Матвей отвел глаза.
- Барин, Иван Андреевич… сколько ему еще остается? Сколько Бог даст?
- Потом все к брату моему перейдет, - согласилась Варя. – старший не женат пока, может, к младшему, к Ваньке.
- Когда я маленький был, в имении, он меня утопить хотел, как щенка беспородного. И мать мою…
Варя медленно прикрыла глаза.
И такое случается. Да, баре часто плодили детей от холопок, и были в этих детях вольны. Хочешь – запиши крепостным, никто и слова не скажет, и попадет он в полное владение своего единокровного братика. А уж как тот оттопчется, Бог весть, особенно если папенька предпочитал вместо маменьки в постель крестьянскую девку таскать?
- Слово даю, - выговорила она. – Возвращаемся, и я твою семью у отца заберу. Всю.
Матвей облегченно выдохнул.
- Тогда и я вам служить клянусь. Отсюда – и до самой смерти.
Так и поехали. Трое отставников, Матвей с Игнатом и Варя с Дашей.
Рига. Одиннадцатое ноября.
Снег, мелкая крупка, противная промозглость, которая заметает в возок, колет щеки, щиплет нос… кибитка - это такое сомнительное удовольствие, что Варе приходилось выходить разминаться чуть не каждый час. Но зато и лошади отдыхали.
Красиво в песне поется про ямщиков и кибитки?
Шикарно, но кто знает, что с рессорами у нее беда, что чувствуешь все неровности дороги, что даже сидеть в ней… можно, но лучше не надо, она низенькая, так, что лежа – это лучший вариант путешествия. Только заснуть не получается, потому что трясет немилосердно. Еще и деньги платить за то, чтобы это угробище ехало по дороге. Да-да, привет всем, кто недоволен дорогами платными! Это началось еще при Петре Первом, и попробуй, не заплати! А может, и раньше было, Варя не знала.
Дорога – это тоже жуть. До асфальта остались века и века, так что мостят ее в зависимости от совести губернатора. К примеру, бревнами. А на бревна валят хворост, фашины, и засыпают песком. Как по такому ехать – прикиньте сами. Где-то жерди, где-то крупный булыжник… как скачет по нему кибитка? О, восхитительно! Не будь Варя одета в шесть одежек, была б она вся в синяках.
В двадцать первом веке есть такие шикарные штуки – виброплатформы. Ты на ней стоишь, а она тебя вибрирует, и ты при этом, вроде бы, худеешь. Так вот – жалкая профанация!
Так, как вас трясет в кибитке, вас не растрясет даже на самой шикарной платформе. *
*- кстати – не худеешь. Особенно если заедать вибрацию плюшками. Прим. авт.
Солдаты ко всему относились спокойнее, им-то этот путь приходилось пешком преодолевать, да в любую погоду, и похуже видали. А тут… везут? Ну так и ладно!
На почтовых станциях часто встречались немцы. Варя пробовала поговорить с ними по-немецки, но понимали они друг друга отвратительно. Да вообще никак не понимали. Хотя произношение у нее… ах, не стоит о грустном!*
*- даже без произношения. Единой Германии тогда не было, была куча княжеств, и выговор везде отличался. И сильно. Прим. авт.
Варя старалась поглядывать по сторонам, но сельская местность – она и есть сельская. Избы, кое-где церкви, каменных строений единицы, все больше из дерева, часто в одном доме содержится и скотина. То есть дом поделен на две части, в одной половине живет семья, в другой - хлев. Запах?
Просто сногсшибательно!
Так что ночевать Варя предложила по возможности под открытым небом. Лучше спать в кибитке у костра, чем вот это все.
Ах да!
Тараканов особо в корчмах нет, а вот вши, клопы и блохи присутствуют. Как ни шпарь кипятком, как ни борись с гадкой тварью, но подцепишь обязательно. И это при том, что в Российской Империи непросвещенные крестьяне и горожане стараются раз в неделю сходить в баню.
Что творится в просвещенной Европе, Варя даже представлять боялась. *
*- чистая правда. Прим. авт.
Сама Рига производила впечатление портового города. На реке корабли, народ самый разный, разговаривают на разных языках, Варя, кажется, слышала и французский, и русский, и какое-то из германских наречий. Дома тоже где деревянные, где каменные.
Остановились в достаточно приличной корчме, во всяком случае, платяных зверей там не было. Искупались от души в бане, поели свежей горячей пищи. Варя с удивлением увидела в тарелке борщ.
Дома у князя Прозоровского его не готовили – князь по какой-то причине не любил это блюдо, а в трактире варили. Так что Варя с огромным удовольствием навернула тарелочку. Сметаны не хватало, но что уж привередничать, и так слопает, не… ох, как раз и барыня! Так что – две тарелочки!
Поели, поспали, и тронулись далее.
В Курляндию.
Граница заставила задохнуться от смеха.
Рогатка перегораживает дорогу, рядом с рогаткой стоит домик, вот и вся таможня. Кому расскажи! Обойти такое – легко! В крайнем случае, если уж так хочется нарушить закон – придавить таможенников и спокойно ехать дальше. Никто ничего и не поймет.
Варя вышла из кибитки и направилась в дом. На крыльце ее встретил мужчина лет двадцати – двадцати пяти, в мундире… Варя так и не поняла бы, в каком он чине. Сам отрекомендовался – майор Головин.
Варя кивнула, назвала себя, и подала подорожную. Майор привычно взял ее, читал он легко, без усилий. Кажется, ему было интересно, но спрашивать впрямую он не решался. Предложил подогретого вина, получил вежливый отказ и перешел к делу.
- Позвольте осмотреть ваш багаж, ваше сиятельство.
Варя кивнула в сторону двери.
- Прошу, майор.
Осмотр длился недолго и кажется, майор был удивлен.
Кибитка?
Но карета была дороже, да и к чему? Вещи Варя с собой почти никакие не брала, взяла то, что пригодится в дороге. Даже сейчас на ней была «обманка». А именно – широкое платье до пола. Такое тяжелое, бархатное. Длинные рукава, какая-то вышивка… Варе было наплевать! Главное – то, что было ПОД платьем.
Под платьем были пододеты двое штанов, обычные и теплые. Теплые же сапоги на двое носок. Вязаная безрукавка из шерсти, рубашка, еще одна кофта, но с рукавами.
Вид капусты?
А кого тут Варе обольщать? Свое здоровье дороже любых понтов, на том и стоим. А что у майора глаза круглые… да плевать!
Зато она едет достаточно дешево и быстро!
Если на то пошло, женщина, которая едет куда-то по своим делам, в это время уже редкость! Но у Вари нет выбора! Итак – вперед!
Польша.
Семнадцатое ноября.
- Русские – самый подлый народ на свете!
- А также они ленивые и работать не желают!
- И бунтовать они вечно склонны.
Варя покоилась на двух мужчин, которые во всеуслышание обсуждали русских. Первая мысль была – петухи.
Варя в дороге. Она одета нарочито просто, у нее есть с собой четыре платья-обманки, которые она и меняет, чтобы не выглядеть уж вовсе замарашкой, ну и штаны, рубашки, теплые вещи.
Эти же…
На улице осень, слякоть, грязи по колено, но на них что-то такое… а, вспомнила! Туфли, чулки и кюлоты! Забавный факт. Варя еще смеялась в свое время на истории моды. Чулки нынче дороги, считай, если человек их надел, у него есть нескромные деньги. Так что богатые носят чулки и кюлоты, а бедные их себе позволить не могут. Отсюда и возникли санкюлоты. То есть мужчины, которые носили длинные штаны.
На туфлях – пряжки. Большие, золотые.
Кюлоты, кстати, в цвет костюма. Обычно их носят черные, но эти двое носили один малиновые, как и камзол, а второй хоть и черные, но так богато расшитые золотом, что Варя даже удивилась. И как ему не натирает? Жилеты тоже богато расшиты, и кафтаны…
- Поляки, - шепнула Даша.
Варя тут же отключила мозг.
Если кто думает, что поляки в те времена любили русских – увы! И не любили, и не собирались, и вроде как, еще и бунтовали… Варя как-то читала или слышала, что «Полонез» Огинского был как раз им написан в Париже, что ли?
После того, как поляка выпнули с родины за бунт. *
*- Варя не совсем точна, но принцип тот. Бунтовал, сбежал, написал «Прощание с родиной», тот самый полонез, потом уже, при Александре переобулся и вернулся. Это очень приблизительно, полная биография намного интереснее. Прим. авт.
Ну а раз так – чего их слушать? Хорошего они ничего не скажут, а все остальное… Варя свою родину любила. Так что молча слушать гадости не станет, а ввязываться в драку… нет, не стоит! Здесь их территория.
Лучше потом, когда у нее будут деньги, она иначе разберется с этой ситуацией.
Хотя…
Варя не удержалась от усмешки.
Кажется, какие-то из польских восстаний как раз Суворов и подавлял? Точно, гонял он поляков! Так что… может, и этих?
- Pardon…
Варя и Даша, уплетая за обе щеки, и не заметили, как один из поляков встал и приблизился. И смотрел он на Дашу, кстати! Понять пана можно, даже несмотря на долгую поездку, выглядела Даша прелестно. Вот что значит – юность. Румянец, каштановые кудри, глаза горят… синее платье-обманка шло ей невероятно! Даша сначала сомневалась, стоит ли такое надевать, но потом согласилась, что это весьма удобно. И тепло, и движений не стесняет.
Варя толкнула ее под столом ногой, и Даша бойко ответила на том же наречии лягушатников.
- Что вам угодно, милорд?
- Позволят ли очаровательные мать и дочь составить компанию…
Варя едва не хихикнула. Дашу приняли за ее дочь… ох! А ей тут и правда за тридцать! После того, как она похудела и морщинки, кстати, видны стали. Время нужно, чтобы кожа в норму пришла. А тут еще путешествие… ей тяжело, вот она и выглядит старше. А Дашу такими мелочами не сломить.
Даша растерялась, но Варя пнула ее еще раз, и ответила уже сама. Медленно выговаривая слова на неудобном французском. Даром они, что ли, уже два месяца занимаются?
- Мы русские, милорд.
Поляк откровенно опешил.
- Простите…
- И как любому порядочному человеку, нам неприятно слушать ваши высказывания о русских, - жестко, уже на русском ответила Варя.
Поляк вспыхнул.
Кто знает, что бы он сказал, или сделал, но рядом воздвигся Матвей. Размером так, в полтора поляка. Оглядел щеголя снизу вверх и вежливо, уже Варе.
- Ваше сиятельство, экипаж подан.
Поляк развернулся – и свалил, не прощаясь.
- И мы еще боремся за почетное звание дома высокой культуры быта, - протянула Варя. – Спасибо, Матвей.
Оставить на столе деньги, с учетом чаевых, да и пусть их, поляков! *
*- Иван Васильевич меняет профессию, прим. авт.
Не хотят любить Россию? Их проблемы.
Милая моя Суворочка!
Не пиши никогда мне о той женщине, коя по случаю дала тебе жизнь. Отныне мать твоя – Софья Ивановна, так и называй ее матушкой. Верю, что ты поймешь, делается это лишь для твоего же блага. Не греши и слушайся наставниц твоих, постарайся подружиться с девочками, в них обретешь ты своих сестер. Будь прилежна и благочестива, и награда воспоследует тебе, будешь счастлива в дальнейшей жизни своей.
Желаю тебе счАстливо препроводить Святки, Христос Спаситель тебя соблюди Новой и многие годы.
Целую тебя.
Божье Благословение с тобою!
Отец твой, Александр Суворов.
Варя и забыла бы об этом случае, но…
- Хозяйка, плохо дело.
- Тимофей?
За время путешествия, маленькая компания потихоньку срослась, поменяла обращения, стряхнула излишнюю почтительность. Так что к Варе все обращались запросто - хозяйка, или барыня, или Варвара Ивановна. А она называла всех по именам, но чувствовалось, что это не уничижительно, а просто – так короче. Но Тимофей для нее именно Тимофей Фролыч, и всякого уважения заслуживает, а не Тимоха-солдат.
- Эти двое… я задержался чуток, у чалого подкова разболталась, поправить надо было.
- И?
- Они между собой говорили, сговаривались вас перенять. Когда вы русская, то вас и убить, и ограбить не грех, а Дашу… тоже, ничего хорошего. Поскачут напрямки, тут, через несколько верст лесок будет, вот, там засаду и устроят.*
*- разбой на дорогах в то время был давней и славной традицией. И паны ее старались не нарушать. Справедливости ради, не они одни. Прим. авт.
Варя сощурилась.
- А тебя они не заметили?
- Так они ж по-французски разговаривали, вот и не стеснялись особо. Им и в голову не пришло бы, что я разумею.
Варя ухмыльнулась.
Ну… да! Образованные люди бегают в Европе. А в дикой России по улицам ходят белые медведи, играют на балалайках и пьют водку. Какой уж тут французский!*
*- снобизм – зло. Для любой нации и в любое время. Прим. авт.
- Что ты предлагаешь?
Тимофей улыбнулся уже совершенно искренне. Вот это ему в барыне очень нравилось. Не будет она командовать и ругаться не будет. Сначала спросит, как и что, все вызнает, с ними посоветуется, а уж потом и решение примет. А то другие кричат, требуют, ногами топают, и только понапрасну и людей губят, и себя.
И заговорил.
Засада ждала.
В леске было сыро, моросил дождичек, но верный человек сказал уже, что кибитка отъехала и значит, скоро тут будет.
Кто сопровождает?
Так всего-то двое человек. Кучер и верховой.
Что ж, два человека – это немного. У них-то шесть холопов у Адама, да еще четверо у Марека, да сами они бойцы не из последних! Дуэлировать им обоим случалось!
Так что…
Дерево поперек дороги, выстрелить из ружей, если сразу удастся кучера положить, тем лучше, баб из кибитки вытащить, и к Адаму. Особенно ту, синеглазую.
Русские!
Ух, гадкий народ!
Если б не они, Речь Посполитая стояла б от можа до можа! *
*- Польска от можа до можа – Польша от моря до моря, польск. Розовая мечта. Только три раздела помешали. Прим. авт.
Но что ты делать будешь, никак эти русские не соглашаются, что поляки – выше их и по уму, и по образования, и вообще – выше! Польша это ж Европа! Центр культуры, образования, центр…
А, неважно!
В такие материи Адам не вдавался, он точно знал, что Польша – центра вселенной. А что вселенная не в курсе, так это ее беда.
Колокольчик было слышно издали.
Адам махнул рукой, все приготовились…
Все шло идеально!
Вот и кибитка, и даже верхового при ней нет, наверное, отстал! Ну, что же, теперь уже надо дело делать!
Взмах – и дерево падает на дорогу. Гремят выстрелы, ямщик падает в грязь.
Адам с торжествующей улыбкой махнул Мареку, и все направились делить добычу. И паны, и холопы за ними.
Вот и возок.
Адам склонился к нему.
- Проше пани…
Ответом ему были выстрелы.
Кремневые пистолеты Варя своим людям купила в первую очередь, по два на человека. И лежали в кибитке сейчас не Варя и Даша, а Тимофей и Федот. А правил лошадьми Григорий. Несмотря на одну руку, недолго он мог посидеть за кучера, но долго-то и не требовалось. А Матвея с Игнатом сами отставники не пустили.
Тут навык нужен.
Матвей хоть и хорош, а только рассчитать не сумеет. Гриша, тот не сплоховал, как только дерево увидел кренящееся, так сразу и приготовился, и в грязь упал вовремя. Ни одна пуля его и не задела.
Шесть выстрелов в упор, из уже снаряженных стволов…
Паны и понять ничего не успели. Били-то именно в них!
Адаму пуля попала в лоб, Мареку в живот, холопы… четверо были ранены, кто куда, остальные, рассудив здраво, помчались прочь с такой скоростью, что догнала бы их не всякая лошадь.
И правильно. Потому как Гриша уже встал с топором в руке, и выглядел весьма решительно, одному из раненых и досталось по шее, чтобы не выл тут! Лезвием, да, только голова и отлетела.
И Тимофей с Федотом не просто так вылезали, а с оружием. Только драться уже было не с кем.
Мужчины переглянулись.
- Гриша, - решил Тимофей, - ты скачи обратно, скажи, пожалуй, что тут все кончено, да и собирайтесь, не торопясь. А мы приберемся, да и подождем вас тут, недалече.
- Барин, Иван Андреевич… сколько ему еще остается? Сколько Бог даст?
- Потом все к брату моему перейдет, - согласилась Варя. – старший не женат пока, может, к младшему, к Ваньке.
- Когда я маленький был, в имении, он меня утопить хотел, как щенка беспородного. И мать мою…
Варя медленно прикрыла глаза.
И такое случается. Да, баре часто плодили детей от холопок, и были в этих детях вольны. Хочешь – запиши крепостным, никто и слова не скажет, и попадет он в полное владение своего единокровного братика. А уж как тот оттопчется, Бог весть, особенно если папенька предпочитал вместо маменьки в постель крестьянскую девку таскать?
- Слово даю, - выговорила она. – Возвращаемся, и я твою семью у отца заберу. Всю.
Матвей облегченно выдохнул.
- Тогда и я вам служить клянусь. Отсюда – и до самой смерти.
Так и поехали. Трое отставников, Матвей с Игнатом и Варя с Дашей.
***
Рига. Одиннадцатое ноября.
Снег, мелкая крупка, противная промозглость, которая заметает в возок, колет щеки, щиплет нос… кибитка - это такое сомнительное удовольствие, что Варе приходилось выходить разминаться чуть не каждый час. Но зато и лошади отдыхали.
Красиво в песне поется про ямщиков и кибитки?
Шикарно, но кто знает, что с рессорами у нее беда, что чувствуешь все неровности дороги, что даже сидеть в ней… можно, но лучше не надо, она низенькая, так, что лежа – это лучший вариант путешествия. Только заснуть не получается, потому что трясет немилосердно. Еще и деньги платить за то, чтобы это угробище ехало по дороге. Да-да, привет всем, кто недоволен дорогами платными! Это началось еще при Петре Первом, и попробуй, не заплати! А может, и раньше было, Варя не знала.
Дорога – это тоже жуть. До асфальта остались века и века, так что мостят ее в зависимости от совести губернатора. К примеру, бревнами. А на бревна валят хворост, фашины, и засыпают песком. Как по такому ехать – прикиньте сами. Где-то жерди, где-то крупный булыжник… как скачет по нему кибитка? О, восхитительно! Не будь Варя одета в шесть одежек, была б она вся в синяках.
В двадцать первом веке есть такие шикарные штуки – виброплатформы. Ты на ней стоишь, а она тебя вибрирует, и ты при этом, вроде бы, худеешь. Так вот – жалкая профанация!
Так, как вас трясет в кибитке, вас не растрясет даже на самой шикарной платформе. *
*- кстати – не худеешь. Особенно если заедать вибрацию плюшками. Прим. авт.
Солдаты ко всему относились спокойнее, им-то этот путь приходилось пешком преодолевать, да в любую погоду, и похуже видали. А тут… везут? Ну так и ладно!
На почтовых станциях часто встречались немцы. Варя пробовала поговорить с ними по-немецки, но понимали они друг друга отвратительно. Да вообще никак не понимали. Хотя произношение у нее… ах, не стоит о грустном!*
*- даже без произношения. Единой Германии тогда не было, была куча княжеств, и выговор везде отличался. И сильно. Прим. авт.
Варя старалась поглядывать по сторонам, но сельская местность – она и есть сельская. Избы, кое-где церкви, каменных строений единицы, все больше из дерева, часто в одном доме содержится и скотина. То есть дом поделен на две части, в одной половине живет семья, в другой - хлев. Запах?
Просто сногсшибательно!
Так что ночевать Варя предложила по возможности под открытым небом. Лучше спать в кибитке у костра, чем вот это все.
Ах да!
Тараканов особо в корчмах нет, а вот вши, клопы и блохи присутствуют. Как ни шпарь кипятком, как ни борись с гадкой тварью, но подцепишь обязательно. И это при том, что в Российской Империи непросвещенные крестьяне и горожане стараются раз в неделю сходить в баню.
Что творится в просвещенной Европе, Варя даже представлять боялась. *
*- чистая правда. Прим. авт.
Сама Рига производила впечатление портового города. На реке корабли, народ самый разный, разговаривают на разных языках, Варя, кажется, слышала и французский, и русский, и какое-то из германских наречий. Дома тоже где деревянные, где каменные.
Остановились в достаточно приличной корчме, во всяком случае, платяных зверей там не было. Искупались от души в бане, поели свежей горячей пищи. Варя с удивлением увидела в тарелке борщ.
Дома у князя Прозоровского его не готовили – князь по какой-то причине не любил это блюдо, а в трактире варили. Так что Варя с огромным удовольствием навернула тарелочку. Сметаны не хватало, но что уж привередничать, и так слопает, не… ох, как раз и барыня! Так что – две тарелочки!
Поели, поспали, и тронулись далее.
В Курляндию.
***
Граница заставила задохнуться от смеха.
Рогатка перегораживает дорогу, рядом с рогаткой стоит домик, вот и вся таможня. Кому расскажи! Обойти такое – легко! В крайнем случае, если уж так хочется нарушить закон – придавить таможенников и спокойно ехать дальше. Никто ничего и не поймет.
Варя вышла из кибитки и направилась в дом. На крыльце ее встретил мужчина лет двадцати – двадцати пяти, в мундире… Варя так и не поняла бы, в каком он чине. Сам отрекомендовался – майор Головин.
Варя кивнула, назвала себя, и подала подорожную. Майор привычно взял ее, читал он легко, без усилий. Кажется, ему было интересно, но спрашивать впрямую он не решался. Предложил подогретого вина, получил вежливый отказ и перешел к делу.
- Позвольте осмотреть ваш багаж, ваше сиятельство.
Варя кивнула в сторону двери.
- Прошу, майор.
Осмотр длился недолго и кажется, майор был удивлен.
Кибитка?
Но карета была дороже, да и к чему? Вещи Варя с собой почти никакие не брала, взяла то, что пригодится в дороге. Даже сейчас на ней была «обманка». А именно – широкое платье до пола. Такое тяжелое, бархатное. Длинные рукава, какая-то вышивка… Варе было наплевать! Главное – то, что было ПОД платьем.
Под платьем были пододеты двое штанов, обычные и теплые. Теплые же сапоги на двое носок. Вязаная безрукавка из шерсти, рубашка, еще одна кофта, но с рукавами.
Вид капусты?
А кого тут Варе обольщать? Свое здоровье дороже любых понтов, на том и стоим. А что у майора глаза круглые… да плевать!
Зато она едет достаточно дешево и быстро!
Если на то пошло, женщина, которая едет куда-то по своим делам, в это время уже редкость! Но у Вари нет выбора! Итак – вперед!
***
Польша.
Семнадцатое ноября.
- Русские – самый подлый народ на свете!
- А также они ленивые и работать не желают!
- И бунтовать они вечно склонны.
Варя покоилась на двух мужчин, которые во всеуслышание обсуждали русских. Первая мысль была – петухи.
Варя в дороге. Она одета нарочито просто, у нее есть с собой четыре платья-обманки, которые она и меняет, чтобы не выглядеть уж вовсе замарашкой, ну и штаны, рубашки, теплые вещи.
Эти же…
На улице осень, слякоть, грязи по колено, но на них что-то такое… а, вспомнила! Туфли, чулки и кюлоты! Забавный факт. Варя еще смеялась в свое время на истории моды. Чулки нынче дороги, считай, если человек их надел, у него есть нескромные деньги. Так что богатые носят чулки и кюлоты, а бедные их себе позволить не могут. Отсюда и возникли санкюлоты. То есть мужчины, которые носили длинные штаны.
На туфлях – пряжки. Большие, золотые.
Кюлоты, кстати, в цвет костюма. Обычно их носят черные, но эти двое носили один малиновые, как и камзол, а второй хоть и черные, но так богато расшитые золотом, что Варя даже удивилась. И как ему не натирает? Жилеты тоже богато расшиты, и кафтаны…
- Поляки, - шепнула Даша.
Варя тут же отключила мозг.
Если кто думает, что поляки в те времена любили русских – увы! И не любили, и не собирались, и вроде как, еще и бунтовали… Варя как-то читала или слышала, что «Полонез» Огинского был как раз им написан в Париже, что ли?
После того, как поляка выпнули с родины за бунт. *
*- Варя не совсем точна, но принцип тот. Бунтовал, сбежал, написал «Прощание с родиной», тот самый полонез, потом уже, при Александре переобулся и вернулся. Это очень приблизительно, полная биография намного интереснее. Прим. авт.
Ну а раз так – чего их слушать? Хорошего они ничего не скажут, а все остальное… Варя свою родину любила. Так что молча слушать гадости не станет, а ввязываться в драку… нет, не стоит! Здесь их территория.
Лучше потом, когда у нее будут деньги, она иначе разберется с этой ситуацией.
Хотя…
Варя не удержалась от усмешки.
Кажется, какие-то из польских восстаний как раз Суворов и подавлял? Точно, гонял он поляков! Так что… может, и этих?
- Pardon…
Варя и Даша, уплетая за обе щеки, и не заметили, как один из поляков встал и приблизился. И смотрел он на Дашу, кстати! Понять пана можно, даже несмотря на долгую поездку, выглядела Даша прелестно. Вот что значит – юность. Румянец, каштановые кудри, глаза горят… синее платье-обманка шло ей невероятно! Даша сначала сомневалась, стоит ли такое надевать, но потом согласилась, что это весьма удобно. И тепло, и движений не стесняет.
Варя толкнула ее под столом ногой, и Даша бойко ответила на том же наречии лягушатников.
- Что вам угодно, милорд?
- Позволят ли очаровательные мать и дочь составить компанию…
Варя едва не хихикнула. Дашу приняли за ее дочь… ох! А ей тут и правда за тридцать! После того, как она похудела и морщинки, кстати, видны стали. Время нужно, чтобы кожа в норму пришла. А тут еще путешествие… ей тяжело, вот она и выглядит старше. А Дашу такими мелочами не сломить.
Даша растерялась, но Варя пнула ее еще раз, и ответила уже сама. Медленно выговаривая слова на неудобном французском. Даром они, что ли, уже два месяца занимаются?
- Мы русские, милорд.
Поляк откровенно опешил.
- Простите…
- И как любому порядочному человеку, нам неприятно слушать ваши высказывания о русских, - жестко, уже на русском ответила Варя.
Поляк вспыхнул.
Кто знает, что бы он сказал, или сделал, но рядом воздвигся Матвей. Размером так, в полтора поляка. Оглядел щеголя снизу вверх и вежливо, уже Варе.
- Ваше сиятельство, экипаж подан.
Поляк развернулся – и свалил, не прощаясь.
- И мы еще боремся за почетное звание дома высокой культуры быта, - протянула Варя. – Спасибо, Матвей.
Оставить на столе деньги, с учетом чаевых, да и пусть их, поляков! *
*- Иван Васильевич меняет профессию, прим. авт.
Не хотят любить Россию? Их проблемы.
***
Милая моя Суворочка!
Не пиши никогда мне о той женщине, коя по случаю дала тебе жизнь. Отныне мать твоя – Софья Ивановна, так и называй ее матушкой. Верю, что ты поймешь, делается это лишь для твоего же блага. Не греши и слушайся наставниц твоих, постарайся подружиться с девочками, в них обретешь ты своих сестер. Будь прилежна и благочестива, и награда воспоследует тебе, будешь счастлива в дальнейшей жизни своей.
Желаю тебе счАстливо препроводить Святки, Христос Спаситель тебя соблюди Новой и многие годы.
Целую тебя.
Божье Благословение с тобою!
Отец твой, Александр Суворов.
***
Варя и забыла бы об этом случае, но…
- Хозяйка, плохо дело.
- Тимофей?
За время путешествия, маленькая компания потихоньку срослась, поменяла обращения, стряхнула излишнюю почтительность. Так что к Варе все обращались запросто - хозяйка, или барыня, или Варвара Ивановна. А она называла всех по именам, но чувствовалось, что это не уничижительно, а просто – так короче. Но Тимофей для нее именно Тимофей Фролыч, и всякого уважения заслуживает, а не Тимоха-солдат.
- Эти двое… я задержался чуток, у чалого подкова разболталась, поправить надо было.
- И?
- Они между собой говорили, сговаривались вас перенять. Когда вы русская, то вас и убить, и ограбить не грех, а Дашу… тоже, ничего хорошего. Поскачут напрямки, тут, через несколько верст лесок будет, вот, там засаду и устроят.*
*- разбой на дорогах в то время был давней и славной традицией. И паны ее старались не нарушать. Справедливости ради, не они одни. Прим. авт.
Варя сощурилась.
- А тебя они не заметили?
- Так они ж по-французски разговаривали, вот и не стеснялись особо. Им и в голову не пришло бы, что я разумею.
Варя ухмыльнулась.
Ну… да! Образованные люди бегают в Европе. А в дикой России по улицам ходят белые медведи, играют на балалайках и пьют водку. Какой уж тут французский!*
*- снобизм – зло. Для любой нации и в любое время. Прим. авт.
- Что ты предлагаешь?
Тимофей улыбнулся уже совершенно искренне. Вот это ему в барыне очень нравилось. Не будет она командовать и ругаться не будет. Сначала спросит, как и что, все вызнает, с ними посоветуется, а уж потом и решение примет. А то другие кричат, требуют, ногами топают, и только понапрасну и людей губят, и себя.
И заговорил.
***
Засада ждала.
В леске было сыро, моросил дождичек, но верный человек сказал уже, что кибитка отъехала и значит, скоро тут будет.
Кто сопровождает?
Так всего-то двое человек. Кучер и верховой.
Что ж, два человека – это немного. У них-то шесть холопов у Адама, да еще четверо у Марека, да сами они бойцы не из последних! Дуэлировать им обоим случалось!
Так что…
Дерево поперек дороги, выстрелить из ружей, если сразу удастся кучера положить, тем лучше, баб из кибитки вытащить, и к Адаму. Особенно ту, синеглазую.
Русские!
Ух, гадкий народ!
Если б не они, Речь Посполитая стояла б от можа до можа! *
*- Польска от можа до можа – Польша от моря до моря, польск. Розовая мечта. Только три раздела помешали. Прим. авт.
Но что ты делать будешь, никак эти русские не соглашаются, что поляки – выше их и по уму, и по образования, и вообще – выше! Польша это ж Европа! Центр культуры, образования, центр…
А, неважно!
В такие материи Адам не вдавался, он точно знал, что Польша – центра вселенной. А что вселенная не в курсе, так это ее беда.
Колокольчик было слышно издали.
Адам махнул рукой, все приготовились…
Все шло идеально!
Вот и кибитка, и даже верхового при ней нет, наверное, отстал! Ну, что же, теперь уже надо дело делать!
Взмах – и дерево падает на дорогу. Гремят выстрелы, ямщик падает в грязь.
Адам с торжествующей улыбкой махнул Мареку, и все направились делить добычу. И паны, и холопы за ними.
Вот и возок.
Адам склонился к нему.
- Проше пани…
Ответом ему были выстрелы.
Кремневые пистолеты Варя своим людям купила в первую очередь, по два на человека. И лежали в кибитке сейчас не Варя и Даша, а Тимофей и Федот. А правил лошадьми Григорий. Несмотря на одну руку, недолго он мог посидеть за кучера, но долго-то и не требовалось. А Матвея с Игнатом сами отставники не пустили.
Тут навык нужен.
Матвей хоть и хорош, а только рассчитать не сумеет. Гриша, тот не сплоховал, как только дерево увидел кренящееся, так сразу и приготовился, и в грязь упал вовремя. Ни одна пуля его и не задела.
Шесть выстрелов в упор, из уже снаряженных стволов…
Паны и понять ничего не успели. Били-то именно в них!
Адаму пуля попала в лоб, Мареку в живот, холопы… четверо были ранены, кто куда, остальные, рассудив здраво, помчались прочь с такой скоростью, что догнала бы их не всякая лошадь.
И правильно. Потому как Гриша уже встал с топором в руке, и выглядел весьма решительно, одному из раненых и досталось по шее, чтобы не выл тут! Лезвием, да, только голова и отлетела.
И Тимофей с Федотом не просто так вылезали, а с оружием. Только драться уже было не с кем.
Мужчины переглянулись.
- Гриша, - решил Тимофей, - ты скачи обратно, скажи, пожалуй, что тут все кончено, да и собирайтесь, не торопясь. А мы приберемся, да и подождем вас тут, недалече.
