Отзовись, обратись, покайся перед Ним! И ты бы Коля обратился к Нему, Он ждет тебя!» А Колька в ответ только скептически улыбался. Затем в видениях пронеслась жизнь в Братске, его удачи и неудачи. Затем снова появилась бабушка, которая надевала на Кольку нательный крестик, а он срывал его и вырывался от бабушки, и тут же возникал в видении отец, который говорил: «Правильно, сынок. Это пережитки прошлого. Бога нет ..., хотя..., хотя все же что-то есть!» Очнулся Колька на берегу речки, из которой выловил его местный пастух, который подъехал к речке, чтобы напоить лошадь. Его то Колька и видел, когда сознание на время приходило в норму. Колька хотел встать, но страшная боль пронзила его позвоночник и голову, и он снова потерял сознание. И снова видения стали мелькать в его воспаленном мозге. В видении он увидел свою пустую квартиру и записку жены, оставленную на полу. Он читал записку: « ... ты не жилец..., я уезжаю с другим..., ты не жилец». И тут же в видении он слышит свой отчаянный крик души: «Я живой! Вы врете! Я буду жить! Буду!!!» «Живой, живой, бедолага; чего кричишь - то, лежи тихо нельзя тебе кричать. Вона голова-то вся разбита. Где тебя так угораздило упасть? С моста что ли?» Над Колькой хлопотал тот пастух, который и вытащил его из воды. Он замотал Кольке голову какой-то тряпицей, а затем велел ему лежать и не двигаться, а сам поскакал верхом на лошади до ближайшего телефона, чтобы вызвать скорую помощь. А в это время по московскому тракту, все дальше и дальше от места событий, на восток, мчалась Колькина Ауди. В салоне Машины были четверо: два парня и две женщины. Они думали, что Колька мертв. Они и предположить не могли, что, будучи в клинической смерти, душа Кольки была рядом с его телом и намертво зафиксировала, их лица... Да, не вытравило еще совсем новое веяние жизни из русской души человека, то доброе, милосердное и сострадательное качество характера, которое дал ему Господь Бог. Не перевелись еще в России добрые самаряне.... Помог Кольке в его несчастье и этот простой пастух. Выполнил он сполна свой человеческий долг! Он вызвал скорую и показал место, где лежал Колька. Помог погрузить парня в машину и пожелал Кольке скорейшего выздоровления. Затем были долгие дни выздоровления. Еще, будучи в Риге у свояка на квартире, Колька подстраховался и оставшиеся деньги от покупки положил в карманчик, который пришил с внутренней стоны трусов. И вот теперь эти деньги оказались очень кстати. Часть денег он потратил на необходимые дефицитные лекарства, а часть, чтобы выправить документы, которых он лишился при налете на него в машине.
После выписки из больницы, Колька поехал к своим родителям в родные пенаты, в места, где прошло его детство и юность. Родители уже знали, что семейная жизнь Николая разрушилась и очень за него переживали. Поэтому не стал Колька говорить лишнего. Он рассказал, что продал свою квартиру в Сибири по хорошей цене, а затем съездил в Ригу, где с помощью свояка купил АУДИ. Затем на машине поехал к ним, но по дороге попал в аварию. Машина сейчас на ремонте в автосервисе, а он заехал к ним отдохнуть и подлечиться. Не стал говорить Колька родителям правду. Не стал потому, что если скажет он им все, то не отпустит его уже мать никуда из дома. Он уже и так заметил, что мама украдкой смахивала слезы, тихо вздыхала и все порывалась что-то спросить Кольку, но он всякий раз, найдя какой-либо предлог, уходил от откровенного разговора. И все же пришлось ему придумать предлог для своей новой поездки в Сибирь, так как он начал догадываться, кто стоит за всем этим нападением на него. А догадываться он начал после того, как вспомнил, что та девушка, которая открывала ему дверь, когда он приехал на первый адрес, была очень похожа на женщину Влада, который купил у Кольки квартиру. Быть может, это была ее сестра. Во всяком случае, все это странно, и Колъка уже решительно надумал разобраться во всем этом деле и вернуть либо машину, либо деньги за нее. Решил он действовать пока один, сам; ну а если нужно будет, то и к Петрухе обратиться за помощью. Через пол года Колька сказал родителям, что уезжает за машиной, а затем поедет дальше в Сибирь, чтобы закончить с делами в Братске, а затем вернуться к ним на постоянное место жительства. И снова, как колокольчиком, в голове отозвались слова бабушки: «Человек предполагает, а путь от Господа!» Все чаще и чаще стал он, словно наяву, слышать голос бабушки! Наступил день, вернее утро, когда Кольке нужно было уезжать. Билет на автобус был куплен заранее на 5 часов утра. С вечера была собрана сумка, а рано утром мама разбудила Кольку, когда завтрак стоял на столе. Наскоро умывшись и позавтракав, Колька взял сумку, попрощался с родителями собрался идти, но мама тоже оделась и пошла проводить его, хоть до соседней улицы. Они шли молча, но Колька внутренним чувством угадывал, что у мамы сейчас очень тяжело на душе. Видимо она чувствовала, что эта разлука с сыном будет очень, очень долгой и тяжелой. На соседней улице Колъка не выдержал этой душевной пытки и нарочно бодро сказал: «Ну, мама до скорого, не хворайте с папой, скоро приеду», поцеловал мать и побежал, чтобы она не видела его слез... Пройдя быстрым шагом метров сто, он оглянулся. Мать стояла на том же месте, и как-то судорожно махнув ему рукой, утерла ладонью глаза. Колъка понял, что мать тоже плачет. Видимо подсказывало сердце им обоим в этот миг, что разлука эта будет очень тяжелой и долгой... И, вот, вновь мчит Кольку поезд Москва - Лена в Сибирь, как, когда-то, много лет назад. И если в то время это был молодой энергичный романтик, всецело надеющийся на свои силы, то сейчас это был израненный телом и душой человек, который не ожесточился от невзгод жизни, которые обрушились на него, нет! А который с холодной твердой и суровой правдой мести, едет восстанавливать справедливость и забрать свое. Лежа в купе на полке и размышляя о последних событиях, логически анализируя ход событий, он иногда толи засыпал, толи был в каком-то полузабытьи; и почти всегда в этом состоянии он видел свою бабушку, которая говорила ему одни и те же слова: «Коля, родной мой, остановись! Поговори с Господом нашим, Он тебе поможет!» Словно очнувшись от этих видений, Колька и на самом деле начал верить в существование Бога серьезно. Ведь он же видел свое тело, находясь в иной субстанции, когда был в коме после удара по голове. Ведь он же помнит эти лица людей, которые напали на него.... И снова его мысли уходили от этих размышлений о потустороннем и переключались на главную цель его действительных забот. Колька уже начал догадываться, кто на него навел и с кого надо начинать разматывать этот клубок. Он решил по приезде в свой город сам лично,
не привлекая пока никого, отследить всю цепочку, действующих в этом нападении лиц, начиная от заказчика и до исполнителей. Ну, а затем, в зависимости от обстоятельств, либо обратиться к Петрухе, либо все сделать самому и при этом блефануть, что за его спиной стоят серьезные, крутые ребята. Года два тому назад, Колька бы не стал долго размышлять. В то время у него было отменное здоровье, и он уже готовился подтвердить на мастера спорта. Но иное дело сейчас: хромая нога, резаный желудок и стряхнутая голова; все эти критерии здоровья говорили только об одном - надо действовать хитростью и даже коварством. Снисхождения быть не должно. С ним самим не церемонились; его просто хотели убить, а концы в воду. И это просто чудо, что он остался жив. Значит, и ему при случае, церемониться тоже не стоит, а действовать наверняка. Да, суровая жизнь наступила в стране, кругом беспредел, защиты искать не у кого. Обращаться в милицию, тоже нет смысла, тем более они еще в больнице взяли с него показания, а дело не сдвинулась ни на йоту. Все прогнило, все рушится, материальные ценности превыше всего. Даже его, Кольку, про которого когда-то говорили «рубаха - парень», и то затянуло в болото материальной наживы. Действительно, это время иначе как «полет России над пропастью», не назовешь! Вот в таких грустных размышлениях и подъезжал Колька к своему городу. В городе Николай устроился в гостиницу, но не в своем районе, где его многие знали в лицо, а в соседнем. Он старался быть не узнанным никем и даже слегка изменял внешность затемненными очками и прической. Впрочем, его внешность за последнее время и без дополнительного макияжа изменила его так сильно, что однажды при встрече с одним знакомым Колька прошел рядом и остался неузнанным. Да, видимо, бесследно не прошли для него все эти передряги жизни. За две недели Колька выяснил все, что ему было нужно. Он наметил день и время, когда Серега заходит к своему дружку, который участвовал в нападении на Кольку, и решил, что застав их вместе, уличит и Серегу в причастности к нападению. А то, что он был причастен и играл главную роль в этом деле, Колька уже знал точно. Перед тем как пойти на разборку, Колька прилег на кровать в гостинице и задремал. Во сне он увидел бабушку, которая сказала ему: «Коля, не ходил бы ты туда». А он спросил ее: «Что же мне делать, ведь я хочу просто потребовать свое». А бабушка сказала: «Коля, обратись, родной, к Господу, попроси Его, Он научит и поможет тебе; ты только обратись к Нему». Проснулся Колька с больной головой. Сердце подсказывало ему: «Не ходи!» А разум толкал: «Действуй!» И он пошел туда. Наивно Колька даже думал, что и за потерянное здоровье он предъявит счет. Колька предполагал, что он напугает Серегу либо милицией, либо крутыми авторитетами из уголовной среды. Тем более он разузнал, что среди уголовных авторитетов о Сереге ходят нехорошие слухи. Взвесив все это, он и рискнул идти один. Открыла квартиру Кольке женщина, и он сразу узнал в ней одну из пассажирок, которых подобрал на трассе. Этого Колька не ожидал. Он спросил Сергея, и она, видимо, не узнав в темной прихожей Кольку, пригласила его пройти в комнату. Увидев вошедшего Кольку, Серега и его дружок опешили от неожиданности, но затем Серега быстро взял себя в руки и спросил: «Колек, братан, ты один? Откуда ты? Какими судьбами?» При этом он мигнул своему дружку, видимо для того, чтобы он посмотрел возле дома, нет ли еще кого с Колькой. Квартира была двух или трех комнатная, и Колька понял, что находится в зале. Он бегло окинул комнату взглядом и присел на предложенное Серегой кресло, и это было его ошибкой. Кресло стояло рядом с выходом из этой комнаты в другую, спиной к двери. На столе стоял какой-то музыкальный центр, и тихо играла музыка. Еще на столе стояла бутылка водки, коньяку и закуска; и лежали два ножа, вилки и ложки. Серега сел во второе кресло; в его суетливых движениях виделось нервное напряжение. Он предложил Кольке выпить по рюмочке и без кипиша серьезно поговорить. И тут Колька сделал еще одну ошибку. Он согласился выпить рюмку водки. Когда они выпили, Колька выложил Сереге все свои доводы Сережиного участия в его ограблении и, можно сказать, в убийстве. Затем он выложил свои требования и назвал сумму, которую должен отдать ему Серега за машину и за отнятое здоровье. При этом он сказал, что за ним стоят серьезные люди. На вопрос Сереги, что это за серьезные люди, Колька уклонился от ответа. Колька несколько раз уловил взгляд Сереги на том, что он с кем-то общается мимикой, глядя за спину Кольки в другую комнату. Он также слышал, что там ктото говорил по телефону, но, разговаривая с Серегой и из-за музыки, не мог сосредоточиться и расслышать, что там говорили. Разговор начал принимать жесткий характер. Затем неожиданно Колька почувствовал резкую боль в голове и понял, что его сзади из-за кресла схватили за волосы. Голова задралась назад, и он увидел над собой руку с топором. Серега в это время схватил нож и, приставив к горлу Кольки, стал угрожающе спрашивать, что за люди, о которых говорит Колька, стоят за ним. Видимо нож, он прижал к горлу сильно, и Колька почувствовал, как его кровь потекла ему на грудь. Серега сделал ошибку, привстал с кресла и стоял напротив Кольки. Это решило все. Колька резко поднял руки и схватился за руки с топором. Одновременно он подогнул ноги, и резко выпрямив их, нанес сильный удар Сереге, а человека, руку с топором которого он захватил, Колька с силой перекинул через себя вперед, при этом топор оказался у Кольки в руках. Серега в это время резко вскочил на ноги и, схватив со стола второй нож, кинулся на Кольку; и в то же время сзади кто-то третий, нанес чем-то тяжелым по плечу Кольке, метя видимо в голову. У Кольки потемнело в глазах, то ли от боли, то ли от ярости. Он потерял над собой контроль. Ярость взяла верх над разумом! Сколько времени продолжалась эта бойня он не помнил. И даже впоследствии, когда его арестовали, он не мог воспроизвести по памяти все детали этой драки и убийства. Только от следователя он узнал, кого убил сразу, а кто умер в больнице. Через три года состоялось судебное заседание по его делу. Дело рассматривал областной суд. Сокамерники и знающие люди успокаивали Кольку, что у него превышение необходимой обороны, и больше десяти лет ему не дадут; да и догонял он свое. Но перед судом Кольке приснился сон, в котором он увидел себя с большой бородой, хотя никогда в жизни он не носил бороду..., Колька понял, что приговор будет суровым... На суде его приговорили к расстрелу. На исполнительную тюрьму нужно было ехать больше суток поездом. Мерно перестукивали колеса столыпинского вагона, навевая своим монотонным стуком невеселые размышления у необычных пассажиров этого вагона. В тройнике - боксе на троих, сидел на нижней иконке арестант, прицепленный правой рукой к решетке бокса наручником. Все арестанты вагона были в курсе, что в крайнем боксе - тройнике везут смертника на исполнительную тюрьму. Иногда, по времени, приходил начальник конвоя и, отперев наручник, сам лично водил Кольку, а это был он, в туалет. Туалет находился в другом конце вагона, и Кольке каждый раз нужно было идти через весь вагон, мимо зарешеченных боксов с преступниками. Гомон от разговоров в боксах в это время стихал, все узники вагона смотрели сквозь решетку на проходящего мимо Кольку, кто с интересом, кто с сожалением и состраданием; и от этого излишнего внимания и сострадания, на душе у Кольки становилось еще тоскливее и тяжелее. Приведя Кольку обратно, начальник конвоя снова пристегивал его руку наручником к решетке, и Колька снова погружался в свои тяжелые и горестные размышления о своей не сложившейся судьбе. Иногда он бросал свой тоскливый взгляд на зарешеченное окно напротив бокса и думал, что навряд ли он уже когда-либо увидит это небо, солнце и все остальное, что связывает его с этой жизнью на земле. Иногда Колька впадал в какой-то ступор; то ли он засыпал, то ли это было какое-то полузабытье; и в это время, как это случалось все чаще и чаще в последнее время, с ним разговаривала его покойная бабушка: «Коля, обратись к Христу, Господу нашему, повинись перед Ним, попроси Его о милости, Он добрый, Он милостивый Отец, Он тебя простит и помилует, и ты будешь жить». Но снова Колька, приходя в себя, выйдя из этой дремоты, отгонял эти видения, как назойливых мух. Но, отогнав эти видения, он в реальности чувствовал себя еще сквернее.
После выписки из больницы, Колька поехал к своим родителям в родные пенаты, в места, где прошло его детство и юность. Родители уже знали, что семейная жизнь Николая разрушилась и очень за него переживали. Поэтому не стал Колька говорить лишнего. Он рассказал, что продал свою квартиру в Сибири по хорошей цене, а затем съездил в Ригу, где с помощью свояка купил АУДИ. Затем на машине поехал к ним, но по дороге попал в аварию. Машина сейчас на ремонте в автосервисе, а он заехал к ним отдохнуть и подлечиться. Не стал говорить Колька родителям правду. Не стал потому, что если скажет он им все, то не отпустит его уже мать никуда из дома. Он уже и так заметил, что мама украдкой смахивала слезы, тихо вздыхала и все порывалась что-то спросить Кольку, но он всякий раз, найдя какой-либо предлог, уходил от откровенного разговора. И все же пришлось ему придумать предлог для своей новой поездки в Сибирь, так как он начал догадываться, кто стоит за всем этим нападением на него. А догадываться он начал после того, как вспомнил, что та девушка, которая открывала ему дверь, когда он приехал на первый адрес, была очень похожа на женщину Влада, который купил у Кольки квартиру. Быть может, это была ее сестра. Во всяком случае, все это странно, и Колъка уже решительно надумал разобраться во всем этом деле и вернуть либо машину, либо деньги за нее. Решил он действовать пока один, сам; ну а если нужно будет, то и к Петрухе обратиться за помощью. Через пол года Колька сказал родителям, что уезжает за машиной, а затем поедет дальше в Сибирь, чтобы закончить с делами в Братске, а затем вернуться к ним на постоянное место жительства. И снова, как колокольчиком, в голове отозвались слова бабушки: «Человек предполагает, а путь от Господа!» Все чаще и чаще стал он, словно наяву, слышать голос бабушки! Наступил день, вернее утро, когда Кольке нужно было уезжать. Билет на автобус был куплен заранее на 5 часов утра. С вечера была собрана сумка, а рано утром мама разбудила Кольку, когда завтрак стоял на столе. Наскоро умывшись и позавтракав, Колька взял сумку, попрощался с родителями собрался идти, но мама тоже оделась и пошла проводить его, хоть до соседней улицы. Они шли молча, но Колька внутренним чувством угадывал, что у мамы сейчас очень тяжело на душе. Видимо она чувствовала, что эта разлука с сыном будет очень, очень долгой и тяжелой. На соседней улице Колъка не выдержал этой душевной пытки и нарочно бодро сказал: «Ну, мама до скорого, не хворайте с папой, скоро приеду», поцеловал мать и побежал, чтобы она не видела его слез... Пройдя быстрым шагом метров сто, он оглянулся. Мать стояла на том же месте, и как-то судорожно махнув ему рукой, утерла ладонью глаза. Колъка понял, что мать тоже плачет. Видимо подсказывало сердце им обоим в этот миг, что разлука эта будет очень тяжелой и долгой... И, вот, вновь мчит Кольку поезд Москва - Лена в Сибирь, как, когда-то, много лет назад. И если в то время это был молодой энергичный романтик, всецело надеющийся на свои силы, то сейчас это был израненный телом и душой человек, который не ожесточился от невзгод жизни, которые обрушились на него, нет! А который с холодной твердой и суровой правдой мести, едет восстанавливать справедливость и забрать свое. Лежа в купе на полке и размышляя о последних событиях, логически анализируя ход событий, он иногда толи засыпал, толи был в каком-то полузабытьи; и почти всегда в этом состоянии он видел свою бабушку, которая говорила ему одни и те же слова: «Коля, родной мой, остановись! Поговори с Господом нашим, Он тебе поможет!» Словно очнувшись от этих видений, Колька и на самом деле начал верить в существование Бога серьезно. Ведь он же видел свое тело, находясь в иной субстанции, когда был в коме после удара по голове. Ведь он же помнит эти лица людей, которые напали на него.... И снова его мысли уходили от этих размышлений о потустороннем и переключались на главную цель его действительных забот. Колька уже начал догадываться, кто на него навел и с кого надо начинать разматывать этот клубок. Он решил по приезде в свой город сам лично,
не привлекая пока никого, отследить всю цепочку, действующих в этом нападении лиц, начиная от заказчика и до исполнителей. Ну, а затем, в зависимости от обстоятельств, либо обратиться к Петрухе, либо все сделать самому и при этом блефануть, что за его спиной стоят серьезные, крутые ребята. Года два тому назад, Колька бы не стал долго размышлять. В то время у него было отменное здоровье, и он уже готовился подтвердить на мастера спорта. Но иное дело сейчас: хромая нога, резаный желудок и стряхнутая голова; все эти критерии здоровья говорили только об одном - надо действовать хитростью и даже коварством. Снисхождения быть не должно. С ним самим не церемонились; его просто хотели убить, а концы в воду. И это просто чудо, что он остался жив. Значит, и ему при случае, церемониться тоже не стоит, а действовать наверняка. Да, суровая жизнь наступила в стране, кругом беспредел, защиты искать не у кого. Обращаться в милицию, тоже нет смысла, тем более они еще в больнице взяли с него показания, а дело не сдвинулась ни на йоту. Все прогнило, все рушится, материальные ценности превыше всего. Даже его, Кольку, про которого когда-то говорили «рубаха - парень», и то затянуло в болото материальной наживы. Действительно, это время иначе как «полет России над пропастью», не назовешь! Вот в таких грустных размышлениях и подъезжал Колька к своему городу. В городе Николай устроился в гостиницу, но не в своем районе, где его многие знали в лицо, а в соседнем. Он старался быть не узнанным никем и даже слегка изменял внешность затемненными очками и прической. Впрочем, его внешность за последнее время и без дополнительного макияжа изменила его так сильно, что однажды при встрече с одним знакомым Колька прошел рядом и остался неузнанным. Да, видимо, бесследно не прошли для него все эти передряги жизни. За две недели Колька выяснил все, что ему было нужно. Он наметил день и время, когда Серега заходит к своему дружку, который участвовал в нападении на Кольку, и решил, что застав их вместе, уличит и Серегу в причастности к нападению. А то, что он был причастен и играл главную роль в этом деле, Колька уже знал точно. Перед тем как пойти на разборку, Колька прилег на кровать в гостинице и задремал. Во сне он увидел бабушку, которая сказала ему: «Коля, не ходил бы ты туда». А он спросил ее: «Что же мне делать, ведь я хочу просто потребовать свое». А бабушка сказала: «Коля, обратись, родной, к Господу, попроси Его, Он научит и поможет тебе; ты только обратись к Нему». Проснулся Колька с больной головой. Сердце подсказывало ему: «Не ходи!» А разум толкал: «Действуй!» И он пошел туда. Наивно Колька даже думал, что и за потерянное здоровье он предъявит счет. Колька предполагал, что он напугает Серегу либо милицией, либо крутыми авторитетами из уголовной среды. Тем более он разузнал, что среди уголовных авторитетов о Сереге ходят нехорошие слухи. Взвесив все это, он и рискнул идти один. Открыла квартиру Кольке женщина, и он сразу узнал в ней одну из пассажирок, которых подобрал на трассе. Этого Колька не ожидал. Он спросил Сергея, и она, видимо, не узнав в темной прихожей Кольку, пригласила его пройти в комнату. Увидев вошедшего Кольку, Серега и его дружок опешили от неожиданности, но затем Серега быстро взял себя в руки и спросил: «Колек, братан, ты один? Откуда ты? Какими судьбами?» При этом он мигнул своему дружку, видимо для того, чтобы он посмотрел возле дома, нет ли еще кого с Колькой. Квартира была двух или трех комнатная, и Колька понял, что находится в зале. Он бегло окинул комнату взглядом и присел на предложенное Серегой кресло, и это было его ошибкой. Кресло стояло рядом с выходом из этой комнаты в другую, спиной к двери. На столе стоял какой-то музыкальный центр, и тихо играла музыка. Еще на столе стояла бутылка водки, коньяку и закуска; и лежали два ножа, вилки и ложки. Серега сел во второе кресло; в его суетливых движениях виделось нервное напряжение. Он предложил Кольке выпить по рюмочке и без кипиша серьезно поговорить. И тут Колька сделал еще одну ошибку. Он согласился выпить рюмку водки. Когда они выпили, Колька выложил Сереге все свои доводы Сережиного участия в его ограблении и, можно сказать, в убийстве. Затем он выложил свои требования и назвал сумму, которую должен отдать ему Серега за машину и за отнятое здоровье. При этом он сказал, что за ним стоят серьезные люди. На вопрос Сереги, что это за серьезные люди, Колька уклонился от ответа. Колька несколько раз уловил взгляд Сереги на том, что он с кем-то общается мимикой, глядя за спину Кольки в другую комнату. Он также слышал, что там ктото говорил по телефону, но, разговаривая с Серегой и из-за музыки, не мог сосредоточиться и расслышать, что там говорили. Разговор начал принимать жесткий характер. Затем неожиданно Колька почувствовал резкую боль в голове и понял, что его сзади из-за кресла схватили за волосы. Голова задралась назад, и он увидел над собой руку с топором. Серега в это время схватил нож и, приставив к горлу Кольки, стал угрожающе спрашивать, что за люди, о которых говорит Колька, стоят за ним. Видимо нож, он прижал к горлу сильно, и Колька почувствовал, как его кровь потекла ему на грудь. Серега сделал ошибку, привстал с кресла и стоял напротив Кольки. Это решило все. Колька резко поднял руки и схватился за руки с топором. Одновременно он подогнул ноги, и резко выпрямив их, нанес сильный удар Сереге, а человека, руку с топором которого он захватил, Колька с силой перекинул через себя вперед, при этом топор оказался у Кольки в руках. Серега в это время резко вскочил на ноги и, схватив со стола второй нож, кинулся на Кольку; и в то же время сзади кто-то третий, нанес чем-то тяжелым по плечу Кольке, метя видимо в голову. У Кольки потемнело в глазах, то ли от боли, то ли от ярости. Он потерял над собой контроль. Ярость взяла верх над разумом! Сколько времени продолжалась эта бойня он не помнил. И даже впоследствии, когда его арестовали, он не мог воспроизвести по памяти все детали этой драки и убийства. Только от следователя он узнал, кого убил сразу, а кто умер в больнице. Через три года состоялось судебное заседание по его делу. Дело рассматривал областной суд. Сокамерники и знающие люди успокаивали Кольку, что у него превышение необходимой обороны, и больше десяти лет ему не дадут; да и догонял он свое. Но перед судом Кольке приснился сон, в котором он увидел себя с большой бородой, хотя никогда в жизни он не носил бороду..., Колька понял, что приговор будет суровым... На суде его приговорили к расстрелу. На исполнительную тюрьму нужно было ехать больше суток поездом. Мерно перестукивали колеса столыпинского вагона, навевая своим монотонным стуком невеселые размышления у необычных пассажиров этого вагона. В тройнике - боксе на троих, сидел на нижней иконке арестант, прицепленный правой рукой к решетке бокса наручником. Все арестанты вагона были в курсе, что в крайнем боксе - тройнике везут смертника на исполнительную тюрьму. Иногда, по времени, приходил начальник конвоя и, отперев наручник, сам лично водил Кольку, а это был он, в туалет. Туалет находился в другом конце вагона, и Кольке каждый раз нужно было идти через весь вагон, мимо зарешеченных боксов с преступниками. Гомон от разговоров в боксах в это время стихал, все узники вагона смотрели сквозь решетку на проходящего мимо Кольку, кто с интересом, кто с сожалением и состраданием; и от этого излишнего внимания и сострадания, на душе у Кольки становилось еще тоскливее и тяжелее. Приведя Кольку обратно, начальник конвоя снова пристегивал его руку наручником к решетке, и Колька снова погружался в свои тяжелые и горестные размышления о своей не сложившейся судьбе. Иногда он бросал свой тоскливый взгляд на зарешеченное окно напротив бокса и думал, что навряд ли он уже когда-либо увидит это небо, солнце и все остальное, что связывает его с этой жизнью на земле. Иногда Колька впадал в какой-то ступор; то ли он засыпал, то ли это было какое-то полузабытье; и в это время, как это случалось все чаще и чаще в последнее время, с ним разговаривала его покойная бабушка: «Коля, обратись к Христу, Господу нашему, повинись перед Ним, попроси Его о милости, Он добрый, Он милостивый Отец, Он тебя простит и помилует, и ты будешь жить». Но снова Колька, приходя в себя, выйдя из этой дремоты, отгонял эти видения, как назойливых мух. Но, отогнав эти видения, он в реальности чувствовал себя еще сквернее.
