- Значит, тайпан. Они есть в Москве – живые?
- Вряд ли, ваше высокопревосходительство. Даже у нас в зоопарке его нет, хотя …
Романов оборвал и этот словесный поток.
Ну не Шуйский же с собой тайпана притащил? Это уж вовсе бред!
Или не бред?
Надо сказать Благовещенскому, пусть дом проверит. А что?
Убивал же какой-то гад с помощью змеи, запускал ее в вентиляцию – и все, отпевай да хорони. Может, и тут нечто подобное планировалось?
Жаль, что Шуйский так быстро помер. Романов не отказался бы его расспросить подробнее.
Шесть человек.
Виктор Николаевич с супругой – в простом платье, приличествующем купеческому званию. Добротное качественное сукно, лучше многих шелков, у жены кольцо и серьги, но очень тонкой работы, понимающему взгляду сразу ясно станет, стоил этот гарнитур дороже иного домика.
У мужа такие же непривлекательные внешне, но безумно дорогие часы.
Для тех, кто разбирается.
Ваня – в светлой пиджачной паре. Петя в наряде мальчика из хорошей семьи – рубашка, бриджи, пиджачок в талию, Нил в матросском костюмчике, Андрейка в кружевах…
Респектабельно.
Но пропуск у них все равно проверили. Мало ли что? Мало ли кто?
В противовес им, Александр Благовещенский выглядел так… краше в гроб кладут.
Растрепанные волосы, серое лицо, запавшие глаза…
Прошедшая ночь словно стесала с его лица излишки плоти, заставила осунуться, и как ни странно, помолодеть. Он выглядел совсем бледным и очень грустным.
- Сашенька! – ахнула Александра Александровна.
- Да, мама.
- Что Машенька?
- Без изменений.
- До сих пор? – искренне удивилась Александра Александровна.
- Доктора сами озадачены.
И причем – в лучшую сторону. У Александра создавалось впечатление, что к этому времени Маша уже должна была быть мертва. А она…
Нет, не понять.
- Сашенька, мы пока побудем с ней, - тут же взяла быка за рога Александра Александровна. – а ты пока сходи, переоденься и покушай.
Александр улыбнулся краешком губ.
- Не будешь уговаривать поехать домой?
- Нет, не буду.
- Или поспать?
- Тоже не стану. Переоденься, сынок, приведи себя в порядок и покушай. И приходи. На ночь к тебе приехать?
- Я приеду, - кивнул Ваня.
- А я сейчас останусь, - поддержал его Петя.
Александр посмотрел на ребят, а потом кивнул.
- Ваня, поедешь сюда – захвати перекусить. Больничная еда – жуткая гадость.
- Даже если это личная больница Его Императорского величества?
- Маша сказала бы, что вензель на клизме не влияет на функциональность, - задумчиво произнес Иван.
Ответом ему стал веселый смех. И это было так… кощунственно!
Мужчины развернулись к смешливому типу, и увидели перед собой доктора.
- Интересная дама ваша госпожа Храмова.
- Да, доктор, - процедил Ваня.
Не то, чтобы простил, но понял. Что взять с медиков? Они такие, циники, ехиды…. Это для родственников больного смерть – трагедия. А для них производственный процесс. Ничего нового, ничего интересного.
Случается, причем нередко.
- Вы все к Горской?
- Да, господин…
- Алешин, - представился доктор. – Тимофей Ильич.
- Очень приятно. Виктор Николаевич. Благовещенский, - представился в ответ владелец заводов, газет, пароходов. – Это моя супруга, Александра Александровна, наши племянники, Иван, Петр Нил, Андрей.
- Кем вы приходитесь больной?
- Несостоявшиеся свекор и свекровь.
- А мы – Машины братья, - представился Ваня. – Это ее сыновья.
- Оба?
- Да.
Доктор пожал плечами.
- Что ж. Всех я вас к больной не пущу, проходите по очереди.
Гости переглянулись – и единогласно вытолкнули вперед Ваню, вручив ему Нила.
- Потом пойдем мы с Андрюшей, - решила Александра Александровна, - Потом Витенька и вы, Петя. Хорошо?
Петя кивнул.
Очередность для него была непринципиальна. Главное – к сестре пустят.
Ваня с ужасом поглядел на сестру.
Как же Маша осунулась… всего сутки, а ее словно вдвое меньше стало. И вся такая белая…
Страшно даже.
И не дышит почти…
Он уселся рядом с кроватью, поудобнее перехватил Нила.
- Посмотри, малыш. Это твоя мама. Ма-ма…
- Мама, - послушно повторил Нил.
И принялся выворачиваться из рук Ивана.
- Ты куда… эй!
Бесполезно.
Малыш открыл рот – и душевно так зашипел на Ивана.
- Ёжь твою рожь!
Такого Иван не ожидал.
И с ужасом смотрел на происходящие с малышом метаморфозы. Заблестели золотом волосы мальчика, потом чуть поменялось лицо, глаза обзавелись вертикальными зрачками и тоже загорелись золотым светом, во рту откуда не возьмись, выдвинулись клыки, кажется, по шее побежали чешуйки?!
Ваня даже двинуться не смел.
А Нил перебрался на кровать к Маше, обнял мать за шею – и прижался щекой к щеке. И тихо-тихо засвистел.
Или зашипел?
Ваня медленно встал. Подошел к двери в палату и крепко подпер ее спиной. Авось, никто не войдет, пока Нил не успокоится.
Малыша, и верно, хватило ненадолго.
Он отцепился от матери, лег рядом, вытянулся – и тут же уснул. И Ваня в ошалении смотрел, как малыш меняется обратно.
Вот исчезли чешуйки, потемнели волосы…
Кто это?!
Или – что это такое?
Ваня едва не сплюнул на пол.
Да что он несет, к-кретин?!
Кто, что…
Это - Нил!
Его племянник, сын его любимой сестренки! На том Ваня стоял, стоять будет, и вообще…
Если кто усомнится, он тому… в нос даст!
Его это кровь. Его семья. Все!
А кто там отец был… а неважно! Синютин он… то есть Горский, но это не совсем важно. Все одно – свой!
Ваня осторожно отошел от двери, на цыпочках, лишь бы не услышали снаружи, поднял Нила на руки – и направился к выходу.
Петя зашел последним.
Виктор Николаевич посмотрел на Машу, покачал головой.
- М-да…
Петя хлюпнул носом.
- Машенька…
На плечо ему легла теплая ладонь.
- Держись, дружок. Не унывай…
- Ага… легко вам говорить, - Петя хлюпнул носом еще раз. И плакать-то не собирался… оно само!
- Нелегко. Но она бы хотела видеть тебя сильным, ты это понимаешь.
- Понимаю…
- Вот и держись.
Петя кивнул и взял Машу за руку.
- Машенька… сестричка, не умирай, пожалуйста… Маша…
Тишина.
Ни звука, ни жеста в ответ…
Петя так и держал Машину руку, когда вернулся Александр. Чуточку посвежевший, переодевшийся, но все равно ужасно усталый и словно бы посеревший. Выцветший…
- Как она?
Петя покачал головой.
- Ничего. Лежит – и все.
Раньше они с Ваней, честно говоря, думали о Благовещенском разное.
Нужен ли он Маше?
Нужен ли им такой человек в семью?
Может, стоит еще подождать, кого другого приглядеть?
Да мало ли что? Мало ли кто? Все же Маша яркая, живая, искренняя, вся горит огнем, а Благовещенский… какой-то он смутный.
То ли дождик, то ли снег, то ли любит, то ли нет. Неясно с ним было.
А вот сейчас все понятно.
Любит.
Не переживал бы так, если б не любил. Не плакал бы. Не звал Машу…
Сейчас Ваня и Петя согласились бы на все, лишь бы сестра была жива. Поздно…
- Петя, ты где испачкался?
Петя посмотрел на руку. Потом на след на пиджаке…
- Не знаю. Что это вообще такое?
- На ржавчину похоже, - пригляделся Ваня. – Где ты умудрился ее найти?
- Не знаю…
Ваня тоже не знал. А потому кивнул на выход.
- Мы поедем. Александр Викторович, вы нас позовете, если что?
- Да, разумеется.
Слова «смерть» не произнес ни один. Хотя оно незримо витало в воздухе.
Страшно было. И вообще – не зови, вдруг да забудет? И не придет…
Александр отправился в палату. Присел рядом с Машей, взял ее за руку…
- Машенька…
Девушка лежала как и прежде, без движения. Спокойная и недвижимая, словно спящая царевна из старой сказки. Только хрустального гроба и не хватало.
Если бы можно было ее оживить поцелуем.
Александр наклонился и легонько коснулся губами ее губ.
Губы были холодными. И…
Не понял?
Какой-то странный привкус остался… Александр провел пальцем по своим губам, облизнулся, подумал пару минут…
Железо?
Да, похоже…
Но откуда?
Врач появился весьма и весьма вовремя.
- Как наша больная?
- Без изменений, - отрапортовал Александр.
Тимофей Ильич подошел к кровати и принялся изучать показания. Амулетов и артефактов на кровати висело столько – хоть ты магазин открывай. Они мигали огоньками, меняли цвет, несколько штук вообще тихо гудели, отчего создавался эффект гнезда шмелей…
Ничего не понятно, но впечатление производит. Факт.
- Странно…
- Что именно? – не удержался Александр.
- Что-то поменялось в составе крови, - задумался доктор.
- Сепсис?
Слово было страшным. Слово было приговором.
- Нет, - отмахнулся доктор. – Не похоже.
- А… что тогда?
- Не понимаю. Такое ощущение, что у нее слишком много железа в крови…
- Но… так не бывает?
Медиком Александр не был, но уж такие-т о вещи знал. Их каждый образованный человек знал.
- Я тоже ничего не понимаю. У нее нет сепсиса, у нее стабильное состояние, но… полное ощущение, что кровь насыщается железом…
- Да? – совершенно по-идиотски спросил Александр.
- Да… а это что такое?
Доктор провел пальцем по коже девушки.
Это было почти незаметно – из-за многочисленных ранок. Но палец словно бы окрасился. Чем-то… рыжеватым?
- Что это? Не понимаю…
Доктор покачал головой.
- Я тоже не понимаю. Но у меня такое ощущение, что железо… выводится через поры кожи!?
- Это невозможно!
- Знаю! Но… вижу другое!
Александр покачал головой. Хотя… а какая разница. Главное…
- Но она не умирает?
- Нет. Состояние стабильное.
- Слава Богу!
Доктор покачал головой.
- Вот уж и не знаю…
Но Александру было все равно. Если Маша не умирает…
Да плевать на причины! Главное – результат! А там… пусть хоть железо выводится, хоть золото… главное – чтобы жива осталась. Остальное разберем!
Плевать было Александру.
Он бы и на железо согласился, и на золото, и на что хочешь, лишь бы любимая женщина выжила.
Вот ведь…
Под пулями ходил, не кланялся, но в том-то и беда. Под пулями – проще. Легче, спокойнее…
Тебя убьют – и все. Миг и нет. И только тебя, не родных, не близких…
Ты уходишь первый, ты отдаешь свою жизнь за правильные цели. За родину, за царя-батюшку, за то, чтобы Русь стояла, чтобы никогда не приходила на родную землю беда, не плакали женщины, не сиротели дети…
Это правильно.
А в больничной палате, когда уходит твой любимый человек, а ты ничего – вообще ничего! – не можешь сделать?
Землю бы перевернул, дракона голыми руками поборол, а нет того дракона. Не с кем бороться, и сделать ты ничего не можешь, и врачи не могут…
Какое ж гадкое ощущение бессилия.
И можешь ты только сидеть до последнего рядом, и за руку держать – и плевать, что там снаружи происходит.
Последние минуты рядом у него никто не отберет.
Так Александр и поступил.
А вот врачам было весело и интересно.
Они даже самим себе не могли объяснить, что происходит с больной. И ладно бы больная была никому не нужна, тогда б ее по-простому на опыты пустили. Она была нужна. И важна. И ей интересовались. И требовали отчета…
И как отчитываться?
Так и доложить?
Извините, но я не знаю?
Что-то с больной происходит, но что именно – непонятно. Надо понаблюдать, а там, может, и разберемся. А может, и нет.
Разрешения на препарирование ведь никто не даст…
Вот как тут быть?
Никак.
Врачам оставалось только крутиться рядом, заходить каждые полчаса, мониторить состояние пациентки и с удивлением констатировать, что расход магии на поддержку не увеличивается, а состояние не ухудшается. А пора бы…
Два дня?
Да и суток не давали!
Не женщина – решето, чудом не повреждено сердце, крупные сосуды… или?
Вскрывать, повторимся, ее не дали. А что там внутри – как иначе посмотришь? Магия – не всесильна, увы.
Оставалось ждать, ждать и ждать.
Дома Ваня устроил Нила в кроватке. Сел рядом, погладил малыша по голове.
- Интересно, кто ты такой?
Малыш посмотрел недоуменно.
- Нил Синютин.
Свою имя-фамилию он уже знал, и где мама живет – тоже. Мог сказать про Березовский и про Храмовых, мало ли что? Конечно, Ванин вопрос он понял в самом, что ни на есть, прямом смысле.
- Это понятно…
Ваня понимал, что задавать малышу вопросы – глупо. Какого ответа ты от него хочешь? Что он должен рассказать?
Ему три года. Даже меньше…
И все же, все же…
- Нилушка, а что ты с мамой сделал?
- Мама бо-оо…
- Правильно. А ты что сделал?
- Ззял…
До появления первых логопедов оставались десятилетия, а потому Ваня вооружился терпением и принялся обстоятельно допрашивать малыша. Получилось плохо.
Маме бо-оо, поэтому Нил ши-и-и, а оно пуфффф.
Малыш искренне старался все объяснить, но добился только того, что у Вани заболели и голова, и зубы. Юноша махнул на все рукой и взял сказки, которые надиктовала Маша.
Так ему казалось, что сестра рядом, и сама их рассказывает, и вообще, скоро войдет и еще ругаться будет.
Не спите?
Ай-яй-яй… бессовестные!
- … Это Полоз окружил все то место, да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу. Попробуй, найди, где он лежал…*
*- П. Бажов. Сказки. «Про великого Полоза», «Змеиный след», прим. авт.
Ваня оторвался от сказки и поглядел на Нила.
Может ли так быть…?
Нет.
Не может.
Сказки это, он и сам знает, Маша их при нем сочиняла, смеялась еще…
Сказки.
А вдруг…?
Ваня замотал головой и задавил в зародыше появившуюся мысль.
Нет такого.
Не было и не будет.
Нил – человек. Чешуя ему просто почудилась. Способности у малыша есть, с матерью – магом земли чудно было бы, когда б их не было.
В остальном – все.
Человек.
И никак иначе.
И Ваня взялся за книгу.
О своей догадке он никогда и никому не расскажет. Ни Пете, ни Александру – никому. Ни детям, ни внукам, когда те появятся…
Нельзя о таком говорить. Думать – и то не стоило бы, да как о чуде не думать, когда оно у тебя на глазах совершается?
И все равно: молчать, молчать, молчать…
- Вая… дасе…
Иван Синютин тряхнул головой и вернулся к сказке о том, как двое мальчишек получили в дар от Великого Полоза золотую жилу. И что из этого вышло.
Сказка. Просто – сказка. И точка.
- Стареешь, Игорь Никодимович.
Его императорское величество смотрел с укором. А Романов так себя и чувствовал.
- Казните, государь.
- Это – уже второй раз. Покушение – пропустил, о том, что Шуйский может отомстить – не подумал.
Романов развел руками.
А что тут скажешь?
И пропустил, и не подумал… да, ему такое и в голову не пришло!
Ладно, пришло, но весьма вторично.
Вот охрану княжны он организовал.
Охрану императора.
А дети княжны…
Да паскудиной надо быть, чтобы на детей покуситься, вот и весь ответ! Полной паскудиной и конченой мразью, которой и черти-то в аду руку подать побрезгуют, вилами в котел закинут.
Для всего есть пределы.
Понятно еще покушение на государя, хотя и там – чай, на площади дети были, и Шуйского то не сильно взволновало. Всех приговорил.
Понятно покушение на княжну Горскую – если б не она, все бы удалось,
Но – дети?
Слов нет. Плюнуть – и все тут.
Даже этого нельзя. Остается лишь повторить – казните, государь. Дурак, недосмотрел. И правда, пора на покой, розы выращивать.
Его императорское величество хмыкнул.
Покачал головой.
- За одного битого, двух небитых дают, так, Игорь Никодимович?
Романов прикусил губу.
Оставят?
Тогда он точно из шкуры вывернется.
- На должности ты останешься. Но помни, еще один такой прокол…
- Вряд ли, ваше высокопревосходительство. Даже у нас в зоопарке его нет, хотя …
Романов оборвал и этот словесный поток.
Ну не Шуйский же с собой тайпана притащил? Это уж вовсе бред!
Или не бред?
Надо сказать Благовещенскому, пусть дом проверит. А что?
Убивал же какой-то гад с помощью змеи, запускал ее в вентиляцию – и все, отпевай да хорони. Может, и тут нечто подобное планировалось?
Жаль, что Шуйский так быстро помер. Романов не отказался бы его расспросить подробнее.
***
Шесть человек.
Виктор Николаевич с супругой – в простом платье, приличествующем купеческому званию. Добротное качественное сукно, лучше многих шелков, у жены кольцо и серьги, но очень тонкой работы, понимающему взгляду сразу ясно станет, стоил этот гарнитур дороже иного домика.
У мужа такие же непривлекательные внешне, но безумно дорогие часы.
Для тех, кто разбирается.
Ваня – в светлой пиджачной паре. Петя в наряде мальчика из хорошей семьи – рубашка, бриджи, пиджачок в талию, Нил в матросском костюмчике, Андрейка в кружевах…
Респектабельно.
Но пропуск у них все равно проверили. Мало ли что? Мало ли кто?
В противовес им, Александр Благовещенский выглядел так… краше в гроб кладут.
Растрепанные волосы, серое лицо, запавшие глаза…
Прошедшая ночь словно стесала с его лица излишки плоти, заставила осунуться, и как ни странно, помолодеть. Он выглядел совсем бледным и очень грустным.
- Сашенька! – ахнула Александра Александровна.
- Да, мама.
- Что Машенька?
- Без изменений.
- До сих пор? – искренне удивилась Александра Александровна.
- Доктора сами озадачены.
И причем – в лучшую сторону. У Александра создавалось впечатление, что к этому времени Маша уже должна была быть мертва. А она…
Нет, не понять.
- Сашенька, мы пока побудем с ней, - тут же взяла быка за рога Александра Александровна. – а ты пока сходи, переоденься и покушай.
Александр улыбнулся краешком губ.
- Не будешь уговаривать поехать домой?
- Нет, не буду.
- Или поспать?
- Тоже не стану. Переоденься, сынок, приведи себя в порядок и покушай. И приходи. На ночь к тебе приехать?
- Я приеду, - кивнул Ваня.
- А я сейчас останусь, - поддержал его Петя.
Александр посмотрел на ребят, а потом кивнул.
- Ваня, поедешь сюда – захвати перекусить. Больничная еда – жуткая гадость.
- Даже если это личная больница Его Императорского величества?
- Маша сказала бы, что вензель на клизме не влияет на функциональность, - задумчиво произнес Иван.
Ответом ему стал веселый смех. И это было так… кощунственно!
Мужчины развернулись к смешливому типу, и увидели перед собой доктора.
- Интересная дама ваша госпожа Храмова.
- Да, доктор, - процедил Ваня.
Не то, чтобы простил, но понял. Что взять с медиков? Они такие, циники, ехиды…. Это для родственников больного смерть – трагедия. А для них производственный процесс. Ничего нового, ничего интересного.
Случается, причем нередко.
- Вы все к Горской?
- Да, господин…
- Алешин, - представился доктор. – Тимофей Ильич.
- Очень приятно. Виктор Николаевич. Благовещенский, - представился в ответ владелец заводов, газет, пароходов. – Это моя супруга, Александра Александровна, наши племянники, Иван, Петр Нил, Андрей.
- Кем вы приходитесь больной?
- Несостоявшиеся свекор и свекровь.
- А мы – Машины братья, - представился Ваня. – Это ее сыновья.
- Оба?
- Да.
Доктор пожал плечами.
- Что ж. Всех я вас к больной не пущу, проходите по очереди.
Гости переглянулись – и единогласно вытолкнули вперед Ваню, вручив ему Нила.
- Потом пойдем мы с Андрюшей, - решила Александра Александровна, - Потом Витенька и вы, Петя. Хорошо?
Петя кивнул.
Очередность для него была непринципиальна. Главное – к сестре пустят.
***
Ваня с ужасом поглядел на сестру.
Как же Маша осунулась… всего сутки, а ее словно вдвое меньше стало. И вся такая белая…
Страшно даже.
И не дышит почти…
Он уселся рядом с кроватью, поудобнее перехватил Нила.
- Посмотри, малыш. Это твоя мама. Ма-ма…
- Мама, - послушно повторил Нил.
И принялся выворачиваться из рук Ивана.
- Ты куда… эй!
Бесполезно.
Малыш открыл рот – и душевно так зашипел на Ивана.
- Ёжь твою рожь!
Такого Иван не ожидал.
И с ужасом смотрел на происходящие с малышом метаморфозы. Заблестели золотом волосы мальчика, потом чуть поменялось лицо, глаза обзавелись вертикальными зрачками и тоже загорелись золотым светом, во рту откуда не возьмись, выдвинулись клыки, кажется, по шее побежали чешуйки?!
Ваня даже двинуться не смел.
А Нил перебрался на кровать к Маше, обнял мать за шею – и прижался щекой к щеке. И тихо-тихо засвистел.
Или зашипел?
Ваня медленно встал. Подошел к двери в палату и крепко подпер ее спиной. Авось, никто не войдет, пока Нил не успокоится.
Малыша, и верно, хватило ненадолго.
Он отцепился от матери, лег рядом, вытянулся – и тут же уснул. И Ваня в ошалении смотрел, как малыш меняется обратно.
Вот исчезли чешуйки, потемнели волосы…
Кто это?!
Или – что это такое?
Ваня едва не сплюнул на пол.
Да что он несет, к-кретин?!
Кто, что…
Это - Нил!
Его племянник, сын его любимой сестренки! На том Ваня стоял, стоять будет, и вообще…
Если кто усомнится, он тому… в нос даст!
Его это кровь. Его семья. Все!
А кто там отец был… а неважно! Синютин он… то есть Горский, но это не совсем важно. Все одно – свой!
Ваня осторожно отошел от двери, на цыпочках, лишь бы не услышали снаружи, поднял Нила на руки – и направился к выходу.
***
Петя зашел последним.
Виктор Николаевич посмотрел на Машу, покачал головой.
- М-да…
Петя хлюпнул носом.
- Машенька…
На плечо ему легла теплая ладонь.
- Держись, дружок. Не унывай…
- Ага… легко вам говорить, - Петя хлюпнул носом еще раз. И плакать-то не собирался… оно само!
- Нелегко. Но она бы хотела видеть тебя сильным, ты это понимаешь.
- Понимаю…
- Вот и держись.
Петя кивнул и взял Машу за руку.
- Машенька… сестричка, не умирай, пожалуйста… Маша…
Тишина.
Ни звука, ни жеста в ответ…
Петя так и держал Машину руку, когда вернулся Александр. Чуточку посвежевший, переодевшийся, но все равно ужасно усталый и словно бы посеревший. Выцветший…
- Как она?
Петя покачал головой.
- Ничего. Лежит – и все.
Раньше они с Ваней, честно говоря, думали о Благовещенском разное.
Нужен ли он Маше?
Нужен ли им такой человек в семью?
Может, стоит еще подождать, кого другого приглядеть?
Да мало ли что? Мало ли кто? Все же Маша яркая, живая, искренняя, вся горит огнем, а Благовещенский… какой-то он смутный.
То ли дождик, то ли снег, то ли любит, то ли нет. Неясно с ним было.
А вот сейчас все понятно.
Любит.
Не переживал бы так, если б не любил. Не плакал бы. Не звал Машу…
Сейчас Ваня и Петя согласились бы на все, лишь бы сестра была жива. Поздно…
- Петя, ты где испачкался?
Петя посмотрел на руку. Потом на след на пиджаке…
- Не знаю. Что это вообще такое?
- На ржавчину похоже, - пригляделся Ваня. – Где ты умудрился ее найти?
- Не знаю…
Ваня тоже не знал. А потому кивнул на выход.
- Мы поедем. Александр Викторович, вы нас позовете, если что?
- Да, разумеется.
Слова «смерть» не произнес ни один. Хотя оно незримо витало в воздухе.
Страшно было. И вообще – не зови, вдруг да забудет? И не придет…
Александр отправился в палату. Присел рядом с Машей, взял ее за руку…
- Машенька…
Девушка лежала как и прежде, без движения. Спокойная и недвижимая, словно спящая царевна из старой сказки. Только хрустального гроба и не хватало.
Если бы можно было ее оживить поцелуем.
Александр наклонился и легонько коснулся губами ее губ.
Губы были холодными. И…
Не понял?
Какой-то странный привкус остался… Александр провел пальцем по своим губам, облизнулся, подумал пару минут…
Железо?
Да, похоже…
Но откуда?
Врач появился весьма и весьма вовремя.
***
- Как наша больная?
- Без изменений, - отрапортовал Александр.
Тимофей Ильич подошел к кровати и принялся изучать показания. Амулетов и артефактов на кровати висело столько – хоть ты магазин открывай. Они мигали огоньками, меняли цвет, несколько штук вообще тихо гудели, отчего создавался эффект гнезда шмелей…
Ничего не понятно, но впечатление производит. Факт.
- Странно…
- Что именно? – не удержался Александр.
- Что-то поменялось в составе крови, - задумался доктор.
- Сепсис?
Слово было страшным. Слово было приговором.
- Нет, - отмахнулся доктор. – Не похоже.
- А… что тогда?
- Не понимаю. Такое ощущение, что у нее слишком много железа в крови…
- Но… так не бывает?
Медиком Александр не был, но уж такие-т о вещи знал. Их каждый образованный человек знал.
- Я тоже ничего не понимаю. У нее нет сепсиса, у нее стабильное состояние, но… полное ощущение, что кровь насыщается железом…
- Да? – совершенно по-идиотски спросил Александр.
- Да… а это что такое?
Доктор провел пальцем по коже девушки.
Это было почти незаметно – из-за многочисленных ранок. Но палец словно бы окрасился. Чем-то… рыжеватым?
- Что это? Не понимаю…
Доктор покачал головой.
- Я тоже не понимаю. Но у меня такое ощущение, что железо… выводится через поры кожи!?
- Это невозможно!
- Знаю! Но… вижу другое!
Александр покачал головой. Хотя… а какая разница. Главное…
- Но она не умирает?
- Нет. Состояние стабильное.
- Слава Богу!
Доктор покачал головой.
- Вот уж и не знаю…
Но Александру было все равно. Если Маша не умирает…
Да плевать на причины! Главное – результат! А там… пусть хоть железо выводится, хоть золото… главное – чтобы жива осталась. Остальное разберем!
***
Плевать было Александру.
Он бы и на железо согласился, и на золото, и на что хочешь, лишь бы любимая женщина выжила.
Вот ведь…
Под пулями ходил, не кланялся, но в том-то и беда. Под пулями – проще. Легче, спокойнее…
Тебя убьют – и все. Миг и нет. И только тебя, не родных, не близких…
Ты уходишь первый, ты отдаешь свою жизнь за правильные цели. За родину, за царя-батюшку, за то, чтобы Русь стояла, чтобы никогда не приходила на родную землю беда, не плакали женщины, не сиротели дети…
Это правильно.
А в больничной палате, когда уходит твой любимый человек, а ты ничего – вообще ничего! – не можешь сделать?
Землю бы перевернул, дракона голыми руками поборол, а нет того дракона. Не с кем бороться, и сделать ты ничего не можешь, и врачи не могут…
Какое ж гадкое ощущение бессилия.
И можешь ты только сидеть до последнего рядом, и за руку держать – и плевать, что там снаружи происходит.
Последние минуты рядом у него никто не отберет.
Так Александр и поступил.
А вот врачам было весело и интересно.
Они даже самим себе не могли объяснить, что происходит с больной. И ладно бы больная была никому не нужна, тогда б ее по-простому на опыты пустили. Она была нужна. И важна. И ей интересовались. И требовали отчета…
И как отчитываться?
Так и доложить?
Извините, но я не знаю?
Что-то с больной происходит, но что именно – непонятно. Надо понаблюдать, а там, может, и разберемся. А может, и нет.
Разрешения на препарирование ведь никто не даст…
Вот как тут быть?
Никак.
Врачам оставалось только крутиться рядом, заходить каждые полчаса, мониторить состояние пациентки и с удивлением констатировать, что расход магии на поддержку не увеличивается, а состояние не ухудшается. А пора бы…
Два дня?
Да и суток не давали!
Не женщина – решето, чудом не повреждено сердце, крупные сосуды… или?
Вскрывать, повторимся, ее не дали. А что там внутри – как иначе посмотришь? Магия – не всесильна, увы.
Оставалось ждать, ждать и ждать.
***
Дома Ваня устроил Нила в кроватке. Сел рядом, погладил малыша по голове.
- Интересно, кто ты такой?
Малыш посмотрел недоуменно.
- Нил Синютин.
Свою имя-фамилию он уже знал, и где мама живет – тоже. Мог сказать про Березовский и про Храмовых, мало ли что? Конечно, Ванин вопрос он понял в самом, что ни на есть, прямом смысле.
- Это понятно…
Ваня понимал, что задавать малышу вопросы – глупо. Какого ответа ты от него хочешь? Что он должен рассказать?
Ему три года. Даже меньше…
И все же, все же…
- Нилушка, а что ты с мамой сделал?
- Мама бо-оо…
- Правильно. А ты что сделал?
- Ззял…
До появления первых логопедов оставались десятилетия, а потому Ваня вооружился терпением и принялся обстоятельно допрашивать малыша. Получилось плохо.
Маме бо-оо, поэтому Нил ши-и-и, а оно пуфффф.
Малыш искренне старался все объяснить, но добился только того, что у Вани заболели и голова, и зубы. Юноша махнул на все рукой и взял сказки, которые надиктовала Маша.
Так ему казалось, что сестра рядом, и сама их рассказывает, и вообще, скоро войдет и еще ругаться будет.
Не спите?
Ай-яй-яй… бессовестные!
- … Это Полоз окружил все то место, да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу. Попробуй, найди, где он лежал…*
*- П. Бажов. Сказки. «Про великого Полоза», «Змеиный след», прим. авт.
Ваня оторвался от сказки и поглядел на Нила.
Может ли так быть…?
Нет.
Не может.
Сказки это, он и сам знает, Маша их при нем сочиняла, смеялась еще…
Сказки.
А вдруг…?
Ваня замотал головой и задавил в зародыше появившуюся мысль.
Нет такого.
Не было и не будет.
Нил – человек. Чешуя ему просто почудилась. Способности у малыша есть, с матерью – магом земли чудно было бы, когда б их не было.
В остальном – все.
Человек.
И никак иначе.
И Ваня взялся за книгу.
О своей догадке он никогда и никому не расскажет. Ни Пете, ни Александру – никому. Ни детям, ни внукам, когда те появятся…
Нельзя о таком говорить. Думать – и то не стоило бы, да как о чуде не думать, когда оно у тебя на глазах совершается?
И все равно: молчать, молчать, молчать…
- Вая… дасе…
Иван Синютин тряхнул головой и вернулся к сказке о том, как двое мальчишек получили в дар от Великого Полоза золотую жилу. И что из этого вышло.
Сказка. Просто – сказка. И точка.
***
- Стареешь, Игорь Никодимович.
Его императорское величество смотрел с укором. А Романов так себя и чувствовал.
- Казните, государь.
- Это – уже второй раз. Покушение – пропустил, о том, что Шуйский может отомстить – не подумал.
Романов развел руками.
А что тут скажешь?
И пропустил, и не подумал… да, ему такое и в голову не пришло!
Ладно, пришло, но весьма вторично.
Вот охрану княжны он организовал.
Охрану императора.
А дети княжны…
Да паскудиной надо быть, чтобы на детей покуситься, вот и весь ответ! Полной паскудиной и конченой мразью, которой и черти-то в аду руку подать побрезгуют, вилами в котел закинут.
Для всего есть пределы.
Понятно еще покушение на государя, хотя и там – чай, на площади дети были, и Шуйского то не сильно взволновало. Всех приговорил.
Понятно покушение на княжну Горскую – если б не она, все бы удалось,
Но – дети?
Слов нет. Плюнуть – и все тут.
Даже этого нельзя. Остается лишь повторить – казните, государь. Дурак, недосмотрел. И правда, пора на покой, розы выращивать.
Его императорское величество хмыкнул.
Покачал головой.
- За одного битого, двух небитых дают, так, Игорь Никодимович?
Романов прикусил губу.
Оставят?
Тогда он точно из шкуры вывернется.
- На должности ты останешься. Но помни, еще один такой прокол…
