Это эквивалентно где-то 4000 коров. На Руси в те же времена, примерно, корова стоила 1 рубль, так что… хорошо, не сравниваем, но коров 1000 хороший изумруд точно стоил. Прим. авт.
- Да неужели? – цены Михайла представлял, и знал, что изумруды дОроги, три сотни – это уж вовсе чушь…
- Я эти камни знаю. И знаю, кто покупал их у меня. Так что… готов принять камешки обратно. Три сотни за доставку, да остальное за сохранение тайны боярина.
У Михайлы в глазах потемнело.
А и правда, мог же догадаться, что он… что его…
Ижорский, тварь, здесь камни и покупал?!
Исаак усмехнулся, это и стало спусковым крючком. Михайла резко подался вперед, нож в руке сам собой появился… и разрез на горле у Исаака – тоже.
Кровь на камни хлынула.
Михайла отстранился, чтобы не запачкало его, убивать-то и вовсе не страшно… камни вот, испачкал… кончиками пальцев взять их, вытереть о рубаху умирающего ювелира, быстро дом осмотреть… Исаак – не боярин Ижорский, его ухоронку Михайле найти не удалось, но кое-чем все ж парень поживился.
Жалко, конечно, но серебро ему не лишнее, а что до остального… сбудет он камни с рук, но не на Ладоге. Есть у него на первое время деньги, а там видно будет.
Кого не ожидала увидеть у себя Устинья, так это Анфису Утятьеву.
А ведь пробилась как-то, стоит, улыбается.
- Поговорить бы нам, государыня.
Пролазливость уважения заслуживала, оттого Устинья и не отказала сразу. Это ж надобно извернуться, в палаты царские пройти, ее найти, время подгадать – все смогла боярышня, впусте так стараться не будешь!
- О чем ты поговорить хочешь, боярышня?
- Аникита считает, что хочу я тебя попросить. Свадьба у нас скоро, когда б государь согласился хоть заглянуть – сама понимаешь, честь великая.
- Честь, - Устя была уверена, что ради такого Анфиса бы унижаться не стала. Боярина Репьева попросила, ему б государь не отказал.
Боярышня вокруг огляделась.
- Точно не услышит никто нас? Очень уж дело такое… нехорошее.
И столько всего в ее голосе было… тут и нежелание связываться, и сомнение, и решимость – поверила Устя боярышне. И дело нехорошее, и делать его надо.
- Пойдем…
Устя боярышню провела в горницу, в которой, она точно знала, ни ходов, ни глазков не было, у окна встала, проверила, что внизу да рядом нет никого.
- Только тихо говори.
- Есть на Лембергской улице такая травница, Сара Беккер.
Устинья аж дернулась, ровно ее иголкой ткнули.
- Откуда ты ее знаешь?!
- Притирания она хорошие делает, мази, я их покупаю.
Рассказывала Анфиса быстро и толково. И видя, как бледнеет, леденеет лицо Устиньи, понимала – правильно сделала. Очень все вовремя.
Анфиса замолчала, Устинья обняла ее, с руки кольцо с лалом стянула, Анфисе протянула.
- Прими, не побрезгуй. И Борю уговорю я к вам на свадьбу быть, и… обязана я тебе. Не забуду о том вовек.
Анфиса кольцо примерила, на Устинью покосилась.
- Ты, боярышня… то есть, государыня…
- Устиньей зови, Устей можно. И ты мне тоже не нравишься.
Анфиса фыркнула.
А в голове у нее другие мысли крутились. Когда у Устиньи ребеночек появится, да у них… друг государев вроде и не чин, а почище иного звания будет.
Это так, на будущее заявка, но о ней помолчит пока Анфиса. И навязчивой не будет.
- Мне присутствия государя хватит, пусть ненадолго, все одно почетно. А остальное… ты мне тоже не нравишься, только эти бабы еще противнее.
Устя ухмыльнулась.
- Спасибо тебе, боярышня Анфиса. Не забуду.
Она тоже много чего понимала. И молчала. Так надежнее. А с Борисом она в тот же вечер поговорила, всего не рассказывала, попросила просто за Анфису с Аникитой.
Борис быть обещался.
Ежели супруга желает – побывает он на свадьбе у Аникиты Репьева, и подарок молодым сделает – землю, хороший надел, и пусть жена дружит, с кем пожелает. Помнит он боярышню Утятьеву, та, вроде как, не дура. Пусть ее…
- Илюшка им наш понадобился, - Агафья Пантелеевна так выглядела, что попадись ей Любава… от страха бы померла ведьма проклятая!
- Не просто так, к новолунию. Чего они заспешили так?
- Причина, значит, есть. А еще… не забывай, ребенок все из матери сосет, тем паче такой, ритуальный, а ведь Федор тоже к супруге присосался, они первой ее кровью связаны, брачными обетами, а может, и еще чего было, Аксинья-то не скажет, если вообще узнает.
Устя только вздохнула.
Первая кровь – она такая, имея ее, много чего с девкой сделать можно.
Может, и с ней сделали во времена оны.
Привязали ее покрепче к Федору, тому сила доставалась, а ей – все откаты за его пакости, вот и ходила она, ровно чумная. А там еще и Марина добавилась… не узнать сейчас, да и узнавать не хочется, а надобно. И Илье все рассказать – тоже.
- Слушаю – и дурно мне становится, - Илья едва за голову не схватился. – Ритуалы, жертвоприношения… хорошо хоть Машенька с Варюшкой им не понадобились!
- Им бы и не угрожало ничего, - отмахнулась Устинья, - не родня они нам, не пригодны для ритуалов. Хотя… могли бы их использовать, чтобы тебя выманить.
- Так мы им и позволили, - Божедар удивился даже. – Илью я учить взялся не для того, чтобы его всякая пакость одолеть могла!
- Так может, и позволить им? – Добряна веточку березовую меж пальцами крутила, вроде и зима на дворе, а на ветке – листочки зеленые, точь-в-точь как у той, что на Устиной ладошке расцвела… - Тогда мы и поймать их сможем, и разобраться, как положено, и никто нам слова поперек не скажет.
- Хммм… - Агафья задумалась. – А в чем-то и права ты. Что мы сейчас сделать можем, что у нас есть? Книга Черная? Так ее не уничтожишь, пока хоть один из рода жив, восстановится, напишут ее заново. Сара эта Беккер? Так ведь ее и схватить нельзя, она царю никто, не подданная она его. Мамаша ведь от нее отказалась, а отец ее так подданным Лемберга и остался, только тронь, вонь на весь мир пойдет. И то… в чем ее обвинишь? Что травница она, так не противозаконно, а что ведьма, еще доказать надобно, на государя не умышляет она…
- А ритуал?
- Так он не во вред Борису проводится, а на пользу Федору. Что плохого, что у царевича наследник появится? И… никто ж не погиб, не пострадал, даже и собираются они Илью в жертву приносить, так ведь не докажешь…
- Когда принесут – поздно будет.
- А вот бы нам с боярином Репьевым и поговорить, чтобы схватить их на месте преступления. Потому как иначе нам их не связать. Сара из Лемберга, дочь ее боярыня Пронская, боярская дума на дыбы встанет, я уж о царице молчу, о сыночке ее…
- Сын там как раз и не обязателен. Аксинья – может быть, и то, ведьмам крови ее за глаза хватит, знаю я о таком. Тут главное, чтобы меж Федором и Аксиньей в ту же ночь все случилось, а где именно они при этом будут – неважно!
Устя лоб потерла.
- Так что делаем-то?
- Нам бы подошло, когда Илью похитят, да желательно в тот же день, чтобы ни опоить не успели, ни еще как напакостить, чтобы не было у них времени. До ритуала он им живой нужен, да не обязательно в своем разуме. А как начался бы ритуал, так мы бы по-тихому и накрыли всех, - Божедар дураком не был, не командовал бы он иначе своей ватагой, – и шум нам не обязателен. Были люди, да и пропали, как и не было их никогда.
Устинья и не подумала хоть кого пожалеть.
- Искать их будут.
- Пусть ищут. Ладога – река глубокая, течение быстрое, а что с телами сделать, чтобы не всплыли – то моя забота.
- И мне такой план нравится. Только нет ли чего… чтобы не могли они меня одурманить? – Илья тоже прятаться не хотел. Отец – он ведь тоже подходит, а одолеть его куда как легче. Достать сложнее, ну так… и похитить можно, и в Ладогу привезти – он бы с задачей этой справился.
Добряна головой качнула.
- Ежели б о простых людях речь, а то ведьмы. Всего я предусмотреть не смогу, от всех клинков щитов не придумать.
- Могут и просто по голове дать, - Устя кивнула согласно. – Им ты для ритуала нужен живым, а вот здоровым ли?
- Здоровым, - Агафья фыркнула. – И в сознании полном, это я точно знаю. Жертва чувствовать должна, понимать, что происходит.
- А когда б мы с Ильи аркан не сняли? Подошел бы он?
- Что ж не подойти? Ведьма бы откат получила, которая аркан накидывала, но и то – не сильный. По ней бы разрыв стегнул, может, проболела б она какое-то время – и только.
- Понятно.
- А когда понятно вам, давайте думать. Чтобы и похитили меня, и вы меня нашли потом, - рубанул воздух рукой Илья. – Я не заяц, под кустом прятаться, я жить спокойно хочу, чтобы эта нечисть ни на меня, ни на родных моих руку не поднимала.
- Давайте думать, - и Агафья была согласна. И Добряна головой кивала.
Мужчины ведь…
Судьба такая у мужчин – рисковать, любимых грудью своей закрывать, врага воевать.
И у женщин судьба – ждать их из боя, любить да молиться. А когда получится – еще и помогать, чем могут, и лечить…
А могли три волхвы не так уж и мало. И ждали ведьм весьма неприятные сюрпризы. А кое-что и заранее надо было сделать, о чем и сказала Устинья.
- Илюша, надобно нам еще остальную семью из города отослать!
- Почему, Устенька?
- А когда б не о тебе они подумали, об отце да матери? А ведь они и правда, тебя беззащитнее?
Агафья Пантелеевна, которая при беседе присутствовала, внука за ухо дернула крепко.
- Ты, малоумок, головой думать начинай! Не только о себе, но и о всей семье, ты это должен предложить был, не Устя!
Опомнился Илья, головой потряс.
- Бабушка, прости, и правда, дурак я. А только в такое поверить… это ж произнести страшно, не то, что сделать! И не верится даже.
- И сделают, Илюша, и нас не спросят. Потому и хочу услать я родных подалее… кажется мне, что счет на дни пошел, скоро стрела в полет сорвется. Не будет у них времени батюшку с матушкой из поместья везти, а Машенька нам вообще не родня, и Аксинья про то знает.
- Думаешь, рассказала она?
- Уверена. Царица Любава… она умеет из тебя так все вытянуть, сам не заметишь, а расскажешь!
- Поговорю я с родными, Устя. Только вот что им сказать? Так-то не послушает меня батюшка…
- А ты не с отцом-матушкой, с женой поговори, Илюша. Ее упроси сказать, что плохо ей на Ладоге, душно, тяжко. И то, печи тут топят, чад, гарь стоят, снег поутру весь черный, поди, белого и не увидишь-то. А как таять начнет, тут и вовсе тяжко будет, нужники-то вонять будут, их чистить зачнут… пусть попросится уехать в деревню, там и срок доходит.
- А случись что?
- Смотрела я на нее, не случится ничего. И повитуха там есть, что первый раз у нее роды принимала, я расспрашивала, и крепкая у тебя Маша. Уж почти восстановилась она.
Илья только вздохнул, а что делать-то было?
- Хорошо, поговорю я с Машей. Только боюсь, что плакать она будет, возражать…
- Скажи ей, что от этого жизни ваши зависят. Она – твое слабое место, ежели ей или Вареньке угрожать будут, ты разум потеряешь, сделаешь, что враги захотят. Тогда всем плохо будет.
- А ежели тебя похитят, бабушка. – Не удержался Илья от иголки острой, да и кто б тут язык прикусить смог? – Ты ж не уедешь?
- Ох, внучек, в том-то и беда, что не решатся они меня похитить. А жаль, сколько б проблем азом решилось.
И глядя на сухонькую старушку, поверить в это было сложно.
- Устёна, мощи привезли.
Устя на мужа посмотрела, головой кивнула.
- Смотреть пойдем, Боренька?
- Пойдем, радость моя, и Макарию приятно будет, и мне посмотреть интересно, Истерман много уж серебра потратил, там, кстати, и книги есть. Тебе они обязательно интересны будут.
- Будут, Боренька. Я ведь и перевод могу сделать, мы же учить людей на росском будем, чего нам их латынь и франконский? Нам надо, чтобы понятно было.
- И то верно, есть у нас толмачи, но и твоя помощь лишней не будет.
- Я переводить могу с листа, а дьячка выделишь – запишет, потом начисто перебелим, проверим, и можно печатать будет.
- Обязательно так и сделаем. Идем, Устёна?
Разговор этот не просто так шел, Устя как раз венец перед зеркалом поправила, ленту в косе перевязала, сарафан одернула, летник шелковый… не привыкла она к нарядам роскошным.
- Идем, Боренька. Куда мощи принесут?
- В палату Сердоликовую.
- Да неужели? – цены Михайла представлял, и знал, что изумруды дОроги, три сотни – это уж вовсе чушь…
- Я эти камни знаю. И знаю, кто покупал их у меня. Так что… готов принять камешки обратно. Три сотни за доставку, да остальное за сохранение тайны боярина.
У Михайлы в глазах потемнело.
А и правда, мог же догадаться, что он… что его…
Ижорский, тварь, здесь камни и покупал?!
Исаак усмехнулся, это и стало спусковым крючком. Михайла резко подался вперед, нож в руке сам собой появился… и разрез на горле у Исаака – тоже.
Кровь на камни хлынула.
Михайла отстранился, чтобы не запачкало его, убивать-то и вовсе не страшно… камни вот, испачкал… кончиками пальцев взять их, вытереть о рубаху умирающего ювелира, быстро дом осмотреть… Исаак – не боярин Ижорский, его ухоронку Михайле найти не удалось, но кое-чем все ж парень поживился.
Жалко, конечно, но серебро ему не лишнее, а что до остального… сбудет он камни с рук, но не на Ладоге. Есть у него на первое время деньги, а там видно будет.
***
Кого не ожидала увидеть у себя Устинья, так это Анфису Утятьеву.
А ведь пробилась как-то, стоит, улыбается.
- Поговорить бы нам, государыня.
Пролазливость уважения заслуживала, оттого Устинья и не отказала сразу. Это ж надобно извернуться, в палаты царские пройти, ее найти, время подгадать – все смогла боярышня, впусте так стараться не будешь!
- О чем ты поговорить хочешь, боярышня?
- Аникита считает, что хочу я тебя попросить. Свадьба у нас скоро, когда б государь согласился хоть заглянуть – сама понимаешь, честь великая.
- Честь, - Устя была уверена, что ради такого Анфиса бы унижаться не стала. Боярина Репьева попросила, ему б государь не отказал.
Боярышня вокруг огляделась.
- Точно не услышит никто нас? Очень уж дело такое… нехорошее.
И столько всего в ее голосе было… тут и нежелание связываться, и сомнение, и решимость – поверила Устя боярышне. И дело нехорошее, и делать его надо.
- Пойдем…
Устя боярышню провела в горницу, в которой, она точно знала, ни ходов, ни глазков не было, у окна встала, проверила, что внизу да рядом нет никого.
- Только тихо говори.
- Есть на Лембергской улице такая травница, Сара Беккер.
Устинья аж дернулась, ровно ее иголкой ткнули.
- Откуда ты ее знаешь?!
- Притирания она хорошие делает, мази, я их покупаю.
Рассказывала Анфиса быстро и толково. И видя, как бледнеет, леденеет лицо Устиньи, понимала – правильно сделала. Очень все вовремя.
Анфиса замолчала, Устинья обняла ее, с руки кольцо с лалом стянула, Анфисе протянула.
- Прими, не побрезгуй. И Борю уговорю я к вам на свадьбу быть, и… обязана я тебе. Не забуду о том вовек.
Анфиса кольцо примерила, на Устинью покосилась.
- Ты, боярышня… то есть, государыня…
- Устиньей зови, Устей можно. И ты мне тоже не нравишься.
Анфиса фыркнула.
А в голове у нее другие мысли крутились. Когда у Устиньи ребеночек появится, да у них… друг государев вроде и не чин, а почище иного звания будет.
Это так, на будущее заявка, но о ней помолчит пока Анфиса. И навязчивой не будет.
- Мне присутствия государя хватит, пусть ненадолго, все одно почетно. А остальное… ты мне тоже не нравишься, только эти бабы еще противнее.
Устя ухмыльнулась.
- Спасибо тебе, боярышня Анфиса. Не забуду.
Она тоже много чего понимала. И молчала. Так надежнее. А с Борисом она в тот же вечер поговорила, всего не рассказывала, попросила просто за Анфису с Аникитой.
Борис быть обещался.
Ежели супруга желает – побывает он на свадьбе у Аникиты Репьева, и подарок молодым сделает – землю, хороший надел, и пусть жена дружит, с кем пожелает. Помнит он боярышню Утятьеву, та, вроде как, не дура. Пусть ее…
***
- Илюшка им наш понадобился, - Агафья Пантелеевна так выглядела, что попадись ей Любава… от страха бы померла ведьма проклятая!
- Не просто так, к новолунию. Чего они заспешили так?
- Причина, значит, есть. А еще… не забывай, ребенок все из матери сосет, тем паче такой, ритуальный, а ведь Федор тоже к супруге присосался, они первой ее кровью связаны, брачными обетами, а может, и еще чего было, Аксинья-то не скажет, если вообще узнает.
Устя только вздохнула.
Первая кровь – она такая, имея ее, много чего с девкой сделать можно.
Может, и с ней сделали во времена оны.
Привязали ее покрепче к Федору, тому сила доставалась, а ей – все откаты за его пакости, вот и ходила она, ровно чумная. А там еще и Марина добавилась… не узнать сейчас, да и узнавать не хочется, а надобно. И Илье все рассказать – тоже.
- Слушаю – и дурно мне становится, - Илья едва за голову не схватился. – Ритуалы, жертвоприношения… хорошо хоть Машенька с Варюшкой им не понадобились!
- Им бы и не угрожало ничего, - отмахнулась Устинья, - не родня они нам, не пригодны для ритуалов. Хотя… могли бы их использовать, чтобы тебя выманить.
- Так мы им и позволили, - Божедар удивился даже. – Илью я учить взялся не для того, чтобы его всякая пакость одолеть могла!
- Так может, и позволить им? – Добряна веточку березовую меж пальцами крутила, вроде и зима на дворе, а на ветке – листочки зеленые, точь-в-точь как у той, что на Устиной ладошке расцвела… - Тогда мы и поймать их сможем, и разобраться, как положено, и никто нам слова поперек не скажет.
- Хммм… - Агафья задумалась. – А в чем-то и права ты. Что мы сейчас сделать можем, что у нас есть? Книга Черная? Так ее не уничтожишь, пока хоть один из рода жив, восстановится, напишут ее заново. Сара эта Беккер? Так ведь ее и схватить нельзя, она царю никто, не подданная она его. Мамаша ведь от нее отказалась, а отец ее так подданным Лемберга и остался, только тронь, вонь на весь мир пойдет. И то… в чем ее обвинишь? Что травница она, так не противозаконно, а что ведьма, еще доказать надобно, на государя не умышляет она…
- А ритуал?
- Так он не во вред Борису проводится, а на пользу Федору. Что плохого, что у царевича наследник появится? И… никто ж не погиб, не пострадал, даже и собираются они Илью в жертву приносить, так ведь не докажешь…
- Когда принесут – поздно будет.
- А вот бы нам с боярином Репьевым и поговорить, чтобы схватить их на месте преступления. Потому как иначе нам их не связать. Сара из Лемберга, дочь ее боярыня Пронская, боярская дума на дыбы встанет, я уж о царице молчу, о сыночке ее…
- Сын там как раз и не обязателен. Аксинья – может быть, и то, ведьмам крови ее за глаза хватит, знаю я о таком. Тут главное, чтобы меж Федором и Аксиньей в ту же ночь все случилось, а где именно они при этом будут – неважно!
Устя лоб потерла.
- Так что делаем-то?
- Нам бы подошло, когда Илью похитят, да желательно в тот же день, чтобы ни опоить не успели, ни еще как напакостить, чтобы не было у них времени. До ритуала он им живой нужен, да не обязательно в своем разуме. А как начался бы ритуал, так мы бы по-тихому и накрыли всех, - Божедар дураком не был, не командовал бы он иначе своей ватагой, – и шум нам не обязателен. Были люди, да и пропали, как и не было их никогда.
Устинья и не подумала хоть кого пожалеть.
- Искать их будут.
- Пусть ищут. Ладога – река глубокая, течение быстрое, а что с телами сделать, чтобы не всплыли – то моя забота.
- И мне такой план нравится. Только нет ли чего… чтобы не могли они меня одурманить? – Илья тоже прятаться не хотел. Отец – он ведь тоже подходит, а одолеть его куда как легче. Достать сложнее, ну так… и похитить можно, и в Ладогу привезти – он бы с задачей этой справился.
Добряна головой качнула.
- Ежели б о простых людях речь, а то ведьмы. Всего я предусмотреть не смогу, от всех клинков щитов не придумать.
- Могут и просто по голове дать, - Устя кивнула согласно. – Им ты для ритуала нужен живым, а вот здоровым ли?
- Здоровым, - Агафья фыркнула. – И в сознании полном, это я точно знаю. Жертва чувствовать должна, понимать, что происходит.
- А когда б мы с Ильи аркан не сняли? Подошел бы он?
- Что ж не подойти? Ведьма бы откат получила, которая аркан накидывала, но и то – не сильный. По ней бы разрыв стегнул, может, проболела б она какое-то время – и только.
- Понятно.
- А когда понятно вам, давайте думать. Чтобы и похитили меня, и вы меня нашли потом, - рубанул воздух рукой Илья. – Я не заяц, под кустом прятаться, я жить спокойно хочу, чтобы эта нечисть ни на меня, ни на родных моих руку не поднимала.
- Давайте думать, - и Агафья была согласна. И Добряна головой кивала.
Мужчины ведь…
Судьба такая у мужчин – рисковать, любимых грудью своей закрывать, врага воевать.
И у женщин судьба – ждать их из боя, любить да молиться. А когда получится – еще и помогать, чем могут, и лечить…
А могли три волхвы не так уж и мало. И ждали ведьм весьма неприятные сюрпризы. А кое-что и заранее надо было сделать, о чем и сказала Устинья.
- Илюша, надобно нам еще остальную семью из города отослать!
- Почему, Устенька?
- А когда б не о тебе они подумали, об отце да матери? А ведь они и правда, тебя беззащитнее?
Агафья Пантелеевна, которая при беседе присутствовала, внука за ухо дернула крепко.
- Ты, малоумок, головой думать начинай! Не только о себе, но и о всей семье, ты это должен предложить был, не Устя!
Опомнился Илья, головой потряс.
- Бабушка, прости, и правда, дурак я. А только в такое поверить… это ж произнести страшно, не то, что сделать! И не верится даже.
- И сделают, Илюша, и нас не спросят. Потому и хочу услать я родных подалее… кажется мне, что счет на дни пошел, скоро стрела в полет сорвется. Не будет у них времени батюшку с матушкой из поместья везти, а Машенька нам вообще не родня, и Аксинья про то знает.
- Думаешь, рассказала она?
- Уверена. Царица Любава… она умеет из тебя так все вытянуть, сам не заметишь, а расскажешь!
- Поговорю я с родными, Устя. Только вот что им сказать? Так-то не послушает меня батюшка…
- А ты не с отцом-матушкой, с женой поговори, Илюша. Ее упроси сказать, что плохо ей на Ладоге, душно, тяжко. И то, печи тут топят, чад, гарь стоят, снег поутру весь черный, поди, белого и не увидишь-то. А как таять начнет, тут и вовсе тяжко будет, нужники-то вонять будут, их чистить зачнут… пусть попросится уехать в деревню, там и срок доходит.
- А случись что?
- Смотрела я на нее, не случится ничего. И повитуха там есть, что первый раз у нее роды принимала, я расспрашивала, и крепкая у тебя Маша. Уж почти восстановилась она.
Илья только вздохнул, а что делать-то было?
- Хорошо, поговорю я с Машей. Только боюсь, что плакать она будет, возражать…
- Скажи ей, что от этого жизни ваши зависят. Она – твое слабое место, ежели ей или Вареньке угрожать будут, ты разум потеряешь, сделаешь, что враги захотят. Тогда всем плохо будет.
- А ежели тебя похитят, бабушка. – Не удержался Илья от иголки острой, да и кто б тут язык прикусить смог? – Ты ж не уедешь?
- Ох, внучек, в том-то и беда, что не решатся они меня похитить. А жаль, сколько б проблем азом решилось.
И глядя на сухонькую старушку, поверить в это было сложно.
***
- Устёна, мощи привезли.
Устя на мужа посмотрела, головой кивнула.
- Смотреть пойдем, Боренька?
- Пойдем, радость моя, и Макарию приятно будет, и мне посмотреть интересно, Истерман много уж серебра потратил, там, кстати, и книги есть. Тебе они обязательно интересны будут.
- Будут, Боренька. Я ведь и перевод могу сделать, мы же учить людей на росском будем, чего нам их латынь и франконский? Нам надо, чтобы понятно было.
- И то верно, есть у нас толмачи, но и твоя помощь лишней не будет.
- Я переводить могу с листа, а дьячка выделишь – запишет, потом начисто перебелим, проверим, и можно печатать будет.
- Обязательно так и сделаем. Идем, Устёна?
Разговор этот не просто так шел, Устя как раз венец перед зеркалом поправила, ленту в косе перевязала, сарафан одернула, летник шелковый… не привыкла она к нарядам роскошным.
- Идем, Боренька. Куда мощи принесут?
- В палату Сердоликовую.
