Инфантилизация литературы

В 1938 году, за год до своей смерти, А.С. Макаренко опубликовал статью под названием "Стиль детской литературы", где рассуждал, какой эта самая литература должна быть. Под термином "стиль" здесь имеется в виду решительно все, что есть в книге, за вычетом идейного наполнения, то есть сюжет, фабула, характеры персонажей, описания местности и облика действующих лиц. Пожалуй, ни одна тема не была Макаренко настолько близкой - и как педагогу, и как писателю. Я приведу оттуда несколько наиболее важных цитат, чтобы читатели поняли, на чем именно настаивал автор статьи и что он считал нужным подчеркнуть:

"Мы находим возможным по отношению к сюжету и фабуле предложить такую формулу: сюжет должен по возможности стремиться к простоте, фабула -- к сложности. Сюжет -- это схема развития идей и отношений. В детском возрасте опыт идейной жизни и опыт человеческих отношений еще весьма незначителен, почти не знает синтеза и обобщения, не знаком с исключениями и искривлениями. Сюжет "Преступления и наказания" или "Анны Карениной" -- сюжеты слишком сложные для молодого опыта. Эти сюжеты предполагают большее знание у читателя в области духовной жизни. Для молодого читателя необходимы простые (более или менее простые), совершенно доступные пониманию и воображению схемы духовной борьбы. Какого бы то ни было "психологического" расцвечивания сюжета не должно быть в детской книге. Дети должны иметь перед собой совершенно ясные и совершенно здоровые картины отношений. Даже тематика внутренних конфликтов, колебаний, соблазнов, то, что в литературе для взрослых может послужить основанием для очень сложных драматических сюжетов, в детской книге должна выражаться в виде простых и коротких моментов. Тем более неуместны для молодого читателя сложные и изощренные сюжетные ходы по линиям духовного разложения, духовного страдания или наслаждения.
Фабула, то есть схема событий, внешних столкновений и борьбы, наоборот, может быть как угодно сложна и действенна. Ребенок любит движение, любит события, он горячими глазами ищет в жизни перемен и происшествий, его воля требует движения и перемены мест, и поэтому в детской книге не нужно бояться самой сложной фабулы, самой изощренной сетки событий. Если сюжет прост, книга не боится в таком случае никаких фабульных ходов, никакой таинственности, прерванных движений, таинственных остановок"

"Законы изображения характера в детской книге вытекают из соображений, высказанных выше. Простой сюжет и сложная фабула возможны только при очень экономной подаче характера. Психологический анализ обязательно усложнит сюжет и остановит движение действия. Поэтому нужно требовать, чтобы в детской книге действовали ясные, определившиеся и прямые люди. Описывать какое-либо становление образа, его постепенное формирование довольно безнадежно в книге для детей. Айртон Жюль Верна проходит путь от пирата и разбойника до в общем хорошего человека в очень скрытых формах, дети готовы принять на веру, что в душе он что-то, может быть, и длительно переживал.
Такое расположение духовных сил человека имеет и свое педагогическое оправдание. Наши дети должны вырастать цельными личностями, не нужно очень рано знакомить их с неясностью и неопределенностью человеческого типа. Герои детской книги должны быть цельными людьми, и между ними должна идти такая же цельная и напряженная борьба. Симпатии читателя должны без всяких колебаний становиться на сторону положительного героя"

"Пейзаж, портрет, натюрморт, многие другие отделы живописи в детской книге должны иметь свое место, но в особом выражении. Безнадежно было бы рекомендовать для детского чтения пейзаж Бунина или портреты Чехова. Изощренность письма всегда соответствует изощренности сюжета. Пейзаж всегда отражает простую или гурманскую подачу героя. В простом сюжете детской книги неуместны никакие нюансировки пейзажа и невозможен никакой, даже самый слабый импрессионизм. "Стеклышко разбитой бутылки" в детской книге не сделает лунной ночи. Должна быть названа луна, и должно быть сказано, что она освещает.
Это вовсе не значит, что в детской книге не должно быть описания красивого вида, но в таком случае кто-нибудь должен этим видом обязательно любоваться. В портрете необходимы только такие черты, которые позволяют представить себе внешность человека и которые прямо вызывают к нему симпатию или антипатию"

Советы, приведенные выше, Макаренко адресовал исключительно детским писателям и считал, что, следуя им, можно отразить в книге какую угодно тему; он был далек от мысли, чтобы распространить эти требования на литературу вообще. Даже наоборот: упоминая произведения русских классиков, он особо подчеркивает, что они строились по совершенно иным канонам. Однако создается впечатление, будто многие нынешние авторы, особенно сетевые, ознакомились на досуге с упомянутой статьей и сделали из нее выводы, которых сам Макаренко не делал и не предполагал. Значит это следующее: когда читаешь какую-нибудь современную книгу, кажется, что она писалась с учетом рекомендаций, данных Макаренко, даже если книга отнюдь не предназначена для детей или подростков и вообще на ней стоит метка 18+. Крайняя динамичность действия (то, что иногда иронически называют экшен-поносом), отсутствие какой-либо рефлексии и идейной нагрузки, чрезвычайная нелюбовь к описаниям обстановки, чему способствуют и читатели, ругая за подобное авторов, - вот что теперь является мейнстримом. Правда, любовь к "пятидесяти оттенкам серого", то есть морально неоднозначным героям, еще живет в публике, но и все сильнее раздаются голоса о недопустимости такого размывания нравственных норм. Иными словами, полным ходом идет процесс инфантилизации литературы, когда книга вроде бы серьезная, взрослая (или тщится быть таковой), но ее автор как нарочно выбирает такую манеру изложения, словно сочинял свой роман или повесть для детишек.
Как относиться к такому явлению? В принципе, я далек от того, чтобы его безоговорочно осуждать. Тот же Макаренко в своей статье отмечал следующее:

"То, что мы требуем от писателя в обязательном порядке, ЛЕЖИТ ЗА ПРЕДЕЛАМИ СТИЛЯ КАК ТАКОВОГО: реалистическая наполненность темы, яркость и выразительность образов и характеров, эмоциональная взволнованность текста или подтекста - вот то, чего мы во всяком случае ожидаем от художественного произведения, предоставляя автору какими угодно средствами идти навстречу нашим ожиданиям"

Но есть у стремления писать "как для детей" и один совершенно отвратительный, на мой взгляд, побочный эффект. Это - презрение к людям, которые пишут и писали иначе. Если сегодня какой-то молодой автор использует для описания лунной ночи "стеклышко разбитой бутылки" и тому подобные речевые фигуры, его прозу считают устаревшей. Не противоречащей нынешней моде, а именно устаревшей. И если наш начпис станет в свое оправдание ссылаться на Чехова, это вызовет такую же реакцию, как если бы он призывал отказаться от автомобилей и ездить в экипажах. Хотя, разумеется, ничего такого не имелось им в виду.
Здесь мы сталкиваемся с понятием прогресса в литературе, который зачастую понимается совершенно превратно: как отвержение художественных средств, которые применяли наши деды и прадеды, и соответственное признание за их творениями чисто музейной ценности. Точно так же в эпоху господства барокко и классицизма люди с презрением относились к готической архитектуре (сам это термин пошел от обозначения варварского племени). Собор Парижской Богоматери вообще едва не снесли и, возможно, снесли бы, не заступись за этот храм великий Виктор Гюго. В балакиревском кружке, легендарной "могучей кучке", Моцарт и Гайдн считались безнадежно устаревшими, а Бах - мертвенной машиной по сочинению музыки; ныне они все вместе с самими кучкистами окружены заслуженным почетом и славой. Прогресс в литературе - это расширение сферы изображаемого и открытие новых приемов, а не запальчивое или высокомерное отрицание того, что использовалось прежде лишь потому, что оно использовалось прежде. Призыв сбросить Пушкина с парохода современности вызывает лишь добрую улыбку, пока воспринимается как нарочитый эпатаж, но гораздо хуже, если его пытаются подкрепить какими-то псевдонаучными рассуждениями.
Напоследок скажу: детскость в литературе - это нормально. Но и не детскость - тоже. А у Макаренко, пожалуй, стоит поучиться и вдумчивому отношению к произведениям его современников и предшественников.