Животрепещущие вопросы, в том числе и для меня. Жаль, ответов нет.
Наконец, пробил полдень. Люди замолчали, в ожидании зрелища, развернулись к нам…
Два лакея подскочили к Сергею Никодимовичу, помогли подняться на ноги, поддержали, служанка с поклоном вынесла ребенка…
- Сим утверждаю, что это мой сын, плоть от плоти, кровь от крови. Его имя – Андрей Сергеевич Храмов. Прошу всех быть свидетелями.
- Свидетельствуем, - отозвались люди.
- Мой сын, от моей супруги, назначается и моим наследником, а моя жена будет его опекать, пока ему не исполнится двадцать лет.
- Свидетельствуем.
Демидов тоже здесь, смотрит недовольно и зло. И плевать на него три раза.
- Если кто-то знает нечто опровергающее мои слова – пусть скажет здесь и сейчас, в противном случае я прошу подтверждения по людским и Божьим законам.
Епископ Амвросий, который специально приехал ради этого аж за сто пятьдесят километров, медленно склонил голову, показывая, что все серьезно.
Фактически, сейчас Храмов передавал меня и сына под две опеки.
Государя – и церкви.
В текущих координатах это значило, что я не выйду замуж без двойного согласия и благословения. Если тот же Демидов захочет меня подмять, ему придется заплатить в две инстанции.
Не просто главе юрта, нет.
Ему придется договариваться с церковью, что недешево (Храмов отдал им рудник, и не самый бедный) и с его величеством. При таком раскладе выйти замуж мне будет не сложно, а невероятно сложно.
Ну и пусть.
Вот уж куда я не рвусь, так это в кабалу. Не хочу, не буду…
Здесь женщина становится собственностью мужа, а надеяться, что тебе хороший хозяин попадется? Увольте меня от подобных глупостей.
Благословение было дано и получено, церемония подошла к концу. Все принялись поздравлять нас.
Сергей Никодимович медленно опустился в кресло. Я внимательно следила за ним.
Плохо ему последнее время, очень плохо.
Ребенок занял свое место у меня на руках.
Я так и не поняла, в какую секунду все изменилось.
По лицу Храмова вдруг разлилась зеленоватая бледность, дыхание вырвалось из груди с каким-то непонятным всхлипом…
Стукнула о паркет выпущенная из пальцев трость.
Голова мужа запрокинулась назад, словно последнее усилие стоило ему жизни.
Словно?
И в мертвенной, упавшей на комнату тишине, кто-то тихо прошептал:
- Преставился…
Я не стала бросаться к телу.
Не стала рыдать или изображать скорбь – у меня на руках был ребенок. Неудобно по чисто техническим причинам, знаете ли.
Вместо этого я кивнула лакею, который столбом замер рядом с моим стулом.
- Лекаря!
Словно заклятье с человека спало – метнулся, что есть сил. Благо, два лекаря из трех пока еще оставались в нашем доме – наблюдали за мной и за ребенком. Долго звать и искать не пришлось. Через пять минут один из врачей вбежал в гостиную, склонился над телом.
- Мертв.
Я и не сомневалась.
И люди как отмерли.
Заговорили, зашумели… еще бы! Такое событие!
На сто лет обсасывать хватит!
Демидов, видя, что всем не до меня, сделал шаг, другой, приблизился почти вплотную…
- Очень вовремя умер ваш супруг, правда, Машенька?
Не знаю, на что рассчитывал сей образчик сколопендры,, я просто пожала плечами нарочито небрежным жестом.
- Вовремя. Осталось только узнать – для кого именно?
Демидов аж подавился заготовленной порцией яда.
А и правда – для кого? Мне-то все равно, меня бы устроило, если бы Храмов еще год прожил. А Демидова?
И негодяй сделал шаг назад. Отступаю, но не сдаюсь. Непобежденный и недодавленный.
Ладно, дайте только время. Мы еще разберемся, кто тут есть кто! И есть ли хоть слово истины в гнусном намеке?
Не хотелось признаваться даже самой себе, но…
Если бы Храмов не успел признать ребенка, мое положение было куда как более шатким. Если был убийца…
Я кивнула лакею, и тот подозвал ко мне врача.
- Нельзя ли обеспечить расследование?
Говорила я не слишком тихо, и мои слова слышали все присутствующие. Кто-то отшатнулся назад, кто-то, как епископ, наоборот, сделал шаг вперед.
- Расследование, дочь моя?
- Сергей Владимирович подал мне хорошую идею, - не стала скрывать я. – Мой супруг скончался слишком… он едва успел признать сына и взять его на руки. А если бы не успел?
Такие намеки церковный иерарх ловил на лету.
- Дочь моя, я обещаю взять это дело под свой личный контроль.
Я благодарно улыбнулась.
- Верю, ваше преосвященство, вы не оставите нас своей милостью.
Не знаю, что покажет вскрытие, но рисковать я не буду. Промолчи сейчас – и тебя сожрут потом. В очень скором будущем.
Нет уж!
Моя репутация должна быть крепче и прозрачнее алмаза!
Вечер я коротала в компании Вани, Пети и двоих детей. Один из них лежал в колыбели, второй активно ползал по полу и пытался попробовать на вкус все, что попадало к нему в руки. Особого внимания удостаивалась одна из погремушек – деревянная. Зубки, что ли, чешутся?
- Что теперь будет? – тихо спросил Ваня. Днем у нас как-то времени поговорить и не было.
- Похороны.
- А…
- Расследование, безусловно. А потом похороны.
- Думаешь, губернатора действительно…
- Вряд ли. Но пусть ни у кого не останется подозрений.
Ваня задумчиво кивнул.
- А если окажется, что – да?
- Я этого точно не делала. А остальные… ты виноват?
- Нет.
- Петя?
- Машка, хватит глупости говорить!
Я фыркнула. Подобное обращение значило, что брата я крепко вывела из себя. И никак иначе.
- Лучше говорить, чем делать. Ты меня понял? В этой комнате собраны все люди, которые дороги мне, вот они меня и волнуют. А остальные…
- Арина?
Я осеклась на полуслове.
- Ваня, если бы я знала, где она!
О сестричке не было ни слуху, ни духу. Храмов нанял нескольких сыщиков, но найти дуреху не получалось. Она словно сквозь землю провалилась.
Нигде не снимала квартиру, не пользовалась документами, никуда не уезжала, не покупала ничего, не училась нигде, не регистрировала свадьбу или что-то еще…
Если честно, у меня были самые плохие мысли на этот счет. И кажется, у Вани тоже.
- Думаешь, найдем – живой?
- Продолжать поиски стоит. А уж что мы найдем…
- Ты не надеешься.
- Но и не брошу эту балбеску.
- Спасибо.
Ваня крепко сжал мою кисть, поглядел прямо в глаза. Да, досталось парню. Он ведь благодарит не за Арину – за всех и сразу. Тяжко ему…
- Держись, братик. Нам - да не справиться?
Ваня медленно кивнул.
- Справимся. Обязательно справимся.
Стоит ли говорить, что я как в воду глядела?
Храмова действительно отравили. Какой-то гадостью… я даже название выговорить не смогла с первого раза. Какое-то растительное соединение. Я так поняла, какая-то выварка или вытяжка из аконита.
А что?
Лютики-цветочки у меня в садочке… мало кто помнит, что этими цветиками-семицветиками с пещерных времен народ травили. Натуральный, экологически чистый яд. Все свое, домашнее…
Видя, что я так и не понимаю, в чем суть, епископ вежливо разъяснил мне.
На расследовании я настояла очень удачно, быть бы мне первой подозреваемой. А так…
Сына моего муж признал, признал при всех, тут у меня нет мотива.
Замужество?
Тут у меня полнейшее алиби, рядом со мной последние месяцы ни одного мужчины не появлялось.
Выгода?
Я – княжна. Тут тоже пролет. Одним словом, мне Храмова травить было незачем. А вот его семье – запросто. Может, и кому-то еще,, кто ж знает? Расследовать надо!
В столицу уже отписали.
Новый генерал-губернатор уже назначен, едет, это некто Александр Викторович Благовещенский. Фамилия не особо из старых, не так, чтобы богатая, но человек очень достойный, личным примером показывающий, что всего можно добиться. И воевал, был ранен, и на гражданской службе себя самым достойным образом проявил, и женился удачно…
Образец для подражания, одним словом.
Я кивнула. Честно говоря,, меня никакие губернаторы не интересовали. Не мешался бы никто под ногами! У меня была своя программа действий.
Первое – оправиться от родов.
Второе – дорастить младшего до года, старшего – до двух.
Третье – разобраться с наследством и наладить взаимодействие с управляющими.
Четвертое – удачно пристроить братьев.
Мало?
Да стоит только начать, не будешь знать, за что хвататься! Это я еще молчу про папеньку, про Матвеева, про Демидова, про столицу…
Молчу, молчу, молчу…
А как мне в голос взвыть хочется! Кто бы знал!
Похороны состоялись ровно через три дня.
Я стояла у гроба, который медленно опускался в землю.
Не плакала, не изображала страдание – это пошло. Да и просекаются такие вещи на раз-два.
Если уж берешься изображать какое-то чувство, следи за достоверностью игры, а то публика год плеваться будет. Я картинно рыдать не умела, вот и не изображала ничего. Стояла во всем черном, под вуалью, комкала в руках платок и молчала. Принимала соболезнования, отвечала такими же протокольными фразами – и только.
Первая бросила горсть земли на гроб, первая положила букет из темно-вишневых, почти черных роз на свежий холмик.
Не рыдала, не выла, не кидалась…
И была вознаграждена фразой, которую уловила по пути к карете.
- …ты что хотела? Это не быдло, это – княжна, она иначе, поди, и не может, бедная…
Вообще-то могу. Но не буду.
Стыдно признаться, но каких-то сильных чувств я не испытывала. Поймите меня правильно, мне было жалко Храмова,, как любого хорошего и достойного человека. Я сочувствовала ему, сострадала, понимала, мы оказались полезны друг другу, мы были союзниками, но и только. В моем сердце он места не получил.
Случись что-то с Ваней - и я буду рыдать вполне искренне.
Аришка пропала – я не могу сказать, что постоянно думаю лишь о ней, но безусловно, пойду на многое, чтобы помочь сестричке.
Храмов умер.
Я знала, что он умрет, и я старалась не привязываться.
Андрей Васильевич, при том, что мы общались куда меньше, стал для меня вторым отцом. Храмов ничего подобного не сделал.
Это не хорошо или плохо, это просто данность.
Мне его жалко. Но жалость не заставит меня ни выть, ни рыдать, ни биться в истерике. А свечку за упокой я схожу, поставлю. Обязательно.
Поминки.
Здесь этот обычай тоже есть.
Накрывать пришлось два вида столов – для бедных и для богатых.
Для бедняков – официально взяла на себя городская управа. Я внесла примерно половину суммы, и на главной площади поставили бочонки с вином и столы с пирогами, кутьей и прочим, что полагается. Я не вникала.
Любой, кто захочет помянуть генерал-губернатора Храмова, может прийти, выпить, закусить, получить горсть мелочи на помин души, иногда еще и вещи раздают... Здесь так принято.
Это – для бедняков.
Для «высшего общества» был накрыт стол у нас в доме.
Блюда примерно те же, но приготовлены намного лучше. Поток соболезнующих не иссякал.
Мне целовали руку, мне глядели в глаза, мне выразительно сочувствовали и предлагали всяческую помощь. Застолья здесь не устраивали – понимали, как это тяжело. Обходились фуршетом.
Но и так…
К середине дня я уже на ногах не стояла.
Тяжело было не морально – физически. Раньше я не понимала, отчего так устала Маргарита на балу у Сатаны. Сейчас же…
Каторжно тяжело быть точкой фокуса. Каждому улыбнуться, для каждого найти хотя бы пару слов, каждого поблагодарить, и все время, каждую секунду, держать лицо.
Помнить о своей роли и не выходить за рамки.
Получится?
Я должна, я справлюсь…
Шло время, шли гости…
Большие часы пробили шесть вечера, когда…
Дверь распахнулась.
- Его светлость граф Благовещенский с супругой и дочерью!
Я повернула голову и застыла.
Маруся, ты дура.
Нет, даже не так. Ты хроническая, клиническая идиотка! Хоть имя бы выяснила, не стояла бы сейчас в позе удивленного суслика!
Потому что ко мне неторопливой походкой приближался отец моего второго сына.
Тот самый мужчина, который видел меня в облике Лейлы.
Единственный мужчина, который…
Ёжь твою рожь!!!
Маруська, возьми себя в руки, тебе не семнадцать лет! Соберись, иначе косточки не соберут!!!
Истошный вопль внутреннего голоса позволил мне прийти в себя. Я медленно склонила голову.
- Ваша светлость.
- Госпожа…
Теплые пальцы, горячие губы на моей руке…
- Примите мои соболезнования. Ваш супруг был замечательным человеком. Я плохо знал его, к сожалению, но люди, подобные Сергею Никодимовичу являются истинными героями нашей отчизны.
Я наклонила голову, скрывая глаза.
- Благодарю вас, ваша светлость. Моему мужу были бы приятны ваши слова. Он был о вас самого высокого мнения.
- Он лично рекомендовал меня его императорскому величеству.
Храмов, ежь твою рожь! Не помер бы ты – я бы сейчас из тебя все вытрясла! Что за, мать вашу, интриги? Какие рекомендации?
Хоть предупредил бы!!!
Каз-зел!
Ох, о мертвых… зато – правда! Предупреждать же надо!!!
Хорошо, что глаза я так и держала опущенными. А лицо привычно оставалось бесстрастной маской. А то в мои сильные чувства к усопшему сейчас бы поверили все.
Очень сильно хотелось его выкопать и попинать труп ногами. Что за… мать его ежа?!
Пришлось срочно отвлекаться на спутниц моего собеседника, чтобы не выдать себя.
Имеем – блондинку. Того астенического типа, который так был популярен в оставленном мной двадцать первом веке.
Тощая, вытянутая, правда, натуральная блондинка, такой оттенок не подделаешь, смотрит на меня с неодобрением.
Ну да.
Судя по смело открытой шее и декольте, вам, дама, даже не тридцать. Вам под сорок и вы очень плохо воспринимаете тех, кто моложе.
Сама грешна, бывало.
Иногда накрывает самой примитивной и вульгарной завистью. И бьется простая мысль – к тем бы данным, да мои мозги, я бы тогда бы…
Противоядие – довольство жизнью.
Если ты понимаешь, что прожила не зря, если ты все сделала правильно и так, как хотела, если… тогда тебе все равно, какая там фигурка и кому сколько лет. Подумаешь, проблема!
Я уже собой довольна, а вот что именно ты наворотишь в своей жизни?
Но это я осознала. А стоящая передо мной дама подобной мудростью не владела. И смотрела на меня достаточно зло.
Я знала, что она видит.
Аппетитную фигурку, затянутую в черное платье простого фасона. Толстенную косу, свежесть и красоту юности. Даже после родов я выглядела несомненно лучше, чем сия дама.
И лучше, чем ее дочь – такая же астеническая блондинка.
Хотя, смотря кто будет судьей! На подиум бы меня точно не взяли. Зато у меня нет веснушек, как у ее дочери, нет длинного вытянутого лица, да, и зубы у меня намного лучше. Это – радует.
- Мои соболезнования, - процедила блондинка.
- Благодарю, ваша светлость, - отозвалась я дежурным уже тоном.
Ничто не приводит в чувство так хорошо, как враги. Явные, не замаскированные.
И чего мадам на меня взъелась? Нет, не понять мне бабскую логику. Иногда это просто мимо меня. Увы…
Вечером я сидела в библиотеке.
Разбирала бумаги, надеясь найти хоть какие ответы, злилась, шипела, ругалась.
Зачем Храмов выкинул этот финт ушами?
Хотя… тут и так понятно. Помощь Александру, помощь мне, помощь маленькому еще Андрею…
Но сказать-то можно было?
Или нельзя?
Предсказать мою реакцию Храмов мог, вот и сэкономил время и силы. А, все равно – гад! Вот как мне теперь жить с этим? Как гулять по Березовскому, как встречаться каждый день с этим мужчиной… хорошо хоть он меня не узнал. Это-то я видела.
Лейла, если и оставила след в его памяти, никак не ассоциировалась со мной. С княжной Горской.
Наконец, пробил полдень. Люди замолчали, в ожидании зрелища, развернулись к нам…
Два лакея подскочили к Сергею Никодимовичу, помогли подняться на ноги, поддержали, служанка с поклоном вынесла ребенка…
- Сим утверждаю, что это мой сын, плоть от плоти, кровь от крови. Его имя – Андрей Сергеевич Храмов. Прошу всех быть свидетелями.
- Свидетельствуем, - отозвались люди.
- Мой сын, от моей супруги, назначается и моим наследником, а моя жена будет его опекать, пока ему не исполнится двадцать лет.
- Свидетельствуем.
Демидов тоже здесь, смотрит недовольно и зло. И плевать на него три раза.
- Если кто-то знает нечто опровергающее мои слова – пусть скажет здесь и сейчас, в противном случае я прошу подтверждения по людским и Божьим законам.
Епископ Амвросий, который специально приехал ради этого аж за сто пятьдесят километров, медленно склонил голову, показывая, что все серьезно.
Фактически, сейчас Храмов передавал меня и сына под две опеки.
Государя – и церкви.
В текущих координатах это значило, что я не выйду замуж без двойного согласия и благословения. Если тот же Демидов захочет меня подмять, ему придется заплатить в две инстанции.
Не просто главе юрта, нет.
Ему придется договариваться с церковью, что недешево (Храмов отдал им рудник, и не самый бедный) и с его величеством. При таком раскладе выйти замуж мне будет не сложно, а невероятно сложно.
Ну и пусть.
Вот уж куда я не рвусь, так это в кабалу. Не хочу, не буду…
Здесь женщина становится собственностью мужа, а надеяться, что тебе хороший хозяин попадется? Увольте меня от подобных глупостей.
Благословение было дано и получено, церемония подошла к концу. Все принялись поздравлять нас.
Сергей Никодимович медленно опустился в кресло. Я внимательно следила за ним.
Плохо ему последнее время, очень плохо.
Ребенок занял свое место у меня на руках.
Я так и не поняла, в какую секунду все изменилось.
По лицу Храмова вдруг разлилась зеленоватая бледность, дыхание вырвалось из груди с каким-то непонятным всхлипом…
Стукнула о паркет выпущенная из пальцев трость.
Голова мужа запрокинулась назад, словно последнее усилие стоило ему жизни.
Словно?
И в мертвенной, упавшей на комнату тишине, кто-то тихо прошептал:
- Преставился…
***
Я не стала бросаться к телу.
Не стала рыдать или изображать скорбь – у меня на руках был ребенок. Неудобно по чисто техническим причинам, знаете ли.
Вместо этого я кивнула лакею, который столбом замер рядом с моим стулом.
- Лекаря!
Словно заклятье с человека спало – метнулся, что есть сил. Благо, два лекаря из трех пока еще оставались в нашем доме – наблюдали за мной и за ребенком. Долго звать и искать не пришлось. Через пять минут один из врачей вбежал в гостиную, склонился над телом.
- Мертв.
Я и не сомневалась.
И люди как отмерли.
Заговорили, зашумели… еще бы! Такое событие!
На сто лет обсасывать хватит!
Демидов, видя, что всем не до меня, сделал шаг, другой, приблизился почти вплотную…
- Очень вовремя умер ваш супруг, правда, Машенька?
Не знаю, на что рассчитывал сей образчик сколопендры,, я просто пожала плечами нарочито небрежным жестом.
- Вовремя. Осталось только узнать – для кого именно?
Демидов аж подавился заготовленной порцией яда.
А и правда – для кого? Мне-то все равно, меня бы устроило, если бы Храмов еще год прожил. А Демидова?
И негодяй сделал шаг назад. Отступаю, но не сдаюсь. Непобежденный и недодавленный.
Ладно, дайте только время. Мы еще разберемся, кто тут есть кто! И есть ли хоть слово истины в гнусном намеке?
Не хотелось признаваться даже самой себе, но…
Если бы Храмов не успел признать ребенка, мое положение было куда как более шатким. Если был убийца…
Я кивнула лакею, и тот подозвал ко мне врача.
- Нельзя ли обеспечить расследование?
Говорила я не слишком тихо, и мои слова слышали все присутствующие. Кто-то отшатнулся назад, кто-то, как епископ, наоборот, сделал шаг вперед.
- Расследование, дочь моя?
- Сергей Владимирович подал мне хорошую идею, - не стала скрывать я. – Мой супруг скончался слишком… он едва успел признать сына и взять его на руки. А если бы не успел?
Такие намеки церковный иерарх ловил на лету.
- Дочь моя, я обещаю взять это дело под свой личный контроль.
Я благодарно улыбнулась.
- Верю, ваше преосвященство, вы не оставите нас своей милостью.
Не знаю, что покажет вскрытие, но рисковать я не буду. Промолчи сейчас – и тебя сожрут потом. В очень скором будущем.
Нет уж!
Моя репутация должна быть крепче и прозрачнее алмаза!
***
Вечер я коротала в компании Вани, Пети и двоих детей. Один из них лежал в колыбели, второй активно ползал по полу и пытался попробовать на вкус все, что попадало к нему в руки. Особого внимания удостаивалась одна из погремушек – деревянная. Зубки, что ли, чешутся?
- Что теперь будет? – тихо спросил Ваня. Днем у нас как-то времени поговорить и не было.
- Похороны.
- А…
- Расследование, безусловно. А потом похороны.
- Думаешь, губернатора действительно…
- Вряд ли. Но пусть ни у кого не останется подозрений.
Ваня задумчиво кивнул.
- А если окажется, что – да?
- Я этого точно не делала. А остальные… ты виноват?
- Нет.
- Петя?
- Машка, хватит глупости говорить!
Я фыркнула. Подобное обращение значило, что брата я крепко вывела из себя. И никак иначе.
- Лучше говорить, чем делать. Ты меня понял? В этой комнате собраны все люди, которые дороги мне, вот они меня и волнуют. А остальные…
- Арина?
Я осеклась на полуслове.
- Ваня, если бы я знала, где она!
О сестричке не было ни слуху, ни духу. Храмов нанял нескольких сыщиков, но найти дуреху не получалось. Она словно сквозь землю провалилась.
Нигде не снимала квартиру, не пользовалась документами, никуда не уезжала, не покупала ничего, не училась нигде, не регистрировала свадьбу или что-то еще…
Если честно, у меня были самые плохие мысли на этот счет. И кажется, у Вани тоже.
- Думаешь, найдем – живой?
- Продолжать поиски стоит. А уж что мы найдем…
- Ты не надеешься.
- Но и не брошу эту балбеску.
- Спасибо.
Ваня крепко сжал мою кисть, поглядел прямо в глаза. Да, досталось парню. Он ведь благодарит не за Арину – за всех и сразу. Тяжко ему…
- Держись, братик. Нам - да не справиться?
Ваня медленно кивнул.
- Справимся. Обязательно справимся.
***
Стоит ли говорить, что я как в воду глядела?
Храмова действительно отравили. Какой-то гадостью… я даже название выговорить не смогла с первого раза. Какое-то растительное соединение. Я так поняла, какая-то выварка или вытяжка из аконита.
А что?
Лютики-цветочки у меня в садочке… мало кто помнит, что этими цветиками-семицветиками с пещерных времен народ травили. Натуральный, экологически чистый яд. Все свое, домашнее…
Видя, что я так и не понимаю, в чем суть, епископ вежливо разъяснил мне.
На расследовании я настояла очень удачно, быть бы мне первой подозреваемой. А так…
Сына моего муж признал, признал при всех, тут у меня нет мотива.
Замужество?
Тут у меня полнейшее алиби, рядом со мной последние месяцы ни одного мужчины не появлялось.
Выгода?
Я – княжна. Тут тоже пролет. Одним словом, мне Храмова травить было незачем. А вот его семье – запросто. Может, и кому-то еще,, кто ж знает? Расследовать надо!
В столицу уже отписали.
Новый генерал-губернатор уже назначен, едет, это некто Александр Викторович Благовещенский. Фамилия не особо из старых, не так, чтобы богатая, но человек очень достойный, личным примером показывающий, что всего можно добиться. И воевал, был ранен, и на гражданской службе себя самым достойным образом проявил, и женился удачно…
Образец для подражания, одним словом.
Я кивнула. Честно говоря,, меня никакие губернаторы не интересовали. Не мешался бы никто под ногами! У меня была своя программа действий.
Первое – оправиться от родов.
Второе – дорастить младшего до года, старшего – до двух.
Третье – разобраться с наследством и наладить взаимодействие с управляющими.
Четвертое – удачно пристроить братьев.
Мало?
Да стоит только начать, не будешь знать, за что хвататься! Это я еще молчу про папеньку, про Матвеева, про Демидова, про столицу…
Молчу, молчу, молчу…
А как мне в голос взвыть хочется! Кто бы знал!
***
Похороны состоялись ровно через три дня.
Я стояла у гроба, который медленно опускался в землю.
Не плакала, не изображала страдание – это пошло. Да и просекаются такие вещи на раз-два.
Если уж берешься изображать какое-то чувство, следи за достоверностью игры, а то публика год плеваться будет. Я картинно рыдать не умела, вот и не изображала ничего. Стояла во всем черном, под вуалью, комкала в руках платок и молчала. Принимала соболезнования, отвечала такими же протокольными фразами – и только.
Первая бросила горсть земли на гроб, первая положила букет из темно-вишневых, почти черных роз на свежий холмик.
Не рыдала, не выла, не кидалась…
И была вознаграждена фразой, которую уловила по пути к карете.
- …ты что хотела? Это не быдло, это – княжна, она иначе, поди, и не может, бедная…
Вообще-то могу. Но не буду.
Стыдно признаться, но каких-то сильных чувств я не испытывала. Поймите меня правильно, мне было жалко Храмова,, как любого хорошего и достойного человека. Я сочувствовала ему, сострадала, понимала, мы оказались полезны друг другу, мы были союзниками, но и только. В моем сердце он места не получил.
Случись что-то с Ваней - и я буду рыдать вполне искренне.
Аришка пропала – я не могу сказать, что постоянно думаю лишь о ней, но безусловно, пойду на многое, чтобы помочь сестричке.
Храмов умер.
Я знала, что он умрет, и я старалась не привязываться.
Андрей Васильевич, при том, что мы общались куда меньше, стал для меня вторым отцом. Храмов ничего подобного не сделал.
Это не хорошо или плохо, это просто данность.
Мне его жалко. Но жалость не заставит меня ни выть, ни рыдать, ни биться в истерике. А свечку за упокой я схожу, поставлю. Обязательно.
***
Поминки.
Здесь этот обычай тоже есть.
Накрывать пришлось два вида столов – для бедных и для богатых.
Для бедняков – официально взяла на себя городская управа. Я внесла примерно половину суммы, и на главной площади поставили бочонки с вином и столы с пирогами, кутьей и прочим, что полагается. Я не вникала.
Любой, кто захочет помянуть генерал-губернатора Храмова, может прийти, выпить, закусить, получить горсть мелочи на помин души, иногда еще и вещи раздают... Здесь так принято.
Это – для бедняков.
Для «высшего общества» был накрыт стол у нас в доме.
Блюда примерно те же, но приготовлены намного лучше. Поток соболезнующих не иссякал.
Мне целовали руку, мне глядели в глаза, мне выразительно сочувствовали и предлагали всяческую помощь. Застолья здесь не устраивали – понимали, как это тяжело. Обходились фуршетом.
Но и так…
К середине дня я уже на ногах не стояла.
Тяжело было не морально – физически. Раньше я не понимала, отчего так устала Маргарита на балу у Сатаны. Сейчас же…
Каторжно тяжело быть точкой фокуса. Каждому улыбнуться, для каждого найти хотя бы пару слов, каждого поблагодарить, и все время, каждую секунду, держать лицо.
Помнить о своей роли и не выходить за рамки.
Получится?
Я должна, я справлюсь…
Шло время, шли гости…
Большие часы пробили шесть вечера, когда…
Дверь распахнулась.
- Его светлость граф Благовещенский с супругой и дочерью!
Я повернула голову и застыла.
Маруся, ты дура.
Нет, даже не так. Ты хроническая, клиническая идиотка! Хоть имя бы выяснила, не стояла бы сейчас в позе удивленного суслика!
Потому что ко мне неторопливой походкой приближался отец моего второго сына.
Тот самый мужчина, который видел меня в облике Лейлы.
Единственный мужчина, который…
Ёжь твою рожь!!!
Маруська, возьми себя в руки, тебе не семнадцать лет! Соберись, иначе косточки не соберут!!!
Истошный вопль внутреннего голоса позволил мне прийти в себя. Я медленно склонила голову.
- Ваша светлость.
- Госпожа…
Теплые пальцы, горячие губы на моей руке…
- Примите мои соболезнования. Ваш супруг был замечательным человеком. Я плохо знал его, к сожалению, но люди, подобные Сергею Никодимовичу являются истинными героями нашей отчизны.
Я наклонила голову, скрывая глаза.
- Благодарю вас, ваша светлость. Моему мужу были бы приятны ваши слова. Он был о вас самого высокого мнения.
- Он лично рекомендовал меня его императорскому величеству.
Храмов, ежь твою рожь! Не помер бы ты – я бы сейчас из тебя все вытрясла! Что за, мать вашу, интриги? Какие рекомендации?
Хоть предупредил бы!!!
Каз-зел!
Ох, о мертвых… зато – правда! Предупреждать же надо!!!
Хорошо, что глаза я так и держала опущенными. А лицо привычно оставалось бесстрастной маской. А то в мои сильные чувства к усопшему сейчас бы поверили все.
Очень сильно хотелось его выкопать и попинать труп ногами. Что за… мать его ежа?!
Пришлось срочно отвлекаться на спутниц моего собеседника, чтобы не выдать себя.
Имеем – блондинку. Того астенического типа, который так был популярен в оставленном мной двадцать первом веке.
Тощая, вытянутая, правда, натуральная блондинка, такой оттенок не подделаешь, смотрит на меня с неодобрением.
Ну да.
Судя по смело открытой шее и декольте, вам, дама, даже не тридцать. Вам под сорок и вы очень плохо воспринимаете тех, кто моложе.
Сама грешна, бывало.
Иногда накрывает самой примитивной и вульгарной завистью. И бьется простая мысль – к тем бы данным, да мои мозги, я бы тогда бы…
Противоядие – довольство жизнью.
Если ты понимаешь, что прожила не зря, если ты все сделала правильно и так, как хотела, если… тогда тебе все равно, какая там фигурка и кому сколько лет. Подумаешь, проблема!
Я уже собой довольна, а вот что именно ты наворотишь в своей жизни?
Но это я осознала. А стоящая передо мной дама подобной мудростью не владела. И смотрела на меня достаточно зло.
Я знала, что она видит.
Аппетитную фигурку, затянутую в черное платье простого фасона. Толстенную косу, свежесть и красоту юности. Даже после родов я выглядела несомненно лучше, чем сия дама.
И лучше, чем ее дочь – такая же астеническая блондинка.
Хотя, смотря кто будет судьей! На подиум бы меня точно не взяли. Зато у меня нет веснушек, как у ее дочери, нет длинного вытянутого лица, да, и зубы у меня намного лучше. Это – радует.
- Мои соболезнования, - процедила блондинка.
- Благодарю, ваша светлость, - отозвалась я дежурным уже тоном.
Ничто не приводит в чувство так хорошо, как враги. Явные, не замаскированные.
И чего мадам на меня взъелась? Нет, не понять мне бабскую логику. Иногда это просто мимо меня. Увы…
***
Вечером я сидела в библиотеке.
Разбирала бумаги, надеясь найти хоть какие ответы, злилась, шипела, ругалась.
Зачем Храмов выкинул этот финт ушами?
Хотя… тут и так понятно. Помощь Александру, помощь мне, помощь маленькому еще Андрею…
Но сказать-то можно было?
Или нельзя?
Предсказать мою реакцию Храмов мог, вот и сэкономил время и силы. А, все равно – гад! Вот как мне теперь жить с этим? Как гулять по Березовскому, как встречаться каждый день с этим мужчиной… хорошо хоть он меня не узнал. Это-то я видела.
Лейла, если и оставила след в его памяти, никак не ассоциировалась со мной. С княжной Горской.
