С самого начала у нас было принято возвращать таких рабов на ферму для казни без свидетелей. Хозяин получает нового раба, пострадавшие – компенсацию от Гроникула.
– Их было девять.
– Фастон не убивает по одному. Ждёт. К сожалению, сроки казни тоже не были толком обговорены.
Вся мою уверенность испарилась. Но как же так? Нет! Даже если так!..
– Ты видел, как Фастон это делает?
– Нет. Но я знаю.
– И после этого ты заявляешь, что рабов на ферме не мучают?
– Не мучают.
– Он маньяк. Он помешан на этом. Как ты думаешь, кто становятся его жертвами, когда нет приговорённых на казнь?
– Не знаю. Но точно не рабы на ферме.
– Одиронт, хватит! Я вижу, что тебе это важно, что ты пытаешься делать как лучше. Но ты ведь не глупец. Ты не сможешь следить за Фастоном и ублюдками вроде него круглосуточно.
Одиронт поднял голову вверх, разглядывая ползущие по небу облака. Где-то полминуты он был занят только этим.
– Хорошо, Влад, – наконец заговорил принц. – Я расскажу тебе. Пообещай никому этого не говорить. Никаких Договорённостей – просто пообещай.
– Обещаю.
– Мне этого достаточно. А у моего отца с Гроникулом заключена Договорённость.
– “Влад, как можно подробней его об этом расспроси,” – вмешался в разговор Дедион.
– “Ты знал о Договорённости?”
– “Конечно. У каждого монарха заключены Договорённости с аристократическими родами. И не только с ними. Это ведь очевидно.”
Для меня это было не так очевидно.
– Какая Договорённость?
– Касательно ферм. По этой Договорённости Гроникул обязан платить штраф за каждое применение насилия в отношении рабов на ферме.
– “Быть не может!”
– “Это так удивительно?”
– “Конечно! Договорённости обычно довольно расплывчаты и оставляют простор для действий. Что-то в стиле “предпринимать усилия для постепенного улучшения жизни рабов на фермах” и тому подобное. Но чтобы так…”
Я удивления Дедиона не разделял.
– Это лишь значит, что Гроникул всегда может откупиться.
– Дело не в штрафе.
– А в чём?
– В формулировке: “За каждое применение насилия”.
Серьёзно?
– Ты хочешь сказать?..
– Да. За любое применение насилия в отношении раба на ферме в Статусах моего отца и Гроникула в разделе Договорённости появляется об этом упоминание с суммой штрафа и необходимым для его выплаты сроком.
– Каждый случай фиксируется?
– Высшей Магией. Которую не обмануть.
– И ты знаешь?..
– Знаю. Как ответственный за этот вопрос я каждый месяц проверяю эту Договорённость в Статусе отца. Конечно, если он не войне, как сейчас.
– И сколько?
– На всех шести фермах не более десятка случаев в месяц. Я стараюсь все их расследовать. В итоге они оказываются несчастными случаями с шишками и синяками, а не злонамеренными нарушениями. На фермах строгие правила по обращению с рабами. Гроникул не хочет терять золото ни за что.
Это бред. Невозможно!
– Психологическое насилие?
– Тоже под запретом. Несколько раз мы возвращали золото Гроникулу за подобные штрафы: встречаются рабы, что боятся даже своей тени и рядовые случаи Высшая Магия засчитывала за давление на раба. Ни запугивание, ни принуждение недопустимы.
С этой стороны… тупик.
– А если это будут не сотрудники ферм?
– Неважно. Гроникул в ответе за любое насилие, совершённое любым Разумным над любым рабом с фермы.
– “Как он вообще согласился на такие условия?”
Кажется, Дедион тоже уже ничего не понимает.
– С какого момента рабы попадают под ответственность Гроникула? Что, если раб не будет числиться за Гроникулом?
– Большинство рабов рождаются на ферме, так что сразу после появления на свет они на его ответственности вплоть до продажи. Остальные сразу после покупки у банд.
– Если не покупать официально…
– Не получится.
– Но…
– Влад, я понимаю твою реакцию. Когда я триста лет назад прочёл текст Договорённости, я поверить в это не мог. Я тоже начал искать лазейки, способы её обойти. И не нашёл. Я обыскал каждый уголок каждой фермы, подкупал их сотрудников, подозревал каждого аристократа королевства в пособничестве Гроникулу – такой мог брать на себя грязную работу, передавая Гроникулу уже обработанных рабов. Ничего.
– Но этого…
– Не может быть. Но так и есть. Отец понимал выгоду от рабства, но видел и проблемы, которые в итоге могут возникнуть, поэтому поставил такое жёсткое условие. Договорённость, которая не давала бы нашему королевству превратиться в рассадник садистов и насильников, но на которую не согласился бы ни один аристократ. Гроникул согласился. Эта Договорённость была заключена ещё до того, как он взялся за дело. И с каждым годом и десятилетием он выплачивает всё меньше штрафов. Всё лучше налаживает дело, исключая все случайности.
– “Я не вижу в его словах, жестах и поведении признаков лжи.”
– “Да. Он не лжёт.”
– “Выходит, что Гроникул действительно применяет только мягкие воспитательные и психомоделирующие методы, и их вполне достаточно для превращения полуРазумных зверолюдов в покорных и послушных рабов. И единственный найденный нами в этой истории ублюдок – Фастон, слухи о котором оказались правдой. Тварь, позорящая всех Ментальных магов.”
Говоря об этом:
– Почему Гроникул не сделает казнь зверолюдов… нормальной?
– Этот момент не был продуман в Договорённости. Никаких условий по уровню жестокости на казнь не поставили. Тем более, что рабы уже были проданы. Фастон этим пользуется. А Гроникул не хочет что-либо менять – он и так согласился на работу в очень жёстких условиях. Дополнительную податливость можно расценить, как слабость. Но он не вмешивался, когда я договаривался напрямую с палачами.
Я просто… не знаю… не понимаю…
Из таверны вышла Пу. Её под руку вёл стражник, девушка была чуть напугана, но не более того.
Я посмотрел на зверодевушку. Она единственное исключение из правила, которое мне удалось найти. Может ненадолго, но она дала волю своим чувствам, возобладавшим над покорностью.
– Пу!
Я узнал этот голос. Но не стал поворачиваться. Не хочу знать, как давно он стоит у меня за спиной.
– Хозяин!
Девушка стремительной ракетой рванула к Миртону. Начала что-то радостно верещать, Миртон отвечал ей тихим и спокойным голосом.
Я продолжал стоять напротив Одиронта. Но тут он поднял руку и сделал приглашающий жест.
Пришлось повернуться.
Миртон, оставив Пу одну, подошёл к нам.
– Ты хотел поговорить с Владом?
– Да, Ваше Высочество.
– Говори, если я вам не помешаю.
– Спасибо, – слегка поклонился принцу Миртон. Поднял голову и посмотрел мне в глаза. – Сегодня утром у меня состоялся важный разговор с Нистией. Очень важный. Мне теперь предстоит многое исправить и за многое искупить свою вину. Я не думаю, что ты хотел помочь, но… я благодарен.
Мне он поклонился гораздо глубже.
Не надо.
– Мы можем идти, Ваше Высочество?
– Идите.
Эта была идиллическая картина: зверодевушка прыгающая вокруг своего хозяина и что-то без умолку ему рассказывающая, и хозяин, с тёплой улыбкой её слушающий.
Медленно удаляющиеся от меня.
Слишком медленно.
– Как ты уже понял, Миртон не станет выдвигать никаких обвинений. С Гроникулом я тоже договорился. Фастон был вне себя – уж не знаю, что такого ты ему сделал – но и этот вопрос мы решили. Гроникул напомнил ему о вчерашнем инциденте, когда он без разрешения полез в твой Статус. Случившиеся стало его наказанием.
– Даже так? Я свободен? – эта была самая кривая улыбка из всех, что у меня когда-либо была.
– Не совсем. У меня есть условие, Влад.
– Какое? – задал я вопрос, уже зная на него ответ.
– Ты покинешь Мискерию. Сегодня, – так я и думал. – А потом Ширцентию. Не задерживаясь. Я не хочу, чтобы моё королевство считали хуже, чем есть на самом деле, и готов доказывать свою правоту любому, но ты… слишком опасен. Я не могу подвергать своих подданных такому риску.
– Я тебя понимаю.
– Ты согласен?
Настал мой черёд понаблюдать за облаками.
– … Согласен.
Одиронт поднял руку, сделал круговое движение. Через мгновение на улице не осталось никого, кроме нас двоих.
– Прощай, Влад.
Теперь я остался один.
И всё-таки на Катиноле облака светлее, чем на Земле.
– “Принц может и не дурак, но наивности ему не занимать. Рассказал тебе о Договорённости, взяв только устное обещание, оставил в покое, взяв только устное согласие. Что будешь делать? Каков твой следующий шаг?”
– “Шаг? Нет. Шаг – это слишком мелочно и медленно. Пожалуй, куплю лошадь, чтобы как можно скорее покинуть Ширцентию.”
– “Ты… уходишь?”
– “Разве это не очевидно после всего случившегося?”
– “Ты часто перестаёшь дружить с логикой в угоду своей морали. Рабство никуда не делось, полкоролевства ещё не в руинах.”
– “Я устал, Дедион. Я просто устал.”
Прощай, Мискерия. Прощай, Ширцентия.
Я ухожу.
Настя сидела в своём кресле как обычно – закинув ногу на ногу, сверху положив большую девяносто шести листовую тетрадь для записей и терзая очередной карандаш губами.
– Сегодня хочу поговорить об инциденте.
– Каком инциденте? Я всё своё досье давно называю “мои любимые инцидентики.”
– О том инциденте, который не попал в официальные отчёты и записи. О котором только шепчутся.
– Об этом, значит.
Моё смешливое настроение как ветром сдуло.
– Спрашивайте.
– Рассказывайте.
– Рассказывать?
– Я хочу понять, как вы сами видите эту историю. Без наводящих вопросов.
– Откуда начинать?
– С того момента, где она по-вашему началась.
Когда это началось? Не всё так просто, Настя.
– Я не знаю, когда всё началось. Когда я поймал их на собирании трофеев – было наверное уже поздно.
– Трофеи?
– Части тела. Уши в основном.
– Как вы тогда поступили?
– Устроил им полный разнос. Нагрузил обязанностями, чтобы на всякую чепуху не отвлекались.
– Вы не подумали, что такое поведение… ненормально?
– На войне само понятие нормальности ненормально. Я всегда к войне подходил с позиции профессионала, выполняющего поставленную задачу. Но не у всех так получается. Тем более не мы это начали. Отрубание голов и их дальнейшее использование для запугивания, издевательства над телами… – Настя с каждым моим словом всё сильнее мрачнела. – В общем, я мог понять парней, которые хотели отомстить врагу его же монетой.
Настя что-то начала писать в своей тетради. Не первая за время моей терапии.
– Вернёмся к вашей любимой теме: я во всём виноват. В чём вы вините себя в этой остории?
– Они были под моим непосредственным командованием, так что – во всём. Если же думать более рационально, то… я должен был их разделить после того инцидента. Но они хорошо работали в паре. Отличная боевая двойка. И я оставил всё как есть. Теперь я уверен, что они подпитывали и усиливали безумие друг друга.
– Наверняка, так и было.
Вечно Настя не сдерживается в выражениях.
– Всё случилось в деревушке рядом с вашим расположением? – начала она всё-таки задавать навадящие вопросы.
Не удержалась. У неё ни разу этого не получалось.
– Да. Обычная деревушка. Не более пяти сотен жителей. Наши к ним спускались за провизией, когда были проблемы с поставками – то есть постоянно, и чего таить – за алкоголем. Чеченцы тоже захаживали.
– Они помогали и тем и другим?
– А как иначе? Трудно отказать злым дядям с автоматами и понимаем того, что одну-две деревушки с гражданскими война спишет без проблем. Несколько пацанят из той деревни стучали нам о появлениях чеченцев: сколько было, как вооружены, что забрали, что говорили, куда ушли. Уверен, пара-тройка других пацанят стучали уже на нас. Причина та же самая: кому откажешь – тот тебя с землёй и сравняет.
– Значит, не все делятся на тех, кто за и кто против?
– Если только в глубине души. И думаю, что все в этой глубине ненавидели обе стороны противостояния. Ведь на деле, на войне нет возможности защитить всех, кто тебя поддерживает, зато есть острое желание уничтожить всех, кто против тебя и в зоне твоей досягаемости. Люди надеются, что ты пришёл защитить их, а оказывается, что ты пришёл уничтожать врагов. В итоге они делают то единственное, что им остаётся – приспосабливаются.
– До этого инцидента, проблемы с этой деревней возникали?
– Мелочи. Ничего стоящего внимания.
И снова что-то записывает в тетрадь.
– Как это всё-таки случилось?
– В ту ночь я поставил их в один из дозоров. Они его покинули. И ведь знали, что я всегда проверяю. Думаю, в тот момент они уже утратили всякую рациональность.
– Как вы их нашли?
– Я сразу понял, куда они направились. Поднял парочку других бойцов для дозора, а сам направился следом.
– Один?
– Да.
Ещё одна запись.
– Один из них пару раз флиртовал с девчонкой из этой деревни. Ничего лишнего – пока у них мозги были на месте, все знали, что меня лучше не злить. Поэтому я знал, где именно в деревне их искать. Не ошибся. Надеялся, что успею. Ошибся.
– Что вы там увидели?
– Отца семейства они убили – перерезали горло. Младшая дочь тоже была мертва. Один из них насиловал уже замолкшую и не сопротивляющуюся девушку, второй, видимо, не в силах дождаться своей очереди, не побрезговал убитой девочкой.
Не смотри на меня так, ты сама попросила рассказать.
– Они начали оправдываться. Серьёзно. Передо мной. Правда, недолго. Наверное, поняли по моим глазам, что лучшее, что их ждёт – военный трибунал. Напали. Даже хорошо – легче убить, когда сопротивляются, когда на кону и твоя жизнь тоже. Но и здесь они меня выбесили: такие слабые, забывшие половину из того, чему их обучали. Я зарезал их как котят. Хотя нет, на котят у меня рука не поднимется. Я зарезал их, как два куска дерьма.
– Официально, они погибли как герои – в бою.
– У одного осталась больная мать, у второго жена и ребёнок. Кому нужна правда?
– С этим всё ясно. Но в этой истории есть несколько моментов, которые наводят меня на странную мысль – у вас не было никакого состояния аффекта.
– Не было. Я же сказал, что сразу понял, что случилось. Поэтому пошёл один. Для меня не было неожиданностью увиденное в той хибаре, разве что жестокость совершённого меня покоробила. Но я знал, и ещё по дороге принял решение, что если не успею вовремя и они не сдадутся на месте – всё в той хибаре и закончится.
Я рад, что смог это рассказать. Стало… легче.
– Звучит… зловеще.
Не ври. Не играешься ты так с карандашом, когда некомфортно себя чувствуешь.
– Я давно заметил, что мы любим прощать и искать снисхождение к проявлению безумия: он был не в себе, в состоянии аффекта, он сорвался, его довели – факторы, говорящие о нестабильности человека, невозможности в определённых условиях контролировать свои действия и поступки, а значит, возможного повторения такого поведения, мы воспринимаем как оправдание. А рациональность и принципиальность – только утяжеляют вину. А ведь вероятность того, что подобное повторится со мной – мизерная.
– Мы судим людей по их стабильному, нормальному состоянию.
– У тебя не получится просто испариться, когда у человека напротив проявится “ненормальное состояние”.
– Я не говорю, что это правильно, просто мы так устроены.
– Хорошо. И какой вывод? Я – маньяк?
– Вывод… вывод… А вывод такой: из-за детской травмы у вас появилось маниакальное желание защищать тех, кого вы считаете слабыми. Потому что тогда вы не смогли защитить свою сестру.
Я прямо отшатнулся. Дыхание стало тяжёлым.
– Мы не можем вечно ходить вокруг этой темы. Вам не нужно делать её достоянием общественности, но вы должны перестать закапывать её всё глубже в себя.
– Их было девять.
– Фастон не убивает по одному. Ждёт. К сожалению, сроки казни тоже не были толком обговорены.
Вся мою уверенность испарилась. Но как же так? Нет! Даже если так!..
– Ты видел, как Фастон это делает?
– Нет. Но я знаю.
– И после этого ты заявляешь, что рабов на ферме не мучают?
– Не мучают.
– Он маньяк. Он помешан на этом. Как ты думаешь, кто становятся его жертвами, когда нет приговорённых на казнь?
– Не знаю. Но точно не рабы на ферме.
– Одиронт, хватит! Я вижу, что тебе это важно, что ты пытаешься делать как лучше. Но ты ведь не глупец. Ты не сможешь следить за Фастоном и ублюдками вроде него круглосуточно.
Одиронт поднял голову вверх, разглядывая ползущие по небу облака. Где-то полминуты он был занят только этим.
– Хорошо, Влад, – наконец заговорил принц. – Я расскажу тебе. Пообещай никому этого не говорить. Никаких Договорённостей – просто пообещай.
– Обещаю.
– Мне этого достаточно. А у моего отца с Гроникулом заключена Договорённость.
– “Влад, как можно подробней его об этом расспроси,” – вмешался в разговор Дедион.
– “Ты знал о Договорённости?”
– “Конечно. У каждого монарха заключены Договорённости с аристократическими родами. И не только с ними. Это ведь очевидно.”
Для меня это было не так очевидно.
– Какая Договорённость?
– Касательно ферм. По этой Договорённости Гроникул обязан платить штраф за каждое применение насилия в отношении рабов на ферме.
– “Быть не может!”
– “Это так удивительно?”
– “Конечно! Договорённости обычно довольно расплывчаты и оставляют простор для действий. Что-то в стиле “предпринимать усилия для постепенного улучшения жизни рабов на фермах” и тому подобное. Но чтобы так…”
Я удивления Дедиона не разделял.
– Это лишь значит, что Гроникул всегда может откупиться.
– Дело не в штрафе.
– А в чём?
– В формулировке: “За каждое применение насилия”.
Серьёзно?
– Ты хочешь сказать?..
– Да. За любое применение насилия в отношении раба на ферме в Статусах моего отца и Гроникула в разделе Договорённости появляется об этом упоминание с суммой штрафа и необходимым для его выплаты сроком.
– Каждый случай фиксируется?
– Высшей Магией. Которую не обмануть.
– И ты знаешь?..
– Знаю. Как ответственный за этот вопрос я каждый месяц проверяю эту Договорённость в Статусе отца. Конечно, если он не войне, как сейчас.
– И сколько?
– На всех шести фермах не более десятка случаев в месяц. Я стараюсь все их расследовать. В итоге они оказываются несчастными случаями с шишками и синяками, а не злонамеренными нарушениями. На фермах строгие правила по обращению с рабами. Гроникул не хочет терять золото ни за что.
Это бред. Невозможно!
– Психологическое насилие?
– Тоже под запретом. Несколько раз мы возвращали золото Гроникулу за подобные штрафы: встречаются рабы, что боятся даже своей тени и рядовые случаи Высшая Магия засчитывала за давление на раба. Ни запугивание, ни принуждение недопустимы.
С этой стороны… тупик.
– А если это будут не сотрудники ферм?
– Неважно. Гроникул в ответе за любое насилие, совершённое любым Разумным над любым рабом с фермы.
– “Как он вообще согласился на такие условия?”
Кажется, Дедион тоже уже ничего не понимает.
– С какого момента рабы попадают под ответственность Гроникула? Что, если раб не будет числиться за Гроникулом?
– Большинство рабов рождаются на ферме, так что сразу после появления на свет они на его ответственности вплоть до продажи. Остальные сразу после покупки у банд.
– Если не покупать официально…
– Не получится.
– Но…
– Влад, я понимаю твою реакцию. Когда я триста лет назад прочёл текст Договорённости, я поверить в это не мог. Я тоже начал искать лазейки, способы её обойти. И не нашёл. Я обыскал каждый уголок каждой фермы, подкупал их сотрудников, подозревал каждого аристократа королевства в пособничестве Гроникулу – такой мог брать на себя грязную работу, передавая Гроникулу уже обработанных рабов. Ничего.
– Но этого…
– Не может быть. Но так и есть. Отец понимал выгоду от рабства, но видел и проблемы, которые в итоге могут возникнуть, поэтому поставил такое жёсткое условие. Договорённость, которая не давала бы нашему королевству превратиться в рассадник садистов и насильников, но на которую не согласился бы ни один аристократ. Гроникул согласился. Эта Договорённость была заключена ещё до того, как он взялся за дело. И с каждым годом и десятилетием он выплачивает всё меньше штрафов. Всё лучше налаживает дело, исключая все случайности.
– “Я не вижу в его словах, жестах и поведении признаков лжи.”
– “Да. Он не лжёт.”
– “Выходит, что Гроникул действительно применяет только мягкие воспитательные и психомоделирующие методы, и их вполне достаточно для превращения полуРазумных зверолюдов в покорных и послушных рабов. И единственный найденный нами в этой истории ублюдок – Фастон, слухи о котором оказались правдой. Тварь, позорящая всех Ментальных магов.”
Говоря об этом:
– Почему Гроникул не сделает казнь зверолюдов… нормальной?
– Этот момент не был продуман в Договорённости. Никаких условий по уровню жестокости на казнь не поставили. Тем более, что рабы уже были проданы. Фастон этим пользуется. А Гроникул не хочет что-либо менять – он и так согласился на работу в очень жёстких условиях. Дополнительную податливость можно расценить, как слабость. Но он не вмешивался, когда я договаривался напрямую с палачами.
Я просто… не знаю… не понимаю…
Из таверны вышла Пу. Её под руку вёл стражник, девушка была чуть напугана, но не более того.
Я посмотрел на зверодевушку. Она единственное исключение из правила, которое мне удалось найти. Может ненадолго, но она дала волю своим чувствам, возобладавшим над покорностью.
– Пу!
Я узнал этот голос. Но не стал поворачиваться. Не хочу знать, как давно он стоит у меня за спиной.
– Хозяин!
Девушка стремительной ракетой рванула к Миртону. Начала что-то радостно верещать, Миртон отвечал ей тихим и спокойным голосом.
Я продолжал стоять напротив Одиронта. Но тут он поднял руку и сделал приглашающий жест.
Пришлось повернуться.
Миртон, оставив Пу одну, подошёл к нам.
– Ты хотел поговорить с Владом?
– Да, Ваше Высочество.
– Говори, если я вам не помешаю.
– Спасибо, – слегка поклонился принцу Миртон. Поднял голову и посмотрел мне в глаза. – Сегодня утром у меня состоялся важный разговор с Нистией. Очень важный. Мне теперь предстоит многое исправить и за многое искупить свою вину. Я не думаю, что ты хотел помочь, но… я благодарен.
Мне он поклонился гораздо глубже.
Не надо.
– Мы можем идти, Ваше Высочество?
– Идите.
Эта была идиллическая картина: зверодевушка прыгающая вокруг своего хозяина и что-то без умолку ему рассказывающая, и хозяин, с тёплой улыбкой её слушающий.
Медленно удаляющиеся от меня.
Слишком медленно.
– Как ты уже понял, Миртон не станет выдвигать никаких обвинений. С Гроникулом я тоже договорился. Фастон был вне себя – уж не знаю, что такого ты ему сделал – но и этот вопрос мы решили. Гроникул напомнил ему о вчерашнем инциденте, когда он без разрешения полез в твой Статус. Случившиеся стало его наказанием.
– Даже так? Я свободен? – эта была самая кривая улыбка из всех, что у меня когда-либо была.
– Не совсем. У меня есть условие, Влад.
– Какое? – задал я вопрос, уже зная на него ответ.
– Ты покинешь Мискерию. Сегодня, – так я и думал. – А потом Ширцентию. Не задерживаясь. Я не хочу, чтобы моё королевство считали хуже, чем есть на самом деле, и готов доказывать свою правоту любому, но ты… слишком опасен. Я не могу подвергать своих подданных такому риску.
– Я тебя понимаю.
– Ты согласен?
Настал мой черёд понаблюдать за облаками.
– … Согласен.
Одиронт поднял руку, сделал круговое движение. Через мгновение на улице не осталось никого, кроме нас двоих.
– Прощай, Влад.
Теперь я остался один.
И всё-таки на Катиноле облака светлее, чем на Земле.
– “Принц может и не дурак, но наивности ему не занимать. Рассказал тебе о Договорённости, взяв только устное обещание, оставил в покое, взяв только устное согласие. Что будешь делать? Каков твой следующий шаг?”
– “Шаг? Нет. Шаг – это слишком мелочно и медленно. Пожалуй, куплю лошадь, чтобы как можно скорее покинуть Ширцентию.”
– “Ты… уходишь?”
– “Разве это не очевидно после всего случившегося?”
– “Ты часто перестаёшь дружить с логикой в угоду своей морали. Рабство никуда не делось, полкоролевства ещё не в руинах.”
– “Я устал, Дедион. Я просто устал.”
Прощай, Мискерия. Прощай, Ширцентия.
Я ухожу.
Прода от 11.01.2021, 20:12
***
Настя сидела в своём кресле как обычно – закинув ногу на ногу, сверху положив большую девяносто шести листовую тетрадь для записей и терзая очередной карандаш губами.
– Сегодня хочу поговорить об инциденте.
– Каком инциденте? Я всё своё досье давно называю “мои любимые инцидентики.”
– О том инциденте, который не попал в официальные отчёты и записи. О котором только шепчутся.
– Об этом, значит.
Моё смешливое настроение как ветром сдуло.
– Спрашивайте.
– Рассказывайте.
– Рассказывать?
– Я хочу понять, как вы сами видите эту историю. Без наводящих вопросов.
– Откуда начинать?
– С того момента, где она по-вашему началась.
Когда это началось? Не всё так просто, Настя.
– Я не знаю, когда всё началось. Когда я поймал их на собирании трофеев – было наверное уже поздно.
– Трофеи?
– Части тела. Уши в основном.
– Как вы тогда поступили?
– Устроил им полный разнос. Нагрузил обязанностями, чтобы на всякую чепуху не отвлекались.
– Вы не подумали, что такое поведение… ненормально?
– На войне само понятие нормальности ненормально. Я всегда к войне подходил с позиции профессионала, выполняющего поставленную задачу. Но не у всех так получается. Тем более не мы это начали. Отрубание голов и их дальнейшее использование для запугивания, издевательства над телами… – Настя с каждым моим словом всё сильнее мрачнела. – В общем, я мог понять парней, которые хотели отомстить врагу его же монетой.
Настя что-то начала писать в своей тетради. Не первая за время моей терапии.
– Вернёмся к вашей любимой теме: я во всём виноват. В чём вы вините себя в этой остории?
– Они были под моим непосредственным командованием, так что – во всём. Если же думать более рационально, то… я должен был их разделить после того инцидента. Но они хорошо работали в паре. Отличная боевая двойка. И я оставил всё как есть. Теперь я уверен, что они подпитывали и усиливали безумие друг друга.
– Наверняка, так и было.
Вечно Настя не сдерживается в выражениях.
– Всё случилось в деревушке рядом с вашим расположением? – начала она всё-таки задавать навадящие вопросы.
Не удержалась. У неё ни разу этого не получалось.
– Да. Обычная деревушка. Не более пяти сотен жителей. Наши к ним спускались за провизией, когда были проблемы с поставками – то есть постоянно, и чего таить – за алкоголем. Чеченцы тоже захаживали.
– Они помогали и тем и другим?
– А как иначе? Трудно отказать злым дядям с автоматами и понимаем того, что одну-две деревушки с гражданскими война спишет без проблем. Несколько пацанят из той деревни стучали нам о появлениях чеченцев: сколько было, как вооружены, что забрали, что говорили, куда ушли. Уверен, пара-тройка других пацанят стучали уже на нас. Причина та же самая: кому откажешь – тот тебя с землёй и сравняет.
– Значит, не все делятся на тех, кто за и кто против?
– Если только в глубине души. И думаю, что все в этой глубине ненавидели обе стороны противостояния. Ведь на деле, на войне нет возможности защитить всех, кто тебя поддерживает, зато есть острое желание уничтожить всех, кто против тебя и в зоне твоей досягаемости. Люди надеются, что ты пришёл защитить их, а оказывается, что ты пришёл уничтожать врагов. В итоге они делают то единственное, что им остаётся – приспосабливаются.
– До этого инцидента, проблемы с этой деревней возникали?
– Мелочи. Ничего стоящего внимания.
И снова что-то записывает в тетрадь.
– Как это всё-таки случилось?
– В ту ночь я поставил их в один из дозоров. Они его покинули. И ведь знали, что я всегда проверяю. Думаю, в тот момент они уже утратили всякую рациональность.
– Как вы их нашли?
– Я сразу понял, куда они направились. Поднял парочку других бойцов для дозора, а сам направился следом.
– Один?
– Да.
Ещё одна запись.
– Один из них пару раз флиртовал с девчонкой из этой деревни. Ничего лишнего – пока у них мозги были на месте, все знали, что меня лучше не злить. Поэтому я знал, где именно в деревне их искать. Не ошибся. Надеялся, что успею. Ошибся.
– Что вы там увидели?
– Отца семейства они убили – перерезали горло. Младшая дочь тоже была мертва. Один из них насиловал уже замолкшую и не сопротивляющуюся девушку, второй, видимо, не в силах дождаться своей очереди, не побрезговал убитой девочкой.
Не смотри на меня так, ты сама попросила рассказать.
– Они начали оправдываться. Серьёзно. Передо мной. Правда, недолго. Наверное, поняли по моим глазам, что лучшее, что их ждёт – военный трибунал. Напали. Даже хорошо – легче убить, когда сопротивляются, когда на кону и твоя жизнь тоже. Но и здесь они меня выбесили: такие слабые, забывшие половину из того, чему их обучали. Я зарезал их как котят. Хотя нет, на котят у меня рука не поднимется. Я зарезал их, как два куска дерьма.
– Официально, они погибли как герои – в бою.
– У одного осталась больная мать, у второго жена и ребёнок. Кому нужна правда?
– С этим всё ясно. Но в этой истории есть несколько моментов, которые наводят меня на странную мысль – у вас не было никакого состояния аффекта.
– Не было. Я же сказал, что сразу понял, что случилось. Поэтому пошёл один. Для меня не было неожиданностью увиденное в той хибаре, разве что жестокость совершённого меня покоробила. Но я знал, и ещё по дороге принял решение, что если не успею вовремя и они не сдадутся на месте – всё в той хибаре и закончится.
Я рад, что смог это рассказать. Стало… легче.
– Звучит… зловеще.
Не ври. Не играешься ты так с карандашом, когда некомфортно себя чувствуешь.
– Я давно заметил, что мы любим прощать и искать снисхождение к проявлению безумия: он был не в себе, в состоянии аффекта, он сорвался, его довели – факторы, говорящие о нестабильности человека, невозможности в определённых условиях контролировать свои действия и поступки, а значит, возможного повторения такого поведения, мы воспринимаем как оправдание. А рациональность и принципиальность – только утяжеляют вину. А ведь вероятность того, что подобное повторится со мной – мизерная.
– Мы судим людей по их стабильному, нормальному состоянию.
– У тебя не получится просто испариться, когда у человека напротив проявится “ненормальное состояние”.
– Я не говорю, что это правильно, просто мы так устроены.
– Хорошо. И какой вывод? Я – маньяк?
– Вывод… вывод… А вывод такой: из-за детской травмы у вас появилось маниакальное желание защищать тех, кого вы считаете слабыми. Потому что тогда вы не смогли защитить свою сестру.
Я прямо отшатнулся. Дыхание стало тяжёлым.
– Мы не можем вечно ходить вокруг этой темы. Вам не нужно делать её достоянием общественности, но вы должны перестать закапывать её всё глубже в себя.
