Я - девушка отнюдь не маленького роста, даже встав на цыпочки, не могла толком разглядеть, что происходит: мешал богатырский разворот плеч высоченных «деток».
Но когда раздалась команда «разойтись», передние ряды её все-таки услышали, и началось!
Орда радостно ринулась обратно. Беспорядочно побросав весь коммунистический агитационный антураж в виде знамен, портретов и опять-таки злосчастных «голубьев» студенты бежали от правления колхоза с такой же скоростью, с которой бегут солдаты проигравшей армии с поля боя. Меня прижали к грязнущей веялке, и я безнадежно испачкала мазутом свою новую юбку. И такой пострадавшей я была не одна: Инну Павловну - нашу секретаршу так толкнули, что она упала на гусеничный трактор, разорвала кофту и здорово поранила плечо. Об отдавленных ногах и испачканной обуви я даже не упоминаю: досталось всем.
В результате посреди усыпанного грязными и разбитыми транспарантами двора осталась только кучка изрядно помятых учителей и ошалевших от изумления членов правления колхоза.
Особенно не возмущаясь, мы собрали агитационные останки. Нагрузив на свои плечи всю эту дребедень, и сгибаясь под непосильной ношей, педагогический коллектив уныло поплелся к «альма-матер». Перед лицом вопиющей дурости, как правило, не находится ни слов, ни чувств – обыкновенное тупое смирение.
Впрочем, наш Федор Алексеевич то ли от растерянности, то ли из упрямства брел рядом и упорно талдычил о недостаточности «патриотического» воспитания молодого поколения, нудно указывая нам на «недоработки» в этом «архиважном» направлении.
И что на это можно было ответить? Только зевнуть втихомолку да переложить древко потрепанного знамени с одного плеча на другое.
Настроение было изгажено окончательно. Все мои коллеги были людьми семейными и праздновали «первомай» с мужьями и детьми. Подруг среди населения села я по причине постоянной занятости так и не завела, поэтому мне предстоял весьма скучный вечер наедине со стареньким черно-белым телевизором, который неизвестно, что показывал. Полосы, точки, рябь, странное шуршание и плавающий звук могли развлечь любого любителя сюрреализма, но давали весьма отдаленное представление о сути телевизионных передач.
Да и смотреть было особо нечего: шли бесконечные «Сельские часы», пленумы и съезды. Приятным диссонансом в это унылое однообразие врывалась только передача Сенкевича «Клуб кинопутешествий», «В мире животных» Дроздова да редко показываемые восхитительные советские фильмы.
Неудивительно, что СССР когда-то был самой читающей страной мира: других развлечений просто не было. Вот и я в тот праздничный день намеривалась мирно перечитать «Анну Каренину». Но скажем так: не получилось.
Не успела я скинуть с ног испачканные туфли, как ко мне ввалилась изрядно заведенная Лидкина тетка. Анна Петровна кипела гневом на «непутевую» племянницу и жаждала поделиться чувствами со всем миром, но так как мир не отвечал ей взаимопониманием, доля безмолвного слушателя её бесконечных жалоб досталась мне.
- Ах, сука… ах, б… - голосила бабка, грозно размахивая руками, - вот ведь! Чтобы напоить своих кобелей стырила у меня бутылку, шалава, а я к празднику припасала!
Возмущение Анны Петровны можно было понять. Это была эпоха тотального дефицита на всё, в том числе и на водку. Давали её по талонам по бутылке в руки, да и то если застанешь в продаже. Я водку никогда не любила, но отоваривалась аккуратно, потому что в сельской местности это была ценнейшая валюта. Жила я в одиночестве, и чтобы что-то починить мне приходилось нанимать местных любителей выпить, а расчет вести бутылками.
- Кран установить? Литр.
- Вешалку прибить? Поллитра.
Вот такой бартер.
О моих запасах милая старушка хорошо знала и теперь отчаянно завывала не без тайных мыслей о вожделенном напитке. Она не была пьяницей в полном смысле этого слова, но «опрокинуть рюмочку» очень любила. Я пока хранила вежливое молчание и, сообразив, что на жалость меня не проведешь, бабка зашла с другой стороны.
- А ты, Жанночка, никуда не пойдешь праздновать-то? Не пригласили?
- Нет, не пригласили.
Мне хотелось отделаться от Анны Петровны, и поэтому не стала выдумывать увертки. Но тут я просчиталась.
- Так пойдем к нам! – радостно оживилась бабка. - Я там и картошечки пожарила, и помидорчиков достала. Посидим, чайку попьем.
И вот здесь хитрая старуха поймала меня на крючок. Она божественно готовила соленые бочковые помидоры, и ради них я была готова на многое, даже терпеть её пьяные жалобы.
- Зачем же чай, - обреченно вздохнула я, - у меня есть напиток и погорячее.
Ведомая позывами своего желудка и глотая слюну, я сунула руку за комод и вытащила заветную поллитровку.
На половине тетки царила та самая аура, которая устанавливается в доме, где живут курящие и любящие выпить люди. Вроде бы везде чисто, но я давно заметила, что дым дешевых сигарет как будто въедается в штукатурку, и создается ощущение, что все покрыто своеобразным липким налетом.
Но сковородка с картошкой красовалась на столе, появились и густо облепленные укропными лапками помидоры. Бабка споро нарезала толстое сало, разложила вилки и поставила граненые стаканы. Подумала, опасливо косясь на меня, и только потом неуверенно достала из буфета старенькие тарелки с надписью «общепит».
Понятно, что обычно они с племянницей ели картошку прямо из сковородки.
Только мы сели, и я жадно впилась зубами в помидор, наблюдая за ловкими движениями хозяйки, разливающей водку в стаканы, как за дверью послышался шум шагов.
- Ах ты, шалава, - яростно взвыла старуха, - как будто печенкой чует, где наливают! Лярва!
И быстро опрокинула рюмку в себя. Я же промедлила со своей порцией, да так и застыла с налитым стаканом в руках, наблюдая, как пересекают порог Лидка, Федор Дюрягин, и ещё какой-то незнакомый парень.
- О, так вы уже начали! – радостно заверещала при виде этой сцены Лидка.
Видно было, что она уже солидно приняла на грудь и поэтому находилась в прекрасном расположении духа, на время позабыв про свою ревность. Меня же почему-то сразу заинтересовал её второй спутник. Не то чтобы он был особо красив или чем-то примечателен, но скажу сразу - приглянулся. Хорошее слово и более точно обозначает чувство, мгновенно возникающей между двумя молодыми людьми симпатии, чем затасканное «любовь с первого взгляда».
- Олег, - представился он, крепко пожав мне руку.
- Жанна, - умудрилась смутиться я.
Даже его рукопожатие и то мне понравилось, уж не говоря про искру вполне понятного любой девушке интереса, промелькнувшую в серых глазах. Кажется, первомайский праздник обещал стать не столь скучным, как я ожидала. Но наши переглядывания не понравились Дюрягину.
- Мы же не собирались здесь задерживаться. Бери, что тебе надо да пошли, – недовольно буркнул он.
Но Лидка уже углядела стоящую на столе едва початую бутылку.
- Да куда торопиться, - скорехонько уселась она за стол и протянула руку к водке, - везде успеем. Ну, за праздник!
Не тут-то было. Анна Петровна моментально пресекла эту возмутительную попытку разделить заветную «поллитру» на пятерых человек.
- Куда лапы тянешь,- ударила она племянницу по руке, - хорошие люди на дармовщину не зарятся.
Столь прозрачный намек был воспринят каждым по-своему. Лидка возмущенно поперхнулась, волком зыркнув на обнаглевшую бабку.
- Пойдем отсюда! - тотчас взвился и Федор.
Но Олег вдруг выставил на стол непочатую бутылку, сделав вид, что не видит вытянувшихся лиц спутников.
- Вот, - живо уселся он за стол, - наша доля.
- Это другой разговор, - моментально сменила гнев на милость Анна Петровна, - теперь и душевно посидеть можно А кто ты такой, хлопец, чей будешь? Что-то я тебя раньше не видела.
Этот же вопрос заинтересовал и меня. Спасибо бесцеремонной старухе.
- Мы с Федяней вместе в Афгане горы утюжили, - охотно пояснил Олег, протягивая руку за помидором, - договорились встретиться. Я сунулся было к его родителям, но выяснилось, что ваших студентов домой на праздники не отпустили. Вот и пришлось ехать сюда.
В кои-то веки я мысленно поблагодарила наше идейно настроенное начальство. Молодой человек мне нравился всё больше и больше.
- Вот и хорошо, - Анна Петровна редко задумывалась над тем, что болтает её язык, - будете ухажером нашей Жанночки, а то она окромя своих тетрадок и не видит ничего.
- А кем вы работаете, Жанна? – вежливо поинтересовался Олег.
Моя шея непроизвольно втянулась в плечи.
Наша профессия для посторонних людей, что красная тряпка для быка. Единственное, в чем солидарно наше современное разнородное общество, так это в дружной нелюбви к учителям: у каждого найдется, что сказать. У каждого есть собственный список претензий и тщательно лелеемая обида. Ладно, мы виноваты в том, что современные дети не слушают родителей и не здороваются с соседями, но иногда мне кажется, что педагогику обвиняют даже в гибели Атлантиды. Вот, мол, не доглядели: она раз и пошла ко дну. А я ведь ещё вдобавок учитель самого ненавистного предмета всех времен и народов – русского языка. В представлении большинства россиян обобщенный образ «русачки» выглядит приблизительно так: озлобленная грымза с озверевшим выражением лица и скудным пучком волос на затылке, украшенная разве что массивными линзами замотанных изолентой очков. Вытянувшаяся на заду лоснящаяся юбка довершает нелицеприятную картину.
- Она училка, - радостно ответила за меня Лидка, - русского языка.
- Русский – не мой предмет, - скупо улыбнулся Олег,- но я всегда восхищался людьми, которые смогли его освоить.
Я растаяла. Во-первых, мне стало понятно, что молодой человек хорошо воспитан, а во-вторых… и первого достаточно. Просто классный парень!
Между тем застолье продолжалось. Интерес к Олегу отнюдь не перебил моего интереса к соленым помидорам. Что-то бубнила уже захмелевшая Анна Петровна, пьяненько хихикала Лидка, и враждебно косился на наши с Олегом попытки сблизиться хмурый Федор.
Мы же увлеченно разговаривали. О чём? Уже не помню. Так, ерунда всякая, но было интересно. Я узнала, что Олег работает механиком автобазы в большом городе, живет с родителями и двумя братьями. Я же рассказала ему о своей жизни в этом посёлке. Прямо скажем, информация не изобиловала занятными деталями, но молодой человек внимал мне с таким выражением лица, словно я развлекала его по полной программе - с клоунами, дрессированными собачками и танцующими слонами.
Несмотря на Лидкину болтовню о каких-то общих знакомых, Дюрягин внимательно прислушивался к нашей беседе. И не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: с каждой минутой она ему нравится всё меньше и меньше.
- Жанна Ивановна, - начал он военные действия, - а ваш жених уже демобилизовался?
Вот сволочь! Но метнув взгляд исподлобья на Олега, я быстро нашлась, чем парировать:
- Нет, но я никогда и не считала себя чьей-либо невестой. Переписываться и выйти замуж – это вообще-то ни одно и то же. А почему это вас интересует, Федор?
Дюрягин развязано развалился на стуле, и его хмурое лицо не сулило ничего хорошего.
- Ну, как же, - видимо злоба так душила его, что он решил не скрывать своего недовольства, - вы подняли тогда такой шум, словно боялись, что скандал дойдет до его ушей.
- Давайте выпьем за праздник! - испуганно заверещала Лидка и, пытаясь предотвратить надвигающийся скандал, быстрехонько налила рюмки.
Но она опоздала, и хотя все машинально протянули руки к водке, напряжения это не сняло. Я уже открыла рот, чтобы достойно ответить нахалу, когда в дело вмешалась пьяненькая Анна Петровна. Выкушав любимого напитка, она находилась в благодушном настроении и поэтому возлюбила весь мир.
- Ты, Федор, блажной сегодня какой-то, – огорченно посетовала она. - Разинь глаза-то, неужели не видишь: нравится нашей Жанночке твой дружок. А ты с какими-то женихами к ней пристаешь. Ну, был жених… был да сплыл! Что о нем толковать-то? Лучше давайте за праздник выпьем! Этот день… чего бишь…
- Ох, и темная ты, баба Аня, - покачала головой Лидка, - сто раз тебе говорила – солидарности!
- Да по мне всё равно – «дарности» или «солидарности», - отмахнулась та, залпом опрокидывая рюмку, - главное, чтобы войны не было.
Это точно. Любимая присказка русского народа. Главное, чтобы войны не было. И что? Каждое поколение имеет на свою голову какую-нибудь хоть маленькую, но войну. А человеку всё равно, где его убьют: во Вьетнаме или в Чечне, в Афгане или на Кубе. Но тост провозглашают, чтобы хоть выпить за неосуществимую мечту. Интересно, кремлевские бонзы за это тоже пьют?
Ладно, опять я отвлеклась. А вообще-то, внезапное вмешательство пьяненькой старушки существенно повлияло на мою жизнь, потому как этот самый Олег через три месяца стал моим мужем. Вот такая вот история любви. А не заткни тогда бабка рот Дюрягину, и неизвестно, что из этого вышло.
А выйдя замуж, я моментально «по семейным обстоятельствам» уволилась с работы и навсегда покинула стезю сельского учителя.
Дюрягин же в последствие так и не женился. Сначала болтался где-то на «северах», а потом неизвестно почему завербовался воевать в Сербию да там и сгинул. О Лидке я ничего не знаю. Как-то под Новый год пришла открытка от Анны Петровны, в которой старушка жаловалась на боли в суставах и дороговизну продуктов, но о племяннице там не было ни слова. Видимо, в её положении мало что изменилось.
О НАБОЛЕВШЕМ.
Об этом хочу сказать особо. Наболело!
Кому первому пришло в голову заменить дворников учениками школ я не знаю, но подозреваю, что это именно тот, кто должен был этим самым дворникам платить. Печальной констатацией факта является, что вот уже двадцать пять лет я с детьми всех поколений и возрастов упорно убираю «гадюшники», которые разводят в городе все, которым лень элементарно дойти до мусорного ящика.
Как только стает снег, в любом городском сквере нашей необъятной страны можно обнаружить охрипшего до немоты несчастного педагога, изо всех сил старающегося заставить своих воспитанников хоть что-то сделать. Дети, известное дело, работать не хотят и их можно понять. Кому же охота выгребать полусгнившие пакеты с бытовым мусором или останки дохлых животных? Мы их и уговариваем, и упрашиваем, и взываем к чувству ответственности. Право слово, легче провести подряд шесть уроков, чем поработать с кучкой школьников на свежем воздухе в течение получаса.
Все ноют, то и дело отпрашиваются то пить, то в магазин, то в туалет, а то и норовят под шумок смотаться. Особенно достает, когда какая-нибудь не в меру ушлая бабка, всю зиму выливающая свой горшок на улицу, начинает скандалить, что около её дома убрались с меньшим прилежанием.
- Туды листья надо грести, а они вон куды их кидают! А вы стоите гляделками моргаете! Вот взялись бы и сами сделали!
Вопрос, чего это учителя бегают как собаки между учеников, а не сами гребут листву, затрагивает многих. По крайней мере, я ни разу ещё не произвела уборки, чтобы какой-нибудь умник не бросил мне в след:
- Нечего на детях-то выезжать, сами убирайте!
Во-первых, почему конкретно учителя должны выгребать городские помойки на протяжении всего осенне-весеннего периода, я так и не поняла. Вроде бы такого пункта в моем трудовом договоре нет. Во-вторых, стоит только учителю взяться за грабли или веник, всё - конец! Весь класс сбегается и радостно открыв рот, пялится на преподавателя.
Но когда раздалась команда «разойтись», передние ряды её все-таки услышали, и началось!
Орда радостно ринулась обратно. Беспорядочно побросав весь коммунистический агитационный антураж в виде знамен, портретов и опять-таки злосчастных «голубьев» студенты бежали от правления колхоза с такой же скоростью, с которой бегут солдаты проигравшей армии с поля боя. Меня прижали к грязнущей веялке, и я безнадежно испачкала мазутом свою новую юбку. И такой пострадавшей я была не одна: Инну Павловну - нашу секретаршу так толкнули, что она упала на гусеничный трактор, разорвала кофту и здорово поранила плечо. Об отдавленных ногах и испачканной обуви я даже не упоминаю: досталось всем.
В результате посреди усыпанного грязными и разбитыми транспарантами двора осталась только кучка изрядно помятых учителей и ошалевших от изумления членов правления колхоза.
Особенно не возмущаясь, мы собрали агитационные останки. Нагрузив на свои плечи всю эту дребедень, и сгибаясь под непосильной ношей, педагогический коллектив уныло поплелся к «альма-матер». Перед лицом вопиющей дурости, как правило, не находится ни слов, ни чувств – обыкновенное тупое смирение.
Впрочем, наш Федор Алексеевич то ли от растерянности, то ли из упрямства брел рядом и упорно талдычил о недостаточности «патриотического» воспитания молодого поколения, нудно указывая нам на «недоработки» в этом «архиважном» направлении.
И что на это можно было ответить? Только зевнуть втихомолку да переложить древко потрепанного знамени с одного плеча на другое.
Настроение было изгажено окончательно. Все мои коллеги были людьми семейными и праздновали «первомай» с мужьями и детьми. Подруг среди населения села я по причине постоянной занятости так и не завела, поэтому мне предстоял весьма скучный вечер наедине со стареньким черно-белым телевизором, который неизвестно, что показывал. Полосы, точки, рябь, странное шуршание и плавающий звук могли развлечь любого любителя сюрреализма, но давали весьма отдаленное представление о сути телевизионных передач.
Да и смотреть было особо нечего: шли бесконечные «Сельские часы», пленумы и съезды. Приятным диссонансом в это унылое однообразие врывалась только передача Сенкевича «Клуб кинопутешествий», «В мире животных» Дроздова да редко показываемые восхитительные советские фильмы.
Неудивительно, что СССР когда-то был самой читающей страной мира: других развлечений просто не было. Вот и я в тот праздничный день намеривалась мирно перечитать «Анну Каренину». Но скажем так: не получилось.
Не успела я скинуть с ног испачканные туфли, как ко мне ввалилась изрядно заведенная Лидкина тетка. Анна Петровна кипела гневом на «непутевую» племянницу и жаждала поделиться чувствами со всем миром, но так как мир не отвечал ей взаимопониманием, доля безмолвного слушателя её бесконечных жалоб досталась мне.
- Ах, сука… ах, б… - голосила бабка, грозно размахивая руками, - вот ведь! Чтобы напоить своих кобелей стырила у меня бутылку, шалава, а я к празднику припасала!
Возмущение Анны Петровны можно было понять. Это была эпоха тотального дефицита на всё, в том числе и на водку. Давали её по талонам по бутылке в руки, да и то если застанешь в продаже. Я водку никогда не любила, но отоваривалась аккуратно, потому что в сельской местности это была ценнейшая валюта. Жила я в одиночестве, и чтобы что-то починить мне приходилось нанимать местных любителей выпить, а расчет вести бутылками.
- Кран установить? Литр.
- Вешалку прибить? Поллитра.
Вот такой бартер.
О моих запасах милая старушка хорошо знала и теперь отчаянно завывала не без тайных мыслей о вожделенном напитке. Она не была пьяницей в полном смысле этого слова, но «опрокинуть рюмочку» очень любила. Я пока хранила вежливое молчание и, сообразив, что на жалость меня не проведешь, бабка зашла с другой стороны.
- А ты, Жанночка, никуда не пойдешь праздновать-то? Не пригласили?
- Нет, не пригласили.
Мне хотелось отделаться от Анны Петровны, и поэтому не стала выдумывать увертки. Но тут я просчиталась.
- Так пойдем к нам! – радостно оживилась бабка. - Я там и картошечки пожарила, и помидорчиков достала. Посидим, чайку попьем.
И вот здесь хитрая старуха поймала меня на крючок. Она божественно готовила соленые бочковые помидоры, и ради них я была готова на многое, даже терпеть её пьяные жалобы.
- Зачем же чай, - обреченно вздохнула я, - у меня есть напиток и погорячее.
Ведомая позывами своего желудка и глотая слюну, я сунула руку за комод и вытащила заветную поллитровку.
На половине тетки царила та самая аура, которая устанавливается в доме, где живут курящие и любящие выпить люди. Вроде бы везде чисто, но я давно заметила, что дым дешевых сигарет как будто въедается в штукатурку, и создается ощущение, что все покрыто своеобразным липким налетом.
Но сковородка с картошкой красовалась на столе, появились и густо облепленные укропными лапками помидоры. Бабка споро нарезала толстое сало, разложила вилки и поставила граненые стаканы. Подумала, опасливо косясь на меня, и только потом неуверенно достала из буфета старенькие тарелки с надписью «общепит».
Понятно, что обычно они с племянницей ели картошку прямо из сковородки.
Только мы сели, и я жадно впилась зубами в помидор, наблюдая за ловкими движениями хозяйки, разливающей водку в стаканы, как за дверью послышался шум шагов.
- Ах ты, шалава, - яростно взвыла старуха, - как будто печенкой чует, где наливают! Лярва!
И быстро опрокинула рюмку в себя. Я же промедлила со своей порцией, да так и застыла с налитым стаканом в руках, наблюдая, как пересекают порог Лидка, Федор Дюрягин, и ещё какой-то незнакомый парень.
- О, так вы уже начали! – радостно заверещала при виде этой сцены Лидка.
Видно было, что она уже солидно приняла на грудь и поэтому находилась в прекрасном расположении духа, на время позабыв про свою ревность. Меня же почему-то сразу заинтересовал её второй спутник. Не то чтобы он был особо красив или чем-то примечателен, но скажу сразу - приглянулся. Хорошее слово и более точно обозначает чувство, мгновенно возникающей между двумя молодыми людьми симпатии, чем затасканное «любовь с первого взгляда».
- Олег, - представился он, крепко пожав мне руку.
- Жанна, - умудрилась смутиться я.
Даже его рукопожатие и то мне понравилось, уж не говоря про искру вполне понятного любой девушке интереса, промелькнувшую в серых глазах. Кажется, первомайский праздник обещал стать не столь скучным, как я ожидала. Но наши переглядывания не понравились Дюрягину.
- Мы же не собирались здесь задерживаться. Бери, что тебе надо да пошли, – недовольно буркнул он.
Но Лидка уже углядела стоящую на столе едва початую бутылку.
- Да куда торопиться, - скорехонько уселась она за стол и протянула руку к водке, - везде успеем. Ну, за праздник!
Не тут-то было. Анна Петровна моментально пресекла эту возмутительную попытку разделить заветную «поллитру» на пятерых человек.
- Куда лапы тянешь,- ударила она племянницу по руке, - хорошие люди на дармовщину не зарятся.
Столь прозрачный намек был воспринят каждым по-своему. Лидка возмущенно поперхнулась, волком зыркнув на обнаглевшую бабку.
- Пойдем отсюда! - тотчас взвился и Федор.
Но Олег вдруг выставил на стол непочатую бутылку, сделав вид, что не видит вытянувшихся лиц спутников.
- Вот, - живо уселся он за стол, - наша доля.
- Это другой разговор, - моментально сменила гнев на милость Анна Петровна, - теперь и душевно посидеть можно А кто ты такой, хлопец, чей будешь? Что-то я тебя раньше не видела.
Этот же вопрос заинтересовал и меня. Спасибо бесцеремонной старухе.
- Мы с Федяней вместе в Афгане горы утюжили, - охотно пояснил Олег, протягивая руку за помидором, - договорились встретиться. Я сунулся было к его родителям, но выяснилось, что ваших студентов домой на праздники не отпустили. Вот и пришлось ехать сюда.
В кои-то веки я мысленно поблагодарила наше идейно настроенное начальство. Молодой человек мне нравился всё больше и больше.
- Вот и хорошо, - Анна Петровна редко задумывалась над тем, что болтает её язык, - будете ухажером нашей Жанночки, а то она окромя своих тетрадок и не видит ничего.
- А кем вы работаете, Жанна? – вежливо поинтересовался Олег.
Моя шея непроизвольно втянулась в плечи.
Наша профессия для посторонних людей, что красная тряпка для быка. Единственное, в чем солидарно наше современное разнородное общество, так это в дружной нелюбви к учителям: у каждого найдется, что сказать. У каждого есть собственный список претензий и тщательно лелеемая обида. Ладно, мы виноваты в том, что современные дети не слушают родителей и не здороваются с соседями, но иногда мне кажется, что педагогику обвиняют даже в гибели Атлантиды. Вот, мол, не доглядели: она раз и пошла ко дну. А я ведь ещё вдобавок учитель самого ненавистного предмета всех времен и народов – русского языка. В представлении большинства россиян обобщенный образ «русачки» выглядит приблизительно так: озлобленная грымза с озверевшим выражением лица и скудным пучком волос на затылке, украшенная разве что массивными линзами замотанных изолентой очков. Вытянувшаяся на заду лоснящаяся юбка довершает нелицеприятную картину.
- Она училка, - радостно ответила за меня Лидка, - русского языка.
- Русский – не мой предмет, - скупо улыбнулся Олег,- но я всегда восхищался людьми, которые смогли его освоить.
Я растаяла. Во-первых, мне стало понятно, что молодой человек хорошо воспитан, а во-вторых… и первого достаточно. Просто классный парень!
Между тем застолье продолжалось. Интерес к Олегу отнюдь не перебил моего интереса к соленым помидорам. Что-то бубнила уже захмелевшая Анна Петровна, пьяненько хихикала Лидка, и враждебно косился на наши с Олегом попытки сблизиться хмурый Федор.
Мы же увлеченно разговаривали. О чём? Уже не помню. Так, ерунда всякая, но было интересно. Я узнала, что Олег работает механиком автобазы в большом городе, живет с родителями и двумя братьями. Я же рассказала ему о своей жизни в этом посёлке. Прямо скажем, информация не изобиловала занятными деталями, но молодой человек внимал мне с таким выражением лица, словно я развлекала его по полной программе - с клоунами, дрессированными собачками и танцующими слонами.
Несмотря на Лидкину болтовню о каких-то общих знакомых, Дюрягин внимательно прислушивался к нашей беседе. И не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: с каждой минутой она ему нравится всё меньше и меньше.
- Жанна Ивановна, - начал он военные действия, - а ваш жених уже демобилизовался?
Вот сволочь! Но метнув взгляд исподлобья на Олега, я быстро нашлась, чем парировать:
- Нет, но я никогда и не считала себя чьей-либо невестой. Переписываться и выйти замуж – это вообще-то ни одно и то же. А почему это вас интересует, Федор?
Дюрягин развязано развалился на стуле, и его хмурое лицо не сулило ничего хорошего.
- Ну, как же, - видимо злоба так душила его, что он решил не скрывать своего недовольства, - вы подняли тогда такой шум, словно боялись, что скандал дойдет до его ушей.
- Давайте выпьем за праздник! - испуганно заверещала Лидка и, пытаясь предотвратить надвигающийся скандал, быстрехонько налила рюмки.
Но она опоздала, и хотя все машинально протянули руки к водке, напряжения это не сняло. Я уже открыла рот, чтобы достойно ответить нахалу, когда в дело вмешалась пьяненькая Анна Петровна. Выкушав любимого напитка, она находилась в благодушном настроении и поэтому возлюбила весь мир.
- Ты, Федор, блажной сегодня какой-то, – огорченно посетовала она. - Разинь глаза-то, неужели не видишь: нравится нашей Жанночке твой дружок. А ты с какими-то женихами к ней пристаешь. Ну, был жених… был да сплыл! Что о нем толковать-то? Лучше давайте за праздник выпьем! Этот день… чего бишь…
- Ох, и темная ты, баба Аня, - покачала головой Лидка, - сто раз тебе говорила – солидарности!
- Да по мне всё равно – «дарности» или «солидарности», - отмахнулась та, залпом опрокидывая рюмку, - главное, чтобы войны не было.
Это точно. Любимая присказка русского народа. Главное, чтобы войны не было. И что? Каждое поколение имеет на свою голову какую-нибудь хоть маленькую, но войну. А человеку всё равно, где его убьют: во Вьетнаме или в Чечне, в Афгане или на Кубе. Но тост провозглашают, чтобы хоть выпить за неосуществимую мечту. Интересно, кремлевские бонзы за это тоже пьют?
Ладно, опять я отвлеклась. А вообще-то, внезапное вмешательство пьяненькой старушки существенно повлияло на мою жизнь, потому как этот самый Олег через три месяца стал моим мужем. Вот такая вот история любви. А не заткни тогда бабка рот Дюрягину, и неизвестно, что из этого вышло.
А выйдя замуж, я моментально «по семейным обстоятельствам» уволилась с работы и навсегда покинула стезю сельского учителя.
Дюрягин же в последствие так и не женился. Сначала болтался где-то на «северах», а потом неизвестно почему завербовался воевать в Сербию да там и сгинул. О Лидке я ничего не знаю. Как-то под Новый год пришла открытка от Анны Петровны, в которой старушка жаловалась на боли в суставах и дороговизну продуктов, но о племяннице там не было ни слова. Видимо, в её положении мало что изменилось.
О НАБОЛЕВШЕМ.
Об этом хочу сказать особо. Наболело!
Кому первому пришло в голову заменить дворников учениками школ я не знаю, но подозреваю, что это именно тот, кто должен был этим самым дворникам платить. Печальной констатацией факта является, что вот уже двадцать пять лет я с детьми всех поколений и возрастов упорно убираю «гадюшники», которые разводят в городе все, которым лень элементарно дойти до мусорного ящика.
Как только стает снег, в любом городском сквере нашей необъятной страны можно обнаружить охрипшего до немоты несчастного педагога, изо всех сил старающегося заставить своих воспитанников хоть что-то сделать. Дети, известное дело, работать не хотят и их можно понять. Кому же охота выгребать полусгнившие пакеты с бытовым мусором или останки дохлых животных? Мы их и уговариваем, и упрашиваем, и взываем к чувству ответственности. Право слово, легче провести подряд шесть уроков, чем поработать с кучкой школьников на свежем воздухе в течение получаса.
Все ноют, то и дело отпрашиваются то пить, то в магазин, то в туалет, а то и норовят под шумок смотаться. Особенно достает, когда какая-нибудь не в меру ушлая бабка, всю зиму выливающая свой горшок на улицу, начинает скандалить, что около её дома убрались с меньшим прилежанием.
- Туды листья надо грести, а они вон куды их кидают! А вы стоите гляделками моргаете! Вот взялись бы и сами сделали!
Вопрос, чего это учителя бегают как собаки между учеников, а не сами гребут листву, затрагивает многих. По крайней мере, я ни разу ещё не произвела уборки, чтобы какой-нибудь умник не бросил мне в след:
- Нечего на детях-то выезжать, сами убирайте!
Во-первых, почему конкретно учителя должны выгребать городские помойки на протяжении всего осенне-весеннего периода, я так и не поняла. Вроде бы такого пункта в моем трудовом договоре нет. Во-вторых, стоит только учителю взяться за грабли или веник, всё - конец! Весь класс сбегается и радостно открыв рот, пялится на преподавателя.
