Собралось в столицу и семейство бессменного распорядителя королевских охот. Для мачехи и ее дочерей сшили роскошные наряды.
Сшили платья и для Эйдин – попроще, поскольку мачеха заявила – мол, невзрачная девица будет нелепо выглядеть в слишком пышных и нарядных одеждах. Сама Эйдин возражать не посмела – как бы она пошла поперек слова мачехи! А отец, как всегда, находился далеко. Да и проку было бы ему жаловаться? Да и неважно это. Подумаешь – платья! Главное – она наконец-то вырвется из дома, в котором ей так плохо. Кто знает – возможно, эти осенние балы полностью изменят ее судьбу. Да даже просто вырваться хоть ненадолго из опостылевшего дома, который за несколько лет так изменился, перестал быть родным – это ли не радость!
Эйдин так воодушевилась предстоящими переменами в жизни, что почти не обращала внимания на привычные шпильки со стороны сводных сестер и их матери.
Она даже тайком, ночами, перешила несколько платьев, сделав их более нарядными. Ни мачехе, ни сестрам не было дела до нее, так что они ничего не заметили. Да и после навряд ли обратят внимание, - решила Эйдин. Какая им разница, во что она оденется! Им главное – блистать самим, на это они направили все свои силы.
- Ах, наконец-то балы, светская жизнь! – говорила с восторгом мачеха. – Мы совсем зачахли в этой провинции.
- Ох, наконец-то вырвемся из этого стоячего болота, - вторили ей сестры. – Провинция – это так скучно, так убого! Здесь каждый день похож на предыдущий, и каждый наполнен скукой и однообразием. Что за будущее может ждать здесь? Кто по достоинству сумеет оценить нас и нашу красоту? То ли дело – столица, блестящие вельможи, двор, королевские балы! – и они мечтательно закатывали глаза.
С того момента, как стало известно – предстоит поездка в столицу, в доме царил переполох. Слуги носились, как ошпаренные.
И вот, наконец, день отъезда. Эйдин предстояло провести целых три дня в тесной карете с мачехой и двумя сестрицами. Это приводило ее в ужас. Некоторым утешением служила злорадная мысль, что их троих перспектива приводит в ужас не меньше. А еще – в конце мучений ждала череда осенних балов и увеселений при королевском дворе. А это чего-то да стоило!
Вопреки ожиданиям, поездка прошла довольно мирно. Сестры только и щебетали, что о балах и танцах. Мачеха большей частью молчала или давала какие-то советы то одной, то второй дочери.
Вести себя сдержанно и скромно, но не тушеваться, если случится заговорить даже с очень важной персоной. Да хоть с самим королем! А что – очень даже возможно. Уметь выбрать для себя удачное место рядом с высокопоставленным вельможей и занять это место, опередив соперниц.
Помнить все время о своей красоте, но ни словом, ни взглядом не выдавать, что знаешь о своих достоинствах. Восхищение принимать без ужимок и замешательства, но с неизменной скромностью. Не забывать восхищаться любезностью кавалеров, открывающих вам глаза на ваше же неземное совершенство.
Эйдин, забившись в угол кареты, слушала и тайком вздыхала. Интересно, что за советы могла бы дать ей ее родная мать?
Наверное, те же самые. Мысль удивила девушку. Но ведь верно: скромность – главная женская добродетель, лучшее украшение юной девушки. Но скромность не должна замыкать намертво уста. Робость уместна до тех пор, пока не заставляет молчать невпопад и показывать глупые ужимки. Это все разумно. И мачеха совершенно права – любая рассудительная мать дала бы дочерям такие же советы.
Просто Эйдин хотелось услышать такой совет, обращенный к ней самой. Много ли ценности в совете, что дали другой, а ты подслушала украдкой!
А еще – у нее, Эйдин, только и украшений, что скромность. Куда ей до сводных сестер!
Это соображение заставляло бедняжку еще глубже забиваться в угол кареты, сжимаясь в комок. Это сестры ее могут величественно нести свою красоту в королевский дворец. А она – жалкая дурнушка. Такую и не заметят. И еще хорошо, если не заметят!
За грустными раздумьями прошли три дня тряски в карете. Но вот наконец и столица. Отцу принадлежал большой особняк неподалеку от королевского дворца. Туда и прибыли его жена с двумя дочерьми и падчерицей. Уже к концу следующего дня всем четверым надлежало прибыть во дворец, чтобы их представили двору.
- Тетушка, это ужас! – плакала Эйдин.
- Ну-ну, милое дитя, успокойся, - та погладила ее по волосам. – Это был твой первый бал. Не всем на первом балу доводится потанцевать, - и вздохнула.
Должно быть, подумала, что не доводится лишь дурнушкам и бесприданницам. За Эйдин давали приданое – но в наследство от матери ей осталось не так-то много. Она была одной из множества не слишком богатых и не слишком красивых девиц.
С теткой – сестрой ее родной матери – девушка не виделась несколько лет. Кажется, та приезжала на похороны. Но на свадьбе ее уже не было.
Эйдин редко ее видела, но в памяти хранился светлый образ доброй тетушки, которая неизменно баловала племянницу, появляясь всегда с необычными подарками. Девушка даже не удивилась, увидев ту в саду. Не подъезжала карета, не выносили слуги багаж тети – та просто появилась в самом конце сада, возле запущенной беседки, куда ушла Эйдин, чтобы побыть в одиночестве.
Она не хотела плакать, но увидев любимую тетушку, не удержалась. Рассказала обо всем – и о тоскливом вечере, и о том, как танцевали без устали сестры – они не успевали даже присесть, их постоянно приглашали. Младшую даже раз пригласил сам принц!
- А ты тоже хотела потанцевать с принцем? – с легкой усмешкой полюбопытствовала тетушка. – Боюсь, даже если он захочет – не сумеет перетанцевать со всеми завидными невестами королевства.
- А я даже не завидная невеста, - всхлипнула Эйдин. – Не обязательно принц, тетя! Но я целый вечер просидела одна в углу.
- Это всего один бал, - попыталась успокоить ее та. – Такое случается.
- Нет! Такое могло случиться только со мной. С глупой дурнушкой, - девушка замотала головой. – Все танцевали, я одна сидела целый вечер в углу. Тетя, сестры и мачеха надо мною смеются.
- Ну-ну, милое дитя. Не слышала, чтобы они нынче над тобой смеялись. Им сейчас не до того. Младшая дочь твоей мачехи танцевала с самим принцем – они теперь головы ломают, как бы и завтра она попалась ему на глаза. Да никто из них и не заметил, что ты так и не танцевала! Тебя ведь больше всего насмешки волнуют? Ну, так ни мачеха с сестрами, ни отец твой не заметили ничего.
- Ну да. Что им всем за дело до бесполезной дурнушки?
- Ну, что с тобой делать будешь? – вздохнула тетушка. – Только не вздумай мне сказать – мол, и мне не должно быть дела до тебя! – прибавила она строго. – Ишь, развела сырость. Мне есть до тебя дело, ты племянница моя. Дочка покойной сестры. И никакая ты не дурнушка! Хватит уже глупости повторять за глупыми балаболками, которым, кроме как красы своей писаной, и кичиться больше нечем. Ты ведь веришь мне, Эйдин? – она подняла опущенную голову девушки, придерживая за подбородок, заглянула в глаза.
- Конечно верю, тетушка, - та всхлипнула снова, утерла слезы. – Почему ты спрашиваешь?
- А коли веришь – так послушай меня сейчас. Перетерпи еще несколько дней. Я вижу иногда будущее. На следующем балу ты снова будешь скучать целый вечер. Не перебивай! – прикрикнула она, видя, как вытянулось лицо племянницы. – Можешь на следующий бал вовсе не ездить, и в конце седмицы – тоже. Скажешь – мол, голова болит, или настроения нет. Придумай что-нибудь. Им дела до тебя особого сейчас нет, только обрадуются. Насмехаться, конечно, станут. Но ты перетерпи. Не спорь с ними.
- Да я с ними никогда и не спорила, тетушка, - робко отозвалась Эйдин.
- Оно да, - та снова усмехнулась. – С тремя-то разом – попробуй еще, поспорь! Вот и молчи себе. Ах да, чуть не забыла, - спохватилась она. – Самое главное – домой непременно вернись с того бала до полуночи! Обязательно. Не задерживайся там!
- Почему?
- Вот все-то тебе нужно знать. Просто запомни – домой нужно вернуться до полуночи! Как бы ни хотелось остаться.
- А потом? – девушка с надеждой уставилась на нее. – Что потом будет?
- Вот потом и увидишь, - тетушка улыбнулась ласково. – Все будет хорошо. Помни же – не позже полуночи! Ни в коем случае не забудь.
- Вот ведь важность, - вздохнула девушка.
- Да, важность, - тетя нахмурилась. – Так надо, милая. Все сложится лучшим образом! Ты только мне поверь.
- Я верю, - Эйдин впервые за все время улыбнулась сквозь слезы. – Я ведь помню – ты фея, тетушка. Добрая фея. Я помню, какие ты чудеса устраивала, когда я маленькая была.
- Ну уж, - проворчала та. И не сдержала довольной улыбки. – Беги теперь в дом. А то хватятся тебя. Вечереет уже.
- А ты не зайдешь? – девушка робко воззрилась на нее.
- Вот еще! – фыркнула та. – Чего я там не видела? Мачеху твою с ее дочками? В другой раз как-нибудь насмотрюсь, - она махнула рукой племяннице на прощание и вышла из беседки.
Эйдин вышла следом – но тети уже след простыл. Несомненно, та была феей.
- Ну, а на самом деле? – Аделина заерзала в кресле. – Неужто правда фея?
- Правда, - тетя кивнула, поднесла ко рту трубку и затянулась. Выпустила в потолок несколько колец дыма. – Самая что ни есть взаправдашная фея. И такое бывает.
- Взаправдашная. Такая же, как ты?!
- Нет, та прямо настоящая фея была. А ты что, думаешь, феи до сих пор есть?
- А куда они могли деться? Феи ведь не умирают! Они волшебные и невесомые.
- Волшебные и невесомые, - протянула тетя мечтательно. – Нет, милая, до настоящей феи мне далеко. Да и откуда бы здесь взяться настоящей фее? Так не бывает.
- Ну ладно, - девочка кивнула.
- Уж больно ты покладистая, аж подозрительно, - Мелисса усмехнулась. – Наверняка решила согласиться для вида – а сама намерена считать меня настоящей феей и дальше. Сознавайся! – она пристально уставилась на смутившуюся девчушку. – Ладно уж. По-моему, ты уж спать хочешь. Так носом и клюешь.
- Нет, я спать еще не хочу!
- А я говорю – хочешь. Что, не вижу, что ли? Ты беги, пора уже. Снова мать искать будет. Беги. Сказка длинная, ее долго еще рассказывать. Завтра узнаешь, чем дело кончилось.
Аделина нахохлилась, вскочила с кресла и выбежала, хлопнув дверью. Мелисса по-доброму усмехнулась. Всякий раз одно и то же. Вот что ты хочешь делай – а каждый вечер приходится едва не силой выставлять девчонку из библиотеки.
Она прислушалась к удаляющемуся грохоту башмаков по металлической сетке. Кажись, не в ту сторону она побежала.
Решила снова заглянуть к доктору Бору, поглядеть на хомячков? Как бы снова связка ключей не пригодилась. А то – вчера девчонка выпустила Гектора, нынче выпустит еще кого-нибудь. Гектор-то еще ладно – он один был, далеко не удрал. Проводку, которую он погрыз, заменили еще до полудня. Хомяк всю свою недолгую жизнь просидел в клетке и стушевался, обретя нежданную свободу. Как только Аделина ухитрилась его прохлопать? Такого увальня неповоротливого.
Ладно, Творец с ней, с девчонкой. И с доктором Бором, и с его хомячками.
Мелисса убрала трубку, поднялась и осторожно вышла из-за стеллажей. Потянулась до хруста в суставах. Хорошо! Стоит прогуляться – сколько можно сидеть в этом закутке.
Кинула неодобрительный взгляд на стол, где валялся лист с чертежом, из-за которого ругались техники. Это доктор Бор не видел того, что творилось в библиотеке пару часов назад! Право, жаль. Недурно было бы показать ему, как работают его подчиненные.
- Я сегодня с другом, - объявила Аделина, появляясь на пороге комнатушки, которую занимала Мелисса. – Познакомься, это Тревор!
- Тревор! – повторила тетя, чуть удивленно вскидывая брови. – Неожиданно.
- Тревор, это – тетя Мелисса. Поздоровайся! – велела девочка, зашла и уселась в свое любимое кресло.
- Рада видеть, Тревор, - Мелисса улыбнулась. – Не стесняйся, проходи, присаживайся, куда тебе нравится, - она радушно обвела взмахом руки скромное жилище. – Я рада, что у тебя появился друг, Аделина, - обратилась она к девочке.
- И я рада! Мы уроки вместе делаем. Вместе не так скучно. Тревор сказал, что тоже хочет послушать сказку.
- Ну что ж. Я рада, что у меня есть новый слушатель. Жаль только, что я уже начала сказку, а начала Тревор не слышал.
- Это ничего! Я ему рассказала. И мы теперь оба хотим узнать продолжение! – Аделина заерзала в нетерпении, забралась в кресло с ногами.
- Ну что ж, - Мелисса пожала плечами, вынула трубку. – Раз так – слушайте…
На следующий бал Эйдин, как и советовала тетя, не поехала.
Ей даже не пришлось придумывать особенных оправданий: сказала только, что голова болит, и она еще не собрана. Мачеха махнула рукой и рявкнула – пусть, мол, остается. А то они опоздают – и не видать ее дочке больше танцев с принцем, как своих ушей.
Отец, кажется, придерживался иного взгляда на проблему – но предпочел промолчать. Времени на уговоры и сборы не оставалось. Лишь кинул укоризненный взгляд на дочь – и вышел вслед за женой и ее дочками.
Эйдин оказалась на целый вечер предоставлена сама себе. И до чего же ей скучно это показалось! В их доме, в провинции, у отца была собрана огромная библиотека. Здесь же она не нашла ни единой книги. За долгий вечер девушке не единожды подумалось, что неплохо было бы оказаться на балу. Пусть даже ее никто снова не будет приглашать, и она так и просидит целый вечер одна в углу. Но там, по крайней мере, весело, горят свечи в громадной хрустальной люстре, и играет музыка, и можно даже поесть – подумать только! – мороженого.
Сладкое холодное чудо Эйдин пробовала лишь раз в жизни – в далеком детстве, когда на шестой день ее рождения приезжала тетушка. Та и приготовила для племянницы удивительный десерт, непостижимым образом раздобыв теплым летом льда.
Девушка проскучала целый вечер и наконец улеглась. На другой день отец ничего не сказал ей по поводу отказа ехать во дворец – к завтраку спустился задумчивый, и вскоре уехал. Мачеха и обе сестры – особенно младшая – пребывали в дурном расположении духа. Все три целый день ходили мрачные – совсем на себя были не похожи! До Эйдин им дела не было – ей в этот день не досталось ни единого колкого замечания.
Девушка к вечеру поймала себя на том, что умирает от любопытства – что же такого стряслось на балу накануне. Да кто ж ей расскажет!
И на бал в конце недели она решила ехать непременно. Как и предсказывала тетушка, ей снова пришлось сидеть одной, глядя, как танцуют другие. Вот только на сей раз это не осталось незамеченным. И уже на другое утро Эйдин пожалела, что не удержалась, не отказалась ехать во дворец вторично.
Насмешки и колкости сыпались градом – точно мачеха с сестрами пытались наверстать упущенное за последние дни.
Младшая сестра, кривляясь, изображала, как Эйдин ест мороженое.
Сшили платья и для Эйдин – попроще, поскольку мачеха заявила – мол, невзрачная девица будет нелепо выглядеть в слишком пышных и нарядных одеждах. Сама Эйдин возражать не посмела – как бы она пошла поперек слова мачехи! А отец, как всегда, находился далеко. Да и проку было бы ему жаловаться? Да и неважно это. Подумаешь – платья! Главное – она наконец-то вырвется из дома, в котором ей так плохо. Кто знает – возможно, эти осенние балы полностью изменят ее судьбу. Да даже просто вырваться хоть ненадолго из опостылевшего дома, который за несколько лет так изменился, перестал быть родным – это ли не радость!
Эйдин так воодушевилась предстоящими переменами в жизни, что почти не обращала внимания на привычные шпильки со стороны сводных сестер и их матери.
Она даже тайком, ночами, перешила несколько платьев, сделав их более нарядными. Ни мачехе, ни сестрам не было дела до нее, так что они ничего не заметили. Да и после навряд ли обратят внимание, - решила Эйдин. Какая им разница, во что она оденется! Им главное – блистать самим, на это они направили все свои силы.
- Ах, наконец-то балы, светская жизнь! – говорила с восторгом мачеха. – Мы совсем зачахли в этой провинции.
- Ох, наконец-то вырвемся из этого стоячего болота, - вторили ей сестры. – Провинция – это так скучно, так убого! Здесь каждый день похож на предыдущий, и каждый наполнен скукой и однообразием. Что за будущее может ждать здесь? Кто по достоинству сумеет оценить нас и нашу красоту? То ли дело – столица, блестящие вельможи, двор, королевские балы! – и они мечтательно закатывали глаза.
С того момента, как стало известно – предстоит поездка в столицу, в доме царил переполох. Слуги носились, как ошпаренные.
И вот, наконец, день отъезда. Эйдин предстояло провести целых три дня в тесной карете с мачехой и двумя сестрицами. Это приводило ее в ужас. Некоторым утешением служила злорадная мысль, что их троих перспектива приводит в ужас не меньше. А еще – в конце мучений ждала череда осенних балов и увеселений при королевском дворе. А это чего-то да стоило!
Вопреки ожиданиям, поездка прошла довольно мирно. Сестры только и щебетали, что о балах и танцах. Мачеха большей частью молчала или давала какие-то советы то одной, то второй дочери.
Вести себя сдержанно и скромно, но не тушеваться, если случится заговорить даже с очень важной персоной. Да хоть с самим королем! А что – очень даже возможно. Уметь выбрать для себя удачное место рядом с высокопоставленным вельможей и занять это место, опередив соперниц.
Помнить все время о своей красоте, но ни словом, ни взглядом не выдавать, что знаешь о своих достоинствах. Восхищение принимать без ужимок и замешательства, но с неизменной скромностью. Не забывать восхищаться любезностью кавалеров, открывающих вам глаза на ваше же неземное совершенство.
Эйдин, забившись в угол кареты, слушала и тайком вздыхала. Интересно, что за советы могла бы дать ей ее родная мать?
Наверное, те же самые. Мысль удивила девушку. Но ведь верно: скромность – главная женская добродетель, лучшее украшение юной девушки. Но скромность не должна замыкать намертво уста. Робость уместна до тех пор, пока не заставляет молчать невпопад и показывать глупые ужимки. Это все разумно. И мачеха совершенно права – любая рассудительная мать дала бы дочерям такие же советы.
Просто Эйдин хотелось услышать такой совет, обращенный к ней самой. Много ли ценности в совете, что дали другой, а ты подслушала украдкой!
А еще – у нее, Эйдин, только и украшений, что скромность. Куда ей до сводных сестер!
Это соображение заставляло бедняжку еще глубже забиваться в угол кареты, сжимаясь в комок. Это сестры ее могут величественно нести свою красоту в королевский дворец. А она – жалкая дурнушка. Такую и не заметят. И еще хорошо, если не заметят!
За грустными раздумьями прошли три дня тряски в карете. Но вот наконец и столица. Отцу принадлежал большой особняк неподалеку от королевского дворца. Туда и прибыли его жена с двумя дочерьми и падчерицей. Уже к концу следующего дня всем четверым надлежало прибыть во дворец, чтобы их представили двору.
*** ***
- Тетушка, это ужас! – плакала Эйдин.
- Ну-ну, милое дитя, успокойся, - та погладила ее по волосам. – Это был твой первый бал. Не всем на первом балу доводится потанцевать, - и вздохнула.
Должно быть, подумала, что не доводится лишь дурнушкам и бесприданницам. За Эйдин давали приданое – но в наследство от матери ей осталось не так-то много. Она была одной из множества не слишком богатых и не слишком красивых девиц.
С теткой – сестрой ее родной матери – девушка не виделась несколько лет. Кажется, та приезжала на похороны. Но на свадьбе ее уже не было.
Эйдин редко ее видела, но в памяти хранился светлый образ доброй тетушки, которая неизменно баловала племянницу, появляясь всегда с необычными подарками. Девушка даже не удивилась, увидев ту в саду. Не подъезжала карета, не выносили слуги багаж тети – та просто появилась в самом конце сада, возле запущенной беседки, куда ушла Эйдин, чтобы побыть в одиночестве.
Она не хотела плакать, но увидев любимую тетушку, не удержалась. Рассказала обо всем – и о тоскливом вечере, и о том, как танцевали без устали сестры – они не успевали даже присесть, их постоянно приглашали. Младшую даже раз пригласил сам принц!
- А ты тоже хотела потанцевать с принцем? – с легкой усмешкой полюбопытствовала тетушка. – Боюсь, даже если он захочет – не сумеет перетанцевать со всеми завидными невестами королевства.
- А я даже не завидная невеста, - всхлипнула Эйдин. – Не обязательно принц, тетя! Но я целый вечер просидела одна в углу.
- Это всего один бал, - попыталась успокоить ее та. – Такое случается.
- Нет! Такое могло случиться только со мной. С глупой дурнушкой, - девушка замотала головой. – Все танцевали, я одна сидела целый вечер в углу. Тетя, сестры и мачеха надо мною смеются.
- Ну-ну, милое дитя. Не слышала, чтобы они нынче над тобой смеялись. Им сейчас не до того. Младшая дочь твоей мачехи танцевала с самим принцем – они теперь головы ломают, как бы и завтра она попалась ему на глаза. Да никто из них и не заметил, что ты так и не танцевала! Тебя ведь больше всего насмешки волнуют? Ну, так ни мачеха с сестрами, ни отец твой не заметили ничего.
- Ну да. Что им всем за дело до бесполезной дурнушки?
- Ну, что с тобой делать будешь? – вздохнула тетушка. – Только не вздумай мне сказать – мол, и мне не должно быть дела до тебя! – прибавила она строго. – Ишь, развела сырость. Мне есть до тебя дело, ты племянница моя. Дочка покойной сестры. И никакая ты не дурнушка! Хватит уже глупости повторять за глупыми балаболками, которым, кроме как красы своей писаной, и кичиться больше нечем. Ты ведь веришь мне, Эйдин? – она подняла опущенную голову девушки, придерживая за подбородок, заглянула в глаза.
- Конечно верю, тетушка, - та всхлипнула снова, утерла слезы. – Почему ты спрашиваешь?
- А коли веришь – так послушай меня сейчас. Перетерпи еще несколько дней. Я вижу иногда будущее. На следующем балу ты снова будешь скучать целый вечер. Не перебивай! – прикрикнула она, видя, как вытянулось лицо племянницы. – Можешь на следующий бал вовсе не ездить, и в конце седмицы – тоже. Скажешь – мол, голова болит, или настроения нет. Придумай что-нибудь. Им дела до тебя особого сейчас нет, только обрадуются. Насмехаться, конечно, станут. Но ты перетерпи. Не спорь с ними.
- Да я с ними никогда и не спорила, тетушка, - робко отозвалась Эйдин.
- Оно да, - та снова усмехнулась. – С тремя-то разом – попробуй еще, поспорь! Вот и молчи себе. Ах да, чуть не забыла, - спохватилась она. – Самое главное – домой непременно вернись с того бала до полуночи! Обязательно. Не задерживайся там!
- Почему?
- Вот все-то тебе нужно знать. Просто запомни – домой нужно вернуться до полуночи! Как бы ни хотелось остаться.
- А потом? – девушка с надеждой уставилась на нее. – Что потом будет?
- Вот потом и увидишь, - тетушка улыбнулась ласково. – Все будет хорошо. Помни же – не позже полуночи! Ни в коем случае не забудь.
- Вот ведь важность, - вздохнула девушка.
- Да, важность, - тетя нахмурилась. – Так надо, милая. Все сложится лучшим образом! Ты только мне поверь.
- Я верю, - Эйдин впервые за все время улыбнулась сквозь слезы. – Я ведь помню – ты фея, тетушка. Добрая фея. Я помню, какие ты чудеса устраивала, когда я маленькая была.
- Ну уж, - проворчала та. И не сдержала довольной улыбки. – Беги теперь в дом. А то хватятся тебя. Вечереет уже.
- А ты не зайдешь? – девушка робко воззрилась на нее.
- Вот еще! – фыркнула та. – Чего я там не видела? Мачеху твою с ее дочками? В другой раз как-нибудь насмотрюсь, - она махнула рукой племяннице на прощание и вышла из беседки.
Эйдин вышла следом – но тети уже след простыл. Несомненно, та была феей.
- Ну, а на самом деле? – Аделина заерзала в кресле. – Неужто правда фея?
- Правда, - тетя кивнула, поднесла ко рту трубку и затянулась. Выпустила в потолок несколько колец дыма. – Самая что ни есть взаправдашная фея. И такое бывает.
- Взаправдашная. Такая же, как ты?!
- Нет, та прямо настоящая фея была. А ты что, думаешь, феи до сих пор есть?
- А куда они могли деться? Феи ведь не умирают! Они волшебные и невесомые.
- Волшебные и невесомые, - протянула тетя мечтательно. – Нет, милая, до настоящей феи мне далеко. Да и откуда бы здесь взяться настоящей фее? Так не бывает.
- Ну ладно, - девочка кивнула.
- Уж больно ты покладистая, аж подозрительно, - Мелисса усмехнулась. – Наверняка решила согласиться для вида – а сама намерена считать меня настоящей феей и дальше. Сознавайся! – она пристально уставилась на смутившуюся девчушку. – Ладно уж. По-моему, ты уж спать хочешь. Так носом и клюешь.
- Нет, я спать еще не хочу!
- А я говорю – хочешь. Что, не вижу, что ли? Ты беги, пора уже. Снова мать искать будет. Беги. Сказка длинная, ее долго еще рассказывать. Завтра узнаешь, чем дело кончилось.
Аделина нахохлилась, вскочила с кресла и выбежала, хлопнув дверью. Мелисса по-доброму усмехнулась. Всякий раз одно и то же. Вот что ты хочешь делай – а каждый вечер приходится едва не силой выставлять девчонку из библиотеки.
Она прислушалась к удаляющемуся грохоту башмаков по металлической сетке. Кажись, не в ту сторону она побежала.
Решила снова заглянуть к доктору Бору, поглядеть на хомячков? Как бы снова связка ключей не пригодилась. А то – вчера девчонка выпустила Гектора, нынче выпустит еще кого-нибудь. Гектор-то еще ладно – он один был, далеко не удрал. Проводку, которую он погрыз, заменили еще до полудня. Хомяк всю свою недолгую жизнь просидел в клетке и стушевался, обретя нежданную свободу. Как только Аделина ухитрилась его прохлопать? Такого увальня неповоротливого.
Ладно, Творец с ней, с девчонкой. И с доктором Бором, и с его хомячками.
Мелисса убрала трубку, поднялась и осторожно вышла из-за стеллажей. Потянулась до хруста в суставах. Хорошо! Стоит прогуляться – сколько можно сидеть в этом закутке.
Кинула неодобрительный взгляд на стол, где валялся лист с чертежом, из-за которого ругались техники. Это доктор Бор не видел того, что творилось в библиотеке пару часов назад! Право, жаль. Недурно было бы показать ему, как работают его подчиненные.
Прода от 26.04.2022, 10:17
- Я сегодня с другом, - объявила Аделина, появляясь на пороге комнатушки, которую занимала Мелисса. – Познакомься, это Тревор!
- Тревор! – повторила тетя, чуть удивленно вскидывая брови. – Неожиданно.
- Тревор, это – тетя Мелисса. Поздоровайся! – велела девочка, зашла и уселась в свое любимое кресло.
- Рада видеть, Тревор, - Мелисса улыбнулась. – Не стесняйся, проходи, присаживайся, куда тебе нравится, - она радушно обвела взмахом руки скромное жилище. – Я рада, что у тебя появился друг, Аделина, - обратилась она к девочке.
- И я рада! Мы уроки вместе делаем. Вместе не так скучно. Тревор сказал, что тоже хочет послушать сказку.
- Ну что ж. Я рада, что у меня есть новый слушатель. Жаль только, что я уже начала сказку, а начала Тревор не слышал.
- Это ничего! Я ему рассказала. И мы теперь оба хотим узнать продолжение! – Аделина заерзала в нетерпении, забралась в кресло с ногами.
- Ну что ж, - Мелисса пожала плечами, вынула трубку. – Раз так – слушайте…
*** ***
На следующий бал Эйдин, как и советовала тетя, не поехала.
Ей даже не пришлось придумывать особенных оправданий: сказала только, что голова болит, и она еще не собрана. Мачеха махнула рукой и рявкнула – пусть, мол, остается. А то они опоздают – и не видать ее дочке больше танцев с принцем, как своих ушей.
Отец, кажется, придерживался иного взгляда на проблему – но предпочел промолчать. Времени на уговоры и сборы не оставалось. Лишь кинул укоризненный взгляд на дочь – и вышел вслед за женой и ее дочками.
Эйдин оказалась на целый вечер предоставлена сама себе. И до чего же ей скучно это показалось! В их доме, в провинции, у отца была собрана огромная библиотека. Здесь же она не нашла ни единой книги. За долгий вечер девушке не единожды подумалось, что неплохо было бы оказаться на балу. Пусть даже ее никто снова не будет приглашать, и она так и просидит целый вечер одна в углу. Но там, по крайней мере, весело, горят свечи в громадной хрустальной люстре, и играет музыка, и можно даже поесть – подумать только! – мороженого.
Сладкое холодное чудо Эйдин пробовала лишь раз в жизни – в далеком детстве, когда на шестой день ее рождения приезжала тетушка. Та и приготовила для племянницы удивительный десерт, непостижимым образом раздобыв теплым летом льда.
Девушка проскучала целый вечер и наконец улеглась. На другой день отец ничего не сказал ей по поводу отказа ехать во дворец – к завтраку спустился задумчивый, и вскоре уехал. Мачеха и обе сестры – особенно младшая – пребывали в дурном расположении духа. Все три целый день ходили мрачные – совсем на себя были не похожи! До Эйдин им дела не было – ей в этот день не досталось ни единого колкого замечания.
Девушка к вечеру поймала себя на том, что умирает от любопытства – что же такого стряслось на балу накануне. Да кто ж ей расскажет!
И на бал в конце недели она решила ехать непременно. Как и предсказывала тетушка, ей снова пришлось сидеть одной, глядя, как танцуют другие. Вот только на сей раз это не осталось незамеченным. И уже на другое утро Эйдин пожалела, что не удержалась, не отказалась ехать во дворец вторично.
Насмешки и колкости сыпались градом – точно мачеха с сестрами пытались наверстать упущенное за последние дни.
Младшая сестра, кривляясь, изображала, как Эйдин ест мороженое.
