Девушка слегка откинулась и, задрав голову, заглянула в лицо спутнику. Кожа у неё была гладкая, нежная и слегка присыпанная милыми веснушками.
- У него никогда не будет такой фигуры как у вас: Антуан уже сейчас сутулый и нескладный. И конечно, его мышиного цвета волосы даже волшебным образом не преобразятся в сверкающие золотом локоны. Не думала, что северяне могут быть такими красивыми… Ваши глаза похожи на пронизанный солнцем синий лёд.
Карел польщено и обескуражено рассмеялся, не зная как отнестись к каскаду столь простодушных комплиментов. Между тем, Анжелин ещё не закончила:
- И проживи Антуан ещё хоть сотню лет, он никогда не будет притягивать к себе взгляды. Деревенские девушки только про вас и толкуют. Я тоже из любопытства отправилась в эту часть леса и надо же, как мне повезло: не только вас увидела, но даже прокатилась на графской лошади.
Дю Валль даже не мог вспомнить, когда у него в последний раз было настолько хорошее настроение: «Какая очаровательная егоза».
- В моих родных краях девушки обычно стесняются льстить мужчинам.
- Чтобы я льстила северянину? Никогда! Но истина для меня дороже всего.
Ах, как приятно грела душу эта девочка после отвратительных встреч последних дней. Была в ней и терпкая свежесть юности, и обаяние искренности, уж не говоря о вздернутом милом носике и нежной полоске уже сейчас соблазнительных губ.
- За что же такая нелюбовь к северянам? - поинтересовался он.
- Как за что? - янтарные глаза серьезно покосились на собеседника. – Разве вы не слышали про Симона Монфора, который приказал истребить двадцать тысяч населения Безьера? Он заявил, что надо убить всех: мол, Господь разберется на небесах, кто прав, а кто виноват.
Карел тяжело вздохнул: он слышал эту историю уже раз тридцать за последние две недели, причём в разных интерпретациях, и она ему порядком надоела.
- Анжелин, глупо столетиями лелеять обиды: гораздо разумнее на основании былого сделать выводы, позволяющие избежать кровопролития в будущем. Однако у меня иногда складывается ощущение, что та далекая трагедия в тулузском графстве ничему не научила местных жителей.
Девушка немного помолчала, а потом убежденно заявила.
- Вы просто нас не понимаете. Мой брат иногда поражается судьбе, которая так странно распорядилась родом дю Валлей. Ведь мой дяди имел троих взрослых сыновей, да и сам был ещё не стар. Кто мог подумать, что Божий Бич положит конец столь славному роду и отдаст судьбы многочисленных вассалов дю Валлей чужеземцу, которому до нас и дела не будет.
Её прямота переходила всяческие границы, но Карел не рассердился, а только укоризненно покачал головой.
- Я не понимаю, почему Бланка выбрала в мужья северянина-чужеземца?
- Это и не было её решением: так повелел покойный король.
Почему он проявлял к этой девушке такую снисходительность? Наверное, его привели в столь благодушное настроение яркие солнечные лучи.
- И Бланка, как покорная овечка, приняла его волю? - презрение в её голосе прозвучало настолько явственно, что граф почувствовал себя озадаченным.
- Анжелин, ты и сама недавно говорила, что я недурён. Будь же последовательна.
- Если я и выйду замуж, то только по любви.
- Юная барышня, жизни не навяжешь своё представление о ней: эта дама в состоянии заставить любого плясать под свою дудку.
Подбородок девчонки воинственно вздёрнулся.
- Всё же…
- И ещё, - Карел перебил её, предотвратив новый поток обвинений, - у строптивых и упрямых девушек никогда не бывает такого переизбытка кавалеров, чтобы копаться в них как курица в навозе, выбирая, кто по сердцу.
- Это ещё почему? - взорвалась Анжелин. - Все говорят, что я очень даже красивая!
- Безбожно лгут или льстят, - невозмутимо отрезал Карел. - Во-первых, на носу у тебя веснушки, как у маленькой девчонки, а кожа благородной дамы должна быть ослепительно белой. Во-вторых, мужчинам нравятся женщины, умеющие себя вести, а не юные задиры, безудержно поносящие всех подряд.
Похоже, Анжелин обиделась, потому что надолго замолчала. Но Карелу было это только на руку: он наслаждался хрупким теплом сидящей в непосредственной близости девушки. Она ему понравилась, и было приятно вдыхать терпкий запах распускающихся почек, исходящий от юной непоседы.
Окруженный низкой каменной оградой дом стоял на краю леса. Ноздри всадников сразу же защекотал аппетитный запах свежеиспеченного хлеба, судя по дымку из трубы, выпекающийся в пекарне.
Навстречу графу и его свите вышел молодой мужчина. Его свежевыбритая тонзура говорила о священническом сане, но карие глаза испуганно округлились при виде сестры в седле дю Валля.
- Граф! - удрученно всплеснул он руками. - Анжелин!
Девушка подчеркнуто независимо спрыгнула на землю и, не оборачиваясь, направилась в дом.
Брат растерянно проследил за ней взглядом.
- Простите мою сестру за неподобающий вид. Наша мать умерла, а сам я слишком занят делами паствы, чтобы уделять ей достаточно внимания, - пробормотал он, услужливо помогая графу спешиться. - Надо бы отправить Анжелин в монастырь, но нет достаточных средств. А она из свойственной её возрасту непосредственности постоянно выводит людей из себя. Барон де Тисе засыпал меня жалобами на её дерзость. Надеюсь, Анжелин не наговорила вам лишнего?
Озабоченные глаза кюре с опаской взглянули на него. Карел отрицательно качнул головой.
- Успокойтесь, отец Оноре. Ничего страшного не произошло, хотя опасно девушке в одиночку, да ещё в столь неподобающем виде, бродить по лесу. Долго ли до беды?
- Анжелин - своевольная девушка. У вас есть сестры? Если есть, то вы меня поймете.
Карел вздрогнул, и быстро отвёл глаза. Что же, он понимал этого человека. Его сестры… Стефа и Еленка. При воспоминании о первой сразу же в памяти вставали события предшествующие его женитьбе на Бланке - страшный переход от Трира до Реймса. Но он десять раз сходил бы по снегу босиком туда и обратно, чтобы только узнать, что сталось с бесследно исчезнувшей Еленкой? Почему обе его сестры оказались столь несчастливыми в супружестве?
- Я вас понимаю. Но женщины беззащитны перед замышляющими недоброе мужчинами. Уж не говоря, что она нарушает закон, напяливая мужское платье. Так зачем же так глупо рисковать?
Брат Оноре лишь обескураженно развел руками: он явно не имел большого влияния на сестру.
- Будьте гостем в нашем доме.
Карел переступил порог жилья священника. Здесь было тесно, зато тепло и уютно.
Каменка очага разделяла дом на две неравные части: в меньшей за перегородкой, очевидно, жила Анжелин, а в большой горнице обитал её брат. Помимо обеденного стола здесь стояла задернутая пологом кровать, маленькое бюро с письменными принадлежностями, а вдоль стены тянулась полка с толстыми томами книг.
Отец Оноре пригласил гостя присесть за стол.
Не успел Карел расположиться на лавке, как дрогнула заменяющая дверь занавеска, и в комнате появилась юная хозяйка. Анжелин успела переодеться и выглядела вполне пристойно: полотняная юбка и суконный корсаж, а из-под благопристойного чепчика выбивались кудри медово-рыжего цвета. Хрупкая, почти лишенная выпуклостей фигурка, тем не менее, уже радовала глаза истинно женской грациозностью.
Не поднимая на гостя глаз, Анжелин играла роль хозяйки, расставив на столе миски со свежеиспеченным хлебом, сыром, медом и простоквашей. В высокие резные бокалы она налила вино.
Граф из вежливости пригубил. Вкус ему понравился.
- Урожай позапрошлого года, - пояснил священник. - В этом году вино никудышнее: из-за проливных дождей виноград не смог как следует вызреть.
Карел чуть помолчал, а потом прямо спросил:
- Вы тоже считаете меня северянином-чужаком, которому нет дела до того, что творится в его владениях? Или всё-таки будете говорить со мной серьезно, как с разумным человеком, а не с воплощением сатаны?
Отец Оноре покрылся неровными пятнами смущенного румянца.
- Очевидно, сестра наболтала вам всяческих глупостей, - отчаянно простонал он. - Ну что ты будешь с ней делать? Конечно, мне хочется обсудить опасную ситуацию, в которой мы все оказались. Северянин или мавр, суть дела от этого не меняется: вы - единственный, кто сможет защитить людей от произвола инквизиции.
Принципы, внушенные Карелу с детства, не допускали отступлений: сеньор отвечает за вассалов, стоит на защите их интересов, а они за это платят ему преданностью и полной покорностью его воле. И ничего отнять или добавить к этому было невозможно.
- Собственно, даже пробыв в Валле две недели, я так и не смог до конца понять, что происходит. Меня вызвал епископ Бордо, написав, что в моих владениях распоясались еретики. А теперь де Фонтеньяк, не умолкая, твердит о ереси вальденсов. И что, по-вашему, я должен делать в подобных обстоятельствах?
Священник заметно занервничал.
- Но ничего подобного не происходит, - вскричал он в отчаянии. - Это отец Ансельм по глупости решил, что в его приходе проповедуют вальденсы: на самом деле в наших краях уже давно нет их последователей. Причиной недовольства крестьян стал неурожайный год и невероятно тяжелая для этих мест суровая зима. В таких случаях всегда начинают говорить, что мир несовершенен, если одни пухнут с голоду, а другие бесятся от жира. И, как правило, первой под удар критики попадает церковь, потому что священники наиболее близки к своей пастве и живут среди неё. Мы де и богаты, и церковная десятина – это слишком много, и Христос был сыном плотника, и …
- Значит, среди вашей паствы всё-таки ходят такие разговоры? - сухо поинтересовался граф. - Вы же умный человек и хорошо понимаете, что в таких случаях инквизиция неумолима. И если я сейчас встану на сторону этих заблудших, станет ещё хуже. На все владения без разбора может быть наложен интердикт, как на владения еретика, и ситуация осложнится во сто крат. Вы никак не можете забыть того, что было триста лет назад, а на моей родине религиозные войны закончились совсем недавно. Нашелся проповедник - некий Ян Гус - и начал он с того же: с богатства церкви, симонии, индульгенций. Но его проповедь, в конце концов, настолько дорого обошлась Чехии и Моравии, что, если бы Гус узнал, в какие потрясения это выльется, самолично вырвал бы себе язык. Поймите меня правильно, я не стану препятствовать сыску церковных властей, и не потому, что одобряю их деятельность. Просто я хорошо представляю, что произойдёт в случае моего сопротивления властям епископства. На дю Валлей озлобится инквизиция и в три раза ревностней начнёт преследовать моих подданных. Но даже не это самое опасное: молниеносно распространится слух, что я терпим к инакомыслящим. И если сейчас в моих владениях нет еретиков, то после этого они устремятся в Валль со всех сторон света, и не важно, как они будут себя называть: вальденсы или «моравские братья».
Отец Оноре внимательно выслушал доводы графа.
- Может вы и правы, - после непродолжительной паузы произнес он. - Но почему должны страдать ни в чем не повинные люди?
- Не так уж они и невиновны: нельзя, не думая о последствиях, распускать язык. Слово иногда может стоить человеку жизни.
Воцарилось молчание. Карел не спеша смаковал вино, а отец Оноре о чем-то раздумывал, машинально перебирая висящие на поясе четки.
- Вы ещё долго здесь пробудете? - наконец осведомился он.
- Не знаю, - пожал плечами граф, - какое-то время, пока не уляжется эта неприятная история, и жизнь не войдет в привычное русло. Регентша неохотно меня отпустила, хотя обычно она с пониманием относится к подобного рода проблемам.
- Вы собираетесь выдать вашу дочь замуж за Антуана де Тисе?
Карел слегка удивился, заслышав недоверчивую интонацию в голосе кюре.
- Возможно. Дело ещё не решено. Но по всей видимости проект этого союза не вызывает вашего одобрения? - осторожно осведомился он. - Почему? Барон не чужак, подобно мне. Ваши проблемы ему должны быть близки как ни кому другому.
- Я не имею ничего против, - голосу кюре не хватало искренности, вдобавок он заметно смутился. - Ваша дочь - ваше дело. Только…
- Только де Тисе негодяй каких мало! - влезла в разговор вновь появившаяся в комнате невозможная девчонка.
- Анжелин! - взвыл перепуганный брат. - Граф, простите мою сестру: она не ведает что говорит.
Но строптивица только грозно насупилась.
- Я ведаю, что говорю, - отрезала она, - и почему только родилась женщиной? Вы - могущественный граф, близки с регентшей, сами по себе сильный мужчина. Так откуда же такая робость перед кучкой косных доминиканцев?
Карел перевел холодный взгляд на гневное личико Анжелин: её глаза потемнев, стали почти черными. Совсем отец Оноре разбаловал свою сестру: дерзкая девчонка, похоже, и не подозревала о существовании розги.
- Вот, святой отец, - нахмурился он, укоризненно обратившись к кюре, - хорошо, что мы здесь втроем. А если бы ваша сестра позволила себе сказать подобное в присутствии моих людей? Я не могу ручаться, что среди них нет доносчиков.
Священник побледнел: у него даже руки задрожали.
- Анжелин совсем ещё девочка. Ей только четырнадцать.
- Но грудь у неё уже есть, и с мальчиком даже в мужской одежде не спутаешь. Впрочем, ваша сестра будет не первым ребенком, который сгинет в тюрьме, если не научится держать язык за зубами. Мой вам совет: либо выдайте её замуж за человека, который крепко взнуздает эту норовистую лошадку, либо не выпускайте из дома, а когда у вас посетители, запирайте в кладовой.
Анжелин потрясенно ахнула и, закрыв лицо руками, скрылась на своей половине.
- Демуазель, – крикнул ей вслед Карел, - дистанция огромного размера между трусостью и благоразумием: такая же, как между искренностью и глупостью. Мне жаль, что вы этого не понимаете. Но как бы то ни было, жду от вас извинений сразу же по приезде от де Тисе.
Девушка вновь появилась на пороге. Её укрытая косынкой грудь опускалась и поднималась в такт разъяренному дыханию.
- А если я не приду? - заносчиво вздернула она острый подбородок. - Вы сами донесёте на меня?
Карел приподнял брови: нет, девчонка обладала воистину невозможным характером. Ради блага самой же глупышки надо было поставить её на место, раз этого по слабости характера не смог сделать брат Оноре.
- Если в течение недели вы не принесете мне извинений, Анжелин, я буду вынужден отменить разрешение моих предшественников на охоту в угодьях дю Валлей. Мало того, каждый раз, когда вы будете появляться в моем лесу с арбалетом, ваш брат будет платить штраф.
- Вы… вы… - задохнулась девушка от возмущения.
Но Карел и не собирался дожидаться, когда она ляпнет очередную глупость. Он сдержанно поблагодарил священника за угощение и покинул уютный дом де Эньенов. Его небольшой отряд вновь тронулся по направлению к Тисе.
Вскоре поглощенный невеселыми мыслями граф забыл о дерзкой девчонке, хотя беседа с её братом долго не выходила у него из головы. Размышляя как правильно вести себя в столь сложной ситуации, Карел пересек подъемный мост замка Тисе, где его с распростертыми объятиями встретили и сам барон, и всё его семейство.
Арман де Тисе был лишь немногим старше Карела – крепкий здоровяк с черными волосами и курчавой бородкой. А вот его жена наоборот отличалась сухопаростью и держалась на редкость скованно, так же как и три её дочери – девицы, мягко говоря, неказистой внешности.
- У него никогда не будет такой фигуры как у вас: Антуан уже сейчас сутулый и нескладный. И конечно, его мышиного цвета волосы даже волшебным образом не преобразятся в сверкающие золотом локоны. Не думала, что северяне могут быть такими красивыми… Ваши глаза похожи на пронизанный солнцем синий лёд.
Карел польщено и обескуражено рассмеялся, не зная как отнестись к каскаду столь простодушных комплиментов. Между тем, Анжелин ещё не закончила:
- И проживи Антуан ещё хоть сотню лет, он никогда не будет притягивать к себе взгляды. Деревенские девушки только про вас и толкуют. Я тоже из любопытства отправилась в эту часть леса и надо же, как мне повезло: не только вас увидела, но даже прокатилась на графской лошади.
Дю Валль даже не мог вспомнить, когда у него в последний раз было настолько хорошее настроение: «Какая очаровательная егоза».
- В моих родных краях девушки обычно стесняются льстить мужчинам.
- Чтобы я льстила северянину? Никогда! Но истина для меня дороже всего.
Ах, как приятно грела душу эта девочка после отвратительных встреч последних дней. Была в ней и терпкая свежесть юности, и обаяние искренности, уж не говоря о вздернутом милом носике и нежной полоске уже сейчас соблазнительных губ.
- За что же такая нелюбовь к северянам? - поинтересовался он.
- Как за что? - янтарные глаза серьезно покосились на собеседника. – Разве вы не слышали про Симона Монфора, который приказал истребить двадцать тысяч населения Безьера? Он заявил, что надо убить всех: мол, Господь разберется на небесах, кто прав, а кто виноват.
Карел тяжело вздохнул: он слышал эту историю уже раз тридцать за последние две недели, причём в разных интерпретациях, и она ему порядком надоела.
- Анжелин, глупо столетиями лелеять обиды: гораздо разумнее на основании былого сделать выводы, позволяющие избежать кровопролития в будущем. Однако у меня иногда складывается ощущение, что та далекая трагедия в тулузском графстве ничему не научила местных жителей.
Девушка немного помолчала, а потом убежденно заявила.
- Вы просто нас не понимаете. Мой брат иногда поражается судьбе, которая так странно распорядилась родом дю Валлей. Ведь мой дяди имел троих взрослых сыновей, да и сам был ещё не стар. Кто мог подумать, что Божий Бич положит конец столь славному роду и отдаст судьбы многочисленных вассалов дю Валлей чужеземцу, которому до нас и дела не будет.
Её прямота переходила всяческие границы, но Карел не рассердился, а только укоризненно покачал головой.
- Я не понимаю, почему Бланка выбрала в мужья северянина-чужеземца?
- Это и не было её решением: так повелел покойный король.
Почему он проявлял к этой девушке такую снисходительность? Наверное, его привели в столь благодушное настроение яркие солнечные лучи.
- И Бланка, как покорная овечка, приняла его волю? - презрение в её голосе прозвучало настолько явственно, что граф почувствовал себя озадаченным.
- Анжелин, ты и сама недавно говорила, что я недурён. Будь же последовательна.
- Если я и выйду замуж, то только по любви.
- Юная барышня, жизни не навяжешь своё представление о ней: эта дама в состоянии заставить любого плясать под свою дудку.
Подбородок девчонки воинственно вздёрнулся.
- Всё же…
- И ещё, - Карел перебил её, предотвратив новый поток обвинений, - у строптивых и упрямых девушек никогда не бывает такого переизбытка кавалеров, чтобы копаться в них как курица в навозе, выбирая, кто по сердцу.
- Это ещё почему? - взорвалась Анжелин. - Все говорят, что я очень даже красивая!
- Безбожно лгут или льстят, - невозмутимо отрезал Карел. - Во-первых, на носу у тебя веснушки, как у маленькой девчонки, а кожа благородной дамы должна быть ослепительно белой. Во-вторых, мужчинам нравятся женщины, умеющие себя вести, а не юные задиры, безудержно поносящие всех подряд.
Похоже, Анжелин обиделась, потому что надолго замолчала. Но Карелу было это только на руку: он наслаждался хрупким теплом сидящей в непосредственной близости девушки. Она ему понравилась, и было приятно вдыхать терпкий запах распускающихся почек, исходящий от юной непоседы.
Окруженный низкой каменной оградой дом стоял на краю леса. Ноздри всадников сразу же защекотал аппетитный запах свежеиспеченного хлеба, судя по дымку из трубы, выпекающийся в пекарне.
Навстречу графу и его свите вышел молодой мужчина. Его свежевыбритая тонзура говорила о священническом сане, но карие глаза испуганно округлились при виде сестры в седле дю Валля.
- Граф! - удрученно всплеснул он руками. - Анжелин!
Девушка подчеркнуто независимо спрыгнула на землю и, не оборачиваясь, направилась в дом.
Брат растерянно проследил за ней взглядом.
- Простите мою сестру за неподобающий вид. Наша мать умерла, а сам я слишком занят делами паствы, чтобы уделять ей достаточно внимания, - пробормотал он, услужливо помогая графу спешиться. - Надо бы отправить Анжелин в монастырь, но нет достаточных средств. А она из свойственной её возрасту непосредственности постоянно выводит людей из себя. Барон де Тисе засыпал меня жалобами на её дерзость. Надеюсь, Анжелин не наговорила вам лишнего?
Озабоченные глаза кюре с опаской взглянули на него. Карел отрицательно качнул головой.
- Успокойтесь, отец Оноре. Ничего страшного не произошло, хотя опасно девушке в одиночку, да ещё в столь неподобающем виде, бродить по лесу. Долго ли до беды?
- Анжелин - своевольная девушка. У вас есть сестры? Если есть, то вы меня поймете.
Карел вздрогнул, и быстро отвёл глаза. Что же, он понимал этого человека. Его сестры… Стефа и Еленка. При воспоминании о первой сразу же в памяти вставали события предшествующие его женитьбе на Бланке - страшный переход от Трира до Реймса. Но он десять раз сходил бы по снегу босиком туда и обратно, чтобы только узнать, что сталось с бесследно исчезнувшей Еленкой? Почему обе его сестры оказались столь несчастливыми в супружестве?
- Я вас понимаю. Но женщины беззащитны перед замышляющими недоброе мужчинами. Уж не говоря, что она нарушает закон, напяливая мужское платье. Так зачем же так глупо рисковать?
Брат Оноре лишь обескураженно развел руками: он явно не имел большого влияния на сестру.
- Будьте гостем в нашем доме.
Карел переступил порог жилья священника. Здесь было тесно, зато тепло и уютно.
Каменка очага разделяла дом на две неравные части: в меньшей за перегородкой, очевидно, жила Анжелин, а в большой горнице обитал её брат. Помимо обеденного стола здесь стояла задернутая пологом кровать, маленькое бюро с письменными принадлежностями, а вдоль стены тянулась полка с толстыми томами книг.
Отец Оноре пригласил гостя присесть за стол.
Не успел Карел расположиться на лавке, как дрогнула заменяющая дверь занавеска, и в комнате появилась юная хозяйка. Анжелин успела переодеться и выглядела вполне пристойно: полотняная юбка и суконный корсаж, а из-под благопристойного чепчика выбивались кудри медово-рыжего цвета. Хрупкая, почти лишенная выпуклостей фигурка, тем не менее, уже радовала глаза истинно женской грациозностью.
Не поднимая на гостя глаз, Анжелин играла роль хозяйки, расставив на столе миски со свежеиспеченным хлебом, сыром, медом и простоквашей. В высокие резные бокалы она налила вино.
Граф из вежливости пригубил. Вкус ему понравился.
- Урожай позапрошлого года, - пояснил священник. - В этом году вино никудышнее: из-за проливных дождей виноград не смог как следует вызреть.
Карел чуть помолчал, а потом прямо спросил:
- Вы тоже считаете меня северянином-чужаком, которому нет дела до того, что творится в его владениях? Или всё-таки будете говорить со мной серьезно, как с разумным человеком, а не с воплощением сатаны?
Отец Оноре покрылся неровными пятнами смущенного румянца.
- Очевидно, сестра наболтала вам всяческих глупостей, - отчаянно простонал он. - Ну что ты будешь с ней делать? Конечно, мне хочется обсудить опасную ситуацию, в которой мы все оказались. Северянин или мавр, суть дела от этого не меняется: вы - единственный, кто сможет защитить людей от произвола инквизиции.
Принципы, внушенные Карелу с детства, не допускали отступлений: сеньор отвечает за вассалов, стоит на защите их интересов, а они за это платят ему преданностью и полной покорностью его воле. И ничего отнять или добавить к этому было невозможно.
- Собственно, даже пробыв в Валле две недели, я так и не смог до конца понять, что происходит. Меня вызвал епископ Бордо, написав, что в моих владениях распоясались еретики. А теперь де Фонтеньяк, не умолкая, твердит о ереси вальденсов. И что, по-вашему, я должен делать в подобных обстоятельствах?
Священник заметно занервничал.
- Но ничего подобного не происходит, - вскричал он в отчаянии. - Это отец Ансельм по глупости решил, что в его приходе проповедуют вальденсы: на самом деле в наших краях уже давно нет их последователей. Причиной недовольства крестьян стал неурожайный год и невероятно тяжелая для этих мест суровая зима. В таких случаях всегда начинают говорить, что мир несовершенен, если одни пухнут с голоду, а другие бесятся от жира. И, как правило, первой под удар критики попадает церковь, потому что священники наиболее близки к своей пастве и живут среди неё. Мы де и богаты, и церковная десятина – это слишком много, и Христос был сыном плотника, и …
- Значит, среди вашей паствы всё-таки ходят такие разговоры? - сухо поинтересовался граф. - Вы же умный человек и хорошо понимаете, что в таких случаях инквизиция неумолима. И если я сейчас встану на сторону этих заблудших, станет ещё хуже. На все владения без разбора может быть наложен интердикт, как на владения еретика, и ситуация осложнится во сто крат. Вы никак не можете забыть того, что было триста лет назад, а на моей родине религиозные войны закончились совсем недавно. Нашелся проповедник - некий Ян Гус - и начал он с того же: с богатства церкви, симонии, индульгенций. Но его проповедь, в конце концов, настолько дорого обошлась Чехии и Моравии, что, если бы Гус узнал, в какие потрясения это выльется, самолично вырвал бы себе язык. Поймите меня правильно, я не стану препятствовать сыску церковных властей, и не потому, что одобряю их деятельность. Просто я хорошо представляю, что произойдёт в случае моего сопротивления властям епископства. На дю Валлей озлобится инквизиция и в три раза ревностней начнёт преследовать моих подданных. Но даже не это самое опасное: молниеносно распространится слух, что я терпим к инакомыслящим. И если сейчас в моих владениях нет еретиков, то после этого они устремятся в Валль со всех сторон света, и не важно, как они будут себя называть: вальденсы или «моравские братья».
Отец Оноре внимательно выслушал доводы графа.
- Может вы и правы, - после непродолжительной паузы произнес он. - Но почему должны страдать ни в чем не повинные люди?
- Не так уж они и невиновны: нельзя, не думая о последствиях, распускать язык. Слово иногда может стоить человеку жизни.
Воцарилось молчание. Карел не спеша смаковал вино, а отец Оноре о чем-то раздумывал, машинально перебирая висящие на поясе четки.
- Вы ещё долго здесь пробудете? - наконец осведомился он.
- Не знаю, - пожал плечами граф, - какое-то время, пока не уляжется эта неприятная история, и жизнь не войдет в привычное русло. Регентша неохотно меня отпустила, хотя обычно она с пониманием относится к подобного рода проблемам.
- Вы собираетесь выдать вашу дочь замуж за Антуана де Тисе?
Карел слегка удивился, заслышав недоверчивую интонацию в голосе кюре.
- Возможно. Дело ещё не решено. Но по всей видимости проект этого союза не вызывает вашего одобрения? - осторожно осведомился он. - Почему? Барон не чужак, подобно мне. Ваши проблемы ему должны быть близки как ни кому другому.
- Я не имею ничего против, - голосу кюре не хватало искренности, вдобавок он заметно смутился. - Ваша дочь - ваше дело. Только…
- Только де Тисе негодяй каких мало! - влезла в разговор вновь появившаяся в комнате невозможная девчонка.
- Анжелин! - взвыл перепуганный брат. - Граф, простите мою сестру: она не ведает что говорит.
Но строптивица только грозно насупилась.
- Я ведаю, что говорю, - отрезала она, - и почему только родилась женщиной? Вы - могущественный граф, близки с регентшей, сами по себе сильный мужчина. Так откуда же такая робость перед кучкой косных доминиканцев?
Карел перевел холодный взгляд на гневное личико Анжелин: её глаза потемнев, стали почти черными. Совсем отец Оноре разбаловал свою сестру: дерзкая девчонка, похоже, и не подозревала о существовании розги.
- Вот, святой отец, - нахмурился он, укоризненно обратившись к кюре, - хорошо, что мы здесь втроем. А если бы ваша сестра позволила себе сказать подобное в присутствии моих людей? Я не могу ручаться, что среди них нет доносчиков.
Священник побледнел: у него даже руки задрожали.
- Анжелин совсем ещё девочка. Ей только четырнадцать.
- Но грудь у неё уже есть, и с мальчиком даже в мужской одежде не спутаешь. Впрочем, ваша сестра будет не первым ребенком, который сгинет в тюрьме, если не научится держать язык за зубами. Мой вам совет: либо выдайте её замуж за человека, который крепко взнуздает эту норовистую лошадку, либо не выпускайте из дома, а когда у вас посетители, запирайте в кладовой.
Анжелин потрясенно ахнула и, закрыв лицо руками, скрылась на своей половине.
- Демуазель, – крикнул ей вслед Карел, - дистанция огромного размера между трусостью и благоразумием: такая же, как между искренностью и глупостью. Мне жаль, что вы этого не понимаете. Но как бы то ни было, жду от вас извинений сразу же по приезде от де Тисе.
Девушка вновь появилась на пороге. Её укрытая косынкой грудь опускалась и поднималась в такт разъяренному дыханию.
- А если я не приду? - заносчиво вздернула она острый подбородок. - Вы сами донесёте на меня?
Карел приподнял брови: нет, девчонка обладала воистину невозможным характером. Ради блага самой же глупышки надо было поставить её на место, раз этого по слабости характера не смог сделать брат Оноре.
- Если в течение недели вы не принесете мне извинений, Анжелин, я буду вынужден отменить разрешение моих предшественников на охоту в угодьях дю Валлей. Мало того, каждый раз, когда вы будете появляться в моем лесу с арбалетом, ваш брат будет платить штраф.
- Вы… вы… - задохнулась девушка от возмущения.
Но Карел и не собирался дожидаться, когда она ляпнет очередную глупость. Он сдержанно поблагодарил священника за угощение и покинул уютный дом де Эньенов. Его небольшой отряд вновь тронулся по направлению к Тисе.
Вскоре поглощенный невеселыми мыслями граф забыл о дерзкой девчонке, хотя беседа с её братом долго не выходила у него из головы. Размышляя как правильно вести себя в столь сложной ситуации, Карел пересек подъемный мост замка Тисе, где его с распростертыми объятиями встретили и сам барон, и всё его семейство.
Арман де Тисе был лишь немногим старше Карела – крепкий здоровяк с черными волосами и курчавой бородкой. А вот его жена наоборот отличалась сухопаростью и держалась на редкость скованно, так же как и три её дочери – девицы, мягко говоря, неказистой внешности.
