— Тьфу! — плюнула ей под ноги баба Нюра.— Вечно ты какую-нибудь пакость скажешь. Зачем такую красивую девку расчленять? Она и целиком, небось, дорогого стоит!
— Тогда в публичный дом продали, в Африку!
— Катю поймал маньяк и держит в погребе! — предположила Раечка, катающая коляску с очередным ребенком.— Мой Дружинин как-то рассказывал, что в Карповке отчим спрятал приемную дочь в погреб и месяц насиловал, пока воротившаяся из дурки жена её там не нашла! Баба, как увидела, что это поганец сделал, его топором по кумполу и огрела! Её опять в дурку забрали!
Да, ещё та история! Ничуть не хуже расчлененки. Так вот каким образом развлекает прокурор свою молодую жену!
— Катьку сбила машина и она, потеряв память, где-нибудь в больнице лежит, бедолага!
— Нет, мне женщина на рынке рассказывала, что гуру, который живет в подвале Реабилитационного центра для инвалидов детства, считает, что она в плену у инопланетян! Он выходил в астрал, и ему там сказали, что Катю похитили зеленые гуманоиды с Альфы-центавры!
— Что, Люда, молчишь? – в конце концов, утомившись перебирать версии, обратились они ко мне.— Ты-то что думаешь?
— Ничего,— нервно улыбнулась я,— я ничего не думаю! Боюсь думать!
И у меня были свои причины так говорить. Ведь мы только что, несколько месяцев назад, тоже прошлись по тонкой нитке судьбы, только концовка оказалась другой.
Я прекрасно представляла, как всё было. Парень и девушка в переполненном людьми зале заинтересовались друг другом, а потом… гостиница! Только Алка из этой гостиницы отправилась замуж, а Катька… одному Богу известно, что с ней сталось! А что могло статься с моей глупышкой, если бы вместо Вита её охмурил, какой-нибудь негодяй?
Мои же соседки прежде, чем окончательно разойтись, дружно высказались:
— Если бы Клара на конкурсе не надавила на жюри, её девка живая и здоровая сидела бы дома!
— Это её Бог наказал за шельмовство!
— Нет! Я слышала, что мать Ольги Звягинцевой ездила к колдунье, чтобы извести всех Петровых!
— Так столько добра накопили, да и Катька была девка видная — вот и сглазили!
А чтобы вы хотели? Это тоже были, на свой лад, требующие внимания версии!
Наутро, перед работой, я шустро сбегала в церковь и прикрепила ко всем подсвечникам свечки, точно не зная, кого из многочисленных святых благодарить за чудесное спасение дочки. И чтобы случайно не промахнуться, поставила уж всем!
Петровы вернулись ни с чем. Они никому не рассказывали подробностей поездки, но в город все равно просочилась информация, что анализ ДНК дал отрицательный результат.
В те дни Клару Федоровну можно было увидеть только в церкви. Она вместе с Димой часами простаивала на службах, молясь о без вести пропавшей Катюше.
Честно говоря, я была весьма поражена, увидев паренька в нашем храме. Втайне я его считала, чем-то вроде нечистой силы, ловко охмурившей не только безобидную чудачку Розу, но и обычно здравомыслящих Петровых. Мало того, мне казалось, что после появления этого молодого человека возле Клары Федоровны она резко изменилась в худшую сторону, но в те страшные для Петровых дни даже со стороны было хорошо заметно, как этот парень поддерживает свою покровительницу, и как он нежно о ней заботится.
Замкнулся в себе и запил безумно любящий младшую дочь Николай Викторович. Он не нашел в себе то ли мужества, то ли веры, чтобы открыто выйти на люди или посетить церковь, и поэтому безвылазно заседал в доме.
Приехала из Приморья Инна, но пробыв дома всего лишь три дня, уехала.
— А что мне здесь делать? — рассказывают, раздраженно высказала она своей школьной подруге при случайной встрече.— Меня никто не видит, и мне никто не рад! Я попыталась пояснить родителям, что рано посыпать голову пеплом, и что неизвестно, как ещё повернется дело, но меня обвинили в бессердечии и эгоизме! Смотрят волком, чуть ли не обвиняют открыто, что это Катька пропала, а не я! Надоело!
И только Димочка проявлял недюжинное терпение по отношению к потерявшим силу духа Петровым. Он бегал по магазинам и рынкам, полностью взяв на себя снабжение семьи продуктами и лекарствами. В те дни его газетный ларек часто оставался закрытым, потому что парень самоотверженно ухаживал за впавшими в отчаяние людьми.
Волна сплетен, побушевав, улеглась, хотя нет-нет, да о семье стоматолога вспоминали кумушки на посиделках, да самозабвенно трепались дамы нашего клуба.
В тот день я получила из Венгрии пачку фотографий, которые мне выслала, приехавшая из свадебного путешествия дочь. И куда, вы думаете, поехали наши новобрачные в медовый месяц? Решили погулять по бульварам Парижа, захотели полюбоваться каналами Венеции или площадями Флоренции?
Да не угадали! Эта чокнутая парочка провела медовый месяц, посещая игры знаменитых клубов НБА – американской национальной баскетбольной ассоциации. Все прилагаемое к фотографиям письмо было испещрено такими названиями, как «Лос-Анджелес Лейкерс», «Нью-Йорк никс» «Чикаго Булз» и «Портленд Трэйл Блэйзерз».
Мало того, с фотографий мне счастливо улыбались дочь и зять в обязательной компании громадных страхолюдных негров в форме баскетболистов. Вит и Алка тоже позировали исключительно в спортивных костюмах и бейсболках с названиями клубов!
И только получив это несомненное доказательство того, что дети действительно нашли друг друга на почве общего маниакального увлечения баскетболом, я, наконец, слегка успокоилась. Пожалуй, этот брак имеет все шансы на счастливое долголетие. Я не хочу сказать, что баскетбол вечен, но на их жизнь вполне хватит и клубов, и игроков.
И вот, когда я нежно поглаживала на фотографиях лица детей, ко мне в библиотеку ворвался, какой-то энергичный молодой человек в строгом деловом костюме.
— Людмила Павловна! — официально обратился он ко мне.— Я ваш новый заведующий отделом культуры — Олег Мефодьевич Колотько!
Я захлопала глазами — вот так сюрприз!
— А Фрида Марковна куда делась?
— Гольдберг ушла на пенсию! У неё давно уже были сложности со здоровьем, и она подала заявление на увольнение. А меня перевели из Медведково к вам, с повышением!
Услышав про Медведково, я чуть не взвыла. Вот знаете, Медведково — это какое-то агрессивное название на карте нашей страны. Может, я, конечно, ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что этих самых Медведок и Медведково наблюдается не одна сотня. По крайней мере, в каждой губернии есть своя собственная деревня или село с этим названием.
За другие районы и области не скажу, но наше Медведково ещё та дыра. Огромное бестолковое село, в котором утопающие в грязи улицы разбегались от вас, как пьяные – все в тупиках, странных изгибах, с нехилыми оврагами посередине. И кого ж там так повысили, аж до заведующего районным отделом культуры? Местного гармониста?
Но все оказалось ещё диковинней — Олег Мефодьевич был местным работником почты. Он разносил письма, газеты и посылки по всему этому неподдающемуся описанию хаосу улиц и одновременно отвечал за работу магнитофона на местных танцульках.
Когда почтовое отделение закрыли, председатель ОАО «Будущее Медведково» порекомендовал расторопного паренька нашему районному начальству.
— А что он умеет делать? – поинтересовались сверху.
— Всё! — был обстоятельный ответ.— Такую дискотеку нам организовал, хлопец, что куда там городским!
— Ах, дискотеку! А образование у парня есть?
— Да! Брюшинский мукомольный техникум!
— Годится!
Этот воображаемый диалог, тем не менее, содержит всю информацию о назначении паренька с мукомольным образованием на должность самого культурного человека в районе. То ли они там все перепились до чертей в тот момент, то ли решили особым способом поиздеваться над нашим городом.
Олег Мефодьевич, на наше горе, оказался очень активным человеком. Идеи из него так и фонтанировали, одна глупее другой, и он с упрямством, достойным лучшего применения, требовал от нас их точнейшего исполнения.
Вот, например, он как-то старушек из хора ветеранов заставил дать концерт под палящим солнцем на единственной площади Емска, в аккурат под памятником Ильичу.
— Искусство должно идти в народ! — заявил он.— Что толку содержать хор, если он выступает три-четыре раза в год с двумя-тремя песнями! Город и не знает о том, какую работу мы проводим по сохранению культурного наследия!
Воспитанные в коммунистическом послушании комсомолки послевоенных пятилеток ответственно подошли к заданию — мужественно принарядившись в кокошники и сарафаны, они выстроились полукругом у подножья вождя, и, держась друг за друга, пропели три песни, а дальше солнце, гипертония, тахикардия и аритмия начали свое черное дело, и бабки посыпались, как переспевшие груши с деревьев. Скорая помощь, устав метаться туда-сюда, уже просто встала на дежурство возле площади, держа наготове нашатырный спирт и тонометр.
Но Мефодьевича (его по имени-отчеству за глаза никто не называл!) эта неудача не смутила.
— Кто мог подумать, что день окажется таким солнечным! — пожимал он плечами.— Согласитесь, но сама-то идея гениальна!
Ну, конечно! Уж не знаю, какой должна быть погода — дождливой, чтобы старушек омывало, ветреной, чтобы обдувало, или пасмурной, чтобы кокошники не припекло? Но тогда ведь свою черную работу начнет артрит, геморрой и цистит!
Ладно бы только это! Но нас обрушилась главная беда русской действительности — ответственно относящийся к своим обязанностям начальник.
Вот как руководила отделом культуры его предшественница? Фрида Марковна — заслуженный монстр советского управленческого аппарата в таких делах разбиралась, как никто! Она пристально следила за нами, но издали, редко непосредственно вмешиваясь в работу подвластных учреждений. Но если до неё доходила информация, что мы пренебрегаем своими обязанностями, Гольдберг превращалась в листопрокатный стан! Фрида могла за считанные секунды так обрушиться на человека, что тот ещё долго пил валидол и вздрагивал по ночам. Мы боялись её, как буржуи 20-х годов карающего меча революции!
Кто боялся Мефодьевича? Наверное, только блохи на его любимой кошке Козаностре.
Но доставал он нас, как залетевший ночью в окно комар.
Например, то и дело врывался ко мне в библиотеку и требовал план работы на месяц, на год и даже на день. Вот, казалось, чем должна заниматься библиотекарь? Рекламировать и выдавать книги, следить за сохранностью фонда, но не тут-то было! Я обязана устраивать книжные выставки и раз в месяц проводить тематические массовые мероприятия, посвященные, какой-либо юбилейной дате.
Худо-бедно, но я это делала, обычно обращаясь за помощью в местную школу. После уроков ко мне учителя пригоняли детей, подбирая их по возрасту в соответствии с заявленной темой. И всем было хорошо — и им, и мне! Я ставила галочку, а школа отчитывалась в совместно проведенном мероприятии перед своим начальством.
И вот ко мне повадился шляться на запланированные сборища Мефодьевич. Раз посетил, два, а потом подвалил с претензиями:
— Почему культурно-массовой работой охвачены только дети? Где другие слои населения?
На следующем открытом мероприятии уже сидели все члены ветеранского хора вкупе с коммунистами товарища Широкопляса.
И опять начальство осталось недовольным.
— Почему одни деды и бабки слушают про творчество Пастернака?
Я только руками развела:
— Всё, все мои резервы задействованы! Больше взять неоткуда!
— Вы плохо проводите пропагандистскую работу среди прочего населения!
— Вместо того чтобы внимать стихам Пастернака «прочее» население предпочитает отдыхать в «Зеленом шуме» или готовить ужин мужу и детям! А ещё взрослые люди работают!
— А вы пробовали связаться с руководителями предприятий города, и проводить мероприятия прямо на рабочих местах?
— А как же! – нагло соврала я.— Я предлагала наши услуги, но мне везде отказали!
— Вы просто разговаривать с людьми не умеете! Мне вот никогда не откажут!
— Возможно,— скромно потупила я глаза,— я вам буду очень благодарна за помощь!
Ни на секунду не сомневаюсь, что этот малахольный придурок так и сделал, и могу только представить, как далеко его послали наши «новые русские». Им ведь по фигу планы культурно-массового воспитания трудящихся!
Но самым большим достижением Мефодьевича стала ликвидация нашего «Клуба любителей книги».
Как-то он затребовал себе планы работы кружка. У меня обычно подобные никчемные бумажки в полном порядке, поэтому я охотно вложила начальству в руки соответствующую папку, и забыла про это.
В означенный четверг наши дамы подтянулись к зданию библиотеки, притащив с собой вязание, обязательный домашний торт, конфеты, мед и варенье. Я вскипятила чайник и мы уютненько чаевничали, обсуждая последний фильм в читальном зале библиотеки, когда в окно раздался начальственный стук.
На улице дул холодный декабрьский ветер и шел снег.
— Кого же это принесло в такую погоду за книгами? — удивилась я.— Они что, не видят табличку?
Но все-таки, зябко кутаясь в шаль, пошла открывать. Каково же было мое удивление, когда из-за засыпанной снегом шапки на меня взглянули беспокойные глаза заведующего.
— Вот решил присутствовать на вашем заседании! — объяснил он мне цель визита.
И, скинув верхнюю одежду и пригладив волосы, появился перед дамами. Те так и оцепенели, кто с куском торта во рту, кто с чашкой чая при виде бодро улыбающегося Мефодьевича.
— Так,— сказал он, присаживаясь на ближайшее свободное место,— я вижу, в вашем кружке царит теплая, почти семейная обстановка! Это очень хорошо! Просто замечательно! Но сегодня по плану обсуждение творчества Валентина Распутина! Кто из вас, дамы, хочет высказаться по этому поводу?
Думаете, это он так ловко меня поймал на пренебрежении должностными обязанностями? Нет! Ручаюсь, придурок ничего не понял, и упорно добивался от моего бабья ответов на свои вопросы:
— Уважаемые дамы, не надо смущаться! Говорите, говорите!
Те только пялились на него округлившими глазами и потихоньку потянулись к выходу, бормоча о срочно обнаружившихся неотложных делах.
— Жаль, очень жаль,— кричал Мефодьевич им вслед,— хорошо! На следующем занятии будем обсуждать творчество Бориса Горбатова!
Женщины исчезли буквально за пять минут, даже не дожидаясь мужей, которые должны были за ними приехать.
— Что это они? — удивилось мое начальство.
— Стесняются! — постно опустила я глаза.— Все-таки новый человек!
— Ладно, я теперь постоянно буду ходить на ваши занятия, может, тогда они привыкнут! Кстати, очень вкусный торт!
— Ешьте на здоровье!
Предвидя грядущие сложности, я заранее обзвонила всех дамочек.
— Я приготовлю вам сообщения, останется только прочитать!
Но зачем женам высокопоставленных лиц эта головная боль? Они приходили ко мне развлекаться, а не Горбатова читать, а сплетничать можно и в другом месте, допустим, по очереди посещая друг друга. У меня, конечно, было всем удобнее, но не настолько, чтобы брать в руки что-то, помимо легких детективов и женских романов. Никто не захотел себя утруждать!
Пришлось обратиться с нижайшей просьбой к преданным и испытанным в книжных боях товарищам.
Когда в следующий четверг Мефодьевич разлетелся с проверкой, вместо торта и чая в окружении искусно накрашенных и пахнущих дорогими духами дам, его ждал товарищ Широкопляс в компании суровых, благоухающих «Русским лесом» и портянками сотоварищей по партии от 60 и старше.
— Тогда в публичный дом продали, в Африку!
— Катю поймал маньяк и держит в погребе! — предположила Раечка, катающая коляску с очередным ребенком.— Мой Дружинин как-то рассказывал, что в Карповке отчим спрятал приемную дочь в погреб и месяц насиловал, пока воротившаяся из дурки жена её там не нашла! Баба, как увидела, что это поганец сделал, его топором по кумполу и огрела! Её опять в дурку забрали!
Да, ещё та история! Ничуть не хуже расчлененки. Так вот каким образом развлекает прокурор свою молодую жену!
— Катьку сбила машина и она, потеряв память, где-нибудь в больнице лежит, бедолага!
— Нет, мне женщина на рынке рассказывала, что гуру, который живет в подвале Реабилитационного центра для инвалидов детства, считает, что она в плену у инопланетян! Он выходил в астрал, и ему там сказали, что Катю похитили зеленые гуманоиды с Альфы-центавры!
— Что, Люда, молчишь? – в конце концов, утомившись перебирать версии, обратились они ко мне.— Ты-то что думаешь?
— Ничего,— нервно улыбнулась я,— я ничего не думаю! Боюсь думать!
И у меня были свои причины так говорить. Ведь мы только что, несколько месяцев назад, тоже прошлись по тонкой нитке судьбы, только концовка оказалась другой.
Я прекрасно представляла, как всё было. Парень и девушка в переполненном людьми зале заинтересовались друг другом, а потом… гостиница! Только Алка из этой гостиницы отправилась замуж, а Катька… одному Богу известно, что с ней сталось! А что могло статься с моей глупышкой, если бы вместо Вита её охмурил, какой-нибудь негодяй?
Мои же соседки прежде, чем окончательно разойтись, дружно высказались:
— Если бы Клара на конкурсе не надавила на жюри, её девка живая и здоровая сидела бы дома!
— Это её Бог наказал за шельмовство!
— Нет! Я слышала, что мать Ольги Звягинцевой ездила к колдунье, чтобы извести всех Петровых!
— Так столько добра накопили, да и Катька была девка видная — вот и сглазили!
А чтобы вы хотели? Это тоже были, на свой лад, требующие внимания версии!
Наутро, перед работой, я шустро сбегала в церковь и прикрепила ко всем подсвечникам свечки, точно не зная, кого из многочисленных святых благодарить за чудесное спасение дочки. И чтобы случайно не промахнуться, поставила уж всем!
Петровы вернулись ни с чем. Они никому не рассказывали подробностей поездки, но в город все равно просочилась информация, что анализ ДНК дал отрицательный результат.
В те дни Клару Федоровну можно было увидеть только в церкви. Она вместе с Димой часами простаивала на службах, молясь о без вести пропавшей Катюше.
Честно говоря, я была весьма поражена, увидев паренька в нашем храме. Втайне я его считала, чем-то вроде нечистой силы, ловко охмурившей не только безобидную чудачку Розу, но и обычно здравомыслящих Петровых. Мало того, мне казалось, что после появления этого молодого человека возле Клары Федоровны она резко изменилась в худшую сторону, но в те страшные для Петровых дни даже со стороны было хорошо заметно, как этот парень поддерживает свою покровительницу, и как он нежно о ней заботится.
Замкнулся в себе и запил безумно любящий младшую дочь Николай Викторович. Он не нашел в себе то ли мужества, то ли веры, чтобы открыто выйти на люди или посетить церковь, и поэтому безвылазно заседал в доме.
Приехала из Приморья Инна, но пробыв дома всего лишь три дня, уехала.
— А что мне здесь делать? — рассказывают, раздраженно высказала она своей школьной подруге при случайной встрече.— Меня никто не видит, и мне никто не рад! Я попыталась пояснить родителям, что рано посыпать голову пеплом, и что неизвестно, как ещё повернется дело, но меня обвинили в бессердечии и эгоизме! Смотрят волком, чуть ли не обвиняют открыто, что это Катька пропала, а не я! Надоело!
И только Димочка проявлял недюжинное терпение по отношению к потерявшим силу духа Петровым. Он бегал по магазинам и рынкам, полностью взяв на себя снабжение семьи продуктами и лекарствами. В те дни его газетный ларек часто оставался закрытым, потому что парень самоотверженно ухаживал за впавшими в отчаяние людьми.
Волна сплетен, побушевав, улеглась, хотя нет-нет, да о семье стоматолога вспоминали кумушки на посиделках, да самозабвенно трепались дамы нашего клуба.
В тот день я получила из Венгрии пачку фотографий, которые мне выслала, приехавшая из свадебного путешествия дочь. И куда, вы думаете, поехали наши новобрачные в медовый месяц? Решили погулять по бульварам Парижа, захотели полюбоваться каналами Венеции или площадями Флоренции?
Да не угадали! Эта чокнутая парочка провела медовый месяц, посещая игры знаменитых клубов НБА – американской национальной баскетбольной ассоциации. Все прилагаемое к фотографиям письмо было испещрено такими названиями, как «Лос-Анджелес Лейкерс», «Нью-Йорк никс» «Чикаго Булз» и «Портленд Трэйл Блэйзерз».
Мало того, с фотографий мне счастливо улыбались дочь и зять в обязательной компании громадных страхолюдных негров в форме баскетболистов. Вит и Алка тоже позировали исключительно в спортивных костюмах и бейсболках с названиями клубов!
И только получив это несомненное доказательство того, что дети действительно нашли друг друга на почве общего маниакального увлечения баскетболом, я, наконец, слегка успокоилась. Пожалуй, этот брак имеет все шансы на счастливое долголетие. Я не хочу сказать, что баскетбол вечен, но на их жизнь вполне хватит и клубов, и игроков.
И вот, когда я нежно поглаживала на фотографиях лица детей, ко мне в библиотеку ворвался, какой-то энергичный молодой человек в строгом деловом костюме.
— Людмила Павловна! — официально обратился он ко мне.— Я ваш новый заведующий отделом культуры — Олег Мефодьевич Колотько!
Я захлопала глазами — вот так сюрприз!
— А Фрида Марковна куда делась?
— Гольдберг ушла на пенсию! У неё давно уже были сложности со здоровьем, и она подала заявление на увольнение. А меня перевели из Медведково к вам, с повышением!
Услышав про Медведково, я чуть не взвыла. Вот знаете, Медведково — это какое-то агрессивное название на карте нашей страны. Может, я, конечно, ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что этих самых Медведок и Медведково наблюдается не одна сотня. По крайней мере, в каждой губернии есть своя собственная деревня или село с этим названием.
За другие районы и области не скажу, но наше Медведково ещё та дыра. Огромное бестолковое село, в котором утопающие в грязи улицы разбегались от вас, как пьяные – все в тупиках, странных изгибах, с нехилыми оврагами посередине. И кого ж там так повысили, аж до заведующего районным отделом культуры? Местного гармониста?
Но все оказалось ещё диковинней — Олег Мефодьевич был местным работником почты. Он разносил письма, газеты и посылки по всему этому неподдающемуся описанию хаосу улиц и одновременно отвечал за работу магнитофона на местных танцульках.
Когда почтовое отделение закрыли, председатель ОАО «Будущее Медведково» порекомендовал расторопного паренька нашему районному начальству.
— А что он умеет делать? – поинтересовались сверху.
— Всё! — был обстоятельный ответ.— Такую дискотеку нам организовал, хлопец, что куда там городским!
— Ах, дискотеку! А образование у парня есть?
— Да! Брюшинский мукомольный техникум!
— Годится!
Этот воображаемый диалог, тем не менее, содержит всю информацию о назначении паренька с мукомольным образованием на должность самого культурного человека в районе. То ли они там все перепились до чертей в тот момент, то ли решили особым способом поиздеваться над нашим городом.
Олег Мефодьевич, на наше горе, оказался очень активным человеком. Идеи из него так и фонтанировали, одна глупее другой, и он с упрямством, достойным лучшего применения, требовал от нас их точнейшего исполнения.
Вот, например, он как-то старушек из хора ветеранов заставил дать концерт под палящим солнцем на единственной площади Емска, в аккурат под памятником Ильичу.
— Искусство должно идти в народ! — заявил он.— Что толку содержать хор, если он выступает три-четыре раза в год с двумя-тремя песнями! Город и не знает о том, какую работу мы проводим по сохранению культурного наследия!
Воспитанные в коммунистическом послушании комсомолки послевоенных пятилеток ответственно подошли к заданию — мужественно принарядившись в кокошники и сарафаны, они выстроились полукругом у подножья вождя, и, держась друг за друга, пропели три песни, а дальше солнце, гипертония, тахикардия и аритмия начали свое черное дело, и бабки посыпались, как переспевшие груши с деревьев. Скорая помощь, устав метаться туда-сюда, уже просто встала на дежурство возле площади, держа наготове нашатырный спирт и тонометр.
Но Мефодьевича (его по имени-отчеству за глаза никто не называл!) эта неудача не смутила.
— Кто мог подумать, что день окажется таким солнечным! — пожимал он плечами.— Согласитесь, но сама-то идея гениальна!
Ну, конечно! Уж не знаю, какой должна быть погода — дождливой, чтобы старушек омывало, ветреной, чтобы обдувало, или пасмурной, чтобы кокошники не припекло? Но тогда ведь свою черную работу начнет артрит, геморрой и цистит!
Ладно бы только это! Но нас обрушилась главная беда русской действительности — ответственно относящийся к своим обязанностям начальник.
Вот как руководила отделом культуры его предшественница? Фрида Марковна — заслуженный монстр советского управленческого аппарата в таких делах разбиралась, как никто! Она пристально следила за нами, но издали, редко непосредственно вмешиваясь в работу подвластных учреждений. Но если до неё доходила информация, что мы пренебрегаем своими обязанностями, Гольдберг превращалась в листопрокатный стан! Фрида могла за считанные секунды так обрушиться на человека, что тот ещё долго пил валидол и вздрагивал по ночам. Мы боялись её, как буржуи 20-х годов карающего меча революции!
Кто боялся Мефодьевича? Наверное, только блохи на его любимой кошке Козаностре.
Но доставал он нас, как залетевший ночью в окно комар.
Например, то и дело врывался ко мне в библиотеку и требовал план работы на месяц, на год и даже на день. Вот, казалось, чем должна заниматься библиотекарь? Рекламировать и выдавать книги, следить за сохранностью фонда, но не тут-то было! Я обязана устраивать книжные выставки и раз в месяц проводить тематические массовые мероприятия, посвященные, какой-либо юбилейной дате.
Худо-бедно, но я это делала, обычно обращаясь за помощью в местную школу. После уроков ко мне учителя пригоняли детей, подбирая их по возрасту в соответствии с заявленной темой. И всем было хорошо — и им, и мне! Я ставила галочку, а школа отчитывалась в совместно проведенном мероприятии перед своим начальством.
И вот ко мне повадился шляться на запланированные сборища Мефодьевич. Раз посетил, два, а потом подвалил с претензиями:
— Почему культурно-массовой работой охвачены только дети? Где другие слои населения?
На следующем открытом мероприятии уже сидели все члены ветеранского хора вкупе с коммунистами товарища Широкопляса.
И опять начальство осталось недовольным.
— Почему одни деды и бабки слушают про творчество Пастернака?
Я только руками развела:
— Всё, все мои резервы задействованы! Больше взять неоткуда!
— Вы плохо проводите пропагандистскую работу среди прочего населения!
— Вместо того чтобы внимать стихам Пастернака «прочее» население предпочитает отдыхать в «Зеленом шуме» или готовить ужин мужу и детям! А ещё взрослые люди работают!
— А вы пробовали связаться с руководителями предприятий города, и проводить мероприятия прямо на рабочих местах?
— А как же! – нагло соврала я.— Я предлагала наши услуги, но мне везде отказали!
— Вы просто разговаривать с людьми не умеете! Мне вот никогда не откажут!
— Возможно,— скромно потупила я глаза,— я вам буду очень благодарна за помощь!
Ни на секунду не сомневаюсь, что этот малахольный придурок так и сделал, и могу только представить, как далеко его послали наши «новые русские». Им ведь по фигу планы культурно-массового воспитания трудящихся!
Но самым большим достижением Мефодьевича стала ликвидация нашего «Клуба любителей книги».
Как-то он затребовал себе планы работы кружка. У меня обычно подобные никчемные бумажки в полном порядке, поэтому я охотно вложила начальству в руки соответствующую папку, и забыла про это.
В означенный четверг наши дамы подтянулись к зданию библиотеки, притащив с собой вязание, обязательный домашний торт, конфеты, мед и варенье. Я вскипятила чайник и мы уютненько чаевничали, обсуждая последний фильм в читальном зале библиотеки, когда в окно раздался начальственный стук.
На улице дул холодный декабрьский ветер и шел снег.
— Кого же это принесло в такую погоду за книгами? — удивилась я.— Они что, не видят табличку?
Но все-таки, зябко кутаясь в шаль, пошла открывать. Каково же было мое удивление, когда из-за засыпанной снегом шапки на меня взглянули беспокойные глаза заведующего.
— Вот решил присутствовать на вашем заседании! — объяснил он мне цель визита.
И, скинув верхнюю одежду и пригладив волосы, появился перед дамами. Те так и оцепенели, кто с куском торта во рту, кто с чашкой чая при виде бодро улыбающегося Мефодьевича.
— Так,— сказал он, присаживаясь на ближайшее свободное место,— я вижу, в вашем кружке царит теплая, почти семейная обстановка! Это очень хорошо! Просто замечательно! Но сегодня по плану обсуждение творчества Валентина Распутина! Кто из вас, дамы, хочет высказаться по этому поводу?
Думаете, это он так ловко меня поймал на пренебрежении должностными обязанностями? Нет! Ручаюсь, придурок ничего не понял, и упорно добивался от моего бабья ответов на свои вопросы:
— Уважаемые дамы, не надо смущаться! Говорите, говорите!
Те только пялились на него округлившими глазами и потихоньку потянулись к выходу, бормоча о срочно обнаружившихся неотложных делах.
— Жаль, очень жаль,— кричал Мефодьевич им вслед,— хорошо! На следующем занятии будем обсуждать творчество Бориса Горбатова!
Женщины исчезли буквально за пять минут, даже не дожидаясь мужей, которые должны были за ними приехать.
— Что это они? — удивилось мое начальство.
— Стесняются! — постно опустила я глаза.— Все-таки новый человек!
— Ладно, я теперь постоянно буду ходить на ваши занятия, может, тогда они привыкнут! Кстати, очень вкусный торт!
— Ешьте на здоровье!
Предвидя грядущие сложности, я заранее обзвонила всех дамочек.
— Я приготовлю вам сообщения, останется только прочитать!
Но зачем женам высокопоставленных лиц эта головная боль? Они приходили ко мне развлекаться, а не Горбатова читать, а сплетничать можно и в другом месте, допустим, по очереди посещая друг друга. У меня, конечно, было всем удобнее, но не настолько, чтобы брать в руки что-то, помимо легких детективов и женских романов. Никто не захотел себя утруждать!
Пришлось обратиться с нижайшей просьбой к преданным и испытанным в книжных боях товарищам.
Когда в следующий четверг Мефодьевич разлетелся с проверкой, вместо торта и чая в окружении искусно накрашенных и пахнущих дорогими духами дам, его ждал товарищ Широкопляс в компании суровых, благоухающих «Русским лесом» и портянками сотоварищей по партии от 60 и старше.
