И нож в цель кидать – она умеет.
И что еще надо для счастья?
Гошке было хорошо и спокойно. Мама обнимала, целовала, прикасалась, словно невзначай, обнимала, смотрела счастливыми глазами… Дети могут не понимать всего происходящего, но они отлично понимают, когда их любят. Действительно любят.
По-настоящему.
Не говорят высокие и красивые слова, не прикрывают ими, словно грязной тряпкой голый зад, свои истинные чувства, а просто – любят. И жизнь отдадут.
Гошка чувствовал, что рядом с ним человек, который не уступит никакому злу. Чтобы причинить вред ему, сначала придется переступить через маму. А это, похоже, не так просто.
Когда мама сказала, что надо ненадолго уехать из дома в трактир, Гошка даже не огорчился. Трактир – это весело.
- Мы с мамой Ирой останавливались в трактирах.
Мама Аня обняла его и поцеловала.
- Она хорошая была?
- Да, мам. Только глупая… немножко.
Яна рассмеялась. Вот уж, воистину. Ты думаешь, что ты умная. А ребенок видит все совершенно иначе, и кто знает, не он ли прав?
- Гоша, солнышко мое родное, ты только не ревнуй, ладно?
- Мама?
- Я по дороге сюда кое-кого пообещала доставить к деду. Так что меня в трактире ждут Топыч, Мишка и Машка.
- Это кто, мам?
- Топыч – мой друг. Мы его с собой заберем, если уедем из Русины, - как взрослому разъяснила Яна. – Здесь неспокойно, а вот за границей в самый раз. Там домик купим, будем жить. А Мишка и Машка… случайно получилось. На их родителей напали, детей мне спасти удалось, а вот папу и маму – нет. Надо их к дедушке отвезти.
- Я не буду ревновать, - серьезно пообещал Гошка.
И Яна дала себе слово все же заняться мальчиком. Даром такие сидения в погребе не проходят.
А еще…
Хелла, если ты слышишь меня – считай, моя молитва у тебя есть. С меня крупно причитается тому вору, который дом построил. Для себя делал, да, чтобы от полиции скрываться, от розыскных, от гончих... поди ж ты, как сложилось!
Спас его погреб жизнь Яниному сыну. Еще как спас.
Прими его душу и одари достойным посмертием!
В этот раз по темным улицам она шла вдвое осторожнее. Левой рукой она крепко держала за ручку своего сына.
Родного, любимого, здорового…
И понимала – вот оно счастье.
Сыпал с неба тихий снежок, сияли над головой звезды, тихо постукивали по мостовой каблуки, где-то вдалеке лаяла собака…
Симфония ночного города, красивая и совершенно не заметная для тех, кто не желает замечать. Кто бежит, болтает обо всем подряд, сосет пиво из банки, утыкается в телефон… и не слушает ни ночь, ни тишину.
А Яна и Георгий слушали.
Им не хотелось говорить – слишком много счастья в них сейчас было. Слишком чудесной казалась эта встреча, даже не верилось до конца.
И потому Яна крепко сжимала револьвер свободной правой рукой.
Она убьет кого угодно!
Понадобится!?
Она весь город с землей сравняет! Но с сыном разлучить себя не даст! Слышите, боги!?
Убивайте, но больше она не отступит! Хватит, набегалась…
А по углам тихо прятались тени.
Живущие на улице, промышляющие по ночам – они были неглупы. И чувствовали.
Сказать не могли, выразить не умели, но ощущали очень хорошо. Всей шкурой чуяли, как обволакивает идущих по улице ледяная тень.
И смеется неслышным смехом женщина с короной на голове, и клубится под ее ногами поземка, а где-то вдалеке, по полям, с безумным воем несется за душами клятвопреступников Дикая Охота.
Несется, хохочет, и смех рассыпается звездными искрами под копытами их коней, безумный и яростный. И светятся призрачным светом стрелы и копья, и горят призрачным огнем глаза, и стелются по белому снегу белые волки…
А наверху над ними тихо парят громадные белые совы…
Хелла вновь вступала в силу. Сейчас ее время и ее власть!
Она не могла – многое. Но благословить своих подопечных?
Вполне!
И тень благословения отпугивала всякую нечисть надежнее дихлофоса.
Анна, Россия.
- С ума сойти!
- Ум отъешь!
- Уммммм…
Дегустаторов было трое.
Кира, Роза Ильинична, Роман. Самый основной дегустатор Гошка так налопался, что в него уже и миллиграмма сладкого не влезало. Даже если запивать и трамбовать.
Остальные трое, как более опытные люди, кушали по чуть-чуть. Хотя хотелось все и сразу.
Новый Год русины не отмечали. Рождество – тоже.
Зимний солнцеворот. Ночь, когда зима поворачивает к свету. И обычаев было много, и придумано было много… эту ночь отмечали весело и с размахом.
А новый год оставался праздником для семьи, для друзей, для души, уютным и спокойным. Здесь все было иначе, и Анна решила отметить Новый Год! Раз уж Солнцеворот ей отмечать не придется…
Что должно быть на столе?
Пироги!
Со всеми начинками, которые может придумать хозяйка. А потом спросить у соседей – и добавить еще пару дюжин! Анна их много знала.
Обязательно – поросенок в том или ином виде. Здесь и сейчас была возможность приготовить его целиком, по всем правилам, и Анна воспользовалась. Пока на пробу приготовили одну поросячью ногу. Тот самый поросенок ждал своего часа в холодильнике, но и ногу слопали моментально.
Борис Викторович лично ее разрезал, и кажется, даже коту жалел дать лишнего. Смотрел на него Сталин-Смайлик очень выразительно, это уж точно.
Ничего, потом Кира его втихорца хамоном подкормила.
Пироги сегодня тоже готовились пробной партией, но получились на славу. Не тяжелые, клеклыми комками теста оседающие в животе, а легонькие, изящные, и начинки там больше, чем теста, и не чувствуется оно почти…
С таких наверняка даже не толстеешь! Вот!
Обязательно студень и заливное.
Обязательно сладости. Домашние, поставить на стол покупное – на весь свет опозориться. Только домашние, только своими руками сделанные… так что Кира была усажена за чистку и нарезку фруктов. Потом туда же уселись и все остальные, включая Розу Ильиничну. Анна варила карамель, помешивала сироп, готовила формочки, наслаждаясь силиконовым разнообразием и непригорающими покрытиями… хотя блины все равно лучше всего на чугунных сковородках выпекать!
Что дарили на солнцеворот?
Да вот это и дарили!
Сладости!
Своими руками сделанные, и коробочки делали сами, и укладывала их сама хозяйка… ну, от коробочек пришлось отступить, но тут выручил Роман.
Он знал мастера, который работал с берестой, так что… берестяные туесочки на заказ, по нужному размеру, были просто великолепны. А Анна попросила нарисовать у них на крышках солнышко.
Оно и получилось, такое ласковое, улыбающееся, что рука тянулась погладить. Красота, если кто понимает! В чистом виде красота…
А уж когда Анна сделала на пробу несколько коробочек…
Роман вмешался первым и решительно выговорил себе три штуки. Жене, дочке, маме… определенно! Ну, и мужчины тоже кушать будут! Но такое…
Маленькие яблочки в карамели.
Апельсиновые и лимонные цукаты, домашний мармелад и пастила, залитые кремом фрукты, корзиночки с ягодой, каким-то чудом сохраненной от морозов…
После «пробного» ужина, Борис Викторович махнул рукой на траты и решил не ограничивать кулинарок. Только честно предупредил рассчитывать на два десятка человек.
Анна рассчитывала на три десятка. Так, на всякий случай. И запасные подарки тоже делала.
Мало ли что?
Мало ли кто?
Открыточки – крохотные, почти невесомые, тоже были произведениями искусства. Кира нашла мастерскую и заказала им несколько десятков открыток. В старинном стиле.
Анна пообещала их надписать, если что. Почерк у нее был каллиграфический. Обучили.
С подарками определились. С развлечениями?
Тоже.
Анна диктовала, Кира печатала, потом хохотала, потом опять печатала…
- Аня, откуда!?
- А что такого?!
- Все ошалеют! Точняк! Мы всех порвем!
Анна сморщила нос.
- Ну уж – нет! Пусть сами рвутся! Кстати, насчет одежды…
- Да?
- Ты воспримешь мои советы, как посягательство на свою свободу?
Кира подумала пару минут. А потом фыркнула.
- Однозначно. Но послушаюсь.
- Мы должны быть одеты в одном стиле. Чтобы получилось красиво.
- И будем!
- Чего будете? – в дверь просунулся нос Гошки. – Мам, там яблоки привезли.
- Спасибо, солнышко! Иду!
Анна подскочила и улыбнулась Кире.
- Допечатаешь? Я сейчас проверю яблоки, а то ведь… и пастила, и желе, и крем…
- Конечно! Сейчас распечатаю и спущусь!
Анна вылетела за дверь вихрем. А Кира довольно улыбнулась.
Правда, порвать их всех! Пусть в новый год папа увидит, насколько Аня лучше этой подлизки! Пусть поймет!
А если еще и предложение ей сделает…
И почему эти взрослые такие глупые? Счастья своего не понимают!
Ну ничего! Подскажем! Гошка тоже не против быть ее бро! А там, где в ход идет тяжелая детская артиллерия…
Враг, сдавайся сам! Быстрее будет!
Свободные герцогства.
Жом Ураган шел по улице и невольно сравнивал.
Тишина, чистота, снежок убран, лед песочком присыпан… как это отличается от Звенигорода в частности и от Русины в целом…
У них сейчас…
Нет, не бардак.
Но – тяжко. Все иначе, все серое, тусклое, все… словно сравнивать домашнюю собачку, которая лежит на пуховой подушке и только лапки подает – и матерущего дворового пса.
Понятно, что последний и сильнее, и полезнее, и вообще – собака. Дамских болонок жом Ураган вообще не переваривал – гадость! Ладно… раскроем страшную тайну.
Болонки жома тоже не переваривали, подскакивали, заливались истошным лаем и пытались уменьшить количество героя Освобождения. На одну лодыжку.
Не получается?
Ну, хоть пару пальцев откусить!
А в нежном возрасте четырех лет, кстати, жом с трудом отбился от левретки маминой подруги. Еще и в углу простоял за то, что треснул гадкую псину «Чистописанием» по носу.
А чего она ему штаны порвала? По справедливости, надо было ее во второй угол поставить, ан нет! Пострадал только мальчик. И за штаны, и за книгу, и в принципе… после такого взбунтуешься! И мелких собак разлюбишь на всю оставшуюся жизнь.
Почему-то так получалось именно с декоративными собачками. Большие звери жома любили, да и он к ним был неравнодушен. Вот, как к этому псу…
Жом проводил взглядом здоровенную дворнягу, чинно идущую рядом с женщиной. Лица женщины, правда, не увидел. Да и ладно…
Нужны ему те бабы триста лет… главное – что?
Зерно!
Несколько эшелонов с зерном, которое перевезли на склады. Склады пришлось тоже арендовать, ну так что поделать? Тигриных денег хватило впритык, Ураган плюнул и добавил свои. Ну… что удалось собрать. Да, не все сдал с последней реквизиции, грешен. Но – не пойман.
Пламенный не обеднеет!
После беседы с Тигром как-то грустно было рыцарю Освобождения. Тоскливо… Хелла б тебя полюбила, кошка полосатая! Кот!
Растревожил душу, разнервировал, задуматься заставил и не о хорошем. Они хотели, как лучше! И будет, как лучше, обязательно будет. А как у этих получилось?
И без Освобождения?
Ничего, они справятся! У них еще и получше будет, потому что все будут свободны! И дома построим, и деревья посадим, и людей вырастим… скоро уже домой, дня через два. А там работы, небось, накопилось…
Тигру надо телеграмму дать, все куплено, если что.
Задумавшись, жом Ураган слишком сильно понадеялся на дворников. А сии кадры, увы, запивают одинаково, что в Герцогствах, что в Русине.
Нога поехала на скрытой снегом заледенелой полоске, которую раскатали дети.
Жом взмахнул руками – и шлепнулся на спину, неудачно приложившись левой ногой о поребрик. Что-то хрустнуло.
Боль была такой, что мужчина попросту отключился. И не видел, как засуетились вокруг него люди, как перетянули ему ногу жгутом…
Открытый перелом – гадость редкостная. И выглядит ужасно, и кровь при этом,, бывает, потоками льется, и довезти могут не успеть, а уж грязи-то в рану попадет…
Хорошо хоть жом Ураган был не один, а с двумя доверенными. Так что его и подняли, и пролетку поймали – и рванулись в ближайшую больницу.
- Ида, а что у вас со Стасом?
Зинаида улыбнулась и пожала плечами.
- Ничего.
Берта возмущенно сдвинула брови.
- Ты серьезно?
- Нет, я шучу. А что?
- Ида, у тебя совесть есть?
- Кажется, дома забыла. Но можно спросить у Полкана…
Ида улыбалась, легко уходя от неудобных вопросов. Может, этим жомы от торов и отличаются? При мысли о том, что надо кому-то раскрыть свои чувства, у нее аж все в душе переламывалось. Это ж с ума сойти!
Вот так взять, открыть рот и все рассказать! Да разве можно?
А Марта спокойно рассказывает на работе, как супруг пришел пьяный и распустил руки. И Леона делится заботами – где бы найти хорошего парня, и Берта про свою семью много чего рассказывает…
Вот как так можно?
Ида была искренне благодарна женщинам, принявшим ее в свой круг. И она многое почерпнула из этих бесед. Но…
Сама рассказывала с большим трудом.
Впрочем, здесь и сейчас надо было сказать хоть что-то.
- Он заболел, я его выхаживала. Станислав выздоровел и переехал обратно к себе.
- А… он тебе хоть цветочек подарил?
- Он меня на операции допустил!
- Ида, ты меня убиваешь! – Берта только головой покачала. – Вот что тебе надо?! Такой мужчина, красивый, умный, холостой, молодой… чего ты ушами хлопаешь?
Ида пожала плечами.
- Полкан?
Пес поднял опущенное ухо и прислушался. Понял, что кушать не дадут, опасности нет, идти никуда не надо – и опустил «лопушок».
- Вот так? – уточнила Ида.
Берта покачала головой.
- Ты ж не маленькая уже, должна понимать…
Ида качнула головой.
Должна, не должна… Станислав может сделать первый шаг. А может и не сделать – его право. Она за мужчиной бегать точно не будет, вот еще не хватало.
А то, что несколько раз ей целовали руки.
То, что многозначительно смотрели в глаза…
Намекали на громадную благодарность…
Если брать салонные мерки – ей чуть ли не в любви объяснялись. Но это слова и вздохи, а их, как выразилась разок Анна, к делу не пришьешь. Вслух-то Станислав ничего не говорил…. Вот и он сам!
- Ида, срочно! В операционную!
Зинаида подскочила – и понеслась готовиться.
На операционном столе лежал мужчина лет тридцати пяти, может, чуть больше- не понять. Усы, бородка, высокий лоб с залысинами. Черные брови выделяются на белом от шока лице.
Спит.
Ида привычно взяла руку, проконтролировала пульс.
- Норма.
- Смотри, - Стас откинул простыню, показывая ей травму.
Нога. С этим Ида была уже знакома, открытые переломы – вечная проблема зимы. Не первый, и не последний.
- Рана чистая, перелом открытый, но похоже, со смещением. Кажется, порваны какие-то сосуды?
- И надо посмотреть сухожилие, - согласился Стас. – А то прохромает всю жизнь – неудачно переломил, чуть повыше щиколотки. Что будем делать?
- Собирать? – предположила Ида.
- И шить. Обязательно. И на вытяжку его, с гирькой…
- Месяц?
- Посмотрим, как дело пойдет. Но до нового года точно, а там и еще недельку бы…
- Поняла.
- Тогда давай сюда зажим. И приготовь тампоны, нам много понадобится.
Что там с личной жизнью – непонятно, а вот действиями Стаса Ида попросту восхищалась. Врач легко и уверенно почистил грязь, выловил сухожилие, продемонстрировав его Иде, сложил кость, зашил рану, оставив дренаж, и наложил лубки.
Все это аккуратно, точно, спокойно, комментируя свои действия для подопечной.
Ида смотрела восхищенными глазами.
- Приберитесь тут, - приказал Стас.
И вышел постоять на холоде.
Ида промолчала.
Понятно, что он может опять простудиться, но ведь не переделаешь! А потому…
И что еще надо для счастья?
Гошке было хорошо и спокойно. Мама обнимала, целовала, прикасалась, словно невзначай, обнимала, смотрела счастливыми глазами… Дети могут не понимать всего происходящего, но они отлично понимают, когда их любят. Действительно любят.
По-настоящему.
Не говорят высокие и красивые слова, не прикрывают ими, словно грязной тряпкой голый зад, свои истинные чувства, а просто – любят. И жизнь отдадут.
Гошка чувствовал, что рядом с ним человек, который не уступит никакому злу. Чтобы причинить вред ему, сначала придется переступить через маму. А это, похоже, не так просто.
Когда мама сказала, что надо ненадолго уехать из дома в трактир, Гошка даже не огорчился. Трактир – это весело.
- Мы с мамой Ирой останавливались в трактирах.
Мама Аня обняла его и поцеловала.
- Она хорошая была?
- Да, мам. Только глупая… немножко.
Яна рассмеялась. Вот уж, воистину. Ты думаешь, что ты умная. А ребенок видит все совершенно иначе, и кто знает, не он ли прав?
- Гоша, солнышко мое родное, ты только не ревнуй, ладно?
- Мама?
- Я по дороге сюда кое-кого пообещала доставить к деду. Так что меня в трактире ждут Топыч, Мишка и Машка.
- Это кто, мам?
- Топыч – мой друг. Мы его с собой заберем, если уедем из Русины, - как взрослому разъяснила Яна. – Здесь неспокойно, а вот за границей в самый раз. Там домик купим, будем жить. А Мишка и Машка… случайно получилось. На их родителей напали, детей мне спасти удалось, а вот папу и маму – нет. Надо их к дедушке отвезти.
- Я не буду ревновать, - серьезно пообещал Гошка.
И Яна дала себе слово все же заняться мальчиком. Даром такие сидения в погребе не проходят.
А еще…
Хелла, если ты слышишь меня – считай, моя молитва у тебя есть. С меня крупно причитается тому вору, который дом построил. Для себя делал, да, чтобы от полиции скрываться, от розыскных, от гончих... поди ж ты, как сложилось!
Спас его погреб жизнь Яниному сыну. Еще как спас.
Прими его душу и одари достойным посмертием!
***
В этот раз по темным улицам она шла вдвое осторожнее. Левой рукой она крепко держала за ручку своего сына.
Родного, любимого, здорового…
И понимала – вот оно счастье.
Сыпал с неба тихий снежок, сияли над головой звезды, тихо постукивали по мостовой каблуки, где-то вдалеке лаяла собака…
Симфония ночного города, красивая и совершенно не заметная для тех, кто не желает замечать. Кто бежит, болтает обо всем подряд, сосет пиво из банки, утыкается в телефон… и не слушает ни ночь, ни тишину.
А Яна и Георгий слушали.
Им не хотелось говорить – слишком много счастья в них сейчас было. Слишком чудесной казалась эта встреча, даже не верилось до конца.
И потому Яна крепко сжимала револьвер свободной правой рукой.
Она убьет кого угодно!
Понадобится!?
Она весь город с землей сравняет! Но с сыном разлучить себя не даст! Слышите, боги!?
Убивайте, но больше она не отступит! Хватит, набегалась…
А по углам тихо прятались тени.
Живущие на улице, промышляющие по ночам – они были неглупы. И чувствовали.
Сказать не могли, выразить не умели, но ощущали очень хорошо. Всей шкурой чуяли, как обволакивает идущих по улице ледяная тень.
И смеется неслышным смехом женщина с короной на голове, и клубится под ее ногами поземка, а где-то вдалеке, по полям, с безумным воем несется за душами клятвопреступников Дикая Охота.
Несется, хохочет, и смех рассыпается звездными искрами под копытами их коней, безумный и яростный. И светятся призрачным светом стрелы и копья, и горят призрачным огнем глаза, и стелются по белому снегу белые волки…
А наверху над ними тихо парят громадные белые совы…
Хелла вновь вступала в силу. Сейчас ее время и ее власть!
Она не могла – многое. Но благословить своих подопечных?
Вполне!
И тень благословения отпугивала всякую нечисть надежнее дихлофоса.
Анна, Россия.
- С ума сойти!
- Ум отъешь!
- Уммммм…
Дегустаторов было трое.
Кира, Роза Ильинична, Роман. Самый основной дегустатор Гошка так налопался, что в него уже и миллиграмма сладкого не влезало. Даже если запивать и трамбовать.
Остальные трое, как более опытные люди, кушали по чуть-чуть. Хотя хотелось все и сразу.
Новый Год русины не отмечали. Рождество – тоже.
Зимний солнцеворот. Ночь, когда зима поворачивает к свету. И обычаев было много, и придумано было много… эту ночь отмечали весело и с размахом.
А новый год оставался праздником для семьи, для друзей, для души, уютным и спокойным. Здесь все было иначе, и Анна решила отметить Новый Год! Раз уж Солнцеворот ей отмечать не придется…
Что должно быть на столе?
Пироги!
Со всеми начинками, которые может придумать хозяйка. А потом спросить у соседей – и добавить еще пару дюжин! Анна их много знала.
Обязательно – поросенок в том или ином виде. Здесь и сейчас была возможность приготовить его целиком, по всем правилам, и Анна воспользовалась. Пока на пробу приготовили одну поросячью ногу. Тот самый поросенок ждал своего часа в холодильнике, но и ногу слопали моментально.
Борис Викторович лично ее разрезал, и кажется, даже коту жалел дать лишнего. Смотрел на него Сталин-Смайлик очень выразительно, это уж точно.
Ничего, потом Кира его втихорца хамоном подкормила.
Пироги сегодня тоже готовились пробной партией, но получились на славу. Не тяжелые, клеклыми комками теста оседающие в животе, а легонькие, изящные, и начинки там больше, чем теста, и не чувствуется оно почти…
С таких наверняка даже не толстеешь! Вот!
Обязательно студень и заливное.
Обязательно сладости. Домашние, поставить на стол покупное – на весь свет опозориться. Только домашние, только своими руками сделанные… так что Кира была усажена за чистку и нарезку фруктов. Потом туда же уселись и все остальные, включая Розу Ильиничну. Анна варила карамель, помешивала сироп, готовила формочки, наслаждаясь силиконовым разнообразием и непригорающими покрытиями… хотя блины все равно лучше всего на чугунных сковородках выпекать!
Что дарили на солнцеворот?
Да вот это и дарили!
Сладости!
Своими руками сделанные, и коробочки делали сами, и укладывала их сама хозяйка… ну, от коробочек пришлось отступить, но тут выручил Роман.
Он знал мастера, который работал с берестой, так что… берестяные туесочки на заказ, по нужному размеру, были просто великолепны. А Анна попросила нарисовать у них на крышках солнышко.
Оно и получилось, такое ласковое, улыбающееся, что рука тянулась погладить. Красота, если кто понимает! В чистом виде красота…
А уж когда Анна сделала на пробу несколько коробочек…
Роман вмешался первым и решительно выговорил себе три штуки. Жене, дочке, маме… определенно! Ну, и мужчины тоже кушать будут! Но такое…
Маленькие яблочки в карамели.
Апельсиновые и лимонные цукаты, домашний мармелад и пастила, залитые кремом фрукты, корзиночки с ягодой, каким-то чудом сохраненной от морозов…
После «пробного» ужина, Борис Викторович махнул рукой на траты и решил не ограничивать кулинарок. Только честно предупредил рассчитывать на два десятка человек.
Анна рассчитывала на три десятка. Так, на всякий случай. И запасные подарки тоже делала.
Мало ли что?
Мало ли кто?
Открыточки – крохотные, почти невесомые, тоже были произведениями искусства. Кира нашла мастерскую и заказала им несколько десятков открыток. В старинном стиле.
Анна пообещала их надписать, если что. Почерк у нее был каллиграфический. Обучили.
С подарками определились. С развлечениями?
Тоже.
Анна диктовала, Кира печатала, потом хохотала, потом опять печатала…
- Аня, откуда!?
- А что такого?!
- Все ошалеют! Точняк! Мы всех порвем!
Анна сморщила нос.
- Ну уж – нет! Пусть сами рвутся! Кстати, насчет одежды…
- Да?
- Ты воспримешь мои советы, как посягательство на свою свободу?
Кира подумала пару минут. А потом фыркнула.
- Однозначно. Но послушаюсь.
- Мы должны быть одеты в одном стиле. Чтобы получилось красиво.
- И будем!
- Чего будете? – в дверь просунулся нос Гошки. – Мам, там яблоки привезли.
- Спасибо, солнышко! Иду!
Анна подскочила и улыбнулась Кире.
- Допечатаешь? Я сейчас проверю яблоки, а то ведь… и пастила, и желе, и крем…
- Конечно! Сейчас распечатаю и спущусь!
Анна вылетела за дверь вихрем. А Кира довольно улыбнулась.
Правда, порвать их всех! Пусть в новый год папа увидит, насколько Аня лучше этой подлизки! Пусть поймет!
А если еще и предложение ей сделает…
И почему эти взрослые такие глупые? Счастья своего не понимают!
Ну ничего! Подскажем! Гошка тоже не против быть ее бро! А там, где в ход идет тяжелая детская артиллерия…
Враг, сдавайся сам! Быстрее будет!
Свободные герцогства.
Жом Ураган шел по улице и невольно сравнивал.
Тишина, чистота, снежок убран, лед песочком присыпан… как это отличается от Звенигорода в частности и от Русины в целом…
У них сейчас…
Нет, не бардак.
Но – тяжко. Все иначе, все серое, тусклое, все… словно сравнивать домашнюю собачку, которая лежит на пуховой подушке и только лапки подает – и матерущего дворового пса.
Понятно, что последний и сильнее, и полезнее, и вообще – собака. Дамских болонок жом Ураган вообще не переваривал – гадость! Ладно… раскроем страшную тайну.
Болонки жома тоже не переваривали, подскакивали, заливались истошным лаем и пытались уменьшить количество героя Освобождения. На одну лодыжку.
Не получается?
Ну, хоть пару пальцев откусить!
А в нежном возрасте четырех лет, кстати, жом с трудом отбился от левретки маминой подруги. Еще и в углу простоял за то, что треснул гадкую псину «Чистописанием» по носу.
А чего она ему штаны порвала? По справедливости, надо было ее во второй угол поставить, ан нет! Пострадал только мальчик. И за штаны, и за книгу, и в принципе… после такого взбунтуешься! И мелких собак разлюбишь на всю оставшуюся жизнь.
Почему-то так получалось именно с декоративными собачками. Большие звери жома любили, да и он к ним был неравнодушен. Вот, как к этому псу…
Жом проводил взглядом здоровенную дворнягу, чинно идущую рядом с женщиной. Лица женщины, правда, не увидел. Да и ладно…
Нужны ему те бабы триста лет… главное – что?
Зерно!
Несколько эшелонов с зерном, которое перевезли на склады. Склады пришлось тоже арендовать, ну так что поделать? Тигриных денег хватило впритык, Ураган плюнул и добавил свои. Ну… что удалось собрать. Да, не все сдал с последней реквизиции, грешен. Но – не пойман.
Пламенный не обеднеет!
После беседы с Тигром как-то грустно было рыцарю Освобождения. Тоскливо… Хелла б тебя полюбила, кошка полосатая! Кот!
Растревожил душу, разнервировал, задуматься заставил и не о хорошем. Они хотели, как лучше! И будет, как лучше, обязательно будет. А как у этих получилось?
И без Освобождения?
Ничего, они справятся! У них еще и получше будет, потому что все будут свободны! И дома построим, и деревья посадим, и людей вырастим… скоро уже домой, дня через два. А там работы, небось, накопилось…
Тигру надо телеграмму дать, все куплено, если что.
Задумавшись, жом Ураган слишком сильно понадеялся на дворников. А сии кадры, увы, запивают одинаково, что в Герцогствах, что в Русине.
Нога поехала на скрытой снегом заледенелой полоске, которую раскатали дети.
Жом взмахнул руками – и шлепнулся на спину, неудачно приложившись левой ногой о поребрик. Что-то хрустнуло.
Боль была такой, что мужчина попросту отключился. И не видел, как засуетились вокруг него люди, как перетянули ему ногу жгутом…
Открытый перелом – гадость редкостная. И выглядит ужасно, и кровь при этом,, бывает, потоками льется, и довезти могут не успеть, а уж грязи-то в рану попадет…
Хорошо хоть жом Ураган был не один, а с двумя доверенными. Так что его и подняли, и пролетку поймали – и рванулись в ближайшую больницу.
***
- Ида, а что у вас со Стасом?
Зинаида улыбнулась и пожала плечами.
- Ничего.
Берта возмущенно сдвинула брови.
- Ты серьезно?
- Нет, я шучу. А что?
- Ида, у тебя совесть есть?
- Кажется, дома забыла. Но можно спросить у Полкана…
Ида улыбалась, легко уходя от неудобных вопросов. Может, этим жомы от торов и отличаются? При мысли о том, что надо кому-то раскрыть свои чувства, у нее аж все в душе переламывалось. Это ж с ума сойти!
Вот так взять, открыть рот и все рассказать! Да разве можно?
А Марта спокойно рассказывает на работе, как супруг пришел пьяный и распустил руки. И Леона делится заботами – где бы найти хорошего парня, и Берта про свою семью много чего рассказывает…
Вот как так можно?
Ида была искренне благодарна женщинам, принявшим ее в свой круг. И она многое почерпнула из этих бесед. Но…
Сама рассказывала с большим трудом.
Впрочем, здесь и сейчас надо было сказать хоть что-то.
- Он заболел, я его выхаживала. Станислав выздоровел и переехал обратно к себе.
- А… он тебе хоть цветочек подарил?
- Он меня на операции допустил!
- Ида, ты меня убиваешь! – Берта только головой покачала. – Вот что тебе надо?! Такой мужчина, красивый, умный, холостой, молодой… чего ты ушами хлопаешь?
Ида пожала плечами.
- Полкан?
Пес поднял опущенное ухо и прислушался. Понял, что кушать не дадут, опасности нет, идти никуда не надо – и опустил «лопушок».
- Вот так? – уточнила Ида.
Берта покачала головой.
- Ты ж не маленькая уже, должна понимать…
Ида качнула головой.
Должна, не должна… Станислав может сделать первый шаг. А может и не сделать – его право. Она за мужчиной бегать точно не будет, вот еще не хватало.
А то, что несколько раз ей целовали руки.
То, что многозначительно смотрели в глаза…
Намекали на громадную благодарность…
Если брать салонные мерки – ей чуть ли не в любви объяснялись. Но это слова и вздохи, а их, как выразилась разок Анна, к делу не пришьешь. Вслух-то Станислав ничего не говорил…. Вот и он сам!
- Ида, срочно! В операционную!
Зинаида подскочила – и понеслась готовиться.
***
На операционном столе лежал мужчина лет тридцати пяти, может, чуть больше- не понять. Усы, бородка, высокий лоб с залысинами. Черные брови выделяются на белом от шока лице.
Спит.
Ида привычно взяла руку, проконтролировала пульс.
- Норма.
- Смотри, - Стас откинул простыню, показывая ей травму.
Нога. С этим Ида была уже знакома, открытые переломы – вечная проблема зимы. Не первый, и не последний.
- Рана чистая, перелом открытый, но похоже, со смещением. Кажется, порваны какие-то сосуды?
- И надо посмотреть сухожилие, - согласился Стас. – А то прохромает всю жизнь – неудачно переломил, чуть повыше щиколотки. Что будем делать?
- Собирать? – предположила Ида.
- И шить. Обязательно. И на вытяжку его, с гирькой…
- Месяц?
- Посмотрим, как дело пойдет. Но до нового года точно, а там и еще недельку бы…
- Поняла.
- Тогда давай сюда зажим. И приготовь тампоны, нам много понадобится.
***
Что там с личной жизнью – непонятно, а вот действиями Стаса Ида попросту восхищалась. Врач легко и уверенно почистил грязь, выловил сухожилие, продемонстрировав его Иде, сложил кость, зашил рану, оставив дренаж, и наложил лубки.
Все это аккуратно, точно, спокойно, комментируя свои действия для подопечной.
Ида смотрела восхищенными глазами.
- Приберитесь тут, - приказал Стас.
И вышел постоять на холоде.
Ида промолчала.
Понятно, что он может опять простудиться, но ведь не переделаешь! А потому…
