«Перестаралась», - горько подумала она про себя, вздохнула, выключила свет, сбросила полотенце, легла рядом и, обняв Григория, плотно прижалась к нему. Странно, но в том состоянии, в котором она находилась в то время, она боялась, что не уснет вообще, однако быстро погрузилась в сон, который почему-то и без его неземных ласк оказался очень и очень сладким. Наверное потому, что она очень счастлива и без того была в этот день.
Не стоит говорить о последующих выходных днях. Их лучше по-новому пережить, чем говорить о них.
Господи!
Думала ли она неделю назад, что будет жить в одной квартире с Григорием, любимым ею человеком и, очень ей хотелось надеяться, что любящим человеком ездить на работу на престижной машине и просто быть счастливой.
Она чувствовала, долгов теперь за ним с этой квартирой и с этой машиной висит немерено, но ей почему-то было не страшно. Почему-то она была уверена, что все он разрулит, все растрясет, последние ненастные облачка убегут с их горизонта.
Одного она боялась. Вдруг нежданно, негаданно, он позвонит ей с дороги и скажет, мол, прости, но я срочно должен уехать. Ничего не могу сейчас объяснить, все расскажу потом, после. И пропадет. На две, как было, или может быть на большее количество недель. Он непредсказуем и не обязателен, потому как так и не объяснил ей до сих пор, что за неведомая сила в прошлый раз сорвала его отсюда.
А его, так называемое, бегство было оправданным.
Когда Григорий отъезжал до телеграфа от ее дома, сначала позвонил к себе домой, сказал сыну, что задержится еще на неделю, а может быть даже на две. Приехал на телеграф, дал телеграмму в филиал, просил две недели отпуска за свой счет.
Проехал по магазинам, прикупил кое-что на вечер, и тут — звонок. Звонила ему подруга жены, Вика, мол, жена в реанимации, наглоталась таблеток, кто-то из доброжелателей позвонил, рассказал ей, что Григорий другую здесь нашел, помоложе ее, домой уже возвращаться не собирается. Состояние критическое, он может не успеть.
Что он мог рассказать Инне? Чтобы она еще одну вину себе на милую шейку повесила? Ей и так от него, бедной, достается. Позвонил ей, просто сказал, нужно уехать и рванул домой.
Летел по трассе словно сумасшедший, проклиная и себя, и "доброжелателя".
Даже и не мог подумать, что сможет так быстро добраться до своего города. Сразу приехал в больницу. Назвал фамилию в приемном покое. Да, действительно жена в реанимации.
— А Вика? Вика работает сегодня?
— Какая Вика? Виктория Александровна?
— Да, Александровна.
— Работает. Эй, вы куда? Мужчина! Вы куда. Нельзя туда! Я сейчас милицию вызову.
Да хоть ОМОН!
Он бегом взбежал на четвертый этаж. Нашел нужное отделение. Нужную палату. На кровати лежала жена. Но не в том состоянии, в котором он ожидал ее увидеть. Она была заплаканной, но пьяной. Напротив нее сидела ее подруга в таком же состоянии. На тумбочке стояла почти пустая бутылка коньяка, лежала коробка конфет.
— И что это значит?
— Это у тебя, мой дорогой, спросить нужно, что это значит. Нашел там молодуху себе, а нас с сыном бросил?
— Все понятно! Какие же вы дуры!
Ушел, хлопнув за собою дверью.
Подруга жены в реанимации работает, вот они на пару и провернули такую аферу.
Григорий хотел в злости плюнуть на все и всех, и сразу уехать обратно, уехать к Инне. Практически уже почти поехал, но потом, подумав, решил, что им даст одна лишняя неделя, даже две. Что будет потом, по прошествии этого времени. Как поступить дальше? Его и до этой дурацкой бабьей выходки уже домой совсем не тянуло, а после этого случая, с так называемым отравлением, вообще стало там все тяготить. Он решил провести на месте некоторые мероприятия, чтобы вернуться к Инне принцем на белом коне, а не ощипанным зябликом на поясе у охотника.
Первым делом решил с работой, благо проблем больших не было, все там же, но только уже в городе Инны. Просто именно, как надо было, так все и получилось.
Объяснился с сыном и женой. Тяжело было с сыном, хотя, как Григорию показалось, сын в итоге отца понял, вел себя как мужик. Ни упреков, ни показных обид. С женой легче, истерика, в которой явственно проглядывалась фальшь. Не стал подавать на развод лишь потому, что достаточно для нее того, что он уходит, чтобы выбить ее из колеи. Усугублять не хотелось. Пусть сначала привыкнет к тому, что придется дальше жить без него.
Попросил в городе Инны знакомых подобрать здесь подходящую квартиру. Помог один из коллег, неплохим оказался вариант, в дальнейшем квартиру можно было совсем выкупить.
Машина? И здесь не обошлось без знакомых. Жене одного из приятелей отец новую подарил, покруче. Так что машина, которую он хотел презентовать Инне, не дорого ему досталась.
Оставалось самое сложное. Как вернуться к Инне? Как вернуться, если ушел с таким фоном. Оставил, практически обманув ее. Хотелось чего-то такого придумать, чтобы немного, на время, оттянуть все упреки и оправдания. Хотя терпения на придумки не хватало. Хотелось к ней, хотелось невыносимо. Тянуло к ней с неимоверной силой.
И вот сложилось, повезло, он спрятался за ее домом и, выглядывая из-за угла, случайно заметил ее. Инна проходила мимо дома, как раз в сторону того, их магазина. А вдруг... А как в первый раз. В том же магазине, на том же самом месте. Григорий с места рванул так, словно от этого разгона не только их судьба зависела, а судьба всего человечества.
Обогнал ее, поставил машину, забежал, встал у той же полки...
Как же ему было жалко девушку. У самого чуть слезы ручьем не потекли, хотя слезу из него пытками вряд ли вытянешь. Как же ему было ее жалко! Бедная, любимая им, и им же обижаемая. Почему всегда получается так, что обижают больше всего тех, кого больше всего любят? С трудом сдерживая себя от эмоций, стараясь не показать свое состояние голосом, он повел ее к своей машине.
Ему казалось, что она будет всему безумно рада. Рада всему тому, что он хотел преподнести и преподнес ей в тот вечер. А она как-то безучастно и равнодушно отнеслась ко всему. Ему было даже немного обидно в тот момент. Ведь в первую очередь ему хотелось доставить приятное ей. Но в течении вечера, глядя в ее глаза, он понял, что ей ничего не надо кроме одного. Инне нужен был он, Григорий. Принцем он вернулся или зябликом, ей было все равно, главное, что он вернулся. Главное для нее, что они снова вместе. Хотя в глазах ее нет-нет, да и проскальзывало недоверие к тому, что происходит, недоверие к его словам и его обещаниям.
Тяжело было понять, почему дальше все так получилось. Всю неделю он, как заведенный, гонялся. Вставал то в пять, то в шесть, а то вообще в четыре часа утра. А тут, она рядом, чистая постель, горячая ванна и нега ожидания. Он ждал, он торопил ее мысленно, а она все не приходила. А он уснул, паразит, как она любит говорить!
Григорий все-таки проснулся потом ночью, Инна, крепко прижавшись к нему, спала. Он тихонечко повернулся к ней и долго и нежно целовал ее закрытые глазки, пухленькие щечки, к губкам очень легонько притрагивался. Она так потом, после его прикосновений, мило причмокивала, словно смаковала его легкий, почти воздушный поцелуй. И ему страшно хотелось припасть к этим причмокивающим губкам. Но он не стал ее дальше мучить, прижал покрепче к себе и, несмотря на огромное желание, все же смог, немного погодя, уснуть. Ничего страшного в этом не было. Слишком велико было все-таки напряжение в тот день. Выходные дни потом для них были более чем насыщенными. Ведь они так за это время друг по другу соскучились! И как же они до того времени, когда познали друг друга, жили? Не дети уже, но все с ними всегда, как будто в первый раз, как будто все сызнова, как будто все ранее не прочувствованное.
Он не мог насладиться ей. До чего же она хороша, его любимая. Сколько же в ней нежности, необычно совмещающейся со страстью. И все в ней прекрасно, и все в ней желанно, и все в ней ненасытно для него. Нет предела насыщения ей. И совсем нет желания, чтобы он когда-нибудь появился.
На следующий день она позвонила. Сообщила, мол, мама просила ее приехать, погостить с ночёвкой, она у нее из староверов, в смысле морали и нравственности. Для нее понятия гражданский муж, да еще женатый, не существует. Так что пока его смотрины откладываются. А Инна боится, что, вернувшись от мамы, не застанет Григория в этой квартире. Его снова куда-то сметет, и он пропадет снова на некоторое время.
А она переживала. Она боялась. Что все это не навсегда, что все это кратковременно.
— Перестань ради бога! Ни о чем не думай и ничего не бойся! Не для того ты столько стерпела, чтобы все вдруг повторилось в худшем из вариантов. Все будет хорошо. Не просто хорошо, а все будет очень хорошо и все будет с каждым днем все лучше и лучше. И приезжай скорее, так хочется, лежа в кровати, ожидать, когда твои голенькие ступни прошуршат из ванной сюда, в спальню, к кровати. Провел треть своей жизни в командировках и никогда ни о чем не жалел, а сегодня жалею, что эта ночь пройдет без тебя. Приезжай, я уже так по тебе соскучился! Ничего теперь в жизни не боюсь, боюсь только разлуки с тобой!
Книжки бы тебе писать. Писатель. Болтун, с улыбкой продумала она, заканчивая с ним этот разговор.
Наше время.
А Инна в тот вечер тоже долго не могла заснуть. Он все понял про Лизу! И теперь он не оставит ее в покое. О его настойчивости можно слагать легенды.
И что делать ей? А может бросить насиженное гнездышко, взять дочку и ...
Глупости!
Какие глупости!
Муж, Саша, он с ума сойдет, если она уйдет от него. Хотя… Не видит она в нем той любви к дочке, которая должна быть у настоящего отца. Оно так и должно быть. Он не отец. Он хороший, он очень любит ее, но вот Лизоньке настоящей отцовской любви не хватает.
Терзаясь в мыслях, она все же уснула, и ей, как и Григорию в эту ночь, так же приснился сон. Удивительный сон. В ярких и сочных красках.
Почему небо такое разноцветное? Красное, оранжевое, желтое… Господи! Да оно всех цветов радуги! Нет, это радуга во все небо. Какая-то неведомая сила растянула радугу от одной стороны горизонта до второй. И там, где концы разных цветов радуги на горизонте соприкасаются с землей, обозначается что-то того же цвета.
Красный. Под красным полыхает огонь. Но это не всепожирающий страшный огонь, а умиротворяющий огонь заката, потому что рядом, под оранжевым — солнце. Наше родное солнышко покоится под оранжевым цветом неба. Желтый цвет породил под собой огромный луг одуванчиков. Цвет жизни — зеленый касается макушек хвойного леса. Из-под голубого участка радуги видны кусочки голубого неба, которое плавно переходит в синеву морского простора, в котором полощется голубой цвет радужного неба. Фиолетовый…
Фиолетовый!
А вот что под фиолетовым понять невозможно. Сливается что-то. Наверное, долго смотрела на яркие цвета неба, и вот теперь глаза просто устали. Надо подойти поближе. И глаза отдохнут, и вблизи рассмотреть лучше можно. Но что это? Чем ближе она подходит, тем дальше от нее отдаляется горизонт? Ах! Да! К горизонту нельзя приблизиться. Но и удалиться он не может. А он удаляется! А что, если вернуться обратно? Нет, ближе он не стал. Так что же под фиолетовым цветом?
Птичка! Птичка-синичка, ты быстрая, слетай, посмотри, что там под цветом фиалок? Может быть, ты сможешь подлететь ближе и понять, что там? Птичка пискнула, метнулась вверх и исчезла в разноцветье неба.
Инна проводила взглядом птаху, потом упала на ромашковый луг, раскинула руки, какое-то странное появилось жжение в груди, вроде оно тревожит, но приятно тревожит.
Потому что пришел он!
Он присел рядом, словно маленькую, нежно погладил по головке, наклонился и нежно прошептал на ушко:
— Все хорошо! Не беспокой свою замечательную головку. Просто вспомни! Вспомни вечер на берегу, на том полуостровке. Наш с тобою волшебный вечер. А тогда было уже достаточно поздно, миллиарды звезд подсматривали за нами, огромная полная Луна бесстыже держала над нами свечку. А нам было плевать на миллиарды глаз, наблюдающих за нами. Нам в темноте сияли только глаза друг друга. А помнишь, какого цвета был вечер? Он был фиолетового цвета! Там, на горизонте, цвет нашей любви и цвет нашего счастья! Это самый замечательный цвет для нас! И поэтому…
Она проснулась. С минуту не могла понять, куда подевалось сказочное по своей расцветке небо. Когда поняла, улыбнулась, что в последнее время давно уже с ней не случалось, закрыла глаза и быстро снова уснула.
Семь лет назад.
Григорий уже долго топтал землю, прожил не так уж и мало лет, но все эти годы существования не стоят одного месяца, проведённого вместе с Инной. А ведь стоило существовать столько времени всуе, чтобы прожить потом этот чудесный месяц.
Как же приятно, приезжая вечером домой, встречать ее прелестную улыбку в прихожей, слышать ее неповторимый по нежности голос. Как же бесценно для него Иннино внимание к нему. Ее забота о нем. Ее беспокойство, вкусно ли она приготовила, правильно ли она подала, ничего ли не упустила она в...
Все было замечательно, все было вкусно, а уж вкуса от того, что с ними происходило в постели ни передать, ни описать невозможно. Это было чудо из чудес! А чудес в жизни не бывает, поэтому описать все это обычному человеку невозможно. Мало того, его каждую ночь ожидало что-то новое, он каждую ночь открывал для себя в девушке что-то ранее им не познанное. Григорий по квадратному миллиметру изучал ее прекрасное тело и каждый миллиметр, каждую морщинку, каждую родинку, каждый прыщик ласкал нежным поцелуем.
И она не обходила его своими ласками, и ласки Инны просто вводили Григория в бессознательное состояние с чувством великого наслаждения.
А каким же было послевкусие произошедшего. С одной стороны казалось, что он побывал под кузнечным прессом, но с другой стороны, спустя некоторое время возникало огромное желание угодить снова под этот пресс.
А бывало иначе, но с не меньшим наслаждением. Он словно попадал в нежный речной водоворот, который затягивал, а выплывать не хотелось, хотелось наоборот все глубже и глубже тонуть в нем. Тело от нежности распадалось на молекулы, на атомы, он себя уже не чувствовал, но ощущал ее нежную страсть и ее естество, поглощающее его.
Был замечательный летний день, выходной, воскресенье. Инна покатала Григория по городу. Они заехали в то кафе, где когда-то сидели на первом свидании, привыкая друг к другу и изучая друг друга. Съездили на водохранилище, в то место, где Григорий в первый раз поцеловал девушку. Провезла Инна его по местам, так сказать, их боевой славы.
Затем заехали в их магазин. Они стояли у полки с кефиром, в магазин зашел молодой человек, увидав Инну, он с улыбкой направился в ее сторону. Она, увидев его, сильно смутилась, быстро опустила глаза. Григорий, заметивший перемены в своей спутнице, внимательно осмотрел вошедшего. Молод, красив, атлетичная фигура, судя по одежде - успешен в жизни, коли судить по взгляду, очень даже неглуп.
Не стоит говорить о последующих выходных днях. Их лучше по-новому пережить, чем говорить о них.
***
Господи!
Думала ли она неделю назад, что будет жить в одной квартире с Григорием, любимым ею человеком и, очень ей хотелось надеяться, что любящим человеком ездить на работу на престижной машине и просто быть счастливой.
Она чувствовала, долгов теперь за ним с этой квартирой и с этой машиной висит немерено, но ей почему-то было не страшно. Почему-то она была уверена, что все он разрулит, все растрясет, последние ненастные облачка убегут с их горизонта.
Одного она боялась. Вдруг нежданно, негаданно, он позвонит ей с дороги и скажет, мол, прости, но я срочно должен уехать. Ничего не могу сейчас объяснить, все расскажу потом, после. И пропадет. На две, как было, или может быть на большее количество недель. Он непредсказуем и не обязателен, потому как так и не объяснил ей до сих пор, что за неведомая сила в прошлый раз сорвала его отсюда.
А его, так называемое, бегство было оправданным.
Когда Григорий отъезжал до телеграфа от ее дома, сначала позвонил к себе домой, сказал сыну, что задержится еще на неделю, а может быть даже на две. Приехал на телеграф, дал телеграмму в филиал, просил две недели отпуска за свой счет.
Проехал по магазинам, прикупил кое-что на вечер, и тут — звонок. Звонила ему подруга жены, Вика, мол, жена в реанимации, наглоталась таблеток, кто-то из доброжелателей позвонил, рассказал ей, что Григорий другую здесь нашел, помоложе ее, домой уже возвращаться не собирается. Состояние критическое, он может не успеть.
Что он мог рассказать Инне? Чтобы она еще одну вину себе на милую шейку повесила? Ей и так от него, бедной, достается. Позвонил ей, просто сказал, нужно уехать и рванул домой.
Летел по трассе словно сумасшедший, проклиная и себя, и "доброжелателя".
Даже и не мог подумать, что сможет так быстро добраться до своего города. Сразу приехал в больницу. Назвал фамилию в приемном покое. Да, действительно жена в реанимации.
— А Вика? Вика работает сегодня?
— Какая Вика? Виктория Александровна?
— Да, Александровна.
— Работает. Эй, вы куда? Мужчина! Вы куда. Нельзя туда! Я сейчас милицию вызову.
Да хоть ОМОН!
Он бегом взбежал на четвертый этаж. Нашел нужное отделение. Нужную палату. На кровати лежала жена. Но не в том состоянии, в котором он ожидал ее увидеть. Она была заплаканной, но пьяной. Напротив нее сидела ее подруга в таком же состоянии. На тумбочке стояла почти пустая бутылка коньяка, лежала коробка конфет.
— И что это значит?
— Это у тебя, мой дорогой, спросить нужно, что это значит. Нашел там молодуху себе, а нас с сыном бросил?
— Все понятно! Какие же вы дуры!
Ушел, хлопнув за собою дверью.
Подруга жены в реанимации работает, вот они на пару и провернули такую аферу.
Григорий хотел в злости плюнуть на все и всех, и сразу уехать обратно, уехать к Инне. Практически уже почти поехал, но потом, подумав, решил, что им даст одна лишняя неделя, даже две. Что будет потом, по прошествии этого времени. Как поступить дальше? Его и до этой дурацкой бабьей выходки уже домой совсем не тянуло, а после этого случая, с так называемым отравлением, вообще стало там все тяготить. Он решил провести на месте некоторые мероприятия, чтобы вернуться к Инне принцем на белом коне, а не ощипанным зябликом на поясе у охотника.
Первым делом решил с работой, благо проблем больших не было, все там же, но только уже в городе Инны. Просто именно, как надо было, так все и получилось.
Продал квартиру мамы, которую та успела подарить ему перед своей смертью. На нее давно уже был покупатель, да Григорий все не решался продать. Все оттого очень быстро получилось.
Объяснился с сыном и женой. Тяжело было с сыном, хотя, как Григорию показалось, сын в итоге отца понял, вел себя как мужик. Ни упреков, ни показных обид. С женой легче, истерика, в которой явственно проглядывалась фальшь. Не стал подавать на развод лишь потому, что достаточно для нее того, что он уходит, чтобы выбить ее из колеи. Усугублять не хотелось. Пусть сначала привыкнет к тому, что придется дальше жить без него.
Попросил в городе Инны знакомых подобрать здесь подходящую квартиру. Помог один из коллег, неплохим оказался вариант, в дальнейшем квартиру можно было совсем выкупить.
Машина? И здесь не обошлось без знакомых. Жене одного из приятелей отец новую подарил, покруче. Так что машина, которую он хотел презентовать Инне, не дорого ему досталась.
Оставалось самое сложное. Как вернуться к Инне? Как вернуться, если ушел с таким фоном. Оставил, практически обманув ее. Хотелось чего-то такого придумать, чтобы немного, на время, оттянуть все упреки и оправдания. Хотя терпения на придумки не хватало. Хотелось к ней, хотелось невыносимо. Тянуло к ней с неимоверной силой.
И вот сложилось, повезло, он спрятался за ее домом и, выглядывая из-за угла, случайно заметил ее. Инна проходила мимо дома, как раз в сторону того, их магазина. А вдруг... А как в первый раз. В том же магазине, на том же самом месте. Григорий с места рванул так, словно от этого разгона не только их судьба зависела, а судьба всего человечества.
Обогнал ее, поставил машину, забежал, встал у той же полки...
Как же ему было жалко девушку. У самого чуть слезы ручьем не потекли, хотя слезу из него пытками вряд ли вытянешь. Как же ему было ее жалко! Бедная, любимая им, и им же обижаемая. Почему всегда получается так, что обижают больше всего тех, кого больше всего любят? С трудом сдерживая себя от эмоций, стараясь не показать свое состояние голосом, он повел ее к своей машине.
Ему казалось, что она будет всему безумно рада. Рада всему тому, что он хотел преподнести и преподнес ей в тот вечер. А она как-то безучастно и равнодушно отнеслась ко всему. Ему было даже немного обидно в тот момент. Ведь в первую очередь ему хотелось доставить приятное ей. Но в течении вечера, глядя в ее глаза, он понял, что ей ничего не надо кроме одного. Инне нужен был он, Григорий. Принцем он вернулся или зябликом, ей было все равно, главное, что он вернулся. Главное для нее, что они снова вместе. Хотя в глазах ее нет-нет, да и проскальзывало недоверие к тому, что происходит, недоверие к его словам и его обещаниям.
Тяжело было понять, почему дальше все так получилось. Всю неделю он, как заведенный, гонялся. Вставал то в пять, то в шесть, а то вообще в четыре часа утра. А тут, она рядом, чистая постель, горячая ванна и нега ожидания. Он ждал, он торопил ее мысленно, а она все не приходила. А он уснул, паразит, как она любит говорить!
Григорий все-таки проснулся потом ночью, Инна, крепко прижавшись к нему, спала. Он тихонечко повернулся к ней и долго и нежно целовал ее закрытые глазки, пухленькие щечки, к губкам очень легонько притрагивался. Она так потом, после его прикосновений, мило причмокивала, словно смаковала его легкий, почти воздушный поцелуй. И ему страшно хотелось припасть к этим причмокивающим губкам. Но он не стал ее дальше мучить, прижал покрепче к себе и, несмотря на огромное желание, все же смог, немного погодя, уснуть. Ничего страшного в этом не было. Слишком велико было все-таки напряжение в тот день. Выходные дни потом для них были более чем насыщенными. Ведь они так за это время друг по другу соскучились! И как же они до того времени, когда познали друг друга, жили? Не дети уже, но все с ними всегда, как будто в первый раз, как будто все сызнова, как будто все ранее не прочувствованное.
Он не мог насладиться ей. До чего же она хороша, его любимая. Сколько же в ней нежности, необычно совмещающейся со страстью. И все в ней прекрасно, и все в ней желанно, и все в ней ненасытно для него. Нет предела насыщения ей. И совсем нет желания, чтобы он когда-нибудь появился.
На следующий день она позвонила. Сообщила, мол, мама просила ее приехать, погостить с ночёвкой, она у нее из староверов, в смысле морали и нравственности. Для нее понятия гражданский муж, да еще женатый, не существует. Так что пока его смотрины откладываются. А Инна боится, что, вернувшись от мамы, не застанет Григория в этой квартире. Его снова куда-то сметет, и он пропадет снова на некоторое время.
А она переживала. Она боялась. Что все это не навсегда, что все это кратковременно.
— Перестань ради бога! Ни о чем не думай и ничего не бойся! Не для того ты столько стерпела, чтобы все вдруг повторилось в худшем из вариантов. Все будет хорошо. Не просто хорошо, а все будет очень хорошо и все будет с каждым днем все лучше и лучше. И приезжай скорее, так хочется, лежа в кровати, ожидать, когда твои голенькие ступни прошуршат из ванной сюда, в спальню, к кровати. Провел треть своей жизни в командировках и никогда ни о чем не жалел, а сегодня жалею, что эта ночь пройдет без тебя. Приезжай, я уже так по тебе соскучился! Ничего теперь в жизни не боюсь, боюсь только разлуки с тобой!
Книжки бы тебе писать. Писатель. Болтун, с улыбкой продумала она, заканчивая с ним этот разговор.
***
Наше время.
А Инна в тот вечер тоже долго не могла заснуть. Он все понял про Лизу! И теперь он не оставит ее в покое. О его настойчивости можно слагать легенды.
И что делать ей? А может бросить насиженное гнездышко, взять дочку и ...
Глупости!
Какие глупости!
Муж, Саша, он с ума сойдет, если она уйдет от него. Хотя… Не видит она в нем той любви к дочке, которая должна быть у настоящего отца. Оно так и должно быть. Он не отец. Он хороший, он очень любит ее, но вот Лизоньке настоящей отцовской любви не хватает.
Терзаясь в мыслях, она все же уснула, и ей, как и Григорию в эту ночь, так же приснился сон. Удивительный сон. В ярких и сочных красках.
Почему небо такое разноцветное? Красное, оранжевое, желтое… Господи! Да оно всех цветов радуги! Нет, это радуга во все небо. Какая-то неведомая сила растянула радугу от одной стороны горизонта до второй. И там, где концы разных цветов радуги на горизонте соприкасаются с землей, обозначается что-то того же цвета.
Красный. Под красным полыхает огонь. Но это не всепожирающий страшный огонь, а умиротворяющий огонь заката, потому что рядом, под оранжевым — солнце. Наше родное солнышко покоится под оранжевым цветом неба. Желтый цвет породил под собой огромный луг одуванчиков. Цвет жизни — зеленый касается макушек хвойного леса. Из-под голубого участка радуги видны кусочки голубого неба, которое плавно переходит в синеву морского простора, в котором полощется голубой цвет радужного неба. Фиолетовый…
Фиолетовый!
А вот что под фиолетовым понять невозможно. Сливается что-то. Наверное, долго смотрела на яркие цвета неба, и вот теперь глаза просто устали. Надо подойти поближе. И глаза отдохнут, и вблизи рассмотреть лучше можно. Но что это? Чем ближе она подходит, тем дальше от нее отдаляется горизонт? Ах! Да! К горизонту нельзя приблизиться. Но и удалиться он не может. А он удаляется! А что, если вернуться обратно? Нет, ближе он не стал. Так что же под фиолетовым цветом?
Птичка! Птичка-синичка, ты быстрая, слетай, посмотри, что там под цветом фиалок? Может быть, ты сможешь подлететь ближе и понять, что там? Птичка пискнула, метнулась вверх и исчезла в разноцветье неба.
Инна проводила взглядом птаху, потом упала на ромашковый луг, раскинула руки, какое-то странное появилось жжение в груди, вроде оно тревожит, но приятно тревожит.
Потому что пришел он!
Он присел рядом, словно маленькую, нежно погладил по головке, наклонился и нежно прошептал на ушко:
— Все хорошо! Не беспокой свою замечательную головку. Просто вспомни! Вспомни вечер на берегу, на том полуостровке. Наш с тобою волшебный вечер. А тогда было уже достаточно поздно, миллиарды звезд подсматривали за нами, огромная полная Луна бесстыже держала над нами свечку. А нам было плевать на миллиарды глаз, наблюдающих за нами. Нам в темноте сияли только глаза друг друга. А помнишь, какого цвета был вечер? Он был фиолетового цвета! Там, на горизонте, цвет нашей любви и цвет нашего счастья! Это самый замечательный цвет для нас! И поэтому…
Она проснулась. С минуту не могла понять, куда подевалось сказочное по своей расцветке небо. Когда поняла, улыбнулась, что в последнее время давно уже с ней не случалось, закрыла глаза и быстро снова уснула.
***
Семь лет назад.
Григорий уже долго топтал землю, прожил не так уж и мало лет, но все эти годы существования не стоят одного месяца, проведённого вместе с Инной. А ведь стоило существовать столько времени всуе, чтобы прожить потом этот чудесный месяц.
Как же приятно, приезжая вечером домой, встречать ее прелестную улыбку в прихожей, слышать ее неповторимый по нежности голос. Как же бесценно для него Иннино внимание к нему. Ее забота о нем. Ее беспокойство, вкусно ли она приготовила, правильно ли она подала, ничего ли не упустила она в...
Все было замечательно, все было вкусно, а уж вкуса от того, что с ними происходило в постели ни передать, ни описать невозможно. Это было чудо из чудес! А чудес в жизни не бывает, поэтому описать все это обычному человеку невозможно. Мало того, его каждую ночь ожидало что-то новое, он каждую ночь открывал для себя в девушке что-то ранее им не познанное. Григорий по квадратному миллиметру изучал ее прекрасное тело и каждый миллиметр, каждую морщинку, каждую родинку, каждый прыщик ласкал нежным поцелуем.
И она не обходила его своими ласками, и ласки Инны просто вводили Григория в бессознательное состояние с чувством великого наслаждения.
А каким же было послевкусие произошедшего. С одной стороны казалось, что он побывал под кузнечным прессом, но с другой стороны, спустя некоторое время возникало огромное желание угодить снова под этот пресс.
А бывало иначе, но с не меньшим наслаждением. Он словно попадал в нежный речной водоворот, который затягивал, а выплывать не хотелось, хотелось наоборот все глубже и глубже тонуть в нем. Тело от нежности распадалось на молекулы, на атомы, он себя уже не чувствовал, но ощущал ее нежную страсть и ее естество, поглощающее его.
Был замечательный летний день, выходной, воскресенье. Инна покатала Григория по городу. Они заехали в то кафе, где когда-то сидели на первом свидании, привыкая друг к другу и изучая друг друга. Съездили на водохранилище, в то место, где Григорий в первый раз поцеловал девушку. Провезла Инна его по местам, так сказать, их боевой славы.
Затем заехали в их магазин. Они стояли у полки с кефиром, в магазин зашел молодой человек, увидав Инну, он с улыбкой направился в ее сторону. Она, увидев его, сильно смутилась, быстро опустила глаза. Григорий, заметивший перемены в своей спутнице, внимательно осмотрел вошедшего. Молод, красив, атлетичная фигура, судя по одежде - успешен в жизни, коли судить по взгляду, очень даже неглуп.
