И царь на троне сидит, и бояре стоят.
А вот и Федор, и матушка его за ним следом… идет важно, в руке ширинку несет, вот уж шаг до него остался, вот уж он руку протягивает…
А в следующий миг оно и случилось. Устя и не поняла сразу, что произошло, просто ударило что-то в затылок, стиснуло, сдавило…
На глазах царя, царевича и всех бояр, Устинья Алексеевна Заболоцкая потеряла сознание.
Борису происходящее не по душе было.
Сильно не по душе. Когда он Федора с ширинкой расшитой увидел, на троне приподнялся, рявкнуть хотел, да что тут сделаешь?! На глазах у бояр всех семью царскую позорить?
Нельзя так делать, внутри семьи любые распри могут быть, а перед чужими стоять они должны вместе, крепко. Не может Борис показать своей неприязни к мачехе, к брату младшему, иначе затравят их бояре. А потом и его затравят, где царевич, там и царь, невелик шажок.
Но и допускать, чтобы Устя, даже и ненадолго, до Красной Горки невестой Федора стала… неправильно это.
Нехорошо.
Борис сам себе покамест не признавался, но… Устя чем-то запала ему в душу.
Вроде бы и о любви они не говорили, и глазами томными на него Устя не смотрела, и не до того ему. Но вот это ощущение, что твоя спина прикрыта…
Что рядом с тобой человек, который жизнь отдаст, а тебя тронуть не даст… откуда оно взялось?
То ли, когда он уснул рядом с Устиньей, и та всю ночь над ним сидела.
То ли когда утешала она его после Маринкиной измены.
То ли когда он ее утешал…
Борис и сам ответа не знал, вот и злился. Устинью он Федору не отдаст, это уж точно! Не по себе братец дерево рубит, но как ему о том сказать? Он и слышать ничего не желает… А как потом ему, Борису, на Устинье жениться? А ведь он, считай, решился уже, только не поговорил с самой волхвой… и не успеет теперь… сколько ж бед Федька этим сговором принесет… ох, оторвет Боря братцу пустую голову!
Сидел Борис на троне своем, зубы стискивал зло, скипетр в руке сжимал, державу… руку удалось удобно на подлокотник пристроить. Тяжелая, зараза!
Бояре рядом, боярышни пришли, Устя стоит второй с краю, за боярышнями их служанки, а за ней сестра стоит, раскрашена, что кукла глиняная, аж жутко.
Двери распахнулись, Федор вошел. Боря-то думал, что он сейчас отпустит боярышень, а он в руке ширинку несет, вышитую золотом, да перстень. Сейчас он их должен невесте своей отдать… ах ты ж гад такой! Вот он подошел, руку протянул…
И тут Устя просто упала на пол. Осела, словно дерево подрубленное, покамест на колени.
Федор так и стоял бы дурак дураком, но у него сестра Устиньи приняла и перстень, и ширинку, а сам Федор к Устинье склонился, на руки ее поднять попробовал…
Куда там!
Устя выгнулась, вскрикнула глухо – и вовсе недвижная обмякла.
Борис и сам не заметил, как рядом оказался. Его-то силой Бог не обидел, в отличие от Федора, он Устинью на руки и поднять смог.
- Что с ней?
Кто спросил?
Борис и заметить не успел. Зато услышал звонкий и четкий голос царицы Любавы.
- Видимо, больная она! Господь отвел, Феденька!
- Матушка?
- Но когда выбрал ты боярышню Заболоцкую – женись. Только не на старшей, а на младшей, раз уж ты ей перстень отдал.
- А… э…
Кому другому Федор мог бы возразить.
Но родимой матушке? Любимой?
Никогда! Выпалить то, что у него на языке вертится? Да разве ж такое можно? И Любава отыграла еще несколько шагов.
- Отче!
Патриарх словно и ждал этого.
- Волю Божию вижу, чадо в том, что не вручил ты перстень свой больной девушке, коя не смогла бы стать тебе хорошей женой и матерью твоим детям. Господь и в том участие свое явил, что сделал ты выбор – и выбор хороший. Чем не невеста тебе Аксинья Заболоцкая? И мила, и пригожа, и здорова – благословляю сей союз!
- Благословляю! – и Любава подключилась.
- Одобряю, - добил Борис. Ему не до того было, но… не Устинья? Вот и ладно сие!
Подоспевший лекарь у него перенял тело Устиньи, на лавку уложил, пульс пощупал.
- Что скажешь, Адам?
- Не вижу причин для обморока, государь. Сердце боярышни бьется ровно, дыхание спокойное…
А что в рукаве его балахона исчезла нитка жемчуга из косы Устиньи – кто на то внимание обратит?
Устя на лавке лежала, ровно мертвая.
Устя в себя пришла еще на руках у Бориса. Но лежала молча и тихо. Что с ней случилось?
Примерно она поняла.
Порчу на волхву наводить – дело гиблое и глупое. Неблагодарное и напрасное.
А вот разово воздействовать как-то можно. Долго не получится, да заговорщикам и пяти минут хватило, поздно уж переигрывать.
Как? То есть чем ее взяли?
Это Устя поняла, когда у нее из косы что-то вытянули. Но… ее волос касалась только Аксинья.
Опять?!
Снова ее предали самые близкие?
Ох, видимо, сколько кувшин разбитый не замазывай, а пить из горсти придется.
Аксинья, дурочка, что ж тебе пообещали-то? Устя хотела было, рот открыть, а как слова царицыны услышала, так и поняла все, сразу, ровно ее еще раз ножом ударили.
Дурочка!
Сестренка, какая ж ты идиотка!
Ясно-понятно, им женщина нужна с волховской кровью. Только про меня они поняли, что кровь проснулась и характер разбудила, а ты-то беззащитная! А кровь – она та же!
И что они с тобой сделают?
Как поступят?
Тут и думать нечего, что с Устиньей было, то и с Аксиньей будет, разве что имя поменяется. И такого она сестре своей не желает.
Но… но и сделать сейчас ничего не сможет!
Встать, закричать, что отравили ее или околдовали? Так и доказательств нет, уже нет… Аксинья от всего отопрется, Усте просто не поверит никто.
Кричи, не кричи…
Бесполезно!
А тем временем выбор невесты своим чередом шел…
- Благословляю!
Тут Федор и очнулся.
Аксинья?!
Даром ему никакая Аксинья не нужна! Ему Устя надобна! Но только он рот открыл, как ему на запястье материнская рука легла.
- Молчи, Федя. Будет тебе твоя Устинья, только молчи.
И так это сказано было, что рот у него сам собой и захлопнулся. Ежели матушка обещает, она всегда свое слово сдержит.
Так что Федор поклонился честь по чести.
- Когда так сложилось, пусть так и будет оно. Господь наш мудр и по своей воле любое дело управит. Прими мой дар, боярышня Аксинья.
Аксинья в ответ покраснела, поклонилась, пробулькала что-то невнятное… да, хоть и сестры они, да только Устинья себя держать умеет, а эта…
Дурища!
Вслух же Федор ничего не сказал, наблюдая, как Адам с помощником выносят из Сердоликовой палаты так и не пришедшую в себя Устинью.
Церемония своим ходом шла.
Не приходила в себя Устинья еще минут пять. Вот как принесли ее в лекарские покои, да стрелец за дверь вышел, так и вскинулась она, прищурилась.
- Что, мейр Козельский, поговорим?
Адам аж шарахнулся.
Смотрит на него женщина, а глаза у нее прищурены. И кажется мужчине, что по ободку зрачка искры бегут. Зеленые, яркие…
- Эммм… б-боярышн-ня, я рад… да, рад, что ты опамятовала…
- Кто тебе велел нить жемчуга из моих волос забрать?
Устя понимала, что сам Адам вряд ли к тому причастен. Не с его силенками порчу наводить, обычный он человек, не слишком хороший, не очень плохой. Но кто-то же велел ему?
А кто?
- Государыня Любава сказала.
Устя кивнула понимающе.
- А когда б она отравлена оказалась?
- Государыня уверила, что вреда тебе нить не нанесет, просто пока при тебе она, ты себя плохо чувствовать будешь… бредни бабские. Но как отказать? Она государыня, и брата ее я любил, служил ему честь по чести, - Адам за собой никакой вины и рядом не ведал.
Не вор он, не делал ничего противузаконного, а что государыне Любаве услужить согласился – так что ж? У нее любые фантазии быть могут, она недавно болела сильно. Иногда и потакать им следует, пусть уж… бабы!
Эти мысли у него на лице написаны были так ясно, что Устя только головой качнула.
Как же легко управлять некоторыми мужчинами! И женщинами тоже… только говори, что они хотят услышать – и будут танцевать под твою музыку.
- Дай мне жемчуг на минутку. Пожалуйста, мейр Адам.
- Хорошо, боярышня.
Устя пальцами жемчуг перебрала.
Да, вот тут и здесь. Всего пара заговоренных жемчужин на целую нить. И заговорены они хитрО, не на Устинью.
На Федора.
Как только царевич рядом оказался, так и сработало ведьмовство, так и ужалило. Устя и отреагировала, в обморок упала. Плохо ей стало.
Оказывается, и так можно?
А вот поделом, не всегда силой решить можно, иногда опыт куда как поболее дает! Хорошо же, урок она получила, даже два, и оба запомнит.
Нить Устя решительно протянула лекарю, сама с лавки встала, плечи расправила.
- Благодарствую, мейр Адам. Пойду я к себе.
- Провожу я тебя, боярышня. Не дай Бог, еще в коридоре где обеспамятеешь.
- Уже не случится такого. Спасибо, мейр Адам.
- Все одно, то мой врачебный долг.
- Когда долг, проводи, мейр. Я тебя благодарю за помощь.
- Не за что, боярышня. Служба у меня такая.
- Ты хороший слуга, Адам. Верный и честный.
Адам кивнул. Да, таким он и был, и знал это за собой. Приятно, когда твои достоинства замечают.
- Идем, боярышня. Позволь тебе руку предложить.
Устя позволила, и руку приняла, и к себе пошла. Что ж, как оно случилось, так тому и быть. Хотела она что-то поменять, да видно, не меняются некоторые люди. Хотя и забавно это получилось.
Аксинья стояла перед троном, рука об руку с царевичем Федором.
Миг триумфа.
Она такими словами не думала, но торжествовала.
Вот вам всем, боярышни! Охотились на царевича вы, а поймала его я! Я!
Я!!!
Скромная да умная Аксинья Заболоцкая, которая своего часа ждала и дождалась. Совсем как в сказке, когда младшая сестра и красива, и умна, и счастье обрела, вопреки злобным проискам…
Счастье, да не с тем.
Вот он, Михайла, Мишенька, в углу стоит, глазами круглыми смотрит, хлопает ими, ровно сова – не ждал, любЫй мой? А ужо тебе! Смогла я, добилась, царевной я буду, а ты на посылках у меня будешь, добьюсь я…
Царевич Федор нерадостным выглядит, ну так что же?
Скоро он поймет, что младшая-то сестра лучше старшей, скоро все про то поймут.
Вот и государь понял уже, смотрит довольно, улыбается, брата благословляет, а там и свадьба скоро будет…
Патриарх чем-то доволен, царица Любава смотрит благосклонно, мать-то не обманешь, мать сразу поймет, что для сына ее лучше будет! Не Устька!
Гадина!!!
Что ей – мало было?! Мало, да?!
Михайлу моего…
НЕНАВИЖУ!!! Обоих!!!
Ничего, теперь у нее, у Аксиньи власть вся, теперь все они у нее в кулачке будут! И поделом!
Сверкнули глаза, расправились плечи… пожалуй, в эту минуту Аксинья была почти красива. Только вот никому до того и дела не было. И это было самым горьким.
Хорошо еще, сама Аксинья этого не понимала. И улыбалась.
Здесь и сейчас она торжествовала победу.
Борис едва до конца досидел, уж потом отпустил всех, патриарха к себе позвал.
- Поговорить хочу, Макарий.
- Как велишь, государь.
Борис долго тянуть с вопросами да вежество разводить и не стал, рубанул с плеча.
- Что тебе Любава за этот спектакль пообещала?
Патриарх тоже не стал отнекиваться да круги плести. Когда б не спросил государь – то одно, а ежели понял… чего врать-то?
- Государь, мне царица ничего не обещала, уговорила попросту. Боярышня Устинья для царевича жена плохая, да ты и сам то видишь. Слишком она умна да сильна, она Федора в дугу согнет, от матери оторвет.
- Ему бы и на пользу, нет?
- Не знаю, государь, не ведаю. Федор легко чужому влиянию поддается, тебе то ведомо. Сейчас жена им управлять не будет, а мать его крепко держит.
- Мать тоже не вечная.
- А потом ты, государь, ее заменишь. А боярышня Аксинья глупа да податлива, будет детей рожать да покрова расшивать, ей большего и не надобно. Чернавок гонять да мужа ждать.
- Это верно. Откуда Любава знала, что Устинья упадет так-то?
- Про то не ведаю, государь. Может, договорилась она с боярышней, может, еще чего, могла она. А мне так объяснила, что никогда бы Феденька не согласился на замену, вот и пришлось хитростью взять. И тебе она признаться не могла, ты вранье не одобряешь, а как раскрыл бы ты замысел ее, так второй раз не получилось бы уже.
Борис подумал зло, что так ему и Любава скажет, слово в слово. И не отмолвишь ведь!
- Не получилось бы, это верно. Хорошо, Макарий, когда венчать этих двоих можно?
- Так через три дня, государь, и повенчаем, как дОлжно.
- Вот и ладно. От меня подарок жди хороший.
- Благодарствую, государь. А все ж ты тоже о женитьбе подумай? Покамест боярышни во дворце, их и задержать можно?
Борис брови поднял, а потом и улыбнулся.
- И то верно. Распорядись, чтобы без моего приказа никого не трогали, по домам не отсылали. Еще один отбор объявлять не будем, не надобно, а потихоньку я со всеми оставшимися боярышнями переговорю, а там и с отцами их.
- Как прикажешь, государь, так и будет.
Макарий улыбнулся довольно.
Мудрый он все-таки… и взгляды Бориса в сторону Устиньи давненько заприметил. Оно, конечно… невеста младшего брата. Нехорошо так-то.
Но ежели девушка обоим в душу запала?
И ежели самому себе признаться, то царица из нее куда как лучше получится, чем царевна. Умная она, боярышня Устинья, решительная, спокойная, и держать себя умеет, и говорит с достоинством.
Для царя она куда как лучше подойдет, чем любая другая.
Макарий, конечно, семье своей был предан, как без того. И родных любил, нельзя ж в себе все мирское вовсе убить, не получается так-то. Но ежели для Россы лучше так, как сложилось? И довольны все? И Любава с Платоном довольны, и Федор доволен будет, когда поймет, и Борису с Устиньей хорошо будет, надобно царю еще сказать, чтобы он Федора куда отослал подальше, когда жениться надумает на Устинье. А то неладно так-то будет.
Натворит еще Федька дел нехороших… лучше пусть едет в Козельск или Орловск, губернатором там. И Любаву с собой заберет.
Так-то оно всем лучше будет, да и патриарху бы от таких родственничков подальше – тоже неплохо.
И Макарий, хитро улыбаясь, отправился распоряжаться.
- Маменька, это что за … и ….?!
Федор своих чувств и вовсе не сдерживал. Полетела в дальний угол ваза безвкусная, полетела за ней табуретка…
- А ну-ка довольно мои покои крушить! Сядь и послушай.
Таким тоном Любава слона на марше остановила бы, не то, что сЫночку любимого. Федор и остановился, как вкопанный, только глазами вращал, что тот слон, да дышал шумно.
Любава его оглядела, кивнула сама себе.
- Ты боярышню Устинью хотел? Так получишь ты ее! Вскоре после свадьбы и получишь!
- Как?
- Аксинье прикажешь сестру при себе оставить, для услужения. Она тебе покорится, она вообще слова поперек не скажет. Не то поучишь ее плеткой, как положено.
Федор кивнул. Теперь он мать куда как внимательнее слушал.
- А потом… пару раз в углу прижмешь, али просто прикажешь к себе явиться – кто тебе хоть слово поперек скажет?
- А сейчас? Сегодня?
- Только опосля свадьбы, вот, как Аксинья затяжелеет.
- Почему?!
- Потому как от твоих забав дети бывают, Феденька. Нехорошо будет, когда законный наследник позже ублюдка родится.
Федор головой помотал… дошло.
- А боярин Заболоцкий не возразит ли?
- Найду я, что ему предложить. Женись на Аксинье – обеих сестер получишь. Понял?
Федор к матушке подошел, обнял, поцеловал.
- Маменька… люблю тебя!
- То-то же…
Любава слезинку вытерла кончиком платка, сыну улыбнулась.
А вот и Федор, и матушка его за ним следом… идет важно, в руке ширинку несет, вот уж шаг до него остался, вот уж он руку протягивает…
А в следующий миг оно и случилось. Устя и не поняла сразу, что произошло, просто ударило что-то в затылок, стиснуло, сдавило…
На глазах царя, царевича и всех бояр, Устинья Алексеевна Заболоцкая потеряла сознание.
***
Борису происходящее не по душе было.
Сильно не по душе. Когда он Федора с ширинкой расшитой увидел, на троне приподнялся, рявкнуть хотел, да что тут сделаешь?! На глазах у бояр всех семью царскую позорить?
Нельзя так делать, внутри семьи любые распри могут быть, а перед чужими стоять они должны вместе, крепко. Не может Борис показать своей неприязни к мачехе, к брату младшему, иначе затравят их бояре. А потом и его затравят, где царевич, там и царь, невелик шажок.
Но и допускать, чтобы Устя, даже и ненадолго, до Красной Горки невестой Федора стала… неправильно это.
Нехорошо.
Борис сам себе покамест не признавался, но… Устя чем-то запала ему в душу.
Вроде бы и о любви они не говорили, и глазами томными на него Устя не смотрела, и не до того ему. Но вот это ощущение, что твоя спина прикрыта…
Что рядом с тобой человек, который жизнь отдаст, а тебя тронуть не даст… откуда оно взялось?
То ли, когда он уснул рядом с Устиньей, и та всю ночь над ним сидела.
То ли когда утешала она его после Маринкиной измены.
То ли когда он ее утешал…
Борис и сам ответа не знал, вот и злился. Устинью он Федору не отдаст, это уж точно! Не по себе братец дерево рубит, но как ему о том сказать? Он и слышать ничего не желает… А как потом ему, Борису, на Устинье жениться? А ведь он, считай, решился уже, только не поговорил с самой волхвой… и не успеет теперь… сколько ж бед Федька этим сговором принесет… ох, оторвет Боря братцу пустую голову!
Сидел Борис на троне своем, зубы стискивал зло, скипетр в руке сжимал, державу… руку удалось удобно на подлокотник пристроить. Тяжелая, зараза!
Бояре рядом, боярышни пришли, Устя стоит второй с краю, за боярышнями их служанки, а за ней сестра стоит, раскрашена, что кукла глиняная, аж жутко.
Двери распахнулись, Федор вошел. Боря-то думал, что он сейчас отпустит боярышень, а он в руке ширинку несет, вышитую золотом, да перстень. Сейчас он их должен невесте своей отдать… ах ты ж гад такой! Вот он подошел, руку протянул…
И тут Устя просто упала на пол. Осела, словно дерево подрубленное, покамест на колени.
Федор так и стоял бы дурак дураком, но у него сестра Устиньи приняла и перстень, и ширинку, а сам Федор к Устинье склонился, на руки ее поднять попробовал…
Куда там!
Устя выгнулась, вскрикнула глухо – и вовсе недвижная обмякла.
Борис и сам не заметил, как рядом оказался. Его-то силой Бог не обидел, в отличие от Федора, он Устинью на руки и поднять смог.
- Что с ней?
Кто спросил?
Борис и заметить не успел. Зато услышал звонкий и четкий голос царицы Любавы.
- Видимо, больная она! Господь отвел, Феденька!
- Матушка?
- Но когда выбрал ты боярышню Заболоцкую – женись. Только не на старшей, а на младшей, раз уж ты ей перстень отдал.
- А… э…
Кому другому Федор мог бы возразить.
Но родимой матушке? Любимой?
Никогда! Выпалить то, что у него на языке вертится? Да разве ж такое можно? И Любава отыграла еще несколько шагов.
- Отче!
Патриарх словно и ждал этого.
- Волю Божию вижу, чадо в том, что не вручил ты перстень свой больной девушке, коя не смогла бы стать тебе хорошей женой и матерью твоим детям. Господь и в том участие свое явил, что сделал ты выбор – и выбор хороший. Чем не невеста тебе Аксинья Заболоцкая? И мила, и пригожа, и здорова – благословляю сей союз!
- Благословляю! – и Любава подключилась.
- Одобряю, - добил Борис. Ему не до того было, но… не Устинья? Вот и ладно сие!
Подоспевший лекарь у него перенял тело Устиньи, на лавку уложил, пульс пощупал.
- Что скажешь, Адам?
- Не вижу причин для обморока, государь. Сердце боярышни бьется ровно, дыхание спокойное…
А что в рукаве его балахона исчезла нитка жемчуга из косы Устиньи – кто на то внимание обратит?
Устя на лавке лежала, ровно мертвая.
***
Устя в себя пришла еще на руках у Бориса. Но лежала молча и тихо. Что с ней случилось?
Примерно она поняла.
Порчу на волхву наводить – дело гиблое и глупое. Неблагодарное и напрасное.
А вот разово воздействовать как-то можно. Долго не получится, да заговорщикам и пяти минут хватило, поздно уж переигрывать.
Как? То есть чем ее взяли?
Это Устя поняла, когда у нее из косы что-то вытянули. Но… ее волос касалась только Аксинья.
Опять?!
Снова ее предали самые близкие?
Ох, видимо, сколько кувшин разбитый не замазывай, а пить из горсти придется.
Аксинья, дурочка, что ж тебе пообещали-то? Устя хотела было, рот открыть, а как слова царицыны услышала, так и поняла все, сразу, ровно ее еще раз ножом ударили.
Дурочка!
Сестренка, какая ж ты идиотка!
Ясно-понятно, им женщина нужна с волховской кровью. Только про меня они поняли, что кровь проснулась и характер разбудила, а ты-то беззащитная! А кровь – она та же!
И что они с тобой сделают?
Как поступят?
Тут и думать нечего, что с Устиньей было, то и с Аксиньей будет, разве что имя поменяется. И такого она сестре своей не желает.
Но… но и сделать сейчас ничего не сможет!
Встать, закричать, что отравили ее или околдовали? Так и доказательств нет, уже нет… Аксинья от всего отопрется, Усте просто не поверит никто.
Кричи, не кричи…
Бесполезно!
А тем временем выбор невесты своим чередом шел…
***
- Благословляю!
Тут Федор и очнулся.
Аксинья?!
Даром ему никакая Аксинья не нужна! Ему Устя надобна! Но только он рот открыл, как ему на запястье материнская рука легла.
- Молчи, Федя. Будет тебе твоя Устинья, только молчи.
И так это сказано было, что рот у него сам собой и захлопнулся. Ежели матушка обещает, она всегда свое слово сдержит.
Так что Федор поклонился честь по чести.
- Когда так сложилось, пусть так и будет оно. Господь наш мудр и по своей воле любое дело управит. Прими мой дар, боярышня Аксинья.
Аксинья в ответ покраснела, поклонилась, пробулькала что-то невнятное… да, хоть и сестры они, да только Устинья себя держать умеет, а эта…
Дурища!
Вслух же Федор ничего не сказал, наблюдая, как Адам с помощником выносят из Сердоликовой палаты так и не пришедшую в себя Устинью.
Церемония своим ходом шла.
***
Не приходила в себя Устинья еще минут пять. Вот как принесли ее в лекарские покои, да стрелец за дверь вышел, так и вскинулась она, прищурилась.
- Что, мейр Козельский, поговорим?
Адам аж шарахнулся.
Смотрит на него женщина, а глаза у нее прищурены. И кажется мужчине, что по ободку зрачка искры бегут. Зеленые, яркие…
- Эммм… б-боярышн-ня, я рад… да, рад, что ты опамятовала…
- Кто тебе велел нить жемчуга из моих волос забрать?
Устя понимала, что сам Адам вряд ли к тому причастен. Не с его силенками порчу наводить, обычный он человек, не слишком хороший, не очень плохой. Но кто-то же велел ему?
А кто?
- Государыня Любава сказала.
Устя кивнула понимающе.
- А когда б она отравлена оказалась?
- Государыня уверила, что вреда тебе нить не нанесет, просто пока при тебе она, ты себя плохо чувствовать будешь… бредни бабские. Но как отказать? Она государыня, и брата ее я любил, служил ему честь по чести, - Адам за собой никакой вины и рядом не ведал.
Не вор он, не делал ничего противузаконного, а что государыне Любаве услужить согласился – так что ж? У нее любые фантазии быть могут, она недавно болела сильно. Иногда и потакать им следует, пусть уж… бабы!
Эти мысли у него на лице написаны были так ясно, что Устя только головой качнула.
Как же легко управлять некоторыми мужчинами! И женщинами тоже… только говори, что они хотят услышать – и будут танцевать под твою музыку.
- Дай мне жемчуг на минутку. Пожалуйста, мейр Адам.
- Хорошо, боярышня.
Устя пальцами жемчуг перебрала.
Да, вот тут и здесь. Всего пара заговоренных жемчужин на целую нить. И заговорены они хитрО, не на Устинью.
На Федора.
Как только царевич рядом оказался, так и сработало ведьмовство, так и ужалило. Устя и отреагировала, в обморок упала. Плохо ей стало.
Оказывается, и так можно?
А вот поделом, не всегда силой решить можно, иногда опыт куда как поболее дает! Хорошо же, урок она получила, даже два, и оба запомнит.
Нить Устя решительно протянула лекарю, сама с лавки встала, плечи расправила.
- Благодарствую, мейр Адам. Пойду я к себе.
- Провожу я тебя, боярышня. Не дай Бог, еще в коридоре где обеспамятеешь.
- Уже не случится такого. Спасибо, мейр Адам.
- Все одно, то мой врачебный долг.
- Когда долг, проводи, мейр. Я тебя благодарю за помощь.
- Не за что, боярышня. Служба у меня такая.
- Ты хороший слуга, Адам. Верный и честный.
Адам кивнул. Да, таким он и был, и знал это за собой. Приятно, когда твои достоинства замечают.
- Идем, боярышня. Позволь тебе руку предложить.
Устя позволила, и руку приняла, и к себе пошла. Что ж, как оно случилось, так тому и быть. Хотела она что-то поменять, да видно, не меняются некоторые люди. Хотя и забавно это получилось.
***
Аксинья стояла перед троном, рука об руку с царевичем Федором.
Миг триумфа.
Она такими словами не думала, но торжествовала.
Вот вам всем, боярышни! Охотились на царевича вы, а поймала его я! Я!
Я!!!
Скромная да умная Аксинья Заболоцкая, которая своего часа ждала и дождалась. Совсем как в сказке, когда младшая сестра и красива, и умна, и счастье обрела, вопреки злобным проискам…
Счастье, да не с тем.
Вот он, Михайла, Мишенька, в углу стоит, глазами круглыми смотрит, хлопает ими, ровно сова – не ждал, любЫй мой? А ужо тебе! Смогла я, добилась, царевной я буду, а ты на посылках у меня будешь, добьюсь я…
Царевич Федор нерадостным выглядит, ну так что же?
Скоро он поймет, что младшая-то сестра лучше старшей, скоро все про то поймут.
Вот и государь понял уже, смотрит довольно, улыбается, брата благословляет, а там и свадьба скоро будет…
Патриарх чем-то доволен, царица Любава смотрит благосклонно, мать-то не обманешь, мать сразу поймет, что для сына ее лучше будет! Не Устька!
Гадина!!!
Что ей – мало было?! Мало, да?!
Михайлу моего…
НЕНАВИЖУ!!! Обоих!!!
Ничего, теперь у нее, у Аксиньи власть вся, теперь все они у нее в кулачке будут! И поделом!
Сверкнули глаза, расправились плечи… пожалуй, в эту минуту Аксинья была почти красива. Только вот никому до того и дела не было. И это было самым горьким.
Хорошо еще, сама Аксинья этого не понимала. И улыбалась.
Здесь и сейчас она торжествовала победу.
***
Борис едва до конца досидел, уж потом отпустил всех, патриарха к себе позвал.
- Поговорить хочу, Макарий.
- Как велишь, государь.
Борис долго тянуть с вопросами да вежество разводить и не стал, рубанул с плеча.
- Что тебе Любава за этот спектакль пообещала?
Патриарх тоже не стал отнекиваться да круги плести. Когда б не спросил государь – то одно, а ежели понял… чего врать-то?
- Государь, мне царица ничего не обещала, уговорила попросту. Боярышня Устинья для царевича жена плохая, да ты и сам то видишь. Слишком она умна да сильна, она Федора в дугу согнет, от матери оторвет.
- Ему бы и на пользу, нет?
- Не знаю, государь, не ведаю. Федор легко чужому влиянию поддается, тебе то ведомо. Сейчас жена им управлять не будет, а мать его крепко держит.
- Мать тоже не вечная.
- А потом ты, государь, ее заменишь. А боярышня Аксинья глупа да податлива, будет детей рожать да покрова расшивать, ей большего и не надобно. Чернавок гонять да мужа ждать.
- Это верно. Откуда Любава знала, что Устинья упадет так-то?
- Про то не ведаю, государь. Может, договорилась она с боярышней, может, еще чего, могла она. А мне так объяснила, что никогда бы Феденька не согласился на замену, вот и пришлось хитростью взять. И тебе она признаться не могла, ты вранье не одобряешь, а как раскрыл бы ты замысел ее, так второй раз не получилось бы уже.
Борис подумал зло, что так ему и Любава скажет, слово в слово. И не отмолвишь ведь!
- Не получилось бы, это верно. Хорошо, Макарий, когда венчать этих двоих можно?
- Так через три дня, государь, и повенчаем, как дОлжно.
- Вот и ладно. От меня подарок жди хороший.
- Благодарствую, государь. А все ж ты тоже о женитьбе подумай? Покамест боярышни во дворце, их и задержать можно?
Борис брови поднял, а потом и улыбнулся.
- И то верно. Распорядись, чтобы без моего приказа никого не трогали, по домам не отсылали. Еще один отбор объявлять не будем, не надобно, а потихоньку я со всеми оставшимися боярышнями переговорю, а там и с отцами их.
- Как прикажешь, государь, так и будет.
Макарий улыбнулся довольно.
Мудрый он все-таки… и взгляды Бориса в сторону Устиньи давненько заприметил. Оно, конечно… невеста младшего брата. Нехорошо так-то.
Но ежели девушка обоим в душу запала?
И ежели самому себе признаться, то царица из нее куда как лучше получится, чем царевна. Умная она, боярышня Устинья, решительная, спокойная, и держать себя умеет, и говорит с достоинством.
Для царя она куда как лучше подойдет, чем любая другая.
Макарий, конечно, семье своей был предан, как без того. И родных любил, нельзя ж в себе все мирское вовсе убить, не получается так-то. Но ежели для Россы лучше так, как сложилось? И довольны все? И Любава с Платоном довольны, и Федор доволен будет, когда поймет, и Борису с Устиньей хорошо будет, надобно царю еще сказать, чтобы он Федора куда отослал подальше, когда жениться надумает на Устинье. А то неладно так-то будет.
Натворит еще Федька дел нехороших… лучше пусть едет в Козельск или Орловск, губернатором там. И Любаву с собой заберет.
Так-то оно всем лучше будет, да и патриарху бы от таких родственничков подальше – тоже неплохо.
И Макарий, хитро улыбаясь, отправился распоряжаться.
***
- Маменька, это что за … и ….?!
Федор своих чувств и вовсе не сдерживал. Полетела в дальний угол ваза безвкусная, полетела за ней табуретка…
- А ну-ка довольно мои покои крушить! Сядь и послушай.
Таким тоном Любава слона на марше остановила бы, не то, что сЫночку любимого. Федор и остановился, как вкопанный, только глазами вращал, что тот слон, да дышал шумно.
Любава его оглядела, кивнула сама себе.
- Ты боярышню Устинью хотел? Так получишь ты ее! Вскоре после свадьбы и получишь!
- Как?
- Аксинье прикажешь сестру при себе оставить, для услужения. Она тебе покорится, она вообще слова поперек не скажет. Не то поучишь ее плеткой, как положено.
Федор кивнул. Теперь он мать куда как внимательнее слушал.
- А потом… пару раз в углу прижмешь, али просто прикажешь к себе явиться – кто тебе хоть слово поперек скажет?
- А сейчас? Сегодня?
- Только опосля свадьбы, вот, как Аксинья затяжелеет.
- Почему?!
- Потому как от твоих забав дети бывают, Феденька. Нехорошо будет, когда законный наследник позже ублюдка родится.
Федор головой помотал… дошло.
- А боярин Заболоцкий не возразит ли?
- Найду я, что ему предложить. Женись на Аксинье – обеих сестер получишь. Понял?
Федор к матушке подошел, обнял, поцеловал.
- Маменька… люблю тебя!
- То-то же…
Любава слезинку вытерла кончиком платка, сыну улыбнулась.
