огромные толстые ножки разнообразных грибов, выраставших выше самых высоких деревьев их мира, переплетавшие их толстые побеги вьюна, которые, однако, имели твердость древесной коры, невысокие корявые деревца со свисавшими с них большими плодами, похожими на полупустые кожистые мешки, высокие круглые колючие цветы на длинных прочных ножках, что норовили впиться в каждого, кто проходил мимо, растущие из-под земли темно-синие камни, покрытые ядовитым маслянистым налетом, и многое другое, чего никогда не существовало в мире Светлого Лея. Проводницы поочередно то предостерегали, то напротив, обращали их внимание на отравленные, либо съедобные плоды, предупреждали о травяных ловушках и опасных тварях.
Однако по счастливой случайности, в этот раз по-настоящему опасных тварей гостям из другого мира не встретилось. Только дважды на них пытались нападать мелкие зверьки с кожистыми перепонками между лапами, похожими на крылья летучей мыши. Благодаря этим перепонкам они могли прыгать по веткам лучше цокотух. По заверениям дочерей Лии, укусы таких тварей были болезненны и долго гноились. Несмотря на попытки отпугнуть их, зверьки долго преследовали двуногих, и отвязались только, когда Ниавир бросил в них огнем. Огонь получилось вызвать с трудом, но с той поры, как маг из неоткуда сумел вызвать несколько снопов пламени, расположение проводниц к нему заметно возросло.
Искоса наблюдая на привалах за тем, как смущенный велл купался в женском внимании, Альвах, к его удивлению, не испытывал особого волнения, будь то вожделение или зависть. Он ловил себя на мысли, что уже долгое время гораздо реже думает о девах, нежели ранее. Что было тому причиной, бывший Инквизитор терялся в догадках. Как и то, когда всегдашние помыслы оставили его разум, высвобождая немалое место для иных, тягостных, размышлений. Альвах лишь мог догадываться о том, что женские соки, воздействуя на тело, меняли его суть. Впрочем, к этим догадкам он уже привык и успел с ними смириться. Они лишь навевали еще большую тоску - и только.
… Вечер второго дня застал путников в роще, которая словно вышла из древних сказаний. Великолепие этого места подействовало ошеломляюще даже на Альваха, который никогда особенно не восхищался никакими красотами, а теперь был еще и угрюм душой. Деревья в роще росли густо, однако, прямо перед гостями они склонялись одно к другому кронами, будто образуя живой коридор. С древесных крон то там, то тут свисали гроздья каких-то цветов. Усыпанный цветами вьюн тянулся повсюду, кое-где почти полностью скрывая под собой древесные стволы и ветви.
Ниавир достал ведьмин камень. Разбуженная темная крупинка поднялась неожиданно высоко и, выстрелив в сторону арки из веток и цветов толстой золотой нитью, упала обратно.
- Это действительно здесь.
Велл прокашлялся. Ипполита кивнула в сторону склоненных крон.
- Да, вот здесь она и обитает. За этими деревьями, дальше, какие-то развалины. Ведьма живет в них. Там у нее целый сад… Ну что, готовы?
Ниавир тронул ее плечо.
- Вам не обязательно идти с нами. Оставайтесь здесь и ждите. Если мы не вернемся до ночи…
- Мы пойдем с вами, - Ипполита властно оборвала его жестом, крепче перехватив копье. – Вы не знаете, как с ней говорить. К тому же, выходили мы вместе – вместе должны и вернуться… И не спорь, сын Лея. Я… не отпущу тебя к горгоне под охраной только твоей худосоч… хрупкой невесты, пусть даже она и таскает за собой этот прекрасный меч.
Альвах одарил ее долгим взглядом. Дочь Первой не осталась в долгу, в ответном взоре выразив все то, что она думала о «сопернице». Ниавир подавил безнадежный вздох.
- Пойдем, - вынес он наиболее мудрое решение из тех, что были оставлены ему женщинами. – Храни нас свет.
- Храни нас свет, - единовременно повторили проводницы, по-видимому, сберёгшие эту охранительную присказку еще с давних времен.
Альвах первым шагнул под древесные своды живого коридора. Чем глубже в логово горгоны, тем красивее становилось вокруг. Цветочный проход привел их на мерцавшую светом множества грибов поляну. Со всех сторон ее окружали узловатые, переплетавшиеся древесные ветви, которые, в свою очередь, обвивали ползучие розы. Розы покрывали поляну почти сплошным ковром. Потрескавшаяся мраморная дорожка вела от самого коридора ко входу в каменную арку, своды которой терялись меж деревьев. Растущие вокруг нее розы были красными и синими. Их аромат, дух листвы, испарения грибов – все это насыщало воздух таким разнообразием запахов, что на некоторое время у людей помутилось в глазах.
- Они, горгоны, любят, когда вокруг… красиво, - прошептала Ипполита на ухо Ниавиру, однако, стоявший рядом Альвах расслышал тоже. – Им словно нужно прикрывать что-то гнусное… спрятать это как можно глубже. И поэтому они так стараются с… со всем внешним. Цветы, мрамор, много света... Но вся красота – она для отвода глаз. Не поддавайтесь на ее уловки.
Раздвигая склонявшиеся к тропинке розы и задевая их шипы, путники по одному добрались по мраморной дороге до самой арки. По обеим сторонам от входа под арочные своды стояли две каменные статуи воинов. В руках одного копье и щит явно были вырезаны из кости либо панциря чудовищного жука. Другой был вооружен, подобно романскому воину – коротким мечом. Его облачение составляла металлическая кираса, кожаная рубаха и штаны. Сапоги тоже были с металлическими вставками. Воинов объединяли застывшие на уже потемневших лицах одинаковые выражения смертного ужаса и муки.
- Эти пытались ее убить, - ровно пояснила Ипполита, дотрагиваясь тыльной стороной ладони до каменной щеки. – Должно быть, случилось это очень давно. В первый раз я пришла сюда еще маленькой девочкой. Они здесь уже стояли.
Ниавир запалил один из взятых с собой факелов, хотя в этом не было необходимости. В молчании они прошли под огромный каменный купол, неизвестно кем и для чего выстроенный здесь, по-видимому, в незапамятные времена. Купол, как и все вокруг него, был увит вьюном и ползучими цветами. Цветы змеились по полу, который, как и дорожку, выстилал потрескавшийся мрамор.
Открывшийся им огромный зал поражал не размерами, а тем, что был весь уставлен статуями. На первый взгляд их было более сотни. Множество каменных скульптур мужчин, женщин, детей, даже животных в пугающе правильном порядке были расставлены среди цветов. Некоторые из них уже были увиты плющом и вьюном так, что незакрытыми оставались одни только головы и лица. Очевидно, что почти все статуи стояли здесь уже очень давно.
- Никогда не поймешь, что у нее на уме, - едва слышно прошелестела Ипполита на ухо Ниавиру, стараясь не выпускать из вида всего зала. Две другие проводницы и Альвах оглядывались, в надежде не упустить появление горгоны, но пока не могли ее обнаружить. – Иногда их не нужно просить – они помогают без слов… А иногда не успеешь открыть рта – и ты уже камень. Но и слушать они тоже любят. То, что у нас на сердце, то, как мы видим и чувствуем, чем живем – очень интересует их. Они словно изучают нас…
- Умная девочка. Но зачем же говорить о своих догадках там, где страшная ведьма может тебя услышать?
Похолодев, гости резко обернулись. Хотя приход горгоны было ожидаемым, никто не смог подавить мгновенного испуга, вспыхнувшего при ее появлении. Жрица хаоса была такой же, какой ее запомнил Альвах. Высокая, гибкая женщина не шла, а словно перетекала по мраморным плитам пола. Широко расставленные глаза внимательно вглядывались в лица пришельцев.
Добравшись до Альваха она замерла. Словно не веря, она прошла мимо живо расступившихся с ее пути гостей и остановилась перед романом.
Ипполита выступила вперёд.
- Приветствую, - проговорила она. – Мы пришли…
Ведьма вскинула руку, и девушка умолкла, мгновенно отступая. Впрочем, этот жест был единственным, чем горгона дала понять, что знает о присутствии нескольких гостей. Ее интересовал лишь один. На него она смотрела во все глаза.
- Вы только посмотрите, кто ко мне пожаловал. Господин Инквизитор собственной персоной. Ты, должно быть, очень сильно жаждал встречи со мной, раз сумел зайти так далеко? Ну-ка, ну-ка…
Зеленокожая рука коснулась лица Альваха. Проведя по линии скулы и подбородка, ведьма тронула красивые женские губы. Роман молчал, не отстраняясь и стараясь не показывать страха.
- Да ты просто совершенство, - голос горгоны отчего-то сделался хрипловатым. Она распустила шнуровку на платье кусавшей губы романской девы и – резким движением стянула его до пояса. – Я не успела тогда как следует тебя рассмотреть. Дай я это сделаю сейчас.
Платье, которое носил Альвах, упало к его ногам. Он остался в старых перешитых штанах Ниавира и меховых сапогах. С улыбкой ведьма провела ладонью по шее и чуть выступавшим ключицам, потом накрыла ладонями груди романской гостьи. Альвах дернул горлом, силой заставляя себя оставаться на месте. Ипполита и ее спутницы переглянулись. Потом дочь Первой взглянула на напрягшегося Ниавира и едва заметно отрицательно качнула головой.
Меж тем ладони горгоны скользнули по бокам Альваха и легли на бедра. Жрица хаоса присела, едва не касаясь лицом подрагивавшего, еще плоского живота.
- Хорошая девочка. Ты ведь принес то, что мне так нужно? У тебя есть для меня подарок? Ну же, не томи!
Ведьма прильнула щекой к животу все-таки вздрогнувшего романа. Некоторое время она сидела, жмуря глаза и улыбаясь, словно прислушивалась к чему-то. Потом подняла лицо, встретившись взглядом с Альвахом, которого начинала бить уже крупная дрожь.
- О да, ты принес. Запах Дагеддида я бы различила из тысячи. Это его отродье сейчас растет в тебе. К нужному моменту этот плод созреет. Я… не представляешь, как я тебе благодарна!
Она выпрямилась. Альвах стоял перед ней, кусая губы. Он не пытался прикрыть грудь руками, безвольно уронив их вдоль тела. Альвах не понимал слов ведьмы, но не имел возможности спросить, что значило то, что она говорила. Ранее роман тысячу раз представлял себе встречу с горгоной и прокручивал в голове разговор с ней, но теперь не мог заставить себя начать говорить – хотя бы жестами.
Впрочем, ведьма не могла не догадаться о его затруднении.
- Признаться, я сомневалась в тебе, Марк, - она коснулась двумя пальцами его мокрого лба. – Все дело в дне твоего рождения. Солнцестояние Лея – это действительно очень сильный день. Твоя мужеская природа, мужеская до последней крупицы твоего естества, могла изорвать твой разум, стиснутый тем, что никогда не было ему свойственно. Я ждала, что ты сойдешь с ума. Но теперь я вижу, что ошибалась, - ладонь ведьмы ласково погладила по курчавым волосам. – Твоя разум чист… как и при первой нашей встрече. Никаких изменений. Мои поздравления, господин Инквизитор. Ты… очень сильный… смертный. Или просто… быстро умеешь приспосабливаться.
Альвах поднял на нее глаза. Ведьма снова улыбнулась, взявшись поглаживать его живот.
- До тебя у меня были две попытки, - как бы про себя, проговорила она. – Всего две. Изловить вас, Инквизиторов, да еще в мире Лея, не такое простое дело. Увы, дважды мои усилия пропадали даром. Материал оказывался неподходящим. Один… кандидат сошел с ума сразу после пробуждения, и моим зверям пришлось уничтожить его. Другой… пошел в противоположную сторону и добрался почти до границы с Ромом, где столкнулся с патрулем легионеров, - горгона усмехнулась. - В общем… ему тоже не повезло. После двух неудач, пришлось брать дело в свои руки. Я дала тебе свой камень и довольно долго наблюдала за приключениями, направляя твой путь туда, куда мне было нужно. Ты оказался послушной… девочкой и сам запихался в объятия Седрика Дагеддида, да еще зачал ребенка с первого же раза. Я могла бы праздновать победу… но вдруг ты исчез. Я взывала к камню, но он не отвечал мне. Я совсем было пала духом – и вдруг ты объявляешься здесь, на пороге моего дома! Еще и с подарком! А потому знаешь что? – жрица хаоса отняла руку от живота Альваха и коснулась его шеи. – Я тоже сделаю тебе подарок. Ну, вот. Теперь ты можешь тоже меня поблагодарить.
Роман схватился за горло. На миг ему показалось, что в глотку одновременно вонзились две иглы с протянутыми через них нитями. Он едва слышно охнул – и вдруг услышал собственный голос.
- Я… - он не договорил и закашлялся. Кашель его вышел тоже знакомым – низким и глухим, таким, каким привык прочищать глотку легионер Марк Альвах. Горгона поморщилась.
- Погоди, моя девочка, я сейчас это исправлю.
Недокашлявший Альвах почувствовал, как его горло вновь сжимают железные пальцы горгоны. После второго болезненного укола он услышал себя вновь. Такого мелодичного и нежного голоса не было ни у одной из знакомых ему женщин.
- Нет! – он с усилием распрямился, опуская руки. Взгляды его и горгоны встретились. Чудовищная женщина подняла бровь, но роману было не до ведьминых насмешек. – Прошу… Не… не надо… продолжать… делать меня… женщиной!
По мере того, как он говорил, на лице горгоны удивление все больше уступало место веселью. Дослушав, она рассмеялась.
- Делать женщиной? – ведьма подцепила его подбородок. - Ты не понял, Инквизитор Альвах? Ты уже женщина. Женщина, до последнего волоконца мяса, последней крупинки твоей нежной шкурки! Ты – прекрасная, маленькая, милая женщина, мой дорогой… Марк. И этого уже не изменить. Я лишь… подправляю последние штрихи.
- Как – не изменить? – вмешался Ниавир, ощущая непонятную смесь облегчения и негодования от внезапно проснувшегося сочувствия к застывшему спутнику. – Разве ты не можешь… вернуть его обратно? Это ведь ты сделала его таким, как теперь!
Горгона обернулась. Некоторое время она произучала охотника, по-видимому, только теперь решив, что он достоин ее внимания. Потом усмехнулась.
- Ну что же, теперь мне хотя бы понятно, кто помогал моей девочке так долго скрываться от меня, - большие глаза, взблеснув в последний раз, соскользнули с лица велла. Внимание горгоны вновь обратилось к сотворенной ею же романской деве. Однако об охотнике она не забыла, потому что по-прежнему обращалась к нему. - Скажи, что тобой движет, маг? Почему ты помогаешь этому Инквизитору? – ведьма помедлила. - Постой, а может быть, ты влюблен?
Ниавир досадливо сплюнул. Горгона обошла Альваха со спины и, запустив ладонь в его густые темные волосы, накрутила на палец один из локонов.
- Я полагаю, ответ – «да», - жрица хаоса покачала головой, дернув намотанной прядью. Альвах обнял себя руками, стиснув зубы и, наконец, прикрыв обнаженную грудь. – Ты глупец. У твоих ног – целый мир восхищенных тобою женщин, а ты влюблен в… погоди, а в кого ты влюблен? В нее? – она еще раз дернула за прядь, заставив Альваха поморщиться. Однако роман промолчал и в этот раз. – Или, все-таки, в него?
Вокруг гостей ведьмы и нее самой одно за другим стали вспыхивать зеркала. Зеркал было так много, что в несколько мгновений они окружили застывших людей со всех сторон. Альвах тоскливо огляделся, догадываясь, что увидит.
Роман действительно увидел себя – таким, каким и должен был быть. Рослый и крепкий, он стоял, обнимая плечи руками, точно на его груди росло что-то, что мужу стоило скрывать от чужих взглядов.
Однако по счастливой случайности, в этот раз по-настоящему опасных тварей гостям из другого мира не встретилось. Только дважды на них пытались нападать мелкие зверьки с кожистыми перепонками между лапами, похожими на крылья летучей мыши. Благодаря этим перепонкам они могли прыгать по веткам лучше цокотух. По заверениям дочерей Лии, укусы таких тварей были болезненны и долго гноились. Несмотря на попытки отпугнуть их, зверьки долго преследовали двуногих, и отвязались только, когда Ниавир бросил в них огнем. Огонь получилось вызвать с трудом, но с той поры, как маг из неоткуда сумел вызвать несколько снопов пламени, расположение проводниц к нему заметно возросло.
Искоса наблюдая на привалах за тем, как смущенный велл купался в женском внимании, Альвах, к его удивлению, не испытывал особого волнения, будь то вожделение или зависть. Он ловил себя на мысли, что уже долгое время гораздо реже думает о девах, нежели ранее. Что было тому причиной, бывший Инквизитор терялся в догадках. Как и то, когда всегдашние помыслы оставили его разум, высвобождая немалое место для иных, тягостных, размышлений. Альвах лишь мог догадываться о том, что женские соки, воздействуя на тело, меняли его суть. Впрочем, к этим догадкам он уже привык и успел с ними смириться. Они лишь навевали еще большую тоску - и только.
… Вечер второго дня застал путников в роще, которая словно вышла из древних сказаний. Великолепие этого места подействовало ошеломляюще даже на Альваха, который никогда особенно не восхищался никакими красотами, а теперь был еще и угрюм душой. Деревья в роще росли густо, однако, прямо перед гостями они склонялись одно к другому кронами, будто образуя живой коридор. С древесных крон то там, то тут свисали гроздья каких-то цветов. Усыпанный цветами вьюн тянулся повсюду, кое-где почти полностью скрывая под собой древесные стволы и ветви.
Ниавир достал ведьмин камень. Разбуженная темная крупинка поднялась неожиданно высоко и, выстрелив в сторону арки из веток и цветов толстой золотой нитью, упала обратно.
- Это действительно здесь.
Велл прокашлялся. Ипполита кивнула в сторону склоненных крон.
- Да, вот здесь она и обитает. За этими деревьями, дальше, какие-то развалины. Ведьма живет в них. Там у нее целый сад… Ну что, готовы?
Ниавир тронул ее плечо.
- Вам не обязательно идти с нами. Оставайтесь здесь и ждите. Если мы не вернемся до ночи…
- Мы пойдем с вами, - Ипполита властно оборвала его жестом, крепче перехватив копье. – Вы не знаете, как с ней говорить. К тому же, выходили мы вместе – вместе должны и вернуться… И не спорь, сын Лея. Я… не отпущу тебя к горгоне под охраной только твоей худосоч… хрупкой невесты, пусть даже она и таскает за собой этот прекрасный меч.
Альвах одарил ее долгим взглядом. Дочь Первой не осталась в долгу, в ответном взоре выразив все то, что она думала о «сопернице». Ниавир подавил безнадежный вздох.
- Пойдем, - вынес он наиболее мудрое решение из тех, что были оставлены ему женщинами. – Храни нас свет.
- Храни нас свет, - единовременно повторили проводницы, по-видимому, сберёгшие эту охранительную присказку еще с давних времен.
Альвах первым шагнул под древесные своды живого коридора. Чем глубже в логово горгоны, тем красивее становилось вокруг. Цветочный проход привел их на мерцавшую светом множества грибов поляну. Со всех сторон ее окружали узловатые, переплетавшиеся древесные ветви, которые, в свою очередь, обвивали ползучие розы. Розы покрывали поляну почти сплошным ковром. Потрескавшаяся мраморная дорожка вела от самого коридора ко входу в каменную арку, своды которой терялись меж деревьев. Растущие вокруг нее розы были красными и синими. Их аромат, дух листвы, испарения грибов – все это насыщало воздух таким разнообразием запахов, что на некоторое время у людей помутилось в глазах.
- Они, горгоны, любят, когда вокруг… красиво, - прошептала Ипполита на ухо Ниавиру, однако, стоявший рядом Альвах расслышал тоже. – Им словно нужно прикрывать что-то гнусное… спрятать это как можно глубже. И поэтому они так стараются с… со всем внешним. Цветы, мрамор, много света... Но вся красота – она для отвода глаз. Не поддавайтесь на ее уловки.
Раздвигая склонявшиеся к тропинке розы и задевая их шипы, путники по одному добрались по мраморной дороге до самой арки. По обеим сторонам от входа под арочные своды стояли две каменные статуи воинов. В руках одного копье и щит явно были вырезаны из кости либо панциря чудовищного жука. Другой был вооружен, подобно романскому воину – коротким мечом. Его облачение составляла металлическая кираса, кожаная рубаха и штаны. Сапоги тоже были с металлическими вставками. Воинов объединяли застывшие на уже потемневших лицах одинаковые выражения смертного ужаса и муки.
- Эти пытались ее убить, - ровно пояснила Ипполита, дотрагиваясь тыльной стороной ладони до каменной щеки. – Должно быть, случилось это очень давно. В первый раз я пришла сюда еще маленькой девочкой. Они здесь уже стояли.
Ниавир запалил один из взятых с собой факелов, хотя в этом не было необходимости. В молчании они прошли под огромный каменный купол, неизвестно кем и для чего выстроенный здесь, по-видимому, в незапамятные времена. Купол, как и все вокруг него, был увит вьюном и ползучими цветами. Цветы змеились по полу, который, как и дорожку, выстилал потрескавшийся мрамор.
Открывшийся им огромный зал поражал не размерами, а тем, что был весь уставлен статуями. На первый взгляд их было более сотни. Множество каменных скульптур мужчин, женщин, детей, даже животных в пугающе правильном порядке были расставлены среди цветов. Некоторые из них уже были увиты плющом и вьюном так, что незакрытыми оставались одни только головы и лица. Очевидно, что почти все статуи стояли здесь уже очень давно.
- Никогда не поймешь, что у нее на уме, - едва слышно прошелестела Ипполита на ухо Ниавиру, стараясь не выпускать из вида всего зала. Две другие проводницы и Альвах оглядывались, в надежде не упустить появление горгоны, но пока не могли ее обнаружить. – Иногда их не нужно просить – они помогают без слов… А иногда не успеешь открыть рта – и ты уже камень. Но и слушать они тоже любят. То, что у нас на сердце, то, как мы видим и чувствуем, чем живем – очень интересует их. Они словно изучают нас…
- Умная девочка. Но зачем же говорить о своих догадках там, где страшная ведьма может тебя услышать?
Похолодев, гости резко обернулись. Хотя приход горгоны было ожидаемым, никто не смог подавить мгновенного испуга, вспыхнувшего при ее появлении. Жрица хаоса была такой же, какой ее запомнил Альвах. Высокая, гибкая женщина не шла, а словно перетекала по мраморным плитам пола. Широко расставленные глаза внимательно вглядывались в лица пришельцев.
Добравшись до Альваха она замерла. Словно не веря, она прошла мимо живо расступившихся с ее пути гостей и остановилась перед романом.
Ипполита выступила вперёд.
- Приветствую, - проговорила она. – Мы пришли…
Ведьма вскинула руку, и девушка умолкла, мгновенно отступая. Впрочем, этот жест был единственным, чем горгона дала понять, что знает о присутствии нескольких гостей. Ее интересовал лишь один. На него она смотрела во все глаза.
- Вы только посмотрите, кто ко мне пожаловал. Господин Инквизитор собственной персоной. Ты, должно быть, очень сильно жаждал встречи со мной, раз сумел зайти так далеко? Ну-ка, ну-ка…
Зеленокожая рука коснулась лица Альваха. Проведя по линии скулы и подбородка, ведьма тронула красивые женские губы. Роман молчал, не отстраняясь и стараясь не показывать страха.
- Да ты просто совершенство, - голос горгоны отчего-то сделался хрипловатым. Она распустила шнуровку на платье кусавшей губы романской девы и – резким движением стянула его до пояса. – Я не успела тогда как следует тебя рассмотреть. Дай я это сделаю сейчас.
Платье, которое носил Альвах, упало к его ногам. Он остался в старых перешитых штанах Ниавира и меховых сапогах. С улыбкой ведьма провела ладонью по шее и чуть выступавшим ключицам, потом накрыла ладонями груди романской гостьи. Альвах дернул горлом, силой заставляя себя оставаться на месте. Ипполита и ее спутницы переглянулись. Потом дочь Первой взглянула на напрягшегося Ниавира и едва заметно отрицательно качнула головой.
Меж тем ладони горгоны скользнули по бокам Альваха и легли на бедра. Жрица хаоса присела, едва не касаясь лицом подрагивавшего, еще плоского живота.
- Хорошая девочка. Ты ведь принес то, что мне так нужно? У тебя есть для меня подарок? Ну же, не томи!
Ведьма прильнула щекой к животу все-таки вздрогнувшего романа. Некоторое время она сидела, жмуря глаза и улыбаясь, словно прислушивалась к чему-то. Потом подняла лицо, встретившись взглядом с Альвахом, которого начинала бить уже крупная дрожь.
- О да, ты принес. Запах Дагеддида я бы различила из тысячи. Это его отродье сейчас растет в тебе. К нужному моменту этот плод созреет. Я… не представляешь, как я тебе благодарна!
Она выпрямилась. Альвах стоял перед ней, кусая губы. Он не пытался прикрыть грудь руками, безвольно уронив их вдоль тела. Альвах не понимал слов ведьмы, но не имел возможности спросить, что значило то, что она говорила. Ранее роман тысячу раз представлял себе встречу с горгоной и прокручивал в голове разговор с ней, но теперь не мог заставить себя начать говорить – хотя бы жестами.
Впрочем, ведьма не могла не догадаться о его затруднении.
- Признаться, я сомневалась в тебе, Марк, - она коснулась двумя пальцами его мокрого лба. – Все дело в дне твоего рождения. Солнцестояние Лея – это действительно очень сильный день. Твоя мужеская природа, мужеская до последней крупицы твоего естества, могла изорвать твой разум, стиснутый тем, что никогда не было ему свойственно. Я ждала, что ты сойдешь с ума. Но теперь я вижу, что ошибалась, - ладонь ведьмы ласково погладила по курчавым волосам. – Твоя разум чист… как и при первой нашей встрече. Никаких изменений. Мои поздравления, господин Инквизитор. Ты… очень сильный… смертный. Или просто… быстро умеешь приспосабливаться.
Альвах поднял на нее глаза. Ведьма снова улыбнулась, взявшись поглаживать его живот.
- До тебя у меня были две попытки, - как бы про себя, проговорила она. – Всего две. Изловить вас, Инквизиторов, да еще в мире Лея, не такое простое дело. Увы, дважды мои усилия пропадали даром. Материал оказывался неподходящим. Один… кандидат сошел с ума сразу после пробуждения, и моим зверям пришлось уничтожить его. Другой… пошел в противоположную сторону и добрался почти до границы с Ромом, где столкнулся с патрулем легионеров, - горгона усмехнулась. - В общем… ему тоже не повезло. После двух неудач, пришлось брать дело в свои руки. Я дала тебе свой камень и довольно долго наблюдала за приключениями, направляя твой путь туда, куда мне было нужно. Ты оказался послушной… девочкой и сам запихался в объятия Седрика Дагеддида, да еще зачал ребенка с первого же раза. Я могла бы праздновать победу… но вдруг ты исчез. Я взывала к камню, но он не отвечал мне. Я совсем было пала духом – и вдруг ты объявляешься здесь, на пороге моего дома! Еще и с подарком! А потому знаешь что? – жрица хаоса отняла руку от живота Альваха и коснулась его шеи. – Я тоже сделаю тебе подарок. Ну, вот. Теперь ты можешь тоже меня поблагодарить.
Роман схватился за горло. На миг ему показалось, что в глотку одновременно вонзились две иглы с протянутыми через них нитями. Он едва слышно охнул – и вдруг услышал собственный голос.
- Я… - он не договорил и закашлялся. Кашель его вышел тоже знакомым – низким и глухим, таким, каким привык прочищать глотку легионер Марк Альвах. Горгона поморщилась.
- Погоди, моя девочка, я сейчас это исправлю.
Недокашлявший Альвах почувствовал, как его горло вновь сжимают железные пальцы горгоны. После второго болезненного укола он услышал себя вновь. Такого мелодичного и нежного голоса не было ни у одной из знакомых ему женщин.
- Нет! – он с усилием распрямился, опуская руки. Взгляды его и горгоны встретились. Чудовищная женщина подняла бровь, но роману было не до ведьминых насмешек. – Прошу… Не… не надо… продолжать… делать меня… женщиной!
По мере того, как он говорил, на лице горгоны удивление все больше уступало место веселью. Дослушав, она рассмеялась.
- Делать женщиной? – ведьма подцепила его подбородок. - Ты не понял, Инквизитор Альвах? Ты уже женщина. Женщина, до последнего волоконца мяса, последней крупинки твоей нежной шкурки! Ты – прекрасная, маленькая, милая женщина, мой дорогой… Марк. И этого уже не изменить. Я лишь… подправляю последние штрихи.
- Как – не изменить? – вмешался Ниавир, ощущая непонятную смесь облегчения и негодования от внезапно проснувшегося сочувствия к застывшему спутнику. – Разве ты не можешь… вернуть его обратно? Это ведь ты сделала его таким, как теперь!
Горгона обернулась. Некоторое время она произучала охотника, по-видимому, только теперь решив, что он достоин ее внимания. Потом усмехнулась.
- Ну что же, теперь мне хотя бы понятно, кто помогал моей девочке так долго скрываться от меня, - большие глаза, взблеснув в последний раз, соскользнули с лица велла. Внимание горгоны вновь обратилось к сотворенной ею же романской деве. Однако об охотнике она не забыла, потому что по-прежнему обращалась к нему. - Скажи, что тобой движет, маг? Почему ты помогаешь этому Инквизитору? – ведьма помедлила. - Постой, а может быть, ты влюблен?
Ниавир досадливо сплюнул. Горгона обошла Альваха со спины и, запустив ладонь в его густые темные волосы, накрутила на палец один из локонов.
- Я полагаю, ответ – «да», - жрица хаоса покачала головой, дернув намотанной прядью. Альвах обнял себя руками, стиснув зубы и, наконец, прикрыв обнаженную грудь. – Ты глупец. У твоих ног – целый мир восхищенных тобою женщин, а ты влюблен в… погоди, а в кого ты влюблен? В нее? – она еще раз дернула за прядь, заставив Альваха поморщиться. Однако роман промолчал и в этот раз. – Или, все-таки, в него?
Вокруг гостей ведьмы и нее самой одно за другим стали вспыхивать зеркала. Зеркал было так много, что в несколько мгновений они окружили застывших людей со всех сторон. Альвах тоскливо огляделся, догадываясь, что увидит.
Роман действительно увидел себя – таким, каким и должен был быть. Рослый и крепкий, он стоял, обнимая плечи руками, точно на его груди росло что-то, что мужу стоило скрывать от чужих взглядов.
