А народ потом разберется и наградит своих верных слуг.
Что, есть сомнения?
Нет? Вот и правильно, проживешь дольше…
Поместье Алексеевых тоже было в списке. Но ничего особенного там не ожидалось. Хозяин – пьяница, ну и бабы его…
Бабы, м-да…
Торы…
Они такие!
Не все красивые, но все ухоженные, холеные, кожа такая…
Вот когда он жениться надумает, обязательно себе в жены тору поищет, а то как же! Он же достоин? Достоин!
Жом Сынок единственный заметил, как начала приоткрываться калитка.
Это – враги!
Если из поместья стреляют, значит там сидят враги! Поработители недобитые! Угнетатели!
Стрелять их!
А если сейчас ка-ак из калитки десяток с саблями вылетит? Да верхами?
Сынок и не подумал, что десяток, да еще верхами, в этой калитке и в три приема не поместится, да и откуда они в поместье?
Вместо этого он просто вскинул руку с оружием – и выпалил в щель.
Раз, второй, третий…
Чего Хелла не хотела…
Три пули из пяти пришлись Наде прямо в грудь. И целился б сопляк, а так не попал! Но тут…
Женщина бессильно осела на гравий дорожки, щедро поливая его кровью… все. Что смогла для внука – она сделала. И на пороге смерти понимает – все получилось. Добежать они успеют, успеют… их никто не задержит и не увидит.
И зашумели над головой зеленые кроны деревьев, зазмеилась под ногами тропинка… и снова молодая Наденька бежит на свидание к большому дубу.
Там ждет ее Саввушка.
А если не ждет, то она подождет его. Она знает – любимый скоро придет.
- ИЗВЕРГИ!!! ТВАРИ!!!
Ирина Ивановна бесновалась в руках освообожденцев.
Сын?
То есть племянник?
Она о нем и даром не вспомнила… зачем ей тот мальчишка?! Когда отец... и мать… а сама она бьется в руках мерзких тварей… и почему-то земля под ними не разверзается!
И никто не спешит ей на помощь.
И…
Жом Радий сгреб ее за волосы, оттянул голову назад.
- Еще кто в поместье есть?
Ирина Ивановна ответила матом. Благо, от отца и брата слова знала.
Получила удар кулаком по лицу – и умолкла. Больно… и кажется, ей зубы выбили… кровь из носа потекла. Это вам не пощечины служанкам отвешивать, на которые дама была горазда. Это мужская рука, да с размаху…
- Что с ней делать, жом Радий?
Жом едва не фыркнул.
А что с ней делать? Видывал он таких… очередная бесполезная дура.
- Что хотите… только потом добить не забудьте.
Ирина все еще была не в себе, но грубые руки, рвущие платье, хватающие ее она почувствовала. Забилась, закричала…
Поздно.
Все – поздно.
И даже в эту секунду она не вспомнила, как пыталась спасти ее мать. Как уговаривала бежать… единственной мыслью было невероятное, неимоверное удивление.
ЗА ЧТО!?
КАК ЖЕ ТАК!?
Жом Сынок поднялся с едва дышащего тела. Прижал ей к виску пистолет – и спустил курок.
Сухо треснул выстрел.
Ирина Алексеева отправилась догонять родителей на извечной дороге перерождений.
Ну да, жом Сынок ее… того… последним, и хорошо хоть вообще допустили. И так жом Радий его ругал, что тору стрельнул. Понятно, стрельнуть надо было!
Ну так не сразу ж!
Сначала выспросить что, где, куда, а потом и стреляй, сколько тебе занадобится… хоть мишень прицепи! А он поторопился… челядь разбежалась, спросить – и то не у кого. Ищи сам чего хочешь.
Сейф, конечно, вскрыли. Но денег там было немного. Основную часть Надежда держала в банке, подальше от мужа. Оказалась бы в городе – сняла. Шкатулку с тем, что было в доме, отдала Матрене, а что было у супруга…
Да что там было?
Пара тысяч?
Может, и неплохо, но не по тем меркам.
Освобожденцы чувствовали себя хозяевами. Гуляли, пили, под утро дом загорелся, но это никого не расстроило. Ну, достанется жому Пламенному чуток поменьше…
А и ничего, не сдохнет! Кто ж ему чего расскажет? А война многое спишет…
Между временем и безвременьем
Хелла рассматривала три души.
Спокойно, сосредоточенно, словно под микроскопом.
Да, это одна из обязанностей богини смерти. Обычно такие души распределяют и без нее, но в этот раз было попросту интересно. Любопытно.
Три души.
Один жил грешно, да и помер смешно… забавные поговорки у смертных. Тем не менее – он защищал свой дом и свою кровь.
Спьяну ли, сдуру…были враги и он пытался. А что не убил никого… в таком состоянии он бы и в стену дома не попал.
Хелла прищелкнула пальцами, отправляя «бравого вояку» на свой круг испытаний. В следующей жизни он заслужил родиться человеком. Получше, чем сейчас.
Вторая душа.
Куда отправляются те, кто умер по дури?
По глупости, по упрямству, подставляя другого человека, ни о чем не думая, кроме своей спеси и амбиций? Было у Хеллы такое местечко… по горлышко в зловонной яме… в самый раз.
Пусть посидит дурочка, а как поумнеет, по земле еще змеей поползает. Или крысой побегает.
Третью душу Хелла рассматривала дольше всего.
Что ж.
Павшим за други своя и в загробном мире почет и уважение.
И… ты родишься в следующей жизни, Наденька Алексеева. И родишься красивой, умненькой и счастливой. Безмерно счастливой.
Ты все отдала. Положила свою жизнь ради родных и детей.
Умерла ради внука.
Осознанно шла на гибель, лишь бы выиграть время. Для этого не просто порыв нужен, для этого душа должна быть крылатой. А такой душе и оболочка нужна иная, и жизнь, в которой она сможет раскрыть свои крылья – так и будет!
По воле Хеллы.
Богиня отвернулась.
Три души покорно отправились, куда приказано. А она с интересом принялась наблюдать за происходящим. Что-то дальше будет в мире живых?
Любопытно.
Русина
Когда Савва увидел на пороге дома племяшку…
Сердце на миг екнуло, пропустив удар, сжалось в комок, а потом снова принялось отсчитывать глухой ритм....
- Что…?
Хотя мог бы и не спрашивать, и так все видно.
Девочка вся бледная, одной рукой тянет за собой мальчишку, в другой руке шкатулка из дерева… сам Наденьке дарил.
Он тогда ведь ничего подарить ей не мог – ну что он сделает для торы? Та любой подарок купит…
Только хотелось.
Шкатулку дарил, гребень… сам из дерева вырезал. Вот и…
Мальчишка в шаль закутан так, что одни глаза видать, весь дрожит…
Савва подхватил его на руки, кивнул Матрешке.
- Заходи, давай, да рассказывай.
Через полчаса Савва кивнул своим мыслям. Погладил Гошку по голове.
- Ты кушай, внучок. Вареньице вот, бери, клюква была, что вишня, сладкая… блинчик скушай, да чайком запивай. А то простынешь, с меня твоя бабушка шкуру спустит…
Не надеялся он ни на что.
Но не говорить же малышу правду? Нельзя…
Судя по тому, что рассказала племяшка… спасать – некого. Остается только сделать, что Наденька просила. Отвезти мальца в город, да и поселить в доме, который уж куплен. Но…
Но!
А кто с ним там жить будет?
Думал Савва недолго.
Оставлять мальца у себя? Ох, ненадежно это… его видели. Его знают. Прислуга-то у тора была все своя, из деревенских… думаете, никто мальчишку не признает?
Да еще как!
И не выдадут его?
Не выдадут Савву?
В такое счастье мужчина не верил. Мальчишку НАДО везти в город. А вот с кем…
Раздумывал Савва недолго. Часа не прошло, а он уже был в деревне. И стучался в маленький домик на окраине.
- Дунька, дело есть!
Вдова Евдокия визиту удивилась искренне. Савва к ней не захаживал. Хотя… между нами…
Вдова же!
Но не труп!
Случалось иногда… заворачивали к ней по ночи мужики… Евдокия о своих делах помалкивала. А чего болтать? Случается иногда… по слабости женской. То одного приветишь, то второго…
А как выжить?
Муженек-то с дури, считай, помер! На рыбалку пошел, да по синему льду. Бахвалился перед друзьями лихостью… под лед и провалился. Застудился, да и помер, а ей одной век вековать… детей поднимать! Шестеро осталось, мал мала меньше!
Выкорми, поди!
Савва, кстати говоря, к ней никогда не захаживал. Верность супруге хранил. Евдокия его за это уважала, а потому и сейчас не подумала, чего плохого. И дверь открыла.
- Почто пожаловал Савватей?
- Разговор есть… жена говорила, Ксюха у тебя с цепи сорвалась.
Евдокия помрачнела.
Сама-то она была осторожна. А вот дочь…
Дура!
Бывают такие девки, которые умнее всех! И учи их розгами, не учи… насмерть забить можно, а ума вложить не выйдет. Ксения была именно из таких.
Еще в четырнадцать рослая красивая деваха прыгнула в постель к тору Алексееву. На свадьбу она не надеялась, о чем думала – непонятно. Лето они с тором прокувыркались, потом Илья уехал, а Ксюха осталась. И дурная слава при ней.
Переспать с ней – переспали, на том все и закончилось. Хотя огорченной Ксюха и не выгладела, но кто тех баб знает?
Потом девчонка пошла по рукам.
Чего с ней Евдокия не натерпелась! Ворота дегтем мазали, побить девку пытались, молодухи плакаться приходили… да, и дурную болезнь пару раз подцепляла деваха. А вот детей ни разу не было.
Потому и Евдокия рукой махнула.
Дети – да, дело другое. Для них можно и мать пристрОжить. А коли не получаются… бесплодное дерево?
Так пусть цветет, пока не облетело!
Может, потому и деревенские бабы девку еще не прибили? Случалось, поколачивали, бывало, за косу таскали или поленом по улице гоняли. Но здраво рассуждали, что всякое бывает…
Деревенская практичность.
Не всякий раз бабе с мужиком можно. Бывает и так, что плод скинуть опасается, или после родов все болит, а им ведь охота! Пусть и шалашовка будет, но своя, деревенская. Которая никакой заразой не наградит!
Впрочем, все было до поры. И Евдокия за дочь искренне переживала. Ведь прибьют рано или поздно, но… бывает же так! Уродится гулящая девка родне на позор – и хоть трава не расти!
- Ты почто пришел? Душу тревожить?!
- Беду твою избыть, - Савватей прищурился. – Хочешь – девку в город отошлем?
Хочешь?! Хочу!
Но – цена?
Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови.
- Почто такие милости?
- То, - Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня…
В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой.
Загулял по молодости, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение…
Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться.
Условия?
Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни…
Даже и не соврал. Просто не все сказал.
Евдокия думала недолго.
- Боюсь я, Саввушка. Ксюха дурная девка, сорвется, вразнос пойдет…
- Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть…
Евдокия задумчиво смотрела в окно.
- Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там…
Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще…
Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!?
Сволочи!!!
Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?!
- Где сейчас твоя-то?
- К утру будет, - отвела глаза Евдокия.
Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул.
Подождем.
А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас!
Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено.
- Не боишься, Савватей?
- Чего бояться-то?
- Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует…
Савва от души рассмеялся.
- Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал!
- Жаль, ты не меня выбрал.
- Так отказа боялся…
Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать…
Аксинью они дождались только под утро.
Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая.
Гулящая, но по-своему честная. Не подлая.
- Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось?
И не дура.
Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть.
Нет, Ксюха не дура, и это хорошо.
- У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери.
- Да?
Глаза удивленные. Оно и понятно…
Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго.
- Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там?
- Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два…
- Согласна!
Савватей и не сомневался.
- Тогда отоспись да вещи собирай. Как стемнеет, повезу вас в город.
- По темноте?
Савватей кивнул. И отправился домой. Ему еще предстоял тяжелый разговор с женой.
Поздно ночью, по дороге, трусила крестьянская лошадка. Спала Аксинья, закопавшись в сено. Спал Гошка. Савватей держал вожжи…
Жена была сильно против…
И дети…
А только все одно выбора у него не было. Дома мальца оставить – всех подставить. Эх, Наденька… что ж так жизнь-то нескладно обернулась?
Русина, предгорья Ферейских гор.
Большой отряд горцев двигался совершенно неслышно.
И незаметно. Привыкшие скрадывать добычу, знающие свою землю… им казалось, они невидимы в ночной темноте.
Дело было просто.
Вот лагерь. Там всего-то человек пятьдесят русинцев! Чего им тут понадобилось? Да кто ж их знает! Точно – грабить пришли!
Вот, фереи собирались захватить их, и расспросить.
Потом? Да не будет у русинцев никакого потом, что за глупости? Не будет. Допросят – и в расход.
Барза-бек шел одним из первых, и его одолевали плохие предчувствия.
Сбежать? Не удалось. Отговориться, сказаться больным, остаться в тылу – тоже. Хотя он изворачивался, как мог. Но… старейшины!
Не стали полагаться на его чувство чести и долга! Вместо этого они попросту приставили к нему двоих охранников – мало ли кто? Мало ли что?
А уж от чего те охраняли, то ли от попыток сбежать, то ли от врага…
Барза-бек подозревал первое, старейшины говорили о втором… удрать не получилось.
Вот и лагерь.
Часовые спят… сейчас, буквально секунду, и их сон перейдет в последний… Барза-бек видит, как Алхи-бек, один из лучших мастеров ножевого боя в селении, скользит вперед, приподнимается, наносит удар…
Но что это!?
Ни хрипа, ни вскрика, тело поддается так, как никогда не будет двигаться живое тело?!
Кукла?!
Но…
Дальше Барза-бек сообразить попросту не успел. Взрыв бросил его на землю, ночь расцвела огненными цветками, и со всех сторон захлопали выстрелы.
Ловушка!
Русины, будь они прокляты!!!
Мужчина вжимался в землю, и молился, чтобы его не задела случайная пуля. Чтобы пронесло. Чтобы…
Его жизнь ценнее, чем жизнь сотен этих полуразумных червяков! И она может так внезапно прерваться… Творец единый, не выдай! Ты видишь, я ни в чем не виноват!
Что, есть сомнения?
Нет? Вот и правильно, проживешь дольше…
Поместье Алексеевых тоже было в списке. Но ничего особенного там не ожидалось. Хозяин – пьяница, ну и бабы его…
Бабы, м-да…
Торы…
Они такие!
Не все красивые, но все ухоженные, холеные, кожа такая…
Вот когда он жениться надумает, обязательно себе в жены тору поищет, а то как же! Он же достоин? Достоин!
Жом Сынок единственный заметил, как начала приоткрываться калитка.
Это – враги!
Если из поместья стреляют, значит там сидят враги! Поработители недобитые! Угнетатели!
Стрелять их!
А если сейчас ка-ак из калитки десяток с саблями вылетит? Да верхами?
Сынок и не подумал, что десяток, да еще верхами, в этой калитке и в три приема не поместится, да и откуда они в поместье?
Вместо этого он просто вскинул руку с оружием – и выпалил в щель.
Раз, второй, третий…
Чего Хелла не хотела…
Три пули из пяти пришлись Наде прямо в грудь. И целился б сопляк, а так не попал! Но тут…
Женщина бессильно осела на гравий дорожки, щедро поливая его кровью… все. Что смогла для внука – она сделала. И на пороге смерти понимает – все получилось. Добежать они успеют, успеют… их никто не задержит и не увидит.
И зашумели над головой зеленые кроны деревьев, зазмеилась под ногами тропинка… и снова молодая Наденька бежит на свидание к большому дубу.
Там ждет ее Саввушка.
А если не ждет, то она подождет его. Она знает – любимый скоро придет.
***
- ИЗВЕРГИ!!! ТВАРИ!!!
Ирина Ивановна бесновалась в руках освообожденцев.
Сын?
То есть племянник?
Она о нем и даром не вспомнила… зачем ей тот мальчишка?! Когда отец... и мать… а сама она бьется в руках мерзких тварей… и почему-то земля под ними не разверзается!
И никто не спешит ей на помощь.
И…
Жом Радий сгреб ее за волосы, оттянул голову назад.
- Еще кто в поместье есть?
Ирина Ивановна ответила матом. Благо, от отца и брата слова знала.
Получила удар кулаком по лицу – и умолкла. Больно… и кажется, ей зубы выбили… кровь из носа потекла. Это вам не пощечины служанкам отвешивать, на которые дама была горазда. Это мужская рука, да с размаху…
- Что с ней делать, жом Радий?
Жом едва не фыркнул.
А что с ней делать? Видывал он таких… очередная бесполезная дура.
- Что хотите… только потом добить не забудьте.
Ирина все еще была не в себе, но грубые руки, рвущие платье, хватающие ее она почувствовала. Забилась, закричала…
Поздно.
Все – поздно.
И даже в эту секунду она не вспомнила, как пыталась спасти ее мать. Как уговаривала бежать… единственной мыслью было невероятное, неимоверное удивление.
ЗА ЧТО!?
КАК ЖЕ ТАК!?
***
Жом Сынок поднялся с едва дышащего тела. Прижал ей к виску пистолет – и спустил курок.
Сухо треснул выстрел.
Ирина Алексеева отправилась догонять родителей на извечной дороге перерождений.
Ну да, жом Сынок ее… того… последним, и хорошо хоть вообще допустили. И так жом Радий его ругал, что тору стрельнул. Понятно, стрельнуть надо было!
Ну так не сразу ж!
Сначала выспросить что, где, куда, а потом и стреляй, сколько тебе занадобится… хоть мишень прицепи! А он поторопился… челядь разбежалась, спросить – и то не у кого. Ищи сам чего хочешь.
Сейф, конечно, вскрыли. Но денег там было немного. Основную часть Надежда держала в банке, подальше от мужа. Оказалась бы в городе – сняла. Шкатулку с тем, что было в доме, отдала Матрене, а что было у супруга…
Да что там было?
Пара тысяч?
Может, и неплохо, но не по тем меркам.
Освобожденцы чувствовали себя хозяевами. Гуляли, пили, под утро дом загорелся, но это никого не расстроило. Ну, достанется жому Пламенному чуток поменьше…
А и ничего, не сдохнет! Кто ж ему чего расскажет? А война многое спишет…
Между временем и безвременьем
Хелла рассматривала три души.
Спокойно, сосредоточенно, словно под микроскопом.
Да, это одна из обязанностей богини смерти. Обычно такие души распределяют и без нее, но в этот раз было попросту интересно. Любопытно.
Три души.
Один жил грешно, да и помер смешно… забавные поговорки у смертных. Тем не менее – он защищал свой дом и свою кровь.
Спьяну ли, сдуру…были враги и он пытался. А что не убил никого… в таком состоянии он бы и в стену дома не попал.
Хелла прищелкнула пальцами, отправляя «бравого вояку» на свой круг испытаний. В следующей жизни он заслужил родиться человеком. Получше, чем сейчас.
Вторая душа.
Куда отправляются те, кто умер по дури?
По глупости, по упрямству, подставляя другого человека, ни о чем не думая, кроме своей спеси и амбиций? Было у Хеллы такое местечко… по горлышко в зловонной яме… в самый раз.
Пусть посидит дурочка, а как поумнеет, по земле еще змеей поползает. Или крысой побегает.
Третью душу Хелла рассматривала дольше всего.
Что ж.
Павшим за други своя и в загробном мире почет и уважение.
И… ты родишься в следующей жизни, Наденька Алексеева. И родишься красивой, умненькой и счастливой. Безмерно счастливой.
Ты все отдала. Положила свою жизнь ради родных и детей.
Умерла ради внука.
Осознанно шла на гибель, лишь бы выиграть время. Для этого не просто порыв нужен, для этого душа должна быть крылатой. А такой душе и оболочка нужна иная, и жизнь, в которой она сможет раскрыть свои крылья – так и будет!
По воле Хеллы.
Богиня отвернулась.
Три души покорно отправились, куда приказано. А она с интересом принялась наблюдать за происходящим. Что-то дальше будет в мире живых?
Любопытно.
Русина
Когда Савва увидел на пороге дома племяшку…
Сердце на миг екнуло, пропустив удар, сжалось в комок, а потом снова принялось отсчитывать глухой ритм....
- Что…?
Хотя мог бы и не спрашивать, и так все видно.
Девочка вся бледная, одной рукой тянет за собой мальчишку, в другой руке шкатулка из дерева… сам Наденьке дарил.
Он тогда ведь ничего подарить ей не мог – ну что он сделает для торы? Та любой подарок купит…
Только хотелось.
Шкатулку дарил, гребень… сам из дерева вырезал. Вот и…
Мальчишка в шаль закутан так, что одни глаза видать, весь дрожит…
Савва подхватил его на руки, кивнул Матрешке.
- Заходи, давай, да рассказывай.
***
Через полчаса Савва кивнул своим мыслям. Погладил Гошку по голове.
- Ты кушай, внучок. Вареньице вот, бери, клюква была, что вишня, сладкая… блинчик скушай, да чайком запивай. А то простынешь, с меня твоя бабушка шкуру спустит…
Не надеялся он ни на что.
Но не говорить же малышу правду? Нельзя…
Судя по тому, что рассказала племяшка… спасать – некого. Остается только сделать, что Наденька просила. Отвезти мальца в город, да и поселить в доме, который уж куплен. Но…
Но!
А кто с ним там жить будет?
Думал Савва недолго.
Оставлять мальца у себя? Ох, ненадежно это… его видели. Его знают. Прислуга-то у тора была все своя, из деревенских… думаете, никто мальчишку не признает?
Да еще как!
И не выдадут его?
Не выдадут Савву?
В такое счастье мужчина не верил. Мальчишку НАДО везти в город. А вот с кем…
Раздумывал Савва недолго. Часа не прошло, а он уже был в деревне. И стучался в маленький домик на окраине.
- Дунька, дело есть!
***
Вдова Евдокия визиту удивилась искренне. Савва к ней не захаживал. Хотя… между нами…
Вдова же!
Но не труп!
Случалось иногда… заворачивали к ней по ночи мужики… Евдокия о своих делах помалкивала. А чего болтать? Случается иногда… по слабости женской. То одного приветишь, то второго…
А как выжить?
Муженек-то с дури, считай, помер! На рыбалку пошел, да по синему льду. Бахвалился перед друзьями лихостью… под лед и провалился. Застудился, да и помер, а ей одной век вековать… детей поднимать! Шестеро осталось, мал мала меньше!
Выкорми, поди!
Савва, кстати говоря, к ней никогда не захаживал. Верность супруге хранил. Евдокия его за это уважала, а потому и сейчас не подумала, чего плохого. И дверь открыла.
- Почто пожаловал Савватей?
- Разговор есть… жена говорила, Ксюха у тебя с цепи сорвалась.
Евдокия помрачнела.
Сама-то она была осторожна. А вот дочь…
Дура!
Бывают такие девки, которые умнее всех! И учи их розгами, не учи… насмерть забить можно, а ума вложить не выйдет. Ксения была именно из таких.
Еще в четырнадцать рослая красивая деваха прыгнула в постель к тору Алексееву. На свадьбу она не надеялась, о чем думала – непонятно. Лето они с тором прокувыркались, потом Илья уехал, а Ксюха осталась. И дурная слава при ней.
Переспать с ней – переспали, на том все и закончилось. Хотя огорченной Ксюха и не выгладела, но кто тех баб знает?
Потом девчонка пошла по рукам.
Чего с ней Евдокия не натерпелась! Ворота дегтем мазали, побить девку пытались, молодухи плакаться приходили… да, и дурную болезнь пару раз подцепляла деваха. А вот детей ни разу не было.
Потому и Евдокия рукой махнула.
Дети – да, дело другое. Для них можно и мать пристрОжить. А коли не получаются… бесплодное дерево?
Так пусть цветет, пока не облетело!
Может, потому и деревенские бабы девку еще не прибили? Случалось, поколачивали, бывало, за косу таскали или поленом по улице гоняли. Но здраво рассуждали, что всякое бывает…
Деревенская практичность.
Не всякий раз бабе с мужиком можно. Бывает и так, что плод скинуть опасается, или после родов все болит, а им ведь охота! Пусть и шалашовка будет, но своя, деревенская. Которая никакой заразой не наградит!
Впрочем, все было до поры. И Евдокия за дочь искренне переживала. Ведь прибьют рано или поздно, но… бывает же так! Уродится гулящая девка родне на позор – и хоть трава не расти!
- Ты почто пришел? Душу тревожить?!
- Беду твою избыть, - Савватей прищурился. – Хочешь – девку в город отошлем?
Хочешь?! Хочу!
Но – цена?
Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови.
- Почто такие милости?
- То, - Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня…
В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой.
Загулял по молодости, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение…
Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться.
Условия?
Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни…
Даже и не соврал. Просто не все сказал.
Евдокия думала недолго.
- Боюсь я, Саввушка. Ксюха дурная девка, сорвется, вразнос пойдет…
- Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть…
Евдокия задумчиво смотрела в окно.
- Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там…
Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще…
Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!?
Сволочи!!!
Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?!
- Где сейчас твоя-то?
- К утру будет, - отвела глаза Евдокия.
Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул.
Подождем.
А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас!
Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено.
- Не боишься, Савватей?
- Чего бояться-то?
- Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует…
Савва от души рассмеялся.
- Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал!
- Жаль, ты не меня выбрал.
- Так отказа боялся…
Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать…
***
Аксинью они дождались только под утро.
Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая.
Гулящая, но по-своему честная. Не подлая.
- Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось?
И не дура.
Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть.
Нет, Ксюха не дура, и это хорошо.
- У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери.
- Да?
Глаза удивленные. Оно и понятно…
Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго.
- Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там?
- Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два…
- Согласна!
Савватей и не сомневался.
- Тогда отоспись да вещи собирай. Как стемнеет, повезу вас в город.
- По темноте?
Савватей кивнул. И отправился домой. Ему еще предстоял тяжелый разговор с женой.
***
Поздно ночью, по дороге, трусила крестьянская лошадка. Спала Аксинья, закопавшись в сено. Спал Гошка. Савватей держал вожжи…
Жена была сильно против…
И дети…
А только все одно выбора у него не было. Дома мальца оставить – всех подставить. Эх, Наденька… что ж так жизнь-то нескладно обернулась?
Русина, предгорья Ферейских гор.
Большой отряд горцев двигался совершенно неслышно.
И незаметно. Привыкшие скрадывать добычу, знающие свою землю… им казалось, они невидимы в ночной темноте.
Дело было просто.
Вот лагерь. Там всего-то человек пятьдесят русинцев! Чего им тут понадобилось? Да кто ж их знает! Точно – грабить пришли!
Вот, фереи собирались захватить их, и расспросить.
Потом? Да не будет у русинцев никакого потом, что за глупости? Не будет. Допросят – и в расход.
Барза-бек шел одним из первых, и его одолевали плохие предчувствия.
Сбежать? Не удалось. Отговориться, сказаться больным, остаться в тылу – тоже. Хотя он изворачивался, как мог. Но… старейшины!
Не стали полагаться на его чувство чести и долга! Вместо этого они попросту приставили к нему двоих охранников – мало ли кто? Мало ли что?
А уж от чего те охраняли, то ли от попыток сбежать, то ли от врага…
Барза-бек подозревал первое, старейшины говорили о втором… удрать не получилось.
Вот и лагерь.
Часовые спят… сейчас, буквально секунду, и их сон перейдет в последний… Барза-бек видит, как Алхи-бек, один из лучших мастеров ножевого боя в селении, скользит вперед, приподнимается, наносит удар…
Но что это!?
Ни хрипа, ни вскрика, тело поддается так, как никогда не будет двигаться живое тело?!
Кукла?!
Но…
Дальше Барза-бек сообразить попросту не успел. Взрыв бросил его на землю, ночь расцвела огненными цветками, и со всех сторон захлопали выстрелы.
Ловушка!
Русины, будь они прокляты!!!
Мужчина вжимался в землю, и молился, чтобы его не задела случайная пуля. Чтобы пронесло. Чтобы…
Его жизнь ценнее, чем жизнь сотен этих полуразумных червяков! И она может так внезапно прерваться… Творец единый, не выдай! Ты видишь, я ни в чем не виноват!