К пятнадцати годам она знала и могла без труда воспроизвести больше шести тысяч рун, каждая из которых означала отдельное слово. Ее прогресс поразил даже учителя, и тот впервые за десять лет похвалил трудолюбие Ляны, присовокупив к этому, что не знает, как ей пригодятся руны. Но Ляну все устраивало. Она уже поняла, что превзошла брата, мужчину, и заслужила похвалу отца. О невозможности сдать экзамен Эмилянь не жалела.
Когда Дашану исполнилось семнадцать, отец позволил ему попытаться сдать экзамен. Всем молодым людям, которые хотели чего-то добиться в жизни, предстояло за отведенный промежуток времени по заданной теме написать вольное сочинение, опираясь на тексты древних мудрецов. Брат экзамен сдал, но с огромным трудом, получив низшую степень. Отправлять сына на другой экзамен, который бы позволил брату получить звание ученого, господин Гоам не стал, осознавая, что провал неизбежен.
Вечером, после празднования сыновнего успеха, отец выпил чуть больше, чем обычно, и пустился в воспоминания. Он рассказал, как сам когда-то держал испытание на ученую степень. И как смог получить ее лишь с третьей попытки. Не помогло ему ни происхождение из благородного рода, ни денежная поддержка отца.
Образование всегда было в Аталийской империи той областью, где желаемое нельзя было получить через связи или за деньги. Лишь истинная образованность имела значение. Ее превозносили, она становилась пропуском наверх. Пусть за участие в экзамене предстояло заплатить довольно внушительную сумму, зато сданный экзамен означал для образованного человека дальнейшее благосостояние на всю его жизнь. Образованный человек мог получить высокую должность. Чем более значимый экзамен был сдан, тем выше оказывался статус человека.
Но была и обратная сторона у такой политики в империи. Получив свою должность после выдержанных экзаменов, мужчина мог легко передать ее своему сыну и внуку. От них великой учености уже не требовалось, пусть многие чиновники и подходили к обучению детей ответственно. Один сданный экзамен мог на три поколения обеспечить семье статус знати, но нередко даже в отдаленные уголки империи доходили слухи о том, что министры упрашивают императора отменить принятый закон. Ляна не раз слышала, как бедные люди посмеивались, услышав об этом. Говорили, мол, те, кто познал богатство, бояться потерять свои земли и деньги в случае, если следующий отпрыск семьи не сумеет подтвердить ученость своего рода.
Сурри не приходилось переживать из-за образования. Ее всю жизнь готовили к браку по расчету. Она знала, что это однажды произойдет. И, как оказалось, хотела этого.
Всю жизнь Сурри провела на женской половине дома, из посторонних мужчин видя лишь учителя и гостей отца на официальных приемах. Она жила чувством долга, правилами приличия и обязанностями, а потому именно в этом видела радость и счастье. Часто Ляна не могла понять, как Сурри способна верить, что именно в нарядах, сплетнях, ожидании своего брака можно видеть самое главное.
Как можно ненавидеть мир за стенами дома?
Ляна не могла принять мировоззрение сестры, но и не могла жить жизнью мужчины. Ей нравился простор, нравилось наблюдать за людьми, слушать их истории, что-то делать, учиться. Она не очень понимала, почему должна всегда думать о каких-то правилах, почему должна держать спину, даже спать в той позе, которая пристойна для девушки. И не могла понять, почему не может общаться с мужчинами или читать книги, где рассказываются истории о любви.
Эмилянь хотелось быть собой. И ни от кого не зависеть. Мало кто это понимал, но отец понял и принял.
— Ты превосходно играешь на музыкальных инструментах, умеешь поддержать беседу, — вернувшись к беседе, сказала Ляна. — Любой мужчина будет тобой очарован, но…
— Но? — спросила Сурри, отмахиваясь от служанок, пытавшихся расправить ее платье.
— Ты не думаешь, что выходить замуж нужно… за конкретного человека, а не вообще? — осторожно спросила Эмилянь.
— Ты о чем? — не поняла Сурри.
— Ну… а если сын князя окажется тебе неприятен? — осторожно сформулировала Ляна. — Как человек…
Суррель вздернула бровь и фыркнула.
— Молодой господин Дальси получил прекрасное образование, — напомнила она. — Он воспитан, талантлив. Он обладает всеми качествами, которые должны быть у молодого человека.
— А внешность и характер? — спросила Ляна.
Сурри вновь непонимающе на нее воззрилась.
— А при чем здесь это? — с искренним недоумением спросила она.
— Разве тебе не хочется, чтобы тебя с мужем связывала взаимная симпатия?
— Так и будет, — убежденно ответила Сурри. — Я войду в столь значимый дом, стану верной женой, рожу мужу наследника. Буду уважать князя и его супругу. Стану почитать мужа, а он — меня.
— А наложницы? — спросила Ляна. — Он ведь может взять себе наложницу…
— И что же? — пожала плечами Сурри. — Ничего необычного в этом нет. В империи у всех знатных мужчин не только жены, но и наложницы.
— Кроме магов, — поправила Эмилянь.
— Кроме них, да, — кивнула Сурри. — А я… Я ревновать не буду. Это неприлично.
— Неужели тебе не хочется влюбиться? — не зная, зачем настаивает, спросила Ляна.
— Любовь? — вздохнула Сурри. — Разве она принесет счастье? Нет. Мне не нужна любовь. Знатная семья, благосостояние, уют и уважение — вот ради чего стоит выходить замуж. Не из-за любви. Не ради любви.
— Еще долго? Долго? — пытаясь не подпрыгивать на сидении, спросила Сурри и покосилась на тонкое вышитое полотно, сквозь которое были различимы дома и прохожие.
— Сурри! — прикрикнула на дочь госпожа Гоам. — Веди себя прилично.
Девушка громко засопела, с обидой глянув на мать.
— Не ругайте ее, матушка, — с улыбкой произнес Дашан и покровительственно глянул на сестру. Сурри в ответ тихо фыркнула, но не стала ничего говорить.
Ляна покосилась на родственников из-под ресниц. В повозке было тесно, Эмилянь пришлось сесть плечо к плечу с одной из служанок, которую с собой взяла госпожа Гоам. Личный слуга Дашана уместился на козлах, возле возницы. По лицам Ляна видела, что никто не рад столь тесному соседству, но всему причиной стала вынужденная необходимость — резиденция князя находилась в центре Города Трех Ветров, туда нельзя было добраться пешком, а раздобыть удалось всего одну повозку с достойным внешним видом.
Внутри, несмотря на тонкие стенки из дерева и ткани, царила жара. И от этого аромат благовоний, которым пропитались одежды Дашана, казался приторным, навязчивым, как уличные попрошайки.
В честь важного события брат обрядился в свои лучшие одежды: темно-синяя парча, вышивка шелком и бисером, золотой и серебряной нитью, на плече драгоценная брошь, удерживающая верхний край кафтана. Нижняя одежда ярко-бирюзовая, в цвет к ней камни на шитой золотом темной шапочке.
Осторожно приподняв полог, чтобы впустить немного свежего воздуха, Эмилянь прислушалась к рассказу брата. Дашан старался не упустить ни одной детали, чтобы удовлетворить любопытство матери и сестры.
В родном уезде Весенний праздник отмечали гораздо проще, но, допуская отличия в мелочах, праздник отмечали одинаково по всей империи.
Празднование длилось несколько дней и начиналось с инициации юношей и девушек. В честь их вступления во взрослую жизнь где-то им дарили взрослые украшения, где-то — оружие, а где-то — что-то совершенно иное. Дашан в год своего совершеннолетия получил от отца широкий четырехсторонний пояс-кушак, который на юге могли носить лишь взрослые мужчины. Сурри госпожа Гоам преподнесла массивное ожерелье из золота — часть будущего свадебного наряда.
После наступала пора засевать поля. Но сначала, следуя традиции, первую борозду на специальном ритуальном поле совершал правитель, а его помощники завершали работу. В Золотом городе это было обязанностью императора и его министров, в регионах — князья, наместники и владельцы уездов. Зерно, выращенное на этом поле, после сбора урожая становилось ритуальным подношением в храме Неба и Земли осенью. Но в селах и маленьких городках дальних провинций нередко начинали посевы и без подобной обрядовой вспашки.
Князь своими обязанностями не пренебрегал, строго следуя возложенной на него миссии представлять императора в этой части Аталийской империи. Дашан в числе других гостей наблюдал за процессом, но ему не повезло поучаствовать в ритуале.
Дальше князь, избранные гости и все их сопровождение направились к главному храму Неба и Земли, где князь от имени императора совершил все надлежащие действия.
Слушая рассказ, Ляна решила, что главный храм города мало чем отличается ото всех других по всей империи, разве что, явно, обустроен лучше и богаче.
Храмы Небу и Земле возводили в Аталийской империи повсеместно: и в городах, и в их окрестностях, и в уединенных местах среди гор. Нередко в даже самом небольшом городе насчитывалось с десяток храмов, многие из которых представляли собой всего лишь кумирни. В уезде Гоам местные жители выстроили несколько маленьких кумирен: четыре столбика-опоры, крыша и алтарь с фигурками Неба и Земли. Для совершения самых простых обрядов и молитв более и не требуется.
Главный храм Города Трех Ветров был, конечно, построен надлежащим образом. Он стоял на холме к северу от города, подальше от суеты, окруженный садом.
— Наш главный храм не сравнится со здешним, — без огорчения рассказывал Дашан.
Прикрыв глаза и слушая брата, Эмилянь представила себе впечатлившее родственника строение. Он рассказывал так вдохновенно, что девушка отчетливо увидела освещенный утренним светом холм, засаженный туей, каштаном и акацией, а на его вершине — высокий, в три этажа, храм с фундаментом из мрамора, возведенный из золотисто-белого сладкого каштана. Увидела его ярко-синюю черепичную крышу, роспись стен и вырезанных на концах балок рысей-хранительниц.
Внутри храм представлял собой просторный круглый зал, обильно украшенный резьбой и вышитыми полотнищами. В центре, открытый взорам всех, — алтарь с возвышающимися на нем фигурами: величественный молодой мужчина простер одну руку вперед, будто показывая путь, а за локоть другой придерживается пышнотелая женщина. На ладони ее вытянутой руки возлежит искусно выполненный букет из колосков и цветов. Небо и Земля. Вечные спутники, повелевающие миром.
Ляна фыркнула про себя и подумала: «Всю жизнь мы возносим молитвы. То Небу и Земле. То покровителю. То почившим. Это отнимает немало времени!»
Она не вымолвила ни звука, но тут же отругала себя за греховные мысли и легонько ущипнула за ладонь, наказывая.
«Я не должна была думать о подобном. Батюшка, матушка, простите и… подождите, я вернусь. Очень скоро мы отправимся в обратный путь…»
Она вернется и принесет извинения в домашнем храме семьи Гоам. Поклониться отцу и матери, давшим ей жизнь, воскурит для них благовония и расскажет о том, что видела в Городе Трех Ветров. И впредь не будет дурно думать о своих обязанностях и долге перед предками.
— Князь совершил весь обряд по правилам. Ничего не упустил, — отметил Дашан.
— Конечно, — кивнула госпожа Гоам. — Как иначе? Естественно, князь соблюдает осторожность, чтобы каким-либо своим действием не оскорбить императора. Хоть тот и находится очень далеко, но ему ведь могут и донести, а никто не хочет оскорбить его императорское величество неподобающим поведением или вольностью.
Дашан кивнул, соглашаясь с матерью. Император, будучи верховным жрецом Неба и Земли, не мог побывать в каждом городе или деревне, а потому доверял часть своих обязанностей нижестоящим. Но вот… Что, если случится в каком-то уезде неурожай, засуха, обмелеет река? То не случайность. Это Небо и Земля разгневались и наказали владельца земель за дурные мысли, за пренебрежение обязанностями, а то и вовсе — за скрытое желание свергнуть императора. На местах каждый боялся, что на него укажут пальцем и обвинят. И тогда уже ничто не спасет. Вера людская сильнее правды, а император одним словом способен казнить и миловать. Тут и слово лишнее остережешься сказать.
— Скучно… — простонала Сурри. — Мы еще не приехали? Лучше бы ты про молодого господина Дальси рассказал. Ты говорил с ним?
Хоть повозка и двигалась очень медленно, пробираясь по запруженным людьми улочкам, окраины остались позади.
— Скоро прибудем, — успокоил сестру Дашан. — Да, мне удалось переговорить с сыном князя. Но решение, сама знаешь, зависит от самого господина Дальси. Поэтому… постарайся, Сурри. Ты должна произвести впечатление.
Сурри самодовольно улыбнулась и стрельнула в брата взглядом. Заметив, что Дашан взглянул и на нее, Ляна чуть вздрогнула. Ее рука против воли потянулась к широкому поясу, в который она перед самым отъездом сунула привезенные с собой в город сбережения и короткий кинжал. Ничего дурного девушка тогда не ожидала, но теперь вдруг подумала, что не зря забрала самое важное — взгляд Дашана ей не понравился.
Через несколько минут им пришлось выйти из повозки и дальше идти пешком. Резиденция князя разместилась на вершине холма. Поднимаясь по лестнице, Ляна с интересом наблюдала, как постепенно перед взором один за другим возникают массивные павильоны, крытые серой черепицей. Князь не поскупился на украшения в честь торжеств — повсюду красовались яркие бумажные флаги, фонарики, а дорожку от лестницы к ближайшему строению покрывал ярко-алый ковер.
— Господин Гоам, — с поклоном сказал слуга в парадном облачении, — вы прибыли.
Тут же откуда-то сбоку появился еще один слуга и, глубоко поклонившись, жестом попросил следовать за собой.
По алому ковру Ляна проследовала за своими родственниками в просторный зал. Князь пока не прибыл, и его вассалы неторопливо прогуливались по широкому проходу, обмениваясь приветствиями и новостями.
— Ваши места здесь, — с почтением промолвил слуга, указав семье на ряд столиков из сандалового дерева. — Прошу.
Дашан кивнул, но за свой стол не опустился, улыбнулся матери и направился к группе мужчин, собравшихся у возвышения, где накрыли стол для князя. Проводив брата взглядом, Сурри дернула Ляну за рукав и проследовала к третьему столику в ряду. Беззвучно ойкнув, Эмилянь посеменила за ней.
Зал поражал великолепием. Ляна не могла не рассматривать резные балки, колонны, драгоценные вышитые картины. Этот приемный зал в десятки раз превосходил своей отделкой и убранством самые лучшие виденные девушкой палаты.
Сурри выглядела так, словно зал ее не заинтересовал. Сестра с достоинством опустилась на круглую подушечку возле столика и сказала:
— Налей мне чаю.
Пока Ляна, собрав волю в кулак, осторожно наполняла чашку, единокровная сестра окинула собравшихся спокойным взглядом. Покосившись на нее, Эмилянь подивилась актерским способностям сестры. Еще недавно Сурри подпрыгивала от нетерпения, ныла и жаловалась, ее глаза сверкали любопытством. Но в зал впорхнуло неземное создание, которому нет никакого дела до людишек. Сурри напоминала бессмертную небожительницу, почтившую собравшихся своим присутствием. Ей не ведома суета, ей чужды земные страсти. Ее лицо лучится светом, а на губах едва-едва наметилась мягкая улыбка. Она богиня, приковывающая к себе все взгляды.
Передав сестре пиалу с чаем, Ляна склонила голову, закрываясь ото всех подвесками, и позволила себе короткий смешок. Звякнули бусинки и серебряные полумесяцы, заглушая этот едва различимый звук.
Когда Дашану исполнилось семнадцать, отец позволил ему попытаться сдать экзамен. Всем молодым людям, которые хотели чего-то добиться в жизни, предстояло за отведенный промежуток времени по заданной теме написать вольное сочинение, опираясь на тексты древних мудрецов. Брат экзамен сдал, но с огромным трудом, получив низшую степень. Отправлять сына на другой экзамен, который бы позволил брату получить звание ученого, господин Гоам не стал, осознавая, что провал неизбежен.
Вечером, после празднования сыновнего успеха, отец выпил чуть больше, чем обычно, и пустился в воспоминания. Он рассказал, как сам когда-то держал испытание на ученую степень. И как смог получить ее лишь с третьей попытки. Не помогло ему ни происхождение из благородного рода, ни денежная поддержка отца.
Образование всегда было в Аталийской империи той областью, где желаемое нельзя было получить через связи или за деньги. Лишь истинная образованность имела значение. Ее превозносили, она становилась пропуском наверх. Пусть за участие в экзамене предстояло заплатить довольно внушительную сумму, зато сданный экзамен означал для образованного человека дальнейшее благосостояние на всю его жизнь. Образованный человек мог получить высокую должность. Чем более значимый экзамен был сдан, тем выше оказывался статус человека.
Но была и обратная сторона у такой политики в империи. Получив свою должность после выдержанных экзаменов, мужчина мог легко передать ее своему сыну и внуку. От них великой учености уже не требовалось, пусть многие чиновники и подходили к обучению детей ответственно. Один сданный экзамен мог на три поколения обеспечить семье статус знати, но нередко даже в отдаленные уголки империи доходили слухи о том, что министры упрашивают императора отменить принятый закон. Ляна не раз слышала, как бедные люди посмеивались, услышав об этом. Говорили, мол, те, кто познал богатство, бояться потерять свои земли и деньги в случае, если следующий отпрыск семьи не сумеет подтвердить ученость своего рода.
Сурри не приходилось переживать из-за образования. Ее всю жизнь готовили к браку по расчету. Она знала, что это однажды произойдет. И, как оказалось, хотела этого.
Всю жизнь Сурри провела на женской половине дома, из посторонних мужчин видя лишь учителя и гостей отца на официальных приемах. Она жила чувством долга, правилами приличия и обязанностями, а потому именно в этом видела радость и счастье. Часто Ляна не могла понять, как Сурри способна верить, что именно в нарядах, сплетнях, ожидании своего брака можно видеть самое главное.
Как можно ненавидеть мир за стенами дома?
Ляна не могла принять мировоззрение сестры, но и не могла жить жизнью мужчины. Ей нравился простор, нравилось наблюдать за людьми, слушать их истории, что-то делать, учиться. Она не очень понимала, почему должна всегда думать о каких-то правилах, почему должна держать спину, даже спать в той позе, которая пристойна для девушки. И не могла понять, почему не может общаться с мужчинами или читать книги, где рассказываются истории о любви.
Эмилянь хотелось быть собой. И ни от кого не зависеть. Мало кто это понимал, но отец понял и принял.
— Ты превосходно играешь на музыкальных инструментах, умеешь поддержать беседу, — вернувшись к беседе, сказала Ляна. — Любой мужчина будет тобой очарован, но…
— Но? — спросила Сурри, отмахиваясь от служанок, пытавшихся расправить ее платье.
— Ты не думаешь, что выходить замуж нужно… за конкретного человека, а не вообще? — осторожно спросила Эмилянь.
— Ты о чем? — не поняла Сурри.
— Ну… а если сын князя окажется тебе неприятен? — осторожно сформулировала Ляна. — Как человек…
Суррель вздернула бровь и фыркнула.
— Молодой господин Дальси получил прекрасное образование, — напомнила она. — Он воспитан, талантлив. Он обладает всеми качествами, которые должны быть у молодого человека.
— А внешность и характер? — спросила Ляна.
Сурри вновь непонимающе на нее воззрилась.
— А при чем здесь это? — с искренним недоумением спросила она.
— Разве тебе не хочется, чтобы тебя с мужем связывала взаимная симпатия?
— Так и будет, — убежденно ответила Сурри. — Я войду в столь значимый дом, стану верной женой, рожу мужу наследника. Буду уважать князя и его супругу. Стану почитать мужа, а он — меня.
— А наложницы? — спросила Ляна. — Он ведь может взять себе наложницу…
— И что же? — пожала плечами Сурри. — Ничего необычного в этом нет. В империи у всех знатных мужчин не только жены, но и наложницы.
— Кроме магов, — поправила Эмилянь.
— Кроме них, да, — кивнула Сурри. — А я… Я ревновать не буду. Это неприлично.
— Неужели тебе не хочется влюбиться? — не зная, зачем настаивает, спросила Ляна.
— Любовь? — вздохнула Сурри. — Разве она принесет счастье? Нет. Мне не нужна любовь. Знатная семья, благосостояние, уют и уважение — вот ради чего стоит выходить замуж. Не из-за любви. Не ради любви.
ГЛАВА 4
— Еще долго? Долго? — пытаясь не подпрыгивать на сидении, спросила Сурри и покосилась на тонкое вышитое полотно, сквозь которое были различимы дома и прохожие.
— Сурри! — прикрикнула на дочь госпожа Гоам. — Веди себя прилично.
Девушка громко засопела, с обидой глянув на мать.
— Не ругайте ее, матушка, — с улыбкой произнес Дашан и покровительственно глянул на сестру. Сурри в ответ тихо фыркнула, но не стала ничего говорить.
Ляна покосилась на родственников из-под ресниц. В повозке было тесно, Эмилянь пришлось сесть плечо к плечу с одной из служанок, которую с собой взяла госпожа Гоам. Личный слуга Дашана уместился на козлах, возле возницы. По лицам Ляна видела, что никто не рад столь тесному соседству, но всему причиной стала вынужденная необходимость — резиденция князя находилась в центре Города Трех Ветров, туда нельзя было добраться пешком, а раздобыть удалось всего одну повозку с достойным внешним видом.
Внутри, несмотря на тонкие стенки из дерева и ткани, царила жара. И от этого аромат благовоний, которым пропитались одежды Дашана, казался приторным, навязчивым, как уличные попрошайки.
В честь важного события брат обрядился в свои лучшие одежды: темно-синяя парча, вышивка шелком и бисером, золотой и серебряной нитью, на плече драгоценная брошь, удерживающая верхний край кафтана. Нижняя одежда ярко-бирюзовая, в цвет к ней камни на шитой золотом темной шапочке.
Осторожно приподняв полог, чтобы впустить немного свежего воздуха, Эмилянь прислушалась к рассказу брата. Дашан старался не упустить ни одной детали, чтобы удовлетворить любопытство матери и сестры.
В родном уезде Весенний праздник отмечали гораздо проще, но, допуская отличия в мелочах, праздник отмечали одинаково по всей империи.
Празднование длилось несколько дней и начиналось с инициации юношей и девушек. В честь их вступления во взрослую жизнь где-то им дарили взрослые украшения, где-то — оружие, а где-то — что-то совершенно иное. Дашан в год своего совершеннолетия получил от отца широкий четырехсторонний пояс-кушак, который на юге могли носить лишь взрослые мужчины. Сурри госпожа Гоам преподнесла массивное ожерелье из золота — часть будущего свадебного наряда.
После наступала пора засевать поля. Но сначала, следуя традиции, первую борозду на специальном ритуальном поле совершал правитель, а его помощники завершали работу. В Золотом городе это было обязанностью императора и его министров, в регионах — князья, наместники и владельцы уездов. Зерно, выращенное на этом поле, после сбора урожая становилось ритуальным подношением в храме Неба и Земли осенью. Но в селах и маленьких городках дальних провинций нередко начинали посевы и без подобной обрядовой вспашки.
Князь своими обязанностями не пренебрегал, строго следуя возложенной на него миссии представлять императора в этой части Аталийской империи. Дашан в числе других гостей наблюдал за процессом, но ему не повезло поучаствовать в ритуале.
Дальше князь, избранные гости и все их сопровождение направились к главному храму Неба и Земли, где князь от имени императора совершил все надлежащие действия.
Слушая рассказ, Ляна решила, что главный храм города мало чем отличается ото всех других по всей империи, разве что, явно, обустроен лучше и богаче.
Храмы Небу и Земле возводили в Аталийской империи повсеместно: и в городах, и в их окрестностях, и в уединенных местах среди гор. Нередко в даже самом небольшом городе насчитывалось с десяток храмов, многие из которых представляли собой всего лишь кумирни. В уезде Гоам местные жители выстроили несколько маленьких кумирен: четыре столбика-опоры, крыша и алтарь с фигурками Неба и Земли. Для совершения самых простых обрядов и молитв более и не требуется.
Главный храм Города Трех Ветров был, конечно, построен надлежащим образом. Он стоял на холме к северу от города, подальше от суеты, окруженный садом.
— Наш главный храм не сравнится со здешним, — без огорчения рассказывал Дашан.
Прикрыв глаза и слушая брата, Эмилянь представила себе впечатлившее родственника строение. Он рассказывал так вдохновенно, что девушка отчетливо увидела освещенный утренним светом холм, засаженный туей, каштаном и акацией, а на его вершине — высокий, в три этажа, храм с фундаментом из мрамора, возведенный из золотисто-белого сладкого каштана. Увидела его ярко-синюю черепичную крышу, роспись стен и вырезанных на концах балок рысей-хранительниц.
Внутри храм представлял собой просторный круглый зал, обильно украшенный резьбой и вышитыми полотнищами. В центре, открытый взорам всех, — алтарь с возвышающимися на нем фигурами: величественный молодой мужчина простер одну руку вперед, будто показывая путь, а за локоть другой придерживается пышнотелая женщина. На ладони ее вытянутой руки возлежит искусно выполненный букет из колосков и цветов. Небо и Земля. Вечные спутники, повелевающие миром.
Ляна фыркнула про себя и подумала: «Всю жизнь мы возносим молитвы. То Небу и Земле. То покровителю. То почившим. Это отнимает немало времени!»
Она не вымолвила ни звука, но тут же отругала себя за греховные мысли и легонько ущипнула за ладонь, наказывая.
«Я не должна была думать о подобном. Батюшка, матушка, простите и… подождите, я вернусь. Очень скоро мы отправимся в обратный путь…»
Она вернется и принесет извинения в домашнем храме семьи Гоам. Поклониться отцу и матери, давшим ей жизнь, воскурит для них благовония и расскажет о том, что видела в Городе Трех Ветров. И впредь не будет дурно думать о своих обязанностях и долге перед предками.
— Князь совершил весь обряд по правилам. Ничего не упустил, — отметил Дашан.
— Конечно, — кивнула госпожа Гоам. — Как иначе? Естественно, князь соблюдает осторожность, чтобы каким-либо своим действием не оскорбить императора. Хоть тот и находится очень далеко, но ему ведь могут и донести, а никто не хочет оскорбить его императорское величество неподобающим поведением или вольностью.
Дашан кивнул, соглашаясь с матерью. Император, будучи верховным жрецом Неба и Земли, не мог побывать в каждом городе или деревне, а потому доверял часть своих обязанностей нижестоящим. Но вот… Что, если случится в каком-то уезде неурожай, засуха, обмелеет река? То не случайность. Это Небо и Земля разгневались и наказали владельца земель за дурные мысли, за пренебрежение обязанностями, а то и вовсе — за скрытое желание свергнуть императора. На местах каждый боялся, что на него укажут пальцем и обвинят. И тогда уже ничто не спасет. Вера людская сильнее правды, а император одним словом способен казнить и миловать. Тут и слово лишнее остережешься сказать.
— Скучно… — простонала Сурри. — Мы еще не приехали? Лучше бы ты про молодого господина Дальси рассказал. Ты говорил с ним?
Хоть повозка и двигалась очень медленно, пробираясь по запруженным людьми улочкам, окраины остались позади.
— Скоро прибудем, — успокоил сестру Дашан. — Да, мне удалось переговорить с сыном князя. Но решение, сама знаешь, зависит от самого господина Дальси. Поэтому… постарайся, Сурри. Ты должна произвести впечатление.
Сурри самодовольно улыбнулась и стрельнула в брата взглядом. Заметив, что Дашан взглянул и на нее, Ляна чуть вздрогнула. Ее рука против воли потянулась к широкому поясу, в который она перед самым отъездом сунула привезенные с собой в город сбережения и короткий кинжал. Ничего дурного девушка тогда не ожидала, но теперь вдруг подумала, что не зря забрала самое важное — взгляд Дашана ей не понравился.
Через несколько минут им пришлось выйти из повозки и дальше идти пешком. Резиденция князя разместилась на вершине холма. Поднимаясь по лестнице, Ляна с интересом наблюдала, как постепенно перед взором один за другим возникают массивные павильоны, крытые серой черепицей. Князь не поскупился на украшения в честь торжеств — повсюду красовались яркие бумажные флаги, фонарики, а дорожку от лестницы к ближайшему строению покрывал ярко-алый ковер.
— Господин Гоам, — с поклоном сказал слуга в парадном облачении, — вы прибыли.
Тут же откуда-то сбоку появился еще один слуга и, глубоко поклонившись, жестом попросил следовать за собой.
По алому ковру Ляна проследовала за своими родственниками в просторный зал. Князь пока не прибыл, и его вассалы неторопливо прогуливались по широкому проходу, обмениваясь приветствиями и новостями.
— Ваши места здесь, — с почтением промолвил слуга, указав семье на ряд столиков из сандалового дерева. — Прошу.
Дашан кивнул, но за свой стол не опустился, улыбнулся матери и направился к группе мужчин, собравшихся у возвышения, где накрыли стол для князя. Проводив брата взглядом, Сурри дернула Ляну за рукав и проследовала к третьему столику в ряду. Беззвучно ойкнув, Эмилянь посеменила за ней.
Зал поражал великолепием. Ляна не могла не рассматривать резные балки, колонны, драгоценные вышитые картины. Этот приемный зал в десятки раз превосходил своей отделкой и убранством самые лучшие виденные девушкой палаты.
Сурри выглядела так, словно зал ее не заинтересовал. Сестра с достоинством опустилась на круглую подушечку возле столика и сказала:
— Налей мне чаю.
Пока Ляна, собрав волю в кулак, осторожно наполняла чашку, единокровная сестра окинула собравшихся спокойным взглядом. Покосившись на нее, Эмилянь подивилась актерским способностям сестры. Еще недавно Сурри подпрыгивала от нетерпения, ныла и жаловалась, ее глаза сверкали любопытством. Но в зал впорхнуло неземное создание, которому нет никакого дела до людишек. Сурри напоминала бессмертную небожительницу, почтившую собравшихся своим присутствием. Ей не ведома суета, ей чужды земные страсти. Ее лицо лучится светом, а на губах едва-едва наметилась мягкая улыбка. Она богиня, приковывающая к себе все взгляды.
Передав сестре пиалу с чаем, Ляна склонила голову, закрываясь ото всех подвесками, и позволила себе короткий смешок. Звякнули бусинки и серебряные полумесяцы, заглушая этот едва различимый звук.
