Романка обняла чашку и прижала ее к животу. Ниавир кашлянул, осторожно трогая заплывший глаз.
- В мире Лея это до сих пор так, - осторожно сообщил он. Первая подняла бровь.
- Должно быть, ваши жены счастливы иметь такое множество заступников. Но у нас было по-другому. Очень многие мужчины погибли до того, как Лия собралась с силами настолько, чтобы справиться с бедой. А потом... потом, когда главные силы хаоса были обузданы, началось то, что продолжается до сих пор.
Она подперла голову сухой ладонью.
- Мужчин оставалось мало. Меньше с каждым новым десятилетием. На нас шли моры, донимали твари хаоса, коих множество оставалось неотловленными в наших землях... и остается до сих пор. Мальчики рождались болезненными и умирали в младенчестве. Мужчин уже перестало хватать даже просто для воспроизведения людской численности. Наши... наши матери стали воевать друг с другом. Целью всегда были мужчины. Прародительниц не интересовали любые другие богатства и ценности - они стремились лишь к продолжению рода.
Ниавир вновь взглянул в сторону закрытого в теле романки бывшего Инквизитора. Тот зло жевал губами, глядя в выметенный, но кое-где уже прогнивший деревянный пол. Веллу вдруг - впервые, должно быть, за все время, которое прошло с момента их знакомства, подумалось о прекрасной романской деве как о мужчине. Прищуренный взгляд блекло-зеленых глаз на красивом женском лице не был таким, к которому привык охотник - страдающим, усталым, больным, раздраженным, испуганным или затравленным. Теперь он был жесток и цепок. Так, должно быть, Инквизитор Марк Альвах слушал донесения об очередной ведьме с тем, чтобы отправиться на расследование. И так же гневался против распространяемой в мире Лея несправедливости. Желая приложить все силы для ее искоренения.
Так он гневался и теперь. Альвах был сперва охотником за нечистью, потом за ведьмами. Он ошибался об источнике скверны, но его суть оставалась при нем. Роман ненавидел нечисть и был непримиримым борцом с порождениями хаоса и мрака. Он не жалел собственной жизни для противления этому злу и проклятие ведьмы поразило его во время выполнения его - пусть и гнусной, но все же работы.
Теперь дело Инквизиции, уносившее жизни многих невинных женщин и его собственной невесты, предстало перед Ниавиром в несколько ином свете. И, хотя сама сущность Ниавира возмущалась против таких измышлений, не думать об этом он не мог. Занятый своими мыслями, охотник едва не прослушал часть того, о чем рассказывала хозяйка дома.
- То, что происходило тогда, едва не привело к гибели всего человеческого рода... в нашем мире, - Хрисеида переменила положение, сидя по другую сторону от накрытого перед гостями низкого столика. - Наши прародительницы сумели остановиться... остановиться перед самым последним рубежом... за которым ждала одна только смерть. Между ними было заключено перемирие - и прародительницы стали сестрами. Тогда же был принят нерушимый закон - о необходимости обычая освежения крови, когда мужчины одного селения на некоторое время уходили жить в другое, дабы отдать свое семя и не позволять крови сильно застаиваться. Это... помогает нам влачить выживание. Но вы видите сами - в каком состоянии все... все то, что у нас теперь. Долгие войны разрушили остававшееся от созданного в те времена, когда мир еще был един. Потом... нам было не до восстановления. А теперь и вовсе. Войн нет уже несколько столетий. Не доходит даже до стычек, ибо сестрам нечего делить друг с другом. Мы понимаем, что выживем, только если будем соблюдать закон. А он общий для всех. Но... - Первая положила узловатые руки на колени, разглаживая ткань платья. - Нам трудно без мужчин. И так или иначе - но мы вымираем. Долгое время мы боролись почти без надежды. Мы не знали, что Лею удалось отстоять свой мир и там, за туманом, тоже живут люди. Вы... ваше появление принесло больше, чем радость в наше селение. Вы явили нам надежду... которой долгое время мы были лишены.
Ниавир и поднявшая глаза романка переглянулись в очередной, бессчетный раз.
- А теперь я хотела бы услышать, - Хрисеида поочередно взглянула на каждого из своих гостей, - что заставило вас идти через туман?
Велл посмотрел на свою спутницу. Романка безразлично дернула плечом.
- Мы пришли сюда за горгоной, которая прокляла… - Альвах не договорил, указывая на спутницу. – Она отняла голос у моей невесты. Я хочу заставить ее снять проклятие.
Хрисеида переменилась в лице.
- Ты хочешь… заставить горгону? – хозяйка дома даже сделала движение, чтобы привстать, но миг спустя уже овладела собой. – Достойный муж…
- Я Ниавир, сын Деорда, - правильно уразумел случившееся короткое молчание велльский охотник. – Это – Марика.
- Ниавир, горгоны – это жрицы хаоса, - от Первой не укрылось лицо пришелицы Марики, которое исказилось в тот миг, когда жених назвал ее по имени. Впрочем, она не придала этому особого значения, занятая попыткой переубедить гостя. – В нашем мире осталось еще немало его порождений, и из тумана иногда вырываются новые. Мы давно не воюем друг с другом, но войны с нечистью продолжаются столько, сколько мы себя помним. Однако, горгоны – это другое. Ты говоришь, что у вас они появляются, как и у нас. Скажи, в мире Лея кому-нибудь удавалось убить такую... сильную… ведьму?
Ниавир озадаченно потер затылок, затем догадался посмотреть на Марику. Романка стиснула губы, прищурив глаза и что-то словно высчитывая, потом отрицательно покачала головой. Подняв руки, девушка изобразила нечто круглое, потом льющееся и, наконец, что-то, похожее на мучения истязуемого. Озадаченно наблюдавший за ней велл хлопнул себя по лбу, и тут же поморщился – все его лицо было порядком избито и сильно опухло.
- Марика… знает в этом толк. Она говорит – убить горгону еще не удавалось никому, но горгоны гибнут сами под лучами солнца Светлого Лея.
Хрисеида встретилась глазами с романкой.
- Если это так – как же ты собирался заставить горгону послушать тебя?
Ниавир смущенно кашлянул.
- В нашем мире Лей даровал мне великую часть своей магии. Я… могу даже вызвать огненный дождь или водяной смерч. Когда мы отправлялись в дорогу, я чувствовал уверенность в своей силе. Мне казалось, ее хватит, чтобы победить... ведьму. Но чем дальше от половины Светлого, тем слабее я становлюсь. Должно быть, проклятый туман либо сама Лия не пропускают сюда мужской магии. Но... я должен помочь Марике. Я принес клятву.
Романка снова поморщилась. Хрисеида некоторое время молчала.
- Я уже упоминала, что горгоны – это несколько другое, чем прочая нечисть, - наконец, проговорила она. – Горгоны разумны. Их живо интересует все, что происходит у смертных. Иногда они приходят, чтобы убивать. Но иногда… они даже могут выполнить просьбу. Конечно, обращаются к ним редко… и только при большой нужде. Всякий раз обратившийся не знает, получит ли желаемое или встретит смерть. Но если у вас действительно надобность, и вы готовы рискнуть жизнью – наши воительницы проводят вас в логово горгоны.
- Та ведьма, которая нам нужна, сейчас где-то на… северо-востоке.
- Если та ведьма, которая вам нужна, не на другом конце мира, то мы знаем, где она живет, - Хрисеида тяжело вздохнула, словно давя в себе гнев. – Они предпочитают не селиться рядом с себе подобными. Если в округе есть одна такая тварь, другой не будет на многие дни пути.
- Так далеко я бы ее не почуял, - бросив мгновенный взгляд на напряженно вслушивавшуюся романку, Ниавир разгладил обмоченные в молоке усы. – Похоже, это она. И… сколько идти до ее логова?
Первая помолчала.
- Два дня пути. Если знать прямую дорогу. Наши женщины вас проводят.
Романская дева просветлела лицом несмотря на то, что глаза у нее видимо слипались. Охотник улыбнулся.
- Благодарю тебя, Первая. Если бы мы могли чем-то тебе отплатить за помощь…
- Вы можете, - строгий взгляд женщины дрогнул лишь на миг. Неизвестно отчего, Ниавир вдруг ощутил неловкость. – Вы… ведь желаете выступить завтра?
Ниавир кивнул в знак согласия.
- Нам нельзя задерживаться.
- В таком случае... если ваш путь будет благополучен, и вы вернетесь живыми... Прошу тебя, Ниавир, вернуться в наше селение и погостить у нас какое-то время.
Некоторое время тянулось молчание. Охотник, по-видимому, искал причину для такого приглашения и, найдя, неожиданно покраснел.
- Ты… вы хотите… чтобы я…
Первая Хрисеида дернула углом рта.
- Я буду говорить прямо, сын Лея. Ты видишь то, что происходит с нами. С нашими мужчинами. Ведь... Светлый не проклинал мужей в его собственном мире. Быть может, твои сыновья, рожденные от дочерей Лии, будут хотя бы отчасти телесно похожи на тебя? Но даже если нет, твое семя даст нам свежую кровь, которая сильно застаивается у остатков наших некогда великих и многочисленных народов.
Ниавир опустил голову. Речи предводительницы женщин смущали его. Тем более что они велись в присутствии романки.
Впрочем, сонные глаза самой романки вдруг блеснули острым интересом. Она покосилась на Ниавира и понимающе усмехнулась.
- Мы хотим, чтобы вы поняли – вы наши гости, и мы… мы не хотим прибегать к принуждению. Насилие едва не привело нас к гибели. К тому же, один муж, пусть даже такой, как ты, едва ли сможет что-то изменить для многих, а не только для некоторых, - Первая подалась вперед. – Нам нужно больше, чем один. И теперь, когда мы знаем, что там, за туманом, есть другой мир… Мир, где мужей много и они не болеют нашим страшным проклятием… Быть может, вы поможете нам? Расскажите им о нас. Побудите пересечь туман. Ведь там, где прошли двое, пройдут и больше. Пусть сыновья Лея приходят к нашим дочерям.
- С туманом можно бороться, - подсказал Ниавир, все еще пребывая в смущении. – Он боится огня. Если запалить очень большой костер… даже два костра… чтобы между ними был проход... Но… пойми, уважаемая Хрисеида, я могу сделать то, о чем ты просишь, однако те мужи, которые все же рискнут своими жизнями, дабы добраться до вас… Они могут оказаться… вы отвыкли от войн, а они могут быть грабителями, жаждущими легкой наживы, насильниками, либо вовсе завоевателями…
Против ожиданий, Первая Хрисеида улыбнулась.
- Ты думаешь, мы забыли, что такое война? Взгляни на наших дочерей, Ниавир. Мы воюем с нечистью – чаще, чем ранее воевали между собой из-за мужчин. Не волнуйся за наше умение сражаться. Если даже мужья захотят дурного… Пускай они приходят. И пусть малочисленность нашего селения не обманывает твой взор. Завтра я отправлю оповещающих в другие селения и в главный город. У нас есть чем… достойно встретить мужей… и добрых и недобрых.
Романка остро взглянула на хозяйку дома, но, конечно, промолчала и на этот раз.
- Так ты даешь обещание, что вернешься к нам, Ниавир, сын Деорда?
Велл неловко поставил на стол заново наполненную кружку.
- Я… не знаю, что может случиться со мной у горгоны. Я не могу дать такого обещания, - он помолчал, собираясь с мыслями. - Но я обещаю – если снова вернусь под солнце Лея, сделать все, что будет зависеть от меня, чтобы направить в ваш мир как можно большее число мужчин. Хотя пересечь туман – действительно очень непросто. Но это все, что я могу пообещать.
На этот раз Первая молчала особенно долго. Видимо, в ее разуме происходила борьба.
- Хорошо, - с усилием проговорила она, наконец. – Если вы желаете выступить завтра, мы… не будем тебя задерживать. Однако… мне нужно попросить тебя об услуге.
Ниавир с готовностью кивнул. То, что он так и не отплатил за проявленное гостеприимство, заставляло его ощущать неловкость, и он всеми силами желал это исправить.
- Проведи эту ночь с моей дочерью, Ипполитой.
При ее последних словах из другой комнаты к гостям шагнула рослая девушка. По-видимому, она заранее знала о том, как пойдет разговор, и поджидала своего часа.
Набрякшее от побоев лицо охотника покраснело опять. В молчании он оглядывал тонкие красивые черты и темные кудри дочери Первой. Пусть красота Ипполиты не могла быть сравнимой с красотой романки, которую, несмотря на неженскую суть, так вожделел Ниавир, эта девушка показалась ему чем-то отдаленно похожей на сидевшую рядом Марику.
- Надеюсь, тебя, Марика, не оскорбит то, что твой жених проведет ночь в чужом ложе?
Все взгляды обратились на романскую деву, которая теперь только взялась поискать на столе то, что она могла бы съесть.
Услышав обращенный к ней вопрос, романка отвлеклась и помотала головой, делая приглашающий жест. Ниавир коротко вздохнул. Он поднял взор и встретился глазами с Ипполитой. Рослая, крепкая девушка улыбнулась.
- Я… ну, хорошо…
Ипполита отошла от двери и, подойдя к гостям, взяла за руку мужчину. Ниавир поднялся на сделавшиеся ватными ноги. Поселившееся в душе смущение вытеснило все остальное.
В молчании он и дочь Лии пересекли комнату и вновь скрылись за дверью.
- Благодарю тебя…
Конец этой фразы Первой гостья не услышала. Несмотря на наконец-то проснувшийся голод, слабость и усталость от долгого перехода, с которыми она боролась все время разговора, одержали верх. Миг спустя прекрасная романка крепко спала.
Глава 25
Выступали ранним утром. Альвах, проспавший всю ночь в сравнительном удобье – на мягком соломенном тюфяке, чувствовал себя куда лучше, чем накануне. Кто-то озаботился прикрыть его теплой шкурой, и бывший Инквизитор впервые за много дней вновь сумел дать полный отдых измученному телу, без холода или твердости камней, на которых приходилось спать в дороге. Поднимаясь после продолжительного сна и наскоро завтракая горячим, которое поставила перед ним Ипполита, он подумал, что раньше подобные мелочи – вроде того, где спать или что есть, его особо не волновали. Как не волновали и вопросы прочих удобств. Чем дальше, тем женское тело приносило все больше лишних забот. Встреча с горгоной давала единственную надежду на избавление от этой напасти. Альваху постепенно начинало казаться, что он обрадуется даже смерти – если она избавила бы от мук чуждой ему плоти. О том, что ведьма могла, посмеявшись, прогнать его прочь, и что в этом случае придется исполнять клятву, данную Ниавиру, он старался не думать.
Утро в мире Лии не особенно отличалось от дня или вечера. Разве что свет, идущий от облаков, сделался розовее, точно ловил отблеск далекой солнечной зари. Селение еще спало. Альвах догадался, отчего Первая назначила отправляться в путь так рано – в этот час никто не мог видеть, как уходил Ниавир. Ипполита и две не менее рослых молодых вооруженных девушки вывели гостей за пределы шатров и спустя какое-то время они растворились в зарослях.
Весь путь до логова горгоны мир Лии не переставал удивлять пришлых в него гостей. Сперва они шли берегом чистого ручья, что катил свои розовые воды между берегов, покрытых белыми и синими цветами. Временами цветы сменялись песком, настолько крупным, что он казался россыпью алмазов, которые переливались в свете льющейся с небес синевы. Постепенно лес вокруг делался гуще и вскоре проводницы отошли от ручья глубже в чащу. Гости в молчаливом изумлении созерцали
