***
- Бой во дворце!
Варвара к царице вихрем влетела.
- Бой?!
Любава удивлена была. Она все верно сделала, она знала. Но…. Кто?!
- Не знаю, чужаки какие-то, их главного я ранее не видела никогда! Любушка, что делать-то?!
Любава долго не раздумывала.
Ежели бой… кто-то прознал об их планах, кто-то предусмотрел. Кто-то сюда людей привел! И это уже после того, как ее заклятье легло.
Может этот кто-то Борьку упредить?!
А ведь… и может! И Борька удрать успеет! Тогда Любаве к нему идти, да не одной, а с рыцарями, чтобы ему не спастись…
А почему Любаве, так и это понятно. Кто еще-то ходы потайные знает? Она, да Федька, да сам Борька, может, еще и Устька… Руди и тот не поможет, она сама ему все тайны не раскрывала, не вовсе ж она дура?
И десяток рыцарей при ней…
- За мной идите. Варька, а ты давай к Ксюхе, мало ли, что этой дуре в голову взбредет, ежели вдруг проснется.
- Хорошо, Любушка.
Кивнула Любава, да и к выходу поспешила.
Борьку перехватить надобно, когда не спит он. А защитников его – убить! И Устинью убить, очень Любаве не нравилась одержимость сына этой гадиной.
Но когда влетели они в покои государевы…
Неладное Любава еще на подходе заподозрила, два тела стрельцов в коридоре увидав, а когда в покои вошла, в спальню…
Из сотен, из тысяч людей она бы сына своего узнала.
Лежал на ковре ее Феденька, и был безнадежно мертв, убит кинжалом под лопатку.
Тут-то и взвыла Любава, остаток разума теряя. Жаль только, что сообразительность не делась никуда, оглядела она комнату взглядом острым, да и приметали пару капель крови у потайного входа.
И открыла его.
- Туда! Туда они ушли…
В потайной ход кинулись рыцари, за ними Любава полетела, на Федора она даже и взгляда лишнего не бросила, да и к чему?
Сын ее?
Не просто сын, а планы ее на трон Россы, на власть, на деньги, почести, все прочее, что корона несет с собой, право казнить и миловать, изгаляться над людьми, как ей пожелается, самодурствовать и своевольничать. Не Федору ж ее останавливать!
Ему дай игрушку какую, он в нее играть и будет… та же Устька! Все с нее наперекосяк пошло, своими руками удавит Любава эту гадину!
Не сына она жалела и оплакивала, планы свои загубленные. И мстить не за Федора будет. Сейчас-то, и убьет она Бориса…. Ан не все потеряно будет! Объявлено, что Ксюха беременна, что Устька беременна… ну так в родах и умрут негодяйки, а ребенка Любава сама воспитает! Надобно только Устьку поймать! Ксюха-то точно не беременна… ничего, не уйдешь, мерзавка! На глазах у тебя Борьку прикончу, сердце ему сама из груди вырву! А ты любоваться будешь… НЕНАВИЖУ!!!
***
Две дружины резались – только звон стоял.
И рыцари Ордена – противник серьезный, но и дружину себе Божедар подобрал не из последних, те с кем только переведаться не успели. И с кочевниками, и с таежным народом, и с жителями далекой страны Катай, и с разбойниками резались, и пиратов ловили…
Всякое было.
Рыцарям более привычно было иное.
Когда на коне, да с копьем, со щитом, на врага, летишь, конно и оружно, и враг сразу боится, потому что свою смерть видит. На коне рыцарь практически непобедим.
Но и без коня рыцари себя в обиду не дадут. Умеют они и пешими воевать, и всяко.
И оружие у них хорошее, и доспехи, пусть и не полный доспех сейчас на каждом – кольчуга, поножи да наручи, шлема нет даже, но и того достаточно умелому воину.
И жизни они свои продавали дорого.
А только и Божедар на оружие для своих людей не скупился, и готов был он врага встретить. А вот рыцари – не готовы.
Они-то пришли сюда перерезать беззащитных… ладно, может, и было бы небольшое сопротивление, случись, как они хотели, но большая часть россов полегла бы сонными, после ведьмина колдовства. Так бы, сонными, их и взяли в ножи.
Они наткнулись на сильное и умелое сопротивление. И бой затягивался.
Руди видел это. И… не питал напрасных надежд.
Истерман был неглуп, чем ему грозит поражение, знал, а потому смотрел внимательно. Нет-нет, не принимал участие сам, он не воин. Был когда-то, да и сейчас не оплошает в схватке, к примеру, не даст себя зарезать сразу же. Но тягаться с опытными и умелыми вояками? Лезть в схватку двух волков?
Такое пусть кому другому достанется. Руди мог оценить незнакомых вояк, и понимал – они не хуже рыцарей, может, даже лучше в чем-то.
И схватки в тесноте, в помещении для них привычны.
Для рыцарей – не вполне. Они себя в палатах чувствуют неловко, а вот их противники – ни капельки.
Вот двое рыцарей нападают на одного и того же врага. Кажется, сейчас они его просто сметут, а нет! Мужчина вьется, ровно змеей, принимает один клинок на небольшой круглый щит, второй не отбивает, отводит в сторону, под его прикрытием бьет ногой – и следует крик рыцаря. Ногу ему, кажется, не сломали, но… удар, да по голени – это отнюдь не трепетная ласка. А пока этот припал на ногу, и не соперник хотя бы на пару секунд, воин занимается вторым. Бьет снова подло, в бедро, каким-то незнакомым ударом, и кажется, ломает кость…
Это описывается долго, а на деле занимает может, десятую долю минуты.
Руди оценил выучку незнакомцев, пару минут подумал – посмотрел, как режут рыцарей Ордена, и пришел к печальному выводу.
Их убьют.
Им просто не выдержать, не выстоять… сколько врагов заберет с собой отряд магистра де Тура?
Может, три десятка. Может, четыре… только вот и сам магистр мертв уже, а воин, его одолевший, сейчас с тремя рубится, и КАК!
Ровно со щенятами какими!
И рубится, и побеждает, и видно сразу, что ему это не в тягость, не в усталость, он и один тут всех прикончит и пиво пить пойдет… да что ж за кошмар такой?!
Откуда он взялся?!
Коловрат на груди у Божедара блеснул, и Руди того хватило. С лихвой.
Волхвы?
А кто ж еще может, кому еще надобно… кто б тут вмешался?! Только эти твари…
А ежели и кто из волхвов тут? Тогда… тут Руди холодным потом и облился. Тогда спасать надобно, что еще получится! К примеру, Любаву. И Федьку!
Ежели они живы будут, остальное все исправить можно будет, так или иначе, но ежели нет… Убьют Любаву – Федька вразнос пойдет, до сих пор он себя сдерживать не умеет. Может, и не получится у него никогда, все ж ритуальный ребенок…
Да-да, и про ритуал Руди знал, и сам поучаствовал, и вообще, его это сын. Он бы и без ритуала кого сделать мог, да вот беда – Любава бесплодна оказалась. Плата такая за чернокнижие, и не обойдешь ее, не перепрыгнешь.
Отмолить можно было, ну так Любава на это никогда не пошла бы – и натура не та, и характер не тот, и смирение… она и слова-то такого не ведала!
Убьют Федьку – тогда вообще всему их плану конец.
Всему.
Руди встряхнулся, бросил прощальный взгляд на свалку, которая кипела в Сердоликовой палате – и выбежал за дверь. Ему Любаву найти было надобно.
Спасать, спасть то, что можно еще спасти! Уводить корабли, дать весточку магистру Эваринолу, что-то придумать, договориться… Борис?
А ежели и правда его – того? Убили?
Но Руди на это не слишком надеялся. Волхвы – такие… волхвы! Ни убавить, ни отбавить, когда де Тура засада ждала, наверняка, волхвы государю все объяснили, Борис не Федька, у него и ума и решительности достанет с лихвой. И сам засаду подстроить мог…
Почему чужаки?
А, и это Руди тоже понял.
Поди, узнай, кто там Любаве помогает, кто упредить мог бы… могли! Еще как могли, а когда не упредили Данаэльса, стало быть, сами не ведали ничего. Нашел государь на стороне кого-то, привел потихоньку, вот и режутся два отряда.
Точно, Борис… его рука чувствуется, умен да хитер, подлец!
Руди бежал по коридорам и было ему откровенно страшно.
К Любаве, скорее – к Любаве! Вместе они обязательно что-нибудь придумают!
***
Внизу, с лестницы спустившись, на развилке, остановился Михайла.
- Налево иди, - Борис подсказывал негромко. – Там место хорошее есть, и засаду устроить сможем.
- Засаду?
Михайла все титулы отбросил, понимал отлично, не пережить ему этой ночи. Федора он своей рукой убил, Борис такое ему не простит, не спустит. Не сможет просто.
А может, и еще кто до него доберется. Только это не так важно было, потому что Устя рядом была, и запах ее он чувствовал, и взгляд, словно она рукой своей его по плечу гладила. Что ж, ежели жить рядом с ней не получилось, так хоть помереть, защищая ее. Вот такую, любимую, недоступную… чужую жену, в другого влюбленную.
Несправедливо?
А то в жизни справедливости много! Ложкой греби, лопатой в пасть забрасывай! Михайла на нее и не рассчитывал никогда.
- Любава эти ходы тоже знает, - Борис говорил спокойно. – И выла она там… догонят быстро.
- Уходи, государь. И Устю уводи, а я их задержу, сколько смогу.
Михайла и не колебался ни минуточки.
Борис головой качнул.
- Нет. Иди быстрее, как до места дойдешь, покажу я вам еще один секрет. И ты мне хранить его поклянешься.
- Поклянусь, государь.
- Так иди быстрее…
Борис улыбался. Шел, смотрел на жену, которая впереди шла, и улыбался. И была на то причина.
Когда отец ему рассказал, что Любаву во все посвятил, что ходы ей показал потайные, обиделся юный Боря тогда смертно. Да что ж это такое делается-то? Вползла гадина в палаты государевы, отца отняла, сына родила, а теперь еще и тайну отнимают? Почти личную, государеву?
А что, Борис не государь ли?
В будущем, ну так… мог бы и у него отец спросить, кого водить по тем ходам, а кого и не водить.
А потому…
Когда Борис на трон сел, Любава не постоянно в палатах жила. Федор хворал часто, припадки у него были, вот, она в Келейное выезжала, жила там месяцами. А Борис – ну что ему лет-то было тогда? Захотелось ему такое, чтобы не знала о том Любава! Чтобы никто, считай, не знал… попросил он о содействии дядьку своего, Ивана Никифоровича, тот уж умер давно. И тогда-то дядька стар был, а неглуп. Он Борису и бригаду каменщиков нашел, и сам за ними присмотрел, и секретность соблюсти помог… и получилось ведь!
В нескольких потайных ходах оборудовал Борис ловушки. Не так, чтобы сильно хитрые, самые простые. Плита с механизмом поворотным, такие-то еще невесть когда знали. Наступит человек на плиту, пока ловушка не работает, плита клином держится. А как опустить рычаг, который Борису ведом, так клин выбьет, плита проворачиваться станет. Кто на плиту наступит, тот в каменный мешок и рухнет. А там уж…
Там уж Борисова воля.
Можно плиту повернуть, можно достать оттуда человека. А можно и не поворачивать.
Ловушки широкие по приказу его вырыли, пожалуй, человека три поместятся. И не выберутся.
Кольев на дне мало, всего три штуки, к тому времени, как все готово было, охладел чуток Борис к своей затее, детской она ему показалась. Но не бросать уж было, деньги плОчены, мастера работают. Да и не в кольях опасность тех ловушек, в другом. Когда плиту он опустит, человек в ловушке попросту задохнется. Воздуха-то там не хватит надолго, может, час или два…
И – все.
Жестоко это? Так ведь Борис и не собирался абы кого в тех ловушках морить, а враги сами и виноваты. Им и поделом будет.
Любава?
Ну… кто получится, тот и получит. С лихвой. *
*- кто не верит автору, может почитать про замки Монсегюр, Шенонсо, Варенгард, Хенгрин, да про ту же Бастилию для примера. Ублиет – это еще цветочки, и в Европе и у нас и не такое встречалось, прим. авт.
Щадить Борис никого не собирался. Ежели Агафье и не верил он до конца, то Федька – брат – все подтвердил. И поступком своим, и словами…
Почему так?
За что?
Ответа не было. Но Борису было больно. Он ведь Федьку маленьким помнил, и веселым, и любопытным, уж потом Любава ему в уши яд капать начала… дура! Потом, все потом. А когда-то у них все могло получиться, они могли стать братьями.
Не сбылось. И Борису было этого очень жаль.
***
Никого не было в покоях Любавы, разве что Варвара к Рудольфусу кинулась.
- Руди!
- Где она?!
- Федора убили… Любава побежала…
Из бессвязной речи понял Рудольфус, что произошло, и аж зажмурился от отчаяния.
Все пропало.
Все потеряно.
Ежели Федька мертв, то шансов у них нет никаких. Конечно, Устинья беременна, но тут… нет, Руди напрасных надежд не лелеял. Нет у него там шансов даже рядом оказаться. Ежели и не скажут ему впрямую ничего… даже случись что с Борисом, Устинья первой Любаву изведет, а вторым его. И обольщаться не стоит. И сможет, и успеет, и рука у нее не дрогнет. Не тот характер.
Шансов получить Россу мирным путем нет у них.
Война?
А войной тоже идти бессмысленно. Когда б убили государя, когда б смута началась, может, и справились, да только не получится такого. Не будет смуты.
Кого своего Устинье предложить? Вообще смешно и подумать о таком. Она мужа так любит, что хоть ты ей короля франконского подсунь, коий своей галантностью славится, она на него и не поглядит даже. Побрезгует.
Все, провал.
И что далее делать?
В Россе не останешься, к магистру не подашься, везде клин. Тут Борис казнит, там Родаль… в помрачении сознания дошел Руди до покоев государевых, поглядел на тело Федора, присел зачем-то, щеки его коснулся.
- Эх, сынок…
Никогда не называл Федьку так, нельзя было. Ну, хоть раз в жизни.
И так тоскливо на душе стало… вот вроде бы и рвался куда-то, мчался, добивался власти, а зачем? Может, и надо было, как брат советовал во времена оны, жениться на Марте Гермс, мызу завести, коровок…
Сейчас бы и семья была, и детишки, и внуки уж…
Поднялся Руди, да и побрел, пошатываясь, из дворца. Ничего его более не держало, ни тут, ни в жизни самой.
Любава?
А что она сможет теперь? Потрепыхаться? А это как курица с отрубленной головой, жить не получится, разве пару минут подергаться.
Руди себя такой курицей и ощущал.
Зря.
Все было зря.
***
Любава бежала, ног под собой не чуяла.
Федя, ее Федя!
Росса, ее Росса!
Не отделяла она сына от короны, от страны, оттого и больно сейчас было, и ярость внутри кипела неистовая. Что б там ни было дальше, убийц его она сама на клочья разорвет, голыми руками!
По кусочкам отрывать будет, зубами отгрызать!
Мчалась, ровно эриния на крыльях мести своей. *
*- эриния, она же фурия, богини мести и ненависти, прим. авт.
Те, кто Феденьку убил… они только потайным ходом уйти могли! Больше никак! И запах гари факельной ее слова подтверждал.
Борька?!
ОН?!
Тогда она сама его убьет, зубами глотку перервет…
Ходы Любава и правда хорошо знала, потому и нагнала беглецов быстро. Вот уж и огонек впереди затеплился, явно там они… негодяи!
- СТОЙТЕ!!!
Никто не остановился, огонек удалялся, Любава взвыла вовсе уж жутко – и побежала за ним.
И…
Она даже не поняла, как так получилось. Только вот земля из-под ног ушла, и она ощутила, что вниз падает. От сильного удара из нее так дух вышибло, что даже закричать нее смогла она. А потом сверху хряск страшный раздался, и что-то теплое закапало, и стон…
И – щелчки, которые знала она.
Ударили арбалеты.
Любава даже и закричать не смогла. Даже и не поняла сразу, где она. А тем не менее, царице вдовой повезло. От колдовства своего, от откатов за ведьмовство сильно высохла она в последнее время. Она и не попала ни на один из кольев, миловала ее судьба, проскользнула она меж ними. А вот трое рыцарей из бежавших за ней, судьбы своей не избегли. Следом полетели, один сразу нанизался, второй на другой кол, а третий сразу на два попал.
