Мари опустила глаза. Да, она это знала.
Легкая и веселая Ангелика полностью соответствовала своему имени. И внешне была похожа на отца. Мари же была словно мать, а характер ее, тяжелый и неуступчивый, и вовсе делал замужество сложным предприятием.
Увы, большого приданого Софья Ивановна за своими дочерьми дать не могла, да более того, шли слухи о душевной болезни ее супруга. А в таком случае женщину весьма неохотно берут в жены.
- Я все сделаю, как вы скажете, маменька.
- Вот и правильно, дитя мое. И я сейчас говорю тебе – подружись с Наташенькой Суворовой, стань для нее не просто наставницей, но старшей сестрой, а то и матерью, чтобы она постоянно писала своему отцу о тебе. Капля камень точит, и когда он приедет, то будет искать в тебе не столько красоту, сколько хорошую мать для его дочери.
Мари скривила губы, и это не осталось незамеченным Софьей Ивановной.
- Конечно, у тебя будут и свои дети. Да и чего говорить о Наташе? Скоро она выйдет замуж и покинет отца, а ты и твои чада останутся с ним рядом надолго. Александр Суворов уже сейчас генерал-майор и Иван Бецкой высоко его ставит! О, даже очень высоко! Он говорит, что Суворов – военный гений, а ежели так, будущее твое за ним будет устроено.
- Он немолод уже.
- Так ведь то и хорошо. Немолод, богат, да еще и военный. Удачный случай, и ты останешься богатой вдовой. И будешь жить спокойно. И я буду при тебе или при Ангелике. Ах, дорогая, как меня утомляет вся эта мелочная возня! Свечи, мыло, хлеб, выгребные ямы, и надо еще не забывать кланяться кому положено, и писать благодарственные письма, и угождать то одному, то второму! Ах, были б у нас деньги!
- Маменька, я постараюсь! Я все сделаю!
- постарайся, душа моя. Я верю, у тебя все получится!
- Негодная девчонка только и говорит о своей матери, маменька то, маменька се…
- Это хуже. Но ежели правда то, что я слышала о княжне Прозоровской, она глупа и легкомысленна. И такая близость с дочерью у нее оттого, что сама Варвара Прозоровская во многом глупа и неразвита, ум ее, как у ребенка.
- Но что говорить девочке7
- Говори, что матери нет до нее никакого дела. Да она и не пишет, и не пытается встретиться с дочерью, и не обивает пороги институту, не подавала прошение императрице. Дочь ей просто не нужна, и если ты донесешь это до Наташи, она начнет искать опору в тебе.
- Маменька, это сложно.
- Постарайся, Мари. Говорят, скоро Суворов приедет в Петербург, просить императрицу о разводе, и конечно же, он увидится с дочерью. А ежели с ней, то и с тобой. Будь н такой, как Варвара, и он обязательно увлечется. А там… кто знает? Завяжется переписка, и мы найдем как привязать его покрепче.
- Как прикажете, маменька.
- Верь мне, дитя, я думаю только о твоем благе!
Мари верила.
Что такое нищета, она знала. И не хотела более повторения!
Суворов?
Ах, хоть бы и козел с рогами! Лишь бы не голод, не единственные чулки, которые приходится штопать со слезами, не выстывшая за ночь убогая комнатенка, из которой от холода удрали даже тараканы…
Уж верно, маменька плохого не посоветует!
Даша оклемалась быстро. Кажется, только вчера привезли… нет, третьего дня, а сегодня она уже стоит в дверях, мнется.
- Разрешите, барыня?
- Заходи, Дашенька. Как ты себя чувствуешь?
Даша сделала шаг вперед, второй – и буквально упала к Вариным ногам. Хорошо, на Варю столбняк напал, а то б точно отпрыгнула на два метра с визгом.
- Барыня! Варвара Ивановна! Век за вас бога молить буду! Дозволите служить вам?
Варя только вздохнула.
- Дозволю, мы ж о том переговорили уже, и при себе оставлю, и деньгами не обижу. И сын твой при тебе будет, вместе с Аркашей воспитаем. Тридцать рублей в год и отрез на платье. Так отец распорядился. Согласна?
- Барыня, я и так… убивать будут – не уйду!
За эти дни Даша много чего передумала. Получалось так, что судьба ей была или под мостом от кровотечения погибнуть, или замерзнуть где, или на панель пойти. И ребеночек ее не выжил бы. А если б нашли беглую…
Тогда смерть.
Получается, барыня ей новую жизнь дала, свободу дала, и сыну ее, он же теперь тоже свободным считается, Ванечка ее, и гнать не собирается… Даша, конечно, еще порасспрашивала дворню, как тут не спросить? Но… плохо о барыне не говорили.
Точнее, не очень плохо.
Уехала-то Варвара десять лет назад, за это время кто поменялся, кто и позабыл что. Так что… барыня какая? Да обычная!
В юности в девках засиделась, это есть, папенька у нее мот и картежник, приданое за ней дать не мог, барыня и бесилась чуток. Правда, так, чтобы дворню сечь или мучить – такого не было. По щекам отхлестать могла, но за дело. Вот по амурным делам… ну, бывало! С шестнадцати лет, а то и раньше, и любовников у нее было к замужеству уж четверо или пятеро, это не считая лакеев. А и то – когда ж еще жизни радоваться?*
*- не фантазия, увы. Есть и такая версия. Прим. авт.
Потом барыня замуж вышла, уехала, и все с мужем то туда, то сюда… расходились они уж с супругом несколько лет назад, но тогда их помирили. А в начале лета приехала она к папеньке, уже в тягости, и с мужем у нее вроде как все. Тот посчитал, да и решил, что сынок не от него.
Слово за слово, так и расстались. Может, и опять сойдутся.
Но барыня себя чувствовала плохо, все чаще лежала, капризничала, но сечь никого не велела, не злая она так-то. Лекари к ней ходили, аптекари… А после родов читать взялась. Газеты, журналы, книги какие то покупает, то выписывает… то дело барское!
*- опять-таки, легкий домысел автора, но две предыдущих беременности у Варвары Ивановны закончились выкидышами, так что эта беременность наверняка давалась ей тяжело. Прим. авт.
Вот, в храмы ездить почала, может, уверовала?
Это ж дело такое, она после родов неделю, почитай, в горячке лежала, едва выходили! Всякий поменяется!
Даша (она и о себе старалась думать, как о Даше), смотрела снизу вверх на свою благодетельницу, но злости не видела. И раздражения. И…
- Встань, Даша, - заговорила Варвара Ивановна. - И садись в кресло, мне поговорить с тобой надобно, а голову все время закидывать – поди, шея заболит.
Даша повиновалась.
- Слушаю, барыня?
- Дашенька, я тебя неволить не хочу, но… мне позарез нужно будет во Францию съездить. И скоро уж, примерно через месяц. Ненадолго, прокатимся, да и вернемся. Ты со мной поедешь? Дети наши тут останутся, под присмотром и приглядом, кормилица есть, так и еще одну найдем, если что.
Даша и не сомневалась.
- Я за вами, барыня, как нитка за иголкой. Гнать будете, так не уйду.
- Гнать - не буду. Служи мне верно, буду награждать. Предашь… лучше – не предавай. Или прячься потом так, чтобы я найти не могла.
Даша кивнула.
Она о предательстве и не думала. Ей руку протянули, а она укусит?
За такое и при жизни кара будет, и потом воздастся. Грех это…
- Хотите, крест на том поцелую, барыня? И служить вам верно буду.
Варя вздохнула.
Достала из-за корсажа крестик на тонкой золотой цепочке и коснулась его губами.
- Обещаю вреда тебе не причинять, и сыну твоему. А когда случится у тебя надобность – отпущу сей же час. На том и крест целую.
И перекрестилась.
Кажется, правильно?
Судя по тому, что Даша опять рухнула к ее ногам с благодарным лепетом – да. Блин, как же это утомляет!
- Даша, сядь, пожалуйста, в кресло. И давай подумаем вместе. Мне нужно четыре-пять человек. Мужчин.
- Зачем, барыня?
Удивление было искренним. Зачем тебе люди-то? У тебя ж крепостные есть!
- Даша, мне нужны люди, которые будут преданы лично мне. И люди, которые умеют обращаться с оружием и не боятся крови. Как ты думаешь, может, нанять кого можно?
Даша подумала пару минут.
- Барыня, а что, если отставные солдаты? Не подойдут ли вам?
Варя сощурилась.
- Излагай?
Отставные солдаты?
Дорогуша ты моя, это ж идеальный вариант! Оружие умеют, крови не боятся, действовать им предстоит исключительно во благо Российской Империи, ну и немного себя, любимых. Честное слово, Варя нарушать закон в своем отечестве не собиралась. А в других?
Ну… и что?
Эта Европа так всех задолбала в двадцать первом веке, что Варя может смело считать свои действия превентивной самозащитой. Меньше Европы – меньше проблем!
Даша говорила чуть сбивчиво, но идея была отличная! Как оказалось, сейчас солдаты служили по двадцать пять лет! Минобороны, небось, от такого горькими слезами уливается… в будущем. Там два года-то считают много! А тут!
С мужиками, как с умершими, прощались! Двадцать пять лет – это приговор!
И страна постоянно воюет, то с турками, то с поляками, то еще какая зараза лезет! Чтобы выжить в такой ситуации… нет, не так! Кто выжил – становится крепким профессионалом войны.
Только вот с пенсиями тут хреново. Их назначили, конечно, и за выслугу лет тоже есть, но… мало! Жить на это можно, но плохо. А если денег не скопил? И если семья, дети, а то и внуки уже?
Пенсии назначать только-только начали, сколько – Даша не знала, но подозревала, что не так и много. Вот, можно бы таких людей и нанять? А там… могут и совсем остаться?
Варя подумала недолго.
- Надо пробовать, - подвела она черту. – Надо делать!*
*- 34 – 40 гг 18 века, денежное довольствие для солдата, который состоит в монастыре – около 4 р. Для офицеров, конечно, больше, но не намного. Каптенармус, капрал, сержант – около 6 р. Прим. авт.
Федот присел на крыльцо богадельни, вздохнул, ловко свернул «козью ножку».
Подымить хоть маленько, передохнуть.
Нога болела.
Да уж года три не было ее, ноги той, а она все равно болела. Брали они тогда Исфахан, вот, и прилетело Федоту пушечным ядром. Ступню оторвало.
Повезло – оказался рядом друг – Тимка, кое-как перетянул ногу, не дал там же, под стеной рудой истечь, не загноилась нога, не сгнил солдат в горячке. Довезли до дома, выходили, вылечили, да только куда ему теперь уж служить – негодному?
Матушка-Екатерина, конечно, пенсион распорядилась солдатам выделить, а только куда с ним? При монастыре жить? Так там кормят скудно, а работать приходится втрое. Кое-как при богадельне пристроился, тут отмывать, грязь выносить, тела ворочать, дрова колоть и таскать – да мало ли мест, где руки сильные требуются?
Скопить-то на старость он не скопил, вроде и бывали в карманах деньги, да все разлеталось, такое уж солдатское счастье. Семьи не случилось, детей не завел, оставалось век доживать. Пока может – тут, при богадельне поживет, все ж Москва, хоть и не столица, а тоже город большой, возможностей много.
Жизнь тут!
А в монастыре – что? Доживать осталось…*
*- имеется в виду Московская Екатерининская богадельня, прим. авт.
Тимка, вот, дослужил этим летом, а тоже – куда идти? Пока вдвоем они тут, а куда дальше? Как оно будет? Бог весть…
У крыльца остановилась раззолоченная карета, Федот покосился на нее без всякой симпатии.
Ездят тут всякие, добра раздадут на копейку, а кланяться на десять рублей требуют. Вот, и это… они воевали, кровь проливали, а тут…
- Кто там еще приехал?
Тимка тоже на крыльцо вышел. Колун в руках… опять дрова привезли?
- Не знаю.
- Ну так и пошли… ох ты ж!
Из кареты медленно вышла женщина, которую Тимофей знал. Ладно, видел, издали.
- Чего? – покосился Федот.
- Это ж… кажись, генералова жена! *
*- Учитывая, что Суворов старался таскать за собой и жену, и ребенка, Тимофей вполне мог и видеть Варвару, хоть и издали, и запомнить. Прим. авт.
- Кого?
- Суворова, - коротко пояснил Тимофей. И то, из них двоих Тимка всегда нос по ветру держал, недаром, он в роте каптенармусом был. Даже скопил кой-чего, но маловато для своего трактирчика.
Тимка, впрочем, не унывал, собирался покрутиться пару лет в столице, а там уж и видно будет, может, и еще где пристроиться удастся, а то и выгодно жениться? Он сможет, он хваткий.
Говорил Тимка вроде негромко, но женщина услышала. И развернулась к нему, сощурилась, словно лиса.
А потом и прямиком к ним пошла.
- Знаешь меня? Откуда?
Тимка теряться не стал, вытянулся во фрунт, как перед начальством.
- Так мы, считай, под началом мужа твоего, матушка, персюков гоняли. Я, да Федька, только вот ему тогда ногу оторвало, а я дослужил, честь по чести.
- Ага, - кивнула барыня. – Потом в Москве пристроились, потому как тут жизнь интереснее?
- Так, матушка генеральша. Оно, конечно, не слишком сытно выходит, да в монастыре или на поселении где, не жирнее.
Варвара мысленно потерла руки.
- Как зовут тебя, солдат? Друга твоего – Федор?
- Федот, матушка генеральша. А я Тимофей.
- А по батюшке? Я – Варвара Ивановна.
- Тимофей Фролыч, да Федот Михайлыч, матушка Варвара Ивановна.
Варя задумчиво кивнула.
- А поработать не хочешь ли, Тимофей Фролыч? Мне люди нужны верные, службу сослужить, и деньгами я вас не обижу.
Тимофей долго думать не стал.
- А что надобно-то, Варвара Ивановна?
- Съездить со мной в другую страну, да сделать то, что я скажу. А потом и на родину вернуться.
Тимофей и Федот переглянулись.
Звучало… неплохо. Привлекательно звучало. Уж точно интереснее, чем гнить в богадельне.
- Матушка генеральша, у меня ноги нет, - напомнил Федот.
Варвара посмотрела внимательнее.
- Отняли… по щиколотку?
- Да.
- Смотрю, деревяшку тебе хорошую выстругали?
- Так сам и постарался, умею чуток по дереву резать, - пожал плечами Федот.
- Может, и пригодится, - задумалась Варвара. – Мы еще по дороге поговорим, и что делать надо будет, и как, и где. Вас здесь двое – или еще какие друзья есть?
- Гришка, разве что, - кивнул Тимофей. – Только он тоже калечный, матушка. Руки у него нет, левой.
Варвара сдвинула брови. Это было похуже, а с другой стороны… он тоже может пригодиться.
- Можете и его позвать. Сейчас поедем отсюда, денег дам, определю вас на постой, чтобы вымылись как следует, теплую одежду себе справили, обувь хорошую. Считайте, у нас будет зимний поход.
Мужчины переглянулись.
- Сию минуту позову, матушка, - развернулся в богадельню Тимофей.
Варя задумчиво кивнула.
Вот, стоят перед ней трое отставников. Выправка хорошая, смекалка есть, все ж не доживать век отправились, а пытаются что-то сделать… можно ли им доверять?
Выбора у нее все равно нет. Сейчас она им проверку и устроит.
Трое мужчин сидели за столом в комнате. Не внизу, не в общем зале, в трактире, наверху. И причина была самая прозаическая – деньги.
Несколько десятков рублей серебром, которые были насыпаны на стол перед ними.
После приезда генеральши в богадельню, жизнь их закрутилась водоворотом, только поворачиваться успевай.
Варвара Ивановна их в карету усадила, и изложила свои условия.
Им надо будет поехать в другую страну. Во Францию, ненадолго. Что они там будут делать? Практически, ничего. Все уже будет сделано до них. Забрать один предмет, и увезти его на родину. Все.
Нет, не шпионские игры. Это нужно лично ей. Можно никого не убивать, но если кровь прольется, генеральша будет не в претензии. Французские власти?
А, они тоже возмущаться не будут, Париж – такая клоака! Трупом больше, трупом меньше, неважно! Если в Сену скинуть, так поди, и не найдут еще пять лет.
Никого она при себе насильно держать не будет. Если кто хочет уйти – на здоровье.
И лежат на столе тридцать рублей. Сумма хорошая. Годовой заработок…
Легкая и веселая Ангелика полностью соответствовала своему имени. И внешне была похожа на отца. Мари же была словно мать, а характер ее, тяжелый и неуступчивый, и вовсе делал замужество сложным предприятием.
Увы, большого приданого Софья Ивановна за своими дочерьми дать не могла, да более того, шли слухи о душевной болезни ее супруга. А в таком случае женщину весьма неохотно берут в жены.
- Я все сделаю, как вы скажете, маменька.
- Вот и правильно, дитя мое. И я сейчас говорю тебе – подружись с Наташенькой Суворовой, стань для нее не просто наставницей, но старшей сестрой, а то и матерью, чтобы она постоянно писала своему отцу о тебе. Капля камень точит, и когда он приедет, то будет искать в тебе не столько красоту, сколько хорошую мать для его дочери.
Мари скривила губы, и это не осталось незамеченным Софьей Ивановной.
- Конечно, у тебя будут и свои дети. Да и чего говорить о Наташе? Скоро она выйдет замуж и покинет отца, а ты и твои чада останутся с ним рядом надолго. Александр Суворов уже сейчас генерал-майор и Иван Бецкой высоко его ставит! О, даже очень высоко! Он говорит, что Суворов – военный гений, а ежели так, будущее твое за ним будет устроено.
- Он немолод уже.
- Так ведь то и хорошо. Немолод, богат, да еще и военный. Удачный случай, и ты останешься богатой вдовой. И будешь жить спокойно. И я буду при тебе или при Ангелике. Ах, дорогая, как меня утомляет вся эта мелочная возня! Свечи, мыло, хлеб, выгребные ямы, и надо еще не забывать кланяться кому положено, и писать благодарственные письма, и угождать то одному, то второму! Ах, были б у нас деньги!
- Маменька, я постараюсь! Я все сделаю!
- постарайся, душа моя. Я верю, у тебя все получится!
- Негодная девчонка только и говорит о своей матери, маменька то, маменька се…
- Это хуже. Но ежели правда то, что я слышала о княжне Прозоровской, она глупа и легкомысленна. И такая близость с дочерью у нее оттого, что сама Варвара Прозоровская во многом глупа и неразвита, ум ее, как у ребенка.
- Но что говорить девочке7
- Говори, что матери нет до нее никакого дела. Да она и не пишет, и не пытается встретиться с дочерью, и не обивает пороги институту, не подавала прошение императрице. Дочь ей просто не нужна, и если ты донесешь это до Наташи, она начнет искать опору в тебе.
- Маменька, это сложно.
- Постарайся, Мари. Говорят, скоро Суворов приедет в Петербург, просить императрицу о разводе, и конечно же, он увидится с дочерью. А ежели с ней, то и с тобой. Будь н такой, как Варвара, и он обязательно увлечется. А там… кто знает? Завяжется переписка, и мы найдем как привязать его покрепче.
- Как прикажете, маменька.
- Верь мне, дитя, я думаю только о твоем благе!
Мари верила.
Что такое нищета, она знала. И не хотела более повторения!
Суворов?
Ах, хоть бы и козел с рогами! Лишь бы не голод, не единственные чулки, которые приходится штопать со слезами, не выстывшая за ночь убогая комнатенка, из которой от холода удрали даже тараканы…
Уж верно, маменька плохого не посоветует!
***
Даша оклемалась быстро. Кажется, только вчера привезли… нет, третьего дня, а сегодня она уже стоит в дверях, мнется.
- Разрешите, барыня?
- Заходи, Дашенька. Как ты себя чувствуешь?
Даша сделала шаг вперед, второй – и буквально упала к Вариным ногам. Хорошо, на Варю столбняк напал, а то б точно отпрыгнула на два метра с визгом.
- Барыня! Варвара Ивановна! Век за вас бога молить буду! Дозволите служить вам?
Варя только вздохнула.
- Дозволю, мы ж о том переговорили уже, и при себе оставлю, и деньгами не обижу. И сын твой при тебе будет, вместе с Аркашей воспитаем. Тридцать рублей в год и отрез на платье. Так отец распорядился. Согласна?
- Барыня, я и так… убивать будут – не уйду!
За эти дни Даша много чего передумала. Получалось так, что судьба ей была или под мостом от кровотечения погибнуть, или замерзнуть где, или на панель пойти. И ребеночек ее не выжил бы. А если б нашли беглую…
Тогда смерть.
Получается, барыня ей новую жизнь дала, свободу дала, и сыну ее, он же теперь тоже свободным считается, Ванечка ее, и гнать не собирается… Даша, конечно, еще порасспрашивала дворню, как тут не спросить? Но… плохо о барыне не говорили.
Точнее, не очень плохо.
Уехала-то Варвара десять лет назад, за это время кто поменялся, кто и позабыл что. Так что… барыня какая? Да обычная!
В юности в девках засиделась, это есть, папенька у нее мот и картежник, приданое за ней дать не мог, барыня и бесилась чуток. Правда, так, чтобы дворню сечь или мучить – такого не было. По щекам отхлестать могла, но за дело. Вот по амурным делам… ну, бывало! С шестнадцати лет, а то и раньше, и любовников у нее было к замужеству уж четверо или пятеро, это не считая лакеев. А и то – когда ж еще жизни радоваться?*
*- не фантазия, увы. Есть и такая версия. Прим. авт.
Потом барыня замуж вышла, уехала, и все с мужем то туда, то сюда… расходились они уж с супругом несколько лет назад, но тогда их помирили. А в начале лета приехала она к папеньке, уже в тягости, и с мужем у нее вроде как все. Тот посчитал, да и решил, что сынок не от него.
Слово за слово, так и расстались. Может, и опять сойдутся.
Но барыня себя чувствовала плохо, все чаще лежала, капризничала, но сечь никого не велела, не злая она так-то. Лекари к ней ходили, аптекари… А после родов читать взялась. Газеты, журналы, книги какие то покупает, то выписывает… то дело барское!
*- опять-таки, легкий домысел автора, но две предыдущих беременности у Варвары Ивановны закончились выкидышами, так что эта беременность наверняка давалась ей тяжело. Прим. авт.
Вот, в храмы ездить почала, может, уверовала?
Это ж дело такое, она после родов неделю, почитай, в горячке лежала, едва выходили! Всякий поменяется!
Даша (она и о себе старалась думать, как о Даше), смотрела снизу вверх на свою благодетельницу, но злости не видела. И раздражения. И…
- Встань, Даша, - заговорила Варвара Ивановна. - И садись в кресло, мне поговорить с тобой надобно, а голову все время закидывать – поди, шея заболит.
Даша повиновалась.
- Слушаю, барыня?
- Дашенька, я тебя неволить не хочу, но… мне позарез нужно будет во Францию съездить. И скоро уж, примерно через месяц. Ненадолго, прокатимся, да и вернемся. Ты со мной поедешь? Дети наши тут останутся, под присмотром и приглядом, кормилица есть, так и еще одну найдем, если что.
Даша и не сомневалась.
- Я за вами, барыня, как нитка за иголкой. Гнать будете, так не уйду.
- Гнать - не буду. Служи мне верно, буду награждать. Предашь… лучше – не предавай. Или прячься потом так, чтобы я найти не могла.
Даша кивнула.
Она о предательстве и не думала. Ей руку протянули, а она укусит?
За такое и при жизни кара будет, и потом воздастся. Грех это…
- Хотите, крест на том поцелую, барыня? И служить вам верно буду.
Варя вздохнула.
Достала из-за корсажа крестик на тонкой золотой цепочке и коснулась его губами.
- Обещаю вреда тебе не причинять, и сыну твоему. А когда случится у тебя надобность – отпущу сей же час. На том и крест целую.
И перекрестилась.
Кажется, правильно?
Судя по тому, что Даша опять рухнула к ее ногам с благодарным лепетом – да. Блин, как же это утомляет!
- Даша, сядь, пожалуйста, в кресло. И давай подумаем вместе. Мне нужно четыре-пять человек. Мужчин.
- Зачем, барыня?
Удивление было искренним. Зачем тебе люди-то? У тебя ж крепостные есть!
- Даша, мне нужны люди, которые будут преданы лично мне. И люди, которые умеют обращаться с оружием и не боятся крови. Как ты думаешь, может, нанять кого можно?
Даша подумала пару минут.
- Барыня, а что, если отставные солдаты? Не подойдут ли вам?
Варя сощурилась.
- Излагай?
Отставные солдаты?
Дорогуша ты моя, это ж идеальный вариант! Оружие умеют, крови не боятся, действовать им предстоит исключительно во благо Российской Империи, ну и немного себя, любимых. Честное слово, Варя нарушать закон в своем отечестве не собиралась. А в других?
Ну… и что?
Эта Европа так всех задолбала в двадцать первом веке, что Варя может смело считать свои действия превентивной самозащитой. Меньше Европы – меньше проблем!
Даша говорила чуть сбивчиво, но идея была отличная! Как оказалось, сейчас солдаты служили по двадцать пять лет! Минобороны, небось, от такого горькими слезами уливается… в будущем. Там два года-то считают много! А тут!
С мужиками, как с умершими, прощались! Двадцать пять лет – это приговор!
И страна постоянно воюет, то с турками, то с поляками, то еще какая зараза лезет! Чтобы выжить в такой ситуации… нет, не так! Кто выжил – становится крепким профессионалом войны.
Только вот с пенсиями тут хреново. Их назначили, конечно, и за выслугу лет тоже есть, но… мало! Жить на это можно, но плохо. А если денег не скопил? И если семья, дети, а то и внуки уже?
Пенсии назначать только-только начали, сколько – Даша не знала, но подозревала, что не так и много. Вот, можно бы таких людей и нанять? А там… могут и совсем остаться?
Варя подумала недолго.
- Надо пробовать, - подвела она черту. – Надо делать!*
*- 34 – 40 гг 18 века, денежное довольствие для солдата, который состоит в монастыре – около 4 р. Для офицеров, конечно, больше, но не намного. Каптенармус, капрал, сержант – около 6 р. Прим. авт.
***
Федот присел на крыльцо богадельни, вздохнул, ловко свернул «козью ножку».
Подымить хоть маленько, передохнуть.
Нога болела.
Да уж года три не было ее, ноги той, а она все равно болела. Брали они тогда Исфахан, вот, и прилетело Федоту пушечным ядром. Ступню оторвало.
Повезло – оказался рядом друг – Тимка, кое-как перетянул ногу, не дал там же, под стеной рудой истечь, не загноилась нога, не сгнил солдат в горячке. Довезли до дома, выходили, вылечили, да только куда ему теперь уж служить – негодному?
Матушка-Екатерина, конечно, пенсион распорядилась солдатам выделить, а только куда с ним? При монастыре жить? Так там кормят скудно, а работать приходится втрое. Кое-как при богадельне пристроился, тут отмывать, грязь выносить, тела ворочать, дрова колоть и таскать – да мало ли мест, где руки сильные требуются?
Скопить-то на старость он не скопил, вроде и бывали в карманах деньги, да все разлеталось, такое уж солдатское счастье. Семьи не случилось, детей не завел, оставалось век доживать. Пока может – тут, при богадельне поживет, все ж Москва, хоть и не столица, а тоже город большой, возможностей много.
Жизнь тут!
А в монастыре – что? Доживать осталось…*
*- имеется в виду Московская Екатерининская богадельня, прим. авт.
Тимка, вот, дослужил этим летом, а тоже – куда идти? Пока вдвоем они тут, а куда дальше? Как оно будет? Бог весть…
У крыльца остановилась раззолоченная карета, Федот покосился на нее без всякой симпатии.
Ездят тут всякие, добра раздадут на копейку, а кланяться на десять рублей требуют. Вот, и это… они воевали, кровь проливали, а тут…
- Кто там еще приехал?
Тимка тоже на крыльцо вышел. Колун в руках… опять дрова привезли?
- Не знаю.
- Ну так и пошли… ох ты ж!
Из кареты медленно вышла женщина, которую Тимофей знал. Ладно, видел, издали.
- Чего? – покосился Федот.
- Это ж… кажись, генералова жена! *
*- Учитывая, что Суворов старался таскать за собой и жену, и ребенка, Тимофей вполне мог и видеть Варвару, хоть и издали, и запомнить. Прим. авт.
- Кого?
- Суворова, - коротко пояснил Тимофей. И то, из них двоих Тимка всегда нос по ветру держал, недаром, он в роте каптенармусом был. Даже скопил кой-чего, но маловато для своего трактирчика.
Тимка, впрочем, не унывал, собирался покрутиться пару лет в столице, а там уж и видно будет, может, и еще где пристроиться удастся, а то и выгодно жениться? Он сможет, он хваткий.
Говорил Тимка вроде негромко, но женщина услышала. И развернулась к нему, сощурилась, словно лиса.
А потом и прямиком к ним пошла.
- Знаешь меня? Откуда?
Тимка теряться не стал, вытянулся во фрунт, как перед начальством.
- Так мы, считай, под началом мужа твоего, матушка, персюков гоняли. Я, да Федька, только вот ему тогда ногу оторвало, а я дослужил, честь по чести.
- Ага, - кивнула барыня. – Потом в Москве пристроились, потому как тут жизнь интереснее?
- Так, матушка генеральша. Оно, конечно, не слишком сытно выходит, да в монастыре или на поселении где, не жирнее.
Варвара мысленно потерла руки.
- Как зовут тебя, солдат? Друга твоего – Федор?
- Федот, матушка генеральша. А я Тимофей.
- А по батюшке? Я – Варвара Ивановна.
- Тимофей Фролыч, да Федот Михайлыч, матушка Варвара Ивановна.
Варя задумчиво кивнула.
- А поработать не хочешь ли, Тимофей Фролыч? Мне люди нужны верные, службу сослужить, и деньгами я вас не обижу.
Тимофей долго думать не стал.
- А что надобно-то, Варвара Ивановна?
- Съездить со мной в другую страну, да сделать то, что я скажу. А потом и на родину вернуться.
Тимофей и Федот переглянулись.
Звучало… неплохо. Привлекательно звучало. Уж точно интереснее, чем гнить в богадельне.
- Матушка генеральша, у меня ноги нет, - напомнил Федот.
Варвара посмотрела внимательнее.
- Отняли… по щиколотку?
- Да.
- Смотрю, деревяшку тебе хорошую выстругали?
- Так сам и постарался, умею чуток по дереву резать, - пожал плечами Федот.
- Может, и пригодится, - задумалась Варвара. – Мы еще по дороге поговорим, и что делать надо будет, и как, и где. Вас здесь двое – или еще какие друзья есть?
- Гришка, разве что, - кивнул Тимофей. – Только он тоже калечный, матушка. Руки у него нет, левой.
Варвара сдвинула брови. Это было похуже, а с другой стороны… он тоже может пригодиться.
- Можете и его позвать. Сейчас поедем отсюда, денег дам, определю вас на постой, чтобы вымылись как следует, теплую одежду себе справили, обувь хорошую. Считайте, у нас будет зимний поход.
Мужчины переглянулись.
- Сию минуту позову, матушка, - развернулся в богадельню Тимофей.
Варя задумчиво кивнула.
Вот, стоят перед ней трое отставников. Выправка хорошая, смекалка есть, все ж не доживать век отправились, а пытаются что-то сделать… можно ли им доверять?
Выбора у нее все равно нет. Сейчас она им проверку и устроит.
***
Трое мужчин сидели за столом в комнате. Не внизу, не в общем зале, в трактире, наверху. И причина была самая прозаическая – деньги.
Несколько десятков рублей серебром, которые были насыпаны на стол перед ними.
После приезда генеральши в богадельню, жизнь их закрутилась водоворотом, только поворачиваться успевай.
Варвара Ивановна их в карету усадила, и изложила свои условия.
Им надо будет поехать в другую страну. Во Францию, ненадолго. Что они там будут делать? Практически, ничего. Все уже будет сделано до них. Забрать один предмет, и увезти его на родину. Все.
Нет, не шпионские игры. Это нужно лично ей. Можно никого не убивать, но если кровь прольется, генеральша будет не в претензии. Французские власти?
А, они тоже возмущаться не будут, Париж – такая клоака! Трупом больше, трупом меньше, неважно! Если в Сену скинуть, так поди, и не найдут еще пять лет.
Никого она при себе насильно держать не будет. Если кто хочет уйти – на здоровье.
И лежат на столе тридцать рублей. Сумма хорошая. Годовой заработок…
