Командор Серебряных Крыльев Сарин открыл книгу. Одну из тех, что удалось добыть разведчикам. Как могло побежденное, уничтоженное Зло так быстро поднять голову! Что упустил Свет в своей победе? Часть страниц была утрачена, часть слиплась, залитая кровью. Где-то листы слишком долго пробыли на солнце и чернила выцвели. Но эти Хроники единственный ключ, ему надо успеть. Надо разобраться! Или для Света все будет кончено на долгие годы. Он в нетерпении проглядел начальные страницы, где автор просто размышлял о великой войне, о битвах. Досадовал о том, что именно его господин прогнал прочь, не дав участвовать в последней, решающей битве. О своих чувствах. Проблемой было то, что ни в одной строке автор не называл себя по имени или званию. Очень неприятно. Командор перевернул еще одну страницу. Ну, хоть что-то существенное...
Хроники лист 6...
Павший город, мой дом. Странно, за воротами царит солнце, наполняя жарой летний полдень, а город накрыт сумраком, и холодный сухой ветер бьет в лицо. Хочется отступить, повернуть назад. Ветер выбивает из легких воздух, от него першит в горле и слезы наворачиваются на глаза. Но я заставляю себя подойти туда, где когда-то перебрасывались шутками стражи, собирая с торговцев пошлину. Туда, где они все легли под вражескими мечами. Доблестные воины, не сделавшие и шагу назад.
Створки распахнуты, одна — сбита с петли, перекошенная и висящая на оставшейся, напоминает подвешенный за ногу труп. Жуткое зрелище и жалкое. Далее улица ведет на главную площадь, ко дворцу. Точнее, к тому, что от него осталось. Древнее строение встречает слепыми провалами выбитых окон, скалится останками башен. Некогда изящная решетка изъедена ржавчиной там, где ее залила кровь защитников. Пустынно, под ногами хрустят кости, да вездесущие крысы разбегаются с громким писком. Я приветствую их — выживший выживших. Из темноты переулка доносится хриплое рычание, сверкают глаза зверя. Стая. Ветер доносит запах гниющей плоти — мертвые стражи мертвого города пришли за жизнью дерзкого смельчака, имеющего наглость потревожить смертный покой.
— По праву верного! — говорю я и рычание стихает, стражи отступают, возвращаясь в убежища, ожидать следующего безумца. Здесь нет живых существ крупнее моих серых сестер и братьев. Они приветствуют меня, вставая столбиком у стен опустевших домов, запрыгивая на остатки домашней утвари там, где стены рухнули, не выдержав столкновения железа и магии. Одна из крыс обосновалась на пришпиленном стрелой черепе. Останки скелета лежат там же у стены. Наш, враги своих унесли. Хотя, говорят, их государь приказал хоронить всех. Храбрый воин, человек чести, жаль — враг, которого я убью.
Дорога ведет мимо площади фонтанов — их каменные провалы до сих пор манят журчанием воды в подземной глубине. Обещают утолить жажду, одарить отдыхом. Я бы не рискнул коснуться губами напитанной смертью и магией жидкости, когда-то бывшей водой. Но не мне указывать людям, страждущим сокровищ мертвого города. Я помню вкус прозрачных струй бивших из этой чаши, помню, как они играли на солнце. Горло сжимается, и я ускоряю шаг — память подхлестывает кнутом, гонит к цели. Переступаю тело одного из мародеров. Свежее, в темных вязких лужах крови еще не успевшей застыть, истекшей из всех отверстий его тела. Рядом пустой кувшин с веревкой — испил-таки. Другой виднеется в подворотне. Точнее, его ритмично дергающиеся сапоги — труп, пожираемый мертвыми стражами, восполняющими разлагающуюся плоть своих тел.
Провал вместо дворцовых врат, но я замечаю, как играют тени, преграждая вход. Скользят, окружая, не давая шанса отступить, передумать. Я и не отступлю, не затем пришел.
— По праву верного... — долгий, бесконечно долгий холод прикосновения и они исчезают среди развалин, до следующего гостя.
Путь свободен. Здесь нет даже крыс. Магия уничтожила все живое, обратила в прах мой дом, оставив только остов. Но даже он хранит сейчас мою жизнь.
— По праву верного!
Остатки дверей рассыпаются от прикосновения пальцев, оседают пеплом на лице, солью на пересохших губах. Щербатые ступени под ногами, выбоины на стенах, оплавленный камень там, где магия света сошлась с магией тьмы. Оскал каменного провала там, где были двери в зал. Здесь пал мой господин... здесь враги уничтожили тело, надеясь стереть даже память о нем. Не выйдет. Пусть пали верные слуги, защищая Властелина, но есть я. Там, где не остается ни псов, ни волков, поселяются крысы. И ласки — их враги, прекрасные хищники, юркие, проворные, кровожадные...
Я опускаюсь на колени, сгибаю спину, касаясь холодного пола лбом.
— По праву верного, мой господин! Твой раб вернулся.
Ответа быть не могло, но ОН пришел. Узнал. Коснулся ветром разгоряченной кожи, коснулся головы, остужая. Тьма распахнулась вратами, опалив жаром незримого пламени межмирья. Задрожал оплавленный мрамор пола, побежала, как живая, пролитая, испепеленная кровь. Плеснулась золотом ошейника у моих согнутых колен. Я подчинился ЕГО воле, поднял обруч и застегнул на шее. Да будет так! Я твой раб, мой повелитель... до самой смерти.
Новая метаморфоза. Драгоценный дар моего господина скользит змеей, ласкает виски, треплет волосы... И вот уже золотой обруч короны венчает нового государя. Государя-раба... Воля твоя, мой Повелитель! Как мне вернуть тебя?
И снова отвечает прошлое. Знание приходит в открытую ему душу. По праву верного поднять не меч, но кинжал. Служить как прежде, быть всюду и нигде. Повинуюсь, Владыка. Служба тебе в сердце моем, повиновение тебе — мое счастье, моя жизнь. Приказы твои в крови моей, твоя воля — закон для рабов твоих...
Поднимаюсь, подхожу к залитому в глыбу цвета янтаря трону, и заклинание стекает с него. Теперь можно сесть. Нужно. Занять место, по праву принадлежащее ушедшему. Такова его воля и не мне спорить с ней. Исполняю. Закрываю глаза прислушиваясь к моему королевству. Теперь я властитель и хранитель этих земель. До возвращения Господина. Я знаю, как возродить его. Кровь врага отворит могилу, вернет низринутую во тьму душу. Я сделаю это для тебя, о мой господин! Пол под ногами меняет рисунок, на потемневшем мраморе проступает карта. Мой Господин указывает путь. Повинуюсь воле твоей, Повелитель!
Говорят, что небольшие островки зелени на равнине — это остатки густых лесов, покрывавших землю во времена первой войны магов. Сейчас же здесь растет только низкая жесткая трава и бегут между камнями струйки ручейков с предгорий Дехута. Иногда они сливаются в небольшие речушки, а потом опять исчезают, теряются среди каменистой почвы. Равнины Сотигала пронизаны не только потоками, но и хожеными тропами. И так же они то возникают, вытекая из селений, то превращаются в ничто там, где люди предпочитают ездить каждый своим путем, а часть добегает и вливается в широкую, покрытую желтой пылью, ленту дороги.
И вот еще один путник бредет по тракту среди таких же странников. Глухо стучат копыта лошадей: верховых и везущих повозки. Иногда раздается долгий крик, заставляя идущих шарахаться в стороны — это мчится королевский гонец. Мрачно смотрят ему вслед южане, приветственно машут северяне-победители. Слава Королю!
Чем ближе к Ориселю, тем плотнее человеческий поток. Люди стремятся в город, закупить необходимое, продать немногие излишки, найти родных и знакомых, с которыми их разметала война. Кто-то из прибывающих ищет службы, а кто-то, наоборот, логично рассудив, что самое темное место под фонарем — попытался скрыться от правосудия под носом короля. Топот копыт, шаги, скрип колес и мычание скотины — все это смешивается и почти заглушает стук молотков, крики мастеров на стенах — город восстанавливают после осады. Ремонтируют башни, обновляют кладку стен и брусчатку улиц там, где ее изуродовали осадные машины темных. Орисель не просто устоял. Оттянув на себя основные силы врага, он позволил королю собрать и привести войско. Загнать черных магов обратно в Галмаат, уничтожить в их родных проклятых землях. И только большое количество мрачных косоглазых странников, куда больше походящих на бандитов, чем мирных путников, напоминает о недавней войне.
Городские ворота Ориселя широко открыты, но обученная военным временем стража неустанно проверяет входящих и въезжающих путников.
Молодого человека на серой низкорослой кобыле они заметили сразу. Одет небогато, вещи потрепанные, запыленные, но на ногах сапоги, на запястьях кожаные наручи с накладками, а на бедре меч. Чуть раскосые глаза юноши и смуглая кожа безошибочно указывали на смешанную кровь.
— Темный, — шепотом указал на парня сержант. — Эх...
— Задержать?
— Доложить куда следует. Пусть приглядят. Государь запретил казнить их без вины, а этот пока ничего не сделал.
Всадник спешился и пошел к воротам, ведя за собой усталую лошадь.
— Эй, путник, — окликнул сержант. — Ты с какой целью?
— Отдохнуть, пожрать, подумать, как теперь жить, — отозвался тот, без раздумий поворачиваясь к офицеру и демонстрируя, что ни бежать, ни сражаться не собирается.
Жители затемненных земель отличались изрядным фанатизмом и подлостью, посему доверия не вызывали что с оружием, что без него. Так что сержант все-таки подошел, взглянул на заезжего гостя поближе. И понял, что нет — этот не опасен, еле стоит на ногах. Не до боя ему, выжить бы. Даже толстый слой дорожной пыли не мог скрыть лихорадочного блеска глаз, заострившихся скул и потрескавшихся, темных от запекшейся крови губ.
— Меч и лошадь сдашь в пользу казны, деньгами компенсируют. Вашим запрещено владеть оружием.
— Понял. Выполню, — равнодушно кивнул южанин. — Лошадь мне все равно содержать не по карману. А меч... спасибо, что компенсируют.
— Тебе к лекарю надо, — посочувствовал сержант покладистому парню. Южане не слишком любили расставаться со своим имуществом, этому, видимо, было совсем уж плохо...
— Отлежусь. Поторопился и проехал слишком близко к Тухлому.
Сержант понятливо кивнул. Недаром тракт проложили в объезд глубочайшего, заполненного водой провала, со дна которого сочился сладковато пахнущий газ. Земля вокруг озерца была потрескавшейся, мертвой, покрытой выбеленными ветрами костями людей и животных. Тех, кто потерял осторожность и приблизился к воде, стремясь напиться или просто сократить путь.
— Ну, это лекаря пусть разбираются, с вас станется и заразу притащить. Имя?
— Агли. — Темного шатнуло и он покрепче вцепился в повод своей кобылы.
— Я Хальгор. — Сержант указал на кучу соломы у стены: — Туда и ждать лекаря. Я сейчас мальчишку пошлю... Только эпидемии нам и не хватает!
— Как прикажешь. — Агли послушно привязал кобылу рядом с конями стражи, наткнулся на взгляд сержанта и перевесил на седло меч. Уселся на солому. Немного подумал и лег, укрывшись плащом, так, что наружу торчали только подошвы сапог.
Лекарь прибыл быстро, видимо, находился рядом по своим лекарским делам. Выслушал сержанта, подозвал двух солдат и вежливо постучал носком сапога по ногам Агли. Тот развернулся, словно сжатая пружина, рывком, выхватывая нож, и тут же был схвачен, прижат в четыре руки к земле, а сержант еще и махнул мечом у лица.
— Мне надо осмотреть тебя, — лекарь посмотрел на распростертого юношу. — Не сопротивляйся.
— Кошмар приснился, — пробормотал тот. Окинул взглядом своих пленителей и расслабился: — Все в порядке. Что я должен делать?
— Встать, пойти в кордегардию и раздеться. Это необходимо. — Темных славный лекарь Верок не любил, но уважал, как бесстрашных бойцов, вопреки легендам об их трусости, дерущихся до конца. Поэтому унижать парня, заставляя его разоблачаться посреди площади, не собирался. Солдаты с ним справятся, он один, их семеро, но зачем? Легенды он тоже не любил. Потому что потом приходилось долго объяснять очередному раненому юнцу, почему половина их отряда легла в землю, хотя они «всего лишь придержали кучку косоглазых поразвлечься». Если было кому объяснять. Темный покосился на солдат, встал и отправился в помещение. Верок приказал зажечь масляные лампы и даже принести массивный канделябр — маленькие окна не давали достаточно света.
— Может, лучше тогда наверх? Там есть кабинет начальства, на втором этаже. Во время боя снесло полстены, до сих пор не починили, прикрыли досками. Можно их отодвинуть и осмотреть, — предложил Хальгор, которого их обиталище устраивало в чистом, не испачканном кровью темного виде, если или когда этот гад все-таки покажет свой норов.
— Иди наверх, — поменял приказ Верок.
Агли пожал плечами и, цепляясь за перила, побрел на второй этаж, где под надзором двух солдат разделся полностью. Наготы темный не стеснялся. Даже наоборот, демонстрировал себя хвастливо, как породистое животное на выставке. И было чем похвастаться: несмотря на худобу, тело у парня было сложено удивительно гармонично. Небольшие, аккуратные кисти рук, четко очерченный живот, тонкие черты лица... Интересно... Верок взял парня за подбородок, заставляя повернуть голову. Ну, так и есть. На шее едва заметный шрам. Значит, в армию пошел, чтоб снять ошейник. Было такое у темных: даже раб мог стать солдатом и — свободным.
— Рабыней была мать? — прямо спросил он.
— Оба. Отец был пленником, — отозвался Агли, не пытаясь освободиться. — Хозяин породу улучшал. А я, как смог — ушел в солдаты.
— Упрямый, значит. С характером. — Лекарь приступил к осмотру. Да, ничего опасного, отлежится. Шрамов много, но все раны зажившие. А лекарь у них хороший, несколько шрамов указывали на страшные раны, после которых можно было попасть скорее к праотцам, чем в госпиталь. Потрепало парня. С другой стороны молодой, опытный, здоровый мужчина. Хорошо бы его привести к преданности государю. Солдаты нужны... и производители тоже. Страна пострадала, населения не хватает. А дети этого типа уже будут подданными пресветлого Ромара Ил-Хатара. — Что ж, Агли, ты не болен, просто истощен. Тебе следует хорошо питаться и больше спать. Я выпишу тебе укрепляющее. Надеюсь, что ты не замыслишь зло в ответ на доброе к тебе отношение?
— Нет смысла, — угол рта полукровки дрогнул в едва заметной кривой усмешке. — Мой господин пал, его слуги — мертвы, а города лежат в руинах. Надо учиться жить по-новому, как скажут... победители.
— Рад, что ты настолько разумен. Ваши склонны бросаться даже в самый безнадежный бой.
— Думаю, это скоро прекратится. — Агли посмотрел на солдат, на лекаря и, убедившись, что больше от него ничего не хотят, принялся одеваться. — Я воспользуюсь вашим советом, сниму комнату и буду просто выздоравливать. Как вы думаете, для знающего грамоту и мечевой бой найдется работа в столице?
— Наверняка. Телохранители нужны всегда, у нас тоже мест много, — вмешался сержант. — А если знаешь грамоту, так и до офицера быстро поднимешься... Не забудь зарегистрироваться в ратуше, когда поправишься.
Всего-то немного потерпеть. Южанин сделал глоток из фляги на поясе — продержится, не упадет. Подумаешь, осмотр! Это лекарь, всего лишь лекарь. Ему повезло, в плен не попал. Точнее, сделал все, чтобы не попасть — что сделают с пленными северяне, Агли не знал и не хотел знать, достаточно того, что делают с пленными его соотечественники. Меча не жаль, в отличие от лошади... выносливая скотина, но кормить дорого. Впрочем, если поискать хорошего человека...
Хроники лист 6...
Павший город, мой дом. Странно, за воротами царит солнце, наполняя жарой летний полдень, а город накрыт сумраком, и холодный сухой ветер бьет в лицо. Хочется отступить, повернуть назад. Ветер выбивает из легких воздух, от него першит в горле и слезы наворачиваются на глаза. Но я заставляю себя подойти туда, где когда-то перебрасывались шутками стражи, собирая с торговцев пошлину. Туда, где они все легли под вражескими мечами. Доблестные воины, не сделавшие и шагу назад.
Створки распахнуты, одна — сбита с петли, перекошенная и висящая на оставшейся, напоминает подвешенный за ногу труп. Жуткое зрелище и жалкое. Далее улица ведет на главную площадь, ко дворцу. Точнее, к тому, что от него осталось. Древнее строение встречает слепыми провалами выбитых окон, скалится останками башен. Некогда изящная решетка изъедена ржавчиной там, где ее залила кровь защитников. Пустынно, под ногами хрустят кости, да вездесущие крысы разбегаются с громким писком. Я приветствую их — выживший выживших. Из темноты переулка доносится хриплое рычание, сверкают глаза зверя. Стая. Ветер доносит запах гниющей плоти — мертвые стражи мертвого города пришли за жизнью дерзкого смельчака, имеющего наглость потревожить смертный покой.
— По праву верного! — говорю я и рычание стихает, стражи отступают, возвращаясь в убежища, ожидать следующего безумца. Здесь нет живых существ крупнее моих серых сестер и братьев. Они приветствуют меня, вставая столбиком у стен опустевших домов, запрыгивая на остатки домашней утвари там, где стены рухнули, не выдержав столкновения железа и магии. Одна из крыс обосновалась на пришпиленном стрелой черепе. Останки скелета лежат там же у стены. Наш, враги своих унесли. Хотя, говорят, их государь приказал хоронить всех. Храбрый воин, человек чести, жаль — враг, которого я убью.
Дорога ведет мимо площади фонтанов — их каменные провалы до сих пор манят журчанием воды в подземной глубине. Обещают утолить жажду, одарить отдыхом. Я бы не рискнул коснуться губами напитанной смертью и магией жидкости, когда-то бывшей водой. Но не мне указывать людям, страждущим сокровищ мертвого города. Я помню вкус прозрачных струй бивших из этой чаши, помню, как они играли на солнце. Горло сжимается, и я ускоряю шаг — память подхлестывает кнутом, гонит к цели. Переступаю тело одного из мародеров. Свежее, в темных вязких лужах крови еще не успевшей застыть, истекшей из всех отверстий его тела. Рядом пустой кувшин с веревкой — испил-таки. Другой виднеется в подворотне. Точнее, его ритмично дергающиеся сапоги — труп, пожираемый мертвыми стражами, восполняющими разлагающуюся плоть своих тел.
Провал вместо дворцовых врат, но я замечаю, как играют тени, преграждая вход. Скользят, окружая, не давая шанса отступить, передумать. Я и не отступлю, не затем пришел.
— По праву верного... — долгий, бесконечно долгий холод прикосновения и они исчезают среди развалин, до следующего гостя.
Путь свободен. Здесь нет даже крыс. Магия уничтожила все живое, обратила в прах мой дом, оставив только остов. Но даже он хранит сейчас мою жизнь.
— По праву верного!
Остатки дверей рассыпаются от прикосновения пальцев, оседают пеплом на лице, солью на пересохших губах. Щербатые ступени под ногами, выбоины на стенах, оплавленный камень там, где магия света сошлась с магией тьмы. Оскал каменного провала там, где были двери в зал. Здесь пал мой господин... здесь враги уничтожили тело, надеясь стереть даже память о нем. Не выйдет. Пусть пали верные слуги, защищая Властелина, но есть я. Там, где не остается ни псов, ни волков, поселяются крысы. И ласки — их враги, прекрасные хищники, юркие, проворные, кровожадные...
Я опускаюсь на колени, сгибаю спину, касаясь холодного пола лбом.
— По праву верного, мой господин! Твой раб вернулся.
Ответа быть не могло, но ОН пришел. Узнал. Коснулся ветром разгоряченной кожи, коснулся головы, остужая. Тьма распахнулась вратами, опалив жаром незримого пламени межмирья. Задрожал оплавленный мрамор пола, побежала, как живая, пролитая, испепеленная кровь. Плеснулась золотом ошейника у моих согнутых колен. Я подчинился ЕГО воле, поднял обруч и застегнул на шее. Да будет так! Я твой раб, мой повелитель... до самой смерти.
Новая метаморфоза. Драгоценный дар моего господина скользит змеей, ласкает виски, треплет волосы... И вот уже золотой обруч короны венчает нового государя. Государя-раба... Воля твоя, мой Повелитель! Как мне вернуть тебя?
И снова отвечает прошлое. Знание приходит в открытую ему душу. По праву верного поднять не меч, но кинжал. Служить как прежде, быть всюду и нигде. Повинуюсь, Владыка. Служба тебе в сердце моем, повиновение тебе — мое счастье, моя жизнь. Приказы твои в крови моей, твоя воля — закон для рабов твоих...
Поднимаюсь, подхожу к залитому в глыбу цвета янтаря трону, и заклинание стекает с него. Теперь можно сесть. Нужно. Занять место, по праву принадлежащее ушедшему. Такова его воля и не мне спорить с ней. Исполняю. Закрываю глаза прислушиваясь к моему королевству. Теперь я властитель и хранитель этих земель. До возвращения Господина. Я знаю, как возродить его. Кровь врага отворит могилу, вернет низринутую во тьму душу. Я сделаю это для тебя, о мой господин! Пол под ногами меняет рисунок, на потемневшем мраморе проступает карта. Мой Господин указывает путь. Повинуюсь воле твоей, Повелитель!
Говорят, что небольшие островки зелени на равнине — это остатки густых лесов, покрывавших землю во времена первой войны магов. Сейчас же здесь растет только низкая жесткая трава и бегут между камнями струйки ручейков с предгорий Дехута. Иногда они сливаются в небольшие речушки, а потом опять исчезают, теряются среди каменистой почвы. Равнины Сотигала пронизаны не только потоками, но и хожеными тропами. И так же они то возникают, вытекая из селений, то превращаются в ничто там, где люди предпочитают ездить каждый своим путем, а часть добегает и вливается в широкую, покрытую желтой пылью, ленту дороги.
И вот еще один путник бредет по тракту среди таких же странников. Глухо стучат копыта лошадей: верховых и везущих повозки. Иногда раздается долгий крик, заставляя идущих шарахаться в стороны — это мчится королевский гонец. Мрачно смотрят ему вслед южане, приветственно машут северяне-победители. Слава Королю!
Чем ближе к Ориселю, тем плотнее человеческий поток. Люди стремятся в город, закупить необходимое, продать немногие излишки, найти родных и знакомых, с которыми их разметала война. Кто-то из прибывающих ищет службы, а кто-то, наоборот, логично рассудив, что самое темное место под фонарем — попытался скрыться от правосудия под носом короля. Топот копыт, шаги, скрип колес и мычание скотины — все это смешивается и почти заглушает стук молотков, крики мастеров на стенах — город восстанавливают после осады. Ремонтируют башни, обновляют кладку стен и брусчатку улиц там, где ее изуродовали осадные машины темных. Орисель не просто устоял. Оттянув на себя основные силы врага, он позволил королю собрать и привести войско. Загнать черных магов обратно в Галмаат, уничтожить в их родных проклятых землях. И только большое количество мрачных косоглазых странников, куда больше походящих на бандитов, чем мирных путников, напоминает о недавней войне.
Городские ворота Ориселя широко открыты, но обученная военным временем стража неустанно проверяет входящих и въезжающих путников.
Молодого человека на серой низкорослой кобыле они заметили сразу. Одет небогато, вещи потрепанные, запыленные, но на ногах сапоги, на запястьях кожаные наручи с накладками, а на бедре меч. Чуть раскосые глаза юноши и смуглая кожа безошибочно указывали на смешанную кровь.
— Темный, — шепотом указал на парня сержант. — Эх...
— Задержать?
— Доложить куда следует. Пусть приглядят. Государь запретил казнить их без вины, а этот пока ничего не сделал.
Всадник спешился и пошел к воротам, ведя за собой усталую лошадь.
— Эй, путник, — окликнул сержант. — Ты с какой целью?
— Отдохнуть, пожрать, подумать, как теперь жить, — отозвался тот, без раздумий поворачиваясь к офицеру и демонстрируя, что ни бежать, ни сражаться не собирается.
Жители затемненных земель отличались изрядным фанатизмом и подлостью, посему доверия не вызывали что с оружием, что без него. Так что сержант все-таки подошел, взглянул на заезжего гостя поближе. И понял, что нет — этот не опасен, еле стоит на ногах. Не до боя ему, выжить бы. Даже толстый слой дорожной пыли не мог скрыть лихорадочного блеска глаз, заострившихся скул и потрескавшихся, темных от запекшейся крови губ.
— Меч и лошадь сдашь в пользу казны, деньгами компенсируют. Вашим запрещено владеть оружием.
— Понял. Выполню, — равнодушно кивнул южанин. — Лошадь мне все равно содержать не по карману. А меч... спасибо, что компенсируют.
— Тебе к лекарю надо, — посочувствовал сержант покладистому парню. Южане не слишком любили расставаться со своим имуществом, этому, видимо, было совсем уж плохо...
— Отлежусь. Поторопился и проехал слишком близко к Тухлому.
Сержант понятливо кивнул. Недаром тракт проложили в объезд глубочайшего, заполненного водой провала, со дна которого сочился сладковато пахнущий газ. Земля вокруг озерца была потрескавшейся, мертвой, покрытой выбеленными ветрами костями людей и животных. Тех, кто потерял осторожность и приблизился к воде, стремясь напиться или просто сократить путь.
— Ну, это лекаря пусть разбираются, с вас станется и заразу притащить. Имя?
— Агли. — Темного шатнуло и он покрепче вцепился в повод своей кобылы.
— Я Хальгор. — Сержант указал на кучу соломы у стены: — Туда и ждать лекаря. Я сейчас мальчишку пошлю... Только эпидемии нам и не хватает!
— Как прикажешь. — Агли послушно привязал кобылу рядом с конями стражи, наткнулся на взгляд сержанта и перевесил на седло меч. Уселся на солому. Немного подумал и лег, укрывшись плащом, так, что наружу торчали только подошвы сапог.
Лекарь прибыл быстро, видимо, находился рядом по своим лекарским делам. Выслушал сержанта, подозвал двух солдат и вежливо постучал носком сапога по ногам Агли. Тот развернулся, словно сжатая пружина, рывком, выхватывая нож, и тут же был схвачен, прижат в четыре руки к земле, а сержант еще и махнул мечом у лица.
— Мне надо осмотреть тебя, — лекарь посмотрел на распростертого юношу. — Не сопротивляйся.
— Кошмар приснился, — пробормотал тот. Окинул взглядом своих пленителей и расслабился: — Все в порядке. Что я должен делать?
— Встать, пойти в кордегардию и раздеться. Это необходимо. — Темных славный лекарь Верок не любил, но уважал, как бесстрашных бойцов, вопреки легендам об их трусости, дерущихся до конца. Поэтому унижать парня, заставляя его разоблачаться посреди площади, не собирался. Солдаты с ним справятся, он один, их семеро, но зачем? Легенды он тоже не любил. Потому что потом приходилось долго объяснять очередному раненому юнцу, почему половина их отряда легла в землю, хотя они «всего лишь придержали кучку косоглазых поразвлечься». Если было кому объяснять. Темный покосился на солдат, встал и отправился в помещение. Верок приказал зажечь масляные лампы и даже принести массивный канделябр — маленькие окна не давали достаточно света.
— Может, лучше тогда наверх? Там есть кабинет начальства, на втором этаже. Во время боя снесло полстены, до сих пор не починили, прикрыли досками. Можно их отодвинуть и осмотреть, — предложил Хальгор, которого их обиталище устраивало в чистом, не испачканном кровью темного виде, если или когда этот гад все-таки покажет свой норов.
— Иди наверх, — поменял приказ Верок.
Агли пожал плечами и, цепляясь за перила, побрел на второй этаж, где под надзором двух солдат разделся полностью. Наготы темный не стеснялся. Даже наоборот, демонстрировал себя хвастливо, как породистое животное на выставке. И было чем похвастаться: несмотря на худобу, тело у парня было сложено удивительно гармонично. Небольшие, аккуратные кисти рук, четко очерченный живот, тонкие черты лица... Интересно... Верок взял парня за подбородок, заставляя повернуть голову. Ну, так и есть. На шее едва заметный шрам. Значит, в армию пошел, чтоб снять ошейник. Было такое у темных: даже раб мог стать солдатом и — свободным.
— Рабыней была мать? — прямо спросил он.
— Оба. Отец был пленником, — отозвался Агли, не пытаясь освободиться. — Хозяин породу улучшал. А я, как смог — ушел в солдаты.
— Упрямый, значит. С характером. — Лекарь приступил к осмотру. Да, ничего опасного, отлежится. Шрамов много, но все раны зажившие. А лекарь у них хороший, несколько шрамов указывали на страшные раны, после которых можно было попасть скорее к праотцам, чем в госпиталь. Потрепало парня. С другой стороны молодой, опытный, здоровый мужчина. Хорошо бы его привести к преданности государю. Солдаты нужны... и производители тоже. Страна пострадала, населения не хватает. А дети этого типа уже будут подданными пресветлого Ромара Ил-Хатара. — Что ж, Агли, ты не болен, просто истощен. Тебе следует хорошо питаться и больше спать. Я выпишу тебе укрепляющее. Надеюсь, что ты не замыслишь зло в ответ на доброе к тебе отношение?
— Нет смысла, — угол рта полукровки дрогнул в едва заметной кривой усмешке. — Мой господин пал, его слуги — мертвы, а города лежат в руинах. Надо учиться жить по-новому, как скажут... победители.
— Рад, что ты настолько разумен. Ваши склонны бросаться даже в самый безнадежный бой.
— Думаю, это скоро прекратится. — Агли посмотрел на солдат, на лекаря и, убедившись, что больше от него ничего не хотят, принялся одеваться. — Я воспользуюсь вашим советом, сниму комнату и буду просто выздоравливать. Как вы думаете, для знающего грамоту и мечевой бой найдется работа в столице?
— Наверняка. Телохранители нужны всегда, у нас тоже мест много, — вмешался сержант. — А если знаешь грамоту, так и до офицера быстро поднимешься... Не забудь зарегистрироваться в ратуше, когда поправишься.
Всего-то немного потерпеть. Южанин сделал глоток из фляги на поясе — продержится, не упадет. Подумаешь, осмотр! Это лекарь, всего лишь лекарь. Ему повезло, в плен не попал. Точнее, сделал все, чтобы не попасть — что сделают с пленными северяне, Агли не знал и не хотел знать, достаточно того, что делают с пленными его соотечественники. Меча не жаль, в отличие от лошади... выносливая скотина, но кормить дорого. Впрочем, если поискать хорошего человека...
