Разбор дела в комиссии — это серьезное наказание. Но если Хесслер остался недоволен действиями Пилса, то мягкосердечный Христ был готов пойти на сговор хоть с самим дьяволом, лишь бы эта история имела счастливый конец для Сергея. У председателя целая комиссия. Совместно они отыщут оптимальное решение.
Утром раздался сигнал всеобщего оповещения. К каждому в гости пришел председатель.
— Внимание! Обращаюсь ко всему человечеству...
Речь докладывающего была непродолжительной, но всеобъемлющей. По вине ли, по неосторожности ли, определенными лицами был произведен опыт над человеком, что правда было сделано, по его же просьбе. Опыт не был продуман до конца, поэтому дальше ситуация зашла в тупик. Если кто-то имеет, какие-либо мысли, предложения, чтобы развязать затянувшийся узел, обращаться немедленно в комиссию.
Пилс получил указание разработать до мелочей теоретическую часть технологии удаления зуба. Хесслеру и Христу было поручено изготовление медикаментов и инструментов.
Время бежало. Добровольцев не находилось. Начались четвертые сутки. Богатищев терял рассудок от боли. С его уст слетали совсем незнакомые для окружающих его слова. Как будто он забыл общедоступный язык и общался со всеми на лишь ему понятном языке.
Пилса, Хесслера и Христа называли преступниками века. Требовали немедленного разбора их дела в комиссии. Призывали насильственного избавления от боли и лечения разрушенного зуба в камере общего восстановления. Требовали смещения председателя за нерешительность.
Мир ждал.
Нужно было что-нибудь решать.
На восемнадцать часов было назначено заседание комиссии общественного управления Земли.
В семнадцать в здание Института Медицины зашел высокий мужчина, с решительным лицом.
— Кто здесь Хесслер? — поинтересовался он у находившихся в камере Сергея сотрудников института.
— Я, — обернулся Дитмар.
— Еле-еле прорвался к вам! Народ на километр с лишним запрудил все пространство перед вашим институтом. У вас все готово?
— Что готово? — Хесслер не понимал незнакомого посетителя. — Кто вы?
— Я? Оонер. Адано Оонер. Хотя, конечно, Вам мое имя ничего не говорит. Я диспетчер с астероида АS-450. Прилетел вчера по делам на Землю. Еще в полете узнал о ваших сложностях. Могу предложить свою помощь. У вас все готово?
— Сложностях? Вы о каких сложностях? О больном зубе? Так вы можете удалить этот чертов зуб? Вернее то, что осталось от зуба? — наконец-то дошло до Хесслера.
— Да. Если вы позволите, я воспользуюсь при операции небольшим приспособлением типа автономного дыхательного аппарата. У меня нет гарантии, что выведенный вами "зубной микроб" не заразен. А для меня это небезопасно. Учить меня ничему не надо. Со всеми выкладками Пилса я ознакомился еще по дороге сюда. Потерпи, друг! Потерпи немного!
Последнее было адресовано уже Богатищеву.
Оонер взял инициативу на себя. Помог подняться похудевшему, с бледным, изнеможенным лицом, Сергею, усадил его в специально изготовленное и установленное в этом боксе кресло. Продезинфицировал руки.
Связь с камерой общего восстановления организма, которая по желанию Богатищева, натуральным образом стала для него камерой пыток, была почти с каждым домом на Земле.
От всеобщего облегченного вздоха, томившихся в ожидании у экранов людей, после того, как "исторический зуб" звонко стукнул о дно металлической урночки, вздрогнули сейсмографы даже в сейсмически спокойных районах планеты.
Боясь ошибиться в благополучности выполненной операции, люди не спешили отходить от экранов. Всматриваясь в лицо больного, они желали усмотреть в нем первые симптомы выздоровления.
И вот наконец, лицо Сергея начало приобретать розоватый оттенок. Глядя на него, можно было сделать вывод, что состояние больного улучшалось чуть ли не с каждой секундой. Глаза засветились осмысленностью, опухоль щеки начала опадать прямо на глазах.
Сергей впервые за эти четыре дня улыбнулся. Ослабленный болезнью он, не поднимаясь со своего спасительного кресла, слабо пожал руку диспетчеру с астероида.
— Спасибо! Спасибо, дорогой Адано! Еще бы полчаса, и меня бы насильно оздоровили камерой. Мне удалось выстрадать то, что пришлось пережить ему, моему герою. И теперь я понимаю его. А ведь до моего самозаражения, за один тот отрывок из письма, я хотел его провести в своей книге чуть ли не злодеем. А он, все-таки, неплохим парнем был. Но зуб... По-моему эта бесконечная боль может любого довести до чего угодно. А теперь, зная, что меня видит и слушает огромная масса людей, я хочу сделать официальное заявление. Все, что случилось со мною, произошло исключительно по моей вине. Я прошу, даже не прошу, а требую, не привлекать к ответственности всех тех, кто был причастен к моему делу. В своих страданиях повинен лишь я сам. И если я причинил своими действиями душевные мучения другим, я готов нести за это ответ.
Прошло немного времени, и люди, взбудораженные историей с больным зубом, постепенно успокоились. Герой этого эпизода Оонер, отбыл на свой астероид. Богатищев решением комиссии по расследованию нарушений морального кодекса занял место Тточа, который все-таки добился смягчения его наказания.
Сергей за время своего одиночества на атолле написал книгу. Нет, не историческую, над которой он работал до всем известной истории. А автобиографическую книгу, с простым названием — "Как у меня болел зуб". Без права ее распространения всеми видами общественной информации. Книгу можно было издать только, как книгу, в полном понятии этого слова.
Это издание вызвало фурор. Все существующие автоматы по производству книг, работали на полную мощность. Книгу, желающие ее приобрести, выхватывали прямо из машин.
Сергей в своей работе описал подробно каждую минуту болезни, каждую мысль, промелькнувшую в его голове за то время, каждый оттенок своих ощущений. Человечество вновь страдало вместе с Сергеем. Переживало снова всю его боль, все его муки душевные и физические. Чтение эпидемией охватывало человечество.
Хесслер, привыкший к тому, что при болезни Богатищева он находился в центре всеобщего внимания, в последнее время, не отягченный серьезно работой, скучал.
"Себе, что ли привить чего-нибудь?" — думал он, зная, что не станет этого делать.
Смена кончалась в восемь утра. В семь сорок в здание Института медицины вошел молодой человек с книгой под мышкой.
— Вы Хесслер? — спросил он поднявшегося навстречу Дитмара.
— Я. По-моему, меня в лицо теперь знают не только на Земле, но и далеко за ее пределами. Чем могу быть Вам полезен?
— Я хочу заболеть гриппом!
Сердце Хесслера участило свой ритм, ноги почему-то ослабли. Он осторожно приблизился к креслу и сел в него.
"Надо попросить Христа, чтобы недельку подержал меня в боксе, работающим в полную мощность, — пронеслось у него в голове. — Еще один сюрприз, и конец Хессу!"
— Вы не можете мне отказать! Чем я хуже Богатищева?
— Ну что же, хорошо, я Вас понял, только повторите, пожалуйста, чем же Вы хотите заболеть?
— Гриппом! Через два "П".
— Где вы это раскопали?
— Здесь, — посетитель протянул Хесслеру, принесенную с собой книгу, — В одном из сочинений Богатищева.
"Этот Богатищев — авантюрист! — подумал Хесслер. — Вся его выдумка совсем не для того, чтобы войти в образ того героя, а своего рода авантюра. Этой историей, возможно, он хотел поднять престижность его профессии и возбудить интерес у людей к чтению книг вообще и его книг в частности. Хитер! Ничего не скажешь!"
— Я понял Вас. Но и Вы поймите правильно меня. Я уже один раз влип в подобную историю. Оказаться снова в такой же ситуации мне не хочется. Поэтому, Вы не возражаете, если я, прежде чем займусь Вашей просьбой, сначала свяжусь с дежурным в комиссии по охране общественного порядка?
Посетитель, по-видимому, возражал, но не посмел противиться действиям Хесслера.
— Добрэ, дежурный по КоПОП! — молниеносно отозвались на другом конце связи.
Добрэ внимательно, не перебивая, выслушал Хесслера. Затем наступила очередь Дитмара чутко слушать дежурного, после чего он повернулся к ожидавшему молодому человеку и с вежливой улыбкой произнес.
— Извините пожалуйста! Но Вы опоздали со своей просьбой всего лишь на двадцать пять минут. Сейчас семь пятьдесят пять утра, а в семь часов тридцать минут комиссия общественного управления Земли оповестила всех о своем решении запретить искусственный вызов каких бы то ни было заболеваний у человека. Любители "острых ощущений" могут испытать все "прелести" больного зуба находясь в состоянии гипноза. Источник вызывания данных ощущений — подлинная запись того, что чувствовал Богатищев, записанная с него в период его нахождения в институте медицины, во время болезни. Все?
Хесслер еще раз участливо улыбнулся посетителю и посоветовал тому обратиться в Институт искусственного воздействия на сознание и органы чувств человека, где и находилась сейчас запись с Богатищева.
Сергей, добившись-таки определенной популярности литературы, разрешил использовать эту запись в данном институте.
Самого же Сергея после его выздоровления народ не оставил в "беде" на известном атолле, и по настоянию общественности Богатищев "освободился" намного раньше окончания своего срока наказания.
Вернувшись с далекого атолла, он решил отметить свое возвращение и пригласил к себе в гости главных действующих лиц нашумевшей истории.
В назначенный день пришли Пилс, Хесслер и Оонер. Христ и Добрэ, приглашенные также, в этот вечер были на дежурстве.
Немного удивил вначале Оонер, который отказался занять свое место рядом с товарищами в энерговосполнительном кресле. Он сел в обыкновенное, сославшись на то, что находясь в дороге, он заранее достаточно накапливает энергии, чтобы потом не отнимать времени на ее восполнение у других, более интересных дел.
Много времени для нахождения общего языка не потребовалось. Тему для беседы долго искать не пришлось. Плавно потекли воспоминания. Особым красноречием выделялся Хесслер. Он с юмором рассказывал о душевных муках Христа, чем не раз вызывал смех у остальных.
Неожиданно прервав свое повествование, Хесслер повернулся к молчавшему до сих пор Оонеру и спросил:
— Скажите, Адано, Вы может быть из другой плоти сотворены? Как у Вас хватило силы воли сделать эту операцию. Я бы и под страхом казни не смог! Хотя крови я на своей работе повидал.
Хесслер своим вопросом привлек к Оонеру внимание остальных.
Чем больше Оонер размышлял над ответом, тем более интриговал своих новых товарищей. Те сидели в ожидании чего-то ошеломляющего в откровениях "стоматолога" поневоле. Надежда их не подвела. Немного помолчав, потерев ладонью лоб, Оонер все-таки решился дать ответ.
— Не знаю, чем я рискую, может быть и очень многим. Но, по-моему, вы стоящие ребята, и все рассказанное мною вам здесь, дальше этого дома не выйдет. Удаление зуба, не самое страшное, вернее, не самое сложное, что мне приходилось делать. Я у своей жены в прошлом году вырезал аппендицит, а до этого сумел принять роды двоих наших с ней детей.
Даже для ожидавших сенсации собеседников Оонера, это было ударом грома среди песков пустыни на Марсе. Богатищев, Хесслер и Пилс были просто поражены. Они не решались самостоятельно анализировать признания Оонера, а ожидали продолжения откровений диспетчера с астероида. Может быть, это просто шутка такая?
— Да, да! Я не оговорился и не пошутил. Здесь с нами два медика, хотя я думаю, и не надо быть специалистом от медицины, чтобы понять, что я, моя жена и мои дети вот уже, кто десять лет, а кто меньше, живут и здравствуют без биологической оболочки. Нам пришлась не по вкусу жизнь в целлофановом пакете. Были когда-то такие. Точно, Сергей? Были? Вот уже десять лет я чувствую себя действительно живым существом, а не гомункулом с человеческим мозгом и человеческой душой.
Недолгое молчание. Поток мыслей проносился в головах слушавших Оонера. Мысли теснились в их мозгу, налетали одна на другую. А Оонер, не давая опомниться, от первых сенсационных признаний, продолжал:
— Я в ваших глазах выгляжу выродком, противопоставляющим себя всему обществу. Возможно я выродок. Но своих взглядов на эту проблему я никому не навязываю. Каждый должен существовать так, как он желает. Я жить в оболочке не хочу. Как можно назвать своих детей своими детьми, коли ты их зачал в пробирке? Как можно назвать питанием прием питательных веществ в энерговосполнительном кресле с восприятием запахов и вкусов через институт искусственного воздействия на сознание и органы чувств. Мне, десять лет назад удалось найти способ быстрого и безболезненного удаления защитной оболочки. С тех пор так живем. И мне не нужно одно их этих кресел. Сесть в кресло, набрать код шампанского, безболезненный укол, необходимые его составляющие введены в вас, а институт искусственного воздействия пошлет в ваш мозг ощущение вкуса и запаха напитка. Все равно, что со штепселем к розетке сесть.
У Богатищева первым прорезался голос.
— А Вы и питаетесь по старинке?
— А как же! У меня на AS-450 есть все, что я могу там держать. Фрукты растут, овощи, животных держу, рыбу развожу. Шмпанское не в кресле получаю, а прямо из бутылки вкушаю. Угостил бы Вас свойским шампанским, но... Не получится. Вы меня извините, но я здесь также восполню свой энергетический потенциал. Я, чтобы не вызывать удивления у других, кушаю в дороге. Времени с последнего приема пищи прошло немало.
Оонер достал из своего баула бутылку, бокал, пару бутербродов, явно не вегетарианских.
— Ваше здоровье!
Оонер выпил и стал закусывать. На него собеседники смотрели как на хомо сапиенса добывающего огонь.
— Постойте, Оонер, но вы убиваете животных!
У Пилса перед глазами возникло лицо Тточа, страдающего от своей несдержанности к любимой кошечке.
— Да! А что посоветуете делать? Залезать обратно в оболочку? Мой способ приготовления и приема пищи придуман не мной. Я лишь пользуюсь достижениями и опытом наших предков.
— Но ведь Вы должны быть зачипированы и закодированы. И не только Вы и Ваши близкие. Всех животных, что живут у Вас, общество их защиты не может оставить без чипов!
Оонер улыбнулся.
— Есть у меня козел отпущения. Он правда, козел. Небольшая операция и все чипы в его правой бульонке. Он в единственном числе страдает за всех в оболочке.
— Скажите, Оонер, — вступил последним в разговор Хесслер, — Вы один, вернее Ваша семья единственная такая, или уже есть последователи?
— Я не стану отвечать на Ваш вопрос, хотя... — Оонер на секунду смолк, — Хотя этими словами я уже на него ответил.
— Но законом не запрещена жизнь без оболочки. Зачем Вам скрывать все это? — недоумевал Хесслер.
— А долго ли принять подобный закон? И что будет, если хотя бы половина человечества захочет расстаться со своей оболочкой? Придется тогда заново возрождать медицину, развивать сельское хозяйство, осваивать пищевую промышленность. Это для многих покажется регрессом в обществе. Легко человека лишить оболочки, но тяжело его научить тащить зубы, делать операции и резать скот. Извините, я, возможно, дал вам повод, для не очень веселых размышлений, но честное слово, я не хотел портить вам вечера. Что-то меня сегодня понесло. Боюсь, как бы не потянуло в дальнейшем к пропаганде моего образа жизни. Я вас оставлю? К сожалению, мне пора. Завтра возвращаться домой, надо подготовиться. Будете неподалеку от моего астероида, прошу в гости к нам. Посмотрите на наше житье.
Утром раздался сигнал всеобщего оповещения. К каждому в гости пришел председатель.
— Внимание! Обращаюсь ко всему человечеству...
Речь докладывающего была непродолжительной, но всеобъемлющей. По вине ли, по неосторожности ли, определенными лицами был произведен опыт над человеком, что правда было сделано, по его же просьбе. Опыт не был продуман до конца, поэтому дальше ситуация зашла в тупик. Если кто-то имеет, какие-либо мысли, предложения, чтобы развязать затянувшийся узел, обращаться немедленно в комиссию.
Пилс получил указание разработать до мелочей теоретическую часть технологии удаления зуба. Хесслеру и Христу было поручено изготовление медикаментов и инструментов.
Время бежало. Добровольцев не находилось. Начались четвертые сутки. Богатищев терял рассудок от боли. С его уст слетали совсем незнакомые для окружающих его слова. Как будто он забыл общедоступный язык и общался со всеми на лишь ему понятном языке.
Пилса, Хесслера и Христа называли преступниками века. Требовали немедленного разбора их дела в комиссии. Призывали насильственного избавления от боли и лечения разрушенного зуба в камере общего восстановления. Требовали смещения председателя за нерешительность.
Мир ждал.
Нужно было что-нибудь решать.
На восемнадцать часов было назначено заседание комиссии общественного управления Земли.
В семнадцать в здание Института Медицины зашел высокий мужчина, с решительным лицом.
— Кто здесь Хесслер? — поинтересовался он у находившихся в камере Сергея сотрудников института.
— Я, — обернулся Дитмар.
— Еле-еле прорвался к вам! Народ на километр с лишним запрудил все пространство перед вашим институтом. У вас все готово?
— Что готово? — Хесслер не понимал незнакомого посетителя. — Кто вы?
— Я? Оонер. Адано Оонер. Хотя, конечно, Вам мое имя ничего не говорит. Я диспетчер с астероида АS-450. Прилетел вчера по делам на Землю. Еще в полете узнал о ваших сложностях. Могу предложить свою помощь. У вас все готово?
— Сложностях? Вы о каких сложностях? О больном зубе? Так вы можете удалить этот чертов зуб? Вернее то, что осталось от зуба? — наконец-то дошло до Хесслера.
— Да. Если вы позволите, я воспользуюсь при операции небольшим приспособлением типа автономного дыхательного аппарата. У меня нет гарантии, что выведенный вами "зубной микроб" не заразен. А для меня это небезопасно. Учить меня ничему не надо. Со всеми выкладками Пилса я ознакомился еще по дороге сюда. Потерпи, друг! Потерпи немного!
Последнее было адресовано уже Богатищеву.
Оонер взял инициативу на себя. Помог подняться похудевшему, с бледным, изнеможенным лицом, Сергею, усадил его в специально изготовленное и установленное в этом боксе кресло. Продезинфицировал руки.
Связь с камерой общего восстановления организма, которая по желанию Богатищева, натуральным образом стала для него камерой пыток, была почти с каждым домом на Земле.
От всеобщего облегченного вздоха, томившихся в ожидании у экранов людей, после того, как "исторический зуб" звонко стукнул о дно металлической урночки, вздрогнули сейсмографы даже в сейсмически спокойных районах планеты.
Боясь ошибиться в благополучности выполненной операции, люди не спешили отходить от экранов. Всматриваясь в лицо больного, они желали усмотреть в нем первые симптомы выздоровления.
И вот наконец, лицо Сергея начало приобретать розоватый оттенок. Глядя на него, можно было сделать вывод, что состояние больного улучшалось чуть ли не с каждой секундой. Глаза засветились осмысленностью, опухоль щеки начала опадать прямо на глазах.
Сергей впервые за эти четыре дня улыбнулся. Ослабленный болезнью он, не поднимаясь со своего спасительного кресла, слабо пожал руку диспетчеру с астероида.
— Спасибо! Спасибо, дорогой Адано! Еще бы полчаса, и меня бы насильно оздоровили камерой. Мне удалось выстрадать то, что пришлось пережить ему, моему герою. И теперь я понимаю его. А ведь до моего самозаражения, за один тот отрывок из письма, я хотел его провести в своей книге чуть ли не злодеем. А он, все-таки, неплохим парнем был. Но зуб... По-моему эта бесконечная боль может любого довести до чего угодно. А теперь, зная, что меня видит и слушает огромная масса людей, я хочу сделать официальное заявление. Все, что случилось со мною, произошло исключительно по моей вине. Я прошу, даже не прошу, а требую, не привлекать к ответственности всех тех, кто был причастен к моему делу. В своих страданиях повинен лишь я сам. И если я причинил своими действиями душевные мучения другим, я готов нести за это ответ.
Прошло немного времени, и люди, взбудораженные историей с больным зубом, постепенно успокоились. Герой этого эпизода Оонер, отбыл на свой астероид. Богатищев решением комиссии по расследованию нарушений морального кодекса занял место Тточа, который все-таки добился смягчения его наказания.
Сергей за время своего одиночества на атолле написал книгу. Нет, не историческую, над которой он работал до всем известной истории. А автобиографическую книгу, с простым названием — "Как у меня болел зуб". Без права ее распространения всеми видами общественной информации. Книгу можно было издать только, как книгу, в полном понятии этого слова.
Это издание вызвало фурор. Все существующие автоматы по производству книг, работали на полную мощность. Книгу, желающие ее приобрести, выхватывали прямо из машин.
Сергей в своей работе описал подробно каждую минуту болезни, каждую мысль, промелькнувшую в его голове за то время, каждый оттенок своих ощущений. Человечество вновь страдало вместе с Сергеем. Переживало снова всю его боль, все его муки душевные и физические. Чтение эпидемией охватывало человечество.
Хесслер, привыкший к тому, что при болезни Богатищева он находился в центре всеобщего внимания, в последнее время, не отягченный серьезно работой, скучал.
"Себе, что ли привить чего-нибудь?" — думал он, зная, что не станет этого делать.
Смена кончалась в восемь утра. В семь сорок в здание Института медицины вошел молодой человек с книгой под мышкой.
— Вы Хесслер? — спросил он поднявшегося навстречу Дитмара.
— Я. По-моему, меня в лицо теперь знают не только на Земле, но и далеко за ее пределами. Чем могу быть Вам полезен?
— Я хочу заболеть гриппом!
Сердце Хесслера участило свой ритм, ноги почему-то ослабли. Он осторожно приблизился к креслу и сел в него.
"Надо попросить Христа, чтобы недельку подержал меня в боксе, работающим в полную мощность, — пронеслось у него в голове. — Еще один сюрприз, и конец Хессу!"
— Вы не можете мне отказать! Чем я хуже Богатищева?
— Ну что же, хорошо, я Вас понял, только повторите, пожалуйста, чем же Вы хотите заболеть?
— Гриппом! Через два "П".
— Где вы это раскопали?
— Здесь, — посетитель протянул Хесслеру, принесенную с собой книгу, — В одном из сочинений Богатищева.
"Этот Богатищев — авантюрист! — подумал Хесслер. — Вся его выдумка совсем не для того, чтобы войти в образ того героя, а своего рода авантюра. Этой историей, возможно, он хотел поднять престижность его профессии и возбудить интерес у людей к чтению книг вообще и его книг в частности. Хитер! Ничего не скажешь!"
— Я понял Вас. Но и Вы поймите правильно меня. Я уже один раз влип в подобную историю. Оказаться снова в такой же ситуации мне не хочется. Поэтому, Вы не возражаете, если я, прежде чем займусь Вашей просьбой, сначала свяжусь с дежурным в комиссии по охране общественного порядка?
Посетитель, по-видимому, возражал, но не посмел противиться действиям Хесслера.
— Добрэ, дежурный по КоПОП! — молниеносно отозвались на другом конце связи.
Добрэ внимательно, не перебивая, выслушал Хесслера. Затем наступила очередь Дитмара чутко слушать дежурного, после чего он повернулся к ожидавшему молодому человеку и с вежливой улыбкой произнес.
— Извините пожалуйста! Но Вы опоздали со своей просьбой всего лишь на двадцать пять минут. Сейчас семь пятьдесят пять утра, а в семь часов тридцать минут комиссия общественного управления Земли оповестила всех о своем решении запретить искусственный вызов каких бы то ни было заболеваний у человека. Любители "острых ощущений" могут испытать все "прелести" больного зуба находясь в состоянии гипноза. Источник вызывания данных ощущений — подлинная запись того, что чувствовал Богатищев, записанная с него в период его нахождения в институте медицины, во время болезни. Все?
Хесслер еще раз участливо улыбнулся посетителю и посоветовал тому обратиться в Институт искусственного воздействия на сознание и органы чувств человека, где и находилась сейчас запись с Богатищева.
Сергей, добившись-таки определенной популярности литературы, разрешил использовать эту запись в данном институте.
Самого же Сергея после его выздоровления народ не оставил в "беде" на известном атолле, и по настоянию общественности Богатищев "освободился" намного раньше окончания своего срока наказания.
Вернувшись с далекого атолла, он решил отметить свое возвращение и пригласил к себе в гости главных действующих лиц нашумевшей истории.
В назначенный день пришли Пилс, Хесслер и Оонер. Христ и Добрэ, приглашенные также, в этот вечер были на дежурстве.
Немного удивил вначале Оонер, который отказался занять свое место рядом с товарищами в энерговосполнительном кресле. Он сел в обыкновенное, сославшись на то, что находясь в дороге, он заранее достаточно накапливает энергии, чтобы потом не отнимать времени на ее восполнение у других, более интересных дел.
Много времени для нахождения общего языка не потребовалось. Тему для беседы долго искать не пришлось. Плавно потекли воспоминания. Особым красноречием выделялся Хесслер. Он с юмором рассказывал о душевных муках Христа, чем не раз вызывал смех у остальных.
Неожиданно прервав свое повествование, Хесслер повернулся к молчавшему до сих пор Оонеру и спросил:
— Скажите, Адано, Вы может быть из другой плоти сотворены? Как у Вас хватило силы воли сделать эту операцию. Я бы и под страхом казни не смог! Хотя крови я на своей работе повидал.
Хесслер своим вопросом привлек к Оонеру внимание остальных.
Чем больше Оонер размышлял над ответом, тем более интриговал своих новых товарищей. Те сидели в ожидании чего-то ошеломляющего в откровениях "стоматолога" поневоле. Надежда их не подвела. Немного помолчав, потерев ладонью лоб, Оонер все-таки решился дать ответ.
— Не знаю, чем я рискую, может быть и очень многим. Но, по-моему, вы стоящие ребята, и все рассказанное мною вам здесь, дальше этого дома не выйдет. Удаление зуба, не самое страшное, вернее, не самое сложное, что мне приходилось делать. Я у своей жены в прошлом году вырезал аппендицит, а до этого сумел принять роды двоих наших с ней детей.
Даже для ожидавших сенсации собеседников Оонера, это было ударом грома среди песков пустыни на Марсе. Богатищев, Хесслер и Пилс были просто поражены. Они не решались самостоятельно анализировать признания Оонера, а ожидали продолжения откровений диспетчера с астероида. Может быть, это просто шутка такая?
— Да, да! Я не оговорился и не пошутил. Здесь с нами два медика, хотя я думаю, и не надо быть специалистом от медицины, чтобы понять, что я, моя жена и мои дети вот уже, кто десять лет, а кто меньше, живут и здравствуют без биологической оболочки. Нам пришлась не по вкусу жизнь в целлофановом пакете. Были когда-то такие. Точно, Сергей? Были? Вот уже десять лет я чувствую себя действительно живым существом, а не гомункулом с человеческим мозгом и человеческой душой.
Недолгое молчание. Поток мыслей проносился в головах слушавших Оонера. Мысли теснились в их мозгу, налетали одна на другую. А Оонер, не давая опомниться, от первых сенсационных признаний, продолжал:
— Я в ваших глазах выгляжу выродком, противопоставляющим себя всему обществу. Возможно я выродок. Но своих взглядов на эту проблему я никому не навязываю. Каждый должен существовать так, как он желает. Я жить в оболочке не хочу. Как можно назвать своих детей своими детьми, коли ты их зачал в пробирке? Как можно назвать питанием прием питательных веществ в энерговосполнительном кресле с восприятием запахов и вкусов через институт искусственного воздействия на сознание и органы чувств. Мне, десять лет назад удалось найти способ быстрого и безболезненного удаления защитной оболочки. С тех пор так живем. И мне не нужно одно их этих кресел. Сесть в кресло, набрать код шампанского, безболезненный укол, необходимые его составляющие введены в вас, а институт искусственного воздействия пошлет в ваш мозг ощущение вкуса и запаха напитка. Все равно, что со штепселем к розетке сесть.
У Богатищева первым прорезался голос.
— А Вы и питаетесь по старинке?
— А как же! У меня на AS-450 есть все, что я могу там держать. Фрукты растут, овощи, животных держу, рыбу развожу. Шмпанское не в кресле получаю, а прямо из бутылки вкушаю. Угостил бы Вас свойским шампанским, но... Не получится. Вы меня извините, но я здесь также восполню свой энергетический потенциал. Я, чтобы не вызывать удивления у других, кушаю в дороге. Времени с последнего приема пищи прошло немало.
Оонер достал из своего баула бутылку, бокал, пару бутербродов, явно не вегетарианских.
— Ваше здоровье!
Оонер выпил и стал закусывать. На него собеседники смотрели как на хомо сапиенса добывающего огонь.
— Постойте, Оонер, но вы убиваете животных!
У Пилса перед глазами возникло лицо Тточа, страдающего от своей несдержанности к любимой кошечке.
— Да! А что посоветуете делать? Залезать обратно в оболочку? Мой способ приготовления и приема пищи придуман не мной. Я лишь пользуюсь достижениями и опытом наших предков.
— Но ведь Вы должны быть зачипированы и закодированы. И не только Вы и Ваши близкие. Всех животных, что живут у Вас, общество их защиты не может оставить без чипов!
Оонер улыбнулся.
— Есть у меня козел отпущения. Он правда, козел. Небольшая операция и все чипы в его правой бульонке. Он в единственном числе страдает за всех в оболочке.
— Скажите, Оонер, — вступил последним в разговор Хесслер, — Вы один, вернее Ваша семья единственная такая, или уже есть последователи?
— Я не стану отвечать на Ваш вопрос, хотя... — Оонер на секунду смолк, — Хотя этими словами я уже на него ответил.
— Но законом не запрещена жизнь без оболочки. Зачем Вам скрывать все это? — недоумевал Хесслер.
— А долго ли принять подобный закон? И что будет, если хотя бы половина человечества захочет расстаться со своей оболочкой? Придется тогда заново возрождать медицину, развивать сельское хозяйство, осваивать пищевую промышленность. Это для многих покажется регрессом в обществе. Легко человека лишить оболочки, но тяжело его научить тащить зубы, делать операции и резать скот. Извините, я, возможно, дал вам повод, для не очень веселых размышлений, но честное слово, я не хотел портить вам вечера. Что-то меня сегодня понесло. Боюсь, как бы не потянуло в дальнейшем к пропаганде моего образа жизни. Я вас оставлю? К сожалению, мне пора. Завтра возвращаться домой, надо подготовиться. Будете неподалеку от моего астероида, прошу в гости к нам. Посмотрите на наше житье.
