холод прихватил его за плечи хищными лапами, клацнул в затылок. Первая подданная его милости… Лауритс Яльте заслуживает верности. В отличие от ублюдка, беглеца и отцеубийцы.
— Допустим, плавники и чешую тебе навязали, — Райнеро кивнул на герб над камином. — Но когти, усы, оскал тебе вроде бы нравились. Зачем ты помогаешь быку? Знай, у меня рога, чуть что не по мне — забодаю.
— У вас рана, — невпопад сказала Юлиана и провела пальцем у себя по щеке. Вероятно, сочтя жест непристойным, завела руки за спину.
— О, — смешок вышел откровенно злым, — мне не жить. Но пока я истекаю кровью, ты успеешь или предать меня или спасти. Что ты выберешь?
Юлиана присела в глубоком реверансе и отвернулась к сундучку, который пару минут назад принесла откуда-то и поместила на треногу у камина. Райнеро отставил кубок на подлокотник, чуть подвинулся вперёд. Кожу закололо от напряжения. Он не даст этой блицардке предать его, и миру с собой не позволит расправиться тоже.
— Я хочу надеяться, — как этот заискивающий тон не вязался с женщиной, надевшей мужское платье и ножны на ту встречу с «несчастненьким», — что грамота на титул графа А?гне и пятьдесят тысяч хенриклей убедят ваше высочество в моей преданности.
— Что, откуда?! — Райнеро всё же вскочил, но затем, чтоб принять у Юлианы из рук сложенные вчетверо листы. Первый, пожелтевший от старости, был от края до края исписан тиктийским письмом, острые углы и надломы отсылали к рунам и обломившимся льдам. Яльте привезли с собой даже почерк, под который играючи заточили письменность Северного Полукруга. С непривычки Райнеро не сразу разобрал текст. Карл-Вольфганг Первый Яльте, Предвечного милостью король Блицарда и некоронованный князь Угрюмборга… Изучив надлежаще Закон о титуловании… Единственно из любви к старшей возлюбленной нашей дочери Диане Элионоре Батильде Яльте… Даруем первенцу её Рагнару Рекенья-и-Яльте… Титул графа Агне и замок с сопредельными землями в провинции Андрия… С правой управлять им, пользоваться доходами, но без права отчуждать…. Подданство блицардской короны… Но без права в линию наследования быть внесённым…
Степень магистра законословия обязывала изучить грамоту со всей тщательностью, но Райнеро не смог дочитать и последний абзац. Кровь прилила к щекам, понеслось вскачь сердце. Большой палец погладил растрескавшуюся печать с гарпией. Граф Агне — не обман, не блажь дона Рамиро, что удумал держать сына как можно дальше от трона Эскарлоты и ради этого украл сыновний титул. Злость поскребла, куснула, схватила за горло, но и всё на том. Значит, это не дурь, и принц Льдов действительно здесь дома! Граф Агне… Новое имя звучало певучим звоном клинка, да не у шпаги — меча!
Райнеро посмотрел на Юлиану. А в ней-то сколько порока?
— Я взяла это из королевского архива, — зачастила она, набросив ресницами тень на заалевшую щёку, — да, сама, втайне от Ларса, нельзя, я знала, но всё равно взяла, это же очень нужно, это же по праву принадлежит вам! А вексель, о нём не волнуйтесь, это я не крала!
Медленно кивнув ей, Райнеро спрятал бумаги за колет и сел обратно в кресло. Оно не стало мягче, рыбина над камином не отвела глаза, но холод отступил, а Юлиана впрямь оказалась Ангелом-хранителем, все её пороки — благими делами. Но она пока не ведает, что за мерзавца оберегает. Или видит кровь на руках, но не желает об этом думать? Хах. Проделки луны. Прошлой ночью она отбелила своим светом руки убийцы.
— У тебя будут неприятности. — Райнеро отпил из кубка — излишек изюма и мёда, убийцам же полагалась тьма бадьяна и перца. — Лауритс поймёт. Всё. Сразу. Мой отец был у него. Дядя знает о графе Агне. А я не смогу тебя защитить.
— Со мной всё будет в порядке, — Юлиана слабо улыбнулась, но глаз не подняла. — Я всегда найду защиту у своей святой, когти барса там меня не достанут.
Конечно… Пречистая убережёт своих ангелов от всех земных бед и горестей.
— Вам нужна была армия… — Юлиана свела на животе руки — ученица, выступившая отвечать урок. — Вы сможете набрать её. В Андрии сейчас мятеж, вам ничего не будет стоить набрать ополчение на землях своего графства, это не вызовет вопросов. Только поторопитесь, пока города не закрылись. — Ресницы дрогнули, на секунду Райнеро озарило светом солнца.
Но секунды было ужасно мало… Нужно больше. Светлее. Жарче. Чтобы она сама стала солнцем. Чтобы она всем телом обвивала его, как лучами, согревала своего принца Ингъяльдских льдов. Райнеро облизнул губы, сузил глаза, оглядывая Юлиану. Она по-прежнему не поднимала ресниц, а у него в паху жгло до боли, до одури. Какая она там, под своими благочестивыми «рыбьими» тряпками? Больше белого или розового?
Юлиана резко вскинула ресницы. Уголок губ дёрнулся, упали вдоль тела руки, пальцы втянулись под манжеты.
Она довольно высокая, тонкая. Как сгибается её тело — бесстыже или величественно? Как она выгибает шею, манерно или живо, естественно?
От грохота сердца он не слышал треска огня в камине. Во рту пересохло, он снова облизнул губы. Юлиана сделала шажок назад, не сводя с него округлившихся глаз. Солнце в них гасло.
Молчит она или гогочет? Наворожила же она над сухим, забитым песочной пылью сердцем Лауритса!
Поставив недопитый кубок на подлокотник, Райнеро поднялся. Юлиана спрятала лицо в ладонях и отвернулась.
— Берни...
Рейнольт сжал зубы, перехватил эфес. В ответ на осторожный шёпот Оссори замычал, заворочался. Как крепко он спал! Не стоило медлить...
— Альда? Что случилось? — его сонный хриплый голос быстро упал до шёпота.
— Ничего. Только холодно, — тень Альды поправила покрывало на плечах. Она стояла спиной к Дисглейрио, совсем рядом... — Ткань очень быстро сгорает, после неё не остаётся углей, а мне жаль будить камеристку.
— Ткань?— В щель между стеной и дверью Рейнольт различил, как Оссори — сонный медвежонок — выбравшись из кресла, поводил плечами и потирал шею. — Камеристка?
— Ты сжёг моё платье, — вздохнула Альда. — А это некому зашнуровать.
Показалось, или Оссори смутился? Рейнольт почувствовал, как уголок губ загнулся в усмешке. Значит, бравый драгун неспроста так и не имеет наследников…
— Я к вашим услугам, — наиграно хохотнул Оссори, пряча смущение за чрезмерной развязностью. Мальчишка, и только. Но подойди же, драгунишко...
— Только не смотри.
Дрогнул огонёк свечи, это Оссори забрал у Альды подсвечник, поставил на столик перед креслами. Альда отпустила покрывало и шагнула назад, чтобы не наступить на него. Тонкие руки перекинули на грудь волну волос. Её тень вытянулась прямо перед Рейнольтом, только протяни руку...
— А я чего-то там не видел?
Укоризненное «Дурак!» закончилось испуганным возгласом. Короткий прыжок, и Рейнольт схватил её. Одной рукой прижал её спиной к себе, другой наставил шпагу под подбородок. Она вцепилась ему в руку и замерла. Дисглейрио чувствовал каждый её вздох. Расшнурованное на спине платье смялось, нежную кожу от его прикосновений отделяла лишь сорочка. Целый миг он позволял себе вдыхать запах женщины, ощущать её тепло. Но было невозможно и дальше оставлять вниманием Оссори. Поначалу тот не двигался, только налитые гневом глаза перебегали от Альды к Рейнольту и от него к клинку шпаги, что дотрагивался до тонкой девичьей шеи.
— Побитая ты псина... — теперь Оссори схватил воздух у бедра. Рейнольт ловил каждое его движение, но оружия при олухе не было.
— Спокойно. — Рейнольт наклонился к ушку Альды. Завиток на её виске задрожал от его дыхания. — Я справлюсь с платьем мессиры ничуть не хуже... Даже лучше. Она подтвердит, так, Альда?
Плавная линия шеи, открытая ключица, белая бархатная кожа. Рейнольт чувствовал себя хищником, волком, оголившим клыки. Впиться в нежную плоть… Только сейчас он понял, что с той минуты, как они расстались, он желал лишь этого. Дисглейрио облизнул нижнюю губу. Альда всхлипнула, качнула головкой мужу. Тот сжал кулаки.
— Идём, Оссори. — Рейнольт кивнул на дверь в коридор. — Твой король заждался.
— Отпусти, — процедил медведишко.
— Отпущу, — оскалился Рейнольт и подтолкнул дрожащую Альду вперёд. Всем своим существом Оссори желал убить его. Это бессилие было Рейнольту особым подарком. У его родни на Коллумских островах есть обычай брать женщин на глазах их побеждённых мужей. Воюя на островах, Рейнольт не раз видел, как это делается, но никогда не участвовал. Только теперь он постиг смысл той низости. Видеть бессилие в бешеных глазах врага. Сломать его окончательно. — Отпущу, когда ты упадёшь на колени перед королём нашим Лоутеаном. А сейчас на выход. Или... — плотнее прижав к шее Альды клинок, Рейнольт запустил руку в лиф её платья. Альда дёрнулась, едва он накрыл ладонью маленькую, нежную грудь. Каждый удар её сердечка будто прыгал ему в руку. — Выбирай, Дьявол, долго терпеть я не стану.
Опора ушла из-под ног. Рейнольт успел отвести клинок от шеи Альды, а потом упал на спину. Оссори выбил у него из рук шпагу и обрушил на него покрывало. Рейнольт выругался, как он мог наступить?!
— Цела? Беги в спальню, ну!
— Берни!
Сбросив покрывало, Рейнольт вскочил. Между пятящейся Альдой и Рональдом, что отступал и лихорадочно крутил рыжей башкой, выбрал второго и двинулся на него.
— Где моя шпага?
— Ты бросил её в спальне.
Рейнольт хохотнул, любопытно, как Оссори собирался на войну. Горе-драгун умудрялся отходить и заслонять суетящуюся за его спиной Альду. Но долго он так не протянет, вот-вот упрётся в столик или кресла. Рейнольт бросился на Оссори. На Коллумских островах Дисглейрио одерживал верх на настоящих полях сражений, и пусть теперь ему остались погони да драки в дворцовых покоях, он ещё повоюет! Хоть руки отвыкли от рукопашного боя, всё ж поставили блок, схватили правую руку Оссори и вывернули. Драгун толкнул плечом, извернулся, но ровно на столько, чтобы Рейнольт успел пнуть его коленом под рёбра, снова заломить за спину руку и ударить по пояснице. Скрипнуло от толчка кресло, Оссори рванул, но Рейнольт быстро саданул его под лопатку. Ноги недруга подогнулись. Не давая ему опомниться, Рейнольт врезал ещё раз в бок и в основание шеи, заломил вторую руку, обрушил кулак на спину, вынуждая согнуться.
— Не суетись, Дьяволёнок, — от следующего удара по пояснице тот рухнул на живот.
Грохот оглушил, висок чем-то взрезало и обожгло болью. Рейнольт выпустил Оссори, отшатнулся, споткнулся о кресло. Ухо горело, он быстро провёл пальцами по коже — кровь. Горячие капли струились по шее. Рейнольт заметить, как Альда откинула дымящийся пистолет, и её закрыл Оссори с подсвечником в поднятой руке. Пинок в живот, удар об пол, в глазах мутнело, только боль пульсировала в висках, затопляла.
— Вот ты и снова побитая псина. За Альду я спрошу сполна.
Удар, боль вспыхнула уже во лбу и выстрелила до затылка, перед глазами всё потемнело, в ушах забился звон. Рейнольт попытался вздохнуть, но на грудь что-то давило, боль нарастала, расцветала в разрезанном пулей виске. Далёкий грохот, как сквозь воду, возглас Альды... Она снова звала его, своего мужа...
— Откройте немедля! Или я закричу!
Она жалась к двери загнанной ланью, которой чудом посчастливилось вырваться из волчьих клыков. Дисглейрио знал, его рот кривится в усмешке. Он шёл к Альде зверем на когтистых лапах. Соль крови из укушенной губы таяла языке. Запах её страха кружил голову.
— Я всё равно добьюсь этого, но уже законно, — услышал он собственный голос. Рейнольт подошёл так близко, что почти касался губами её ушка. Женщина вздрогнула, затаила дыхание. Нежная белая шейка всё ещё манила, но сейчас Рейнольт упивался страхом. Он вставил ключ в замочную скважину, положил руку Альде на живот. — А как произносить имя Оссори, ты у меня позабудешь.
Щёлкнул замок, распахнулась дверь. Альда исчезала в полумгле коридора, и то животное желание, что владело чувствами и мыслями Рейнольта, превращало его в зверя, тоже уходило. Что же они наделали.
От боли в боку Дисглейрио испустил вздох, попытался отодвинуться. Моргнул. Сквозь мутную пелену проступали огни факелов. Новый пинок по рёбрам. Дисглейрио стиснул зубы. Огни пропали, и появился кто-то чужой, с длинными, падающими на лицо волосами. Он наклонялся над Рейнольтом и беззастенчиво его рассматривал, что-то порыкивая в усы на блицард. Дисглейрио сощурился, попробовал сесть, но мужчина опустил ногу в жёстком сапоге ему на грудь и облокотился о своё колено, наклоняясь ещё ниже.
— Я знаком с не многими блаутурцами, но этого хватает, чтобы судить — как ж вы похожи. Одинаково врываетесь в мой дом, размахивая клинком, и не приносите извинений ни тогда, ни теперь. — Блицардец, так чисто заговоривший на блаутурском, улыбался. Но по мере того, как ширилась улыбка, зубы оголялись, и получался настоящий хищный оскал. Рейнольт оскалился в ответ, правда, от боли. — Воспитание поразительное. Однако на сей раз вы ворвались в гости ко мне, королю — королю! — Блицарда, а я воспитан так, что не могу вас прогнать. Подданные брата моего Лоутеана всегда могут рассчитывать если не на радушный приём, то хотя бы на почётный арест. Добро пожаловать в Хильму, граф Рейнольт.
* Корругология — исследования староравюннского учёного о лице человека, включающее в себя толкование не только его строения, но и родинок, морщин и т.д.
Глава 41
Блицард
Хильма
У геральдической рыбины над камином был единственный мутный глаз, но и тем она пыталась залезть гостю в душу. Так мог бы смотреть сам барон форн Боон... Отвратительный человек. И гостиную он убрал просто отвратительной мебелью. Кресло, в которое усадили залётного принца, было узким, как гроб, и таким же жёстким. Вязаный коврик под задницей и спиной не смягчал неудобств, да и накинули его не за этим. Обстановка явно помнила ещё прежнюю королевскую династию. Без единого закруглённого угла, мебель высекли без особой искусности и ничем не украсили. Время же постаралось на славу, обшарпав её, разъев трещинами. Райнеро отдёрнул руку от подлокотника, мало ли, вдруг заноза. Кубок в другой его руке испакостили чеканкой с форелью, но кларет всё же не заимел рыбьего привкуса.
Как и одевшаяся в рыбьи цвета Юлиана осталась далека от сходства с гербом Боонов. Пусть ворот сорочки у неё под платьем закрывал шею, манжеты свисали по самые пальцы, подол стелился по полу, неубранные волосы всё равно обращали благопристойность в порок. Как он мог видеть ангела в этой обворожительной нечестивице? Она спала с королём и в то же время шла против его воли, скрывая у себя разыскиваемого племянника. Но коль скоро она не ангел, не попался ли Райнеро в ловушку? Холод прихватил его за плечи хищными лапами, клацнул в затылок. Первая подданная его милости… Лауритс Яльте заслуживает верности. В отличие от ублюдка, беглеца и отцеубийцы.
— Допустим, плавники и чешую тебе навязали, — Райнеро кивнул на герб над камином. — Но когти, усы, оскал тебе вроде бы нравились. Зачем ты помогаешь быку? Знай, у меня рога, чуть что не по мне — забодаю.
— У вас рана, — невпопад сказала Юлиана и провела пальцем у себя по щеке. Вероятно, сочтя жест непристойным, завела руки за спину.
— О, — смешок вышел откровенно злым, — мне не жить. Но пока я истекаю кровью, ты успеешь или предать меня или спасти. Что ты выберешь?
Юлиана присела в глубоком реверансе и отвернулась к сундучку, который пару минут назад принесла откуда-то и поместила на треногу у камина. Райнеро отставил кубок на подлокотник, чуть подвинулся вперёд. Кожу закололо от напряжения. Он не даст этой блицардке предать его, и миру с собой не позволит расправиться тоже.
— Я хочу надеяться, — как этот заискивающий тон не вязался с женщиной, надевшей мужское платье и ножны на ту встречу с «несчастненьким», — что грамота на титул графа А?гне и пятьдесят тысяч хенриклей убедят ваше высочество в моей преданности.
— Что, откуда?! — Райнеро всё же вскочил, но затем, чтоб принять у Юлианы из рук сложенные вчетверо листы. Первый, пожелтевший от старости, был от края до края исписан тиктийским письмом, острые углы и надломы отсылали к рунам и обломившимся льдам. Яльте привезли с собой даже почерк, под который играючи заточили письменность Северного Полукруга. С непривычки Райнеро не сразу разобрал текст. Карл-Вольфганг Первый Яльте, Предвечного милостью король Блицарда и некоронованный князь Угрюмборга… Изучив надлежаще Закон о титуловании… Единственно из любви к старшей возлюбленной нашей дочери Диане Элионоре Батильде Яльте… Даруем первенцу её Рагнару Рекенья-и-Яльте… Титул графа Агне и замок с сопредельными землями в провинции Андрия… С правой управлять им, пользоваться доходами, но без права отчуждать…. Подданство блицардской короны… Но без права в линию наследования быть внесённым…
Степень магистра законословия обязывала изучить грамоту со всей тщательностью, но Райнеро не смог дочитать и последний абзац. Кровь прилила к щекам, понеслось вскачь сердце. Большой палец погладил растрескавшуюся печать с гарпией. Граф Агне — не обман, не блажь дона Рамиро, что удумал держать сына как можно дальше от трона Эскарлоты и ради этого украл сыновний титул. Злость поскребла, куснула, схватила за горло, но и всё на том. Значит, это не дурь, и принц Льдов действительно здесь дома! Граф Агне… Новое имя звучало певучим звоном клинка, да не у шпаги — меча!
Райнеро посмотрел на Юлиану. А в ней-то сколько порока?
— Я взяла это из королевского архива, — зачастила она, набросив ресницами тень на заалевшую щёку, — да, сама, втайне от Ларса, нельзя, я знала, но всё равно взяла, это же очень нужно, это же по праву принадлежит вам! А вексель, о нём не волнуйтесь, это я не крала!
Медленно кивнув ей, Райнеро спрятал бумаги за колет и сел обратно в кресло. Оно не стало мягче, рыбина над камином не отвела глаза, но холод отступил, а Юлиана впрямь оказалась Ангелом-хранителем, все её пороки — благими делами. Но она пока не ведает, что за мерзавца оберегает. Или видит кровь на руках, но не желает об этом думать? Хах. Проделки луны. Прошлой ночью она отбелила своим светом руки убийцы.
— У тебя будут неприятности. — Райнеро отпил из кубка — излишек изюма и мёда, убийцам же полагалась тьма бадьяна и перца. — Лауритс поймёт. Всё. Сразу. Мой отец был у него. Дядя знает о графе Агне. А я не смогу тебя защитить.
— Со мной всё будет в порядке, — Юлиана слабо улыбнулась, но глаз не подняла. — Я всегда найду защиту у своей святой, когти барса там меня не достанут.
Конечно… Пречистая убережёт своих ангелов от всех земных бед и горестей.
— Вам нужна была армия… — Юлиана свела на животе руки — ученица, выступившая отвечать урок. — Вы сможете набрать её. В Андрии сейчас мятеж, вам ничего не будет стоить набрать ополчение на землях своего графства, это не вызовет вопросов. Только поторопитесь, пока города не закрылись. — Ресницы дрогнули, на секунду Райнеро озарило светом солнца.
Но секунды было ужасно мало… Нужно больше. Светлее. Жарче. Чтобы она сама стала солнцем. Чтобы она всем телом обвивала его, как лучами, согревала своего принца Ингъяльдских льдов. Райнеро облизнул губы, сузил глаза, оглядывая Юлиану. Она по-прежнему не поднимала ресниц, а у него в паху жгло до боли, до одури. Какая она там, под своими благочестивыми «рыбьими» тряпками? Больше белого или розового?
Юлиана резко вскинула ресницы. Уголок губ дёрнулся, упали вдоль тела руки, пальцы втянулись под манжеты.
Она довольно высокая, тонкая. Как сгибается её тело — бесстыже или величественно? Как она выгибает шею, манерно или живо, естественно?
От грохота сердца он не слышал треска огня в камине. Во рту пересохло, он снова облизнул губы. Юлиана сделала шажок назад, не сводя с него округлившихся глаз. Солнце в них гасло.
Молчит она или гогочет? Наворожила же она над сухим, забитым песочной пылью сердцем Лауритса!
Поставив недопитый кубок на подлокотник, Райнеро поднялся. Юлиана спрятала лицо в ладонях и отвернулась.
